Жизнь на чужбине

"Все женщины одинаковы, только юбки у них  разные..."
Народная мудрость
На асфальте надпись: "Все мужики сволочи!".
Ниже кто-то дописал: "Вы, Сара Абрамовна, тоже не подарок".
Анекдот
"Каждому свое"
Надпись на воротах в концлагере  Бухенвальд


Вчера в одной из местных забегаловок я познакомился  с человеком, которого зовут Иван Петрович. Он признался, что два месяца назад переехал сюда на новое место жительства и рассказал мне свою историю.

 Ивану Петровичу на вид 50 лет. Говорит он отрывисто, низким дискантом.  "...Последнее время мелкие чувства обиды , досады, оскорбленного самолюбия и понимание неправильно прожитой жизни, как мыши за печкой, завелись в моей  душе. И зачем собственно я приехал сюда, зачем  женился? И что нашел? Ничего не нашел, а вот свободу потерял...", говорит он. "...Что хорошего в том, что рядом со мной молодая жена?,... Была бы старая, сидели бы  вместе на лавочке, да семечки с ней щелкали. А по вечерам в картишки бы играли, да в ладошки хлопали...".

Женщина, которую он любил раньше (мать его двоих детей), теперь, с его слов, похожа на бегемота. Она состарилась раньше времени и при встрече с ней Иван Петрович чувствует себя виноватым. Чувство вины не покидало его все двадцать лет, что они жили вместе. Стена непонимания долгое время росла между ними и незаметно  стала  Китайской стеной. Он хорошо помнит, как по утрам  смотрел в зеркало на свое потасканное лицо, круглую, как арбуз, голову, отечные с синеватым отливом веки, мутные, выпуклые глаза, землистого цвета кожу,  лягушачий живот и понимал, что такого мужчину любить нельзя.

У его второй женщины (в простонародье говорят "сожительницы"), с  которой он сошелся лет через пять после развода, были  приятная внешность и спортивная фигура, но интеллект  тюремного надзирателя, повадки продавщицы с рынка, а одевалась всегда однообразно, "как контролер автобуса, проверяющего проездные билеты"... Она была  капризной, мелочной, недалекой и постоянно плакала. "С ней мы не разговаривали по пол месяца". Их совместная жизнь запомнилась тем, что он забыл ее голос. " Лишь иногда, уходя на работу  мы вяло переругивались, с ненавистью смотря друг на друга. "А пошел бы ты подальше...", говорили наши глаза. И оба понимали, что ничего уже не склеишь и  никуда "подальше" не уйдешь, и вообще ничего не  изменишь. Вот так мы будем вынуждены жить вместе и ненавидеть, и молчать, и мучиться целую вечность".

Иван Петрович в одних трусах убежал от второй гражданской жены, переехал в Краснодарский край и здесь вновь женился. А что изменилось с новой женой? Сегодня у Ивана Петровича опрокинутое, невыразительное лицо, потрепанная одежда, неуклюжая фигура и вид ишака, на котором  возят тяжелый груз на колхозный рынок. По его внешности никогда не скажешь, что он интеллигент. А ведь по профессии он юрист, правда "давно забывший напрочь все законы, статьи и даже названия Кодексов". Ему  самому наплевать на это. Обувь он не чистит, бреется через день, сорочку на работу одевает не свежую, а у парикмахера не был уже несколько месяцев. В разговоре со мной он  часто вытирает грязным платком лицо и сплевывает.

У  молодой жены, по словам Ивана Петровича,  чудная внешность, красивая фигура и она постоянно твердит, что любит его и счастлива. "Но глаза ее  говорят о другом". Иван Петрович  признался, что не любит оставаться дома.  Работа, на которую он упорно ходит даже по выходным, честно сказать, дохода никакого не приносит. Но он терпеливо отсиживает время. Вечером его ждет единственная отдушина в его жизни. Иван Петрович большой любитель пива. С душевного расстройства ("чтобы расслабиться и снять стресс"), он каждый день заходит в киоск с вывеской, мигающей  зеленовато-синими огнями, и покупает заветные 2 литра пенистой холодной жидкости.

 На название пива Иван Петрович не обращает внимания. "Было бы покрепче, да поядренистей", говорит он. Ему дают большую стеклянную кружку и  аккуратно сложенные бумажные салфетки. К пиву он покупает несколько вареных раков, вяленого толстолобика и 200 граммов сушеной воблы (каждый раз вызывая этим широким жестом  у продавщицы и присутствующих  местных выпивох  удивление, так как закуска стоит не дешево).  Иван Петрович встает за высокую стойку бара, отворачивается от присутствующих и начинается трапеза. Первую кружку обычно он выпивает залпом. Потом крякает, достает рыбу и начинает с остервенением, как кот, рвать ее желтыми, поредевшими  зубами. Временами он даже урчит  как хищник, осматриваясь по сторонам. В таком состоянии я его и застал, когда мы познакомились.
Город, в который переехал Иван Петрович, ему понравился. И я с ним согласен.  Он состоит сплошь из одноэтажных и двухэтажных домов с разноцветными черепичными крышами,  красивой набережной (говорят, одной из самых протяженных в России), светящихся ночью фонтанов  и   магазинов, с отсутствием  внутри помещений каких-либо посетителей. Покупательная способность местных жителей очень низкая. В  родном городе Ивана Петровича картина была обратной. Там, с его слов была "масса праздно шатающегося народа и грязных  подозрительных личностей, выглядывающих из-за угла покосившихся киосков". Обычная картина сибирской глубинки  (места его вынужденной эмиграции), - это "пьяная, оборванная женщина, которая  в обнимку с бутылкой, лежит с окровавленным носом  и  задранным подолом в сточной канаве".
Здесь же, чистые, освещенные улицы,  дорогие красивые автомобили и отделанные белым камнем дома. Праздники  непременно проходят с салютом и почему-то обходятся без пьяных разборок, "выяснения отношений" и драк. Люди не смотрят исподлобья  и не носят за пазухой ножи. Большинство населения постоянно и в большом количестве алкоголь не употребляют. Водку покупают редко. Девушки по праздникам предпочитают пить сухое вино, а мужчины балуются по выходным пивком. Если увидишь пьяного на улице, то можешь быть   уверен, что это приезжий из Сибири.  "Холодец, селедка, огурчики, квашеная капустка..., все это с водочкой", здесь подобный заказ в кафе вызывает у официантов удивление и замешательство.

В своем дебильном сибирском городе, где была прожита почти вся его сознательная жизнь, Иван Петрович  занимал довольно солидную должность. Долгое время совмещая основную работу  с преподаванием на кафедре, он ничего, кроме геморроя и сердечной аритмии на  "ответственных местах", так и не заработал.  А виновны были (теперь он это понимает) только женщины. Бывшая жена опустошала карманы и "выносила мозги", поэтому в один ясный, солнечный день он в одних трусах убежал от нее. Вторая женщина (с которой он жил в гражданском браке) годами молчала и проливала слезы. И даже на работе  он не находил отдушины. Заведующая кафедрой (работа, на которой  Иван Петрович числился  совместителем), была похожа на уборщицу общественного туалета, тайно ненавидела его и строила козни, поэтому однажды он принародно поклялся задушить ее брючным ремнем. На основном месте работы его непосредственная начальница тоже была женщина - "что их так тянет на руководящие посты?", - спрашивает мой собеседник.  "Пожилая, статная, седая женщина с умными глазами, на самом деле страдала старческим слабоумием и была полностью невменяемой", - говорит Иван Петрович. Она доводила своими придирками подчиненных до припадков, поэтому  как то в праздник (кажется справляли международный женский день),  при удобном случае он пообещал утопить ее в пруду. В общем то ли ему не везло с женщинами, то ли женщинам не везло с ним, а уехал он из родных Сибирских мест с облегчением.

Здесь мой новый знакомый женился вновь на молодой красивой женщине, "похожей на Мерлин Монро" и понял, что "совершил  очередную глупость". "Ну и что ты думаешь? Все женщины одинаковы!", - говорит он.

Иван Петрович смотрит на меня грустными,  помутневшими глазами и спрашивает:  "где мне найти круглосуточную работу без выходных?".
Идти ему некуда, жаловаться некому, ехать обратно не на что.  Свое новое место жительства здесь  он называет:   "жизнь на чужбине".

Каждый день  Иван Петрович, как обычно, после работы, стоит за  стойкой бара с кружкой пива, смотрит на проезжающие за окном дорогие автомобили, с наслаждением рвет зубами сухую воблу и говорит: "каждому свое...".