Старина моей семьи

Старина моей семьи

В семье моего прадеда было 9 человек детей. Прадед боготворил свою жену. Была она крошечной и хрупкой, очень красивой, и необыкновенно кроткой. Семья жила бедно, поскольку все предприимчивые шаги прадеда к благосостоянию оказывались утопическими фантазиями. Он был глубоко верующим иудеем. За какую-нибудь провинность детей мог жестоко наказать. Как и случилось однажды с одним из сыновей Марком. Играя, он подбил пробегающей курице ножку. Прадед рассвирепел. Ведь такую курицу нельзя было употребить в пищу. Надавав подзатыльников шалуну, прадед запер сына в большой сундук. И забыл о нём. Спасла наказанного сестра - моя бабушка, которая услышала стон. Марк чуть не задохнулся.

Строгости прадеда в отношении детей продолжались все годы. У одного из сыновей Владика, родился мальчик. Однако, жена сына была комсомолкой. Об обрезании не могло быть и речи. Прадед разгневался и проклял сына. Второй сын родился нормальным, более того – большим умницей. Он был ученым-физиком. Но немного не от мира сего и очень косноязычий, что мешало ему общаться  в научных кругах. И в семье было принято считать, что это проклятие деда.

Крутой нрав его проявился и в судьбе моей бабушки. Моя бабушка была чрезвычайно мила внешне и кротка, как её мать. Её милость, доброта, мягкий характер пленили одного из очень богатых, благородного происхождения предпринимателя. Он катал бабушку в своей дорогой коляске, очень деликатно ухаживал. И, в конце концов, сделал ей предложение. Но прадед, будучи бедным и гордым, отказал жениху, считая, что тот бездельник и мот.
И бабушку мою выдали замуж за такого же бедного, как и она сама. Муж её, мой дед, оказался бесхарактерным, малообразованным, посредственным бухгалтером. К тому же любил выпить, из-за чего его часто выгоняли со службы. И бабушка вновь и вновь устраивала его на очередную работу.

Бабушка хотела учиться медицине. Получить медицинское образование опять же помешал прадед. Он считал труд медсестер грязным и недостойным. Но свою любовь к медицине бабушка компенсировала шитьем лечебного белья и корсетов. Она прекрасно шила и вышивала. Прадед, исповедуя свои принципы старины и веры, считал, что образование нужно только мужчинам. Девочкам же готовилась судьба  домохозяек и матерей.  Однако, две из них моя бабушка и старшая из сестер, много читали, любили стихи, передавая своим детям любовь к литературе, музыке и всему прекрасному. И не смотря на то, что бабушка моя ушла из жизни в 44 года, оставив двух девочек, она успела передать им свое отношение к книгам.

В нашей большой семье к периоду моего рождения самой старшей из моих двоюродных бабушек была Фаина. Судьба её сложилась непросто. Встретив молодого человека и полюбив его, она многие 11 лет ждала его возвращения с одного фронта, потом с другого. Она была самой красивой из всех сестер, и могла выбрать за эти годы любого из претендентов. Но, тем не менее, любовь эта прошла через всю жизнь. С самых ранних лет своих помню мамину фразу «Поехали к старикам». Так любовно мама с сестрой называли бабушку Фаину и её мужа Мишу. Я очень любила эти поездки. Мне было удивительно спокойно у них. И не смотря на то, что там не было детей, всегда было уютно сидеть рядом с бабушкой у стола. Быт этих стариков меня очаровывал. У них было два уже взрослых сына, младший из которых был филолог, преподавал в старших классах литературу жил с ними, а старший, прошедший войну, служил в Североморске военным врачом. 

И вот, мы с бабушкой сидим за большим семейным столом. Перед ней на газете рассыпана гречка. Она сидит, положив обе руки на стол. И разговаривая с мамой, по зернышку, не спеша перекидывает черные в сторону. Свои беседы, она перемежает стихами старшего сына, который издаётся  военным  Литиздатом. Читая их всегда наизусть, она то печальна, то улыбчива. Старший сын её особенная любовь и гордость. Эту идиллию нарушает дед, ворча что-то на идише. Мама вскидывает на него глаза, пытаясь понять, о чем идет речь. Но, бабушка предупреждает её, переводя не его фразу, а свой ответ. Наблюдать за ними мило и смешно. Они все время спорили и ссорились из-за бытовой ерунды. Но в этих стычках не было злобы, взаимного неприятия. Просто они давно жили друг с другом. И вот подавался обед. Это было замечательно, потому что на стол ставились тарелки зеленой эмали, а ложки серебряные старинные в черпачке были помяты. В этом для меня была особенная прелесть, таких вещей я нигде больше не видела. Готовила бабушка великолепно. В этом был свой ритуал, и занимал он весь день, поскольку она никогда не работала.

Не смотря на то, что я до каких-то пор была самой маленькой в семье, меня не заласкивали, не тискали и не зацеловывали. Относились ко мне спокойно и с любовью. Но я все-таки ощущала особенное нежное к себе отношение деда, который немногословно общался со мной, но в этом было что-то интуитивное, что ребенок всегда чувствует.

Быт стариков производил на меня неизгладимое впечатление. Особенно было интересно наблюдать, как дед готовился к бритью. Он ведь был человек старых времен, и не признавал электробритву. Бритье было вечерним  ритуалом. И сколько бы раз я не видела это, всегда была рада, что он готовится к этому действу. Из маленькой отгороженной комнатки он постепенно выносил все предметы для бритья. Перемещаясь туда-сюда, он ставил предметы на свое место. Последним выносил широкий ремень. Закрепив его на вертикальной планке стула, раскрывал лезвие и начинал править не торопясь, привычными движениями, периодически проверяя остроту лезвия. Затем садился за стол, долго рассматривал себя в зеркале, трогая лицо в разных местах. И начинал священнодействие. Маленький кусочек белого мыла взбалтывал так, что намылившись, казался волшебным дедом Морозом. А потом было интересно, как это убирается полосами лезвия, как после снегоуборочной машины. Всякий раз для меня это было новое, невообразимое волшебство. После бритья дедушка благодушно пил чай непременно в стакане с подстаканником. Но перед этим ритуально доставал голубоватую голову сахара, не торопясь брал щипцы, раскалывал несколько маленьких кусочков и пил вприкуску.  Дедушка был директором кожевенной фабрики, но никогда не рассказывал о своей работе. И ничего об этом не сохранилось в памяти.

На семейные праздники собирались у стариков. Это бывал сбор всех Ленинградских родственников. Покидая Николаев во время погромов, семья разделилась на московских и питерских. К старикам съезжались племянники - двоюродные братья. Они были ещё молоды. Шутили, балагурили на разные темы. Но самой главной гостьей была родная сестра моей бабушки и Фаинины -  Лиза.  Её я ждала с особенной радостью. Она была малограмотная, но бесконечно добра, шумна, колоритна своей внешностью и словом. Круглолицая, с живыми большими глазами и симпатичными ямочками на круглых щеках, она вносила в жилище сестры неувядаемые страсти своей многотрудной жизни. Мягко картавя, с порога громко и эмоционально рассказывала о каких-то своих делах и заботах. Дом стариков, такой благостно спокойный в обычные дни, оживал. Большой семейный стол заставлялся приготовленными и принесенными блюдами необыкновенной вкусноты, которые конкурировали с одной бутылкой водки и вина на всех. Тогда моя душа наполнялась восторгом и упоением. Я была частью этой семьи и уходящей старины моих двоюродных стариков. Как много ещё можно вспомнить, но память высветила щемящее чувство утраты этих людей, которые были мне родными с рождения. Старики очень любили друг друга. Фаина не мыслила жизни без дедушки, и ушла к нему через две недели.

март 2014 г.