Колыбель

 
Несмотря на пасмурный день, на душе было радостно от того, что в моей семье родился первый внук. В жизни наступила новая пора для мужчины, ступень, так сказать  – стать дедушкой. Приятные хлопоты, порождаемые теплой заботой о малыше, ещё одним членом семьи, стали теперь другой нормой жизни. Вот и сегодня, по просьбе своей супруги – «новоявленной бабушки», я приехал в город детства - Дербент , с целью приобрести красивую детскую колыбель, из тех изготавливаемых Табасаранскими мастерами, с их разностильным орнаментом и сочными расписными красочными узорами. Сделав окончательный выбор по своему вкусу, красочности и стилю, закрепив его на крыше легкового автомобиля, я поторопился назад, в семью, покидая это древний исторический город, ибо внезапно налетевшие с моря хмурые тучи нависли над городом, предвещая проливной дождь.
Мысли о том, что нельзя дать колыбели, сделанной из дерева, промокнуть, подгоняли меня и по трассе. Порывистый ветер, невысокие струйки песка, в виде змейки, крутящиеся у обочин, вдоль дороги и по ней, редкие и увесистые капли воды, падающие с небес и разбивающиеся с силой о лобовое стекло, будто, постоянно напоминали мне о том, что я у передней границы ливня, и он может меня догнать.
  До Каспийска было ещё далеко. Спидометр скорости показывал отметку 90. Я, как бы, затеяв игру с непогодой, снова несся вперед, снова и по новой набирал скорость после очередного запрета, «ограничения скорости» у населённых пунктов, остерегаясь представителей закона, правопорядка, которыми усеяны здесь все придорожные кусты, повороты и строения. При этом меня радовало ещё и то, что в запасе оставались те десять километров, за превышение разрешённого которых не могут наказать – не имеют такого права, лишь предупреждение. К ним я ещё не прибегнул ни разу. Хотелось быть честным до конца по отношению к себе и дождю, когда я иногда на экране бокового зеркала видел приближение его темноты, ливня, которая быстро поглощала в себя встречный поток автомашин, не давая видеть сзади земной горизонт. Он напоминал мне образ того старика из детства, что охранял совхозный сад. Ярости в нём становилось всё больше от того, что не хватало ему нашей детской прыти, скорости, подгоняемые ещё и своим страхом, не только при его виде. Опоздать в школу мы боялись больше него. Потому, преодолевая страх «быть пойманным» неслись к школе, сокращая длинную обходную дорогу, боясь возможности встретиться со другим страхом «опоздавшего», в школе. Страшнее оскорбления, от тех слов преподавателя «вызвать родителей в школу», для чувств мальчика, в ком только-только зарождалось чувство личности становления мужчины, не существовало. Для нас, те слова, в том возрасте звучали как приговор:  «не вырос», «не самостоятельный», «без мамочки не может». Мы, не специально, но, почему-то постоянно, испытывая судьбу через страхи, рвались через тот сад в школу, горя в своих волнениях, что бы после небольшого тревожного мгновения, потом, купаться в чувствах вкуса маленькой победы. Может быть, в тот день, я и затеял ту игру, с дождём, чтобы почувствовать ту детскую сладкую радость и без угрызения совести, в честности. Окунувшись в ностальгию воспоминаний, чтобы вкусить ещё и объятия того детского азарта, победы, не торопился с нею расставаться, продолжая щекотать себе нервы, затеяв игру «в догонялки».
 «Правила» честно придуманные мною и установленные в одностороннем порядке, были негласно подписаны обеими сторонами (как мне тогда показалось) и потому сам старался их не нарушать. В своих мыслях, веря и не веря, я бросал вызов непогоде. Игра уже началась.
На противоположной стороне дороги, у обочины, под густыми кронами высоких чинар, где высоким забором была огорожена территория кладбища , моё внимание привлекла пожилая женщина. Она ладонью правой руки прикрывала себе голову от редких накрапывающих капель дождя, заменив рукою зонт, тогда как левой держала старую дорожную тряпочную полупустую сумку и смотрела на поток проносящихся мимо машин. Старый большой платок прижимал выбившуюся седую прядь к  морщинистой щеке. Нотка жалости кольнула сердце.
Я сбросил «газ» и выбил скорость, продолжая катиться накатом. В левое зеркало заднего вида стал наблюдать за тем, как завеса дождя торопилась к ней и как попутные ей машины продолжали равнодушно проезжать мимо, не замечая её у дороги.
Прилетевший ветер стал теребить её старое тёмное платье. Летающий в воздухе песок бил в лицо, заставляя её щуриться, смахивать с глаз песок, как надоедливую мошку. Крупные и частые капли, предвестники ливня, ударили сначала рядом с нею, потом вокруг неё, пропадая в пыли, затем обливая и поглощая её саму, навалились стеною. Когда вода очистила воздух от песка и пыли, наверное, ей не было уже необходимости отмахиваться. Прикрыв себя рукой, она, словно покорившись стихии, повернулась вправо и медленно пошла вдоль дороги.
Разделительная полоса дороги и колонна встречных машин, проезжающих мимо неё не составили преграду. Вырулив в образовавшийся «карман» в колонне встречных машин, я развернул свою старую добрую девятку, подъезжая к ней с намерением подвезти её до ближайшего дорожного кафе, где она может переждать непогоду. Потянувшись к пассажирской двери, я открыл её изнутри, предлагая сесть.
- Садитесь!
Она остановилась. Косо посмотрев на меня, стала смотреть на поток проезжающих мимо нас машин, с чёрствыми их водителями за рулём.
- Садитесь! – повторился я.
Виновато и сожалея за такой случай, плохо выговаривая  некоторые русские слова, она произнесла:
- Шас, уже не могу. Я мокрый стал и, менэ, денги нету! 
- Разве я у Вас сейчас деньги прошу? Садитесь! – негодуя, выговорил я и наблюдая, как в открытую дверь дождь стал обильно поливать переднее сиденье.
Немного погодя она подчинилась. Недоверчивый взгляд косо наблюдающих глаз, не сходил с её лица.
- На верху моей машины привязана детская колыбель, а не «чашечка» таксиста, - решил с острить я.
- Муж, на поле работат, - говорит она в ответ. – Пирнесла ему кушат. Тэпэр вот, дом иду. Денги, нету! – с явно выделяющимся  сельским акцентом не  то в стеснении, не то в сожалении, и с трудом, выговорила она.
Её руки, с вздутой под кожей венозной системой, нервно перебирали потрескавшимися пальцами, с явно большими суставами в них от прошлой непосильной работы, блуждающий взгляд, сопровождающийся чувством вины похожее на момент «неудобного положения», продолжали вызывать мою к ней жалость.
- Как зовут? – сочувственно перешёл я на «ты».
- Марьям! – тихо ответила она.
- Меня - Габиб.
Она одобрительно кивнула головой, отвернувшись от меня и уставившись в боковое окно.
- Пожалуйста, не пугайся, меня! Мне твоих денег не надо, и остановился я не для того, чтобы заработать. Просто, скучно одному ехать. Никуда не тороплюсь, вот и подумал подвезти, что бы совсем не промокла. Только скажи - откуда ты или куда тебе надо ? - от мысли, «довезти её до ближайшего магазина или ещё чего подобного, где могла бы она переждать дождь», я уже отказался. – Проезжал мимо, вот и остановился, - успокаивающе, повторился я.
- Твой машина там вернулся назад. Я видиль , - грустно произнесла она, вонзая в сердце иглы правды, раскрывая очевидный мой обман. От такого неожиданного оборота, не зная и как дальше быть, я спонтанно прыснул смехом. Улыбнувшись случаю и с сожалением в словах, обратился к ней.
- Извини, сестра! Не хотел тебя пугать. Вижу: стоит взрослый человек, под дождём, и никто не останавливает. Поэтому решил развернуться. Не стал проезжать мимо! Думал, хоть до магазина довезу какого, ну …, чтобы спрятаться тебе от дождя. Извини!
- Люди сеччас не ттакие , - произнесла она, уставившись в боковое окно. – Сеччас, висем денги надо!-  её грубый акцент, плохо выговариваемые слова, дополняя друг друга, всё сильнее стали порождать во мне не только жалость к ней, к её судьбе, к её положению, но и чувство вины – за отношения людей, сегодня, к её старости. Мне было больно за неё. Больно за всех таких, как она.
Я, молча, тронул свой автомобиль.
- Где твой дом?
Больно за тех, которым сегодня тяжело. Больно за тех кто в детстве твоём, бросив свою ношу, торопился поднять тебя,  малыша, с земли. За тех, кто спешил утешить тебя, вытирая твои слезки на щеках, целовали ушибленные ладони твои, ссадины, обследовав на ощупь коленки или локти на твоих маленьких и тонких ручонках. Они, сдували и пыль, при этом, уголком своего платка вытерев тебе сопли, не забыв, ещё и назвать тебя красивым или смелым, угостив конфеткой какой, залежавшийся «нечаянно» у неё в кармане. Помню, отец, выходя из дому, говорил матери: - «Знать не возможно, куда ещё попадём, жена. Дай-ка пару конфет в карман положу!» – «Я взяла», - отвечала она, улыбнувшись и переводя свой добрый заботливый взгляд на нас, на детей, окруживших её и отца, в ожидании всё тех же конфет. И мама, доставала.
Что сегодня с нами случилось? Кем мы стали или кем становимся? Почему теперь перестаём видеть их – на дорогах, в трудностях, в тяжестях? Тех, чьи руки, наверняка,  для одного из нас в детстве, были вместо колыбели?
Задавая себе в мыслях такие вопросы, теребя свою и «чужую» совесть , у меня в памяти всплыл один недавний рассказ и вот о чём:
… Ранее, за неделю или две до этого случая, меня пригласили погостить в район исторически знаменитого Ахульго. Человек моего возраста рассказывал о том, как там, в своё время воевали горцы, защищая своих сельчан: стариков, женщин и детей.
Захватывало дух.
В голове не раз прокручивались слова из рассказа того парня: «Когда защитники переводили сельчан через подвесной мост, на другую сторону ущелья, стало необходимым остановить преследующего их превосходившего врага, который тоже рвался вдогонку, в крепость. Стало необходимым резать канаты, державшие тот мост. Одна сторона перерезана, вторая, под усиливающимся градом пуль, стала невозможной. Говорят, что пули летели как боковой дождь. Оставалось отступить, за скалы. Пожилой горец показал своим примером, как можно было перерезать тот предательский канат. Взобравшись на вышестоящую скалу, он спрыгнул в пропасть, что бы пролетая мимо каната, саблей ударить по нему. Только не хватило его одного удара. Канат перерубило только наполовину. Его сын, не раздумывая, довершил то дело кинжалом, начатое его отцом и, спасая своих сельчан. Перерезал оставшиеся жилы, повторив прыжок и действия отца. Так погибли отец и сын - за сельчан, унося с собой и нападающих солдат, с того моста. Оставшихся сельчан, осадили. Брали на измор – голодом, жаждой, пока не стало - кем защищать и чем.
- «Врагам, в дальнейшем, удалось ворваться в крепость и перебить защитников. Старикам и женщинам разрешили покинуть крепость. Детей и раненых забирали в плен. Пожилая горянка, спрятав двух летнего осиротевшего малыша под подолом своего длинного платья, медленными шагами пыталась покинуть ту крепость, спасая чьего-то сына. Солдаты заподозрили в его походке, что то, неладное. Раскусили уловку. Когда у женщины хотели забрать малыша, она выхватила его у них и скинула в пропасть, затем, схватив двоих рядом стоящих вооруженных обидчиков, кинулась вслед за ребёнком, унося и их с собой».

Задайте себе вопрос: За что они умирали?
- За нас с тобой! За стариков, за детей, за сельчан, за женщин - матерей! За свой народ! Народ, который складывается из всех: стариков и старух, женщин и мужчин, соседей и родственников, мальчиков и девочек! Погибали, без сожаления покидая этот мир навсегда, что бы дать жить другим. Детям своим, родителям своим, родственникам, сельчанам своим, народу своему! Так они дали нам свою Родину! Вместе с тем, показывая - как надо любить ту Родину, каждую её частицу! От младенца, новорождённого и до стариков, старух!
Таковыми они были - наши предки. Сколько Турецких и Иранских завоевателей похоронено там, среди тех скал? Александр Македонский, монголо-татары и другие, завоевывающие полмира своими полчищами, обходили тот край. Почему? Потому что, там умели любить, умели ценить, умели уважать и защищать. Защищать тех с кем живёшь.
Таковыми были и наши отцы. Сколько дагестанцев, дважды, трижды, а то и четырежды героев Советского Союза, было во время войны. Их у нас, в процентном соотношении на душу населения, больше всех, среди народов всего Мира, воевавших против фашизма.
Мы горды сегодня, ими! Только, почему бы и нам не быть такими? Без добра, тепла и уважения к окружающим мы, не будем ими. Мы можем потерять наш облик, данный предками как наследие - из-за лжи, подлости и равнодушия. Именно эти качества порождаются в душах, где нет тепла, добра и заботы о ближнем. Я, сегодня, не умирать призываю вас. Призываю уважать их; старых,  бедных, стоящих у дорог, идущих пешком вдоль дорог, вдали от населённых пунктов, не имеющих возможности оплатить свой проезд. Не обижайте их. Не игнорируйте их, если вы на машине - вы можете, помогите им. Помогайте, у вас не убудет!
Какой урок вы преподносите своим сыновьям, проезжая мимо человека, который нуждается в вас. Помогите, покажите ему - как надо уважать людей, что бы учились они, у вас. Учились и гордились вами! Не показывайте им своё самодовольство, бездушие, ибо губительны они для них. Учите больше добру, уважению, тогда не будет у вас сомнений - кем они будут и кого, в своих детях, воспитают нам, в наших внуках. Пусть ни разу не зададут они себе тот извечный философов вопрос: – « В чём смысл бытия?».
- В Народе твоём! В поколении твоём! В бескорыстной любви твоей, в том! Вот мой ответ.

Мы – Дагестанцы! Помните это! Вспомните мудрости наших отцов, и писание вспомните, где говориться о том, что деяния отцов формируют полотно дороги, которая будет стелиться под ноги их сыновей. Сыновей, сегодняшних отцов, невидящих никого из ровесников своих отцов, кому изменившаяся политика в стране изменила и всю его жизнь и тогда, когда подошла старость. Их застали врасплох, к старости, когда жизненная черта подошла к пику. Они уповали на счастливый пенсионный возраст, что бы в тени сыновей своих растить своих внуков, помогая при этом своим сыновьям. Не всех устроила эта жизнь. Не каждый нашёл себя в ней. И им повезло меньше всего, кому - в бедности суждено доживать свой век. И при этом они помогают и сыновьям, и внукам, и нуждающемуся соседу, и сельчанину. Они, честны и в трудностях продолжают, всё ещё, строить своим поколениям то полотно. Тяжело, но продолжают. Так будем и мы честны с собой. Не видя вокруг себя нуждающихся мы, нынешние отцы чего будем стелить своим сыновьям, внукам? Знаю одно - ничего хорошего, если учесть – «куда стелить»?
 - В их жизнь! В их будущее! По которому и они, как и мы, отцы, должны будут пройти по полотну тех «дорог», сотканному вами, сегодняшними бездушными их отцами. Подумайте, какая дорога достанется потом и их детям? Вашим внукам?
 

Знайте:
 - Следующая старость ваша и она, у вас - впереди!

Не экономьте на Добре! Не забывайте о Добре! Будьте Добры к тем, кому сегодня тяжело! Будьте добры друг к другу и ко всем тем, кто окружает вас - не зависимо от веры и вероисповедания,  цвета кожи и происхождения,  возраста и положения. Вам воздастся и в этом мире,  и в том! В колыбели вселенной - все едины!