Люблю купаться

Лето началось с дождливого июня, и когда нас отвезли на дачу к бабушке, было так холодно, что о купании никто не вспоминал. Мы с братом сидели в кофтах на дачной закрытой веранде и рисовали под тусклой лампой старого торшера. Предвкушали июль – уж июль-то должен быть жарким и солнечным, уж в июле-то мы накупаемся вволю.

Больше всего на свете я люблю купаться в жару – такую жару, когда кузнечики трещат как будто внутри головы, а потеть приятно, потому что даже легкий ветерок приносит прохладу. Я представляла, как мы с братом, обливаясь потом, жадно глотая из бутылки колодезную ледяную воду (бабушка с ума бы сошла, если б увидела), рванем на великах на песчаный карьер, бросим двухколесных у дерева и влетим с разбегу в мокрую прохладу. А потом, не вытираясь, чуточку усталые, будем сидеть на берегу и есть бабушкин крыжовник, который она буквально заставит нас взять с собой. Представляя себе этот момент, я еще подумала – ведь мы непременно будем отказываться взять крыжовник – оба, но больше брат. А потом непременно с огромным удовольствием съедим всё, без остатка, на берегу песчаного карьера.

Когда в конце июня начало теплеть, и все вокруг намекало на скорую долгожданную жару, у меня заболел живот. Меня забрали с дачи в Москву, и все выходные мама просидела со мной, гадая, что за болячка на меня напала. К понедельнику мне стало так плохо, что пришлось вызвать скорую. Аппендицит, сказал строгий грустный врач, пощупав мой живот, и увез в больницу.

Очнувшись на следующий день, разбитая после операции и наркоза, я поняла, едва взглянув в окно – долгожданное лето наступило. Раскаленный воздух плавился и чуть звенел, листья устало трепыхались, солнце усмехалось свысока. Где-то на нашем, таком далеком от меня, дачном участке брат наверняка сейчас набивает рюкзак бабушкиным крыжовником и бутылками с ледяной водой и катит что есть мочи к песчаному карьеру. Думать об этом было и приятно, и больно – я-то была заперта в больничной палате, на тумбочке лежала передачка от мамы: роман Л.Н. Толстого «Война и мир» – первый том, бутылка минеральной воды и записка: «Выздоравливай скорее, завтра навестим». А июльская жара, карьер, велосипед и бабушкин крыжовник...

Через неделю меня выписали – жарило даже сильнее, и был еще шанс накупаться этим летом.

…Я представляла, как вбегаю в воду, влетаю — сразу по колено, животу щекотно от брызг. Через мгновение — по пояс, капли приземляются на локти и шипят. Горячие плечи гудят, они уходят под воду последними. Упасть вот так, целиком, с головой, и тут же вынырнуть. С волос течет вода, заливает глаза, но я уже плыву, плыву что есть сил вперед. В такие минуты карьер кажется морем без берегов, а тяжелая пресная вода – восхитительно соленой и густой.

Из-за шва на животе мне запретили купаться. Я сидела на берегу песчаного карьера и смотрела, как удаляется все дальше от берега голова моего брата, как плещутся на мелкоте мои дачные подружки, как ведут купать малыша в прибрежной полосе – он только-только научился ходить, ему так всё нравится, он бьет ладошками по поверхности воды – и брызги летят в хохочущую маму.

– Вода холодная?! – кричит кто-то.

– Парное молоко!! – кричит кто-то в ответ. И снова плеск, смех, брызги, визги.

Шов на животе затягивается. Лето холодеет. Август приносит грибные дожди, небо хмурится, кругом темно и неуютно. Мы с братом едим яблоки и сливы на дачной веранде, завернувшись в старый плед, и снова рисуем под неяркой лампой. Велосипеды спрятаны в сарае под брезентом. На карьере тоскливая тишина.