Жизнь. Вячеслав Тульц

Молочная луна мягко освещала путь. Облака кучевые, облака слоистые, облака слоисто-кучевые... Генри знал их всех, безмятежных небожителей. Он и сам хотел бы причислить себя к подобным, но был скован стальной клеткой цепеллина, которым управлял вот уже десять лет.
Штурман рядом с ним с силой сжал штурвал. Так и хотелось крутануть со всей силы, проверить эту жирную, неповоротливую тушу на прочность. Марк покосился на сутулую фигуру Генри и все же решил не рисковать.
- Ты снова хочешь попасть в переделку, Марк?
Сердце штурмана так и ушло в пятки. Он забыл, насколько тонко капитан чувствует цеппелин.
- Я не могу больше так, Генри. Просто не могу...
- Марк, за десять лет у меня не было штурмана, столь неугомонного в желании погибнуть.
- Странно, это ведь вроде вы Намлук, а не я.
Генри хотел было проучить юнца за дерзость, но тут он краем глаза заметил нечто, что раньше принимал за мрак ночи. Сбоку шел грозовой фронт невиданной силы. Ему не было конца и края, словно огромная стена, он застилал собой все. Вспышки молний ослепляли. Тучи сгущались, поглощая одна другую и рождая новые, находясь в постоянной борьбе, в вечном движении. Генри слышал треск разрядов, чувствовал электричество, готовое пронзить непрошенного гостя в любую секунду. Слово сорвалось с его губ, полное страха и благоговения: «Буря».
Генри бросил взгляд на Марка, их глаза встретились. «Не вздумай» - только и успел прошипеть он, но Марк уже со всей силы приложился к штурвалу.
Цеппелин круто повернул и теперь направлялся прямо навстречу буре. Генри, не медля, вышел из кабины и начал рыскать в поисках парашюта, не желая оставаться на обреченном корабле с обезумевшим штурманом. Марк что-то кричал ему, но Генри не слушал. В голове пульсировала единственная мысль, что все годы насмарку и вновь придется присобливаться, нарабатывать стаж, прокладывать маршруты... Но тут дирижабль накренился и все его мысли смешались, а сам он начал скользить навстречу широкому окну. Наконец он расслышал, что все это время кричал Марк. А в следующую секунду вылетел, разбив окно.
Падение. Генри было знакомо это чувство, когда ребенком он со всей мочи держался за парашютные стропы, моля, чтобы его не задела молния. А где-то наверху со стихией бился его отец, руля монструозным штурмовым цепеллином.
Парашют раскрылся и зацепился за створки окна, удерживая Генри над пропастью. Страх. Страх силой тысяч Бурь захватил сознание. Но Генри почувствовал кое-что еще, нечто давно забытое. И с каждой секундой осознания страх рассеивался, а его место занимала ненависть и сожаление.
Капитан громко выругался и стал карабкаться вверх по стропам, пытаясь не соскользнуть с них.
Марк пошатнулся при виде живого, тяжело дышащего капитана, в глазах которого горело живое пламя.
- К черту это все, Марк. Мы научим эту бурю манерам. 
- Но у нас же не штурмовой цепеллин, Генри! О чем я только думал...
Но Генри лишь засмеялся в ответ.
- Неужели ты не заметил, насколько он тяжелее и грузнее стандартных? Он штурмовой до последнего винтика, только попавший в серьезный передрягу и списанный.
- Господи, так у тебя был чертов громобой, а ты возил на нем почту?
Капитан хотел было ответить, но осекся. Что-то изменилось в его взгляде. Марк заметил это и поспешил оставить капитана.
- Я подготовлю оборудование для захвата молний, раз уж мы так серьезно настроены.
- Конечно, конечно.
Генри остался наедине с бурей. Капли дождя стучали по стеклу, а вспышки молний резали по облакам. Ненависть отпустила капитана, ей на смену пришла боль. Марк вернулся, неся с собой грозохват.
- Так каков план?
- Мы прорвемся через начальные слои и обойдем Бурю по флангу, избегая ее сердца.
- Я никогда не слышал, что у Бурь есть сердце.
- Потому что из него никто не возвращался... Держись!
Они вошли в бурю. Молния ударила в цеппелин, пробуя его на прочность. Затем ударила еще одна. И еще одна. И снова. Рули управления стали тугими и почти перестали отвечать. Цеппелин держал удары молний, но Марк с ужасом заметил, что их сносит с намеченного курса. Капитан видел того же самое, но его это не смущало. Наоборот – на лице появился хищный оскал. «Она с характером, парень, но наша наглость куда сильнее» - усмехнулся он.
Молнии рикошетили и поглощались обшивкой, образуя свечение вокруг цеппелина, видимое за много километров. Несколько раз гондола озарялась вспышками света и слышался звук разбитого стекла. Горящие письма вылетали через окна, оставляя за собой яркий шлейф.
Они приближались к сердцу бури. Ветер сбивал с ног и Марк вцепился мертвой хваткой за штурвал, а цеппелин едва выдерживал давление. И тут Марк понял, что ему в уши бьет вовсе не свист не ветра. Он с трудом протянул руку, чтобы предупредить капитана, но в следующую секунду ослеп.
Кабина разорвалась на миллиард осколков, пронзенная лучом света. Генри зажмурился и открыл глаза. На удивление, все было цело. Он поднял взгляд и увидел Марка с грозовым ящиком в руках. А рядом с ним – сгусток чистой энергии, абсолютного света.
И время замерло.
Один изумленный вдох – шар уже возле Марка. Свистящий выдох – он уже протянул открытый ящик. Вдох – невероятной силы свечение из ящика. Выдох – дверца захлопнулась и прервала поток света.
Марк держал грозохват в руке, не осознавая, что произошло. Генри на четвереньках подполз к нему, схватил за плечи и стал трясти за них, смеясь и плача.
- Марк... Марк, ты самый неугомонный штурман, что у меня когда-либо был!
Они крепко обнялись и помогли друг другу подняться. Цеппелин трещал по швам, гондола готова была оторваться в любой момент, а от движителей и вовсе шел огненный след. Генри бросил взгляд на Марка и вскочил с места, начав рыться в вещах, скидывая посылки и бандероли, пока наконец не нашел придавленный ими парашют. Ничего не объясняя, он натянул его на шокированного Марка: «Отправляйся в столицу и найди там Рериха, ты понял меня?» - Марк ответил ему слабым кивком. «Передай ему грозохват и скажи, что Намлук передает привет» - штурман хотел было возразить, но капитан прервал его жестом. Он протянул руку Марку и и тот крепко пожал ее.
- Прощай, Генри.
- Береги себя. И спасибо тебе, Марк.
***
Падение. Генри было знакомо это чувство, когда ребенком он со всей мочи держался за парашютные стропы, моля, чтобы его не задела молния. Но он больше не боялся, крепко держа штурвал цеппелина, чувствуя, как гигант умирает, распадаясь на множество обломков. Глаза были широко раскрыты, а на лице застыла умиротворенная улыбка. Наверху неистовствовала угасающая Буря, внизу росла безмятежная, зеленая трава, и где-то между всем этим находился Генри, довольный и живой.

Живой, как никогда раньше.