Последний день легионера Алекса

               
                Глава 1
   
      Уже перед рассветом самолёт  приземлился на юге Африки. Со  всех сторон аэродром окружали стёртые до плоскогорья хребты северо-запада  Капских гор. Пугающая, похожая на гигантскую летучую мышь тень разорвала мерцающую тишину ночи, оглушила мощью раскалённых двигателей, навалилась на бетонку всей своей неумолимой массой и неожиданно ловко скользнула меж опознавательных огней, с каждым ярдом теряя остатки силы и хода...
      Стихли двигатели, сброшен трап, и, в следующее же мгновение,  на притихшую от только что пережитого ужаса африканскую землю посыпали рослые парни  в пятнистой униформе. Очень скоро под брюхом  грузового отсека выросла пирамида больших темно – зеленых ящиков со снаряжением. Всё делалось быстро.  Летучая мышь осваивалась на занятой территории уверенно и чётко, со знанием дела отрабатывая уже не раз сыгранный сценарий...
      Разгрузка была недолгой. Вдруг стихли команды,  небольшая заминка, пауза... Алекс отошел подальше от борта. После многочасового перелёта через океан  тело затекло.  Алекс несколько раз присел, разминая ноги, потом наклонился, упёр ладони в пористый и слегка прохладный бетон, отбросил назад ноги и, не обращая внимания на тяжесть экипировки, начал отжиматься. Тупо, без счёта, пока не заныли предплечья. Стремительно, как дикая кошка, подпрыгнув, встал и сделал ещё несколько шагов, высоко, по-строевому, выбрасывая вперёд ногу. Всё, теперь — порядок. Поправил за спиной отяжелевший ранец, успокоил дыхание и огляделся. Прожектора освещали лишь небольшую площадку, поэтому  ничего, кроме  своих товарищей и разверзшего трапы  Боинга, Алекс не увидел. Дальше предрассветная мгла  ещё не пускала. Но, всё равно, он узнал это место, почувствовал  его сразу, едва ступил на бетонку. В прошлом году, тоже весной, они уже были здесь, в этих самые древних на Земле горах с невысокими, почти плоскими вершинами, на которых растёт орхидея Диза, гнездятся длинноклювые сахарные птицы, и невидимо обитает таинственное племя горных горилл. Ровно неделю они чего-то ждали, томясь от безделья и неизбежной перед боем тревоги. Потом погрузились в небольшие десантные вертолёты и улетели на северо-запад, в джунгли. На  четыре месяца, до конца сезона дождей. Сожженные  до тла  деревушки туземцев, смердящие трупами джунгли и река, уносящая в океан сотни изуродованных тел... Кого-то из легионеров тоже унесла река, а кто-то  навсегда остался  в джунглях. Туземцы научились стрелять не хуже наёмников, а ночью с чёрными дьяволами лучше вообще было не связываться... Они  не брали  в плен, а раненых добивали неторопливо, смакуя, с гортанными криками и жуткими улыбками на раскрашенных физиономиях...   
     Настроение у Алекса было скверное. И не потому, что он боялся возвращения в джунгли.  Он смотрел  в глубину ещё не расцвеченного красками  дня африканского неба, на отделенный от этого неба узенькой рассветной полоской контур гор, за которыми, он знал, будет равнина, пустыня, а потом река и джунгли, и чувствовал, что не боится этого. Мучило его другое. Неожиданно пришло то, от чего он прятался  уже  много  лет…Он видел маленький городок на юге Украины, в котором он родился и вырос, видел каштановую аллею, по которой они с Оксаной любили гулять, когда ещё не были мужем и женой. Стриженные жасминовые изгороди, маслянистая зелень листвы и бледно-розовые  свечи цветущих каштанов… Город каштановых свечей!.. Тогда Алекса звали Алешей… Просто Алешей. И никто там, в бесконечно наивной стране его молодости, не мог представить, как далеко занесет его  судьба. И  что  добрый и доверчивый мальчик  Алеша  станет, в конце концов, циничным и жестоким наемником, с серым равнодушным лицом и цепким, как собачья кличка, именем...
     Обычно Алекс не позволял себе расслабляться, и память не мучила его. Но теперь вдруг что-то в нем изменилось, сломалось, захотелось назад, в прошлое - с головой, навсегда!.. Два последних месяца он, насколько это позволяла его непростая жизнь, следил за событиями в Украине. Сначала этот безумный майдан в Киеве, который сначала казался Алексу  игрой в поддавки,  когда событиям  дают развиться до определённого уровня, чтобы потом уничтожить всё и всех - разом. Но вышло совсем иначе, и майдан победил, водрузив над Киевом знамя  украинских националистов. Потом отделился Крым, началась смута на  юго-востоке... Алекс понимал, что доверять информации, которую выдавало TV  и радиостанции в стране его пребывания,   по меньшей мере, глупо. Каждый раз, когда у него была возможность, он звонил своему старому армейскому другу в Москву. Он знал практически всё, как губка, впитывая каждое слово о том, что творилось на его родине. Знал о сожжённых заживо одесситах, о кровавых столкновениях в Харькове, о том, что на его родную землю пошли танки и армия националистов. Вчера, за несколько часов до вылета, он узнал, что  тяжёлая артиллерия  расстреливает Славянск,и авиация наносит бомбовые удары по Донецку,в котором прошли его студенческие годы, в котором он жил,работал,мечтал и любил Натали...Реальность ещё удерживала его: он слышал голоса своих боевых товарищей, видел рассветную полоску  над ломаным контуром гор и чувствовал тяжесть набитого рожками подсумка у пояса. Но все пристальней и пристальней всматривался он в лицо идущей с ним по каштановой аллее женщины. Вокруг все было правильным: и жасмин, и каштановый цвет, и броская ясность весеннего неба. Но, почему-то, он не узнавал лица Оксаны, хотя знал, что это она, его первая жена, - женщина, родившая ему дочь… Он слышал голос Оксаны, ловил каждое ее движение, жест, но лицо!..Чужое, бессмысленное и какое-то недоброе... Словно уже тогда Оксана чувствовала, что  скоро рядом с её мужем будет другая женщина. Моложе и, возможно, красивее. И все слова о вечной любви, которые он щедро дарил ей под каштановыми свечами, растают, как недолгий мартовский снег...   И он мучился, пытаясь разобраться в этой непростой для него и не лишённой  обычной человеческой логики ситуации, и не мог. В памяти, как в растревоженном улье, роились слова, фразы, образы из далёкого прошлого. А  над всем этим, как-то декларировано, зависала мысль о том, что теперь он уже никогда и не узнает правду о Натали…
   Он любил играть  ее локонами - их черным блеском на белизне подушки… Гладил и целовал эти локоны  и смотрел, смотрел в глаза Натали, утопая, как язычник, в пламени костра…
   И было все, что только может дать любовь!..А когда он уходил, Натали стояла в прихожей босая, в белой ночнушке: трогательно маленькая, растерянная и непривычно покорная…
      Уезжая в Америку, Алекс  оставил им все свои деньги и был уверен, что и Оксана с дочерью, и Натали смогут устроиться в жизни и без него. Но теперь на его родине шла гражданская война, и он, солдат удачи, слишком хорошо знал, что это такое. Постепенно, шаг за шагом, Алекс начинал осознавать, что если он не вернётся сейчас домой, то всю оставшуюся жизнь будет об этом жалеть...