Две встречи

         У ранней седины есть свои преимущества.  Засеребрился иней на висках и к тебе  уже относятся с почтением, словно  ты  умудренный жизнью обладатель бесценного опыта. Как часто в художественных произведениях и просто в жизни встречается выражение «благородная седина», ни разу не довелось  мне слышать «благородная плешь». Хотя, кличка «Седой» так излюблена уголовными элементами, наверное,  им хочется казаться благородными. Благородный урка? Нонсенс- бессмыслица, нелепость. Скорее наоборот, обладатель блестящей лысины может оказаться  Человеком голубых кровей, рыцарем всегда и во всем.  Впрочем, простите меня за это нелирическое отступление и перейдем к истории, которую хочу вам поведать. Ныне, убеленному сединами, она кажется мне смешной и поучительной.
 
- До отправленья поезда осталось пять минут.
Стандартным женским голосом прогремели на весь вокзал скрытые динамики.
«Вечная песня железных дорог. Кажется будто вся жизнь впереди, не ошибись, выбирая пути». Вечная молодость осталась позади, путь впереди один - в командировку. Сутки туда, сутки там, сутки обратно. Три рубля шестьдесят копеек командировочных.
- До отправленья поезда осталось пять минут.- Голосили динамики.
- Граждане провожающие, прошу покинуть вагон.
       Вторила динамикам проводница, шествующая  из конца вагона, перекрывающая бедрами и бюстом весь коридор и заглядывающая в каждое купе. Заглянула к нам.
         - Граждане провожающие прошу покинуть вагон.
          Убедившись, что  из троих  мужчин в нашем купе ни один не похож на провожающего она, подгоняя сама себя,  проследовала дальше.

      Поезд покачивался на стрелках, за окном еще мелькали домишки пригорода, а мы уже успели познакомиться, обменявшись короткими рукопожатиями.
       -Алексей.
       -Виктор.
      -Егор. -  В свою очередь представился я.
       Дождались, пока вторая проводница собрала билеты, выдала постельное белье, строя глазки Алексею и Виктору, назвала своё имя отчество. Милая, симпатичная дивчина,  еще не заезженная, не замытаренная  поездками от станции отправления до станции назначения.
 
      Время отправления – время обеденное. На столе появляется домашняя снедь. Традиционные курица, яйца вороньи, вернее варенные, сало с чесночком  в черных перцовых  крапинках, , маринованные огурчики, квашеная капуста, у кого что есть. И у каждого припасена бутылка водки.  Нельзя в дорогу брать  что-то другое, а то такой «ерш» получится.  За трапезой продолжается знакомство. Кто кем работает. Куда, откуда и по какой нужде едет.  Насытились быстро. Собственно говоря, не ели, а так, закусывали.  Убрана закуска, протерт столик. Расчерчен лист на три графы; А, В, Е. Из колоды выпал туз.
      - Твой золотой.
 
   «Тысяча»  традиционная  дорожная игра. Она сама по себе интересна множеством раскладов и поэтому в нее можно играть без ставок, «ни на что». «Золотой» никто не взял, обнулились и начали снова. Игра может стать бесконечной.  Поэтому  через десяток конов приняли еще по пятьдесят грамм на грудь  и вышли в тамбур перекурить. Поезд выписывал по отрогам Станового хребта замысловатые кривые, напоминая змею, пытающуюся ухватить себя за хвост. За окном  по белому снегу пьяно разбрелись черные лиственницы, худосочные, вкривь и вкось перекрученные морозами и ветрами. Безрадостная картина Алданского нагорья.

   - Мальчики, прикурить не найдется.
     Из соседнего вагона, впустив клубы морозного воздуха, к нам в тамбур зашла девушка. Стройная фигурка, смазливая мордашка, прическа в три цвета. Не понять -  брюнетка,  шатенка, блондинка?  Глазки ****ские. Прикурила, зачирикала.  Я только недавно отошел от развода. В очередной раз влюбился в прекрасную женщину, и до остальных мне не было дела. Поэтому дивчина курящая «беломорину» (сигареты были по талонам), напоминала мне курицу – пеструшку, дразнившую, заманивающую  петуха. А тут целых три.  Два клюнули и, распустив перья, наперебой стали приглашать её  в наше купе.

     Остановка.  Полустанок. Пока пропускали встречный, что поделаешь – однопутка, успели попрыгать и замерзнуть на узеньком перроне. В купе, в ожидании нас, сидел четвертый. Со смехом рассказал, как отстал от поезда. Опоздал на минуту и пришлось догонять поезд на частнике. Человек перенервничал, устал, оголодал и снова снедь на столе и короткие тосты. За окном быстро темнеет, еще быстрее пустеет тара. В перекурах Алексей с Виктором определились, кто будет ухаживать за Лили, как она милостиво позволила себя называть, представившись  полностью Лилианой Аристарховной.  Сочетание - нарочно не придумаешь. Впрочем, придумать можно что угодно. Выпивка кончилась? Лили раскрутила молодежь на ресторан. Русский мужик свою норму знает. С утра мне необходимо  быть, как огурчик.  Подсевший позже Анатолий  не достиг еще той кондиции, когда море по колено и ресторан по карману. Посидев, поговорив за чаем «за жизнь», мы забрались на верхние полки и  скорый поезд, плавно укачивая, увез нас каждого в свое царство Морфея.
 
   Открывалась со щелчком и дребезгом, впуская тусклый свет из коридора, дверь купе, мелькали за окном фонари, переговаривались с рельсами на стыках и стрелках вагонные тележки. На привычный шум не реагируешь.  Долго, долго стоит поезд. Узловая. Дернулся состав – отцепка вагонов идущих на восток. Дернулся – прицепка. Открылась дверь, кто-то из ребят в свете  фонарей с перрона собирает вещи.
     -Приехал?
     -Угу.  Извини. Спи, спи.
     Голова с хвостом поезда поменялись местами и от этого такое впечатление, что едем в обратную сторону.
     Вагон просыпается. Чья-то растрепанная голова выглянула из купе, посмотрела налево, направо и, увидев, что в одном из концов вагона туалет свободен, с пакетом под мышкой поспешила к нему. Проснулись и мы.
    -А ты, куда Виктора ночью дел?
    -Сам делся. С Лили в мягкий перебрался.
    -Оуув.
   - Ууу
    В один голос промычали мы с Анатолием. В этом « Оуу, уу» было все; немного зависти, немного сочувствия, а, в общем,  чувство  какого-то непонятного удовлетворения, что два человека нашли друг друга в этом перекрученном мире.

    Мой отец всегда говорил; «Нашел - не радуйся, потерял - не плачь».
В вагоне-ресторане троица сидела до самого закрытия.  Алексея штормило, бросало от стенки к стенке как на терпящем бедствие судне. Пришлось Виктору и Лили чуть ли не волоком тащить его до купе. Уложили на полку и вышли в тамбур. Покурить.
Огоньки сигарет отражались в черном зеркале стекла вагонной двери. Шутки, смешки остались с Алексеем в купе, поэтому курили молча.  Оба знали, чего они хотели и каждый ждал от другого жеста, поступка. Качнуло вагон на стрелке, соприкоснулись руки. Кто кого обнял? Уже неважно. Губы нашли друг друга. Тела прижались, словно хотели слиться в единое целое.  Его жадные руки гладили, ласкали, изучали изгибы ее тела. Ладонь скользнула под футболку, выудила из тугой  чашечки лифчика грудь с острым соском. Она вся спряталась в ладони, он нежно  мял ее, под его чуткими пальцами сосок становился все тверже.
За его спиной заскрипела дверь, рука испугано дернулась, опуская задранную футболку вниз. Губы разорвали поцелуй. Пунцовые, возбужденные они отольнули друг от друга. Проводница, Светлана, бросая лукавые взгляды на них, молча, деловито высыпала окурки из пепельниц и вышла.
 
    Глаза встретились с глазами. Лили прыснула смешком в сжатый кулачок. Виктор отвел его в сторону и снова жадно припал к её губам.  Его рука смело нырнула туда, откуда недавно с испугом бежала. Целовались смелее, но по-прежнему жадно. И все же исчез трепет первого поцелуя, так  неожиданно прерванного проводницей. Он все плотнее прижимал её к себе. Язык прикосновений более красноречив, чем слова, не соврешь и не обманешься.  Его рука попыталась скользнуть под резинку спортивных штанов, но Лили перехватила,  её пальцы сплелись с его.  Голову туманило. Виктор прижал её ладонь к своему достоинству
   - Не здесь. Не так.
     Шептала она ему на ухо когда его ладонь пыталась проникнуть между плотно сжатыми телами.
    -Не здесь. Не так.
    Лили, не отпуская объятий, развернулась, прижалась бедрами к стенке вагона.
    - Не здесь.
    Виктор, отпустив Лили, открыл дверь. Заглянул в коридор вагона. Светлана мыла туалет. Подняла голову, понимающе подмигнула ему. Тяжело дыша, он сердито закрыл дверь. Достал, закурил сигарету.  Лили, отвернувшись, водила пальцем по стеклу, выписывая только ей видимые вензеля. Мелькнула мысль; «Обиделась?». Поймал в отражении её взгляд. Лили показала ему язык, в глазах ее метались чертики. Сломанная сигарета дымя упала на дно пепельницы и снова, затая дыхание, губы жадно ищут губы. И снова.
     - Не здесь. Не так.

       Качает состав на стрелках. Мелькают фонари складов,  огни пригорода. Качает, качает.  Ярко освещенный перрон, большой вокзал, ларьки, ларьки. Не здесь, не так? Но если женщина хочет, придумать может что угодно.
     - Не здесь.
     - А где.
   -Узловая. Стоянка сорок минут.
   - Ну и что. В гостиницу?
   - Глупый, в кассу. Возьмем билет в двухместный. В мягкий всегда билеты свободно.  Ну?
   - Идем.

      Гудок. Маневровый тепловоз подкатил к составу вагоны, замер в двух метрах от него.  Гудок. Толчок. Брякнули железные суставы, звук перекатом покатился в голову состава, возвратился назад.  Прицепка. Еще до отправления поезда в двухместном  купе в неверном свете перронных фонарей они торопливо сбрасывали одежду, раздевая друг друга. Застенчивая скромница осталась там,  в тамбуре. В перерывах между ласками они утоляли жажду красным вином прямо из бутылки, которую им продали в вагоне-ресторане по ночной таксе. На два пальца осталось на донышке, когда утомленный Виктор блажено уснул. Сквозь сон ему казалось, что куда-то выходила, поцеловав его в щеку, Лили.  Как вернулась, он уже не слышал.
Рука, на которой лежала растрепанная  девичья головка, затекла. Когда он высвободил ее, по ней обжигающе побежали мурашки. Судорогой свело пальцы. Морщась, неловко, одной рукой натянув штаны, Виктор выскочил в коридор. В динамике скрытом под потолком играла музыка. За окном  мелькал бледный утрене – зимний пейзаж.

   В сумеречном свете пробивающемся сквозь задернутые шторы обнаженное тело казалось еще прекрасней. Легкими поцелуями Виктор будил Лили, не пропуская ни единой складочки, ни единого бугорка. Её пальцы вплелись в его волосы, тело чутко отзывалось на прикосновение его губ.  Исчезла ночная таинственность, пришло утреннее время открытий. Сладостных, терпких.  Словно последний глоток вина из бутылки. Жажда. От любви. От выпитого вчера в ресторане. Последний глоток не смог её заглушить. Утоленная любовь отступила на второй,  или даже на третий, четвертый план. Одевшись, Виктор прихватил пояс с деньгами, документами,  и выходя спросил Лили.
    - Тебе чай или кофе.
    - В постель? А может ну его….  Минералочки или пива.
     Виктор пожал плечами.
    - Если будет, возьму.
    У проводницы было все. Расстегнув молнию кошелька, Виктор растерянно перебирал документы, толстой пачки денег не было. Стыдливо краснел одинокий червонец, спрятавшийся в паспорте, и даже лысый гений, изображенный на нем, не мог подсказать, куда делись остальные деньги. Взяв два чая, две бутылки пива Виктор заспешил в купе. Лили, уже одетая, сидела на застланной полке. Выхватив одну бутылку, умело откупорила ее открывалкой под столиком. Жадно приникла к горлышку бутылки. Сделав  по-мужицки несколько больших глотков  с облегчением, с удовольствием в голосе выдохнула.
     - Ухх! Хорошо.
    Виктор ворошил верхнюю одежду, осмотрел пол, закутки купе. Остатки надежды таяли, как пивная пена за стеклом бутылки.
     -Потерял что-то.
   Обратила на его суету внимание Лили.
     -Деньги.
    -Так они у тебя в кошельке на брюхе были.
     - Были  А, нет! Ни …  нет. Ты не видела?
     - Что?
     - Деньги, говорю, не видела.
     Виктор снова переворошил одежду. Схватил, открыл Лилину сумочку.
Косметика. Расческа. Маникюрный набор. В отдельном кармашке паспорт. В другом пузатенький, самодовольно надувшийся  кошелек. Лили выхватила из его рук сумочку.
    -Отдай. Идиот.
    Виктор успел взять кошелек. Расстегнул, вывалил содержимое на столик. Синие, желтые, зеленные – рубли, трешки, пятерки. У него таких купюр не было. В артели выдали двадцать пятками и десятками.
     - Ты чо?  Совсем? - Покрутила пальцем у виска Лили. – Козел.
Сгребла деньги сто стола, комком попыталась впихнуть в кошелек. Не вместились  и  она, не застегивая кошелек, бросила все в сумочку.
     - Козел?
     - Ты сука взяла, больше некому.
     - Взяла, в трусы спрятала. Снимал, не видел? Сам потерял. И не вали на здоровую.
     - Где потерял? Вчера вечером были.
     - Были.  Видела, у кассы за билет расплачивался. Может там обронил? Или у ресторана, когда за вино расплачивался. На перроне темно было.
     Виктор и сам пытался вспомнить, когда последний раз доставал, видел деньги По всему выходит у ресторана, но не мог он там обронить. Просто не мог. Он ясно помнит, как застегивал кошелек. Или нет, это он застегивал его у билетной кассы. У ресторана? Так все равно, кошелек то был застегнут.  А в  кошельке без малого пять тысяч, весь заработок за сезон. Как Таньке в глаза смотреть? Обещал свадьбу,  квартиру кооперативную.  Накрылось медным тазиком или эта стервоза своим тазом накрыла.

     Лили стояла уже одетая, прихорашиваясь перед зеркалом. Схватив ее за грудки, Виктор согнув в три погибели,  притянул её к себе.
    -Колись сука. Ты взяла. Зарою.
    -Отпусти.  – Просипела Лили.  - Кричать буду. Спасите. Люди. Спасите.
     Задавленно, но достаточно громко, что бы ее было слышно в коридоре, в соседнем купе. И еще громче. - Спасите. – И выбрав момент ткнула пальцем не в бровь  а в глаз.
     От боли, неожиданности Виктор отпустил ее куртку, зажал рукой глаз из которого посыпались искры. Лили, расправляя складки на скомканной на груди куртке, выскользнула из купе, бросив на прощание.
    - Козел. 
     Мы завтракали остатками вчерашней роскоши, когда в купе вошел Виктор. Бросил шапочку на полку и, не снимая куртку, сел рядом. Вид у него был пришибленный. Слезился покрасневший глаз.
      - Что не весел Казанова, не грызешь своих удил, не пасешь своих кобыл?
Некстати пошутил Анатолий.
       -Да, пошли вы. Выйдем? Поговорить надо.
Алексей согласно кивнул головой и, дожевывая на ходу бутерброд, вышел за Виктором.
      - Чего это он взбеленился?
      - А хрен его знает. - Пожал я плечами. – Дело темное. Не сговорились. Может цена не устроила? Три рубля в наше время разве деньги.
     - А может они по любви?
     - И я говорю, что он хотел «по любви», три рубля не деньги.
Алексей с Виктором, перетерев событие в тамбуре, отправились искать Лили по составу. В каком вагоне, в каком купе она ехала, не знали. Лили не докладывалась , да они и не спрашивали. Стучать в каждую дверь не будешь. Заглядывали в открытые купе, спрашивали у проводников. А что спрашивается спрашивать? Имя – Лили? А вы проводникам представляетесь уменьшительно-ласкательным? Описание; молоденькая, смазливая, трехцветная, в красном адидасовском спортивном костюме. Так могла переодеться. Молодые – все смазливые. Трехцветная – так такая прическа только в моду входила – половина женщин пернатая. Менялись вагоны, не менялись люди. Пассажиры как братья с сестрами были похожи друг на друга. И все же Лили нашлась. Как ни в чем не бывало, она сидела в ресторане. Двое мужчин наперебой ухаживали за ней. Она строила им глазки, склоняясь головой, к плечу, того у которого был более интеллигентный вид. Благо он сидел рядом с ней, придвинув стул так, что их локти касались друг друга, придвинул бы ближе, да некуда.

      На предложение Алексея выйти поговорить,  Лили с возмущенным видом  решительно отказалась и послала его вместе с Виктором ко всем известной матери. Мужчины, выяснив что пацаны  девушке никто и звать их никак,  отправили  в противоположную сторону. Пообещав Лили все, что они могли пообещать, пацаны, по-другому их не назовешь, отправились почти по  указанным им адресам.

    С нами они не разговаривали, да и почти не находились в купе. Беспрестанно  курили в тамбуре, вынашивая бесплодные планы мести и возвращения денег. Оба сошлись на том, что кроме Лили взять их было некому.

    Скоро выходить. Сдал белье проводнице, забрал  квитанцию и билет, для отчета. Сложил так и нераскрытую книгу,  и прочую разную мелочь в дипломат. Обменялись с Анатолием адресами и вышли покурить. Успели к финалу драмы. Мужики наезжали на наших пацанов. Пока еще была прелюдия, но до кулаков оставалось пара матерных слов. Подзуживала, с подлой улыбочкой разъяренная Лили. Зачем ей был этот скандал и, что она напела мужикам в ресторане, непонятно мне и до сих пор. Только мы вовремя вклинились. Оттерев  петушившихся Алексея с Виктором в сторону влезли в разборку.
     - Э, мужики. Хорош , хорош.
     - В самом деле, вы чо пацанов наших обижаете.
     - Завязывайте.
     Бессвязные слова,  сказанные спокойным тоном, несколько охладили тамбур. Да и четверо, это не двое молодых петушков. Только курице это невдомек. Лили уже завелась.
    - А вы что лезете? Без вас разберутся. Эти козлы…
    - Заткнись.
    - Мужики. Она  жена кого-то из вас? Невеста? Сестра?
    Переглянувшись, пожав плечами, оба глянули на нее. Злоба никого не красит, а женщину тем паче.
    -  Да, нет.
    - В ресторане познакомились.
    - Ну-у, с нами она вчера познакомилась. С Виктором целую ночь прокувыркалась. Кто кому больший родственник?
     -А вы? Из-за ресторанной шалавы друг другу морды бить.
     - Я…
    Не курицей, кошкой рванулась из своего угла Лили. Но только шестеро мужчин не позволили ей вклиниться, протиснуться между ними, а спины царапать бесполезно, неинтересно  и небезопасно.
     - Вот пусть они по-родственному и разберутся.
    Остается только удивляться в какую щель можно прошмыгнуть с перепугу. Дверь тамбура  чуть шевельнулась и Лили исчезла.
    - Знает кошка, чье сало съела.
    - Не сало, пять кусков почти.
    - И не подавилась!?
      Здесь и поведал Виктор, как «поутру они проснулись». Как обнаружилась пропажа и прочее, прочее. «Сука» - самое мягкое определение, которое она заслужила у нас. Расстались с мужиками по-дружески. Пожали друг другу руки и спасибо от них, что предупредили. Выразили Виктору соболезнование и посоветовали обратиться в милицию. На что он махнул рукой; «Толку-то».
    А зря.

     Через сутки, успешно закончив с делами,  возвращался из командировки этим же поездом, только поменявшим нечетный номер на четный. Тот же вагон, те же проводницы. В том же купе со мной пожилая супружеская пара и я наконец-то взялся за взятую с собой в дорогу книгу. В командировку собирала любящая жена, из командировки прихватил в буфете булочку,  краковской колбасы, пару вареных яиц. Оставив это на завтрак, ужинать пошел в ресторан. Допивал пиво, когда ввалилась веселая компания, вернее компания навеселе. В центре внимания была давешняя Лили, только обращались к ней почему-то Мадлен. Компания вела себя шумно. Мадлен-Лили прикинулась на этот раз переводчицей с китайского; сюсюкала,  рисовала  на салфетках, иероглифы напоминающие шумерскую клинопись  переводила на китайский реплики веселых друзей, которые сначала надо бы было перевести на русский. Когда я, расплатившись, встал и направился к выходу,  она заметила, сконфузилась, но не подала вида, что мы знакомы. Навязываться и объяснять пьяной компании с кем они веселятся себе дороже.

     Наутро по составу сарафанное радио передало новость, что некая девица умудрилась очистить полностью купе мужиков и исчезнуть в неизвестном направлении незнамо на какой станции.  Горько улыбнувшись самому себе, я понадеялся, что никогда больше её не встречу.
      А зря.

    Прошло  меньше года. Бывают в северном лете дни, когда сосны чахнут от жары, а сохатые забиваются в таёжные озера, как бегемоты, выставив наружу только ноздри, уши и рога. Зато, какая благодать утром. Воздух сух и в тоже время свеж. Дышится легко. Радует слух пение птиц. Ласкают взор нежные краски. И вся эта благодать щедро  вливается в открытое окно. Вскипел чайник, радиоточка напевает «С добрым утром, с добрым, и веселым днем». Воскресенье. Диссонансом в открытое окно, сквозь стену стандартной пятиэтажки из соседней квартиры слышится перебранка. Что за новости. Неужели  Светлана вчера не улетела и с утра проедает плешь Игорю? На правах доброго соседа решил заглянуть. Где вчера на проводинах ужинал, туда и лечиться. На звонок открыл сосед, вернее приоткрыл дверь,  Увидев меня, открыл шире, поддернув резинку на семейных трусах, сказал.
    - Проходи.
    - Привет Светлана. - Заблажил я с порога – Что, опять нелетная погода, опять обледенела полоса. Войти то можно. Или ты как и супруг в неглиже щеголяешь.
      И не останавливаясь, прошел в комнату. Если и щеголяет, пусть на себя пеняет, а мне интересно посмотреть. Не щеголяла. В постели, натянув простыню по самое горло, сидела с заплаканными глазами, кто бы вы думали?  Правильно. Лили-Мадлен. Растрепанные белокурые кудряшки, губки бантиком, заплаканные глазки со смазанными тенями – обиженная невинность. Меня она по причине отсутствия в летнее время бороды не узнала. Я поспешил на кухню, где  нервно курил Игорь стряхивая пепел в полную окурков пепельницу.
     - Колись. друже. Где снял.
     - Лучше бы снял. Светку  с Анюткой вчера на посадку проводил и пошел на площадь. У машины стоит эта. До Старого города просится. А мне что? Не на себе везти. Зовут Анжелой. С мужем развелась, приехала к сестре. Всю дорогу жаловалась, какой у нее муж хреновый был. Гулена, пьяница, её ревностью задолбал и в основном по морде. Детей нет, вот развелась и рванула от него подальше к сестре. Приехали. В седьмом микрорайоне днем заблудишься. Высадил.  Пока разворачивался по колдобинам да снова колею искал, она обратно  вышла. Сестра с мужем в Новом квартиру получили, соседи адрес не помнят, не знают.  Жалко  женщину, предложил у себя переночевать, а на следующий день пусть ищет свою сестру.
    -Поверь мыслей никаких грязных не было.
    - Ну - так. Даст  - не даст?  Голову особо не ломал. А дома стол накрыт, выпивка оставалась. Да сам знаешь, вчера в обед с нами сидел. Светка не пила в дорогу, я тоже  -  за рулем. Короче, пока она мылась, я прибрал, поставил чистые тарелки, рюмки. Выпили, закусили. Выпили на брудершафт. Скромно так, губки не разожмет. Еще выпили, еще.  Разогрелась, да я и сам уже горел. Сам знаешь, как на мужика скромность девичья действует. Нес на руках в спальню, обнимала, целовала, сама меня раздевала.  А там,  толи, в самом деле, она вырубилась, или прикинулась. Пару раз на поцелуй ответила и бревно бревном. Никакого удовольствия – кукла резиновая. А с утра вой, дескать, я её пьяную изнасиловал. В милицию собирается.
     - Так в чем дело? Пусть идёт. Флаг ей в руки и впереди трамвая.
     - Ага. Ну  не докажут, что насиловал, все равно скандал. Отмойся попробуй если обгадит. До Светки дойдет – убьет, уйдет к едренной Фене, меня еще дальше пошлет.  А я без Светы…? Сам знаешь.
    - Дурак. Обойдемся без скандала. С тебя бутылка коньяка. Светке расскажу  - она три поставит.
     - Да, не до шуток мне. Слушай, у тебя деньги есть. Я перед твоим приходом почти уговорил её, что заплачу, сколько скажет.
    -Вчера вечером с этого надо было начинать. Сейчас она тебя раскрутит на пару кусков.
    - Да я отдам тебе. Но мне сейчас надо.

   Лили -  Мадлен – Анжела вошла на кухню, как раз в тот момент, когда речь шла о двух тысячах. В заплаканных. заляпанных подтеками туши глазках, сверкнули хищные огоньки, но она тут же потупила взор. Ой, мама, ну чисто школьница, изнасилованная извращенцем учителем на выпускном балу, измятого  белого передничка не хватает.
   - Ладно. Я пошел деньги сниму. Жди.
     Сказал я Игорю и пока Анжела или как там её меня не узнала вышел из квартиры.  Идиоты , хотя бы немного мозгами пораскинули в какой сберкассе я в воскресенье деньги сниму.  До ОВД было  около километра. За стеклом дежурки сидел  капитан Карпенко. Дюжий бравый хохол. Головная боль начальника. Он умудрялся под форменную одежду обуть штиблтые на босу ногу или еще лучше  -  «вьетнамки». Счастье что уставной галстук был на резинке, а то ему легче было успокоитель - дубинку милицейскую завязать бабьим узлом, чем  простой узел на галстуке. Но при всем этом он был действительно профессиональным следаком.   Не дослушав рассказ до половины, он достал ориентировку. Выложил пару фотографий, несколько фотороботов.
    - Она?
    - Она.
    - Ву-аля. – Широк развел руки капитан и, радостно хлопнув, потер ладони. – Поехали.
     Игорь открыв мне дверь сначала недоуменно посмотрел на Карпенко, потом возмущенно на меня.
    - Тсс. – я прижал пальцы к губам. Спросил шепотом. – Где?
     Выпучив глаза, Игорь кивком показал на дверь в зал.

   Женщина, поставив  зеркальце на стол, деловито подводила брови. Она уже не напоминала школьницу, быстрее молоденькую учительницу. Вопросительно подняла на меня глаза, словно спрашивая, выполнил ли я домашнее задание. Выполнил. И перевыполнил.
     - Здравствуйте Лили. Или Мадлен? О, простите, сегодня вы Анжела.
     Это был праздник. Надо было видеть, как менялись ее глаза. От взгляда к прошлому - узнаванию, возвращению в настоящее – осознанию; «Влипла». Сколько мыслей, эмоций. И как исказилось её лицо, когда зашел капитан Карпенко. С какой скоростью она рванулась к открытому окну - благо первый этаж. Говорят, медведь догоняет лошадь, ловит бурундука. После Карпенко - верю. Она  верещала, пыталась царапаться. Карпенко, обхватив сзади большим и указательным пальцем нежную девичью шейку, держал разъяренную Лили подальше от свои глаз.  Приподнял, как кошку, и когда она, вытянувшись в струнку едва касаясь носками пола, обвисла в его руке. Спросил.
       -Хорольская Нина Семеновна? -  И кивнув  утвердительно сам себе. - Она самая. - Добавил. – Вы арестованы.
     И так же держа ее подальше перед собой, повел на цыпочках в «воронок». Игорь таращил на все это действо глаза. Когда они стали приобретать  более или менее осмысленное выражение, я пресек его вопрос.
     - Сначала коньяк.
     Простите мне мою меркантильность, но дело того стоило.

     Слишком много в нем было персонажей, не желавших огласки, и дело слушалось в Иркутске в закрытом режиме. Я на нем не присутствовал и какой срок дали гражданке Хорольской не знаю. Больше я её не встречал и надеюсь не встречу.

      Седина уже не только ударила в бороду. Совсем белой стала голова, но в этом свои преимущества.  Одно из них -  право порассуждать. Как часто мужчины винят во всех своих бедах женщин, награждая их самыми нелестными эпитетами. А не мы ли сами их выбираем?  И если выбранная тобой женщина заявляет, что ей кроме твоей любви от тебя ничего не надо – чеши потылицу. Дороже всего нам обходятся бесплатные женщины – они забирают все; аванс, зарплату и даже выходной день. Стоит ли она этого?  Решать каждому самостоятельно.  Если же выбрал не то, не Ту, то никто кроме тебя в этом не виноват, вини свою, без разницы – кучерявую, лысую или седую, голову.