Глава - 5. Компартия Индонезии. Продолжение

                1. Организационная политика.


            Среди всех принципов правильной организационной политики выделим два, имевших в то время первостепенное значение: качественность состава партии и правильное соотношение легальности и нелегальности.

           1). Известно, какое важное значение придавал Ленин качеству состава революционной партии. Партия, не выходящая из рамок легитимного реформизма, - это партия классового мира, это инструмент для обеспечения электоральных голосов, и главным для неё является количество. Революционная же партия, ведущая непримиримую классовую борьбу, не может быть простой совокупностью сочувствующих, ибо такая борьба есть война.

     Говоря известными словами Сталина, революционная централизованная партия должна быть не "гостеприимной семьёй, которая готова принять всех сочувствующих", а уподобиться крепости, "двери которой открываются лишь для достойных".

     Этот принцип должен выполняться неукоснительно. Вы хотите количества? Окружите партию массой добровольных помощников. Но эти помощники должны быть ВОКРУГ партии, ПРИ партии, но не в ней. В ней же должны быть лишь особые люди профессионально-революционного качества (в Китае использовали слово "чжэньвэй", в переводе -  "железный человек").

            Обратившись к фактам индонезийской истории, мы увидим, что коммунистическая партия Индонезии в 50-х - начале 60-х начала всё более отходить от этого принципа, всё более переходила к либеральной организационной политике, позволяющей очень значительно увеличить количество членов. Да, индонезийская партия того времени по величине стала третьей компартией в мире, уступая по численности лишь советской и китайской компартиям. Это помогало при всевозможных выборах, но такое нарушение важного революционного принципа не могло не повлиять на качество партии, привнеся в неё некоторую идеологическую размытость и организационную рыхлость.

            Это была серьёзная ошибка индонезийских коммунистов.
   
            2). Правильное соотношение легальности и нелегальности имеет величайшее значение для действительно коммунистической работы. В условиях борьбы за власть против противоположного класса главная часть компартии обязательно должна быть нелегальной, - это один из важнейших принципов революционной партии.

      В условиях фашистского беспредела это ясно любому, но и буржуазная демократия, какую бы форму она ни имела, не отменяет этого принципа. Всякое послабление нелегальности под предлогом мягких условий буржуазной демократии неминуемо обернётся тяжелейшими последствиями при малейшем обострении классовой борьбы.

     (Думаю, последние события в Украине преподали украинским левым хороший урок в этом отношении.)

            Означает ли это, что революционная компартия должна не только быть нелегальной организационно, но и действовать только нелегально? Нет. Это разные вещи. Ограничение деятельности только нелегальными рамками резко сужает возможности партии. Как же быть?

      Большевистский опыт рекомендует решать эту проблему дополнением нелегальных центров партии НЕПАРТИЙНЫМИ открытыми организациями, подчинёнными нелегальной партии.

     "Эта партия, - писал Ленин, - должна быть спаяна единством воли и действий, должна строиться на принципах твёрдого централизма, строжайшей дисциплины, на принципах абсолютной несовместимости с любыми видами оппортунизма, недопустимости фракционности и в значительной степени на принципе нелегальности, быть не очень широкой и возможно более конспиративной"... "Крепкая нелегальная организация партийных центров, систематическое нелегальное издательство, а главное: местные и в особенности заводские партийные ячейки, руководимые передовиками из самих рабочих, живущих в непосредственной связи с массой, - такова основа, на которой мы строим и построим непоколебимо-прочное ядро революционного движения"... "Легальные организации есть лишь опорные пункты для проведения в массы идей нелегальных ячеек. Единственно правильным типом организационного строительства является нелегальная партия, как сумма партийных ячеек, окружённых вспомогательной сетью легальных и полулегальных рабочих обществ"... "Партия, которая не ведёт систематической всесторонней нелегальной работы вопреки законам буржуазии и буржуазных парламентов, есть партия предателей и негодяев, которые словесным признанием революции обманывают народ."

            Обратившись к фактам индонезийской истории, мы увидим, что коммунистическая партия Индонезии в 50-х - начале 60-х не соблюдала в должной мере и этот принцип, а положившись на "демократичность" сукарновской системы, значительно уменьшила нелегальную часть в пользу свободной легальности.

           Это ещё одна серьёзная ошибка индонезийских коммунистов.


                2. Коммунисты в сукарновской системе.


            Что можно сказать о позиции коммунистов в сукарновской системе?

            Прежде всего отбросим, конечно, нелепое "ультралевое" утверждение, что коммунисты ни в коем случае не должны участвовать ни в какой буржуазной государственной системе. Хотя "детсадовский" уровень этого утверждения, казалось бы, очевиден, но и сейчас среди "левой" молодежи есть немало подобных суперрадикальных "революционеров", чья "революционная принципиальность" в разы превышает элементарный здравый смысл.

     Участие или неучастие в конкретной буржуазной государственной системе зависит от двух обстоятельств: от направления этой государственной системы и от задачи коммунистов на данном этапе. В зависимости от этих условий возможны как непримиримая враждебность к этой системе, внешняя оппозиция к ней, выступления против неё, так и союзная поддержка этой системы и её курса (внешняя или даже внутренняя).

    Вот почему надо отбросить оценки тех критиков, которые, исходя не из конкретности, а из каких-то непонятных "общих принципов", упрекают тех индонезийских коммунистов или за участие в сукарновской государственной системе, или, наоборот, за недостаточное участие в ней. Но общего принципа здесь нет, и без рассмотрения конкретной ситуации никаких выводов делать нельзя.

     Сукарновская система не была такой, по отношению к которой коммунистам следовало бы проводить непримиримую внешнюю враждебность. Но насколько можно судить, индонезийские коммунисты всё же действительно допустили ряд недочётов в этом вопросе.

            Под воздействием сталинской партии, под влиянием опыта китайской революции компартия Индонезии в программном документе 1950 года обозначила индонезийский процесс как "буржуазно-демократическую революцию нового типа, идущую через народно-демократическую государственную систему в направлении социализма". Мне трудно сказать, понимали ли индонезийские коммунисты, что таковым этот процесс ещё надо было сделать; он, может, и был таким в потенции, но ещё не в действительности. Для превращения его в народно-демократическую революцию китайского образца требовалось задействовать соответствующие слои народа в качестве движущих сил и создать соответствующий такой революции руководящий центр.

     Не приняли ли они за такие движущие силы активизацию национальной буржуазии вообще, а за руководящий центр - сукарновскую систему? Если да, то это, безусловно, ошибка.

            Характерной особенностью сукарновской  государственной системы было то, что сукарноисты не имели реальной власти. Реальная власть была у тех, кто обладал фактической силой, - экономической и военной, - и это были не сукарноисты. Эта система держалась в качестве формального руководящего центра лишь потому, что крупная капиталистическая прозападная буржуазия ещё не набрала достаточную силу для отодвигания мелкобуржуазных фантазёров. Но усиление крупной буржуазии шло неуклонно, и, следовательно, так же неуклонно приближался будущий крах сукарновской системы, которая пока держалась лишь путём балансирования и конъюнктурных сделок, то с правыми, то с левыми (подобно, кстати, нашей "перестроечной" мелкой буржуазии, упивавшейся своим мнимым лидерством до осени 1993 года).

     Примыкание коммунистов к сукарновской системе могло быть, таким образом, каким-то полезным вспомогательным средством, облегчающим им свою деятельность, но никак не означало образование руководящего центра народно-демократической революции.

            В программном документе 1950 года в качестве правильной формы такого руководящего центра провозглашался Единый Народный фронт. И здесь тоже сталинское влияние очевидно. Но последующая политическая линия индонезийских коммунистов показала, по-моему, нарушение ими правильного принципа такого Народного Фронта.

     Единый Народный Фронт, имеющий целью народно-демократическую революцию, обязательно должен основываться на союзе активизированных рабочих и крестьян при главенстве, по крайней мере, достаточно радикальной части этих классов, если самостоятельное главенство пролетариата пока по какой-то причине недостижимо.

     Если принять сукарноистов за основу руководящего центра такого Единого Фронта, то единый фронт с безвластными мелкобуржуазными фантазёрами - вот что получится у индонезийской коммунистической партии.

            Если мы внимательно присмотримся к характеру этой ошибки, к причинам последующего отхода индонезийской компартии от верного содержания сталинских установок, мы увидим, что в основе этого отхода лежит известный отход самой КПСС, отход хрущёвцев от подлинного революционного марксизма.
    
     50-е годы были годами политической переориентации КПСС, продолжавшей ещё некоторое время сохранять прежнее влияние на мировое коммунистическое движение. Нет ничего случайного в том, что некоторая политическая ошибочность индонезийской компартии тоже пришлась на это время и несёт на себе явный отпечаток порочного влияния хрущёвцев.

            Раньше уже говорилось о правильном подходе к сукарновской идее НАСАКОМа. Полезным здесь являлось бы не утопичное объединение национализма, ислама и коммунизма вообще (как простительно было представлять мелкобуржуазному автору идеи), а объединение здоровых революционно-демократических сил низового народа, не взирая на объективно обусловленные идеологические формы народного мышления. Правильно, -  а не по-сукарновски, - осуществляемая идея НАСАКОМа, таким образом, совсем не отменяет строгий революционно-классовый подход к Единому Фронту. Толкование же этой идеи в манере, подобной сукарновской (или ещё лучше сказать - в манере, подобной хрущёвскому отношению к титовцам и к европейским социал-демократам), затемняет в сознании коммунистов классовое содержание Единого Фронта, преподносит его в абстрактном "общенародном" виде.

     Нет никакого сомнения, что такое трактование идеи Единого Народного Фронта получило бы самое резкое осуждение со стороны Сталина, но Сталина уже не было, а со стороны хрущёвцев индонезийские коммунисты получали лишь максимальное одобрение за верное единство с "величайшим вождём индонезийской революции господином Сукарно" (Хрущёв - во время визита Сукарно в СССР).

            [Политика советской буржуазии в отношении национально-освободительного движения периферийных стран заключалась в геополитическом привязывании этих стран к советской "колеснице" (как выражались китайцы) то ли более крепкими узами - навязыванием им идеи некоего ненаучного "некапиталистического" пути, делавшего их полностью зависимыми в военном и  экономическом отношении от Москвы (как, например, в Эфиопии), то ли (если это оказывалось невозможным) подкупом национального капитализма выгодными рынками и кредитами (как, например, Индия). Это позволяло новой советской буржуазии укреплять позиции в межимпериалистической конкурентной борьбе, не доводя в то же время отношения с конкурентным империализмом до неприемлемой степени остроты. В этом, а не в содействии подлинным революциям, состояло намерение новой советской политики. Заигрывание с Сукарно с целью обеспечить если не первый, то хотя бы второй, "индийский", способ прикрепления Индонезии было главным содержанием советской политики в отношении Индонезии в 50-х годах, и индонезийским коммунистам отводилась роль вспомогательных содействователей этому.]

            Если индонезийские коммунисты действительно желали победоносной народно-демократической революции, ближайшей их целью должна была стать борьба за другую, принципиально новую, государственную систему, основанную на народно-демократическом союзе революционных рабочих и крестьян и обладающую всей полнотой реальной власти. Есть ли это в программном документе 1950 года? Да, есть. Но посмотрите как характерны их явно неправильные идеи поздних 50-х о якобы возможности добиться этого мирным, парламентским путем, на основе легального использования буржуазной демократии; о будто бы наличии уже основ такого государства в сукарновской государственной системе, благодаря чему теперь достаточно лишь постепенно избавлять её от некоторых недостатков; о том, что революционный народно-демократический аспект является в сукарновской государственной системе главным, а недостатки системы - второстепенны. Как явно выглядывают из этой позиции известные "уши" хрущёвского ревизионизма!

     Мы видим здесь не политическую выдержанность, вполне, может быть, оправданную, в связи с неготовностью ещё к открытым активным действиям, не вынужденную необходимость учитывать сохраняющуюся ещё поддержку Сукарно большинством народа. Если бы было так, то коммунистам просто следовало бы приспосабливать лишь форму своей пропаганды под реальный уровень народа, не отступая от  принципиальных позиций в её содержании. Нет, мы здесь видим очевидный отход от принципиальных коммунистических позиций.

     Не революционное просвещение низовых масс, не организация их революционного действия, а невольное сеяние обывательских иллюзий, не максимальная мобилизация народной бдительности, а безоглядное доверие капиталистической буржуазной демократии - вот что получилось у индонезийской компартии, как только она пошла на поводу у изменившейся КПСС.

            Нет сомнения, что именно отсюда происходят и те нарушения в организационной политике, которые были разобраны в предыдущем тексте. Теперь мы видим их неслучайность. Первостепенное внимание количественному, электоральному фактору и наивное забвение приоритета нелегальности есть лишь следствие иллюзий мирной революции, иллюзий демократического парламентаризма.

            "Ревизионистская линия ХХ съезда КПСС нанесла серьёзный ущерб компартии Индонезии", - писали в 1967 году  новые руководители партии после её тяжёлого разгрома (вскоре тоже арестованные и растрелянные).


                3. О массовой социальной опоре.


            Как уже говорилось, Сукарно, выражая настроения победоносного национально-освободительного движения, охватившего тогда не только Индонезию, но и очень многие другие регионы мира, провозглашал очень громкие и яркие лозунги антиимпериализма. В своих программных документах компартия Индонезии также придала заметно повышенное значение антиимпериалистической внешней политике. Думаю, многим известно, что Сталин, комментируя эти документы, высказался критически о выдвигании антиимпериализма в тех конкретных условиях Индонезии на первый план.

     В январе 1951 года он высказался по поводу проекта платформы Компартии Индонезии, принятой в октябре 1950 года. Он отмечал, что главная задача коммунистов Индонезии состоит ещё не в "создании широчайшего единого национального фронта" против империалистов "для завоевания подлинной независимости", а в ликвидации феодальной собственности на землю и в передаче земли в собственность крестьянам. "Главное в Индонезии — расшевелить крестьян и поднять их на ноги", — отмечал он. В вопросе о методах борьбы он указывал, что необходимо "дополнить метод партизанской войны методом революционных выступлений рабочего класса в городах и промышленных пунктах…"

     Совершенно бесспорно, что именно такое направление деятельности индонезийских коммунистов могло бы в тех условиях индонезийского общества дать им боевую массовую опору и тем самым - реальную силу в борьбе со своими противниками. Тем же образом, как известно, развивалась и народно-демократическая революция в Китае.

            В 50-х годах "правые" силы индонезийского общества всемерно противились антифеодальным преобразованиям, тем более - проведению их революционными методами. Руководители сукарноистской системы, вынужденные балансировать между различными силами, уступчиво затягивали антифеодальные мероприятия. Напряженность в крестьянстве росла. А индонезийская компартия, под порочным влиянием хрущёвцев, перенесла центр тяжести своей работы на покорствование сукарноизму и мирную парламентскую деятельность.

            Однако к чести руководителей партии надо сказать, что довольно скоро они увидели оппортунистический характер КПСС и публично отвергли выводы хрущёвского ХХ съезда. С начала 60-х началась активная идеологическая переориентация партии в направлении установок компартии Китая. Эта переориентация была правильным ответом индонезийских коммунистов на происходившее в 60-х годах решительное размежевание в мировом коммунистическом движении.

     Характер политической деятельности индонезийских коммунистов в это время стал заметно меняться. Резко возросла критика состояния сукарновской экономики и агитация против эксплуататорского меньшинства; руководство компартии в рамках союза с сукарновской системой стало настойчиво требовать действительного осуществления провозглашаемого сукарноистами принципа НАСАКОМ, действительного включения коммунистических сил во все структуры государства и особо - в армию; коммунисты провозгласили принятие ими китайской концепции отношения к крестьянству как к ведущей боевой силе в странах "третьего мира", - в новых программных установках шла речь уже не просто о союзе с крестьянством (это было и раньше), но и прямой опоре на него и даже об "интеграции компартии с революционным крестьянством"; к 1965 году агитационная работа коммунистов против накапливающихся "правых" сил приняла очень острые формы, - такие лозунги как "усилить революционное наступление во всех областях", "народ должен вырвать власть из рук бюрократических капиталистов", "Индонезия беременна революцией" и другие, подобные им, стали основой всё более частых и решительных уличных мероприятий компартии; наконец, компартия инициировала массовые крестьянские самозахваты помещичьей земли во многих районах Индонезии и всё настойчивей ставила вопрос о создании в стране  народного вооружённого ополчения.

     Можно с большой вероятностью предположить, что исправление индонезийской компартией прежнего ошибочного курса в своём результате привело бы к обретению ею такой необходимой массовой народной опоры, - опоры уже не для предыдущего, национально-освободительного, а для нового, революционного народно-демократического, этапа.

     Однако просчёты предшествующего времени всё же сыграли роковую роль.

            Большая революционность в обществе всегда вызывает ответную большую контрреволюционность, эти стороны всегда в паре, - коммунистам, конечно, должен быть известен этот закон, не знающий исключений. Вот почему, согласно правилам революционной тактики, всякая революционизация коммунистической деятельности должна предваряться соответствующей подготовительной работой, позволяющей достойно противопоставиться неизбежному ответу контрреволюции. То, что предыдущая стадия индонезийских коммунистов страдала отходом от правильной политики, в сумме с необходимостью известного времени для полноценной переорганизации этой деятельности дало печальный минус: контрреволюции, вызванной коммунистической революционизацией 60-х годов, не противостояла ещё соответствующая коммунистическая сила.

     Всякое другое действие индонезийской реакции, отличающееся от того, какое она совершила в этой ситуации, было бы огромной ошибкой. Реакция не допустила этой ошибки и (разумеется, при сильной поддержке и помощи международного империализма) не дала коммунистической партии времени на восполнение этого недостатка, ударив на упреждение.

     Государственная система сукарноистов, прежде использовавшаяся "правыми" реакционерами как ширма, прикрывавшая их неудержимое усиление, теперь была отброшена ими прочь.

     Коммунистическая партия оказалась разгромленной со страшными последствиями для себя. И мы не можем не видеть, что причина этой катастрофы лежит во временной потере партией правильной политической линии в 50-х годах. Историческая вина за гибель индонезийской компартии должна быть возложена на советский ревизионизм.

       
            Общеизвестно объяснение реакционеров, что удар по левым силам был ответом на попытку государственного переворота 30 сентября 1965 года со стороны радикальствующего офицерства.

     Нет ничего удивительного, что западные историки полностью повторяют это объяснение. Но что может быть подлей, чем повторение этой версии позднесоветскими политическими историками?

     Конечно, я не могу знать как следует чётко обстоятельства событий 30 сентября. Очень многие квалифицированные исследователи признают, что по этим событиям у них отсутствует полная информация и называют различные возможные версии.

     Но даже если (повторяю - ЕСЛИ!) попытка переворота имела какую-то связь с деятельностью компартии, она всё равно не должна рассматриваться как причина выступления реакции. Именно в этом заключается центральная точка империалистической лжи. Ситуация в 60-х сложилась так, что добившиеся огромного усиления в 50-х прозападные капиталистические элементы обязаны были нанести удар В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ и нанесли бы его, - был бы реальный повод для этого или не был.

     Погибнуть покорно или попытаться упредить удар реакции своим опережающим ударом - так стоял вопрос для прогрессивных сил. Реакция переупредила упреждающий выпад революционеров, - так можно описать главное содержание этого события, такова суть происшедшего. И вина в этом изменнического курса новой КПСС полностью очевидна любому честному человеку.

            Неудача была обусловлена неправильным использованием возможностей предыдущего этапа 50-х, отсутствием ещё у левых политических организаций  сильной массовой опоры в низах общества. Компартия не успела завершить к решающему историческому моменту своё укрепление в новом, исправленном качестве.

     Московские политики лицемерно назвали происшедшее "результатом политического левачества" и "закономерным следствием перехода КПИ на авантюристические позиции маоизма", и казённые советские историки закрепили это в своих "высоконаучных" трудах. Как мерзко!

          (mvm88mvm@mail.ru)