Солнечное затмение

                По мотивам рассказа И. Бунина «Солнечный удар»

За окном столовой было жаркое лето. Колеса парохода глухо и ритмично ударялись о воду. Она прислушалась. Солнечные блики слепили глаза, шум палубы смешивался с плеском воды, и это приносило ощущение счастья. Выпитое вино кружило голову, и реальность растворялась в слепящем солнце. Позади были безмятежные дни отдыха в Анапе, которые промчались слишком быстро, а впереди… Ей не хотелось думать о будущем. Вдруг она уловила внимательный взгляд поручика, который уже давно сидел за соседним столиком. Она присмотрелась. Чисто выбрит, безукоризненно причесан. В глазах было восхищение и что-то еще, напомнившее ей о далекой детской любви. Заметив ее внимание, он неожиданно встал, и попросил разрешения сесть за ее столик. Она обратила внимание, как изящны его руки, которыми он в смущении перебирал белоснежную салфетку, и она ощутила внезапное желание прикоснуться к этим рукам, чтобы остановить их движение. Она молча встала, зная, что он последует за ней. Они вышли из ярко и горячо освещенной столовой на палубу и остановились у поручней. Она закрыла глаза, ладонью наружу приложила руку к щеке, засмеялась простым прелестным смехом, и сказала:
   - Откуда вы взялись? Час назад я даже не подозревала о вашем существовании. Я даже не знаю, где вы сели. В Самаре? Но все равно... Это у меня голова кружится или мы куда-то поворачиваем?

   Впереди солнечный свет миллиардами искр сверкал и переливался на водной глади.  Пароход с волжским щегольством круто описывал широкую дугу, подбегая к небольшой пристани.
   Поручик взял ее руку, поднес к губам, сухим и горячим. И блаженно и страшно замерло сердце при мысли, что, вероятно, эти горячие губы коснутся ее тела. Поручик пробормотал:
   - Сойдем...
   - Куда? - спросила она удивленно.
   - На этой пристани.
   - Зачем?
   Он промолчал и только приложил тыл ее руки к своей горячей щеке.
   - Сумасшествие..,
   - Сойдем, - повторил он хрипловато и еле слышно. - Умоляю вас...
   - Ах. Да делайте, как хотите, - сказала она, подставляя свое лицо раскаленному солнцу. Разбежавшийся пароход с мягким стуком припал к ярко освещенной пристани, и они чуть не упали друг на друга. С шумом закипела вода, загремели сходни... Поручик кинулся за вещами.

   Через минуту они прошли конторку, вышли на глубокий, по ступицу, раскаленный песок и молча сели в запыленную извозчичью пролетку. Путь по мягкой от пыли дороге, показался бесконечным. Но вот поднялись, выехали и затрещали по мостовой, вот какая-то площадь, присутственные места, каланча, тепло и запахи летнего уездного города...
   Извозчик остановился возле освещенного солнцем подъезда, за раскрытыми дверями которого круто поднималась старая деревянная лестница. Ей впервые за день захотелось укрыться в тени и прохладе за толстыми стенами номера. Старый, небритый лакей в розовой косоворотке и в сюртуке недовольно взял вещи и пошел на своих растоптанных ногах вперед. Вошли в большой, но страшно душный, горячо накаленный за день солнцем номер с белыми опущенными занавесками на окнах. И как только вошли, и лакей затворил дверь, поручик взял ее за руку и подвел к широко распахнутому окну. Поднял занавески, и они опять увидели огромный диск солнца и сверкающую поверхность реки. Он положил ей руки на плечи, и вдруг что-то толкнуло ее навстречу. Она мягко припала к его груди, а он так порывисто кинулся к ней, что его зубы больно прижались к ее губам. Оба так исступленно задохнулись в поцелуе, что много лет вспоминали потом эту минуту: никогда ничего подобного не испытал за всю жизнь ни тот, ни другой. Она не слышала его голос. Да и что он мог ей сказать? К реальности ее вернул постепенно проявляющийся шум города и скрип колес.

   Еще было светло когда она, эта маленькая безымянная женщина, так и не сказавшая своего имени, уехала. Смущена ли была она? Нет, очень немного. По-прежнему была проста, весела и - уже рассудительна.
   - Нет, нет, милый, - сказала она в ответ на его просьбу проводить ее до пристани, - нет, вы должны остаться до следующего парохода. Если поедем вместе, все будет испорчено. Мне это будет очень неприятно. Даю вам честное слово, что я совсем не то, что вы могли обо мне подумать. Никогда ничего даже похожего на то, что случилось, со мной не было, да и не будет больше. На меня точно затмение нашло...   

   И сейчас, и никогда позже поручик не мог понять, почему он с такой легкостью согласился с нею. Так же легко, беззаботно возвратился он в гостиницу. Однако что-то уже изменилось. Номер без нее показался каким-то совсем другим, чем был при ней. Он был еще полон ею - и пуст. Это было странно! еще пахло ее хорошим английским одеколоном, еще стояла на подносе ее недопитая чашка, а ее уже не было... Он подошёл к окну, возле которого они целовались. Та же река, тот же огромный диск солнца, и при этом странное ощущение потери. И сердце поручика вдруг сжалось такой нежностью, что он поспешил закурить и несколько раз прошелся взад и вперед по комнате.

   - Странное приключение! - сказал она вслух, смеясь и чувствуя, что на глаза ее навертываются слезы. Ей не хотелось больше вспоминать его. Пережитое упрямо напоминало ей о возможности счастья, которое так недостижимо в ее жизни, заполненной серыми буднями и делами, которые она сама считала необходимыми. Она сидела на палубе и смотрела на огромную, блестящую под солнцем реку, на встречные плоты, на желтые отмели, на сияющую даль воды и неба, на весь этот безмерный волжский простор...
- Как нелепо выглядело бы его лицо, - подумала она, - обычное офицерское лицо, серое от загара, с белесыми, выгоревшими от солнца усами и голубоватой белизной глаз, в среде ее друзей.
   Но она помнила все. И его ласки, и нежные пальцы, и вдруг исчезнувшее солнце и мгновение полной темноты в глазах, и неожиданно наступившая тишина. Она помнила возбужденное, сумасшедшее выражение его лица, а в белой тонкой рубашке со стоячим крахмальным воротничком было что-то юное и глубоко несчастное.
И вдруг не смогла вспомнить его лицо.  - Да и зачем? - успокоила она себя. Где же они теперь могут встретиться? "Не может же он ни с того ни с сего приехать в тот город, где ее муж, где ее трехлетняя девочка, вообще вся ее семья и вся ее обычная жизнь!" 
  Темная летняя заря потухала далеко впереди, сумрачно, сонно и разноцветно отражаясь в реке, еще кое-где светившейся дрожащей рябью вдали под ней, под этой зарей, и плыли и плыли назад огни, рассеянные в темноте вокруг. И солнечный день, и солнечное затмение – все уплывало вдаль.
   Она продолжала сидеть под навесом на палубе, и чувствовала себя помолодевшей на десять лет. Пожалуй, хорошо бы сменить обои в спальной, подумала она, и закрыла глаза.