Ночи бессонные. Гл. 16

                16
                Обо всем этом Кира рассказала подруге во время воскресной прогулки в парке Шевченко. Они то бродили по аллеям в самом центре парка, то присаживались отдохнуть, то забирались в те места, которые  уже граничили с городом и были не так ухожены. Но времени не замечали.
                Конечно, приходилось опускать подробности, что-то объяснять, когда действие переходило на территорию школы, но обычно говорливая Надежда была идеальным слушателем. И только когда Кира сказала шутливо: «Господа, ваши вопросы?», Надя встрепенулась, замедлила шаг.
                – Вопросов куча. Хотя в целом – все ясно. Сплошные жертвы. Пацана жаль. Он же думал: маму новую нашел. Но вот не пойму: ты сильная или наоборот?  Смотри, вон симпатичных два пенечка. Сядем?
                Сели. Кира сняла босоножки и опустила ноги в густую траву. Надя тут же  одернула ее:
                – Эй, ты что творишь? С твоей болячкой! Опять захотела под капельницу? Прям ребенок!
                – Мамочка, дура я! К природе захотелось прикоснуться.
                – Ты уже сидишь на этой самой природе. Пенек теплый, а земля сырая.
                – Ладно тебе! И отвечаю на вопрос: слабая я – до потери пульса. Позвонить  ему струсила. А сейчас понимаю: правильно сделала. Захотела бы Ленка моя поменять папу на чужого дядю?
                – А я бы поменяла. Зачем такой папа? Вредина, изменщик. И вообще – не друг тебе. Даже твоя Ленка это поняла.
                – Не друг. Поняла, когда выросла. А тогда бы…
                – Все,  забудем, – подвела итог Надя. –  Но есть у меня одна мыслишка, и я завтра проверю.
                – У меня тоже были глупые мысли, когда я первый раз услышала эту музыку за стеной, – призналась Кира. – А потом подумала: прошло столько лет, это первая неувязочка. Соседи не появляются вообще, будто им все равно, кто рядом живет, – это вторая. – Кира  усмехнулась, пожала плечами. – И похоже все это на сказку про белого бычка. В наше несказочное время  верить в чудеса… вредно.
                – Почему – вредно?
                – Ну, опасно. Надоело разочаровываться.
                Надя поднялась  со своего пенька, походила мимо Киры туда-сюда,  остановилась и подала руку подруге:
                – Вставай, идем. Ты меня знаешь.  Я пока не проверю,  не успокоюсь.
                На какое-то время их охватил кураж, какой, наверное, испытывают  настоящие, а не временные авантюристки, и это понравилось  обеим.. Словно вернулась юная бесшабашность.  И на ходу, пока чуть ли не бежали к троллейбусной остановке, Надежда строила самые фантастические предположения:
                – Он ведь знает, где ты живешь, раз провожал?  Он мог все эти годы… следить за тобой.
                – Он мог сто раз жениться!
                – И развестись, вспомнив тебя!
                – Го-осподи, что за чушь?!
                – Ты себя видела со стороны, Кирюша? Таких не забывают!
                Надя даже остановилась на ходу:
                – Стой!   – она взяла за плечи подругу и с высоты своего роста уставилась в лицо Киры. – Дело не в твоей красоте. Дело в особенностях твоей внешности. У тебя какая-то красота особая,  отрешенная, понимаешь? Такая бывает, когда человек глубоко задумался,  не замечая, как все вокруг им восхищаются. Когда он весь в себе, но думает о других, и хорошо думает, любит. Когда ты показывала фото своего Генки, мордатого, кстати, я тебе говорила, ты еще обиделась, а  я подумала: «самодовольный болван».
                – Ты не подумала, а сказала.
                – Он ведь Нарцисс, понимаешь?
                – Надя, остановись, – попросила Кира со смехом. – Тебе бы сказки для взрослых писать. Или артистов на роли подбирать. Какое лицо у меня сложилось …со временем, такое и получилось. Я тут – сторона! Иду в школу – думаю о том, как бы никто на урок не приперся,  потому что  тема паршивая. Иду с работы, думаю, что купить такое,  а потом приготовить, что  еще не надоело моей  капризной семье.  Мое лицо тебе кажется значительным? А почему другим – не кажется? Например, Генке?
                – Нет! – крикнула Надя. –  У тебя глаза умные, а улыбка добрая. И ты все время меняешься – в мимике, жестах. Вот только что ты смеялась, теперь хмуришься, через секунду задумаешься. Чтобы это заметить, нужно быть умной, как я! – Надежда засмеялась. – А твой колхозник – ду-урак! Да он никого  не видит, только себя! И  влюбился, потому что время пришло. Похоть это была, голос крови, а не любовь. Извини, если обидела!
                Кира покачала головой:
                – Дураки не пишут диссертации по лингво-математике.
                –  А ученые дураки – самые ужасные!  Да у любого  человека такая каша в голове, что повеситься можно!  В одном он дурак, в другом – энциклопедия ходячая.
                – На-дя! Ты чего пошла в бухгалтеры?! Это же преступление – такой талант  разбазаривать. Артистка, психолог!
                – Вот и  запишусь в психологи  и стану внушать людям, что жить нужно сердцем, а не башкой.  А то мы мудрим, мудрим, а сердце обижаем. Жизнь у нас одна, а мы разбазариваем ее… Ой, что-то я намудрила, да, Кирюха? Нельзя мне в психологи. Обыкновенная я баба.  Эх, мне бы твою рожицу красивую! Я бы… я бы вытурила своего Ваську, взяла бы кого-то покрасивше и поумнее. Правда,  Василий мой не замечает, какая я… никакая. А другой, если цену себе высокую сложил, как твой Генка, тот заметит и… Бежим, троллейбус подходит!
                Им удалось  сесть  в отъезжающий троллейбус. Надя так отчаянно махала рукой водителю, что тот открыл двери и позволил им  вскочить на ступеньку.
                – «Коня на скаку остановит», – продекламировала Кира.
                Когда подошли к своей двери, Кира уже поостыла, градус куража стремительно летел к нулю.
                – Давай сначала посидим, подумаем, – сказала она, открывая дверь ключом. – У меня идея есть.
                Через полчаса, выпив вина для храбрости и закусив,  они подобрались поближе к входной двери. Кира притаилась возле  стеночки в прихожей, а Надежда  шепнула:
                – Так, делаю лицо «я у мамы дурочка».  – Она скорчила уморительную гримасу, вспомнив  свой  врожденный  талант актрисы. При этом  спрашивая  глазами у Киры, как ей это нравится. Та хихикнула, кивнув одобрительно:  сойдет!
                – Звоню.
                Дверь открыли не сразу. Сначала чей-то резкий женский голос спросил: «Кто там?», потом на пороге появилась обладательница немелодичного тембра.
                Кира все-таки вышла – посмотреть на соседку.
Это была худющая  особа  лет   шестидесяти или больше, черноглазая и с гривой курчавых  волос на голове, отчего походила на цыганку. Впалые щеки и колючий взгляд наталкивали на мысль о скверном характере или плохом настроении, и Кире уже хотелось извиниться, тут же захлопнуть дверь, но Надя  опередила ее:
                – Здравствуйте, вы – наша соседка?
                – Хозяина нету дома.  Завтра приходите.  Ему что передать?
                – Извините, мы хотели просто… познакомиться. Все-таки соседи.
                Женщина не меняла хмурого выражения на лице и не проявляла ни малейшего желания понравиться. Кира понимала: это плохой знак. Надо уходить. Но Надя не сдавалась, она привыкла все доводить до конца.
                – Пардон еще раз, но мы на днях слышали тут музыку. Вечером. Вернее – ночью.
                – Я скажу ему.
                – Нет, не надо! Нам не мешало! Просто мы хотели бы… попросить эту пластинку послушать у себя. Или это кассета? У вас магнитофон?
                – Надя, идем, – сказала Кира. – Тебе же сказали  – нет дома.
                –  А вас как зовут? – упорствовала Надежда, пытаясь смягчить странную особу.
                Женщина вдруг обернулась назад, крикнула в комнату:
                – Коля! Иди сюда! Тут пришли какие-то! Я не понимаю, чего они хотят.
                – Маша, иду-у-у! – пропел   густой баритон.
                Кира  снова шмыгнула назад, в прихожую. Ей было стыдно за себя и  настырную Надю.
                За спиной у женщины  возник высокий   парень с длинными светлыми волосами,  схваченными  сзади резинкой. Надя,  уже представившая себе  выросшего мальчика Колю,  подумала с досадой: « Коля, но не наш. Какая  жуткая скука в его глазах!»
                – Мы хотели, молодой человек, – начала она повторять сказочку про кассету, но тут парень по имени Коля вдруг  засветился глазами, улыбкой, ямочками на щеках, оттолкнул  застывшую Машу и просто выпрыгнул на лестничную площадку, куда  вернулась Кира. Ей вдруг захотелось убедиться, что сказочка кончилась.
                – Кира Андреевна! Кира Андреевна!
                Кира  попала в объятья  своего Маленького большого принца, выросшего в мужчину, словно была ему не чужой учительницей, а родной  душой, потерянной когда-то во времени и пространстве и  наконец-то обретенной.
                От волнения она повела себя странно: сначала оттолкнула  – посмотреть, тот ли он Коля. Потом прижалась к его широченной груди, потом почему-то заплакала, рассмеялась – и все без слов, точно глухонемая. И Коля смеялся счастливо:
                – А вы меня не узнали, да? А я вас – сразу! Вы же не изменились! Вот папа обрадуется!
                Надя просигналила Маше, чтобы та  ушла, а сама тихонько подталкивала Киру и Колю  на свою территорию. Тут же захлопнула дверь,  скромно отступила  в гостиную и там перекрестилась:
                – Прости меня, Боже, что я не очень в тебя верю. Но обещаю… попробовать, раз ты творишь чудеса!

Продолжение  http://www.proza.ru/2014/11/19/713