Крылья. 9. Сумерки богов

Я  ждала. Старалась не обращать внимания на ветер, нашёптывающий, слухи о Яре.   Всем событиям  предпочла маленькие, сиюминутные радости и ощущения. Горячие, нагретые солнцем,  половицы  после бдения  в тени смородинового куста во время сбора урожая. Парное молоко с куском душистого  хлеба, обильно политого липовым мёдом. Ломота в натруженных сенокосом суставах. Горячая  ванна после  прогулки по  осеннему, яркому лесу. И снова. Цветущие весенние сады. Пальцы в вишнёвом соку.  Горки из стогов высушенного сена. Ноябрьский камин.
Моё  увлечение садоводством, бортничеством и другими простыми, вечными занятиями было вознаграждено. Неприятных насекомых в хозяйстве не  водилось.  Дожди превратились  в  обильную росу. Частенько фрукты и ягоды оставались на воздухе до следующего дня. Здесь они впитывали в себя солнце и луну.  Потом огромные фиолетовые шмели приносили мне сладкие пахучие лунные капельки. В награду солидные сладкоежки брали  законную десятину от лакомства.
Тишина приучила слышать свои оттенки.  Повторяющиеся года, утра и вечера стали чем- то вроде,  дыхания. Утро - вечер. Вдох - выдох.  Сверчки  воспевали Вечность. Вечность дарила своим певцам себя.   Тёплые ладони Солнца   гладили мои колени,  Его  поцелуи нежили плечи и грудь. Наконец, ожидание  переросло в острую необходимость в Яре, и я  погналась за ним, как  голенастая девчонка за смазливым юнцом.
 На встречу попадались разрушенные города и сожжённые сёла, нескончаемые вереницы беженцев  и неиствовавшие мародёры.   Чем ближе я подходила к ставке Яра, тем чаще встречались невиданные отряды вооружённых, не известно чем, людей.  Со страшным грохотом и лязганьем спешили куда- то, закованные в железо люди, сидящие на лошадях, замученных  такой же бронёй.  Самые разные народы и времена перетаскивали с места на место огромные жерла, полые внутри. Пока я  ловила ворон, пытаясь представить себе, действие этого оружия, через меня проползли монстры, передвигавшиеся на манер гусениц. У них жерла поменьше торчали вместо носов. Наконец, в небе взорвалось подобие Нибиру.  Яр  ворочал историю, как заржавевшее мельничное колесо.  От его  размашистых движений я совсем потеряла  голову.   В шатёр со  знаками отличия ворвался маленький смерч страстного желания.
А там, наклонившись над столом, стояли   мой бог и какая- то девушка.  Изучив карту, они выпрямились, постриженные под горшок волосы девицы, выбились из- за уха, и Яр начал осторожно их поправлять. Кошачьим движением юница тёрлась щекой о пальцы Солнцеликого и целовала их. Взвыв:  « Здесь я - любимая   кошка», смерч   бросился  к столу. Девушка вздрогнула и, испуганно повернулась ко мне. Совсем ещё  детское  личико уже обладало пухлыми, вызывающими похоть, губами. Под сорочкой из грубого полотна, угадывались грудки, обещавшие вскружить не одну взбудораженную голову.  Яр, тем временем, ухватил меня за предплечье и, вытолкал  из палатки.   «Это - не то, что ты думаешь», начал ослепительный обманщик.  Возможно, он  объяснил бы, что надо думать, но от шатра послышался голос, оправившейся от испуга, соперницы: «Дорогой, ты ещё долго там со своей шлюшкой?»
 «Дорогой» поперхнулся, а я, обернувшись, поинтересовалась именем новой пассии Яра.  Жанна. « Так вот, Жанна, отныне и во веки веков, целовать твоим губам только огонь костра, на котором будешь гореть, где бы и когда бы ты не родилась. Амен», выдохнулся мой смерч.  Девица фыркнула, подбежала к коню в серых яблоках, стоявшему неподалёку, запрыгнула в седло и, ускакала в поле за ставкой. « Жанна», выкрикнул Яр, одним махом покрыл расстояние до коновязи, взлетел на гнедого жеребца и, помчался вдогонь.  Постыдное  зрелище, забывшего себя ради девчонки,  всадника апокалипсиса,  вернуло меня домой онемевшей и обиженной.  А у шатра остались   мои Любовь, Гордость, Обожествление и Вера.   
Домочадцы, насторожённые  молчанием хозяйки, вовсю старались угодить мне. Когда, же до них дошли вести о случившемся,  желание угодить переросло в жалость и сочувствие. Отвергнув их,  я подружилась  с Гордыней.    « Вот так. Я столько лет, а он…  Я придумывала самые нежные и светлые эпитеты, а он. … Мой Мир. Мой Солнцеликий. Мой Лучезарный. Мой златорукий Асура», повторялось и повторялось  в голове.  Никто, кроме Гордыни не догадывался, как мне  стыдно. Стыдно за то, что многие- многие годы обожествляла недостойного моей любви. И оглушала тишина там, где раньше всё пело и дышало Яром.  Прошло  немало времени прежде, чем я снова заговорила со  светилом.
 Стоя  у крыльца,  шалея от того, что могут, не мигая смотреть на солнце, Пустота и Гордыня  обратились к Солнцеликому: « Значит, постарел ты, раз так бегаешь за девочками. Что, ж, всему своё время. Только избегаешься, ведь теперь. Жанна что? До первого костра. А ты заболеешь, пятнами пойдёшь, измельчаешь. Лечи тебя потом. А, правда, как тебя лечить? Может, теплом и светом? Ито.  Соберём  то, что сами  себе напридумывали, чем обманывались,  чем были  обмануты. Там столько радости, столько жизни! Вылечим, прикормим, приручим.  Ты не  сможешь жить без  нас.  И, вот тогда,  ответишь нам  за то, что Аксинья сейчас чувствует  себя отставной  козы барабанщицей».
Тут мне на голову, в буквальном смысле, свалился  Орёл Зевса. Я уже готова была разразиться какой- нибудь походной бранью,  но старец подошёл ко мне, обнял крыльями колени и уткнулся в них головой. Его несчастный вид объяснил всё сам. Принимающие новую веру народы начали расправляться со своими старыми богами. Припозднившиеся, менее сообразительные птицы, имели самый несчастный вид. Они были ослаблены неверием людей и отсутствием жертвоприношений.  Мой двор превращался в обычный курятник. Птицы  не могли больше творить чудеса. 
Труднее всего приходилось различным гидрам, пегасам и грифонам. Монстры, созданные человеческим воображением, не могли жить вне  этого воображения. Их  составные части отторгали   друг друга, гнили, причиняли страшную боль своему обладателю и распадались. Существо гибло. Тех, кто, всё- таки, добирался до меня,  приходилось расчленять.  Иногда мне удавалось сохранять жизнь таким, разделённым частям. Получались уродцы,  нуждавшиеся в постоянном уходе.   Их молчаливая признательность была невыносима. Вчерашние символы беспомощно виляли хвостиками и, с надеждой заглядывали в глаза.
В моём приюте кентавры и паны стали  простыми скотниками,  сёстрами милосердия работали дриады, нимфы и грации. Это была своеобразная трудотерапия. Девочки сами нуждались в психологической помощи. Но, как её оказывать, если беженцы всё прибывали, а география мест их бывшего обитания ширилась?  Мне помогали боги тех стран, до которых новая религия ещё не добралась. Но  глаза их становились всё напряжённее,  я  начала  искать   новое место для себя и своих подопечных.
Оно нашлось на краю  мира.  Совсем недавно  на эти острова  сошёл небесный огонь.   Здесь, на выжженной, каменистой площадке, предстояло изрядно потрудиться. Я надеялась на понимание и терпение своих страдальцев. Неожиданно или, вполне ожидаемо, ряды их пополнились собственно бывшими богами. Они отчаялись что- либо изменить в своей судьбе, и пришли ко мне. Сначала их пришлось  накормить, вылечить, утешить. Надо было научить уже очень немолодых людей, способных, разве что, на карточные фокусы, искать силы в себе, в вере в то, что всё ещё сбудется.  Ещё будет радость, ещё не поздно мечтать о  победах и праздниках. Они будут обязательно, немного иные, чем задумывалось - гадалось, но не менее полные  и ценные. Может быть, даже более радостные и светлые.
Только потом мы начали перебираться. Переносили  на пустошь землю, готовили то, что получалось после расчистки участков к посадке садов и полезных злаков.  Камень, который здесь был в избытке, использовался для строительства  домов, птичников и загонов для скота. Наш новый мир  приобретал обжитой вид. Принялись   маслины, оливки и виноград.   Появились такие растения, о существовании которых, я даже не догадывалась. Впрочем,  как и о богах, принёсших  их с собой.
Мой дом на берегу Срединного моря опустел.   Жизнь в труде, на свежем воздухе благотворно повлияла на моих изгоев. Даже, оставшиеся в живых части сложных некогда организмов,  перестали разлагаться и окрепли. Однако я решила забрать  медицинские  инструменты и  травы.
 А в  тереме меня  поджидал гость.