Глоток вина

Вино мне приходилось пить много раз, по разным поводам и без повода. Вкус у него бывает всякий. Бывает терпкий, напоминающий о недозревших виноградинах в пронзительно кислой шкурке. Бывает бархатно-обволакивающий, такой, что и закуски почти не хочется, будь она даже самой изысканной. Бывает топорный, «деревянный», как стружки, такой, что проглатывать трудно. Бывает колко-искристый, лёгкий, ликующий, как вальсы Штрауса. Бывает вкус цветочный, так, словно в одну каплю слилась вся оранжерея со всеми ароматами – это бывает у венгерских вин (что мне, признаться, не очень нравится).

Но я вовсе не знаток. Я даже не претендую на хорошее описание своего личного вкусового восприятия. Скорее, всплывает в памяти случай, когда один-единственный глоток вина стал для меня волшебным переживанием – я больше никогда не испытывала ничего подобного.

Воспоминание об этом именно «всплывает» - точнее, его плавно выносит на крымский берег сверкающими волнами Чёрного моря.

  Этот день был наполнен жаром и слепящими солнечными лучами. Неумолчный стрёкот кузнечиков ещё более усиливал ощущение зноя. Листья акаций поникли. Даже небесная лазурь казалась раскалённой.

Коктебель.

Это мелодичное диковинное слово напоминало мне «коктейль» и французское «belle» - «красавица». Красивая природа и коктейль из впечатлений: величественные горы, кристально-прозрачное море, белые галечные пляжи, к которым не сразу привыкаешь... Но тогда мне было не до романтики.

Немедленно после приезда мы на пляж не пошли – вместо этого отправились за продуктами и другими небольшими, но нужными покупками. Из них мне почему-то больше всего запомнился стеклянный заварник: у нас в семье, как в Англии, «чай – всему голова». 

Такие походы ужасно растягиваются. Вечно обнаруживается, что – нет, не конец, нам нужно ещё туда-то и туда-то, за тем-то и тем-то, и при этом ты вынужден таскать тяжёлые пакеты.

Людей было много, шаг их был тягуч и медлен. Но все они, казалось, направлялись к избавлению: к морю, в тень деревьев, в прохладу домов, гостиниц, магазинов...

А я изнывала. Сопровождалось это обычным в таких случаях кислейшим выражением лица и злым ворчанием, что обычно провоцирует возникновение локальной горячей точки. Так случилось и в тот раз, однако конфликт был срочно урегулирован – как обычно, благодаря маминому киссинджеровскому таланту. 

Хорошо, что по улице нужно было спускаться под гору, а не наоборот.

- Я не могу, есть у нас хоть что-то попить?

- Только минералка,- бесстрастно ответил папа. В бутылке почти на донышке плескалась отвратительная разогретая жидкость.

И даже в магазинчике сию секунду ничего не купишь, деньги нужно менять, а у обменника очередь, несмотря на пекло.

- А холодненькое?!

- Только вино.

Я скосила взгляд на пакет изабеллы.

Мне было четырнадцать. Вкуса я не понимала. И притом осуждала вино за эффект: потеря контроля, особенно над собой, вызывала у меня презрение. Сейчас отношение поменялось, но я всегда блюду умеренность, а в чём она и где эта грань – кажется, тогда и пришло осознание.

Я с тоской выговорила:

- Давай...

Свернула белую крышечку, как цыплячью шею, запрокинула голову отчаянно...

Холодный, как ручей, напиток ворвался мне в рот и в горло. Я не испытала привычного отторжения. Он вызывал блаженство вкусом своим, он был животворным, как божественный нектар. Я никогда не верила, что одно слово может спасти человека или один взгляд может вызывать любовь, но здесь - один глоток вина заструился по жилам новой кровью, пригасил адски жаркое солнце и наполнил жизнью – ибо то, что я отведала только что, было самой квинтэссенцией жизни.

Я шла уже молча. Золотое сияние заливало всё вокруг, и всё виделось обострённо и чётко, но мысли рассеялись, истончились и воспарили – так, что стали неощутимы. Тогда я не смогла бы описать это удивительное состояние, да и сейчас затрудняюсь – казалось, я перешла на другой уровень бытия. И пусть переход этот краток – но как прекрасен. Прекрасны эти грязновато-розовые гроздья южных цветов над чьей-то калиткой, и гладкость кожи на разгорячённых плечах, и траектория чайки, планирующей в небе...

Это ощущение у меня возникало там ещё не раз, но уже не от вина. Это бывало тогда, когда я, наплававшись до одурения, выходила на берег, на мгновение нависала над полотенцем, капля солёной водой, и осторожно укладывалась (галька ведь!) на подстилку. И закрывала глаза. И начинала парить в эфире. И медленно падала в небо, просвечивающее через веки. Всё тело нежно пульсировало, и казалось, будто меня всё ещё качает волнами. А солнце начинало припекать, жадно слизывая с моей кожи влагу. А потом – потом всё повторялось.

И в другой раз, через несколько лет, в Коктебеле мне как-то снова случилось отведать тамошнего вина, прозрачного и глубокого оттенком – и я снова признала, что в этом жидком рубине нечто магическое, а огромную яичницу в чугунной сковородке, жёлтую, сырную, истекающую помидорным соком, я тоже признала пищей богов.

Есть ли тут хоть какой-то вывод, сказать трудно, но veritas всё-таки не в вине. Не в конкретном напитке. Правда и торжество – в острых, почти священных, моментах, когда Жизнь, не таясь, без условий, вручает нам редкое сокровище: краткой вспышкой сама даёт нам утолить жажду жизни – и прочувствовать, что именно нам достаётся в тот момент.

Это не каждому дано и удаётся ощутить реже, чем кажется. Это никогда не может быть достигнуто погоней за удовольствиями, потому что такие мгновения – гораздо большее, чем просто развлечение или просто удовольствие.

Такой миг следует помнить и хранить в душе, несмотря на его кажущуюся простоту: вот разве может быть божьим даром яичница?! Может.

Это глоток жизни. In vita veritas.