08-15. Сцены из жизни города Зеро

Автобус маршрута № 31, ежедневно доставляющий меня с работы домой, петляя по плохо асфальтированным улицам  трех петербургских районов – Невского, Фрунзенского и Московского, в этот день  завершил свое путешествие во Фрунзенском: двери салона неожиданно заклинило, и пассажиров попросили освободить автобус. Вылезать на улицу не хотелось: шел мокрый снег, и было холодно. Не успев еще как следует согреться после получасового ожидания автобуса, мне снова предстояло стоять на ветру, надеясь одолеть толпу таких же, как я, высаженных на полпути пассажиров,  чтобы взять штурмом следующий, тоже далеко не пустой автобус. Но это предстояло совершить не скоро. Даже в часы пик автобусы по нашим временам ходили редко. «Будем отмывать карму, - подумала я. – Наверное, в прошлом я кого-нибудь не пустила обогреться в свой дом». Мудрая мысль согрела душу и неожиданно помогла: на горизонте вскоре появились сразу два автобуса, и обрадованные пассажиры толпой ринулись на их взятие. 

В новом  (по времени его описания, но не по техническому состоянию!) автобусе было тесно и тепло. Стояли в притирку, и только кондуктор – полная, подвижная женщина с зычным голосом и удивительной верткостью, продиралась по салону то в одну, то в другую сторону, время от времени громко восклицая: «Показывайте ваши проездные!! Кто еще желает заплатить за проезд?»  Желающих не оказывалось, да и реальной возможности раскошелиться в такой давке у всех  было маловато.  Где-то вдалеке слега подвыпивший рабочий одного из остановившихся производств бросил вслух мысль о демократах, придумавших всю эту новую жизнь, когда нет автобусов, а на зарплату не купишь даже водки. С другого конца салона некто припомнил времена, когда «у нас все было», а теперь «заводы стоят, а особняки строятся». Тему подхватили охотно и рьяно – все-таки это было каким-то развлечением  в дальнем пути. Лиц говорящих из-за тесноты разглядеть было невозможно, что, впрочем, ничуть не мешало общему разговору. «У кого голова есть, тот и сейчас при деле!!» – заметил чей-то  уверенный женский голос.  «Знаем мы ваши дела,  - ответил мужской голос.  – Одна торговля! Никто не желает работать!» Тепло в салоне умиротворяло, ругались больше по привычке, чем по потребности души. 

Граждане, перескакивая с одной мысли на  другую и не испытывая особого желания злобствовать, неспешно перебирали знакомый, джентльменский набор претензий и обид на правительство, обобравшее пенсионеров, рабочий класс и разворовавшее в одночасье всё, непосильным трудом нажитое, обменивались ехидными репликами по поводу того, за кого надо, и за кого не надо   было в свое время голосовать на выборах. Тут же все пришли  к  выводу, что и те, и другие – сволочи.  А поскольку они там воруют, то нечего и здесь платить за  такие удобства! «Тихо вы тут! - зычно прервала дискуссию кондуктор. – Чтоб у меня в автобусе не было таких разговоров! А ну, кто еще здесь не обилеченный?!» – прокричала она прямо мне в ухо. Я, которая благодаря твердой фиксации памяти на Заповедях, уже давно ездила исключительно с проездным,  находилась в состоянии, близком к нирване: было тепло, а наш автобус неуклонно продвигался  вперед, несмотря на транспортные пробки и периодически затихающий двигатель.

Страна должна просто гордиться гражданами, которые в подобных условиях не говорят о личных проблемах, не хватаются за оружие, а  организованно обсуждают политическую обстановку. Над другим моим ухом неожиданно зазвенел телефон. Молодой парень лет двадцати достал из кармана мобильник и невозмутимо стал диктовать своему партнеру  интересовавший его адрес.  «А? Да я тут из  дурдома звоню, за жизнь говорят…», - пояснил он своему напарнику причину шума в салоне. Меня начал разбирать смех. Вся наша жизнь напоминает сумасшедший дом, просто мы не всегда этого  замечаем.

 При повороте на проспект Славы наш автобус, исчерпав запас своей счастливой судьбы, встал надолго. На перекрестке гибэдэдэшники разбирались в ситуации столкновения легковушки с междугородней фурой, проспект был забит автотранспортом всех мастей, стоящим в 6 рядов и ожидающим возможности вырваться на свободную проезжую часть. Напротив перекрестка красовался высокий рекламный щит, на котором  каким-то чудаком была  оплачена демонстрация престранного рекламного сообщения: «Тот, кто слушает утреннюю передачу радио НТV, тот  дурак!». Вывеска почему-то никого не удивляла. Я снова чувствовала себя командированной в город Зеро, из которого на самом деле еще и не уезжала.

Пасха. Сколько помню себя, этот день всегда был солнечным, даже, если накануне стояла плохая погода. В страстную субботу этого года земля при температуре воздуха плюс три неожиданно покрылась густым, мокрым снегом, и задул холодный ветер, принося откуда-то сверху беснующиеся хлопья льда.  На дорогах и тротуарах была масса воды – не пройти, не проехать. В Пасхальное Воскресение в небе столкнулись две стихии: минуты ясного неба, тишины и яркого солнца неожиданно и мгновенно сменялись порывами шквалистого ветра со снегом и густыми облаками. В нашей новой церкви Георгия Победоносца готовились к службе. Колокольный звон тревожил душу и созывал людей к Храму. Казалось, он обещал им невидимую защиту и помощь в противоборстве  ветру. Ветер дул в лицо и валил с ног, не подпуская меня к цели путешествия. Целью был храмовый комплекс, выросший на островах безымянного водоема в недавно разбитом парке у Средней Рогатки.

Эти места я знала еще школьницей. Тогда здесь еще был совхозный яблоневый сад, куда мы всем классом выезжали зимой на лыжах на уроках физкультуры. А в войну на этой территории  шли бои, о чем до сих пор напоминают два дзота, стоящих неподалеку от Московского проспекта. Потом яблоневый сад вырубили, а к 50-летию Победы горожане заложили на пустыре закладной камень с прахом погибших воинов в основание будущего храма Георгия Победоносца. Вырос он на удивление быстро: за пять лет воздвигли кирпичную церковь и обустроили ее изнутри и снаружи, потом стены побелили, а в парке посадили молодые деревья. В это воскресение к своему немалому удивлению, неподалеку от храма я обнаружила еще две новые церкви – одну строящуюся, кирпичную и вторую уже полностью готовую, действующую, с  луковичным куполом и приземистую,   напоминающую псковские белокаменные  храмы 15 века.

Пасха – удивительное время. В сердце каждого нормального славянина, независимо от направления его эзотерических или материалистических исканий, в эти дни вдруг просыпается что-то светлое, чистое, и ноги сами собой ведут к храму. Если не отстоять всю службу, то хотя бы ненадолго напитаться любовью Христа. Мое обычное посещение нашего воскресного занятия по ваджраяне - бдения во славу Гуру. -  в этот день показалось мне кощунственным. Чем больше я читаю лекции Гуру, любезно предлагаемые мне Сергеем, тем больше разочаровываюсь в авторе. Если сам путь еще стоит того, чтобы в нем хотя бы разобраться, то примитивность личности учителя бросается в глаза и вызывает во мне горькое сожаление: я искренне хотела видеть  в нем позитивное, но чем больше его узнаю, тем труднее происходит у меня этот процесс.

Итак, я пошла к Храму. Прихожане вели себя примерно так же, как и я: они крестились у дверей и тут же прилежно занимали очередь за свечами (интуитивное пожертвование с подсознательной целью накопления заслуги).  Заплатив за молитву во здравие своих близких, мы ставили свечи к приглянувшимся нам иконам, на минуту затихали возле них и, перекрестившись еще раз, покидали храм. Мероприятие было  проведено, наступал черед поеданию крашенных яиц и кулича. Несмотря на эту, достаточно наивную игру взрослых людей, в большинстве своем воспитанных в духе атеизма, на сердце у всех было удивительно светло. Ни ветер, ни холодный снег не победил солнца, выглядывающего  из-за туч.

Отношение к Богу, к религии и эзотерический путь, по тропинкам которого я всю жизнь продиралась, для меня всегда проходили в разных, не пересекающихся мирах. Восток давал мне умный инструмент для работы над собой, христианство было самим Богом, суть которого есть любовь. Я могу с ним разговаривать, независимо от того, принимают ли меня в свои ряды христиане или нет, и стремлюсь ли я в их ряды сама. Единственное неоспоримое достоинство нашего православия состоит для меня в том, что оно не занимается агитацией и не ставит в заслугу число завербованных новобранцев. По крайней мере, в явном виде, не ставит.

Посещение храма в пасхальное воскресение есть, конечно, тоже эпизод из жизни города Зеро, но далеко не самый смешной.

Среднестатистический человек не помещается в одном мире. В зависимости от обстоятельств он то и дело обнаруживает себя то в одном, то в другом прибежище страстей, где проявляет совершенно особые, применимые только к одному этому миру чувства, мысли, мнения, поведение и слова.

Вернувшись из храма, я, планируя вволю поработать на домашнем компьютере, была от этого занятия оторвана телефонным звонком. Хриплый и уверенный голос Моны, передававший во всех его интонациях заранее смоделированную улыбку, я узнала, несмотря на прошествие многих лет со дня нашей последней встречи. Мона – тот единственный человек, кто по достоинству оценил школу Успенского, и кто некогда подарил ее мне. Кроме того, у нее есть интеллект, что в нашей жизни – большая редкость. Как и в прошлые наши встречи, Мона быстро и умело создала передо мной образ  независимой, привыкшей жить на большие деньги и с комфортом, нестареющей женщины, которая умеет лепить жизнь и людей по своему усмотрению. Я не очень верю в правдивость этой роли, но, тем не менее, уважаю Мону  и побаиваюсь ее. Именно такое впечатление она и хочет на меня произвести. Правда, нынешняя роль Моны была повторением уже знакомой мне, - она всегда со мной находится именно в этом образе. О чем говорили? Обо всем. Нашей группой заинтересовалась, но ходить  (сходить разок) не имеет возможности. Сама она только недавно снова вошла в эзотерическую жизнь после почти пяти лет мирской. Курит много (но лучшие сигареты!), бросить не может. Сын не желает ни работать, ни учиться, но с ним она по-прежнему вместе как на эзотерических тусовках, так и на дискотеке. Данный сюжет, уже бывший однажды в ее употреблении, был подан мне как бы мимоходом. В настоящий момент без работы, но ждет высокооплачиваемую – нужна домработница, чтобы экономить время на более интересные дела. Периодами ходит на занятия к Саше Губину (300 рублей за одно занятие, публика элитарная, тематика – Четвертый путь, возможности неограниченные, но слабаков и нищих не ждут!). Предложила и мне походить, но такие деньги  - не по мне: скрывать этого я не стала, да и не за чем.  Как и прежде, меня не оставляло впечатление, что Мона больше казалась, чем была, а ее безупречно сыгранная роль была не так уж безупречна. Между сказанным сознательно и отдельными фактами, случайно вырисовывающимся из ее рассказа, было несоответствие. Но я ей подыграла. Я поняла, что не я упустила возможность вступить с Моной в интересную для меня эзотерическую, компьютерную переписку, а она, заигравшись своим величием, упустила шанс получить от меня  много ей полезного. Роль ученика всегда выгоднее роли учителя, ибо  первая наполняет нас новым опытом, а вторая только лишь тешит гордость. В мире Моны, в который меня занесло в этот пасхальный вечер, было интересно, но он был искусственным. 

К наступлению ночи мне довелось побывать еще в одном мире города Зеро, так же имеющем право на свою особую точку зрения. И хотя этот мир пришел с экрана кино и имел жанр мистического триллера, он был удивительно узнаваем. Фильм, о котором идет речь – «Прикосновение» (Россия, 1992г, режиссер А. Мкртчян),  я смотрела уже не в первые, но каждый раз с неослабевающим интересом. Во-первых, интересные режиссерские и операторские приемы: никаких ужасов - трупов, крови, но местами - жутко невероятно!  Во-вторых и в главных, –  тема.

Рабочий Мальцев – прекрасный по отзывам всех людей человек, 12 лет тому назад погиб мучительной смертью, спасая завод от возможной массовой катастрофы. С тех пор он начал  время от времени являться своим родственникам - как прежним, так  и вновь возникающим - и внушал им мысль о самоубийстве. Прикосновение к посланцам иного мира действовало неотвратимо: семью Мальцева преследовала вереница самоубийств, его родственники неожиданно  убивали своих детей и тут же следовали за ними в мир иной без видимых для этого земных причин.  Следователь, ведущий дело – сильный, здравомыслящий  и жизнерадостный человек, любящий повторять фразу «Жизнь прекрасна и удивительна», вскоре становится мужем одной из дочерей Мальцева и после долгого сопротивления в результате  заканчивает тем  же.

 Мальцев называет себя «форзи» – посланцем потустороннего мира, что,  подобно бодхисатве,  возвращается в наш мир, чтобы спасать от жизни людей. Жизнь – это своего рода болезнь, которую мы не осознаем и считаем нормой, потому что не знаем здорового состояния. А настоящее счастье там, в мире, куда душа уходит после смерти. Мальцев спасает от жизни самых лучших людей, именно лучшие чаще всего уходят из жизни первыми.

Такой вот задумчивый фильм, очень сильно смахивающий на правду. Разве не к тому же зовет нас Ваджраяна? Ну и что, что средства иные, но такие ли уж иные? Буддизм запрещает убийство во всех его формах, и при этом делает всю  жизнь практикующего подготовкой к смерти,  фактическим умиранием для этой жизни.

 Гуру радуется (см. его лекции Сёко Асахара  «Колесо  дхармы», лекция), что … «если женщина преуспевает в совершенном уничтожении сексуального желания, у нее прекращаются месячные», радуется, что его прихожане «с энтузиазмом распространяли рекламные листовки и отчаянно пытались пропагандировать Истину, благодаря чему многие люди потянулись и бросили мирскую жизнь». Он, как молитву заканчивает большинство своих лекций рефреном: «Человек умрет. Человек обязательно умрет. Человек непременно умрет. Смерть неотвратима. Я надеюсь, во время смерти вы никогда не будете испытывать чувства сожаления по поводу своей жизни!». При этом  Учитель не страдает избытком скромности, столь типичным для  всех истинно духовных людей, и заявляет: «Я собираюсь познакомить вас с четверостишиями Нострадамуса, указывающими на то, что именно я являюсь Христом. Пока я не обнаружил его предсказаний, я намеренно умалчивал, что я - Спаситель». Та же скромность и неиссякаемый энтузиазм наталкивает Учителя на следующую благую мысль: «Во второй год спасения я решил принимать ваши предельные пожертвования.  …В этот год спасения инициации будут даваться в форме моих личных инструкций в зависимости от вашего предельного пожертвования…» Предельное пожертвование инициациями, видимо, дает человеку несомненные заслуги. Об этом, ничуть не смущаясь своими предыдущими призывами к верующим жить монахом и как можно скорее освободиться от отцовских и семейных уз, нам простодушно повествует Гуру: «По правде говоря, когда моя четвертая дочь, Норика, захочет чего-нибудь, она всегда получает желаемое. Например, однажды она попросила куклу, и на следующий день один верующий принес ей куклу в качестве пожертвования». (Все цитаты из лекций С.А. «Колесо дхармы»)

Куда бы я ни обратила свой взор – всюду вижу ужасные, смешные, но вполне закономерные для нашего уровня бытия сцены из жизни города Зеро, города, остроумно сотворенного и обозначенного для думающего зрителя режиссером Кареном Шахназаровым в своем одноименном фильме.