Иногда я думаю о пластмассовой лошадке

                Трамваями становятся по-честному,
                Дотягиваясь пальцами до провода.
                /Малярша - автор Прозы ру./


Я иногда думаю о синем пледе в белые звезды. 
Ведь в жизни надобно о ком-то думать, кем-нибудь восхищаться?  Думаю, вот он какой мягкий и теплый…  ну, и еще много чего.  А бархатный синий плед думает обо мне тоже все самое лучшее.  Думает, и когда ты меня уже постираешь, разве не видишь  –  я сам себе противен!  Или изрежь, измельчи меня тогда большими ножницами, большими портняжными ножницами...
 
А я думаю так: ишь синенький, как забавно топорщится на диване, будто там кто лежит…  А может, там лежу я?  Маленькая такая, тоненькая, в полосочку…  уже неживая?  Мне-то кажется, хожу по комнатам, говорю, ем, чего-то делаю…  А на самом деле я там, под синим пледом, сухая мумия?  И уже прошли годы?!..  А как же тогда этот день, окошко на третьем этаже с видом на двор, где я сидела на подоконнике, свесив ножки наружу?  Как же белое солнце на крыше соседнего дома?  И я с большой ложкой, с большой серебряной ложкой во рту...
 
Я иногда думаю о синем пледе в белые звезды…

Иногда я думаю о том, что можно поймать кайф без алкоголя. 
Это бывает перед сном.  Ты ложишься на диван, укрываешься белыми звездами, и начинает кружиться голова…  Это и есть кайф.  Хотя он длится недолго, всего несколько секунд, но их бывает достаточно, чтобы хотелось блев...  Вот такой сильный кайф, да.  К тому же я не думаю, что у вас получится сразу.  Сначала нужно прожить до сорока, и только потом…  Да, главное дожить до сорока или больше, если получится.
Иногда я думаю о том, как можно поймать кайф…

Иногда думаю о желтом балконе, как он там без меня?  И выхожу посмотреть.  На балконе темно, на балконе  –  северный ветер.  В темноте листья кленов мерцают золотом.  Зовут, зовут меня поиграть, мерцают...  Я держусь за перила белыми как снег руками и покачиваюсь на ветру.  Покачиваюсь, как белье на морозном ветру.  В окошках домов зажигаются светлячки, и я верю, что там такие же люди.  Такие же, как я, люди.  А внизу горят фонари и витрины, и ездят игрушечные машЫнки.  Жужжат, мелькают туда-сюда.  И как факелы, горят фонари…
 
Я знаю, где-то в трамвайном парке на обходных спит трамвай, к которому я не приду.  Так что пусть не ждет.  Пусть не стучит колесами под моим балконом, не бьется грудью в окно.  Холодной железной грудью, красный трамвай…  Я не приду, я больше не умею водить трамваи.  Я просто стою на желтом балконе, держась за перила белыми руками.  Как одинокий мим во Вселенной среди мерцающих звезд… 

И все-таки  –  я иногда думаю о красном трамвае…

А иногда я думаю об уссурийском тигре. 
О том, какой он сильный и грациозный, как ловко он лазает по скалам и высоким утесам.  Как красиво и громко мурлычет в одиночестве в уютных таежных пещерах, и невидимо провожает лесного путника, чтобы его не напугать, не ранить, чтоб не убить его…

Иногда я думаю об уссурийском тигре. 
О том, как его убивают.  Как вырывают зубы, сдирают шкуру и крошат скелет.  Как делают из него сувениры и духи, как из костей настаивают вино…
То ли мне грезится, то ли снится мне...  –  на снежных горных хребтах уссурийской тайги стоят мертвые тигры.  Стоят, как изваяния…  ищут глаза человеков, чтобы спросить  –  «зачем?..» 
И хочется сбросить, сгрести этих сильных человеков в одну большую могилу, зарыть… засыпать их навсегда шкурами и скелетами тигров, которых они убивали.  Сказать:  «Нате!  Жрите досыта!  Забирайте с собой!..» 

А еще  –  у акул отрезают плавники, а самих выбрасывают в море, где они медленно и мучительно умирают...  А еще дельфины... 
И я могу только ослепнуть, только оглохнуть, только разучиться говорить.  Стать мертвой.  Это все, что могу я.  Но не могу помочь своей Земле, не могу помочь всему живому на ней!

Иногда я думаю о пластмассовой лошадке.  Синей пластмассовой лошадке.  Или зеленой, не важно.  Вот, думаю, сяду на нее, обниму за шею, уткнусь лицом в тёплую гриву... и все сразу изменится.  Мы ускачем туда, в другую жизнь, в вечное лето, где трещат кузнечики, мелькают пестрые бабочки и сиреневые вертолетики стрекоз.  В вечное лето...  И не будет больше кружиться голова, и сердце не будет болеть рубиновой болью, стеклянной рубиновой болью.  Все станет ясно и звонко вокруг.  В той стране, где еще звенят и манят меня серебряные колокольчики счастья…

Иногда я думаю о пластмассовой лошадке…

А еще думаю, может быть, это всё неправда? 
Ну, это всё  –  синий плед в белые звезды, солнечные домики, фонари, и этот красный трамвай тоже…  Всё, кроме тигра и пластмассовой лошадки.  Может быть, всё это ненастоящее, какие-нибудь декорации?  И этого не существует?  Пока я смотрю на него  –  оно есть.  Но стоит мне повернуться спиной…
 
Да, иногда я так думаю. 
И потом становится уже трудно думать по-другому.


-------------------------------------------
Иллюстрация из интернета.
Спасибо автору!