Дудаков Петр Петрович. Родословная. 2

                ОТЕЦ ПЁТР ТРОФИМОВИЧ.


Познакомившись с дедом и его жизнью, можно сказать, что при таком родителе отец не мог получить образования или занять какое-либо положение, и в раннем возрасте был отдан в учение сапожнику.

Вначале он был на побегушках за водкой и закусом, присматривал за порядком в мастерской и разносил заказы, и конечно, награждался оплеухами.

Мальчик был не обижен судьбой – способностью, подвижностью, сообразительностью, что дало ему возможность постичь сапожное ремесло по пошивке простой обуви.

До обучения сапожному делу он ходил в церковно-приходскую школу 3 года. Первую зиму учил азбуку, разумеется не такую, какую учили мы, а к каждой букве присказ – Аз, Буки, Веди, Глаголь и т.д., и на алфавит уходила целая зима.

На вторую зиму учили писать крючки и закорючки, и арифметику. Третья зима посвящалась в основном учению Закона Божьего, молитвы и Библию, и параллельно арифметику.

По окончании школы красиво и правильно писать буквы он не научился, но писал бегло, размашисто и отрывисто. А окончательно научила его писать и считать – Жизнь.

Поповская священная грамота ему была вдолблена весьма добросовестно, и он был верен религиозному культу всю жизнь. Там же его научили  покорности, смирению, богобоязни  и интересу  к изучению Библии, с которой он не расставался всю жизнь. 
Он соблюдал посты, религиозные праздники, и был активным богомолом вплоть до того, что избирался членом церковного совета прихода.

Продолжая рассказ о его религиозности, чтобы не возвращаться к нему, надо сказать, что обременен он большой семьей – нас было 9 человек, из них мало кому известные Поля и Павел.

 Матвей, Федор, Клавдия, Татьяна, Мария, мать твоя Валентина и я.
Жизнь не стелила ему под ноги ковров и зеленых дорожек, а преследовала своими неудачами, просчетами, ошибками, и семья не была достаточно обеспеченной всем необходимым. После подросли и старшие дети, которые тоже не хватали лавровых венков и терпели неудачи.

Он, как церковно поклонник, усердно молился, аккуратно посещал церковные служения, приносил нужные пожертвования, ставил свечи Николаю Угоднику и пресвятой деве Марии, и Богоматери Богородице, а семья так и не преуспевала, хотя жили ровно, без обнищания. Все это и давало толчок в его умозаключениях – как же так, и молится, и ходит в церковь, а надлежащего счастья ни ему, ни детям нет.

Где-то в глубине его души начало зарождаться понятие, что моли не моли, а Бог не помогает. Бог не ставит его в ряд с зажиточными людьми, и вера поколебалась. В церкву  он уходил утром и тут же возвращался. Перед концом службы опять шёл, как говорили «к шапошному разбору».  Таким образом, службу захватывал и в конце, а середину службы дома или сапожничал, или плотничал, то есть использовал время более рационально для себя и семьи.

Позднее в церковь стал ходить только по праздникам, а последнее время стал недомогать и на моленье ходил редко. Видимо, начал понимать, что моление бесполезно, но отказаться от него окончательно и осудить его он не мог. Во-первых, это уже шло по инерции, по привычке уклада жизни, а во-вторых, неудобно от знакомых, а их у него было большое множество, и соблюдал форму.

Свое моление он никому не навязывал, никого из детей не принуждал к нему. В доме хоть и были иконы, но молиться на них никто не молился, кроме него и матери, и то моление это было не усердное, скорее формальное.


Татьяна,  как старшая сестра,  молилась, и чем была старше, тем моление было усерднее.  Но это было главным образом потому, что не было у нее счастья. В молодые годы работа и стирка, неудачное замужество, неудачник сын, не ладила с родственниками, не занималась отвлекающими развлечениями. И видимо видела удел разрядки в жизни в молении и посещении изредка церкви.

Теперь давно все эти моления ушли в забвение, но религиозность отца, богобоязнь,  думаю, что сделали свое дело. Отец был очень честным и добросовестным человеком, не пил, не дебоширил, не сквернословил, всегда призывал к смирению. Очень переживал, когда между детьми возникали раздоры, и принимал меры к миру. И наша семья была дружна и спаяна.

Но жизнь нельзя остановить – она все время идет, течет и изменяется. Так и в Сибирь пришло изменение.

В Сибирь отец приехал при царе Николае. Вскоре появился адмирал Колчак, после появилась гражданская война, бандитизм, и наконец, установилась Советская власть. Люди начали жить по другому -  был мир, была работа, постепенно зажила и наша семья  и, будучи уже взрослыми, дети.

Но вот прошел вихрь – война с Финляндией. Она подсекла и Сибирь, снабжение стало плохим. Вскоре началась и Великая Отечественная Война – тоже в нашей большой семье произошли перемены. А после войны, которая  ожесточила  людей, и среди нас пошли раздоры. Клич души отца – примиритесь, остановитесь, сплотитесь – повис в воздухе.


Это было, наверное, ненужное отступление, но оно показывает религиозность отца и его требования в свете его религиозных понятий.

Продолжаю. Когда мой отец был юношей, его подвижность и способность к восприятию реальной жизни заметил строительный подрядчик и взял к себе. У него отец научился плотничным работам  и простому столярному ремеслу – вязать рамы, изготовить  филенчатые  двери, делать столы, табуреты и т.п. Эти навыки ему пригодились в дальнейшей жизни. У подрядчика проработал он около 5 лет.

Подошло время и к солдатчине.  В те далёкие времена в солдаты на 25 лет брали не всех подряд, а воинский начальник давал рекрутчину по несколько человек на село. В селе же призывного возраста было значительно больше, чем требовалось призвать. И поэтому призывники тянули из шапки жребий. Отец вытянул жребий пустой и получил свидетельство тылоополченца,  и звался «тылоополченец», и в солдатах никогда не служил, боевого оружия в руках не держал, и стрелять не умел.

У его отца с матерью  в деревне всё же было какое-то хозяйство.  Не исключено,  что оно было у родственников, а семья деда жила у них и отец работал в этом хозяйстве, пахал, сеял. А вот как он сено метал в стог, рассказывал мне. Навильник сена брал такой большой объём и вес, что при подъёме его в стог, от натуги заходило ребро за ребро.

Приобретённый навык работы в сельском хозяйстве ему пригодился, когда судьба  его семью бросила в глухую тайгу Сибири, где он с сыновьями занимался сельским хозяйством и лесосплавом.

Но видно, не лежала у него душа к сельскому хозяйству и к живности. Не понимал он сути его, не проявлял любви к нему и рвения. В силу указанных причин хозяйство в Сибири хирело, а лошади или болели, или дохли.

Освободившись от солдатской службы подчистую, его энергичность и незаурядные способности в коммерции заметил местный торговец и взял его приказчиком. Прослужил он некоторое время, торговец убедился в его честности и исполнительности, в умении выполнять с душой порученное дело. Не сброшено со счёта его богобоязнь и религиозность.

Хозяин начал доверять ему самостоятельные поручения, в силу чего отец стал ездить по губернии – волостям и уездам, и вступал в  коммерческие  связи с людьми, подобными его хозяину. Таким образом, познакомился в селе Колокольцовке  с отцом нашей матери Пелагеи Степановны, ставшим в последствии его тестем.


По словам матери отец был статен, с фигурой атлета, на лицо красив, с чёрной окладистой бородой, богатой чёрной шевелюрой, расчёсанной на косой ряд, с живыми блестящими глазами.

Одет был в аккуратно подогнанном по фигуре сюртуке, в сапогах с лакированными голенищами и острым носком на ступне. На теле – сатиновая косоворотка с блестящими перламутровыми пуговицами, и как приложение каждого приказчика, - часы с серебряной цепочкой и за ухом карандаш.

Водкой и  табаком он не баловался, всегда трезв и обаятелен, в разговоре сдержан, вежлив, учтив и внимателен.  В речи всегда деловой настрой – не был пустозвоном и болтуном.

Матери он приглянулся. Пришёлся по сердцу и её отцу.