Чёлка

Аэропорт в Стамбуле нет нет да и напомнит сарай по фамилии Пулково. Так же грязновато, так же хлабудно. Но как вспомнишь, что турки с него принимают и отправляют по восемьсот рейсов за тридцать минут, то тянет всё же мятую салфетку поднять и в урну определить. Потому как сбоев нет, всё по секундам, ждать и нервничать - забудь. И как у мусульман получилось достичь немецкой педантичности - загадка века. Турецкие авиалинии летают, как и мы, на поношенных боингах и аэрбас 330 разочаровал. Телевизор в кресле излагал рекламу на галактическом языке, а пульт, связанный проводом с гнездом под экраном, словно бухой мужик не хотел домой и включал свет над креслом вместо фильма. Настроившись на домашний испанский, я вдруг понял, что в советской школе нам, балбесам, давали шанс быть быть гражданами мира не только астрономией и уроками труда, а ещё и английским. Вокруг сидели негры, европа, индусы, малайцы. Русским был я один. В багаже имел старый рюкзак и "спасибо" на трёх языках, один из которых домашний. Но "никто не бывает один, даже если он смог" и адреналин растолкал память, та, спросонья выдала турецкий олл-энд-клюзив девяностых и меня вооружили как сумели. Чупитка - пепельница у сельджуков, ташекюрэдерэм - аналог европейского Сенька Ю у Веры ел. Несмотря на бездарность обретенного, я всё ж успокоился и занялся ожиданием кормления. Для начала всем раздали красивые проспекты на хорошем картоне с виньетками. Щас бабские духи по ценам дьюти-фри начнут развозить и впаривать, подумал я. Знакомых букв опять не было, кроме комбинации из четырёх в заголовке. Это оказалось Меню. За ним, в конце прохода, появился ароматный вагончик толкаемый белозубой улыбкой стюарда. То, что упало мне в руки источало дивные намерения нигде не поместиться, а тут ещё пихают подогретую булочку...и я был вынужден держать её во рту, целиком подтверждая слюной учение Павлова. В ряду четыре кресла и девушке справа мешал и локоть и мои  привычки лесной обезьяны. Скосив глаза я почуял, что лучше извиниться не по русски. На фразе "Пердоне, сеньора" булка размокла и нырнула в поднос. Я решил забить на европы и отковырял крышки горячего, холодного, сладкого и острого. И понял, что билет мне достался на халяву. Одного сыра лежало четыре семейства плюс дальний родственник по йогуртовой линии. Из мясного не было только слонячьего хобота. Остальное паровым облаком щекотало в носу волоски. Добравшись до чая и мини тортика, я всерьёз озлился на европу, что не берёт турок в шенген. Погладив глазами оробевших соседей, нашарил курительную жевачку и скопировал у партнёра слева европейский стиль укладки грязной посуды. На рейсе до Стамбула перед сонными глазами висел монитор с торопливым самолётиком над Чёрным Морем и 900 километров прошмыгнули резво. А вот до любимой Барселоны оставалось уповать на свои водолазные часы да книжки в смартфоне. Но ночная пересадка и ресторан на борту пугали превращением в храпящего бармалея. Ничего не оставалось, как выпросить кофе. Кнопки вызова не нашлось, я приподнялся... И повис в атмосфере воздушного судна побледневший. В дальнем конце, возле кабины пилотов с красным шарфиком, в униформе и любимой чёлке,  на меня разворачивала башню главного калибра своих глаз ОНА. Но как?! Каким образом? В голове тут же заискрили нейронные связи - Пулково, неженское увлечение самолётами, в наше замужество хотела на работу к лайнерам - хоть билеты продавать... Мозг от недосыпа тут же прыгнул на военный режим и прострелил висок моей запиской по случаю катарсиса от первого фото:
" Ой, какая фоточка! Ой, какие глаза! А крыска то как рада! Когда Лев вернётся на мостик и начнёт орать ещё с кокпита о том, что он нам, выдрам, теперь и корки в трюм не бросит - мне будет чем его урезонить. Посмотрите, Величество, какие ланиты и перси! А шейка! А плечиком, как эстетично! Юровская, пардон, Милосская, да и только!
Талантливая ты у меня, чего уж. Надеюсь, что у меня, прям совсем надеюсь. Ты мне очень интересна ещё и тем, что к тебе я испытываю такой коктейль чувств, который мне не знаком.
Основное, чего никогда не было - это не надо лгать, что я тебя уважаю. Всегда приходилось сочинять и себе в первую голову, что-то мифически-резиново-надувное, что исчезает в полгода. "Фламинго и горчица пребольно кусаются, стало быть они птицы одного полёта..."
Целую тебя с умилением, твой
Се. Штурман."
Наверное я стоял неоправданно тревожно. Снизу просили - мистер, сеньор, сэр...и дёргали за повисшую руку, а я всё хотел понять, не я ли автор этого мира, где сейчас. Не я ли,
со дня выдачи визы горько сожалел, что не увёз с собой насильно, как глупое дитя в другую жизнь, что расстались зря и таких больше не делают... Может мне удалось, как бывало раньше, перенести себя и всех близких в параллельный континуум... Ведь получалось же получать, что страстно хотел... И эта причёска...
Через месяц со дня разрыва глаза машинально выхватывали из телевизора, толпы любимую чёлку и дорисовывали ноги. И если кентавр не соответствовал, всё равно получал лучший балл. И вспомнил себя ребёнком, симпатию  определяющим наличием на голове у баб материнского шиньона...
Снизу зашикали громче и со словами пердоне вас нах, я шлёпнулся. Футболка липкая, голова горячая, ноги потные, руки в треморе. Последнее, что успел заметить - в руках у демона кофейник. И вот осталось пять кресел, три... И я решился. Вместо  "ун кафе соло, пор фавор" или там "кофе плииз" я ляпнул : "а мне кофе нальёшь?" и вперился под чёлку. Ну конечно, там были не ЕЁ роскошные глаза, но всё остальное...
Оставшийся час я шесть раз ходил в туалет, чтоб рассмотреть это остальное и пришёл к выводу, что не я автор Галатеи. Но учитывая возраст и потрёпанное эго сомневался до выхода в дверь, где нежно ей пропел: "тэшекюрэдерем" и услышал в ответ: "тэшекюр"...
Не она это.
Моя бы матом послала...
Се. Испания.Каталония.Округ Жирона.