ХОР

За окном слышна унылая мелодия: кап-кап кап-капкап-кааап и снова кап-кап… Бесконечно длинная, осенняя ночь. С завываниями ветра, скрипом деревьев, шуршанием мокрой листвы... Хоровое пение природы тревожит душу. Усталость от напряжения подходит к своей наивысшей точке, за которой обычно наступает отпускание мучавших проблем и погружение в сон.
Но сегодня сценарий был нарушен вклиниванием воспоминаний, которые имели вполне конкретную причину: она столкнулась в метро со своим одноклассником, который не узнал её, а она постеснялась о себе напомнить. Женщина коснулась рукой пылающих щёк: ожидания не оправдались. Это, должно быть, стыд вылезает подобным образом, а заодно и смущение, досада, разочарование, испытанное неудобство, что её не узнали. А может, и страх, что постарела, изменилась до неузнаваемости.
Женщина подумала:
«Конечно, можно порадоваться, что никто не видит, как я краснею сейчас в тёмной комнате, лёжа в постели. Но это выглядело бы, по меньшей мере, странно. Лицемерно даже. Это моя проза жизни. Муж сбежал три года назад, а сын сейчас у родителей, потому что на выходные они, как правило, забирают Ваньку  к себе. Так сложилось. Они любят нас. К тому же не теряют надежды, что я устрою свою личную жизнь, если у меня будет достаточно свободного времени. Вот же фантазёры. Плиний Старший утверждал, что «из всех живых существ лишь один человек не знает, что для него полезно». Пожалуй, соглашусь с ним. А ещё я верю в судьбу. И всё же, почему Толик не узнал меня? Был погружён в свои мысли или действительно я сильно изменилась?»
Женщина вздохнула. Если бы она была импульсивным человеком, то, наверное, бросилась бы на шею Толику с радостными возгласами, соответствующими случаю. А она постаралась слиться с толпой. Скорее всего, ей это удалось. Во всяком случае, приятней думать, что это ты спряталась и не захотела, чтоб тебя узнали. Почему-то стало душно, Женя откинула одеяло, а потом встала и открыла окно.  Вместе с запахами осени словно влетели эпизоды из прошлого и закружились вокруг неё странным хороводом. 
- Листва опять меня тревожит
  Шуршащей музыкой ночной,
  Когда дождливость только множит
  Разлитый в осени покой.
  В озёрной глади неба скрыта
  Печаль за мнимой пустотой,
  Где жизнь из нитей света свита,
  А сон – из бренности земной.
  Где листья словно канарейки,
  Глядят с деревьев за окном,
  Летят на мокрые скамейки
  Под шёпот ветра за углом, - проговорила женщина тихо и вдруг улыбнулась, вспомнив, как почти целый год после хора в пятом классе Толик изображал её тень.
Он шёл за Женей на приличном расстоянии почти до самого подъезда, потом останавливался возле дерева, смотрел, как она открывает дверь. Из окна тёмной комнаты она видела мальчишку, прислонившегося спиной к старому дубу. Женька знала, что Толик ждёт, когда в её окне зажжётся свет. Это становилось для него сигналом, что можно оставить свой пост: он бежал через двор к соседнему дому и сильно хлопал дверью подъезда.
Ей казалось, что он делал это специально, чтобы она слышала. А вот зачем? Она придумывала сама. Каждый раз возникали всё новые и новые версии: то он желал ей спокойной ночи, то говорил, что она ему нравится, то сообщал, что у него всё в порядке, то обещал быть верным рыцарем, то показывал, как он страдает, то просил обратить на него внимание. 
Короче, список версий всё разрастался и разрастался, а вот что было на самом деле, она не знала. Возможно, всё было куда как проще и прозаичней: дверь в подъезде Толика не могла не хлопать из-за туго натянутой пружины. Ведь точно такие же удары слышались, когда и другие жильцы заходили в подъезд. Но тогда её это мало волновало.
А весной «хлопки» прекратились, появился противный скрип, от которого Женьке становилось не по себе. Можно было не прислушиваться, что за звуки издаёт старая дверь в подъезде одноклассника, но она не могла изменить сложившейся традиции. К тому же, через какое-то время стали улавливаться намёки на мелодию в этом скрипе. Страдания, неуверенность и даже отчаяние слышались порой. А в конце – ликование, практически визг, как символ освобождения. Но ей некому было рассказать о своём открытии. Всё же что-то с дверью в подъезде Толика было не так.
Три кирпичных трёхэтажных дома, построенных, наверное, ещё до рождения Женькиного отца, в окружении величественных деревьев. А внутри - поляна с клумбой, качели, скамеечки, замысловатые дорожки, карусели, песочница и турник. А ещё – тишина, потому что рядом не было шоссейных дорог. Чистый воздух, утренние трели птиц с весны до осени и голос бабушки на их фоне возле самого уха:
- Солнце встало давно, тебе тоже пора, а то всё проспишь…
Женька не понимала, почему после её слов вдруг исчезали все звуки, и в наступившей тишине, как росток экзотического растения, пробивалось ощущение радости, а вслед за ним – ликующая музыка пробуждения. Даже если это была капель за окном, шелест листвы, свист ветра, гром и дождь, жужжание пчёл в солнечный день или щебетание птиц, чей-то незатейливый смех под скрип качелей или громыхание посуды на кухне, журчащая вода из крана под неразборчивые сетования отца. Всё это был проснувшийся вместе с ней мир, непонятный, огромный… «Жизнь – это круг неразгаданных тайн», - сообщал дед время от времени понравившееся ему высказывание. Почему-то после его заявления все замолкали. Может, ожидали продолжения? Или смысл был настолько глубок, что оказывался не постижимым? Женька не знала.
Темень сделала пространство неузнаваемым. Через него в открытое окно протягивались нити из прошлого. Внутри неё словно сжалось что-то, как тогда, когда впервые увидела Толика. Тоска какая-то или ожидание. Он появился среди учебного года в четвёртом классе. Почему? Ей никто не докладывал. Медленно, очень медленно (или ей это только так казалось?) открылась дверь и на пороге, словно из ниоткуда проявился худой белокурый мальчишка с серыми  глазами.
А рядом - директор школы. Она держала его за руку, пока торжественно сообщала, что это новый ученик: Анатолий Круглов. Женька ощутила, что мальчишке хочется вырваться и убежать, но он стоит и смотрит куда-то за пределы стены. Что он там увидел? Женька невольно обернулась, потом пожала плечами и вдруг поймала на себе его заинтересованный взгляд. Было в этом взгляде некое узнавание, что ли. Он улыбнулся.
Многие ли могут похвастаться, что помнят события далёкого прошлого? Почему наша память столь избирательна? Мы можем с лёгкостью в деталях воспроизвести одно, и по каким-то неведомым нам причинам совершенно забыть другое. Но оно не исчезает, а лишь прячется где-то в кладовой нашего подсознания. Может, для того, чтобы однажды вырваться на свободу и заявить о себе? Или так и просидеть в заточении до лучших времён? Кто знает механизмы, по которым всё это срабатывает? И главное, почему?
На этот вопрос Женька не могла ответить. Но она ощущала, что есть во всём этом некий смысл. Возможно, она просто его не видела. Если бы она сегодня не встретила Толика, стала бы высвечиваться удивительная цепочка из событий её жизни, событий, о которых она никому не рассказывала? Но она встретила бывшего одноклассника, потом стала переживать, и, как следствие этого процесса - бессонная ночь с удивительными картинами из прошлого.
Погружение в воспоминания не пугало. Это было словно наблюдение со стороны за переживаниями, сомнениями, открытиями и откровениями маленькой девочки. А могло бы что-то пойти по-иному? Мучительная мысль, крамольная даже. Но ведь уже случилось то, что случилось. Как говорил дед: «После драки кулаками не машут». Женщина чуть прикрыла глаза. «Кино» продолжилось…
Женьку записали в школьный хор, в этот необыкновенный певческий коллектив, исполняющий вокальную музыку. Неожиданно для неё и её родных. Дома она не пела, но любила слушать, как поёт мать и бабушка. В их пении присутствовало нечто необыкновенно-притягательное: то ли голоса у них были особые, то ли песни волшебные. Они уносили её, маленькую девочку, в неведомые страны, открывали тайны, которые невозможно было выразить в словах: при любой попытке волшебство рассеивалось, рассыпалось и превращалось в нечто корявое. Женька предпочитала молчать.
- Доченька, - ласково обращалась к ней мать, - подпевай нам с бабушкой.
Эту просьбу Женька, как правило, игнорировала: как можно было влезать в их гармонию, запредельность. Она слишком бережно относилась к звучанию, которое исходило из глубинных небесных пластов. Её голосу там не было места, это она откуда-то знала. А вот слушать и слышать то, что другим было не доступно, это совсем другое. Но объяснить этого Женька не могла.
- Вот же, - сокрушалась мать, - и в кого ты у нас безголосая такая? Ни слуха, ни голоса… Странно.
Действительно странно, ведь Женька и не пела никогда, а мать уже всё знала про неё. Может, обладала неким даром?
- Оставь девчонку в покое. Не всем же петь, - вмешивалась бабушка.
Ей и в школе как-то удавалось молчать, когда другие пели на уроках пения. При этом в дневнике у неё стояла пятёрка вплоть до пятого класса. Скорее всего, учительница оценивала её исключительное внимание и отличное поведение. А вот в пятом классе к ним пришла новая учительница пения – Галина Петровна. Свой первый урок она начала с того, что объявила о наборе учеников в школьный хор, после чего началось прослушивание.
Женька сверлила глазами доску и мечтала только об одном: чтобы её не вызывали к инструменту и не заставляли петь. Самым первым вышел Толик. Он удивительно точно пропел гамму, потом запел песню: «Солнечный круг, небо вокруг…».  Галина Петровна смотрела на него с нескрываемым восторгом.
Впрочем, это было ожидаемо. Предполагать, что Толик споёт не на должном уровне, было, по меньшей мере, глупо. У него отец преподавал в музыкальном училище, а мать работала аккомпаниатором в местном оперном театре. После Толика один за другим ученики возвращались на место с вердиктом Галины Петровны: петь в хоре противопоказано. Осталось три ученика, которых ещё не прослушали. Галина Петровна посмотрела на склонённую голову Женьки и вызвала её к инструменту. Девочка встала и громко объявила:
- Не пойду.
- Это ещё почему? – удивилась учительница.
- Я не буду петь. У меня нет ни слуха, ни голоса.
- Кто тебе сказал об этом? – спросила Галина Петровна.
- Родители. Тоню и Сашу прослушивайте, - сказала Женька.
Наглость худенькой девчонки с огромными зелёными глазами и хвостиками цвета соломы на голове развеселила учительницу. Она уже с интересом смотрела на неё.
- Иди сюда. Я сама решу, что у тебя есть, а чего нет. Иначе я поставлю тебе двойку в четверти.
Это был самый веский аргумент. Угроза Галины Петровны оказалась сильнее страха, что одноклассники будут смеяться. Позор в течение нескольких минут опустился на одну чашу весов, а жирная двойка в дневнике за четверть по пению – на другую. Женька поняла, что выбора не избежать, и на ватных ногах вышла к инструменту. Она попыталась схватиться за его край, чтоб не упасть, он почему-то выскальзывал. Наконец, она сообразила, что вцепиться не удастся. Тогда Женька просто упёрлась одной рукой в инструмент, как в стену, а вторую руку она плавно отвела в сторону, чтоб сохранить равновесие.
Галина Петровна посмотрела на полусогнутые ноги девочки. Было ощущение, что она сейчас пустится в пляс.
- Так ты говоришь, что никогда не пела? – спросила, улыбаясь, учительница. – А в театре не выступала?
- Только в цирке, - сказала Женька. – Выгнали.
Послышался смех. Женька пожала плечами, потому что говорила правду.  Родители записывали её в цирковую школу, она занималась полгода, а потом почему-то всем стало некогда её возить. А бабушка заявила, что клоунов в их семье и так хватает. Женьку отчислили за не посещение школы.
- Ну? – строго произнесла учительница.
В классе воцарилась тишина.
- Что? – спросила Женька.
- Готова? – осведомилась Галина Петровна.
Женька чуть склонила голову и поинтересовалась:
- К чему?
- К пению.
Похоже, учительница уже не сомневалась, что Женька не шутила про цирк.
- И-и-и, - произнесла она и заиграла.
Женька внимательно следила за пальцами Галины Петровны, перебирающими клавиши.
- В чём дело? – спросила учительница.
- Во вдохновении.
- Гамму можешь петь без вдохновения, разрешаю.
- До, ре, ми… - запела Женька еле слышно.
Учительница открыла рот и стала беззвучно изображать пение вместе ней. Женька пела без музыкального сопровождения удивительно чисто, но вдруг увидела гримасы Галины Петровны, и, не понимая их смысла, на последней ноте зажмурилась.
- Умница, - похвалила её Галина Петровна. – А теперь давай то же самое под музыку и чуть громче.
Женька открыла глаза, убедилась, что учительница не шутит, убрала руку от инструмента, опустила вторую руку и облегчённо вздохнула, потому что пол не раскачивался больше, а в ногах пропала «ватность». Галина Петровна посмотрела на неё, произнесла своё магическое:
- И-и-и, - кивнула головой и заиграла.
Женька обняла инструмент и запела:
- До, ре…
- У тебя хороший слух и голос. Просто надо заниматься. А теперь спой «Солнечный круг…».
- А почему мы все поём одно и то же? – спросила Женька, продолжая обнимать инструмент.
- Для сравнения. Ну?
Женька не помнила, как спела. Может, от страха получить двойку у неё прорезался голос и обострился слух? Так они с Толиком оказались в школьном хоре. Репетиции два раза в неделю по вечерам не обременяли Женьку. Из всего процесса ей нравилось больше всего возвращение домой под бдительным присмотром Толика, его стояние под деревом и, конечно, заключительный  дверной «аккорд».
Женщина посмотрела в темноту и передёрнула плечами, словно замёрзла. Она закрыла окно. Другой город, другой двор, в котором нет дома напротив, как и нет огромного дуба, возле которого замирал Толик.
Женя не знала, как сложилась его судьба, что стало главным для него, как живёт. Где и как ему «служится», с кем «дружится», и ещё много чего не знала о своём бывшем однокласснике. По внешнему виду не определишь. Дорогая, модная одежда – лишь свидетельство материального достатка. Но она увидела его в метро, а не в дорогой иномарке. Хотя машина могла быть в автосервисе.
Неужели прошлое до сих пор держит её в своих объятиях, как паук жертву в паутине? Главное, не впадать в уныние. Оно разъедает что-то внутри, словно ржавчина железо, и от радости остаётся пшик. Уж это она знала не понаслышке.
В двадцать пять Женя пережила развод, нашла в себе силы вместе с трёхлетним сыном начать жизнь с чистого листа. И вот уже три года они с Ванечкой вдвоём. На выходные она отвозила его в гости к бабушке с дедушкой либо они забирали его прямо из садика. Благо, жили не далеко: всего несколько остановок на автобусе надо проехать или одну – на метро. Завтра – воскресенье, значит, Ванечку привезут после обеда, и всё пойдёт своим чередом.
Удивительно, почему человек не видит что-то при нормальном физическом зрении? Конечно же, речь идёт о другой слепоте. Может, просто удобно не замечать, жить в иллюзиях? Женька прожила с мужем пять лет, а когда однажды «прозрела», испугалась. Ощутила в полной мере недоумение: где была раньше, почему связала жизнь с этим человеком, и вообще, кто он такой? Конечно же, от судьбы не убежишь. Но почему-то это знание не успокоило её.
Она сама создала образ своего идеала, примерила к избраннику и даже не стала озадачиваться, а кто же там внутри на самом деле? Несоответствия со временем стали всё чаще вылезать наружу. Конечно же, её Лёша всегда был таким, а не изменился в одночасье. Если родился кукушкой, как не наряжайся, соловьём не запоёшь.
Теперь Лёша живёт за границей со своей бывшей секретаршей, которую, по всей видимости, всё устраивает. Она не читает лекций о честности, порядочности, сострадании. Не говорит, что чужого не надо, что не в деньгах счастье. О сыне Лёша, если и вспоминает, то в материальном отношении это ничего ему не стоит.
Все его родственники уехали раньше. Он лишь присоединился к дружному семейству. Женька желала ему, его молодой жене и всем его родственникам процветания, о котором они все так мечтали. Правда, при этом чтоб не забывали, что деньги не главное, чтоб о духовных ценностях помнили. Может, случится чудо, и они поймут это? Но её опыт говорил, что надеяться на чудо, конечно, можно, но без стремления самого человека измениться, вряд ли, что-то само собой произойдёт. Следствия без причины не бывает.
Она снова легла в постель, укрылась одеялом почти до самых глаз и попыталась уснуть. Но ночь воспоминаний не желала её отпускать в свободное плавание по сновидениям…
 За две недели до окончания пятого класса Женька заболела ангиной. Температура в течение пяти дней, лекарства, микстуры, полоскание горла – всё по полной программе. Женька переживала, что выступление хора прошло без неё. Она увидела в окно Толика в парадной форме, спешащего домой после концерта, и вдруг поняла, что он больше не будет ходить за ней.
Нарушение традиции испугало Женьку. Было ощущение, что произошло что-то, чего она не знала. Вообще, начало его «провожаний» и их завершение не имело логики. К тому же они за всё это время не разговаривали даже: молчаливое созерцание у одного и приятие происходящего – у другого.
Женщина отошла от окна и горько заплакала без видимой причины. Может, стало жалко себя? Или от одиночества? А воспоминания вновь потекли по собственной схеме, не обращая внимания на её настроение…
Изменения были неизбежны. Она тогда это почувствовала. И когда на следующий год занятия в музыкальной школе у Толика совпали с расписанием репетиций школьного хора, она была готова к такому повороту. К тому же Женьку тоже освободили от хора, но по другой причине: её записали на плавание, чтобы укрепить здоровье, а справка от врача лишь подтверждала это. Череда простудных заболеваний за лето насторожила родителей.
Правда, Толик продолжал молчаливо смотреть на Женьку в школе, но ей казалось, что он смотрит сквозь неё. Шестой, седьмой, восьмой и, наконец, девятый класс. Они росли, накапливали знания, происходили события, изменения вокруг и внутри них, неизменным оставалось только «созерцание». Обычай, установившийся порядок в поведении или быту, называется традицией. Это она вычитала в толковом словаре. Традиционность – это то, что существует в силу установившегося обычая.
Иногда, правда, она думала, что это и не традиция вовсе, установленная Толиком, а некая странная игра, растянувшаяся на годы. Может, он общался с ней телепатически, а она, не обладая данным даром, просто не слышала его? Женька не понимала, почему Толик спокойно разговаривал со всеми, кроме неё. Он даже на её колкости и редкие выпады не отвечал, будто терял слух в одночасье.
Конечно, Женька могла предположить, что она не подарок: её мало кто воспринимал серьёзно. Даже когда она пыталась рассуждать, это выглядело по-детски как-то. Её наивность почему-то забавляла многих. Она говорила правду, а окружающие принимали её слова за бурную фантазию. Кое-кто, правда, говорил, словно для успокоения, что она нестандартно мыслит. К тому же, мало кто понимал, придуривается она или на самом деле с вывертом, шут в юбке, который может говорить, что думает и при этом никто почему-то не обижается на неё. То, что это дар, свойственный достаточно тонким и умным людям, никому почему-то не приходило в голову. Может, Толик просто стеснялся её? Женьке показалось, что она почти нащупала причину не соответствия внутреннего и внешнего. Хотя всё могло быть куда как сложнее.
А потом Женькиному отцу предложили работу в Москве с предоставлением  жилплощади и зарплаты, о которой он мог только мечтать. Он согласился и почти сразу же, в конце апреля, уехал. Чтобы не нарушать учебный процесс в девятом классе, Женька с матерью решили отправиться к отцу через месяц.
 Естественно, Женьке нужен был повод, чтобы сообщить об этом Толику. И тогда родилась «гениальная», с её точки зрения, идея: после уроков пойти на некотором расстоянии за ним, чтоб где-то на середине пути «случайно» встретиться и без свидетелей выпалить, что уезжает.
По дороге Женька придумывала фразы: одну замысловатей другой. При этом она не выпускала из вида «объект». И когда она уже решила, что пора сокращать разрыв в дистанции, вдруг увидела, как Толик подошёл к девушке. Яркая стройная блондинка, словно сошедшая с плаката, произнесла что-то. Толик улыбнулся в ответ и коснулся губами её щеки.
«Сценарий» не просто трещал по швам, в нём появилась героиня, о которой автор даже не подозревал.
- Опоздала, - прошептала Женька, зажмурилась, чтоб не видеть «безобразия», происходящего в ста метрах от неё, и страстно захотела оказаться в родном дворе возле дома.
- Ты что? Ослепла? – услышала она возмущённый голос девушки.
Женька открыла глаза и с удивлением обнаружила, что налетела на подругу Толика. А он стоял рядом и, как всегда в её присутствии, молчал. Женька не понимала, что произошло. Она обернулась, прикинула расстояние до того места, с которого совершила странный «перелёт» и замотала головой.
- Да нет. Со зрением у меня всё в порядке. Я зажмурилась, - стала объяснять Женька, - хотела у себя во дворе оказаться. Не получилось. Сил, наверное, не хватило. Или опыта.
- Издеваешься? – спросила красавица.
- Ни сколько. Сама не ожидала от себя такой прыти. Надо было потренироваться вначале, а я сразу…. Ну, и накладка вышла, - Женька улыбнулась. – Надо было метлу захватить. Тогда бы уж точно не промахнулась, - решила пошутить она.
Толик улыбался, а его спутница еле сдерживала гнев:
- Не смешно, - сказала она.
- Мне тоже не до смеха, - заявила Женька. – Ты что думаешь? Я каждый день совершаю такие пируэты, чтоб публику порадовать?
- Слушай, иди, куда шла. И можешь не извиняться.
- В том-то и дело, что я не шла, а стояла, - начала вновь объяснять Женька.
- Ну, лети, - с раздражением произнесла девушка.
- Рада бы, да атрибут забыла…
Девушка покрутила пальцем у виска.
- Печальный диагноз, - сказала Женька сочувственно, - но вы уж сами тут как-нибудь без меня разберитесь, куда и к кому обратиться за помощью. А я тороплюсь, уезжаю сегодня. Насовсем, - она кивнула Толику, ощущая, как щёки  её начинают краснеть.
Сценарий хоть и был нарушен, но основная мысль была озвучена. Женька пошла домой: вначале едва переставляя ноги, затем всё быстрее и быстрее, а когда завернула за угол, и вовсе побежала. Во дворе она опомнилась, замерла возле старого дуба, прижалась к нему спиной, как некогда это делал Толик, и посмотрела вверх.
Между окном, на которое смотрел Толик, и крышей она впервые увидела гнездо ласточки.  И ей стало не по себе от мысли, что, может, всё, что казалось правдой, на самом деле ею придуманная романтическая «история» о влюблённых друг в друга мальчике и девочки. Что Толик смотрел не на её окно, стоя в тени дуба, а на гнездо. И ждал, когда загорится свет в её окне по иной причине. Она окончательно запуталась. Рушились все её построения, ожидания.
И вдруг пришло успокоение. Словно старый дуб взял на себя волнение девушки. Всё показалось не столь важным, кроме одного: она ревновала Толика.  Он ей нравился. Не благодаря, а вопреки. Женька сделала потрясающее открытие для себя самой. Когда-то Тит Ливий утверждал, что «истина может быть порой затемнённой, но никогда не гаснет». А Монтескье сказал однажды, что «по-настоящему умный человек чувствует то, что другие только знают».
Женька понимала, что ревность – это чувство собственника, эгоистичное, неправильное, закрепощающее. Бабушка не раз говорила: «Только дав свободу другому, будешь свободна сама». Правда, надо было ещё выяснять, что она имела в виду. Но главное, что Толик не собственность. И у него своя судьба, в которой, возможно, не будет в будущем места для неё. И ей предстоит это принять, отпустить и порадоваться за него. Женька прижалась щекой к дубу.
«Да ты волшебный, брат», - улыбнулась она.
А потом они переехали. Окончание столичной школы, историко-архивный институт, знакомство с Лёшей, свадьба, защита дипломной работы, а через две недели после защиты – рождение Ванечки, а на следующий день – смерть деда. Бабушку родители позже забрали к себе. От неё она случайно узнала год назад, что Толик стал физиком-теоретиком, его пригласили в какой-то столичный научно-исследовательский институт работать, что он так и не женился: то ли некогда было, то ли не нашёл созвучного человека. Но была ли данная информация достоверной, Женька не знала. Родители Толика, похоже,  надеялись, что музыка не отпустит его. Но ошиблись. Толику игра на фортепиано помогала делать открытия в другой области. Что ж, бывает.
«Странно, - подумала Женя, - а я ведь тогда не врала. Я, действительно, зажмурилась и в следующее мгновение столкнулась с девушкой Толика. Объяснения стометровому шагу не нашлось ни тогда, ни сейчас. Предполагать можно было всё, что угодно, но факт оставался фактом: произошло необъяснимое перемещение…. То ли время сжалось, то ли пространство…. Короче, случилась некая аномалия».
Женя села в кровати, прикрыв ноги одеялом, положила подушку под спину и вдруг ощутила невероятное спокойствие. Она только сейчас вспомнила, что за неделю до встречи с Толиком в метро думала о нём. Её восхищало не раз, как всё увязано в узорах судеб. Ей показалось, что и мысли о Толике не случайно пришли к ней в голову. Скорее всего,  где-то уже было известно, что встреча грядёт.
Тишина словно застыла: исчезли звуки за окном. Ветер затих, дождь неслышно капал на землю, листва замерла, даже тени на противоположной стене, обычно устраивающие ритуальные пляски, исчезли. Мысли тоже замолчали в ожидании чего-то. Да и сама стена словно приобретала новые свойства: беззвучно пульсировала, как живое существо. Женщина, не отрываясь, смотрела на противоположную стену. 
И вдруг увидела, что она начала «растворяться», а за ней сначала, как в тумане, а потом всё ярче и ярче стала проявляться иная реальность: двор её детства ранним летним утром. Она увидела, как открылась дверь подъезда в соседнем доме, и оттуда вышел Толик. Странно, но Женька вспомнила, что это было лет восемь назад, ещё до знакомства с Лёшей. Толик тогда остановился, чтобы завязать шнурок на ботинке. Он не видел, как Женька, возвращаясь с утренней пробежки, спряталась за дерево. Он прошёл рядом с ней. Её сердце готово было вырваться из груди.
Она уже не помнила, зачем спряталась, чего испугалась.
- Не простила, видно…. Я ведь была влюблена в него.
И вот сейчас Толик завязал шнурок, медленно распрямился и посмотрел в открывшееся пространство. Он мог сделать шаг и очутиться в её квартире.
- Что это? – каким-то невероятным образом она услышала его мысли.
И вдруг до неё дошло, что не только она, но и он видит её.
- Нас разделяют годы, - подумала она.
- Ты у себя в московской квартире? Сколько лет прошло?
- Восемь.
Было странно видеть, что Толик не открывает рот, не произносит слов, а она слышит его, как и он понимает её.
- Через год после тех каникул я вышла замуж, ещё через год родила сына Ванечку. Через три года после его рождения развелась с мужем. И вот уже три года мы с сыном живём вдвоём…
- Мы можем всё изменить, - беззвучно произнёс Толик. – Подойди к границе, нас разделяющей, сделай шаг, и ты окажешься в прошлом. Мы с тобой изменим сюжет. Это наш с тобой шанс.
- Это наша реальность или параллельная?
- Это моя реальность, а ты в своей реальности.
- Я не могу оставить Ваньку. Это мой сын.
- В моей реальности ты ещё не встретила своего мужа…
- А это значит, что там я не рожу Ванечку через два года…
- Зато мы будем вместе, и у нас будут общие дети. Ты, чисто теоретически, сделав шаг, забудешь то, что было. Это твой шанс прожить заново этот отрезок времени.
- А здесь, что случится здесь? Я исчезну?
- Не знаю. Этого варианта будущего просто для тебя не будет.
- Нет.
Женька вдруг подумала, что ни одного прожитого дня она не хочет отдавать на «стирание». Да и есть ли она, эта альтернативная реальность? Есть её опыт, её боль, страдания, но и радость, минуты прозрения, откровений. Понимание, что если бы не случилось одного, не открыла бы в себе другого. Осознание причин и видение следствий. Бессонные ночи возле кроватки малыша, первое слово, первый зуб, первые шаги…. Этот объём - часть её жизни.
- Я ощущаю, как тебе было тяжело…
- Толик, это моя жизнь. Хорошая или плохая, но моя. Ты холост?
- Да.
- Тогда тебе проще шагнуть в будущее, ко мне.
- Что ты предлагаешь? Восемь лет жизни будут вычеркнуты. Это всё равно, что я проведу их в коме. Восемь лет жизни пройдут мимо меня. У меня не умещается это в голове.
- Всё верно. Что так, что эдак, как ни крути, всё не правильно. Жертва. Во имя чего? Почему ты со мной не говорил, когда мы учились в школе? Играл в молчанку? Обет кому-то дал?
Толик улыбнулся.
- Всё проще и прозаичней: я стеснялся. Боялся что-нибудь ляпнуть и всё испортить. Это была очень хрупкая сказка…
- Я тогда спряталась за деревом, а ты прошёл мимо, и не почувствовал даже. Но даже если бы ты знал об этом, это ничего не изменило бы. Судьба.
- Я видел краем глаза, когда завязывал шнурок, как ты забежала за дерево, но решил сделать вид, что не заметил тебя. Ты всегда в одно и то же время выбегала по утрам на пробежку в эти каникулы. Я наблюдал за тобой в окно. И вышел сегодня, чтоб «случайно» столкнуться с тобой, но увидел, что ты спряталась. Я не должен идти против твоей воли. Твой поступок  равносилен отказу…. А теперь вот стою перед открывшимся порталом и рассуждаю, что можно изменить…. А как? И куда денешься ты, стоящая за деревом? Испаришься, сольёшься с самой собой? Бред. Но ведь он открылся. Для чего? Может, всё же это наш с тобой шанс? И есть альтернативная реальность? Здесь всё останется как прежде, а значит и в твоём будущем – тоже. А мы…
- А как же твоя девушка?
- Это была моя двоюродная сестра. Сейчас портал закроется. Восемь лет, говоришь, прошло. Я найду тебя. Адрес.
Женька дважды повторила свой адрес. Толик улыбнулся:
- У меня великолепная память. Какое у тебя там сегодня число, месяц? Осень? Забавно. Жди в гости. Приду знакомиться с тобой и с твоим сыном. Мы же не знаем друг друга. Я занудный добряк, а ты…
- А я не от мира сего. А внешне… полгода цирковой школы, это, брат, не забываемый опыт: вылезает в самый неподходящий момент.
- Это твоё спасение, - прошептал он.
Иное пространство затягивалось всё более плотной структурой, пока вновь не стало обычной стеной в отдельно взятой квартире. Женька ущипнула себя за руку, хотя понимала, что это надо было делать раньше. А теперь всё встало на свои места.
- Что это было? – произнесла она вслух. – Сон? Или загадочное явление, которое так и останется не разгаданным?
Ответа не последовало. Да и кто ей мог ответить?
- Лучше молчать, а то измерением температуры не отделаешься. Клиника, но ведь происходит. Чудеса ко мне слетаются как будто. Ну, стена растворилась, подумаешь! Ну, лето восьмилетней давности заглянуло среди ночи в мою квартиру. Может, согреть меня решило в осеннюю непогоду?
Она встала и вдруг вспомнила про обещание Толика нагрянуть к ней в гости.
«А что? Если не забыл адрес и дату, то сегодняшний «сон» к гостям у нас будет».
Она посмотрела в окно.
- Утро туманное. Бежать некуда. Готовить после бессонной ночи – глупо. Зато можно поспать. К чаю что-нибудь найду.
Она вновь легла в постель и почти мгновенно уснула. Через три часа проснулась, ощущая лёгкость неимоверную во всём теле.
- Вроде, не должна, а выспалась.
Женька позавтракала, испекла яблочный пирог. А вскоре родители привезли Ванечку. Они почему-то сразу же засобирались домой. Может, пирог на столе навёл их на некие мысли, Женька так и не поняла. Правда, она произнесла заветную фразу, что пирог к  чаю давно собиралась испечь и вот…. свершилось. Родители переглянулись, и Женька поняла, что лучше бы уж молчала.
- Гости – это всегда радость, - сказала мать.
- А нежданный гость, сама понимаешь, - добавил отец.
- Какая разница, какой. Главное, что гость, - произнесла мать и выразительно посмотрела на Женькиного отца.
Через час после их ухода раздался звонок в дверь. Женька испуганно посмотрела на сына.
- Что? – спросил он. – Я не достану открыть.
- Конечно, - согласилась она, продолжая сидеть на диване.
- Я пойду, скажу, чтобы подождали.
- Нет! Я иду.
Женька встала и, шмыгая по полу ногами, «поплыла» к двери, открыла её, увидела Толика и схватилась за дверной косяк.
«Значит, портал – не бред моего больного воображения. Это было. Ночью, - подумала она. – А сейчас – следствие. Представления не избежать».
Он посмотрел на неё и, улыбаясь, сказал:
- Петь не надо. Набора в хор не будет…
- Почему?
- Что?
- Петь не надо.
- Я сам тебе спою, - сказал Толик.
- И я! - закричал Ванька.
- Вот. Нас уже двое. Третьей будешь?
- Я плохо соображаю, - сообщила Женечка, не двигаясь с места.
- А войти-то можно? – поинтересовался гость.
- Ну, да.
- Ты это… дверной косяк отпусти.
- Что? – не поняла Женечка.
Толик коснулся её рук.
- А-а-а, - сообразила она. – Я проход загораживаю. Но я ж упаду…
- А я не дам.
- Спасибо, - сказала Женька и уткнулась Толику головой в грудь. – А адрес?
- Я же говорил, что у меня хорошая память.
- А ну, да. Значит, я не бредила сегодня? Чего я спрашиваю, если ты стоишь передо мной?
Ванька покачал головой, а потом заявил:
- Мам, вы как два сапога с одной ноги, - Ванечка сделал паузу, - нет, я что-то перепутал. Бабушка обычно про нас с дедом говорит, что мы два сапога – пара.
- Это он про кого? – поинтересовалась Женечка.
- Про нас с тобой.
Женечка вдруг выпрямилась, пропустила Толика в коридор, закрыла дверь и сообщила сыну:
- Мы с Толиком в хоре целый год вместе пели…. И учились в одном классе больше пяти лет…
- Я его сегодня во сне видел, - вдруг вспомнил Ванька.
- И как я тебе? – спросил Толик, улыбаясь.
- Похож, - засмеялся Ванька. – Даже очень…
- А я, брат…
Толик не договорил, посмотрел на сумку с продуктами, на торчащую сверху коробку с машинкой.
- Я не против, - сообщил Ванька. - Солистом в нашем хоре будешь?
- Попробую, - сказал осторожно Толик.
Женька улыбнулась, и почти сразу же в комнате сам включился телевизор, послышалась знакомая музыка. Звонкий мальчишеский голос запел припев: «Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо…».
- Фантастика, - прошептала Женька.
- Реальность, - сказал Толик, поставил, наконец, сумки на пол и взял Ваньку на руки.

Сентябрь 2014 год