Бурмисторв-врач

«Бурмисторв-врач»

Листопад и гололёд наиболее быстро укажут Вам на ноябрь в Москве. Следы обуви замерзли в земле. Золотой наряд обнажился; кривые деревья: осины, лиственницы, тополя грустили о лете. Жилые башни стали похожи на небоскрёбы в другом конце Москвы (Мой дом был построен в 1975 году, о чём сообщили строители прошлого). Зима пришла неожиданно.
Врач шёл на работу в тирольской шляпке. Звали доктора Борис Бурмистров. Он работал в психиатрической больнице. Его дядя покончил жизнь самоубийством, брат Денис долго лечился от шизофрении, и это всё ранило Бориса Бурмисторова и направило на путь жизни. Теперь Борис лечил Дениса, на дому, если надо. А сам работал в министерской  психиатрической больнице. Как сторонник вody positive он любил и уважал своих «клиентов». Его дружелюбие подкупало. Придя на работу, он снял свой чёрный плащ, надел выглаженный санитарной халат.

Пациенты гуляли по кривым траекториям. Санитары, братья и сестры контролировали около 60 человек. К Борису подбежал Серёжа Студент и попросился переговорить. «Телевизор провоцирует меня на голоса» И был ему ответ: «Мы тебя переведём в самую далёкую от телевизора палату». Серёжа — студент философского факультета МГУ, переволновался из-за сессии, много себя нагружал чтением и пережил несчастную любовь. В прошлых отделениях, откуда к ним попал Сергей, были такие сведения, что он считал себя Богом, но боялся ФСБ. Это прошло. Но начались «голоса». «Голоса», как объяснял больной, были суммой всех звуков вокруг (обрывки фраз, слов, сирена, грохот метро). Эти «голоса» обвиняли Серёжу за все грехи его жизни, за самую малость. Он неправильно понял православие. Ко всему прочему он страдал бредом (его держал при себе), тревоги и паники. Такой был пациент. Умный дурак.

Борис проведал ещё пару своих пациентов в их палатах, кое-что поменял в схемах. Скоро был завтрак, а после заварка у больных начинался приём лекарств. Нужно было всем, кому нужно, сделать своим назначение или оставить всё как есть.

Унылые стены, решётки на окнах, железные кровати, — всё это, конечно, не радует и не добавляет оптимизма. В отделениях поострее на стенах хоть картины висят (созданные пациентами или копии классики). Иногда включали на всё отделение русскую классическую музыку. Это делалось, если никто не против.

Туалет. Культовое место. Очаг свободы. Туда врачи не заходят. Там было прохладнее. Там можно курить. В туалете шло обсуждение последних новостей. Туалет выложен зеленоватой плиткой и имел шесть отхожих мест. Было там и зеркало с тремя кранами. Другим источником свободы была ночь. Врачи не знают, что творится ночами.

Борис Бурмистров учился хорошо и стал первоклассным врачом. Его учили светила науки мирового уровня. Работа была весёлая (как ни крути). Кто-то рисунок подарит, кто-то на зомби похож, а заговоришь с ним: нормальный сумасшедший, адекватный. Сейчас Бориса волновал Серёжа. Большая часть лекарств на него вообще не действует. А с такой головой только в психушке и жить, чего, разумеется, допустить нельзя.

Самое страшное, когда попадаешь в дурдом, — это шанс там остаться до смерти. Некоторые вообще  с дураками и старухами живут с самого  младенчества.  Серёжа не был больным с детства, но имел генетическую склонность к подобным заболеваниям, переданную разведённым с его матерью отцом. «Голоса потухнут», — отвечал  на тревогу Серёжи Бурмистров.   

Серёже сняли лекарства, что он жутко переживал, пытались давать другие лекарства; но ничего не вышло, вернулись к старой схеме: просто заменили дорогое лекарство на дешевое..

Были и более «интересные» больные. Гитарист, взрослый и крупный мужчина, с приступами тревоги. Был какой-то рок-музыкант. Однажды привезли настоящего убийцу. Его держали в наручниках и с сопровождением двух полицейских. Заведующему отделением, Олегу Валерьевичу. Часто приходилось выступать в суде, отвечать за экспертизу.

Борис Бурмистров работал в отделении уже как год. Он повидал всякое. «Бедные, несчастные люди», — вздыхал врач.

А сегодня обход. Он, Олег Валерьевич и сёстры с санитарами обходили и разговаивали с каждым больным. Кто-то с мамой делит квартиру, над кем-то издевались в армии, были и олигофрены. Работа больницы шла своим чередом.

Бурмисторв долечил (довёл до более мягкого отделения) Серёжу, а сам ушёл в науку — в фармакологию. Серёже было жаль терять такого доброго врача. Бурмистов стал Серёже как брат. Но у Бориса своя жизнь. Врачи — тоже люди. Большое спасибо Борису!

4 ноября 2014 года, Москва.