Детский вопрос

Детский разум часто дотягивается до иного высокого вопроса.

Кто в целом мире самый сильный?

Каким это образом человек на свет произошел?

Досадно наблюдать, если взрослый к таким серьезным вопросам подходит с небрежением, даже выказывая порой смущение, порой и равнодушие. Совсем плохо, если лицо его принимает вдруг какую-нибудь неуместную и виноватую форму. Хуже того, когда драгоценный вопрос отвечается шуткой или любой пустотою, еще хуже то, что ребенок, возрастая, сам приучается считать подобные вопросы пустяками, и впоследствии сам их смущается, и так поступает пред своими детьми.

Случается, правда, и самим детям выступать ответчиками на такие вопросы.

Дорогим воспоминанием этим делюсь я с тобой, читатель, оттого, что и ты мне дорог. Случай был, пускай, в августе. Поскольку это был август, очень удаленный от текущего момента в прошлое, то позволь мне, читатель, забыть и не вспомнить точно прямые речи, которые я принужден буду заместить по возможности близкими фразами, понятными взрослому человеку.

В том самом августе я был еще совсем крохотным человеком, что называется, ребенком. Лет около восьми или шести. Моему брату, выходит, было тогда семь или пять. Мы были у бабушки на даче, ели там клубнику в сметане, салат из помидор и то же самое из огурцов. И были мы еще в гостях у одного мальчика, который существовал на соседней даче. В этих гостях мы тоже, наверно, ели что-нибудь выдернутое с грядки и играли в телеигру, в которой танки ходят и стреляют по кирпичам и вражеским танкам. Но рассказ не связан с этой игрой. Он связан с одним распространенным детским вопросом, для которого надобно отделить целый абзац. Вот какой вопрос:

Что самое большое в целом мире?

Так что танки тут далеко ни при чем. Наоборот, случилось же так, что в мой молодой ум зашла одна идея: мне ясно вдруг показалось, что любой средний ребенок мальчишеского пола на этот вопрос ответит: «Дом». К убежденности моей, что ответ будет именно таков, прилагать ничего не требовалось, а только я обязательно хотел показать это со всей наглядностью моему братцу, и я поманил его в сторонку.

- Как, - сказал я ему, - считаешь: правильная у меня идея? Хорошо ли я это заметил про психологию?
- Правильная, - сказал он мне, - идея, и про психологию заметил ты хорошо. Спрашивай, - сказал, - этого ребенка: посмотрим, что он ответит.

И мы с улыбающимися улыбками подошли к этому ребенку и ему сформулировали данный вопрос.

- Как, - спросил я его, - считаешь?

Ребенок подумал над таким вопросом очень серьезно, и даже запрокинул назад голову, за что хочется его похвалить. Скоро, однако, он решился ответить, и это тоже выгодно зачисляется на его счет. И ответил он так:

- По данному вопросу однозначно не могу ничего утверждать, а только мне кажется, что это двадцатиэтажный дом.

Вот и вышло, что мы с братцем остались при улыбках. Этот ответ нам, особенно мне, понравился тем, что так наглядно показал правильность моей идеи. Кто знает – это, может быть, мой первый и притом удачный эксперимент на социальной почве! Я просто налился весь гордостью за свою проницательную наблюдательность.

Но, надо досказать, мы, и вообще я, не стали развивать этот эксперимент за назначенные пределы, и результат его был совсем без того, чтоб наложить на этого гостеприимного ребенка какие-нибудь прищепки, типа: «средний ребенок» или «человек без оригинального мышления» - нет, мы немедленно продолжили наше приятное и уважительное общение. А воспоминание теперь уже запечатлено и из него даже может читатель выудить какой-нибудь урок, например, чтобы на обыкновенные детские вопросы далеко не замудрять, а отвечать просто и без виноватых форм лица.