До дна

        Притягивающее всех магнитом, завораживающее глубиной и пугающее концом, после которого уже ничего не будет, ну, абсолютно, ничего, как смерть, как дно океана, знаменитой марианской впадины. И даже  глубже. Невообразимо глубже. И это правда. Летишь, думаешь всё, конец, приехали, падение неотвратимо, что может быть ниже, когда такая низость? А оказывается, может и ещё как. И весь просчёт в твоём скудном воображении. Тут совсем иные фауна и флора. И по другому видится мир.
      И потому, одержимый любопытством, поддаёшься искусу и позволяешь себе падать дальше, начинаешь открывать ранее не вмещающиеся в голове, разрывающие её, разрущающие все привычные понятия и стандарты, новые глубины. И они тебя, как это ни странно, захватывают. Хотя паралельно многократно усиливается давление. И если не по силам выдержать нагрузку, то пожалуйста - кругом много удобных коряг, выступов и кораллов, можно зацепиться за любую и задержаться хотя бы на данном уровне.  Ведь делают же так многие, обустраиваясь на первом же затонувшем бревне, украшая его кружевами и коврами, открывая столы и ожидая к обеду гостей
       Но ты летишь мимо. Тебя затягивает глубина. Та, где выпучив от удивления глаза, на странного пришельца смотрят доселе невиданные глубоводные. Ты для них так же в диковинку, как и они для тебя. Трансформации поражают. Только что, преодолев внутреннее сопротивление, уже согласился считать эти плоские существа рыбами, и вот на тебе – ещё площе, стелятся ковром. Дальше – больше. Всё сжимается, всё сплюшивается в бумагу, в едва заметную глазу полоску, линию....
        Пока однажды, раздавленный окончательно в лепешку и приплюснутый, словно камбала,  многокилометровой толщей воды, вдруг не обнаруживаешь себя на самой вершине, где жадно глотая разреженный воздух, ещё долго лежишь, не веря своему счастью
       Ибо чем ниже позиция, тем сильнее отдача и стремителен последующий взлёт