Глава 8. Неожиданная встреча

 
         (Рассказ Натальи Аристовой № 1).
    
                Фото: Ташкент -Дворец искуссив.

Вот и уехал Сабир Усманович домой, а я осталась в незнакомой мне семье. Хотя семьёй назвать двух стариков можно с натяжкой. Скорее это осколок от некогда большой семьи. Этот вывод я сделала при первом знакомстве с родителями Сабира Усмановича. По своей семье мерила: ситуация казалась похожей.

Однако через неделю обитания в новой среде,  поняла, что поспешила с выводом. Эти двое пожилых людей, прожив рядом целую жизнь, сохранили те чувства и отношения, которые составляют основу семьи: уважение, душевную теплоту, заботу друг о друге и о людях, живущих рядом.

Глядя на этих двух стариков, я  поняла, что наша семья очень сильно проигрывает им, причём по всем позициям. От нашей семьи так и веет холодком, равнодушием друг к другу и накалом  «высоких» эмоций» на грани срыва, от стариков Усмановых: пониманием и доброжелательностью.

Халима-апа приняла меня сразу так, словно давно и хорошо знает меня. И я стараюсь отплатить старой женщине тем же: теплотой  и уважением. Её муж, Усман-ака, сначала показался мне через-чур строгим, порой даже сердитым, но очень быстро я начала привыкать к его строгому выражению глаз, к твёрдому малоулыбчатому лицу.

Меня вполне всё устраивает: я не лезу к ним, а они не досаждают мне чрезмерной опекой, не требуют особого внимания, не третируют подозрениями и предположениями.  Сложилось некое устойчивое равновесие. Этому поспособствовал и мой выход на работу: ухожу я из дома в восемь утра, а возвращаюсь в восемь вечера, так что времени на общение остаётся  немного.

Итак, впервые в своей жизни, я вышла на работу. Можете себе представить, как я себя чувствовала в первые дни? Думаю — да, ведь каждый из нас когда-то впервые в жизни начинал свою трудовую деятельность. Собственно, выполнять рабочие обязанности, на меня возложенные, не  составило  особого труда: тут я была прилежной ученицей, впитывая всё, чему меня учили.

Труднее привыкнуть к большому, шумному коллективу института, ко множеству разговоров, мнений, ко множеству личностей — уверяю вас, их количество предостаточно. Ко множеству взглядов: порой любопытных, испытующих; порой насмешливых, критических; порой - доброжелательных, подбадривающих. Несмотря на это, через месяц я уже не чувствовала себя «чужеродным элементом» в институтской среде.

Однажды вечером, возвращаясь после работы домой, я столкнулась с Каримом Отабаевым, и от неожиданности шарахнулась в сторону. Он увидел мой испуг и виновато улыбнулся:
-Здравствуйте, Наташа-хон.
-Здравствуйте.
-Вижу, что вы на меня в обиде? - фраза прозвучала полу-вопросительно, полу-утвердительно.
 
 Не стала кривить душой, перед этим странным,  не совсем приятным мне человеком:
-Да, я на вас обижена, и думаю, что имею на это основание.
-Конечно, - совершенно убитым тоном соглашается Карим Отабаевич, - я виноват и перед вами, Наташа-хон и перед Сабиром... И прошу у вас прощения.

Разговор становится навязчивым, и чтобы поскорее закончить его, признаюсь:
-Я вас давно простила.
-Правда? - как ребёнок радуется Карим, расплываясь в улыбке. - Вы очень добрая, Наташа.
Такая реакция Отабаева немного обескураживает и я не нахожу слов, а тот, видимо, по своему истолковав  молчание, начинает рассказывать о том, какую головомойку в тот  вечер ему устроил Сабир.

Карим всё повторяет и повторяет с полной убеждённостью:
-И правильно сделал! Правильно сделал! Я вёл себя, как самая настоящая свинья...
Представив Отабаева в обличье хрюшки у корыта с кормом, я невольно улыбаюсь.
-Вот я и развеселил вас, - говорит собеседник, довольный тем, что я изменила свой гнев на милость.
-Вы с работы, Наташа-хон?
-Да.
-И куда направляемся, если не секрет?
-Домой.
-Какие исчерпывающие ответы! - смеётся Карим. - И так просто и понятно: домой... А домой — это куда?
-Вы разве не знаете? - пытаюсь удивиться я. - Сейчас я живу у родителей Сабира Усмановича.
-Ну что же, так я и предполагал. И не ошибся...

Разговор смолкает, предвещая неловкую паузу, но Карим вдруг начинает говорить взволнованно, иногда путаясь в слова.
-Если бы вы знали, Наташа-хон... Мне как... Как мне досталось от Дильбар... Она стучала своими маленькими кулачками по моей груди... Плакала и говорила: -«Зачем ты отпустил Наташу?! Зачем?...Я знаю: ты обидел её, вот она и ушла от нас!»...

Поверьте, Наташа-хон, я плакал с ней вместе... Ругал себя последними словами... Я слово дал  Диле, что больше не буду пить арак (водку)... И вот уже месяц не пью...
-Очень рада за вас, - реагирую я, стараясь даже интонацией не обидеть друга Сабира Усмановича.
-Я тоже рад и за себя, и за то, что встретил вас, Наташа... И за то, что вы простили меня.

Карим Отабаевич мнётся в нерешительности, собираясь, видно, что-то сказать ещё, но никак не решается. И я делаю вид, что собираюсь уходить.
-Наташа-хон, куда же вы? - спрашивает Отабаев с отчаянием в голосе.
-Как куда? - удивляюсь ему в ответ. - Домой, конечно.
-А я хотел пригласить вас в ресторан! - выпаливает вдруг собеседник.
-Меня? В ресторан? Сейчас? - ещё больше удивляюсь я.
-Да, - односложно  подтверждает Карим.

Это предложение настолько удивляет и одновременно  заинтриговывает,  что я начинаю лихорадочно соображать: согласиться или нет. И хочется — и колется. Никогда раньше мне не приходилось бывать в ресторане. Но идти туда с  Отабаевым?...
Видя моё замешательство, Карим произносит весьма убедительно:
-Да не бойтесь вы меня, Наташа! Это я после арака дурным становлюсь... Даю слово, что пить не буду.

Но и эти слова не убеждают меня: слишком ещё свежи неприятные воспоминания. А Карим продолжает:
-Правда сейчас в ресторане мало интересного: в это время почти нет людей... Самое интересное начнётся часа через два: и народу побольше, и музыканты будут... Может для начала зайдём в кино? Во «Дворце Искусств» сейчас идёт новый фильм «Стервятники на дорогах»... Говорят — интересный. Вы не видели?
-Нет, не видела, - отвечаю ему не совсем уверенно, поражаясь способности Карима «брать противника в кольцо».
-Вот и хорошо! - радуется тот. - Сейчас позвоним тётушке Халиме, предупредим, чтобы она не волновалась... Ну, идём же?! Идём!..

Взгляд Карима, умаляющие-виноватый, как у ребёнка, который очень хочет загладить свой проступок, робко касается моего лица. И я неожиданно соглашаюсь. Мне очень  интересно наблюдать за человеком, которому хочется показать себя лучше, чем он есть. Так хочется поддаться этому наивному обаянию, но перед глазами встаёт истинное лицо этого «большого ребёнка».

Сразу припоминается  компания его друзей, для которой мне пришлось готовить плов. Я даже  имён их не запомнила. Да и их самих - тоже. Запомнился только Толик-Тахир, который обмывал, родившегося утром сына. Он был высок ростом, худощав и вертляв, как угорь. Смуглое, узкое лицо, весьма симпатичное, и меж тем, что-то в нём было не так. Быть может, несколько оттопыренные уши, делающие его похожим на Чебурашку. Я так и определила его про себя Чебурашкой, и по-моему, не ошиблась в определении.

Лицо Толика поражало вдохновенной самоуверенностью и нахальностью, и ещё зубами. У него был полон рот золотых зубов, и, когда он улыбнулся в первый раз, я подумала: - Вот что значит: золотозубая улыбка.
 Когда я накрыла на стол и собралась уходить к себе,  Толик остановил меня:
-Наташа-хон, может составите нам компанию? У нас есть бутылка шампанского... Девушки обычно любят шампанское.

Золотозубая улыбка была видимо, направлена на то, чтобы очаровать меня, расположить к обладателю оной, но я ответила:
-Спасибо. Видимо, не все девушки любят шампанское. По крайней мере, я не люблю.
-Так у нас и водка есть, и коньяк! - настаивал Тахир-Толик.
 Ответила жёстко, без улыбки:
-Благодарю за приглашение, но я не пью совсем: ни шампанское, ни водку, ни коньяк.
И быстро ушла в свою комнату. За спиной раздался насмешливый голос кого-то из друзей Карима:
-Ну, что, Тахирчик, отбрила  тебя девчонка?!

 Тахирсик ответил полу-презрительно:
-Подумаешь, прынцесса!
И вся компания зашлась хохотом, а я тем временем закрыла за собой дверь. В доме только входные двери имеют запоры, чтобы обезопасить себя, мне пришлось вставлять ножку стула в ручку дверей, чтобы никто не мог войти в комнату без спроса. Потом я убедилась в том, что  предостережение не было напрасным.

Сначала из зала доносились, приглушённые голоса, звон посуды и стаканов. Потом голоса стали громче и, наконец, словно взорвались. Я поняла,  что двери в зал открыты и кто-то идёт по коридору. Шаги затихли возле моей двери. Раздалось лёгкое постукивание и  приглушённый,  пьяненький голос  Толика:
-Принцесса, ну что же ты такая гордая? Посиди с нами немного: мы не кусаемся...

Я затихла, как мышка, притворяясь спящей, стараясь дышать совсем неслышно. Постукивание перешло в царапанье, а голос стал ещё ниже, ещё «соблазнительней»:
-Принцесса, ты где? Я тут у твоих дверей, как у твоих ног...
И снова тишина. Затем громкий голос Карима:
-Толик, Толик, куда ты делся? Мы  ещё за дружбу нашу не выпили...

Карим,  увидев Толика у моей двери, продолжил не понижая  голоса:
-Что, Тахирчик, понравилась девочка? Красивая, не правда ли?
-Да тише ты, тише, оратор! Что разорался, как торговец  на базаре?
Дальше разговор проходил уже при пониженных тонах и на узбекском языке, видимо для того, чтобы я не смогла ничего понять. Друзья на этот счёт сильно заблуждались. Они ведь не могла знать того, что я выросла среди махаллинских ребятишек, и язык знаю неплохо.

-Девочка красивая, да не про тебя, дорогой друг.
-Уж не про тебя ли?
-Не угадал, дорогой: это Сабира девчонка.
-Твоего старого дружка?!
-Тебе он тоже , как мне помнится, хорошо знаком. Не забыл ещё вижу.
-Нет, не забыл. А когда начинаю забывать, то лицо напоминает золотыми зубами.

Карим засмеялся приглушённо:
-Да, Тахир-джан, это память, так уж память: на всю жизнь. На каком это курсе он тебе отметку эту сделал?
-На третьем, - ответил Тахир. - И тоже из-за девчонки... Помнишь Катюшу Воронову? Вот тогда, из-за неё я и лишился зубов.
-Как не помнить? - отозвался Карим. - На вашем курсе все парни были в неё немного влюблены.
-Ты прав, Карим, были... А досталась  Сабирке, и потом, как козочка на привязи ходила за ним... А он попользовался  и бросил, как...

Дальше последовали весьма нецензурные слова и я, чтобы не слышать этого, закрыла уши подушкой. Когда  я сняла подушку с головы разговор между дружками шёл уже о том, что у Кати Вороновой от Сабира Усмановича есть ребёнок — сын.
-Карим, друг! Я хотел убить Сабирку, когда вернулся в Ташкент! - признался Тахир. - Но он уже уехал в Фергану.
-А где сейчас Воронова? - поинтересовался Карим, еле выговаривая слова, заплетающимся языком.
-Всё там же, в Джизаке. Работает в Облбольнице. После того, как получил от ворот — поворот, я больше там не был...

Голос Тахира сорвался, и он начал плакать  злыми пьяными слезами. Карим успокаивал его  и потащил назад в зал, предлагая залить горе водкой.
-Как хорошо, что я знаю язык, - думала я. - Иногда можно узнать много любопытного.
К языкам у меня способности с детства: я и английский знаю не хуже мамы, а может даже и лучше, потому что много слушала песен на английском, учила слова, подпевая исполнителям...

Впрочем, я несколько отвлеклась от основной нити повествования, и должна это исправить. На следующий день Карим-ака с опухшим лицом, всклокоченными волосами, высказывал мне, предъявляя претензии:
-Ишь, какая принцесса нашлась?! Что, полчаса не могла посидеть с нами?
Ответила я ему тогда довольно  резко:
-Я не обязана развлекать Ваших друзей!
-И тебе никто и ничем не обязан! - зло отрезал Карим.

В ответ на его слова я хлопнула дверью и ушла в сою комнату. Хотела сразу же уйти из этого дома, но куда? Ташкент для меня совершенно незнакомый, чужой город. С полчаса ходила по комнате, лихорадочно соображая, что делать, но так и не смогла ничего придумать.
Карим два раза подходил к двери, звал завтракать, и оба раза я отказывалась. Слышно было, как он сам метался по дому, не находя места. Наконец, что-то ворча себе под нос, хлопнув входной дверью  он ушёл из дома. Только после этого я немного успокоилась и ко мне вернулась способность нормально мыслить.

Я решила одеться и выйти  в центр города и попробовать поискать работу самостоятельно. Ведь мне никто ничем не обязан, как выразился лучший друг Сабира Усмановича... Никто и ничем. Когда постучали в дверь, я уже была одета. Инстинктивно сжалась, ожидая неприятностей. Но стук был иной, лёгкий, не наглый. И я шагнула навстречу.
-Кто там?
-Это я - Сабир-ака, - ответил голос из-за двери.

Каким прекрасным показался  этот голос, словно сам Ангел-спаситель пришёл мне на выручку. И я была несказанно рада этому. Рада, как никогда раньше. Сама не ожидала такой реакции. Видимо, поэтому и ощетинилась, как ёж.
-Здравствуйте, Наташа, - сказал Сабир-ака прямо с порога, внимательно всматриваясь в моё лицо. - А я Вам привет привёз от мамы. 
   
«Ангел-спаситель» подал мне письмо, которое я прочла мельком, потому что знала, что там написано: жалобы мамы на загубленную молодость, на непонимание её жертвы, обвинение в неблагодарности и чёрчтвости.
Отбросив письмо на кровать, я подумала с досадой:
-«Лучше бы ты денег передала, мама, чем это письмо! Оно не сказало мне ничего нового».

Сабир Усманович передал  знакомую дорожную сумку со словами:
-Ваша мама попросила  передать ещё вещи.
Это порадовало меня больше белого листка, сиротливо прилепившегося на краю кровати, Вещи были кстати. Не обращая внимания на Сабира, я стала выкладывать их из сумки. Особенно порадовалась своему любимому вечернему платью, которое лежало на самом дне сумки. Я так увлеклась своими нарядами, что чуть не пропустила мимо ушей слова Сабира Усмановича:
-Наташа, вы не забыли о том, что должны сейчас ехать в институт?  Переодевайтесь, а я подожду в машине.

И уже в дверях он добавил:
-Забыл спросить, Наташа:  Карим успел вас прописать?
-Да, - ответила я поспешно, - Вчера он вернул мне паспорт  с пропиской.
-Вот и хорошо. Возьмите все документы, что у вас есть — будем устраиваться на работу. Ваша мама дала добро.

Сабир ушёл, а я подумала:
-А что ей ещё оставалось делать? Всё свершилось с её молчаливого согласия и даже, если задуматься, с активного подталкивания именно к этому шагу.
Вот так, благодаря «Ангелу-спасителю» я  и устроилась на работу, и покинула дом, человека мне малосимпатичного. Впрочем, я вновь  отвлеклась от повествования...
               
                *        *        *
 
Карим-ака чувствует себя явно не совсем комфортно: он то ёрзает на стуле, устраиваясь поудобней, то вынимает из кармана яркий  носовой платок, вытирая воображаемый пот, то  недоверчиво, краем глаза, посматривает на меня. Он, видимо, никак не может поверить тому, что я смогла простить этого человека и согласилась пойти с ним сюда, во Дворец искусств — сомневается, что пойду и дальше, в ресторан.  Гадает что всё это значит: подвох, авантюра, или мелкое желание  уязвлённого женского самолюбия, желание отомстить? 
 
Много, как видно, мыслей в голове Отабаева — ох, много. Сижу молча, сосредоточившись на экране, в душе ликуя:  к чему месть, дорогой  друг, Карим-ака? Ты уже сам-себя наказал! И мне этого вполне достаточно. Так что: даёшь ресторан! Тем более, что это первое моё посещение  такого заведения — пусть даже не с тем  с кем хотелось бы...

Итак, фильм нас не очень интересует. Тем более, что это подделка под Запад, и подделка дешёвая. Какой Запад с разбитыми дорогами, всесильной российской мафией и хлипким «суперменом»?  Ничто не может заглушить мысли в наших головах: ни выстрелы, ни повышенные тона, на которых общаются персонажи фильма, ни визг тормозов. 

Я краем глаза наблюдаю за соседом. На его лице  время от времени возникает  явно различимое недоверие. Весь его вид словно говорит: -«Что ты задумала, Наташа-хон? Что от тебя можно ждать?»
Вот и правильно, вот и хорошо: именно эти сомнения и будут держать его в узде. Странный он всё-таки человек. Не всегда  его понимаю. А, впрочем, мне это и не нужно.
Как говорит мама Лина: - Он - человек не нашего круга. И он мне — не интересен.

При одной только мысли о маме, на моём лице возникает усмешка, и сосед сразу становится похож на взъерошенного воробья: он явно принял её на свой счёт. А меня начинает разбирать смех, который сдерживаю с трудом. Приходится переключать внимание на действия, происходящие на экране, чтобы усыпить бдительность соседа. Через некоторое время бдительность соседа засыпает, и он  с головой «уходит в фильм».

Уже на улице мой нечаянный спутник интересуется, всеми силами пытаясь не выказать  заинтересованности:
-Вы не передумали,  Наташа-хон?
-Я не передумала,  Карим-ака. - отвечаю ему, пряча предательскую усмешку. - А вы  случайно не передумали?
-Как вы могли подумать такое?! - взвился тот. - Едем!
-Куда? - полюбопытствовала я.
-Куда прикажешь, принцесса?!
-Я слышала ресторан «Зеравшан» неплох...
-Верно: неплох, - заулыбался  Карим, давая понять, что это заведение ему хорошо знакомо.
-Так едем?
-Едем, принцесса!

Мужчина останавливает такси, услужливо сажает меня на заднее сидение, сам  плюхается рядом с водителем и произносит небрежно:
-Ресторан «Зеравшан», шеф!
Водитель — пожилой мужчина, явно европейского типа, с осуждением поглядывает на моё отражение в зеркале. Я чувствую это всей кожей и щёки мои начинают предательски алеть. С вызовом отвечаю ему взглядом: - «Какое тебе дело, дядя? Следи лучше за своими дочерьми!» Мужчина осуждающе качает головой, я начинаю злиться, и, чтобы не высказать свои мысли вслух, отворачиваюсь к окну.

А за окном  в свои права  уже  вступила ночь. Свет фонарей, где ярче, а где  приглушённее, освещают улицу по которой катит такси, создавая какой-то иной, ирреальный мир, выхватывая из темноты знакомые картины. Возникает автобусная остановка. Группа парней о чём-то заинтересованно дискутирует, эмоционально доказывая что-то друг другу, при этом отчаянно жестикулируя.  Лишь один из них — высокий стройный, с волнистыми волосами, рассыпанными по плечам, стоит молча, широко расставив ноги, и держа руки в карманах брюк. Стоит так, словно бросил вызов всей этой честной компании, и теперь ждёт ответа на этот вызов.

-«Вот это — личность! - думаю я, - Только личность способна вот так стоять над толпой. Быть выше её, ярче...»
Додумать мысль до конца  не успеваю: такси останавливается напротив ярко освещённого здания с надписью «Ресторан Зеравшан».
-Приехали! - говорит Карим-ака, и я выхожу из такси, не дожидаясь, когда он расплатится с водителем, чтобы не видеть больше  испытующего взгляда таксиста.
И сразу же слышу  вкрадчивый голос:
-Красавица, это не ты назначила мне сегодня свидание?
Из темноты выныривает хлипкая фигура, вызывая у меня улыбку: уж очень она напоминает юркую ящерку. Ответить не успеваю, потому как появляется Карим  и развязано выдаёт:
-Осади, Бэбби! Эта девушка мне назначила свидание.

-О, Каримчик?! - заискивающим тоном  реагирует  тот. -Сколько лет, сколько зим? Что-то давно тебя не  было видно. Весь в трудах, весь в работе?
-Отдыхал от тебя, Бэбби, - безапелляционно ответил ему Карим, ни мало не заботясь о том, как его высказывание  воспримет этот самый Бэбби.
-Ха-ха-ха! - не обиделась хлипкая личность. - Ты, как всегда, Каримчик,  в своём репертуаре!
Карим оборачивается ко мне, словно напрочь забывая о вертлявом вьюноше с лёгким пушком над верхней губой:
-Идём, Наташа-хон:  «Зеравшан»  у наших ног!
И делает широкий, приглашающий жест.

Продолжение: http://proza.ru/2014/11/17/357