Традиции

Звали их, к примеру,  Миша и Лиля.
Он не доверял ей, она не доверяла ему. Вернее, не то, чтобы они совсем не доверяли друг другу, ибо без доверия нет любви, — они задыхались от ревности, сходили с ума в разлуке, даже самой непродолжительной. Ведь любили они безумно, остро скучали  при расставании, пусть небольшом, длиной всего в один день. Им нравилась внешность друг друга — глаза, губы, кожа, походка, манера одеваться — и (самое главное!) запах. Он был для каждого настолько похожим и родным, что в моменты их близости казалось, будто они, сливаясь в одно целое, обмениваются своими флюидами и соками, радостно наполняясь ими, возбуждаясь ещё больше, ощущая истинное счастье и безмерный восторг.
Прошло ровно два года с момента их знакомства, — подошёл момент наконец решить: кто они друг для друга? Просто любовники, супруги, бывшие супруги?
Решение давалось нелегко. Сказывалась разница в возрасте, которая сама по себе их не смущала, но почему-то очень раздражала окружающих. Знакомые женщины не могли простить Лиле, годившейся ему в старшие сёстры, её свежего вида, гиперсексуальности, ума, проницательности, хитрости, успешности в делах — всего того, от чего сходят с ума мужчины, и чем Бог наградил её щедро.
Волновались его родственники: сестра Миши —  Луиза, старшая его на год, необъяснимо в него влюблённая (от чего страдают все сёстры в мире), ненавидящая  Лилю, завидовала ей и восхищалась ею. Готова была пойти на самое тяжкое преступление, чтобы их разлучить. Его родители страдали молча, надеясь, что решение их (именно их, а не его) проблемы придет само собой. Они помнили своего Мишу с пелёнок — беззащитного, болезненного, отстававшего по развитию от сверстников. Они так намучились с этим заморышем. Они давно для себя решили, что их сын всегда будет жить с ними, скрашивая их приближающуюся старость. К тому же, так требовали традиции их рода.
Когда-нибудь он приведёт в  дом скромную, тихую девушку — помощницу для матери и отдушину для отца. Он, строгий и властный, привыкший ни с кем не считаться, стал ощущать строптивость сына, иногда  неожиданную агрессию в ответ на его справедливое отцовское давление. Сын перестал подчиняться безропотно. Изменилась даже его внешность. Он возмужал той особой красотой самца, который начал иметь регулярное сношение с любимой самкой: расширился и укрепился костяк, жестче стала щетина, обрисовались бицепсы, появился даже небольшой животик. Он был влюблён и влюблён серьёзно. Рушились все их планы на жизнь. Она не могла, в принципе не могла, не могла окончательно и бесповоротно быть их невесткой. Она ведь почти одного возраста с ними!  Что скажут их друзья, родственники, знакомые? Сына необходимо было спасать.
Мать действовала осторожно. Не зря ведь по бабушкиной линии она была осетинкой.  С древности женщины её края научились выживать в тяжелейших условиях постоянных войн, угрозы мужского деспотизма и насилия даже в семье. Спорить с сыном было бесполезно и весьма опасно — он был одной с ней крови, унаследовал взрывной характер  предков. Свой она научилась гасить с детства, что впоследствии вылилось в заболевания поджелудочной железы и целый букет по гинекологии.
Но сама она не проводила столь сложных параллелей, жила как жила: в доме царил порядок, мужчины были вкусно накормлены, наглажены и ходили, особенно летом, преимущественно в белом. Она не ленилась стирать, тем более что  дочь была хорошо ею воспитана и во всём помогала.
Чем жила Луиза на самом деле — она не знала. Да и что нужно знать ещё? Девушка окончила юридический факультет университета, ни с кем из молодых людей не встречалась, в течение дня звонила по мобильному родителям и рассказывала: где она и чем занимается. Вечером до одиннадцати возвращалась домой. Правда, с недавних пор стала немного замкнутой и часто, когда ей звонили по телефону, выходила из комнаты, плотно закрывая за собой дверь. Но это никого особенно не настораживало, — дочь находилась под боком, и это было главным.
Волновал сын. Глухую ненависть к его избраннице мать привычно сдерживала и ничем открыто не выражала. Более того, она при всех называла её женщиной с большой буквы и восхищалась (не исключено, что искренне) её достижениями в карьере. Лишь иногда, когда сына не бывало дома, она театрально заламывала руки и, взывая к небесам, просила освободить их семью от этой женщины. Присутствующие при этом муж и дочь закипали праведным гневом к ничего не подозревающей разлучнице.

***

Итак, прошло более двух лет. Семье, наконец, удалось вырваться из тяжёлого материального положения и открыть небольшой бизнес: они стали выращивать рассаду редких цветов в теплицах, разнообразные хвойники и дорогие экзотические растения. Всё это пользовалось большим спросом у нуворишей, — стало модным жить за городом в частных особняках. Богачи состязались между собой уже не только марками и моделями дорогих автомобилей, каратами и чистотой камней в запонках, но и ландшафтными дизайнами приусадебных участков.
Для открытия бизнеса Луизе пришлось переучиться и окончить специальные курсы.  Она проделала это с неожиданным для себя удовольствием: сказалась наследственность. Её отец (тоже кавказец) был выходцем из деревни, очень любил землю и обожал в ней копаться. Его помидорами и баклажанами восхищалась вся округа. Мать же, наоборот, была городской штучкой. Она презирала увлечения мужа. Но нужда хуже неволи, — надев толстые резиновые перчатки и привычно скрыв недовольство, она старалась добросовестно выполнять свою часть работы. Сын, отбросив лень и временно отложив на второй план свои амурные дела, с радостью и надеждой хорошо заработать  рьяно принялся за новое дело.
Он вставал теперь ни свет - ни заря, не задерживался как раньше перед зеркалом, наспех выпивал кофе, съедал бутерброд и выезжал из дому на стареньком грузовом “Рено” развозить заказчикам посадочный материал.
За последние три месяца он заработал приличную сумму денег. Наконец-то он смог  позволить себе несколько пар дорогих туфель (он обожал обувь) и, самое главное,  побаловать её: угостить изысканным ужином и купить какой-нибудь оригинальный подарок, — у Лили был хороший вкус, и она была капризна.
Всё шло отлично. Пока его не подвело обычное для мужчин хвастовство.
Однажды в разговоре со своими друзьями и подружками, которые знали о его пассии и относились к ней критически (чего не бывает в молодости! Когда-нибудь закончится и это), он обмолвился о последних преподнесенных Лиле подарках и тех суммах, которые на неё потратил.
Эти рассказы дошли до его родственников. Все были возмущены. Как?! Деньги, святая святых! Уносить их из дому и тратить на взрослую обеспеченную бабу?! Да это она должна покупать ему подарки! Ничего, что он мужчина, а она женщина, в первую очередь должна быть польза для семьи, а потом любовь. Да и какая в её возрасте уже может быть любовь! Нашла себе молоденького, вот пусть и платит! А он-то, дуралей! Да и откуда у него взялись личные деньги?! Что он начал себе позволять?!
То есть, это стало последней каплей — их терпение лопнуло.
 
***

В один из пригожих августовских дней, когда по утрам уже дышится легко — нет зноя, но воздух всё ещё привычно прогрет и свеж, а вечерами с удовольствием надеваются тёплые лёгкие кофты, но домой идти всё ещё не хочется — Лиля возвращалась с работы. Жила она за городом, в двадцати километрах от городской черты, — далековато, но она любила этот маршрут.
Она вообще любила долгие поездки.

Продолжение следует https://ridero.ru/books/izbrannoe_2/