Записки Феникса. Часть 7. Демон правого плеча

Записки Феникса. Часть 7. Демон  правого плеча

Что делает человек, вырвавшись из ада? Пускается во все тяжкие. Стоило ослабеть власти пепелища, и я пустилась в приключения. Точнее, они напустились на меня. А началось все с совы. С полярной.

Май выдался жарким. Особенно удушали вечера, и население нашего микрорайона, заметно приросшее в последние несколько лет, повадилось на вечерние прогулки в знаменательный лесопарк с тремя озерами. Поначалу вылазки были случайными, но скоро многим полюбилось провожать закаты, гулять при звездах и встречать Луну. 

Мы тоже оценили чары лесопарка. Местечко и впрямь заколдованное. С одной стороны, еще с советских времен остались качели-карусели и обыденное «чертово» колесо, обновленные  надцатым слоем краски, - все функционирует, но публику привлекает не так, как прежде. Есть и кафешки, есть солидная гостиница с дорогущим рестораном, компактный комплекс с фонтаном и резиновыми лебедями в искусственном пруду. Все как везде. С другой, имеется в лесопарке невысокий вал, который всегда именовался «хребтом», Сейчас по «хребту» проложена дорога, а раньше он служил границей «дикой» и «цивилизованной» частей леса. До «хребта» не страшно было в лесу даже поздним вечером, а за ним, хоть там и располагались зеленый театр, танцпол, карусели и ресторации, появляться в хлипкой компании после того, как на лес обрушивались сумерки, было небезопасно даже летом.

Зимой «дикая» часть леса превращалась вообще в терра инкогнита.

Имелась в лесу и своя Лысая гора. Как и положено, располагалась она на опушке настоящего «ведьмина леса», представляла собой покатый холмик с плешью на вершине, окруженный венчиком кустов ежевики и малины. Вокруг плеши густо росла полынь и медуница. Какой бы ни был хмурый и промозглый день, на Лысой горе всегда жарко и, кажется, в проплешину бьет полуденное солнце, выжигая траву.

Озерный треугольник располагался, разумеется, в «дикой» части леса. Его отделял от травяной долины и дубово-сосновой рощи второй «хребет», намного ниже первого. По хребту струится мягкая тропинка рыжего песка, такого тонкого, теплого, ласкового, что пройтись по тропинке – сплошное удовольствие. Обрамлением этому «шелковому пути» служила трава, всегда особенно зеленая и сочная, а также чахлые сосенки. Перед озерным хребтом зарастали полынью и чистотелом монструозные бетонные глыбы, - остатки советских попыток возвести в лесу памятник. Россыпь глыб немедленно получила название «Стоунхэндж» и стала обителью местных сатанистов. Что-то в этом есть, потому что, там всегда сумрачно и сыро, каким бы жарким и солнечным ни был день, а бетонные глыбы, частью поверженные, частью устоявшие перед природными и политическими катаклизмами, воскрешали в памяти строчки из «Божественной комедии». Впрочем, то ли окрестности озерного треугольника не располагали к кровавым сатанинским ритуалам, то ли в нашем околотке сатанисты были «неправильные», – довольно скоро жутковатые сборища с кострищами превратились в мистические посиделки у вполне мирного огня. Единственное, что напоминало о сатанинском прошлом «Стоунхэнджа» - роспись алыми и черными красками на серых глыбах, в которую вплетались магические знаки.

Сейчас травяная долинка покорно приютила веревочный парк и пестрые палатки неорыцарей, даже с мини-ристалищем на отлете. Так что, идя по дороге серых плит, слева вы имели средневековье во всей красе, а справа – доисторическое человечество, с гиканьями лазавшее по веревочно-дощатым ухищрениям-забавам.
 
Серая каменная тропа пользовалась особой популярностью, хотя в триозерье можно было попасть и по четырем другим таким же дорогам. Один ее рукав отщеплялся от основного курса и змеился в «ведьмин лес» с искрученными сосенками, глухими зарослями терновника и мини-кладбищами домашних любимцев. В самом центре сумрачного ведьмина леса, изрытого двуметровой глубины воронками времен Второй мировой, был и вовсе «змеиный лес» - сосны, изогнутые так причудливо, что смахивали на одеревеневших змей своими извивами и особенно жадными «пастями». «Змеи» потолще тянулись к земле, глухо, угрожающе шипели сухим ветром, если в «змеиный лес» забредал случайный человек.

Вот на такой авансцене разыгрывались ежевечерние представления «Закат», Романтический вечер», «Сумерки», «Ночь. Звезды». И неизменно – аншлаг.

Побродив по лесу полторы недели, заметила, что люди, поначалу совершавшие променады компаниями, потихоньку освобождались от спутников и бродили в вечерних майских туманах либо наедине с плеерами, либо в таинственном тет-а-тете. Шумные компашки концентрировались вокруг злачных мест, а колдовские местечки остались на долю романтиков. Скоро ощутила это на себе.

Кружок моих любителей вечернего моциона распадался сам по себе. Кто-то уехал из страны, кто-то переехал на другой берег столицы, кто-то вынужден был оставаться дома. Усидела дома лишь один вечер. Промаявшись, поняла, что не могу без леса. И нырнула в прозрачные майские сумерки.
…..
Сначала он был тень. Просто тень, скользящая в кроваво-закатном свете по янтарным стволам сосен, приседавшая у кустов и струисто обтекавшая трухлявые пни. В лесу много теней. Вечером, особенно когда хрустящими слоями вползал туман и на бархатных вершинах сосен гасли последние отблески света, все тени сливались воедино, и лес превращался в безраздельное царство теней.
 
Тогда по обеим сторонам дороги вдоль первого «хребта», в «цивилизованной» части леса, загорались оранжевые фонари, и дорога настолько превращалась в тоннель из прозрачной чернильной тьмы, что была назвала «Путем в Аид». Этот маршрут соединял две части нашего микрорайона: современную, с многоэтажными башнями, шоссе и магазинами, искрящуюся бриллиантовой россыпью огней, и старые кварталы, где «немецкие» розовые и желтые домики с башенками стыдливо прятались за циклопическими деревьями. Чтобы попасть в лес со стороны современной части микрорайона, надо было протиснуться в «щель» между чудом сохранившимися пятью домиками частной застройки. Вход в лес со стороны старых кварталов обозначался металлической аркой. В оранжевом свете фонарей прохожие отбрасывали три-четыре тени и сами казались призраками, невольно ускоряли шаг и с облегчением ныряли в цивилизацию.

Были и любители пройтись по «Пути в Аид». Притягательность, что-то в этой дороге, что напрочь отрезало от реальности и заставляло, задрав голову до ломоты в шее, смотреть на роскошный звездный купол, видеть только звездную дорогу в пушистом обрамлении сосен и ощущать, что ты далеко-далеко-далеко. На другой планете. А город, в нескольких метрах сияющий тысячью огней, пропадал и из поля зрения, и из памяти, и из внимания.
 
Озерный треугольник в тот вечер рано укутался в ватный туман, - днем был сильный дождь, и к вечеру, вместе с дурманящими запахами леса, мокрые земля и растения отдали и впитанную влагу. Любители любоваться узколистными ивами в серебристом свете луны и звезд, не дождавшись желаемого, в догорающем закате поспешили прочь. По той самой дороге, которая отделяла веревочно-обезьяний мир от средневековья. 

Плеер в уши – льется в мозг Моцарт – и вперед, точнее, назад, в цивилизацию. На серой дороге было немноголюдно, народ частью растекся по кафе, частью сходил с дороги ради любования расшалившимися ежиками и белками.
 
Так и получилось, что тень, совсем обнаглев, уже не прижималась к стволам, не сливалась с тенями деревьев и трав, не пыталась совпасть с тенями проходящих мимо, а плыла в тумане рядом со мной. Ей никак не удавалось подсоединиться ко мне, потому что, я шла быстро: туман нагнал сырости, да и устала в тот день сверх обычного.

Обогнав пожилую пару, вот-вот вырвалась бы на «хребет», но тут из ведьминого леса, зычно ухнув, вылетела крупная птица. Очень крупная. Сделала три круга надо мной, так, что были видны кремоватые перышки брюха полярной совы с черными точками на вершинках. И  села мне на правое плечо, вонзив острые когти в кожу, отчего рука сразу онемела. Люди были рядом, но они застыли, пораженные необычной картиной: большая полярная сова на плече девчонки с плеером.

«Совы не то, чем кажутся». Мне хотелось закричать от боли, попросить о помощи, вырваться из цепких когтей. По онемевшей руке потек теплый ручеек, – кровь. «Совы не то, чем кажутся». – фраза всплыла моментально, мелькнули воспоминания о «Твин Пиксе», я шевельнулась, и сова напряглась, вонзила когти глубже, отбив всякую охоту двигаться, бороться за свободу. Густые влажные сумерки с трудом разгонялись фонарями, обочины дороги тонули во мраке. Сова ухнула один раз, еще один. «Она же хищник, - лезли в голову спокойные, холодные мысли, - нельзя шевелиться, иначе решит, что я - добыча, сработает инстинкт». Текли минуты, медленно, больно, как кровь.

Скосив глаза, я увидела обычную свою тень и наконец-то заметила ту Тень. Вторую. Она висела в клочьях тумана, плоская, как бумажный лист, шаталась на невидимом ветру и, как мне показалось, дразнила сову. Сова еще ухнула, онемевшую руку пронзила адская боль, от которой поплыли перед глазами тошнотворные зеленные круги  с золотистыми ободами, - и тут птица тяжело взмахнула крыльями и улетела. Прямо на тень! Туман завихрился вслед, Тень распалась на четыре неровных куска, а сова белым пятном просвистела в ночи и, напоследок ухнув для острастки, ввинтилась в густую сосново-дубовую рощу,  где обычно «заседали» жирные черные вороны.

Силы покинули меня. Но подоспели люди.

В лес я смогла вернуться только через две недели, когда начали затягиваться гноящиеся раны от когтей совы и спала температура от вируса, занесенного «полярницей» в мой хрупкий организм.

Бледной тенью с томными лиловыми кругами под глазами ступила я на прогретые плиты «Пути в Аид». Идти к озерному треугольнику сил не хватало. Во снах повторялось одно и то же: сумеречная дорога, белая сова и острые когти, жгучей болью пронзающие плечо. Поэтому я, спотыкаясь, медленно брела по еще светлому связующему пути между щелью и аркой и старалась не думать ни о чем. Удавалось с трудом. Мысли были тяжелыми, как тучи, что разошлись лишь к вечеру. Правая рука все еще болела, а левая почти пылала от тепла бумажного стаканчика с чаем. «Бумажный чай», - пошутила я, расплачиваясь с продавцом. Он не ответил, обернулся к другим клиентам.

Так и шла, не замечая прохожих, прикидывая, когда же смогу собрать компанию и устроить посиделки у костра. Чай медленно стыл, кудрявый ароматный дымок вился в ночь.
- Вам помочь?
Я зашипела, - огненный чай выплеснулся на руку.
- Так помочь?
Голос шел из-за правого, израненного, плеча, и вместе с этим глухим, сиплым и надтреснутым голосом волной накатила боль. Адская. До тошноты. Закружилась голова.
- Нет, - сказала я, не оборачиваясь, - спасибо.
- Я еще ничего не сделал. За что «спасибо»? – искренне удивился голос.
 - За это и «спасибо», - чувствуя, как земля ускользает из-под ног, я добрела до ближайшей скамейки и осторожно присела на потрескавшийся ее край.
 
- Теперь помочь? – голос не уходил. Или он имеет реального владельца, или я все-таки крепко сошла с ума. 
- Нет.
Зажглись фонари. В их оранжевом свете я и увидела тень у правого плеча. Ту самую Тень. Резко обернулась.
Вот так так!
Сбоку от меня стоял, покачиваясь, странный человек. Высокий и худой, в темной кепке и черной кожанке. Дымные очки в поллица. Он держал в руке стаканчик с черной жидкостью и премерзко улыбался. Что-то исходило от него…Липкость какая-то….Волны уныния, тоски, безнадеги, - что-то, отчего хотелось утопиться в ближайшей антрацитово поблескивавшей луже. Или в смолистом кофе. Даже в неверном свете оранжевых фонарей были заметны его желто-землистый цвет лица и острый пергаментный нос. Он мог быть кем угодно: призраком, мертвецом, восставшим из могилы, ожившей мумией, - кем угодно, но не человеком.
- Я настырный. Упорный, - заметил он и хлебнул свой кофе. – От вас не отстану.
- Что вам нужно?  Денег при мне нет, могу поделиться чаем.
- Чтобы ты попросила о помощи. Меня.
- Мы перешли на «ты»? Что-то не припомню, – я разозлилась.
 - Я перешел. А ты как хочешь.
Луна взошла. Посветлело. А Тень с кофе уплотнилась и будто похудела.
- А я никак не хочу. 

На сей раз, прогулка не доставила желаемого удовольствия. Плечо болело, будто только что его изранили. Чай остыл и был невкусен. Тень отвязалась от меня только на границе леса и цивилизации. Я нырнула в огненное море современных кварталов, а он остался в густой тени трех сосен. 
…………………………………………………………………………………………………………………………..
Он возникал только на «Пути в Аид» у моего правого плеча и не желал отвязаться, идти сбоку или впереди. Если я бродила другими дорожками, он привычно стлался по теням деревьев и кустов. Всегда предлагал помощь и зазывал в самые глухие уголки лесопарка. Но я упрямо отказывалась. Тень обдавала меня тошнотворным запахом гнили, сигаретной вони и нечистого тела, главным в этом смрадном коктейле был крепкий запах гнили.
 
Если мы гуляли нашим маленьким, но дружным, коллективом, Тень держалась на расстоянии, так, чтобы не выдать себя, но и чтобы я о ней не забыла. В такие вечера смрад ослабевал, к нему примешивался крепкий запах кофе.

Я заметила, что Тень опустошала мои силы. Мир вял, скукоживался, выпячивал все свои неприглядности. Роскошные, не по-майски жаркие вечера подергивались дымкой уныния.

А Тень не исчезал, напротив, будто наливался силой.
Моей силой.

Переломный момент должен был наступить скоро.

И он наступил.

Последние дни ронял роскошный май. Я шла в лес. Одна. Назло всем. Злая. Очень. Теней бояться – в лес не ходить.
Он вырос из-под земли, как только я сделала первый шаг по «Пути в Аид». Я молчала, но скорость прибавила. Он засопел, поспевая за мной. Я сорвалась в быструю рысь, он отстал, но все же догнал меня и распластался по черному стволу, сливаясь в ним, утопая в сумраке и, казалось, пропитываясь его силой. А я стояла и смотрела на него, отчетливо понимая,что, если существуют энергетические вампиры, то он – классический их представитель. Но я ошибалась.
 
Ночи новолуния темны, а эта будто подсвечивалась невидимым рассеянным светом. Развернувшись, я пошла к озерному треугольнику. Близилась полночь, а любителей прогулок хватало. Уняв дрожь, прошла сквозь тот пятачок, где, истекая кровью, ждала, пока сова улетит с моего плеча. В свете этой странной ночи стремительно прошла по едва видимой тропке сквозь Стоунхэндж, едва не распугав мирных эзотериков у костра,  и остановилась только на белесой от лунного света «сковородке».

Понаблюдав за Тенью, заметила, что он не выносит солнечного света и движения. Ему бы посидеть на скамеечке, желательно, в облаке дымного курева, в карты перекинуться (была уверена, что Тень балуется в картишки, проникая в компании припозднившихся игроков). Поэтому ходила без устали, кружила по лесу, меняя маршруты, но не позволяла себе присесть. Тень ворчал, но помешать мне не мог. Пока что не мог.
 
Песчаный пляж был еще теплым. Тень догнал меня через несколько минут, привычно приклеился к правому плечу.   

Я резко обернулась и стала спиной к воде. Тень не успела, лишь напряглась. И тут я увидела – он не отбрасывал тени! Ломался на песке ближний дуб, бесформенным пятном лежала моя тень, тусклыми прямоугольниками распластались мусорные баки, а его тени не было!

- Ты борзая, - зло, с присвистом, прохрипела Тень, - догадалась.
 
Под сводом сосновой рощи запылал костер, потянуло дымком, кто-то жарил шашлыки. Слышался смех, рвано бренчала гитара.
- Кто вы и что вам от меня нужно? – повторила я вопрос, озвученный много раз.
Тень молчала. Этому надо было положить конец! Я направилась к костру и, прежде чем компания успела что-то сказать, сунула в пламя длинную сосновую ветку с хвоей на верхушке. С факелом вернулась на "сковородку".

В рыжих отблесках факела Тень заметно побледнела, закашлялась и рухнула в песок, взметнув белесый его фонтанчик.
- Убери…те свет! – сипела Тень.
С некоторых пор я носила в кармане маленький мягкий клубочек алой шерсти. Сейчас он пригодился. Обнесла тень этой нитью, завязала узел и подожгла. Тень молча корчилась, но не издала ни звука, пока не затихла в тонком затухающем огненном овале.

А когда догорела нить и остался едва различимый пепельный овал, Тень, кряхтя, села и, хватив угловатые колени жилистыми тонкими руками, попросила воды. У меня была маленькая бутылочка минералки. Для себя. Я поставила ее на песок и отошла.
- Эй, - глухо позвала Тень, - эй…Спасибо.
- Пожалуйста. – Я присела на корявый пень. Черное озеро со светлыми искрами звезд, алый куст костра. И – согбенная Тень в чертоге пепла.
Мы молчали долго. Компания у костра успела спеть насколько шумливых песенок под гитару и затихла, – видимо, шашлыки поспели.

Потянуло холодом. Я поежилась. Факел, воткнутый в песок, догорел, осталась угольная головешка, по ней пробегали искры.
- Уже поздно. Мне пора. Вам помочь?
- Ха-ха-ха! – Тень хрипло, скрипуче смеялась, как ржавый механизм.
- Пойдемте…вместе. – Не оставлять же Тень здесь одну после того, как я, видимо, нанесла ей ощутимый удар. – До хребта.
- Ну, пойдем. Спасибо.
Мы шли по серой плиточной дороге, где с одной стороны – средневековье, с другой – обезьяний мир. Он привычно держался правого плеча. Остановились напротив Лысой горы, в которую нырял хребет, чтобы разлиться ведьминым лесом. Тень, пошатываясь, стояла в белесом пятне света от чудом работавшего здесь фонаря советских еще времен. 
- Я демон. – просто, обыденно сказал вдруг он. – Таким есть, таким и останусь.
- Значит, мои факелы вам нипочем?
- Слабый я демон, вот в чем штука.- он ухмыльнулся. -  Нет, факел ни при чем. Ты не испугалась? Нет?! 
Чего пугаться? В таком лесу привычнее встретить демона, чем живого человека, и полярную сову, чем воробья.
- Привыкла к вам. Кофе не хотите? Угощаю.
Демон был озадачен. Вытащил сигарету, повертел, смял и отшвырнул прочь.
- Я сказал тебе «спасибо». Я! Понимаешь?! Я! – он начинал злиться. Но эта злость была дряблой, как и он сам. Взошла и опала.
- Вы устали, – мне в ту минуту было его даже жаль, – не так сладок наш мир для вас, как его малюют. И очки вы носите, чтобы….
- Привык. – перебил он меня. – Просто привык…Мы не появляемся по делу. В тебе…в вас трещина. Мы цепляемся за трещину. И…
- Мне жаль. – перебила уже я его. – Может, ваши дела поправятся.
- Может быть. Но почему – почему? – ты…вы не бежите в ужасе, не поливаете меня святой водой, не кричите, наконец? Даже если я не демон, все же страшно должно быть, – он устал, но хотел разобраться.
- Не знаю… - искренне сказала я. – Наверное, просто потому, что в этот май принимаю людей такими, какими они есть. Даже если эти люди суть демоны. Вы такой как вы есть, и я такая, какая я есть, наши пути пересеклись и расходятся, потому что, у каждого – свой путь.

До меня донесся аромат горячего чая. Я отчего-то так замерзла, что, замолчав, рванула в каруселям и быстро вернулась с двумя стаканчиками, приятно в ту ночь гревшими ладони. В одном, высоком, с трубочкой, дымился чай. В другом, поменьше, вязко дрожал кофе.

Демона не было. Лишь по Лысой горе мелькнула плотная тень. Я пошла за ней, поставила стаканчик прямо на песчаную проплешинку. Шелестнул ветер, полыхнул медовым запахом чебреца, густо поросшим склоны Лысой горы, и горьковатым ароматом полыни. Вдруг, откуда ни возьмись, зазвучали в лесной ночи церковные колокола. Мощно, мелодично! Ночь сразу стала красивой, глубокой, бархатной, доброй.
 
Когда вернулась на серую дорогу, меня догнали шашлычники и две начинающие колдуньи, обычные персонажи эзотерических сборищ у Стоунхэнджа. Мы перезнакомились и остаток пути проделали в шумных разговорах, как то бывает всегда между людьми, только что узнавшими о существовании друг друга.   
……………………………………………………………………………………………….
Демон правого плеча исчез и больше не давал о себе знать. Лишь однажды, в подземном переходе, надрывно играл на гитаре человек, как две капли воды похожий на Тень. Мы пересеклись взглядами. Он вздрогнул и взял фальшивую ноту. Опустил голову. Как склонил ее.
Я вышла из подземки. Он остался в ней, в сумраке и сырости, куда никогда не проникает свет.
У каждого свой путь.
   
P.S. Все события и персонажи, описанные здесь, - подлинные. Домысла чуть-чуть. Кстати, самой реальной является полярная сова. Отметины от ее когтей до сих пор болят. 

Фото автора.

На фото: Та самая Лысая гора у Ведьмина леса.