письмо

Тридцатого июня 1971 года, Средняя Азия.

Родная моя!

Ты не представляешь себе, какую вечность я прожил без тебя!  Словно мне приснились в чародейском сне твои слова, милая! Наконец-то твой почерк донес мне твои живые глаза, руки, всю ласку твою.

В эту южную ночь я видел тебя наяву… Такие здесь ночи!.. Я не могу уснуть, пока не встречу тебя в полночной неге. Не знаю, как и благодарить тебя за такие письма - такие чудесные письма, это как роман нежности. Читаю и перечитываю тебя и только удивляюсь.

Я – черствый человек. А ты - моя умная, нежная и светлая, мне дороже жизни! Многие люди походили предо мной на расстоянии, но никак я не могу налюбоваться на тебя, ненаглядная моя!

О тебе здесь, в Алайской, сложилась легенда! И я рад, не знаю как… Твои письма, даже их количество, взъерошили души всех наших здешних женщин и они завидывают нашей любви. А я горд так, что даже «нос задрал». И, забывшись, я боюсь, что мог и не встретить тебя, ведь ты – это единственная та, которая всегда со мной.

Я перелистал уже ровно тридцать страниц из моей южной жизни и очнулся лишь на тридцатой. Сейчас отдыхаю в фешенебельной гостинице в Кадамджае. Это – по южную сторону Ферганской долины, отсюда начинается подъем к высокогорной Алайской долине и дальше – к пику Ленина.

Приехали мы сюда поза-позавчера вечером. Со студентом техникума из Старого Оскола устроились в гостинице, приняли душ и упали замертво на белоснежные простыни. Это был – отдых после трудного пути.  Двенадцать часов беспробуднейшего сна! Скалы, дороги, города и кишлаки – все забыто, все в прошлом…

Утром я с наслаждением растягивал удовольствие встречи с твоими письмами, предназначенными мне вполне заслуженно. Ведь за все прошедшие дни до меня не дошло ни клочка бумаги от тебя...  Я знал, что письма есть - потому что знал тебя.

Но, придя чуть свет в контору, я все же был удивлен и растроган толщиной пачки пестрых конвертов. Секретарша вручила мне их торжественно и серьезно, как, наверное, вручают коробочку с медалью.

Мое последнее письмо, кажется, задержалось в пути. Вернее - два последних письма. Но к этому времени ты их уже получишь и будешь посвящена в мой план твоего приезда, который не осуществился… Я все же съездил в Фергану и в урочный час не встретил тебя… Сегодня еду снова, уже без всякой надежды, а просто за покупками.

Магазины здесь ломятся от товаров. Срочно сообщи мне размеры всех видов твоей одежды и обуви, какие только существуют. Наверное, я смогу что-нибудь тебе привезти. Здесь есть: махровые полотенца, шерстяные изделия всех видов, фарфор и фаянс, за которыми в Воронеже выстраиваются длиннющие очереди, белье, изумительная стеклянная посуда. Мне об этом можно судить хотя бы по виду одной моей сокурсницы, которая общепризнана, как искушенный знаток такого рода вещей. А сейчас в ее устах среднеазиатские магазины сродни Лувру, королевскому дворцу, и собору Парижской Богоматери.

Сегодня маленькое число счастливчиков станут свидетелями превращения обезьяны в человека - я стригу волосы и брею месячную бороду. В воскресенье, когда я ехал на запланированную мной встречу с тобою, то напугал своим видом одного ребенка. Он принял меня за того, кем его обычно пугают, и долго не мог успокоиться.

И я начинаю подозревать, что многим матерям здесь уже все чаще и чаще моя фигура внушает мысль использовать ее в «воспитательных» целях - то есть показывать меня своим детям в наказание за совершенную шалость…

Вот пока и все, моя родная. До свидания, моя милая малышка, целую тебя.