Позвал человека голос...

 

 Давным-давно шел по дороге один человек.
Шел он издалека и  наблюдало за ним солнце день и ночь. Он нес взгляд - равнодушный и тяжелый взгляд все смеющего,  смеющего над всем. И не очень часто спотыкался под ним, не часто оглядывался на землю без тени единой.
Он знал куда идет, зачем идет. Верил, что знает.
Куда?
Однажды ранним утром проснулся он от прикосновения жаркого и тихого, как лучи, раскачиваемые ветром по лицу и увидел два больших глаза, заполнивших два окна.
- Я долго ждала твоего пробуждения, долго ждала твоего рождения.
 Знаю, ты не упадешь там, где падали все, дойди до меня - я поцелую твои глаза. И они увидят семь кругов поднебесья и семь ступеней подземелья.
 Я  возьму твою руку и всё, к чему прикоснется твоя ладонь, навсегда запомнит ее следы, ее тепло.
Я дам тебе имя - его будут вспоминать как в зное о дожде.
 Дойди до меня - я подарю тебе время. Твое время. Ты увидел меня?
И человек увидел. Он увидел лицо, руки, шею. Он увидел голос - большая белая скала раздвинулась вблизи, бесшумно - и он увидел лик.
Каким он был - не в силах я сказать - одно - этот человек впервые не испытывал жажды. Всегда носил ее с собой - над родником, под дождем - всюду внутри него сидела огненное, ненасытное чудовище, оно кидало его от одного источника к другому -все было не то, вода не та, земля не та.
И кружился он.
Впервые чудовище уползло в угол - маленький, дальний и он увидел, какое внутри него плескалось море.
Он увидел дыхание - оно растворило  зверя, который бегал в нем и выбрасывал его нежность, силу и оставлял только  жажду.
- Не исчезай, не уходи. Куда мне идти, где тебя искать - скажи. Я дойду - скажи где? - шептал человек, стоя на коленях перед глазами. А их уже не было.
Он успел увидеть только, как закрылась гора.
Вся в снегу, большая гора стояла за окном.
Она всегда была там - застывшая волна вмиг высшего смятения и взлета.
 Нет - опрокинутое лицо с губами пророка. Нет, дерево - развернувшее корни-зверинец небу. Нет, за окном стояла просто гора.
Немного в стороне - только этим - отстраненностью от цепи отличалась она от других скал.
Как и в них, в ней можно было увидеть все или только одну бессонницу вечности. Но это кто смотрит и как смотрит.
Человек никому ничего не сказал. Он обнял старую мать и пошел.
Свободный, нетерпеливый, счастливый.
 Казалось ему, что гора совсем рядом, а она была просто огромной.
Все большое  или создает впечатление приближенности, или непобедимо влечет к себе. Человек еще этого не знал. А она была далеко. И труден, неясен был путь к ней.
Он был труден и неясен не только потому, что шел он уже много времени по пустыне. К нему вновь вернулась его жажда, вновь прятался за его грудью зверь и он хотел пить. И бессонно наблюдало за ним солнце. Обжигал, оглушал этот взгляд.
Однажды за новым, обманным бугром он увидел девушку, потом воду.  Она держала в руке голубенький колокольчик и с тонких, поющих колокольчиков сбегала вода.
Девушка была красивой - губы как дождь, руки как дождь, волосы как дождь. Как можно было не любоваться, не благодарить дождь после засухи.
А человек только испугался. Она говорила, зачем она говорила  - я дам тебе воду. Вот она. Подойди ко мне. Скажи, что ты искал на своем бесследном пути только меня, я не заплачу и не улыбнусь. Попробуй воду мою.
-Уйди, - взмолился человек.
-Зачем же пугаться? Ты смотри - где она, твоя гора? Какая она?
Впереди одинокой вершины не было. Она тускло белела в другой стороне - далекая и маленькая.
 -Ты заблудился. Возвращение - да,  смывание следов – два носка, глядящие в разные стороны - лодочка в корыте, но петляние хуже.
-Уйди.
-А меня не надо пугаться. Я знаю, какие слова разбудили тебя, знаю про зов и жажду. Не мои они.
Признаюсь -  то, что она говорила тебе, чем заманивала  должен иметь каждый и не имеет никто.
Даже я не ведаю был бы ты благодарен, если даже и дошел и получил бы ее дары. Возьми мою воду. Знай -другой нет.
- Уйди.
И побежал человек в другую сторону.
Вновь огромный  глаз разглядывал его, вновь на желтой земле не оставались его следы, но теперь человек стал часто оглядываться, часто спотыкаться.
А однажды упал. И трудно было ему встать, так как перед глазами стояли прозрачные, смеющиеся капли.
Бессильный, распластанный лежал человек у подножья своей горы, но не видел ее, не вспомнил , не посмотрел в ее сторону, не почувствовал, как  близко он подошел к ней…
Зеленоглазый, лохматый старик смотрел на него весело, ласково.
-Глоток воды, - взмолился человек.
-Пей, пей, - старик сложил ладони и снеговая, голубая вода  смотрела на него.
-Ну вот и хорошо. Что ты еще хочешь?
-Ничего. Кто ты?
— Я  Сон. Ты не первый, кто убегает  от  Жизни и приходит ко
мне. Это ведь она своими колокольчиками хотела тебя обмануть, а ты ушел.  И правильно.
У меня с ней игра - вражды ни какой, да и что с ней враждовать - новорожденной, но глупость всегда меня немного огорчает.
 Она ведь отмахивается от меня, как от тумана, что она  - смерть не знает, что мне выдыхают то, что никогда ей не скажут.
Судьба болтлива со мной, как со своей кухаркой, но о них говорить скучно - люди меня веселят.
Что только про меня не скажут. И никакого почтения, благодарности. А почему? Пусть и с вашим умом, но уж понять, что только во мне вы и оживаете, просыпаетесь, наверное, как то можно было.
 Чего я вам не позволяю - убиваете, летаете, любите, плачете.
 Ни у одного нет  клейма, ни один - не тень - каждый такой, каким хочет быть, с кем хочет быть,и где хочет...
Кто может - я могу вернуть умерших и вы обнимете их, кто может - только я могу - и вы видите себя такими,  какими были однажды и какими  станете совсем неожиданно для себя.
Каждую ночь я вручаю вам в руки, как яблоко, рай и ад, пространство и время и уж вы вращаетесь в них - такое творите, такое придумаете - жизнь с этим не скоро столкнется. И пусть радуется.
 Знали бы вы, что я про вас знаю.
Утром забегали, утром все забыли-забвением и спасаетесь.
Нет, я не сержусь, забавляюсь. И ты не сердись. У судьбы от меня секретов нет -  знаю - напрасны твои муки.
Не знаю только, почему такие муки бывают напрасными.
А теперь спи, спи...
И человек заснул. Когда  проснулся однажды, то увидел, что он уже глубокий старик. И засмеялся он.