Хроники пещеры, Алхимик и его флакон, гл 5

5 глава

Много мест на Земле прославились когда-то в прошлом произошедшими там эпохальными событиями. В какой-то степени лачуга алхимика на берегу реки Дёль представляла собой нечто подобное.
Нахождение там источника вечной жизни – фиолетового флакона, энергетическая связь с подземельем, находящимся где-то к северу, и с тусклым гротом с неведомой доселе личностью, – вся эта метафизика вполне могла бы заворожить.
Вот только портило впечатление содержание записок на столе нашего героя, мешочек с монетами, никуда не девшийся, подаренный как взятка от обаятельной девушки, переодетой в тамплиера. Всё это выдавало истинную сущность алхимика D – подстроиться под окружающую действительность, не предпринимая смелых шагов. Боязливо плыть по течению, а где-то даже и пытаться утопить себя под ним….
Монеты, к слову, оказались низкопробными. Те самые, что пополняли пустеющую казну короля Филиппа за счёт обременительных займов с окружающих селений. Государство было крепким, но население беднело.
Но это вряд ли заботило обитателя заброшенной лаборатории. Вряд ли…. Ведь напиток жизни предназначался не для них – бедных крестьян и горожан; ни даже для короля Франции.
А для кого собственно?
D… даже себе не признавался в том, что под теми независимыми людьми, кому он намерен был подарить вечную жизнь, он подразумевал тех, кого выберет не он, а пославший его человек с постоялого двора, с окраины Лилля. Пославший его шесть лет назад сюда, не сказав тех слов, которые, может быть, смогли бы проникнуть в чёрствое сердце нашего героя. Или сказав.
И какой смысл был сейчас во всём этом? Ведь теперь вся эта затея с эликсиром летела к пещерным чертям после произошедшего видения у реки…. Все записанные планы рушились у D… после ночных событий. После слов человека с искренними глазами.
Миссия его, как стал понимать D…, заключалась в другом – стать пешкой на стыке противоборствующих сторон. Разменной монетой мироздания.
D…  и не задумывался над тем, чтобы поменять себя и понять ценность жизни – своей и каждого, осознать, для кого даруется вечное счастье и кем.
Алхимик вспомнил кто он…. Но, судя по всему, он так и не понял, что он человек….

Кортеж приближался к дому. Лучи восходящего солнца осветили эту приближающуюся процессию. Впереди – четыре воина в железных забралах и доспехах с копьями и мечами. Они шли пешим ходом и вели под уздцы своих скакунов. Это была охрана некоей личности, сидевшей в карете, где был нарисован неизвестный герб с регалиями.
Позади же – ещё восемнадцать всадников, также с закрытыми забралами и при полном обмундировании.
Холодное мартовское утро лучами солнца сквозило по железным доспехам скачущих воинов. Деревья не колыхались, а птиц и вовсе не было видно, словно все они, испугавшись окружающей дом алхимика магии, улетели прочь.
Кортеж остановился, а из кареты, без помощи охраны, вышел человек средних лет. На нём был широкий тёмный шерстяной плащ с капюшоном, тёплые башмаки, а на голове берет, защищавший от холода. Внешность была непримечательной, словно человек путешествовал инкогнито, но на версту чувствовалось, что это была личность с высоким сословным статусом.
Всадники на шикарных породистых скакунах остались стоять позади. Среди них выделялись те четыре воина. Странно, но их телосложение ничуть не выдавало в них четырёх теней, мнимых тамплиеров. Но кто знает, на что те личности могли быть способны….
Их забрала были как маски. Маски, на которых попадало холодное солнце.
Человек не успел подойти к покосившейся двери. Оттуда пулей вылетел алхимик, держа в руках свои записки, мешочек с монетами и флакон, который к утру перестал светиться.
Ещё «спутниками» D… были лохмотья, неряшливая борода и страх перед появившимся кортежем….
Алхимик двинулся прочь от дома и стоявших всадников, постоянно оглядываясь назад, к четырём воинам. Его ноги всё отдалялись от реки Дёль и крепостных стен города Лилля, видневшихся в туманной заре.
Но всадники и не думали догонять. Лицо же человека, вышедшего из кареты, было невозмутимым.
Спустя миг он окликнул нашего героя:
– Мессир, постойте!
D… волочил ноги дальше. Казалось, что живительный эликсир перестал действовать на него. Алхимик упал на холодную голую землю и не мог более двигаться вперёд. Но дворянин вместо того, чтобы, может быть, презрительно усмехнуться, смело подошёл к D… и протянул руку.
Пронзительный взгляд заставил старика опомниться и унять свой страх. Он ухватился за протянутую руку и встал. Незнакомый дворянин, продолжая пронзительно окидывать алхимика взглядом, сказал:
– Мессир, следуйте за нами!
D… дрожащим голосом спросил:
– Кто вы? Стоило мне найти рецепт, так моё одинокое жилище все облюбовали. Оставьте в покое меня или дайте умереть! И тогда я получу расплату за свои прегрешения!
Дворянин сразу перешёл к делу и начал свою речь.
– Меня послал сюда человек с искренними глазами. Он главный над всеми нами. Даже надо мной. Вы, мы – орудия мести. Род короля, рода тех, кто предал тамплиеров несправедливому суду, должны быть прокляты, но не посредством смерти магистра! У меня нет секретов от вас, мессир. При помощи эликсира мы свергнем короля и освободим де Моле!
D…, имевший в своём жилище немало научных трудов, переданных посланником с постоялого двора, понял, кто перед ним стоит.
– Вы магистр ордена Сиона! Общества, стоящего над орденом тамплиеров!
– Вы хорошо осведомлены. Граф де Бар, к вашим услугам.
Граф поклонился старцу, ничуть не боясь, что его возможное инкогнито раскрыто. D… продолжил:
– Но вас не посылал человек с искренними глазами! Он велел мне не менять этот мир! И, по его словам, де Моле будет казнён!
Магистр сжал руку алхимика. Его живые глаза сверкнули недобрым светом. Краешком они глядели на записки и флакон в другой руке старца, а также на мешочек, лежавший на холодной, пока мёртвой земле.
– Научитесь правильно интерпретировать то, что вам говорят. Я не посланник тех мнимых тамплиеров, на которых, кстати, сейчас объявлена охота. Де Моле любой ценой будет освобождён, но избранным пещеры он не станет! Наш орден давно ищет это проклятое место – своеобразный антипод священного Грааля. Ищет, чтобы уничтожить. И прекратить набор в избранные!
Алхимик вновь заметил четырёх воинов, из-за которых он от страха хотел убежать, выбегая из дома.
Солнце снова сверкнуло по их забралам. Маскам.
– Ваше сиятельство, кто эти люди?
– Позади меня четыре рыцаря и восемнадцать всадников.
Магистр сразу перевёл тему разговора.
– Я буду с вами откровенен, мессир! Вы должны знать, что тоже принадлежите к нашему обществу, причём кровными узами, и с этой поры должны соблюдать наш устав. Мы приехали, чтобы помочь вам.
D… опять взглянул на тех четырёх воинов у кареты. Язык начал молвить следующее:
– Так значит вы мой прямой….
– Тсс… Не смейте это произносить вслух. Такие вещи вслух не произносят.
Они подошли к карете. Магистр вновь взглянул на алхимика пронзительным взглядом.
– В Лилле вас переоденут. Там мы расстанемся. Под тайным конвоем вас привезут в Париж мои люди. Флакон и записки оставьте при себе. Придёт время, и всё это понадобится. Я не знаю, что у вас звенит в мешке, но, если он вам дорог, берите и его.
Услышав такие слова, D… поверил, что магистра сюда послал тот самый человек без тюрбана, так как от него не потребовали ни рецепт эликсира, ни флакон.
Поверил и забыл слова того человека, что история должна идти своим чередом….
«Вылитый де Моле, идеально подойдёт для замены», – думал магистр Приората Сиона….
Пришедших к жилищу алхимика в то солнечное туманное утро было двадцать три….

Из записок алхимика D…, 12 июня 1313 года:

«Наконец я освоился в Париже и теперь смогу описать то, что со мной происходило в эти три месяца. Я был так впечатлён всеми событиями, произошедшими со мной с того памятного мартовского дня, что временно забросил записи. Записи, бывшие голыми и неживыми все эти шесть лет, с этими скучными и бесполезными экспериментами над ртутью и философским камнем, и ставшие с 18 марта моим источником чувств и переживаний, хранителем моего мировоззрения.
Где-то внутри себя я решил, что разорвать свой порочный круг я смогу, не ведя себя, как жалкая марионетка в чьих-либо руках, а руководствуясь сугубо своими принципами.
Я поверил личностям, пришедшим в то туманное утро к моему дому. Они не стремились отнять у меня самое дорогое. У них самих такая же ненависть к пещере времени, как и у меня. Уже с далёких времён, когда я рассказывал легенды про неё своему селению, она чем-то отталкивала меня.
Уверяю, ни флакон, ни рецепт я бы не отдал ни за какие деньги, и скорее пожертвовал бы жизнью, хотя те четверо и предлагали мне взятку, которую я, к слову, не взял….
Мне лестно, что я был принят в общество Сиона, минуя обряд посвящения. Я вспомнил, что в далёком прошлом уже его проходил, причём не без вмешательства свыше. Именно тогда я стал сомневаться в обилии богов….
Несмотря на то, что я вспомнил о своей прошлой жизни, рука моя так и не сумела записать детали, хотя я этого очень хотел. Перо не пишет на бумаге то, что писать тяжело. Моя прошлая жизнь – это череда чересчур мягких поступков по отношению к своему племени. Я словно переродился сейчас и чувствую себя совершенно другим человеком.
Ну что ж, я ехал в Париж кратчайшим путём, каким возможно. Остановился переодеться в Лилле. Спустя же несколько часов со своим кортежем я выехал за пределы крепостной стены в сторону столицы. Магистр, как и говорил, попрощался со мной там, выделив для меня отдельную лошадь….
Перед этим члены ордена показали мне тот самый безымянный постоялый двор, хозяином которого был человек с искренними глазами.
Приведя меня к реке Дёль, мой посланник только упоминал, что владел трактиром в старом фламандском городе, ранее я его не видел, хоть и изредка наведывался в город за снадобьями и заработком.
В целом, захудалое место. Ни одного постояльца за пару часов так и не появилось. Впрочем, помимо сгорбленного старика, сидящего за прилавком, я не дождался там и самого хозяина.
Местный цирюльник состриг мои волосы и привёл их в должный вид. Там же, в трактире, меня переодели в красивый чёрный камзол, а на ноги надели новые кожаные башмаки. Я выглядел как странствующий вельможа, и моя гордость сразу взыграла….
По пути в Париж мы остановились лишь в Сен-Картене, куда сделали небольшой крюк, и где передохнули лошади двадцати двух сопровождавших меня всадников.
Те четыре….
Я успокоил себя в мысли, что это другие личности, а не те, что приходили ночью. Но я так и не видел лиц этих всадников, которых магистр называл рыцарями, – они тщательно скрывали их за железными забралами. Невольно я впадал в дрожь, вспоминая ту ночь всё вновь и вновь….
Два бесцеремонных тюфяка, позволивших, чтобы ими управляла женщина в дурацкой маске ворона…. Другая женщина, которой совсем не шёл наряд тамплиера, и от которой я не посмел взять мешочек с монетами за флакон вечности….
Недалеко от Парижа большинство всадников распрощалось со мной, оставив лишь одного провожатого рядом, одного из тех четырёх рыцарей. Видимо, чтобы не привлекать излишнего внимания к моей персоне. Я пытался заговорить с ним, но он хранил гробовое молчание, а лицо по-прежнему было скрыто под забралом.
29 марта я впервые увидел Париж.
Я изучал план города и понял, что лошадь несла меня мимо Тампля, бывшего владения тамплиеров, а ныне ставшего их темницей….
Меня пристроили в доме, недалеко от Сен-Жермен-Де-Пре, аббатства бенедиктинцев и местной ярмарки. Там я стал ждать дальнейших указаний под охраной таинственного воина. Забрало словно приросло к нему, что было странно. Я ощущал себя, словно в тюрьме, мне никуда не давали выходить, но я успокаивал себя в мысли о том, что меня сюда прислал тот самый человек, не скрывавший лицо.
Флакон с жидкостью я по-прежнему хранил у себя в руках, а рецепт приготовления – в голове…».

…Когда происходили все эти события, не поддающиеся обычному мирскому объяснению, один человек сидел во главе стола в просторном зале королевской резиденции и недвижимым взглядом смотрел на горящий камин. Это был король Франции, Филипп Красивый. Он не ожидал в те секунды камергера. Его брат Карл был в отлучке, а сыновья не особо заботили. Малого совета не ожидалось, впрочем, как и Большого. Ни прихода коадъютора, ни послов тоже. Охота отменилась.
Только один свиток на краю стола, неизвестно откуда появившийся там, и слова, написанные на нём, – вот, что точно заботило короля.
Он думал о том незнакомце, которого помиловал несколько лет назад за сведения, клеймящие орден тамплиеров, может он….
Каким образом кому-то вообще удалось проникнуть во дворец, минуя охрану, неизвестно….
Вот какие были написаны слова:
«Усильте охрану Тампля. Ожидается заговор с целью подмены де Моле на самозванца».