Тёщин сезон

               
                (Отправленное письмо)

  Сообщил вашей бабуне, что  не возражал бы  сопроводить её  в Сочи. 
В этой версии ей было удобней.
На самом-то деле  я делал ей царский подарок, предложив разделить с нами отдых. 

Она  и бровью не повела!

Зять для неё - непреходящий рассадник всякого рода  подвохов. С тех ещё, до родственных, пор.
Так , собственно, и оказалось  в итоге.
Сочи с вашей бабуней – те ещё нам вышли субтропики.
    
Личное оскорбление ей нанесли уже, когда с минутным  опозданием  подали прицепной вагон.               
– Самый замызганный, – брезгливо  провела она пальцем по его голубоватой обшивке .               

И,  столкнувшись с  потрясённой проводницею  взглядом, глубокомысленно заключила, – и задрыпанный самый.               

В купе ей привиделось, что наше  окошко треснуто,  "и теперь  нас так просквозит, что можем и не доехать." .               
–А эти, пардон, занавески  годятся  даже  трудно себе представить на что.               
Без радио ей было  невыносимо и тошно. 
Когда после 19 часов не включили и  телевизор, она заявила, что в купе слишком ярко, повыключала всё на хрен,  отправив  на боковую и своих, и  попутчицу с большими глазами.               


Утречком  в полудрёме,  уловив обрывки путевых сообщений,  она, с убеждённостью опытной проводницы, звонко напомнила всем, что стоянка в Сочи – минутка.               


Пассажиры сонно запаниковали  и, наряжая себя на бегу, делали пробку в проходе.
Поезд тронулся  через двадцать минут, а минуту он затем придержал себя у близлежащей платформы .               

– Мне  же были обещаны  Сочи, указала она  проводнице, не скрывая обиды. Из-за этой вот служебной халатности ей пришлось переться до Адлера.
Проводница, наконец, взорвалась.
Комплексом личных моих сожалений по этому поводу инцидент замять получилось .               
 - По-моему здесь тепло?!– выразила удивление  она, ступив  на, пропитанную дурманом наступившего бабьего лета, платформу курортного города .               

– А комната всё же холодная! Да! – с обидой профессионального отдыхающего  поставила  она хозяйке на вид.               

– Что, сразу на море? – будто бы и не в курсе была, куда её  так негаданно занесло, – а зачем?               

 На море она никак не желала врубиться, отчего это приставленный к её телу мужчина не предоставляет для её удобства лежак, получаемый прочими по пропускам санатория.

Пришлось корчить из себя  курортного разгильдяя, забывшего в номере всё.

Она заняла оба и, вглядываясь в лазурную даль, наивным задалась любопытством:               

– Здесь, что – с самого берега глубоко?   Я ж, как топор!               


Через пару минут, посчитав, что здорово  перегрелась, нырнула без всяких раздумий. 

Выбираясь из набегающих волн,  и счастливо  отряхиваясь,(так всем вокруг показалось) ворчала на неудобный, со скользкою галькой, выход .               
– Здравница, вашу мать, могли бы этот мох мне засыпать  песочком! Хотя бы!               


Затем последовал обязательный комплекс  реакций.               

– Подайте хоть чего-то от солнца.               

Ей выдали шапочку.               

– Не годится, не прикрывает лица.               

Подали широкое полотенце.               


– Не пойдёт – сквозь него невозможно дышать.
Слышали – в  Архангельске  уже снегу по самое то,  а здесь такая  жарища!               


И сфланировала под навес.               

– А там холодина! –  быстро  вернувшись из тени, подёрнула плечами она.
– И лежаки эти клятые, мог бы  и помягче достать. Для своих!
    
- Быстренько потопали все домой, – потребовала она, обнаружив уходящую тень.

А едва переступив порог этого дома,  обернулась к нам с оглушающим вздохом: – Так я с вами наотдыхалась уже, что можно бы  и ту-ту!
А где здесь телевизор? Хотя бы? – решила она предоставить нам шанс   .               


Назрел  черёд моих встречных условий:               

–  Да наплюйте вы  на этот ящик с картинками. Такая красотища вокруг!

 Попируем маленько по случаю чудесных прибытий, отоспитесь потом,  и потопаем   ближе к ночи в сказку курортного городка.
Смахнёте потом у себя слезу  благодарности.                               

– Потопаем, – буркнула она недовольно,– натопалась я уже на ваш пляж! Вам никогда не понять, как у меня ножки гудят.
      

Следуя живописными тропами курортного  городка,  мы позволили себе заглянуть  и в один из фешенебельных  его  корпусов.

 Вестибюль декорирован, вмонтированными в стены, аквариумами.
В одном из них ваша бабуня  сосредоточилась на многоцветной рыбёшке. Она прекрасной была. ...И неподвижной!               

– Здорово как нарисована! – понимающе оценил наш "эксперт" .               
– Да нет же, живая она, настоящая!  – Солидарно с нами азартно возражала  группа,  знавшая кое-что в этой жизни.               


Ваша Бабуня умудрилась обидеться  на всех сразу.
Но более прочего  возмутило её поведение рыбки, которая наслушавшись разногласий, шевельнула хвостом ...               

Наконец случилось то, что вселяло надежду на выдачу нам индульгенции.
В просторном вестибюле второго этажа проявился, наконец, близкий сердцу её подвесной телевизор!
 Ваша бабуня, удобно устроившись , уставилась в бесподобный подвесной монитор .               


А стоило нам  вернуться, было нам тут же  указано. Фильм оказался «паршивым и никудышным. А они его тут крутят и крутят».                               

 - Ты куда это так надолго слинял? – поинтересовался хронический телеман, презрев очевидное – отлучался-то я со своею супругой, её  единственной дочерью.               

– Самой-то мне было высоко и неловко, – выдано мне было с печёночной горечью, – но  ты  мог бы переключить  нам каналы. Хотя бы!
Здесь  все так недовольны теперь!   

Соседи её по комфортному кино-дивану глянули на меня осуждающе.
      

Последние уходящего дня претензии были адресованы туалету, который могли бы  построить и поближе к её кровати (к этому времени мы уже только кивали, мягко демонстрируя солидарность).
      
Впереди у нас  пара недель доброго бабьего лета. 
Те ещё, думаю, ждут нас денёчки в субтропиках. 
 
Очерком же о первом  и незабвенном я напитался, как затёртая  кухонная губка,  и  теперь отжимаю его из себя этими тёрпкими ручейками письма.
      
Будучи  человеком  приличным, я не смог отказать себе в мелкой радости зачесть  эти записи героине пережитых фрагментов,  стоило заметить мне дрожание её век по утру. 

Сперва она настороженно вслушивалась, поджимая каждую из обиженных губ.
Затем, отдавая должное правдивости и непредвзятости строк, угрожающе оживилась. 
И лишь  потом вытирала смеющиеся глаза ... подвернувшимся полотенцем для ног.
       
Я дочитал этот выстраданный, достойным её окружением, суточный   трагифарс,  согнул под стандартный конвертик  листочки  и,  удовлетворённый  реакцией героини,  отложил их в сторонку.
На время.
 
- Ты куда это лыжи намылил?  Без нас? –  встревожилась тёщенька, заметив, что я собираю вещички,  –   конвертик  бы отправил сперва.
Дети там знаешь как ждут!?  А потом, ладно уж, хоть беги, хоть тони!

 Да! Вещички-то   с собой для всех  прихвати.
И комфортик, сам понимаешь, чтоб был нам не хуже вчерашнего!               
Заметив, что я  закипаю уже, примиряюще завершила  тирадку:               

– Ну  что ты в самом деле,  красавчик ненаглядный  ты наш, уже и трёх лежачков для своих милых  дам не сопрёшь?!..               

Заметьте – трёх лежачков для  …двух дам!!   

"Красавчика ненаглядного"  в расчёт она не брала!