Четыре Жизни Моей Жизни

О написанном: Всё изложенное есть переплетение пережитого и надуманного; впрочем, фантазия ведь тоже когда-то – жизнь!


Рекомендации: читать до последних слов, улыбаться и радоваться! Не бояться сомневаться и ради правды проверять!


Честное слово: все слова написаны в трезвом уме и твёрдой памяти, ну, может, одна бутылка алкоголя и один процент безумства, да и то…


                ЮРИН МАКСИМ ИВАНОВИЧ

       «Четыре Жизни Моей Жизни»

       молодёжный философский роман

                ...все будет правильно, на этом построен мир...
                («Мастер и Маргарита» М.Булгаков)


                Часть первая

                «Зародыш»

Как ни странно, это началось сегодня, 14 августа 2003 года... В тот самый день, за которым наступает очевидное 15 августа. Неприметный для многих день... Но вот только не для всех! Для кого-то, может, тоже многих, это день гибели, вернее, памяти Виктора Робертовича...

Творческий путь этого человека, впрочем, как оказалось, и не только его, в ту пору подростковых событий частенько пересекался с моим. Впрочем, и не только моим...

        Итак, решил я в этот предшествующий день (не знаю почему) купить цветы, чтобы с поклоном положить их к месту памяти этого человека. Удивительным было то, что в наших краях в ту пору не существовало ни памятника, ни стены, а до официального места паломничества было чертовски много кривых и неровных километров... (Может, за день появилась идея создать подобное место на родной улице? А может, захотелось у себя в квартире сделать что-то вроде музея, стенгазеты, красного музыкального уголка?... Да не помню я! Что тут скажешь - просто залетела такая мысль!)... И почему вообще тогда возникло желание по-особенному прожить намечавшееся событие? Откуда появились эти сантименты? Почему не взял кого-нибудь в компаньоны?.. Наверное, были причины. Всегда дело только в них...

Я зашёл в огромный двухэтажный Универмаг, где было полно всевозможных отделов, которые необходимо было проигнорировать, чтобы добраться до Цветочного. Нахлынули воспоминания о прошлогодних примыканиях к ребятам с гитарами и вином, о просмотре и прослушивании тематичных лент. Стали добавляться мысли о том, что было бы неплохо прогуляться по отделам аудио-видео продукции, в которых удивительным образом могли обнаружиться новые домашние архивные записи и не вошедшие в уже показанные фильмы кадры.

        Таким образом, мои ноги тут же остановили меня у прозрачного стекла, за которым тускло поблёскивали металлические штучки, разложенные на черной ткани, соседствуя с аудио-продукцией и соответствующей литературой. Оглядев, витрину, я задал себе резонный вопрос: зачем этим амулетам и медальонам, цепочкам и даже крестам бесцеремонно валяться месяцы-годы в пыли, пока их не купят? Не скучна ли их судьбинушка?

...И пусть ответственные за чистоту выполняют свою миссию убирания пыли, всё равно эти невидимые песчинки будут летать в воздухе, оседая ровненько и еле заметно... В музеях и операционных, на кухнях и сценах, а у кого-то кружить в голове...

        И, может, это правильно, что где-то в пещерах и в тайниках пыль оставляет нетронутыми и непоколебимыми застывшие состояния "останков", вечно сохраняя, как на фотографии, мгновение приобретённого ими покоя... Но вот только сотрудники магазина не хотят покоя своим "рабам продажи", они жаждут поскорее избавиться от ненужных резных идолов, разнокалиберных металлических звений, а также втоптанных в металл "ликов распятых собственной жизнью рок-н-ролльных пророков" и широкой палитры "сумасшедших слов"...

Я обратил внимание на странный предмет. Он не был похож на остальные брутальные безделушки-значки, а скорее напоминал зародыша, возникшего в утробе, бог знает, какой зверушки. В памяти тут же всплыла картинка из учебника Биологии. Пожалуй, там-то я похожее и видел... Это меня и зацепило в предмете взора, а именно - некое несоответствие рок-культуре, если сказать иначе - "из другой серии". Мне захотелось сфокусировать на этой загадочной вещи своё зрение, но я ощутил удар...

Обернувшись в направлении боли, желая понять причину такого грубого обращения с моим плечом... я улыбнулся! Забылись прошлые пять секунд, простился совершённый поступок, мне захотелось обнять обидчика и сказать: “О! Привет, рад видеть!”

В моих глазах сверкал друг, когда-то покинутый мной, но всегда вспоминаемый с радостью и горечью, иногда с непониманием и порой с преклонением.

Я знал, что беды и радости связывают людей. Но так, чтобы слова друг друга зачастую становились похожими на две бутылки пива... разных сортов и производителей, но купленных в жару, вдалеке от тенька, на пляже у реки, в киоске “холодных напитков”, после большой очереди за этими “холодными напитками”, не успевшими должным образом охладиться в холодильных камерах, словом, ставшие одинаково приятными; так, чтобы мысли имели одинаковые не начала и концы, а середину, чтобы они никогда не мешали, а наоборот разжигали разговоры от обсуждения и осуждения поступков отдельных людей и всего человечества, за которые и за которое становилось обидно, до нескончаемых стремлений сделать, или попытаться сделать, или придумать, как сделать мир чуть лучше и правильнее, нежели он есть...

Да, я встречал немало людей, стоящих на моём пути; встречал немногих, кто указывал мне путь. Чаще встречал не таких значимых... И на каждого из них сердце откликалось по-разному. А этого человека я был рад видеть всегда...

Забавно. Обидно. Глупо. Плевать, но...

Но именно то, что связывало и крепило, в прошлом сыграло жестокую шутку с нами.

Когда-то мы с ним были стопроцентно вместе – единомышленники, друзья, почти братья. На одной волне! И случилось так, что поперёк этой нашей волны оказались другие ребята со двора. И он говорил тогда, что не может осмыслить, зачем люди лгут и сплетничают, совершают козни, слепо мстят, не разобравшись в ситуации, почему они не могут говорить, глядя нам в глаза, но делают это легко, когда нас нет... Они были нашими друзьями, но что-то изменилось в жизни, и приходится теперь чуть-чуть отстраниться от них. Да, тогда мы были почти одни, были связаны этим. Но время шло, и в нашей лодке рассохлось дно... Мой друг ненавидел предательство, а сам предал! Однако, по большому счёту, это моя субъективная оценка определенного его поступка... Который тогда, впрочем, показался знаковым...

        ...И порой кажется, что легче пережить большие предательства малознакомых людей, чем мелкие предательства друзей...

        К счастью и удивлению, друзья драгоценного детства всегда возвращаются из прошлого в таком же ракурсе, как и кумиры – обрывками, когда-то с болью вырезанными и вклеенными в общий контекст сегодняшней жизни. Тогда в чем был смысл уходить якобы навсегда? Почему обида прошлых дней забывается при встрече на раз?! Может, потому что...

Время идёт... И наступает прощение... Наступает нам на пятки! Прощение всегда должно идти рядом со временем, чтобы иметь возможность пересекать её всестороннюю дорожку; чтобы не было ненависти-оккупанта в будущем...

Стоит человеку задуматься, оглянуться на поступки, как тут же останавливается время. И прощение сталкивается со временем... Ба-бах! При этом кровопийца-ненависть спадает с плеч уставшего времени, которое просыпается, как от пощёчины, и продолжает облегченно бродить в густом лесу жизни... Но тут важно помнить, что на деревьях-поступках всё-таки продолжают поджидать чуть видимые взору твоего сердца клещи-ненависти...

Бесспорно, жизнь – странная штука! Непонятные причины заставляют совершать необъяснимые поступки; необдуманные изречения прекращают друзей, неожиданные встречи друзей обновляют.

Я улыбался, он мне тоже... Старинный друг Женька протянул руку, сказав сквозь лёгкий смех: “Привет! Как дела? И я рад тебя видеть!”

Мы обменялись фразами и решили уйти от многолюдности и посидеть вдалеке от её суеты, выпивая стакан-другой “напитка полубогов”. Когда мы уже совершили несколько шагов вперёд, я вспомнил... обернулся и всё-таки успел поглядеть сквозь прозрачную витрину на свой новый интерес – металлического “зародыша”...

Я шёл с товарищем, вспоминая детство, школу, улицу, и не знал, что скоро предо мной предстанет другая жизнь. Но почувствовал, что встреча с “зародышем” положила начало чему-то новому...


«После вчера»


Я открыл глаза и засмеялся. “Ух, клёво!” - подумалось мне, и я запел: “Утром рано я встану и отправлюсь учиться, и с похмелья я буду смеяться над всем...”. Ещё раз поржал над вчерашними событиями и соскочил с кровати. Было близко к обеду. Сделал утренние процедуры... Смеясь перед зеркалом, вспоминал вчерашние приключения...

Тогда, усевшись на скамью в парке, Женька передал стаканчики мне, и налил в них “по полной” жидкости, похожей на чай... Ан нет! Это был настоящий дешёвый “номерной” портвейн.

Разговор лился, жидкость тоже, да и мысли с воспоминаниями куда-то спешили. При этом соблюдалась традиция: первый стакан - залпом, второй - смаковать, а остальные - по самочувствию! При этих самых "остальных" мы беседовали о делах, знакомых, прошлом, перспективах... дальше – о девчонках, о творчестве, ну и, конечно, о новой музыке.

        Женька тогда достал из кармана аудиокассету и протянул мне.

        - Их слушаешь? - спросил он.
        - О! А я как раз шёл чего-нить новенького прикупить, - обрадовался я подарку. - Конечно, слушаю. Этот альбомчик еще не доводилось слушать... "Руда", - я совершил открытие и начал рассматривать вкладыш, - надеюсь, много чего из этого меня цепанёт.

        Я всегда любил разглядывать и читать вкладыши, поэтому несколько увлёкся оформлением и не заметил, что неподалёку от нас появилась парочка милиционеров. Они, видимо, заподозрили в нашей традиционности что-то асоциальное и направились было к нам, но тут Женька быстро среагировал: "Погоны идут - мы пьём чай!". Я тут же понял, о чем он сказал, отложил кассету в сторону и взялся за "крепкий чай". Непрошеные гости приближались, а мы, знай себе, приложили до этого свободные руки к своим стаканчикам и давай вращать по краям, как будто в одной руке - чай, а в другой - ложечка... Милиционеры прошли мимо. Смешно!

Допив бутылку, мы побрели к трамвайной остановке, чтобы спокойно продолжить веселье в другом месте и удержать удовольствие от встречи. В трамвай мы зашли с новой бутылкой. Женька спросил: “Ты в трамвае пил?”. Я, задумавшись, ответил: “Вроде нет”. Тогда он распечатал аккуратно новую бутылку и тихо сказал: “Пей!..”

Эх, где ещё придётся в жизни пить спиртные напитки?..

Не помню, как добрался домой, но, кажется, все в порядке. Осмотрел свои вещи, одежду и себя в зеркало. Вроде всё на месте, только не покидает какая-то мысль, то ли хорошая, то ли плохая. Да и не важно. Сейчас главное – привести себя в порядок и как следует позавтракать (хотя многие уже обедали).

“А вообще-то, можно и опохмелиться”, - необдуманно подумалось мне. Но нет, не сегодня. Эх, как легко сейчас телу: руки танцуют, голова радуется, да и аппетит появился! Люблю похмелье! Не сильное, конечно...

Включив газ, я поставил на огонь сковородку и разбил три яйца, чуток посолив. Вдруг вспомнил... вчера говорили о музыке прошлого века, годов 70-х. Я побежал к магнитофону, после чего заиграла мелодия, ритмичная и немного необычная для сегодняшнего времени, грязноватая что ли... Играла “Нирвана”. Мой мозг расслабился. Невероятно хорошая мысль, но не та! Я опять начал блуждать где-то рядом... Ах да! Яичница! Побежал выключать газ. Потом включил электрический чайник. Пока он закипал, я успел высыпать в кружку сахар и растворимый кофе. По ложке каждого. Заварил кофе...

Странно: начал пользоваться чайником – прибором, названного в честь приготовления чая, а в итоге получилось другое... Кофе.

Намазал на хлеб масло и стал ждать, пока еда немного остынет, и можно будет это всё аппетитно съесть. Вкусив приготовленное, я поставил другую запись (из того же века, но более мелодичную). Слушая подаренный “Калинов Мост” и дожевывая завтрак, я смотрел в окно.

Какая славная погода чудила вне дома!

День был спокойным, только ветер играл листьями, да и то редкими и плавными порывами. На крыше соседнего дома, как всегда, ютились голуби. И самое главное – светило Солнце. Я улыбнулся ему и сказал: “Здравствуй, Солнышко!”. Ещё немного посмотрев на него, перевёл взгляд с улицы в комнату и наткнулся на плакат, скромно висевший на стене, как будто подсказывая... Ну конечно же! День гибели... День памяти... Сегодня же 15 августа!

Нужно было выйти из дома и добраться до ближайшего киоска, чтобы купить традиционное, вспомнить, поблагодарить... Но в голове что-то помутнело, стало грустно, немного обидно, что рядом не обнаружился Женька, или ещё кто из друзей. Впрочем, день только начался... Сыщим!

        Я порылся в стопке своих кассет и нашёл кассету группы «Кино». Включил. Под наплывом меланхолии и ностальгии, я устало прилёг на кровать... и уснул. Сквозь сон мне хотелось позвонить друзьям, с ними говорить-говорить... Беседа на берегу, весело, огонь, разрезанный торт, взрываются свечи, смех, много детей, они забегают в школьный класс, все шумят и кричат, учитель ругает за опоздание. Звонок на урок, учитель спешно закрывает дверь класса. Опять звонок. Звонок! Проснись же!

        Не считаясь со звуками из динамика, трещал телефон. Я поднял трубку. Звонил друг Ромка.

        - Алё… Привет, Ром. Да, конечно, помню… Конечно, приеду, - уже с поднимающимся настроением я закончил я беседу.

        И вот, не прошло и полчаса, как я напялил свои ботинки и вышел в свет. А Солнце мне всё также улыбалось, я, впрочем, ему тоже.

        Я брёл сквозь улицы – прямо, виляя, останавливаясь. Машины, люди, постройки. Их так много, а, кажется, толку особого нету...

Ну, и что такого, что вон тот окончил высшее учебное заведение! Делать-то он всё равно ничего не умеет. А эта, с красивыми выразительными глазками... Возможно, у неё есть тот, с кем она делится красотой, но для всех на улице она – просто объект взглядов и желания. Да и не желание это вовсе, а похотливые запросы организма, который так и ждёт нескончаемого наслаждения.

А разве наслаждения должно быть много? Разве удовольствия должны быть вечными?

Вспомните, с какой радостью мы все уплетаем первую викторию, малину, яблоки, а потом уже и собирать-то весь этот сладкий урожай не хочется, не то, что есть! Удовольствия нужно заслужить, чтобы потом наслаждаться истинно. Да и не понятно, все ли удовольствия хороши?.. И не понятно, как отличить хорошее от плохого.

Парадокс: многие считают, что делать что-то хорошее – это плохо, а делать что-то против норм морали – это нормально!

Поэтому всегда воевали расы, поколения, да и братья тоже. У всех понимание «хорошего» разное, вот и всё!
 
А вспомнив фразу: “хорошего помаленьку”, нужно не забывать правды: У каждого и мера своя!

Один кричит с гордостью: «Хорошо сегодня поспал. До обеда!». А ему в ответ: «Дурак, убил полдня и радуешься!». И всё пойдёт по кругу: «Я прав, я так хочу жить. А зачем ещё жить? Если не получать от неё удовольствие...». Польются подобные нескончаемые отговорки. А кому они ещё нужны кроме как самому себе? Так многие считают себя всегда правыми. Глупо!

Свинья, наверное, тоже думает, что за ней ухаживают и кормят от всей души...

А вот идёт ещё один... Просто живёт, терпит зачастую нелёгкую жизнь, вернее, её несмешные выходки, никому не хочет зла, да и некому хотеть, незачем. Возможно, он бы сделал для них много хорошего, как сам это понимает. А им это «хорошее» и не нужно вовсе. И удовлетворяется пока тем, что потенциально (когда-нибудь в будущем, для кого-нибудь) может оказаться "нужным хорошим". И, чувствует, что со временем будет "хорошим" чуть больше. И время его как-нибудь наградит, поощрит...

Ну вот! Ещё одна отговорка!
Надоело! Надоело прощать себе свои глупые мысли!..

        Я нарочно прервал мыслительный процесс, начал более пристально смотреть на архитектуру домов, на марки автомобилей, разглядывать детально одежду прохожих. И снова поймал себя на мысли.

        ...Бесспорно, все люди разные. Разные настолько, насколько не стоит заключать браков и признаваться в вечной любви; разные настолько, что толпа одного интереса со временем расколется на более или менее “интересные” чудачества...

Почему-то люди нуждаются в необходимости соперничества: никто не хочет иметь одинаковые вещи и мысли. Все хотят, чтоб у них было лучше, прочнее и ярче, чем у других. Тем самым хотят отличатся друг от друга. На первый план вышли индивидуальные выражения человека, оставив позади заведомо общие идеи добра...

У всех слишком разное восприятие реальности...

        Однако нужно научиться видеть общие цели. Например, недаром ведь, что структура тела у всех людей одинакова.

Идеальный “человеческий” город – муравейник: и цель одна (сохранение единства и занятости), и строителей этой идеи не отличишь. Конечно, это всё со стороны... Возможно, и это заблуждение – что у них всё едино...

Интересно, тогда в чём мы не заблуждаемся? Пока не ясно. А, может, и это заблуждение, что мы в чем-то заблуждаемся?..

Вот и мои мысли заблудились, а потом и я в городе. Никогда здесь не был.

Я осмотрелся и сразу заметил перед собой какую-то вывеску. На ней – два слова: «Добро пожаловать!»


«Слова: правда или ложь»


Я огляделся вокруг и понял, что места мне незнакомые, и даже какие-то отталкивающие непонятно чем. А вот фраза впереди, метрах в ста, меня радушно манила. Мне стало интересно: кому это можно добро пожаловать? Я вспомнил второй смысл слова “пожаловать”...

Вывеска как вывеска, дом как дом. Подойдя ближе, я рассмотрел надпись “Парикмахерская: Работает с 9 до 21 часа. Без перерыва на питание”. На часах было три десять, и долг гнал меня двигаться дальше. Нужно было встретить друзей, пока ещё день.

Но день почему-то уже не играл, а, наоборот, мрачнел, и уже в небе нарисовались тучи, грозившие расстрелять молниями людей, не успевших скрыться. Тучи любят, чтобы на улицах было тихо, пусто и никто не мешал им умывать загрязнённый город. Прохожие засуетились. Кто-то закрывал торговые лавочки, кто-то бежал на остановку, где кто-то уже ждал с нетерпением своего автобуса, кто-то нервно смотрел на часы. Но спешили все.

Уже грянул гром, полил дождь, напоследок спешил почудить пылящий ветер. Мне ничего не оставалось, как двинуться в направлении “доброжелательной” вывески. Я шагнул на крыльцо и оказался под козырьком. Но наглый дождь всё равно доставал до моих ног, и я решил пройти внутрь. И зашёл. Огляделся. Понял, что попал в плохо освещённый коридор, с облезлыми стенами, на одной из которой висело зеркало, а на стене напротив входной двери почти под самым потолком были прикреплены красивые "под старину" часы. Было слышно, как они шоркали время. Я аккуратно прислонился спиной к стене и вспомнил про улицу, про тех, кто спешил, кто ждал окончания кратковременной стихии.

Неожиданно в коридор вышла молодая женщина и, с восклицанием, зазывающе сказала: “Ну, наконец-то, проходите!”.

Я растерялся от предложения и ответил, что, возможно, приду в следующий раз, а в данный момент мне просто нужно переждать дождь.

Женщина без предвзятости, профессионально, разглядывала мои длинные волосы. “Проходите! Вам, вижу, нужно посетить наш салон, - сказала она, - в другой раз наши услуги вам могут не понадобиться!”

Я не разобрал надобности такого заявления: зачем были нужны эти слова, то ли жалости, то ли угрозы? Я вопросительно посмотрел ей в глаза, в которых почему-то возникло сильное удивление. Она на миг замерла, не отрывая от меня глаз – как будто узнала во мне кого-то! – после чего замялась и поспешно удалилась. Это меня заставило поволноваться...

Я слегка приоткрыл дверь и посмотрел на улицу. А там дождь всё так же наплевательски относился к хорошей погоде, он практически уже взял власть в свои руки, но за спиной я вдруг услышал:

- Погода, как наша жизнь. Она не желает быть всегда постоянной. Она правильно делает, что меняет Солнце на дождь, штиль на ветер. А мы знаем, что не зря надвигаются на города тёмные тучи, как не зря надвигаются на людей грязные слухи. Может, человек это заслужил, а, может быть, этого просто не избежать, но всё равно обстоятельства когда-нибудь изменятся. И это надо просто пережить, как переждать дождь. Дождь парализует ваши действия, вы замираете, уставившись в него, хотя сами с удовольствием занялись бы прогулкой... Но пока гуляют, наблюдая за ним, только ваши глаза и мысли... Вы стоите, молодой человек, а дела вокруг вас, вокруг погоды, и даже вокруг ваших мыслей всегда идут, движутся. И вы скоро заметите это движение. Так приходят перемены... Надо только переждать дождь.

Пока длилось это изречение, я уже успел повернуться, и мне ничего не оставалось, как смотреть на этого странного оратора.

Окончив свой монолог, добродушный пожилой старичок хихикнул и, посмотрев на мою нечёсаную голову, добавил: “Скоро дождь кончиться, скоро выглянет Солнце, а ваша лохматость останется. Может, пройдете в салон? Расскажите что-нибудь...”

Я опять извинился, ловко перекинув встречу на другой раз. Он поглядел на меня радушно и сказал: “Снова вы за старое? Ну, что ж, желание клиента для нас – закон. Дождь подходит к концу. Удачи, молодой человек!”

Действительно, дождь заканчивал свою миссию, и я, не спеша, вышел на крыльцо, ещё раз посмотрел на вывеску, на дверь и пошёл прочь. Шёл с мыслью, что меня только что с кем-то перепутали – слишком уж открыто и добродушно со мной разговаривал старик. Хотя эта надпись на вывеске...

Много времени бродил я по незнакомым улочкам и вскоре вышел к давно знакомому дому. Обычная девятиэтажка с обычной планировкой и даже с обычными людьми. Но всё же один человек здесь имел совсем другую природу. Он не был интеллигентом, не был заумным, но и не был простым, не был он, в общем, алкоголиком и дебоширом, хотя выпивать любил и любил почудачить; писал стихи, читал книги, умные и не очень, слушал, что и все, но говорил порой о чём-то своём. Конечно, есть у него слабости, но есть и сильная сторона его жизни – он наш друг. Он выручал нас и сам просил помощи, с ним было о чём поговорить, а с нами было что делить. Обычные друзья – необычные люди. С такими интересно, с такими легко.

Я забежал в подъезд, на четвертый этаж, нажал кнопку звонка, и мне открыли дверь. Стоял мой друг Мига и аппетитно жевал бутерброд. Посмотрев на меня, он чуть улыбнувшись, сказал: "О, проходи! Разувайся, хотя...".  Он мотнул головой в сторону своей комнаты, откуда раздавался гам, намекая, что не один. Я стал прислушиваться, глядя ему в глаза, и, догадавшись в чём дело, сказал: “Понял. Сейчас приду!”. Я был радостно взволнован и, сбежав вниз, направился в магазин с женским названием “Екатерина”.

У него собрались все наши! Наши, которые “те”, и наши, которые “эти”. Может быть, кто-то ещё... Женька, Ромка, Витька, «Лентяй»... Узнал по голосам, по смеху. “Здорово! Интересно, давно они там?”

Зашёл в магазин, осмотрелся, набрал товар и торопливо вышел из него. По дороге мчались автомобили, тучи уже разбежались кто-куда, уже светило Солнце, и мне было легко. Кто-то шёл с мамой, кто-то с подругой, кто-то плёлся с плеером... Ну а я шёл со спиртным к своим старым друзьям и приятелям. Зашёл во двор, направился к подъезду, у входа которого шумело несколько незнакомых мне человек. Подойдя ближе, я ощутил на себе их недовольный мною взгляд, но вида этому не придал. Подошёл к двери, набрал код. Но из-за спины донеслось: “Эй, закурить не будет?”

Я насторожился, повернулся, чтобы ответить “нет, не курю”, но, к счастью, обращение было не ко мне, а к какому-то старику, в плаще и с чёрным зонтиком. И мне показалось, что этот старик ужасно похож на того, что был час назад в парикмахерской... Хотя все они, старики, чем-то похожи, да к тому же между ним и мной в тот миг маячили эти парни... Он им что-то ответил и продолжил путь, а мне домофон просигналил "сим-сим", и я шагнул в подъезд. Поднялся на четвертый. Позвонил в дверь, немного обдумывая произошедшую ситуацию. Когда услышал шаги, скрежет замка, улыбнулся и успел негромко сказать: “Ну их к чёрту! Я же в гости пришёл!”

Мне снова открыли дверь, я вошёл в коридор, затем по голосам в просторную комнату. Мои друзья были навеселе. Крики, удивления, рукопожатия, вопросы, расспросы...

Я рассказал, как у меня жизнь, они про свою не успели... Раздалось актуальное: “Ну что, за встречу?”. И началось: за встречу, за друзей... Вдруг я вспомнил: “Пацаны, сегодня помните какой день?”. Они ответили утвердительно, затихли, а потом начались другие разговоры, воспоминания, песни. Разнообразие песен и исполнителей повлекло за собой новые темы для разговора, новые тосты, и, конечно, последующие “вылазки” в магазин.

Вскоре моё квазихорошее настроение всё-таки сменилось грустным (а, скорее всего, градусным) утомлением, а потом соответственно, сном, в котором я всё же купил цветы, и с кем-то разговаривая, куда-то ехал.

Я проснулся от звонка. Трубку подняли быстро. Мига разговаривал по телефону, некоторые всё так же выпивали, но были ещё в форме. Бесформенные беспробудно спали. Была ночь.

Я заставил себя встать, пошёл в ванную, там умылся. Пошёл на кухню, там отказался от предложенного, сел рядом, стал вслушиваться в пьяную речь. Говорилось что-то о Западе, потом о кухнях, укор правительству... Всё это разбавил сигаретный дым, потому что к нам вошёл Мига, затянулся, и заявил: “Господа! Звонил мой приятель, звал в гости. Никто не хочет прокатиться? Тем более что здесь уже стало скучно...”. Мы спросили, где этот приятель живёт, на что получили ответ: “Где-то на краю города, там, где старые дома. В общем, в стороне психушки. На тачке - недалеко...”. Я удивился и начал, было, рассказывать: “О! А я там где-то сегодня бродил... Случайно зашёл...”, но меня прервали: “Тем лучше, собирайтесь. Остальных не трогать, пусть спят. Завтра приедем!”

Мы напялили ботинки, накинули куртки и вышли из квартиры. В такси нас не взяли. Шатаясь из стороны в сторону, мы пошли на своих. Иногда кто-то спотыкался и падал, но его ставили на ноги. Нас было пятеро: Я, Мига, Женька, Ромка и Димка. Компания, что надо! Все были довольны встречей, но кто-то предложил: “Раз уж фортит пройти мимо магаза, может пивка?”. Пивко пришлось кстати, но меня от него мотнуло незаметно для всех в сторону, повалив силой тяготения на землю.

После небольшого провала в памяти, я ощутил, что уже один. Прислушался. Стояла ночная тишина. Кругом мрак. Пробираясь через кусты, я вышел на асфальт и поплёлся вдоль фонарей.

Странная штука – судьба: я опять оказался около тех мест, где сегодня бродил днём, но всё же сейчас обстоятельства были маленько другими. Увидав скамейку возле каких-то деревьев, я прямиком направился туда. Немного отсидевшись, стал думать, что делать, но, по-моему, я слишком задумался и не заметил, как упал и уснул прямо на скамейке.

Ночь сменилась на утро, и я проснулся от холода.

Было раннее утро, была роса, были даже деньги на трамвай, не было только понятия, где я нахожусь. Я мотнул головой: “бр-р-р-р”, встал и, осматриваясь, пошёл по тротуару.

Незнакомые дома сменились чем-то знакомым, и я ускорил темп. Справа я заметил плакат с изображением какой-то девушки в шикарном пальто. Остановившись, я стал разглядывать эту особу и её наряд. В правой руке у неё заметил сумочку, на левой – блеск ногтей. Внизу красовалась надпись: “Меха для самых обаятельных”. Я усмехнулся и направил взгляд мимо этой рекламы. По левую сторону, примерно в ста шагах, я увидел другую надпись “Добро пожаловать!”, обрадовался и направился к ней.
 
Подойдя к двери, я остановился. “Работает с... “

На часах было около восьми утра. Рано. Было ужасно холодно и не хотелось оставаться на улице. Я без надежды дёрнул за ручку. Дверь отворилась с еле слышным скрипом, и я вошёл.

В коридоре было темновато и пусто, присмотревшись, я заметил, что часы на стене чуть спешат. Я осторожно заглянул в зал, чтобы обнаружить хоть кого-нибудь, но и там было пусто. Сделав несколько шагов, я нарочито кашлянул, и мне откуда-то справа донеслось: “Проходите, молодой человек! Здравствуйте!”- добродушный старческий голос, говорил о том, что мне обрадовались.

Я не знал, зачем сюда пришёл, вернее, только что понял, что не знаю. В голове стали прокручиваться комбинации и варианты ответов, но подходящего объяснения раннему приходу я так и не нашёл. Оставалось идти на голос, что доносился из какой-то не то комнаты, не то каморки, которая, как показалось, тщательно скрывалась от лишних глаз. Скрывалась плотной, похожей на холст, тканью. Взглядоскрывающая штора сейчас же была убрана в сторону, чтобы освободить таинственный проход, через который я и вошёл.

Темнота скрывала очертания предметов по сторонам, но в центре комнаты, на низком столе, все предметы, на удивление, отражали, казалось, солнечный свет.

Моё внимание привлекло одно обстоятельство, от которого стало немножко жутко: на стене лениво блестели стальные цепи, а на них висели волосы разных оттенков и разной длины. Меня успокоили:

- Это искусственный волос, для париков. Ничего особенного... А вы такой же лохматый!.. Присаживайтесь. Поведаете что-нибудь?
- А что я должен рассказать?
- Вы помните, что вы здесь уже были? - я чувствовал "раскачку" моей примкнувшей к его гавани лодки. Меня, явно, хотели заставить разговориться бурным многословием, интересносказанием и оказаться в каких-нибудь заведомо чудесных местах: например, на Ольхоне или же в Китеже.
- Ну да, - усмехнулся я и присел, - вчера...
- Это всё, о чём вы помните? - в вопросе старика чувствовалась небольшая досада, что собеседник не соответствует правильному развитию данной встречи, но, всё-таки всмотревшись в моё искреннее и недоумевающее лицо, он сменил курс на "Гринвич", и в его взгляде появилась хитринка.
- Я не понимаю, что вы хотите мне сказать... Вы меня с кем-то путаете.

Старик сел поудобней в своём кресле - приготовился стартовать с нулевого меридиана.

- Пожалуй, - спокойно сказал он. - Но раз уж получилась такая необычная утренняя встреча, и мне не хватает собеседников, я поведаю вам одну историю, и только вам решать: все сказанные слова в ней – правда или ложь? Скажу, что в этой легенде тоже принимали участие образы людей, их внешний вид, поведение, их окружение и другое. Но это только внешняя сторона истории... Я бы хотел, чтобы вы обратили внимание на внутренние противоречия и конфликты главных героев. Замечу, что на одного из них вы очень похожи, иначе эта наша встреча вряд ли состоялась бы...


«Была у них легенда»


Обычный солнечный день,
Обычный солнечный сон.
Сон – привычная лень,
День же будет потом.

Переборов утреннюю лень, он еле поднялся со своей кровати, взглянул в окно и взъерошил свои волосы. Было раннее осеннее утро.

Как и всегда в это время практически всё держалось за глубокопонимающую землю: деревья цеплялись корнями, многоэтажки – прямоугольными фундаментами, столбы впивались иглами своих твёрдых оснований. И только птицы правдоподобно показывали, что жизнь – движение.

Птичий полёт, прогулка по осеннему парку, абсолютно любой танец... рисуют твоё настроение... Такие движения обязательно приведут к новому, к интересному, к жизни.

Конечно, есть и другие движения: движение вспять, политическое движение, движение к Солнцу... Зачем?

Бродить и тянуться к Солнцу можно только на Земле, чуть дальше – уже не безопасно. Ничего нового там не узнаешь, но сгоришь... Сегодня и с Матушки-Земли можно практически всё узнать, используя достижения науки и техники... А если и не узнать, так смоделировать... Зачем?

Кому из простых людей нужны синхротронное излучение и частицы высоких энергий? Возможно, тем, кто любознателен, кто ищет и найдет в них пользу, кто хочет, чтобы это новое сделало что-то невозможное, никогда не имевшее место здесь, на Земле, тем, кому интересно узнавать, выстраивать гипотезы, мыслить, наконец, тем, кто что-то знает и видит шире, видит, что внеземные проблемы могут накладывать неизгладимый отпечаток на жизнь земную, и что существует внешняя угроза... А, может, и не угроза, а польза? Кто знает? Там так много всякого: свет, тепло, материя, взрывы, выбросы, столкновения. Впрочем, как и здесь...

Так, может быть, вначале навести порядок у себя дома, в квартире, заправить кровать с утра? Почему люди берутся за необъятное, чужое? Может быть, какому-то небольшому проценту человечества хорошо от “внеземных знаний”, но остальным до "инопланетного" дела нет. Многие с трудом находят своё место непосредственно под Солнцем, под небом, под городским надофисным смогом, а кто-то не может даже нормально позавтракать.

Иногда кажется, знания обогнали жизнь, и каждое новшество уводит от естественной реальности, куда-то в сторону от основ бытия.

Термин “прогресс” крепко поселился в умы, вытеснив наше родное слово “развитие”. “Развиваться”, “виться на ветру”, “вить гнёзда”... Что-то живое, правда? Развитие есть нечто непредсказуемое, интересное. Вначале было развитие, а уж потом ваш прогресс.

Наука нужна! Но что будет дальше, если человек освоил компьютер на «отлично» – специалист, интеллигент, умница! – а в себе убил человека как часть природы?

Да, машины облегчили труд, дали новые возможности, новую информацию, новые развлечения. Честно говоря, в наш век многое «новое» можно с легкостью заменить на «лишнее». Человек абсолютно забыл, что у него есть дом, в котором кто-то живёт, ждёт, или просто голоден. И человек забыл, что есть реальность, жестокая, но есть. Он уходит от неё в игры...

Твои проблемы не должны решать другие: ни машины, ни друзья… Их должен решать только ты сам, твоя голова, твои руки и их согласованное движение...

Вот такое движение мыслей...

А мысли порождают песни, которые должны звучать, которые нужно исполнять...

Пойду, поиграю.

Взяв в руки шестиструнный музыкальный инструмент, он извлёк из него жёсткую, ритмичную мелодию, которая наполнила комнату чем-то пробуждающим. Душа требовала песни, руки эти требования выполнили. Он пел, закрывая глаза, когда тексты и слова брали за душу. Он замечал, что иногда его голос повышался, становился громче, и песня неудержимо переходила в крик. Что-то бесовское заставляло его мотать головой и ускоряться в темпе. И, может, пять минут назад всё было по-другому, но сейчас он был погружён в песню и переживал обо всём, что в ней было, обо всём, что могло быть у него...

«... А моей женой накормили толпу,
Мировым кулаком растоптали ей грудь,
Всенародной свободой растерзали ей плоть,
  Так закопайте ж её во Христе...»

Выкрикнув ещё тройку песен, он положил гитару на место и с наслаждением подошёл к окну. Там всё также резвились птицы, но и их уже дополняли дворники, правда, они не резвились... и спешащие на работу прохожие.

Уже выглянуло Солнце и нетерпеливо било по глазам радостным светом, как бы здороваясь и предвещая что-то хорошее.

Десять минут назад он находился в квартире, а сейчас шагал по асфальту в кафе: дома, как обычно, нечем было позавтракать, а в городе столько “питательных” мест!

Путь был определённым: выйти из дома, спуститься к вокзалу, миновать близлежащие киоски; пройтись по одной из самых широких улиц, мимо молочного комбината, старой библиотеки; посмотреть на почему-то долгое строительство клуба; взглянуть на полувековой кинотеатр, в котором редко крутят фильмы, а чаще крутят только молодыми попами и головами, между которыми, иногда кажется, большой разницы нет; попытаться пройти между узкими проходами базарных палаток, скользя по барахлу безразличным взглядом; и, наконец, миновав всё это, увидеть перед собой чистый засаженный зеленью парк, чтобы пройтись по нему и просто отречься на пару минут от суеты. Ну, что же – вперёд!

Парк – чудесное место для птиц, для уставших и желающих отдохнуть пожилых граждан днём, а также для пьяных, желающих поспать, молодых людей ночью.

Очень часто там наш герой наблюдал за толпой жизнерадостных парней и девчонок, которые копошились как муравьи на гладкой поверхности листа приличных размеров, кружась и прыгая под музыку. Это называется брейк-данс...

Неожиданно вспомнились утренние размышления о движении и развитии: “Очевидно, в прямом смысле этого слова, что у них есть своё дело, свой труд. Но, интересно, какие мысли побуждают их двигаться под такую музыку?”

Ведь он хорошо знал, что нет ничего лучше музыки. Вот только музыка их была другой, нежели та, что звучала вокруг него. Он вдруг задумался: “Какие мысли перерастают в такое самовыражение?”

Сделав усилие над собой, наш герой медленно зашагал по направлению музыки, то грохочущей, то затихающей, к визжащим болельщицам, образовавшим круг по периметру танцпола. Не все танцевальные “па” было видно, однако те, которые он успел высмотреть, несколько удивляли и откровенно поражали своей невозможностью.

Он делал три вещи сразу: во-первых, наблюдал за нескончаемым разнообразием трюков и стилей, медленных и ускоряющихся (в этом танце задействованы почти все части тела: вращение на голове, спине и ладонях; прыжки на ногах и руках; даже живот и локти принимают участие); во-вторых, слушал разговоры участников этого сумасшествия; и, наконец, чувствовал соприкосновение с новой музыкой – это, в-третьих.

Не дождавшись окончания зрелища, герой вспомнил, что его путь лежит в кафе, где он желал позавтракать – нельзя оставлять свой желудок голодным! Тем более моральное удовольствие от увиденного он уже получил.

Душа была вовлечена в престранные грёзы, но и тело не могло оставаться без внутреннего комфорта...

Продолжая движение по парку, герой всматривался в лица прохожих. Их образы были скучны и озабочены. Эти люди не несли в себе радость, головы их были заполнены бытовыми мыслями.

Но нужно ли так серьёзно воспринимать свои неприятности и беды? Не лучше ли беззаботно кувыркаться под музыку и получать удовольствие?

Интересно, а кто-нибудь получает удовольствие от проблем?

Тот, кто живёт надеждой на лучшее, избегая ложный лёгкий путь, знает, что только после разрешения проблем будет успех. После одних проблем будут другие, а значит, будет столько же успехов! Как же много будет успехов!

На оптимистичной мысли он зашел в кафе и заказал то, чем можно было перекусить. Вскоре, наслаждаясь принесённым, он улавливал разговоры вокруг:

- Слушай, мне кажется, ты меня не понимаешь...
- Не одна я! Мои подруги тебя тоже не понимают!
- Да при чём здесь подруги? Сейчас разговор о тебе.
- И я, и подруги, и все девушки на свете... Девушкам нужно делать подарки... Такие правила...
- И всё-таки, ты глупая!
- Я? Что ты сказал?!
- И ты, и подруги, и все девушки на свете...

Она молча встала и ушла...

Сделав задуманное с утра дело, он направился дальше, пообещав себе вечером закончить мысль о жизненных увлечениях и успехах. А дальше: прогулки от друзей и знакомых к друзьям и другим знакомым, подругам и прочим, нуждающимся в его присутствии.

Вернувшись вечером домой, герой только за чаем вспомнил о незаконченных размышлениях. Усиленно он держал эту мысль, чтобы развить её перед сном, но его мозг сделал небольшое усилие над собой и пришёл к выводу: “Увлечения, развлечения! Я сегодня намаялся, и не хочется никаких развлечений. Будет желание и время – почему нет?! Да и вообще, не развлечения у людей, а отвлечения... от гадкого существования. Постоянный уход в игры и шутки... А, может, наоборот: гадкие увлечения и делают нашу жизнь такой?.. Завтра присмотрю книжку и увлекусь чтением!”

Конечно же, ему снились музыка и танцы, танцы и листья...

На следующее утро герой завтракал дома, причём основательно. Он предполагал, что ребята, танцующие брейк, практически весь день в парке, и поэтому никуда не торопился.

Прослушав избирательно творчество нескольких групп, он сделал вывод: все они привлекают чем-то своим. Есть совпадения в ритме, стиле, но каждый выливает из своих пробирок на других новое и оригинальное, потрёпанное и заезженное, но всё же... своё!

Новое. Как много этого нового! И повсюду, и всегда! И никто не останавливается на достигнутом, а продолжает искать, придумывает и, наконец, воплощает в своих делах, порой никому не нужных... Несознательно, конечно. Просто всё совсем не так, как вращается в голове!!!

Много, очень много тех, кто творит, строит, одушевляет, но далеко не все они по заслугам и делам своим получают вознаграждение. Да, не все труды человечества оценены по достоинству... Хотя кто знает, может быть, такая ситуация вполне нормальная и правильная. Если, конечно, думать, что существует общая судьба человечества, общий предопределенный путь. Если предположить, что не все мысли должны стать делами... Ведь на реализацию всех-всех мыслей просто не хватит времени… А может, просто «по сценарию» главных ролей не так уж много... и не каждому должна улыбаться Фортуна. Ей за всеми не успеть!

Просто каждому своё! Только где оно, "своё"?! Или так: когда оно станет “своим”? А, может, просто всему своё время?.. Всё будет пра...

  Ему захотелось пить. Он открыл холодильник. Надо заметить, что настроение у него было превосходное: в голове вертелась какая-то забавная музычка, и она заставляла своим ритмом мотать головой. Он даже иногда глаза закрывал, чтобы лишние восприятия не мешали наслаждаться ей.

Сделав пару глотков ледяной воды, он напялил на бутылку крышку и подбросил вверх так, что она провернулась в воздухе пару раз и точно попала на ладонь. Настроение дало о себе знать!

Положив тару на место, он, произнеся протяжно “бум!”, захлопнул ногой дверь холодильника. Постояв в размышлениях, он утвердительно сказал “точно!” и пошёл выбирать себе объект для чтения. Но на полпути его уши обнаружили телефонный звонок.

Танцуя, он подошёл к телефону, сел на стул, положил ногу на ногу, после чего снял трубку:

- Алло!
- Здравствуйте. С кем я говорю?

Вдруг к горлу подошёл комок чего-то непонятного: то ли удивления, то ли отчаяния. Пережив долгую паузу, герой подавленно, почти через слёзы, которые вот-вот покажутся и будут украшать прозрачным блеском глаза, изрёк:

- А вы кому звоните?
- Своему другу...
- Здесь такие не живут...
        - Другу Руслану, - успели уточнить на том конце провода.
        - Это не он, - задумчиво пробормотал герой.
        - Может, подскажете, где его найти? Э-э… Как к вам можно обращаться?

        Герой неслышно для себя положил трубку. В голове не находилось ни одной нужной мысли. Он не знал, что делать. Появилась лёгкая истерика. В голове образовался каскад фантастических и нелепых мыслей.

Он начал вспоминать свою жизнь, своё прошлое, и пришёл в ужас: отчётливо помнились только сегодняшние события, ну а вчерашние были уже расплывчатыми: про книгу, парк...

Вспоминалось, что вчера он был в парке, наблюдал за ребятами, потом размышлял перед сном, но не вспомнилось о чём... Интересно было и то, что не пропала за ночь мысль взяться за чтение. Вчера он планировал посетить танцующих в парке незнакомцев, и эта мысль тоже перенеслась сквозь мистическую ночь. Странно! В голове прокручивались циклы “день-ночь-день”, какие-то догадки неслись в мозг, но встречались со стеной логического несоответствия.

Он аргументировал почти каждую мысль, что приходила на ум в эти пятнадцать сумасшедших минут. Его тяготила эта война мыслей, но надо было дойти до победного конца, чтобы решить, как жить дальше: ведь он не вспомнил, как его зовут, не знал, его ли это дом... Оглядевшись, в квартире ничего чужого не нашёл, лишь мелкие детали...

Но так бывает со всеми, кто всматривается даже в привычные вещи, если никогда не обращал внимания на них: рисунок на обоях, трещины в двери, пятно на старом ковре...

Всё было как всегда: довольно привычная обстановка, как будто он прожил здесь всю жизнь. А может, так и есть? Вещи вокруг не вызывали подозрения, даже вспомнил про некоторые, откуда они взялись.

Он дошёл до одной логически умной мысли: “Как будто то, что не нужно мне в будущем, проходя через ночь, незаметно исчезает в памяти, не задерживается. Кажется, я забываю ненужные разговоры, ненужных мне людей... Но ведь старые знакомые не ушли в небытие... С чем связано это отсеивание? Я вспоминаю себя с какой-то одной стороны! Но с какой?”

Он глубоко взглянул в себя, широко оглядел себя со стороны, спроецировав полученное понятие о себе на все стороны жизни, и понял: «У меня нет особого рода занятий, нет динамики в моей жизни! Я постоянно думаю! Мне приходится переживать за других и оценивать их положение. Каждую секунду в моей голове крутятся мысли, то в одном, то в другом направлении, я даже засыпаю с мыслями, причём очень долго засыпаю, переживаю обо всём, что происходило за день... Память же удаляет предыдущие воспоминания!

Ну, хорошо! А разве другие этого не делают? Не каждый ли должен задумываться? Не каждый ли обязан хотя бы на минутку подумать о том, что сейчас происходит с ним, о близких ему людях.

Ты окружён подобными... И нужно думать, чтобы, во-первых, не обидеть человека, а во-вторых, предложить ему свою, пусть даже ограниченную, помощь. Поступки не должны быть помехой другим. И чтобы верно поступить, нужно мыслить. Каждый, это должен делать. Каждый!.. И разве можно сейчас не думать о том, что со мной случилось?

Наш герой пылал. Отчаяние взяло верх над ним. Однако вскоре он начал обдуваться ветром спокойствия: понял, что нервы должны отдохнуть от мыслительных баталий. Закрыв глаза, чтобы не видеть обидевший его мир, он положил руку на лоб и начал медленно дышать через нос, чтобы, слушая протяжное сопение, как можно быстрее успокоить себя и, может, уснуть.

Прошло время, прошли слёзы обиды. Наш герой был опустошён мыслями, ситуацией, жизнью. Он теперь просто лежал на диване и, настукивая рукой, бормотал только одно слово: «Бум, бум...», чтобы не было новых мыслей, которые опять могут вызвать цепную реакцию, «заразить» мозг тяжёлыми в тот момент размышлениями.

Но они лезли напролом, не замечая искусственной преграды постукивания. Они бродили в голове, они мешались друг с другом, они мешали друг другу; они были вольны. И это не удивительно – ведь они были дома!

«Странно! Я не замечал того, что многое забывается. Жил в одном направлении – мгновенно думая! Но ведь кроме мыслительных процессов я ведь ещё что-то делаю, - он улыбнулся, - я музыку люблю, тяжёлую и не очень, мелодичную и порой однообразную, люблю всякие вкусности, - его настроение заметно поднималось. - Мне нравиться готовить и прибираться в комнате. Интересно, я при этих делах тоже думаю? Ну да, обдумываю правильность своих решений: что бросить в кипящую воду раньше, морковь или картошку, нарезать мелко или крупнячком, - он засмеялся, его жутко рассмешило слово «крупнячком». - А когда оно варится, я всегда представляю, какое блюдо в итоге получится, даже вкус кажется реальным... Здорово! А что? Я не так и обделён! Ну и пусть, что половину не помню, зато ведь забыл-то самое ненужное!.. Ха, «ненужное»! Что имя тебе тоже не нужно?.. А, может, и не нужно! Сам себя я не зову, а другие тоже звали не по имени: «дружбан», «братишка», «парень»... А, может, и звали, я не помню... Обидно! - ему опять стало жалко себя. Шутка ли – имени нету? И слёзы горестно побежали по щекам. - ... Бум, бум... - опять пришла мысль, которая его обрадовала: - Зато я себя назвать могу как угодно, как моя душа позволит! Вот так-то! Ха-ха! Надо будет записать, что ли, чтоб не забыть... не забыть...

Его рука начала отстукивать медленнее, и поймала какой-то подходящий ритм. К нему быстро подобралась мелодия, и в голове зазвучала песня: «Най-на-най-на-най-на-най-на-най-на-на... И никто не хотел быть виноватым без вина, и никто не хотел руками жар загребать, а без музыки и на миру смерть не красна, а без музыки не хочется пропадать...»

«А ведь когда я пою, я тоже думаю. Нет, не просто размышляю, а почти целиком проникаю в песню, в музыку и стихи, я все оттенки песни накладываю на себя, я переживаю вместе с автором, я постоянно ищу смысл всех слов и звучания. Я всегда трогательно отношусь к творению, которое берёт тебя за горло, а ты жадно вдыхаешь только её суть, вложенные переживания, междустрочие автора, а выдыхаешь свою радость и полноценный кайф! А всё-таки здорово, что я такой! Я умею мыслить! Мне нравится, мне нравится...»

Очень необычно началось утро нашего героя, прямо-таки фантастически. Это удивление, несомненно, утомило его своими амплитудными скачками настроений и эмоций, поэтому он всё-таки задремал.


«Зажглась звезда!»


Он лежал как убитый: в одежде, с поцарапанной щекой, чуть раскрыв рот, в непонятном положении, как от выстрела. Левая рука от чего-то тяжела – так кажется разбитому лбу, а правая невесомо расположилась на грудной клетке.

Его звали странно, но так, как он этого заслуживал.
Его имя прилагательное – "Юркий", его местоимение – "Юкс". Но...
Но это не тот, о ком можно подумать.

Это уже другой герой. Второй персонаж легенды! И в дальнейшем придётся вести речь сразу о двух героях...

        Этот, новый для повествования человек, всегда спит не в своей квартире и ведёт довольно активный образ жизни. Так уж случилось, что он, как и первый герой, помнит далеко не всё из своей жизни – только нужное.

...Быстрый ритм жизни ведёт к надежде на счастливое завтра, но не к воспоминаниям...

Сразу оговоримся! Мы начинаем историю второго персонажа с конца! И только поэтому вводим в дальнейший рассказ его имя, которое он получит для себя, гораздо позже... А начинаем с финала лишь для того, чтобы обозначить это новое утро как начало новой истории, после некоторого неприятного переломного момента. И для того, чтобы просто описывать и описывать, что же именно привело нашего героя к таким обстоятельствам.


Итак, начнём с самого начала и по порядку.

Это был обычный ночной клуб, где люди, кажется, убивают своё время, попусту тратят свои силы и жестоко предают свои сны. Обычные люди, которые необычно ведут себя, и их поведение сравнимо с повадками из дикого мира и пропитано страстями и желаниями. Здесь каждый чего-то ждёт, что-то ищет, или, наоборот, скрывается от проблем, реальности и себя... Может, кто-то и пытается найти здесь себя... Но здесь так мало света...

Ведь кто-то из мудрых сказал: “Светлые дела во тьме не делаются!”
Впрочем, это просто танцы...

Однообразие звука, своеобразное разнообразие цветов одежды, ограниченность возраста и возможностей, стремление к расслаблению и состоянию наплевательского отношения к другим. Весь каскад настроений и эмоций: кто-то легко смеётся, кто-то тихо плачет, кто-то в истерике, кто-то жаждет крови, кому-то уже всё равно. И, конечно, в такой дикой, легкомысленной карусели вряд ли кто заметит нового человека, появившегося не случайно в планетарном масштабе, но совершенно случайно в масштабе маленькой жизни...

Этот человек бесшумно прошёл мимо танцующей толпы и сел за свободный столик... Осмотрелся. Его завлекла сюда музыка, и он сам тянулся к ней... Не прошло и получаса, как он поймал свободу, летавшую в воздухе, свободу движения и, ощутив, что его тянет танцевать, поднялся и осторожно, плавно, как будто чего-то опасаясь, подошёл к танцующим и начал ловить музыку, которая доносилась со всех сторон.

        Потоки музыкальных шумов, ударов и человеческих радостных воплей били в голову. Уши порой тяжело поглощали громкость, но покачивание головой в ритм всё же помогло окунуться в это нескончаемое течение звуков. Заметив, что стало легче, когда движения конечностей стали продолжением музыки, наш герой отдал своё тело во власть этому дикому обряду посвящения в усталость.

Он смотрел на окружающих, на их беззаботность. Наслаждение свободой тронуло его сердце, и он не захотел его отпускать. В эту ночь он наблюдал за людьми и был в восторге от новых ощущений, у него появилось желание быть среди них. Была лишь искренняя жажда проявить себя в редкие мгновения этой беззаботности. И не было даже мысли разбить цепи всеобщего веселья, пальцы которого монотонно стучали по закрытым дверям его неначатых дел...

Вскоре он от утомления сел за столик, заказав апельсиновый сок, свежий, холодный, и, попивая, начал взглядом искать новых интересов. Но в течение часа ничего нового не произошло. Никаких знакомств не случилось. Всё было, как и в начале: та же музыка, те же танцующие люди, распивающие спиртные напитки, то же мерцание света.

        Но вдруг музыка сменила свой непрекращающийся поток на ломаные ритмы, которые сразу заинтересовали. Оставив сок, он подошёл к танцевальной площадке, вокруг которой все визжали, хлопали и уже давно концентрировали свой взгляд на особенно танцующие объекты.

Это называлось брейком или брейк-дансом. Команда в черных блестящих одеждах так здорово танцевала, выполняя, казалось, бесовские трюки и сумасшедшие телодвижения, что сочетание всего этого с музыкой, такой же таинственной, показалось нашему герою просто божественным и невозможным. Вот проявление своей свободы! Вот оно – мастерство! Вот она, безграничность твоих действий! Танцуй и живи! Живи и радуйся, танцующий!

У нашего героя (которого, напомним, заглядывая в будущее, будем назвать Юкс) захватило дух, он был в восторге, как ребёнок... Как хорошая мать, узнавшая, что у неё будет ребёнок! Он откровенно улыбался, он следил за танцем. Его дыхание было замедленным.

Вскоре представление окончилось, убрали лишний свет, добавили лишнюю музыку. Но это уже не замечалось. Этого уже не было, было одно желание – снова посмотреть минувшее шоу. Пробираясь через толпу, взглядом провожая только что танцующих, уходящих гордо, под аплодисменты, в свою раздевалку, где можно отдохнуть и обсудить выступление, Юкс всё думал: “Здорово! Мне это очень понравилось! Я тоже хочу, как они! С ними нужно поговорить!”. Он проследил, как они зашли в какую-то комнату, немного подождал, настроился на разговор, немного нервничая, и вошёл туда.

- Привет...

Парни искоса посмотрели на него.
 
- Привет... - сказали справа.
- Здорово! - сказали слева.

Юкс совсем не улыбался, и не знал, как начать с ними разговор, а ребята спокойно продолжали снимать пропитанную потом одежду.

- Классно получается! Мне очень понравилось!..
- Спасибо. Мы тут часто выступаем. Ты что, нас раньше не видел?
- Нет, я тут недавно.
- Ты что не местный, откуда?
- Не зна... - хотел сказать Юкс, но, выдержав паузу, сказал следующее: «Неважно. А вы, вы откуда... откуда это знаете? Мне интересно... Я хочу, как вы!»
- Интересный ты! Что, раньше такого не видел?
- Ну, нет... Я здесь только музыку слушал и на других смотрел, а они просто так... не как вы...

Ребята засмеялись, но заметили, что чудак немного стесняется, да и странноватый немного. Затихли. Переглянулись. Разговор на серьёзный лад перевёл взрослый парень по имени Бромик:

- Слушай, ты присядь пока, а мы приведём себя в порядок и расскажем, что да как.
- Хорошо.

Юкс немного повеселел. Бромик начал рассказывать.

- Вообще-то у нас школа есть. Студия. Где мы учим всяких... ну, девчонок там, пацанов... Хочешь, туда приходи!

Начались добавления.

- Да, там прикольно. Придёшь – понравится...
        - Ага «понравится»… Бардак полный!
  - Да чё «полный-то»? Так, кусками...
- Да всё нормально. Ну, иногда бывает...
- Ты их слушай больше! Им бы болтать!..
- Эй, ты, сам рот закрой! - повысил голос один из них и кинул в другого ботинок.
- На в обратку! Ха! Попал! Не хрен раскидывать.
- Пошёл ты.
- Сам пошёл!
- Эй, народ, балаган прекращайте! Хоть бы гостя постеснялись... - сказал Бромик своё строгое слово.
- А хрен ли он первый начинает?
- А ты чё фигню всякую говоришь?
- А чё, нельзя?
- Можно, только осторожно! Знаешь про такое?
- Я знаю, что ты, блин, достал меня уже! Надоел!.. Пить хочу. Дай мне бутылку с водой!
- На, подавись! - кидает первый бутылку.
- Спасибо, что такой щедрый! - пьёт второй, возвращает. - Лови назад!..

Первый поймал, начал пить сам, пака не услышал:

- А я туда плюнул! Ха-ха!
- Эй, ты чё, оборзел? Дурак, я из-за тебя чуть не захлебнулся...
- Да я же пошутил!
- Шутки идиотские! - сказал обидевшийся и сам засмеялся. - Думаешь, я поверил? Ха-ха-ха! Верблюд!
- Да пошел ты!.. Хватит ржать!..
- Чё, обиделся? Ну, извини, сам виноват.
- Я ведь не обзывал тебя.. Сам ты...
- Эй, ну хватит! - снова сдерживал дерзкую молодость строгий взрослый. - Давайте лучше пацану расскажем, чем мы занимаемся! Может, с него что и получится! Тебя как звать-то?
- Не знаю я... Забыл... - честно сознался гость.

Секунда-пауза и всё внимание – только нашему герою.

- Ого! Прикольно! Чё, правда?
- Правда. Но мне имя, в общем-то, и не нужно... Не нужно было, а сейчас, наверное, понадобиться... - Юкс осторожно улыбнулся, - Да это и не важно. Вы про себя расскажите!
  - Легко. Эй, Ванька, давай!
- А чё я-то сразу? Сам говори! Ты ведь самый-самый.
- Я? Ну, есть немного... - и, обращаясь к Юксу, коротко стриженный невысокий парень с крестом в ухе начал: - Да я просто дольше всех этим занимаюсь. И вот Бромик, кстати, тоже. - он кивнул головой на своего одногодка. - Ну, в общем так! Есть у нас студия, около парка, недалеко. Где церковь, знаешь?
- Пока не знаю.
- Ну ладно... Короче, у нас там много народу. Правда, состав, бывает, меняется… В смысле, некоторые там долго не задерживаются.
- Почему?
- Да как сказать... Ванька, ну-ка поведай парню!
  - Дело-то не лёгкое, наверное, сам видел! Да и не всем дано. Вообще-то это не важно, просто там интересно: интересная музыка, интересные люди. Особенно интересно как себя новички ведут! Некоторые не сразу раскрываются, стесняются, а потом такое творят... Ты, короче, подходи лучше туда, сейчас адрес напишу... В любой будний день... после обеда. Ну, пока! – попрощался Ванька.
- Понятно! Приду обязательно! Пока!
- Эй, подожди чуток! - остановил его парень с продырявленным ухом. - Ты на счёт имени пошутил что ли?
- Нет...
- Ладно, что-нибудь придумаем.
- Да... – согласился безымянный. - А тебя как звать?
- Серёга... А ты шустрый парень, молодец, что к нам подошёл, не растерялся... Так держать!

Юкс улыбнулся Сергею и всем остальным и вышел.

Он вышел от них в хорошем настроении, взял спиртного, сел снова за столик, взглянул на адрес и на окружающих, и задумался.

Резко хорошее настроение сменилось отчаянием. Он вспомнил о разговоре, что был пять минут назад, где промелькнуло сквозь приятное общение напоминание об имени, о его неизвестном самому себе имени.

Юкс постарался вспомнить, но ему мешал громкий звук и слишком непринуждённые лица. И вскоре, опьянев и отчаявшись, он вышел из клуба и, пройдя в задумчивости несколько минут, приютился на какой-то скамейке.

И появлялись мысли о себе, о прошлом, даже немножко о будущем (когда вспоминал о недавней встрече в клубе). И возможное будущее его радовало. Но он всё же переключился с приятного на свою проблему. Его угнетало, что у него не было имени. “Неловко даже, что не получилось представиться ребятам”... Однако с этой неловкостью наш новый герой вскоре смирился, и его больше интересовало не имя, а то, кем он был. Догадки, вопросы, фантазии о своей прошлой жизни, возможные невероятные приключения, невероятные предположения о том, кто он есть, довели его до слёз.

        Конечно, ещё перу часов назад его не беспокоила эта тема. Теперь же, когда есть те, кто будут постоянно иметь с ним дело, будут просто находиться рядом, нужно, чтобы они знали с кем, собственно, имеют дело, хотя бы знали его имя. Юкс был очень сердит на себя, ведь он видел всю вину самонезнания именно в себе... А кто ещё мог забыть об этом, если это не он?

...Кто ещё, кроме себя самого может знать себя? Конечно, рано или поздно узнаешь себя полностью или некоторую свою поверхностную часть. Но ведь главное – не забыть, не растерять!

«Знай, кто ты!» – девиз нужных себе людей.

Знай, чего ты стоишь! Ведь вдруг, ты ничегошеньки и не стоишь, потому что ты – никто! А может, наоборот, ты ничего не стоишь, потому что ты – дар!.. Тогда знай, что ты можешь дать!

И, если ты не знаешь себя, своих сил, значит, у тебя нет возможности полноценно быть и использовать своё время жизни. Ты рискуешь пользоваться тем, о чём не знаешь... А если нет знаний о себя, то, по сути, ты пустой! Поэтому тебя легко напичкать всяким гадким, легко подчинить тебя... Потому-то и необходимо знать о себе главное, чтобы этими знаниями держать себя, прежде всего, в себе, в пузыре, слепленном из личных достоинств, и не допускать к себе чужую ложь. А если в тебе не будет лжи, ты сможешь честно раскрываться перед людьми, талантливо, по-доброму играя...

Теперь он сидел на скамейке, немножко грустный, но всё же под приятным впечатлением от клубных событий.

Его клонило в сон. Было почти утро. Усталость помогла охладить гудевшую в нём душевную ярость. Он уже легче воспринимал своё несчастье. «Пусть я о себе мало знаю... Зато у меня появился интерес! Хорошо, когда вовремя появляется интерес!.. А имя можно и заслужить... Блин, холодно... Сейчас бы поспать... Что опять идти ночевать туда, где вчера ночевал? Нет, не хочу! Тут буду... Скоро день...»

Он задремал. Ему что-то снилось. Какая-то муть, тяжелая, непродолжительная, потому что его вскоре разбудили. Он вяло поднял голову. Перед ним стояли двое парней: «Эй, ты в порядке? Чего тут сидишь?.. Куришь?..». Юкс сквозь сон им что-то ответил.

Один из парней обратился к другому: «Он ведь так замёрзнет! Давай уведём его отсюда. Завтра расспросим...». Второй кивнул и поднял Юкса за руку. Они повели его куда-то, но Юкс не сопротивлялся. Он был пьян, усталый, только что разбужен, к тому же этих двух он точно видел час назад в клубе.

         На небе зажглась звезда!


«Мак, наркотик, радости»
или
«Мак – наркотик радости»


Неожиданно с неба на землю спустилось утро. Громкими шагами оно разбудило нашего первого героя. Не понимая, что произошло, он соскочил с кровати и, протирая глаза, подошёл к окну. Там играло Солнце, там танцевали птицы.

В дверь снова постучали. Стоящий у окна вздрогнул, оглянулся в направлении звука. Открыв дверь, он увидел перед собой человека. Этот человек показался ему очень знакомым.

Ну, конечно же! К нему он пару дней назад заходил в гости. Только сейчас вспомнилось и то, что наш герой обещал помочь приятелю что-то купить. Ах, да! Новую куртку! Ведь уже наступила осень! Вещевой рынок находился далеко, поэтому, чтобы не было скучно, приятель берёт его с собой. Просто так, за компанию.

Ну, что же – вперёд! Безымянный Герой быстро привёл себя в порядок, и они уже через пятнадцать минут шли к трамвайным путям.

Было тепло, солнечно, и не очень хотелось портить такой день. Но в голове всё же проскакивала тревожная мысль: “Интересно, почему он ещё ни разу не назвал меня по имени? Может и он не знает?..”

Всю дорогу они болтали практически обо всём, что могло их интересовать. Глядя в окно и на суетное и галдящее содержимое в длинном тоннеле трамвая, они обсуждали ими увиденное, над кем-то смеясь, кому-то сочувствуя, иногда просто молча наблюдали за уже желтеющими деревьями и за чистым небом, необычно чистым в тот значимый день. И это молчание, конечно же, сопровождалось мечтаниями или просто мыслями о себе.

Приехали на рынок, побродили минут десять, останавливаясь перед каждой нужной им торговой лавочкой, а когда шум и гам изрядно поднадоели, просто остановились у ближайшей – пока не выберем то, за чем пришли - не сдвинемся с места! Практически со второго взгляда они определили нужный объект покупки. Сделав сие приобретение, они поспешили обратно, прочь от всей этой возни с тряпьём. От суеты прочь!

        - А я фестиваль барабанщиков достал… этого года. Уже все коленки себе отбил! Потом поедем ко мне, заценим? - во время возвращения предложил Стас.
        - Можно… - ответил его попутчик.

Подойдя к своей квартире, Стас (так звали приятеля) достал ключи, сунул их в дверной проём, повернулся к нашему герою и радостно сказал: “Эх, дружище, поправим свои желудки. Ты же не успел позавтракать... Моя мама пирожки с яблоками и маком напекла. Любишь с маком?”. Затем повернул ключ.

- Да, очень люблю!

Они вошли.

- Слушай, Стас, а почему ты меня по имени никогда не называешь? Всяко, но не по имени... Что молчишь?

        Тот опешил и стал удивлённо смотреть на него.

- Слушай, ты ведь сам говорил, чтобы тебя не называли по имени. Правда, ты его и не сказал тогда...
- Почему? Когда? Не помню...
- Как «когда»? Когда мы познакомились. Да ты проходи. Садись. Хочешь, расскажу?.. Ну, так слушай... Не помню, как ты попал к нам в компанию... по-моему, после концерта какого-то... Мы веселились, что-то выпивали... Помнишь? В парке на лавочках, напротив магазинов... Нет? Ну, не важно! Так вот, ты там чего-то про музыку говорил, что нравится она тебе, что с нами хотел бы общаться... Ну, мы тогда и давай знакомиться, как, мол, тебя зовут... А ты молчишь, долго молчал, даже занервничал как будто, но потом нам спокойно говоришь: «Да не нравиться мне моё имя... Не хочу его говорить, сами называйте, как хотите!». Ну, вот мы тебя и зовём так, как нам хочется. Ты ведь не обижаешься?.. Чего такой удивлённый? Давай я тебе чаю, «дружище», налью. Топай на кухню! А я пойду барабанщиков включу. Будет хороший фон для ровной беседы.

Наш безымянный был спокоен и даже не был так удивлён, как был удивлён от происходящего Стас. «Наконец-то, что-то прояснилось».

На кухне они сели напротив друг друга. Стас налил чаю, показал на пирожки и добавил: «Бери с маком! Ты, по-моему, какой-то неконкретный, нервный что ли, лица на тебе нет. А мак-то, он успокаивает. Давай, угощайся!». Наступила тишина. Они жевали пирожки: Стас с яблоками, а наш герой – с маком. Они растерянно глядели друг на друга и продолжали жевать, запивая зелёным чаем с ромашкой.

Наш герой вдруг улыбнулся: «Слушай, а давай мне имя придумаем! Надоело, что меня просто так зовут».

Стас перестал жевать, вопросительно посмотрел на него, затем тоже улыбнулся и произнёс: «Давай! Что тебе нравится? Выбирай по вкусу, чтобы ты прямо наслаждался, когда тебя звать будут. Ну, от чего ты балдеешь? Что любишь?»

Наш герой задумался, продолжая жевать; оглядывался, продолжая думать, но что-то ничего не приходило в голову. Он долил себе чая, взял очередной пирожок, откусил. Пришло ощущение, и тогда он произнёс: «Я мак люблю! Классная штука! Вкуснятина!»

Стас, образно говоря, подпрыгнул: «А что? Здорово! Мне нравится! Мак – и коротко и вкусно! Ха-ха!»

Они рассмеялись. Радости «именинника» не было предела: новое имя пришлось ему по душе. Как это здорово, что у тебя есть имя! Настоящее, красивое, вкусное имя!

- Эй, Мак! - сказал с восклицанием Стас. - Теперь давай погуляем! Погода нам так и шепчет: «Пацаны, за обновку выпить надо! Я угощаю... Давай, за мою куртку и за твоё... да и вообще новое имя!.. О, я сейчас вот что придумал: «Мак – не просто так!». Пойдём, дружище, на свежий воздух – душа так и просится прочь! Ну? Мак! Наркотик! Кайф! Прогулка! Расслабимся?»

- Легко! Пойдём. Классный сегодня день!

На полных парусах, гордо, не взирая ни на кого, друзья шли по виляющим улицам, беззаботно общаясь...

День пролетел как птица: быстро, неповторимо. Он оставил яркий отпечаток в памяти Мака. Теперь он, наверняка, будет помнить всё, что произошло сегодня с ним, потому что теперь это важно. Теперь важно, что он есть не просто так, а теперь он что-то олицетворяет. Мак – очень красивый цветок, который очень ярок и заманчив! А то, что его могут использовать как наркотик, как яд, в тот момент ему было всё равно. Он знал, что мак – хорошее успокаивающее средство, оно дарило покой, оно было просто вкусным!

И нет ничего плохого, что твоё имя – красивый цветок!
И пусть имя будет давать только хорошее!

И даже если есть тот, кто выделяет из цветущего создания опасные свойства и ядовитые возможности, даже если плохие руки красивое превращают в опасное... И красный цветок, умирая, превращается сложным образом в белую смерть...

Всё равно, хорошие глаза будут просто любоваться на насыщенную свежесть лепестков, а хорошие руки просто нарисуют светлый образ на лист бумаги, чтобы просто помнить о прекрасном!

Но как жаль, что нельзя перенести на листок бумаги то настроение, ту свободу, ту сладость жизни, тот счастливый день, который подарил человеку имя!


«Ломаное движение»


Ближе к обеду следующего дня Юкс проснулся. Открыв глаза, он осмотрел помещение. Оно было просторно, но это пространство было завалено всяким хламом: сумки, рюкзак, одежда, книги, кассеты; на стенах висели плакаты и рисунки. Юкс встал с кровати и пошёл на кухню – там кто-то разговаривал. Он осторожно вошёл туда и увидел двух парней, сидевших за столом, они что-то жевали и о чём-то разговаривали. Заметив Юкса, они приветливо улыбнулись и пригласили за стол.
Оказалось, это были вчерашние знакомые. Их звали Игорь и Женя, братья-близнецы. Они шли домой из клуба и увидели человека, спящего на скамейке. Было холодно, и они притащили его к себе. К тому же это был тот парень, что заходил к ним в раздевалку после выступления: длинные волосы, по-простому одет, скромен.
 
За столом они рассказали Юксу про себя, про клубные выступления, про то, чем они занимаются на тренировках в танцевальной студии, не забыли упомянуть про то, что следующая тренировка будет буквально через час.

Братья предложили гостю наспех позавтракать, и уже через минуту он был поглощен процессом уплетания горячих чебуреков. Чуток перекусив, трое молодых людей отправились в танцевальную студию.

Наш герой приближался к своей мечте – быть нужным, быть значимым. Скоро он придёт туда, где может узнать, чего он стоит. И не будет останавливаться, ведь для улучшения себя нет предела!

        Движение как будущее!

От предвкушения захватывало дух. И чем ближе подходили они к месту, тем сильнее нарастало волнение.

Путь был совсем недолгим, но за это время он пережил многое. Мысли волнения, ожидания, неизвестность будущего, надежда на себя и возможная поддержка других, общение, радость и опять мысли ожидания...

Ожидание...
Мысли заняты объектом ожидания, они убивают время и пространство вокруг тебя, потому что ты вне этой реальности, но внутри какой-то другой. И ты не замечаешь ни первого, ни второго, ни даже самого себя... А как же! Ты ведь думаешь о будущем! И сознание твоё сейчас только там. Тебя нет в настоящем часе! В эти минуты - время истинного, не связанного с унынием, одиночества – когда отсекается всё лишнее и остаётся только стержень жизни...

Жизнь...
Невидимый, неощутимый для тебя распад любой твоей клетки внутри кажется незначительным. Поэтому мы, сложные существа, можем меняться тысячу раз! Полнеть, худеть… Малые изменения не приводят к катастрофическим последствиям!

И к счастью, учитывается главное: эти малые изменения будут всегда! И ты способен изменяться по своей воле! Плакать, но потом найти силы засмеяться...

Структурные изменения на микроуровне, как ветер, шатают стержень из стороны в сторону. Но дерево имеет глубокие корни и не должно прогнуться!

А что заставляет человека меняться внешне? Конечно же, определённые причины. И со временем узнаёшь, что от определённых причин – определённые следствия! Например, от огня будет огонь! От пролитой крови – ещё кровь! Зная это, можно не допустить необратимых перемен.

Но однажды – в час ожидания, в секунду, в миг – между изменениями (то есть пока ничего не произошло, пока ты не поменялся хоть чуточку) можно почувствовать своё состояние… И понять: таков ты есть Сейчас!

Сейчас...
В этот момент одиночества для себя существуешь только ты.

А когда поверишь в своё существование, тогда начнёшь верить и в существование других. А иначе, если не будет серьёзной веры внутри, будет ли что-либо всерьёз вокруг?..

Лишь осознание того, что ты есть, определяет степень созерцания мира (восхищения миром, отношения к миру), раскрывает возможности чувствовать её.

Сознание и мысли глубоко внутри тебя, внутри нематериального тебя. А вот внутри твоей материи, где-то на поверхности понимания, на коже, на кончиках волос и ресниц, рождаются чувства.

Но не всегда и не все чувства сильны... Например, шестому чувству и расстояния не помеха, но другие чувства кроткие, временные, неживучие... И когда не хватает чувств, приходят на помощь воображение, мышление и знания.

Попробуй посмотреть на соседний многоэтажный дом из своего окна. Что ты увидишь? Здание, большое, серое...

Ты видишь, что у дома есть окна, а за каждым окном – в комнатах - разное. Наверное, жизнь, а, может, и просто межпредметный воздух, но там обязательно что-то есть. Ты должен увидеть весь дом целиком: изнутри и снаружи, увидеть, что вокруг него. Иначе, что он есть без неба и земли? Он находится на земле (или, для ещё большего понимания – на Земле), его двери и ступеньки сливаются с ней; на пути твоего взгляда, у его нижних этажей маячат деревья. Что есть образ дома без них?.. Они кажутся рисунком по плоскости дома, качаясь и мешая взглянуть в окна на первом-втором этаже. Как ты можешь созерцать дом целиком, минуя кроны деревьев, их стволы и листья? А небо? Оно нависло над громадным зданием, оно за ним. Когда в небе светит Солнце, ты будешь наблюдать дом ярким, освещённым, хотя и серым (почему-то ответственным не хватает светлых красок, чтобы покрыть светлым и ярким все здания!), но ночью этот же дом лишь силуэтом отпечатается в твоих глазах. Ведь вокруг – темнота!

Такое чувство как зрение - ночью слабое, но в темноте есть то, что ты ищешь глазами, о чём уже знаешь! И понимаешь, что где-то там, в темноте, есть дом, есть другая жизнь!

Темнота – не помеха знаниям о существовании ночных предметов, так же как и ложная действительность – не помеха трезвому Сознанию!

Сознание.
Появляется шанс понять течение времени. Уходит!

Но ты спокоен, ведь ты осознал: прошлого и будущего больше, чем настоящего! Тебе дают лишь каплю – достаточно, чтобы не засохло Дерево! Вокруг тебя – океан! А значит: Ты окутан временем...

Время...
Что такое время? Никто не знает... Известно одно: там, где есть чувства, время считывается ими. Они могут быть продолжительными, могут - не.

        Но знает ли вечно молодая душа о времени? Знает ли кто-нибудь точно, когда приходит время любви? И на сколько?.. Но опыт подсказывает одно, и с этим не поспоришь: чувства – конечны! Это и определяет время!.. Может, оно для того и есть?..

Кто знает, почему мы не чувствуем свой возраст? Ведь нам о возрасте говорят календари, даты, люди, паспорта. Может быть, мы половину своей жизни пребываем где-то, где не учитывается реальное время? Может быть, в тех сказочных местах оно и не нужно?

Но как бы там ни было, во всеобщей реальности мы ограничены промежутками времени, и они для нас – законы. Мы, законопослушные граждане, не можем нарушать конституцию времени! И никому из нас не сломать эту стену, за которой, вероятно, ничего нет!..

Нам и по эту сторону, где есть время, можно ходить вечно! Ведь наше Движение происходит по многочисленным мгновениям. Их так много, что можно наш Путь считать бесконечным!..

Но вот парадокс: эти мгновения так малы, что можно подумать, что их нет! Складывая нули, получишь ноль!

И если в это верить, получается, что вокруг – временная пустота! Замкнутый круг для тех, кто живет ежесекундно, одним днём!.. Кто считает что день мал, и всё равно ничего не успеть… Кто считает нули!

Но ведь жизнь тянется! Она непрерывна! И если мгновение прожито не зря, то оно уже не пустота!

За весь жизненный срок столько событий, важных и не очень! И ясно одно: мгновениями времени нельзя пренебрегать! Потому что время – непрерывная дорога к совершенству, к желаемым добрым делам и правильным ответам! Наше Движение по этой дороге, каждый шаг, ведёт нас в будущее. От одного времени к другому. Из прошлого через настоящее в будущее!..

Ну, вот и пришли.

Перед глазами стояло обычное невысокое здание оранжево-красного цвета, несколько старое. В окнах были заметны молодые люди. Некоторые, устав от занятий, стояли на крыльце и курили, не стесняясь своих учителей. На крыльце были разбросаны фантики от конфет и шелуха от семечек, которую ветер раздувал в разные стороны.

Дверь в музыкальную школу была открыта. Глядя на неё, Юкс шагнул на первую ступеньку, и почувствовал мимолётную дрожь, но продолжил свой путь, теперь уже поглядывая то на Игоря, то на Женю, идущих впереди. Так они прошли холл на первом этаже, и Юкс увидел перед собой темноту – они спускались в подвал.

Особенностью подземелья было то, что там было слишком громко. Слышались крики, смех и, конечно, музыка, в первые секунды изрядно бубнящяя. Сойдя с последней ступеньки лестницы, ведущей вниз, Юкс оказался на бетонном полу, грязном и сером. Теперь по правую сторону была чернота, а слева бил в глаза свет.

Оказавшись прямо перед входом, ослеплённый светом, наш герой остановился – ему показалось знакомым это место, этот свет из дверного проёма. Он глубоко дышал, вспоминал и… вспомнил!!!

Да! Странно, но такое бывает... Вдруг на поверхность памяти всплыло забытое знание. Практически никогда с нашим героем такого не было, но сейчас было ничто иное как «дежа вю». «Из прошлой жизни сюжет...» - кто-то подсказывал.

Память? Воображение?..

Незаметный друг! Самое тайное в нас! Оно чудно достаёт из своих запасов самое скрытое, даже то, которое мы, чуть заметив, сразу забываем.

И сейчас, как будто совсем недавно, как будто это было неделю назад, Юкс вспомнил, что он видел эти стены и этот свет перед глазами.

Теперь, не зная, что делать, испытывая непонятное волнение, он просто улыбался, в голове прокручивая сюжет воспоминания, но воспоминания... ещё непрожитого...

“Непрожитого”, потому что вспомнилось, что это был всё-таки сон. Не было сомнений, что этот сон был. И там он видел стены, дверь, белый свет… Эту дверь, этот свет!.. Но ведь в этом месте Юкс был впервые. Вещий сон? А, может, всё-таки это уже было?..

"Эй, чё встал? Проходи!" - прервал его воспоминания Женя, уже зайдя за порог первым. Откуда доносилось: “Привет! Здорова Жека!.. Игорь, ты мне кассету принёс?.. Потом... Пошли покурим!”

Юкс вошёл в маленькую комнату, в которой было много парней, в основном, сидящих по периметру на скамейках, заваленных одеждой. Слева у стены – стол, на котором стоял магнитофон и колонки, справа возле двери в глаза бросился ящик с ботинками, в основном, рваными. Вверху, над головами сидящих была огромная труба, по которой, похоже, тянулся воздух.

Ему предложили переодеться в спортивное. Нашли какие-то штаны, вручили старые, поношенные кеды. Почти десять минут он сидел на лавке и просто наблюдал за движениями в раздевалке. Там был настоящий хаос. Перед глазами кто-то ходил, кто-то надевал кроссовки, а на полу один даже разминал свои суставы, а, может, учил какие-то движения. Кто-то просто дурачился. Почти всё это время Юкса никто не замечал, он был один в этом хаосе. На мгновения стало даже тоскливо, но он старался просто вслушиваться в музыку, громыхающую на весь подвал.

Вдруг в раздевалку вошёл Бромик и сказал: “Так, аппаратуру наверх и сами все побыстрее... Занятия-то уже начались”. И сразу хаос стал направленным движением, движением куда-то наверх.

Юкс встал, подошёл к Жеке и спросил: “Мне тоже идти?”. Женя, кивнув головой, ответил: “Да, у нас сегодня на сцене занятия, здесь-то тесновато, последнее время там занимаемся. Сейчас тебя учить будем, - он улыбнулся, - пойдём!”

Они поднимались, а Женя продолжал что-то говорить, иногда что-то непонятное, но всё же очень интересное.

Несколько лет назад сгорел дом культуры, где раньше занимались танцами ребята. Теперь им выделили место в подвале музыкальной школы. Когда сцена пустует, они поднимаются туда. Теперь подвал - их дом.

Пока поднимались на сцену, Юкс поравнялся с Бромиком и понаблюдал за ним. Как говорилось раньше, тот был одним из старших, кто учил ребят брейку, но надо сказать, слишком уж взрослым не казался. Как и все, он смеялся с другими, шутил, чудил и был в компании своих «учеников» как свой! Спортивные широкие штаны, какие-то светло-фиолетовые, футболка, светлый цвет волос, какой-то перстень на пальце, сигареты... Он был одним из них. Подумаешь, возраст! Он уже несколько лет был среди младших, поэтому принял их возраст, как говорится, «на себя». Здорово быть шестнадцатилетним пяток лет!

Ребята оказались на сцене: старые кулисы, небольшой зрительный зал, из досок на полу кое-где торчат шляпки гвоздей, в щелях и трещинах полно заноз и пыли. В общем, все условия для тренировок! Настроили аппаратуру, поставили колонки на пол. На сцене царила беготня и откровенное баловство, но кто-то просто сидел в зрительном зале на первом ряду. Бромик втыкал одну за другой кассеты в магнитофон, перематывая плёнку "на начало" или же включая запись на «прослушку», чтоб убедиться, что кассета "та самая". Закончив технические процедуры, нашёл что-то подходящее, включил и удалился за кулисы, вглубь здания. Двое парней сразу, пока нет «надсмотрщиков», сделали пару раз сальто. Другие вполне спокойно отреагировали на это, продолжая галдеть. Юкс сразу оживился, подозвав к себе Женю, спросил: «У вас всегда так?». На что тот ответил, перекрикивая громкость музыки: «Да, пока Мама не пришла! Сейчас она придёт и всех успокоит... Что-то задерживается...»

Женя посмотрел на часы. Юкс спросил:

- Мама? Твоя мама здесь работает?
  - Да нет, не моя мама, а вообще! Мы так свою руководительницу называем. Есть за что! Да ты сам всё увидишь!.. А вот и она, пошли!

Она прошла по сцене почти ни на кого не глядя, подошла к роялю, поставила на него свою сумочку, что-то сказала Бромику, затем оглядела всех, заострила взгляд на Игоре и ещё парочке парней, только что вернувшихся с перекура, и, сказав всем, сказала: «Здравствуйте! Ну, как выходные провели?»

Народ уже выстроился в шеренгу, каждый с ней поздоровался, а кто-то как всегда шутил: “А я вчера на дне рождения был, поэтому физическую форму потерял. Заниматься сегодня не могу. Тортики мешают”. Шеренга хихикнула. Кто-то подхватил: “А у меня нога болит. Сегодня я только на одной ноге прыгать смогу!”. Толпа засмеялась, руководительница тоже, но как-то сдержанно, недолго. Она сложила руки в замок, дожидаясь пока все немного успокоятся, и когда это произошло, сказала обоим: “Вылечим!.. И тебя вылечим! Оба два шага вперёд и по тридцать отжиманий! Ну что, кто-то ещё хочет поболеть? Нет? Тогда побежали!”

Ну, вот и началось занятие. Пробежав несколько кругов, все начали разминать свои кости, суставы, мышцы. Бромик стоял перед ними лицом и показывал нужные для этого движения. После этого были ещё прыжки и растяжка. Затем руководительница выключила музыку и сказала: “Так, встаньте в шахматном порядке... Быстрее! Ну что, готовы? Упор лёжа принять! Бромик, считай!”

Начались сплошные недовольства, ахи-вздохи. А наш герой за этим только наблюдал, молча выполняя команды. Задание было сложным, тем более, впервые. Бромик говорил только три волшебных слова: «раз», «два», что означало прижаться грудью к полу и, соответственно, отжаться от пола, выпрямив руки, и ещё слово «полтора» – это означало: оторваться от пола, выпрямив руки наполовину. Вполне обычное задание (отжимание) было необычно выполнять так. При таком подходе руки и пресс устают гораздо быстрее.

Наконец-то, закончив отжимания, ребята чуток смогли отдохнуть и восстановить силы. Руководительница о чем-то общалась с Бромиком.

- Ну что, отдохнули? Сейчас будем движения повторять, которые вам Бромик на прошлом занятии показывал. Кстати, кто любит рэп, сообщаю: сегодня к концу этого часа должен подойти Серёга. Так что ещё и «на ноги» поработаем! Совсем перестали ноги качать! Всё бы вам вертеться!

- Так ведь скучно же без «нижнего», да и движения эти все старые. Вчера такую фишку крутую в одном клипе видел, по «Башне» показывали... Обалдеть!
- Да ничего вы не понимаете! - возразила на это руководительница. - Мы с рэпа начинали, а потом уж брейк был! Вы вот сальто делаете, а ноги – слабые. Хоть бы бегали что ли... Да и вообще вам разнообразия не хватает. Застряли на одном! Упрётесь же!.. Хватит болтать, блин!.. Бромик, иди пацанов погоняй!

Бромик молча включил заводную музыку и начал учить ребят то одному, то другому, или же просто заставлял отрабатывать старые вещи. Юкс был старателен. Он внимательно следил за движениями Бромика и повторял их. Сперва довольно неуклюже, но потом всё лучше и лучше. Как же это здорово – чувствовать своё тело, открывать новые возможные движения, пульсирующие и медленные, но попадающие в такт, в музыку! В музыку!

Из-за кулис выглянула немолодая женщина. Она, улыбаясь, прошла по сцене, пританцовывая и ни чуть не стесняясь своего возраста, и села на первый ряд. К ней подошла Мама, и они разболтались:

- Ну, как у тебя сегодня дела?
- Как и всегда. Ещё один новенький... - не договорила Мама.
- А мне ещё два сценария за сегодня нужно написать! Представляешь, всю неделю молчали, а теперь... Говоришь, у тебя пополнение? Это тот, у которого волос кудрявый?
- Катя, тебе лишь бы красавец был! Они у меня только на сцене появляются в клубе, так девчонки визжать начинают. На сцене нужно красиво танцевать!
- Да ты посмотри, какая у него улыбка!..
- Эх, тётя Катя, да все они у меня красавцы...
- Ну, ладно, я побежала. Только про улыбку не забудь!.. Смотри, чтобы на сцене был всегда с ней, а дарил только твоим девчонкам!.. Всё, бегу!

Сценарист, конферансье, спортсмен и просто молодец тётя Катя побежала по делам, а Мама продолжила занятия.

В один момент, наш герой заметил, что на него смотрят. Ему приветливо улыбнулись. Он – тоже. Мама не могла не заметить нового человека. Но у неё так часто и много приходит новых учеников, что вначале она не обратила на Юкса никакого внимания, однако, всмотревшись, оценила его способности... и улыбку. Она очень удивилась, что новенький так быстро всему учился. В нём так и горело желание – научиться!

Она спокойно встала с кресла, поднялась на сцену и подозвала его: “Эй, новенький, а ты юркий малый! Откуда такой подвижный? Как зовут?”. Юкс молчал, неловко улыбаясь. Заметив ситуацию, к Маме подошли Игорь и Женя, что-то сказав ей, они посмотрели на Юкса, кивнув ему, чтобы подошёл ближе, а Игорь даже подмигнул. Мама с интересом посмотрела на него, помолчала и, выдержав паузу, обратилась: “Подойди ко мне после тренировки. Поговорим... Так!..” - вдруг обратилась она к остальным: “Занятия продолжаются! У вас осталось тридцать минут. Вперёд!”

И снова мышцы чувствовали напряжение, и хотелось попробовать и пробовать себя ещё! И многое получалось уже сейчас! Внимание, старание и немного таланта!

Как сказала Мама, вскоре подошёл Серёга (тот парень с продырявленным ухом)! Вместе с Бромиком, они как самые опытные, командовали парадом, передавая личный опыт молодым. И это доставляло большое удовольствие им и ребятам, и Маме. Каждый по себе, но и вместе – как одна команда.

И вот у Юкса, наконец-то, появилось то, о чём он мечтал на клубных вечерах, то, чего ему не хватало – ожидаемая цель. Но опять его мучило личное внутреннее давление. Занятие уже подходило к завершению. А значит, теперь ему предстоял разговор с Мамой. О чём будет разговор, он, конечно, предполагал. И даже был уверен, что именно о его потерянном имени его спросит Мама. Но, что будет потом, он не знал, и даже не пытался об этом думать. Ему было тяжело заглянуть в будущее, хотя результат разговора с Мамой мог навсегда определить его дальнейшую жизнь.

Понемножку сцена опустела, кто-то выключил половину освещения в зале. Бромик включал и выключал кассеты - перематывал, мимолётно наполняя тишину звуком. Около правой кулисы, запыхавшийся от беготни и всяких прыжков, стоял наш безымянный герой. Мама расспросила у Сергея, когда он найдёт ещё время позаниматься с ребятами, потом попрощалась с ним и перевела взгляд на Юкса. Бромик собрал кассеты в пакет, взял под мышку магнитофон и сказал Маме: “Пока не закрывай, я еще за колонками приду: пацаны, блин, опять убежали, ничего не прихватив!”. Получив ответ: “Конечно. Не спеши. Мы сейчас с молодым человеком поговорим... позови Игоря или Женьку”. Бромик, кивнув головой, ушёл. Юкс сам подошёл к Маме, сел рядом на кресло перед сценой и глубоко вздохнул. Мама посмотрела на него и спросила: “Расскажешь?”

- А что рассказывать? Просто имени нет и всё. Не помню почему... Да и вообще я прошлого не помню, только недавнее... Да и не надо мне знать моё прошлое. Настоящее сейчас куда важней. Да и имя мне ни к чему... было. Хотя теперь понадобится, потому что со мной общаться будут (он с надеждой улыбнулся), я ведь в коллективе... Я придумал: назовите меня вы, как вам хочется. Вас ведь Мамой называют, а мать всегда назовёт ребёнка правильно! Как меня видите, так и называйте!..
- Я вижу, ты очень гибкий. Очень легко и ловко ты двигаешься. Ты интересно говоришь. Наверное, любознательный. Я видела, как ты с огоньком смотришь на то, что делают мои ребята. Ты юркий малый, поэтому сразу вольёшься в нашу компанию, к тому же с братьями уже познакомился... Кстати, скоро они приведут себя в порядок, девицы-красавицы?! Вечно их ждёшь! Наверное, курят. Балбесы, не соображают, что после нагрузок курить вдвойне опасно... Ты куришь?.. (Юкс, улыбаясь, покачал отрицательно головой)... Ну и молодец! Пошли отсюда. При мне, поди, не будут, хотя не стыдятся они никого, сорванцы...

Встав с кресел, они пошли к выходу. Юкс шёл впереди и откровенно улыбался. Разговор оказался не страшным, к тому же очень откровенным. А на счёт будущего?.. Юкс услышал много красивых слов и комплиментов от Мамы, поэтому имя, как он это понял, не означает ничего рядом с хорошим человеком. Пусть называют так, как того заслуживаешь! Вот и всё Имя!

Подойдя к двери за кулисами, Юкс услышал, что Мама вдруг остановилась: “Стой, а колонки-то Бромик ещё не забрал. Иди, пожалуйста, поторопи его, а я здесь пока подожду”. Ответив «хорошо», Юкс, подпрыгивая, поспешил выполнять просьбу. Найдя Бормика на крыльце среди других курящих пацанов, и передав слова Мамы, он спустился опять в подвал, чтобы снять пропитанные потом штаны и кеды. Облачившись в свою одежду, Юкс вышел на крыльцо. Там курящих было меньше. Знакомых было больше.

Вот так началось самой ценное в его жизни.
Наконец-то, ему было откуда оттолкнуться и взлететь. Он чувствовал, что сможет это сделать.

Уже поздно вечером, у братьев-близнецов, когда легли спать, он думал о Маме. Странно, но разговор оказался незаконченным, теперь было интересно вновь обменяться фразами. Он проанализировал разговор, и на поверхности мышления оказались простота и лёгкость общения. Он был для неё новым собеседником, или новым учеником, она же открыто беседовала с ним. Это означало, что она приняла его к себе таким, как он есть.

Юкс отметил важную особенность, которая была стержнем отношений Мамы и её “детишек”: она была среди них своим человеком – однажды даже кто-то из ребят про неё скажет в шутку: “свой пацан”. И через это, своим умом и опытом, своим авторитетом, она меняла их в лучшую сторону, заботилась и переживала, даря им всем невидимую помощь. Эта помощь, так или иначе, коснулась каждого, в большей или меньшей степени.

        Но со временем, Юкс заметит, что не все ценили это.

Может, потому что они – дети: беззаботные, безжалостные, наивные, незнающие жизни птенцы.

А, может, так и надо детям – не замечать помощи и сочувствия со стороны, а просто принимать плоды чужого труда? Может, хранить их, используя по назначению… А может, ничего с ними не делать...

А может, все дети думают, что эти плоды с волшебного дерева, и появляются сами собой?!

Да и есть ли в детстве время воспринимать всерьёз траты других людей?!

Разве есть такие, кто принимает всерьез тучи. Они ведь просто льют на землю дождь? Тучи они и есть тучи! Есть тот, кто любуется на ливень и наслаждается этим; есть тот, кто направляет потоки воды в нужное русло, давая жизнь и орошая землю. А сами по себе тучи темны, они заслоняют Солнце – а это не серьёзно!.. Чего ж тогда о них думать на душе - солнечная погода?

Есть и другие вопросы:

Может быть, так надо: отдавать всё до последней капли, чтобы других не мучила жажда? И быть готовым помочь, если вдруг у них возникнет жажда мыслей, голод идей...

Кто-то с самого детства чувствует неполноценность своего существования, но не знает, как и чем заполнить все пробелы...

Но, если ты способен дать человеку размышления, просто показать дорогу, или напомнить, кто он есть, или увидеть, кем он может стать, то стоит тебе рискнуть и приложить все свои усилия – сломать в нём чёрствость и потерянность. Преломлять беспечные движения в пропасть! Спросишь, почему? Да потому что ты это м-о-ж-е-ш-ь, к тому же эта чёрствость нервотрёпно касается и тебя... И, может быть, ты для этого и нужен здесь – вселять в сердца и головы окружающих доброту, чистоту, дружбу и никогда зла и никакого отчаяния.

Важно просто подумать: “А кем они будут без меня?!”

И если вообразить эту ситуацию "без...", то картина будущего и настоящего может ужаснуть, так как в ней не будет красок твоего труда, твоей поддержки. И, может быть, на твоё место придёт кто-то другой, и будет по-своему менять то, что должен преобразовывать ты. Но сейчас ты на своём месте и делаешь – должен делать! – всё самое ценное, важное, нужное. Это твой крест! Тебе его нести и, наверняка на нём висеть!.. Пойми и с этим живи... этим живи!..

С тех пор Юкс постоянно находился рядом с Мамой и ребятами. Вскоре узнал, что в этой танцевальной студии занимаются и девчонки, и младшие ребятишки.

Постоянные тренировки, весёлая компания и самоопределение помогли ему жить полноценно. Он влился в коллектив, был одним из них – беззаботным, юморным, наивным и простым.

Но не только...

Когда он оставался один, начинал задумываться обо всём, что происходило с ним. Возможно, он один не только был рад происходящему, но и сочувствовал тому, что творилось. А именно: он порой не понимал веселья, когда оно было лишним, когда просто превращалось в балаган. Тогда он сочувствовал Маме, которая ничего с этим не могла поделать. Приходилось быть строже, и эта необходимость, очевидно, была ей не по душе. Эта суета била по нервам, и от неё можно было устать. Но этого делать было нельзя, по крайней мере, нельзя было показывать этого, потому что впереди было столько важного, к чему нужно было всей этой безбашенной гурьбой, определённо, добраться.

Да и к тому же, с другой стороны, это был творческий хаос, а в нём случались презабавные вещи, которые вселяли в уставшую душу радость. Это сумасшествие никому не даст постареть.

Беспорядки в головах – это судьба молодых!


«Полувещий сон или всему своё время»


А теперь вернёмся к первому герою нашей легенды, который давно перестал вспоминать о своих проблемах с памятью, с именем, и тоже был поглощён общением с многочисленными сверстниками. Правда, наполнение встреч несколько отличалось от атмосферы, царящей вокруг второго героя.

        Мак встречался с музыкантами, с неформалами и даже с панками, живущими вдали от фальшивого порядка и неправдоподобной свободы. Если говорить о панках, то они жили частично в борьбе за что-то, частично наплевательски зачем-то. Вместе с ними он варился в этой каше переживаний за происходящее в социуме, за непонимание ценностей большинством, за ограниченные рвения его поколения к чему-то творческому... Такая атмосфера была на устах его компании, которая все свои чувства выражала через музыку.

Несомненно, протест есть необходимое условие несогласия с "шатким" происходящим, но этого недостаточно. Мак слушал их и у него рождались аналогичные по теме, но отличные от их содержания мысли.

...Да, нужно отрицать плохое, говорить о несказанном, исправлять испорченное, петь о трогательном

Но, как же быть с ценным и правильным сейчас? Куда девать то, что уже зарекомендовало себя как верное?

        Может, обмолвится с кем-нибудь и об этом!..

- А давайте перевернём мир! - однажды, наслушавшись их, предложил он.

Среди панков раздался продолжительный гогот.

- А в чью пользу?
- На своё место! - спокойно ответил Мак.

Наступила тишина. И он добавил:

- Чтоб ему удобно было...

Полились насмешки:

- Эй, ты чё, в политику вдарился?
        - Мы его и так переворачиваем.
        - Вернее, его от нас выворачивает!
- А как ты, придя к власти, действовать будешь? - раздался здравомыслящий вопрос.
- Когда я приду к власти, я отменю её, - честно сказал Мак.

Но эта новая формулировка протеста была непонятна панкам, а может, просто  до неё им не было дела. Мысль не поддержали, и, может, по этому у Мака к таким, "политическим", вещам на долгое время пропал интерес...

Когда же наступила осень, ребята в парке, танцующие брейк-данс, за которыми Мак начал наблюдать летом, собирались всё реже и реже, лишь только, когда на улице была хорошая погода. И когда дни стали слишком холодными, перестали заполнять своей задорностью излюбленную лужайку. В те прохладные дни Мак шагал по парку, в надежде их увидеть, но, увы, этого не происходило. Тогда он грустный приходил домой...  Впрочем, его ждала другая жизнь, встряхиваемая встречами с друзьями и творческими знакомыми и не позволявшая скучать.

Но неизбежно подкралась зима, и дни стали чуточку короче, чем раньше. Погода заставила сидеть дома, и Мак редко ходил к знакомым, проводя целые дни в одиночестве.

Иногда он подходил к окну и рассматривал деревья, голубое небо и, обновляющийся молодой порошей, но всё же взрослевший снег. Ему тогда становилось грустно, и непонятная обида за что-то мучила его. В нём копились чувства... И однажды эти чувства переполнили его своим постоянством...

В ту пору Мак впервые взял в руку с определённой целью карандаш и написал свои первые строчки. Тогда, и только тогда, его особняком державшиеся мысли сбежали из хаоса в реальность, где все требует однозначности, став буквами на бумаге.

Но чувства ограничиваются буквами, понятными только писавшему их... Анархо-бешенство эмоций и фантазий заболевают здесь каллиграфической несвободой. Да! То, что ты пишешь и как ты пишешь, очень нравится тебе! Но это изящество - в одной плоскости! В бумажной!.. И тогда на помощь приходит музыка.

Голова и руки, мысли и слова, стихи и музыка... Как здорово – быть вместе!

Наконец-то, внутренний мир Мака соединился с внешним. Его мысли из абстракций стали импульсно переходить в стадию камня.

...Внутреннему и внешнему нужно быть вместе, быть вместе как небу и земле, как парню и девушке... Да пусть будет так!.. Но кто же всё-таки их соединит? Всем известно, кто!

        Догадались?

        Чтобы встретить любовь, конечно, нужно больше жить в реальном мире! Но, всё же никогда не забывать про мир фантазий, мыслей и снов. Мир, который хочет что-то сказать, показать, намекнуть... Когда то, что ты увидел в нём, приносит тебе ожидание чего-то нового и значимого...

Однажды сон сам подсказал, что счастье нужно ждать вне грёз.

Однажды Мак пришёл домой поздно вечером и от усталости просто лёг на кровать и подумал, что день был неплохой: утром они с ребятами просто веселились, смотрели интересные передачи по телевизору, слушали ворох старой музыки, а к обеду пошли в парк. Там дурачились в снегу, потом пили пиво, сидя на холодных спинках лавочек. Когда всё надоело, они решили пойти к магазинам, чтобы погреться, но по дороге кто-то обратил своё внимание на пруд.

Там вода давно замерзла, и ребята в надежде покататься и походить по льду пошли туда. Но, к сожалению, лёд был засыпан вчерашним снегом, и скользить было не так просто. Замечательные мысли приходят в солнечные, хотя и холодные, дни! Кто-то вдруг предложил: “А давайте в футбол поиграем!”. Получив одобрение, двое пошли за мячом, а другие – за сигаретами и газировкой в ближайший магазин.

Игра началась резво, снег под ногами и падавшими телами оседал, изо рта валил пар, а на щеках появился розовый румянец. Бегать по тонкому льду, обгонять, падать, забивать в ворота, прыгать, радоваться, кричать и просто наслаждаться днём! Когда Мак головой забил гол, его сбили с ног, повалили на снег, благодаря за хороший удар. Он упал на спину, смеясь под кучей ребят, сбивших его, и смотрел на Солнце. Оно было ярким и, казалось, этот свет заглушал звук, и голоса ребят всё тише и тише доносились откуда-то.

Ведь он, оказалось, чудом выбрался из под дружеского завала, и уже шёл по тротуару, оглядываясь на ребят, стоявших на заснеженном льду и махавших ему вслед. По краям тротуара вспенивались зеленью сады. Мак было начал собирать валявшиеся под ногами цветы, как вдруг его испугали торчащие из всех видимых окон чёрные рожи. Этакие кикиморы с печальными глазами. Они были некрасивые на вид, но устало говорили что-то спокойное, как будто читали сказку, и Мак бросал цветы им в руки. Избавившись от ноши, он руками достал до Солнца и, отодвинув его в сторону, побежал. Но, споткнувшись, он увидал, что его руки и ноги были связаны. Он попытался их разорвать, но ничего не получалось. Тогда он просто сел на снег и стал петь, имея возможность двигать только одной ладонью по рыхлому снегу. Из этого снега он неожиданно достал карандаш и, разгладив снег в лист бумаги, начал писать слова.

И тогда ленты, что связывали его, спали, и он, кружась, полетел к раскрытому окну. Забрался внутрь. А в комнате всё кружилось, расплывалось по стенам, и он перевёл взгляд на улицу, окинув её высоким взором. Как вдруг обнаружил на снегу в голубом платье босую девушку. Она пристально смотрела на него. И он сделал шаг к ней. Ещё и ещё шаги! Но девушка лишь улыбалась и ничуть не приближалась. Тогда он взлетел вверх и оказался на крыше дома. Подойдя к трубе, он опустился на крышу и стал отрешенно смотреть на небо. Там всё вертелось, перед глазами мелькало то Солнце, то лицо этой девушки. Облака переливались разными цветами. Из них вышла она, протянула руку, и Мак дотронулся до неё. Оказавшись близко Мак снял со своей шеи медальон и только успел надеть на неё, как она встрепенулась, игриво  улыбаясь, что-то крикнула и прыгнула в воду, махнув хвостом и прядью черно-белых блестящих волос.

Мак тут же сорвался с крыши и упал в воду. Погружаясь на дно, он глядел на менявшую очертания жёлтую звезду сквозь слои голубой воды. Этот небесный карлик удалялся от него, и, наконец, исчез совсем. От обиды Мак повернул голову в сторону, но тут же эта эмоция стёрлась с его лица, ведь в него уставились всё те же игривые глаза. Она улыбнулась ему, взяла за ладонь и повела куда-то. Мак шёл, крепко держа её руку, а по сторонам за ними летели облака, листья и где-то сверху всё-таки ощущалось Солнце...

Проснувшись, Мак просто лежал и думал о только что увиденном сне: «К чему всё это?.. Лицо этой девушки было таким сияющим, на тот момент незабываемым, но почему, проснувшись, я его забыл! Эх, если бы ещё раз увидеть её глаза, её ветреные волосы, её таинственную улыбку... Она не была похожа на знакомых мне сейчас девчонок, она была какой-то таинственной… Ах да, русалкой прыгнула в море, босиком стояла на холодном снегу... Сказочная. Нереальная!.. Да ладно, это был просто сон, а она – это моя выдумка, рождённая где-то глубоко в подсознании... Не знак ли это - внимательнее наяву смотреть по сторонам?..»

Тогда Мак узнал, что в нём родилось что-то новое, чего никогда не было и, может, никогда больше не будет. Но так же он понял, для того, чтобы сон стал вещим, нужно взглянуть на мир трезвее.

        Он вдруг четко осознал, что ему не чего-то хватает важного и сочетаемого с ним.... Раньше Мак не понимал причину своей грусти, но сейчас в нём горел огонь. Нет, ещё не огонь любви. Это было пламя сгорающего одиночного постоянства.

Ну что же, в человеке родилось новое чувство.

Любовь?

Нет, вряд ли... Хотя не знаю. Я не знаю, что это... Но оно меняет человека, а это уже хорошо! Вы все зовёте это «любовью»! Что ж, пусть будет так! От этого суть истины не меняется, она просто становится более красочной!

Маленький огонёк восковой свечи счастья обжигал грудь Мака изнутри, а в голову, конечно, летел только дым. Отчего захотелось выйти на свежий воздух.

Люди, деревья, небо... Мак уже не обращал на них почти никакого внимания. Он глубоко вдыхал холодный воздух. Он переживал, что может никогда с ней не встретиться... А если встретится, то будет ли она той загадочной особой, возникшей во сне?.. Наверняка, с ней всё будет прозаично, и её поступки будут податливы реальности и всем её уловкам и законам... Но ведь русалка из сна – отвлечена от этих уловок и форматностей, она подчиняется законам абстракции, если, конечно, такие имеются... И в них мне как-то уютнее...

И с этого дня все мысли и фантазии Мака – добрые мысли и интересные фантазии! – обогащали её бытие – сон! Ведь она пока была лишь во снах!..


«Другие взгляды»


Как-то Юкс пришёл на репетицию. Из зала доносились крики. Шёл спор двух парней. Юкс вначале стоял и слушал их, а потом всё же постарался вмешаться, но это ещё больше рассорило спорящих. Спор был такого содержания.

- Эй, ты чё за ерунду поставил?
- Это не ерунда, это – рок-н-ролл! Под него тоже танцевать можно...
- Ты чё, такое слушаешь? Нормальное включи, а это дома будешь слушать.
- Мне нравиться. Просто принёс послушать, по-моему, весело, можно и под это почудачиться...
- Да это старое всё – пусть бабка твоя такое слушает! Ты бы ещё «металл» какой сюда притащил. Лучше «брейк-бита» или «хауса» ничего нет. Понял?
  - Почему? Мне же нравиться рок, значит, это неплохая музыка. Просто по-другому поют и играют. Вот и всё!
- Эй, ты чё, неформал что ли? Ты давай ещё волосы отрасти. Они как черти: всё орут чё-то, да красятся как бабы.
- Да при чём тут это? Мне просто некоторая музыка их нравиться. Я принёс её послушать. Да и вообще, я знаю некоторых неформалов. Они – нормальные пацаны...
- Только травку курят, поди, ещё и «обкалываются»!
- Ну, курят от безделья! А на счёт «обкалываются» – они ведь не совсем дураки, голова на плечах есть! Ты вот, кстати, тоже куришь.
- Ха, я курю простые сигареты, а они покуривают травку-муравку – наркотическое!
- Да ты бы их ближе узнал, с ними тоже есть о чём поговорить!
- Конечно, есть! Только мне не интересно с ними говорить. Да наше дело вообще самое клёвое, а они фигнёй страдают. Вечно обдолбанные, и песни такие же пишут.
- Да пошёл ты! Зациклился на одном. Ты чё самый лучший, самый правильный? В них тоже есть хорошее. Они для души поют! А ты знаешь, как это здорово!

Вокруг смеялись над ним:

- Ой, блин, рокер нашёлся! Наслушался ерунды, ещё и сюда притащил. Ты бы ещё сказал, что мы тут фигнёй занимаемся!

Юкс стоял у двери и слушал, и ему это не нравилось. Ведь парень и вправду неплохо говорил о рокерах. Мало ли, как они выглядят...

- Эй, хватит! А ведь он прав. Вы что тут самые лучшие? Каждый человек хорош по-своему. Может быть, их музыка тоже классная, просто вы её не понимаете?
- Юркий, ты чего его защищаешь? Наша музыка всё равно лучше. У нас понятная, а у них «тяжеляк». Да и сами они... Ведь ты их сам видел, помнишь? Все лохматые, с косичками, да и гнилые, так как курят. Спортом не занимаются. А мы танцуем! Это модно! И для здоровья! А они старые шестидесятые слушают, придурки, отбросы общества!
- Ну и пусть, а обижать зачем? Тебе это нравится, а им другое! Они тебе что, мешают?
- Юркий, да пошёл ты. Фигню всякую болтаешь! Чё, их заступник что ли?
- Нет, просто не красиво это!
- Да и пусть! Мне они не нравятся, да и ты туда же. Я прав, что мы лучше их, а ты не прав, что их защищаешь. Ты что, против нас?
- Нет, я не против. Мне нравится, чем мы здесь занимаемся. А про них мне пока ничего не известно, но думаю, они не такие плохие, как вам кажется.
- Ладно, всё с тобой понятно! Давайте тренироваться. Эй ты, включай музыку. Только нашу!

В этот день занятия проходили несколько напряжённо. У всех упало настроение, и многие были недовольны спором. Как и всегда, в таких случаях, появляются те, кто “за” и те, кто “против”, а ещё и те, кому всё равно. Конечно, через час этот спор был забыт, но вот осадок остался у каждого, кто принимал в нём участие. Просто позже не старались выходить за пределы интересов компании. Говорили об общем деле, а о личных пристрастиях не упоминали. Вместе было легко и весело. А отбиваться от коллектива никто не хотел. Ещё раз был проверен принцип: “Кто не с нами, тот против нас”.

Наверное, это был такой же день, как и все остальные. Ну, мало ли – поссорились! Честно сказать, ребята здесь частенько ругались, в основном по пустякам... Но в этот день они пошли, как обычно бывало, в парк, чтобы там потанцевать на фанерных листах на свежем воздухе.

А что? На улице пока лето, делать им особо нечего, да и нравилось им танцевать перед публикой. По дороге они все веселились, шутили и, конечно, забыли про спор. Дойдя до знакомой лужайки, они “разбили лагерь”, положив листы, включив свой магнитофон на батарейках.

И вот, как всегда, каждый из них станцевал, что хотел, и был готов станцевать отработанные парные трюки. Ребята устроили танцевальный джем.

И вот, как всегда, к ним уже потянулись люди, которые облепили танцплощадку со всех сторон. Это кольцо вскоре стало довольно плотным.

Как уже говорилось раньше, Юкса стали здесь любить за его способности.
Когда он выходил танцевать, девчонки визжали, а пацаны с уважением наблюдали за ним. Надо сказать, что с тех пор, как он попал в эту компанию и начал танцевать в парке, некоторые о нём только и говорили. Да и сам он всегда видел, как за ним наблюдают, но ему было всё равно. Он занимался любимым делом и был просто рад, что другие ценят его. Многие девчонки строили ему глазки, но на эти взгляды наш герой практически не обращал внимания, лишь иногда улыбался в ответ.

Но в этот день он ощущал на себе посторонний взгляд. Этот взгляд не принадлежал ни кому из тех, кто был здесь раньше.

Обычно здесь собиралась постоянная публика. Публика весёлых, беззаботных ребят, которая наслаждалась и балдела. И у многих в глазах читалась беспечность и легкомыслие.

Эти минуты проходили на одном дыхании! Визг и хлопанье в ладоши здорово поднимает стимул у танцующих. Поддержка со стороны здесь всегда чувствовалась.

Собственно, ради этого всё и делалось!

И в этот день нашему герою было слишком много поддержки со стороны, а вот внимания чуть ближе, к сожалению, не хватало.

  Безусловно, ребята сейчас были самыми близкими для нашего героя людьми, но он чувствовал, что должно быть что-то более близкое.

Двигаясь в центре кольца, наш страдалец начал замечать несколько чужое, таинственное присутствие. Конечно, бывало, что публика здесь пополнялась новыми лицами, но это лицо было особенным...

...Оно было волшебно красивым, а взгляд смотрел пристально и по-родному. Улыбка была в ожидании засиять, блеск и открытость в глазах заставляли смотреть только в них, а ветер нежно волновал волосы.

И вот, когда наш герой закончил своё выступление, он стал искать волшебный взгляд в окружившем его кольце. И было тяжело отыскать образ, потрясший его... Там люди уже аплодировали и толкались, а у него участилось дыхание.

Среди этого волнения и визга ему послышалось слово «Юкс!»

Он ринулся сквозь толпу, но она удержала его своим количеством. И он упустил образ из виду, но пробирался вперёд. Вдруг, когда все затихли, не понимая, что происходит, с другой стороны кольца, опять послышался крик: «Юкс!»

Оглянувшись, он увидел эту девушку и улыбнулся ей, но она лишь виновато посмотрела на него, как будто опасаясь чего-то, и стремительно ринулась прочь, оставив на память мимолётное изображение своего лица, таинственный взгляд и хаос взъерошенных волос.... И опять в ушах прозвенело «Юкс!»

Наш герой, было, поспешил за ней, но вскоре убедился в её пропаже... Как будто ничего и не было! Но в воздухе всё же продолжало летать непонятное, но очень значимое слово «Юкс», которое он негромко повторил вслух. Его услышали рядом стоящие ребята.

        - Может быть, он вспомнил своё имя?
        - О! Давайте его так называть…

        Все ребята согласились с этим предложением, а Юкс отрешённо стоял, никого не замечая, пока не нахлынуло головокружение, и он чуть не потерял сознание.


«Совсем другая жизнь»


Пришло время рассказать, откуда взялись эти непонятные встречи-видения, что произошли с нашими героями... Всё началось сравнительно давно, но странности иногда замечаешь только сейчас.

Не важно, кто построил то, где жила эта девушка, которая появилась так внезапно, но этот мир лет двадцать назад был прекрасен. В начале в нём были только теплота и покой, но сюда всё чаще и чаще стали доставлять идеи, как разумные, так и бредовые, и строители совершенствовали этот мир разными образами и фантазиями. Кто на что горазд! И этому разнообразию не было предела. Кто-то невидимый, из отдельных частей собирал, как мозаику, глубоководные пейзажи...

На Земле Бог создал мир почти за неделю, а здесь до сих пор идёт работа. Каждый строитель делает своё дело, но за этим почти никто не следит. Поэтому здесь может появиться всё, что угодно, всё, чего пожелает душа.

И только таинственный Повелитель Рох Рум контролирует эту созидательную деятельность. Да и он, Повелитель Мира Мечты, Снов и Мыслей, находится под властью внешнего мира, мира реальности. И оба мира, как вопрос и ответ, находятся рядом друг с другом, чередуясь во времени. И лишь когда-то сливаются воедино...

Это началось весной, когда в городе стали петь птицы. Постоянно менялось настроение, и тоска всё больше тревожила душу.

И вот в один из дней после дождя по улице шагала девушка и пинала разбросанные по тротуару камешки и стекла. Её туфли ловко били их во все стороны, они же шумно падали в лужи, вызывая в них круговые волны.

Со стороны раздалось:

- Девушка, не пинайте на проезжую часть стёкла. Машина поедет – шину проколет!..
- Вот ещё! Какие мы нежные! Надоели эти лужи, эти стёкла! Подумаешь, шину проколет... А если бы я босиком шла и ногу бы себе проколола об эти стёкла?

Вдруг она остановилась и швырнула в сторону свою туфлю с правой ноги, которая плюхнулась в лужу какой-то гадости. Не сразу она поставила босую ногу на мокрый тротуар – холодная влажность!

- Вот так и пойду! Теперь можно и заболеть и ноги об стёкла порезать! Надоела эта грязь. Может быть, хоть кто-то пожалеет.

Сделав несколько шагов и почувствовав неудобство, она сняла туфлю с левой ноги. И теперь она шла босиком с одной туфлёй в руке и беззаботно что-то напевала. Она прошла до конца улицы и свернула на газон, там прополоскала свои ноги росой травы и пошла дальше.

Услышав негромкие звуки у подъезда одного старого дома, он остановилась. Мяукал котёнок. Усатый сидел у двери и дрожал. Взяв его на руки, девушка, тяжело вздохнув, сказала: “Бедный, наверное, тоже под дождь попал!”

Она сняла с себя кофту и тщательно закутала котёнка в неё.

- Ну вот, сейчас согреешься. Где твой дом?

Котёнок продолжал мяукать. Она присела на скамейку. И когда прижимала котёнка к себе, он замолкал, но ненадолго. Тогда она представляла, что держит в руках грудного ребёнка, и начала рассказывать ему истории, чтобы он, услышав их, успокаивался. А глупенький кот, пристально смотрел ей в глаза и всё равно периодически мяукал.

Позже она насухо растёрла его шерстку, пригладила её и опустила животное на землю. Котёнок отбежал в сторонку, почесал за ухом, вильнул мокрым хвостом, и пошёл спокойно вдоль дома, под окнами. Дойдя до следующего подъезда, он вошёл туда.

Девушка удивилась: “Надо же! А сразу нельзя было в подъезд зайти?”.

Встав со скамейки, она поправила юбку, надела мокрую кофту и пошла за котёнком. На уровне второго этажа она вспомнила, что забыла на скамейке свою туфлю... Но это не проблема: “На обратном пути заберу”.

Она шла медленно по лестнице, считая ступеньки. Иногда сбивалась, когда, смотрела на почему-то маленькие окошки между этажами. Но она не останавливалась, потому что поняла, что ступенек на каждом пролёте одинаковое количество. Так дошла до девятого этажа, тем самым, убедившись, что ступеней, наверняка, по десять штук на каждой лестнице, но никак не больше.

Девушка медленно поднесла свой нос к перилам, взглянула вниз и подумала: “Интересно, сколько ступеней во всех домах города?”

Неожиданно её ноги подкосились, и она слетела на ступеньку ниже, ударившись коленом об прутья перила. Началось землетрясение. Она присела как можно ниже, вцепившись крепко за прут, об который только что ударилась.

Дом продолжало трясти, и было слышно, как вокруг зашумели люди, захлопали двери. Рядом кто-то разговаривал. Слышно было хорошо. Она встала на ноги и начала вслушиваться в разговор.

Землетрясение прекратилось. Из-за двери доносилось:

- Ну и сколько это будет продолжаться? Ты ведь не понимаешь, на что идёшь и что делаешь. Посмотри, кем ты стал!
- А что я поделаю, если больше не могу без этого. Мне это нравится. Для чего, по-твоему, её сюда привозят?
- А зачем ты этим злоупотребляешь? Ведь каждому можно только одну порцию в день, а ты?..
- А я знаю, как достать больше! И это моё дело – жить не так, как все! Я не могу больше без этого. Это одна единственная моя радость, и я больше не нуждаюсь в других.

Раздался скрежет в замочной скважине двери, за которой происходил разговор. Девушка метнулась по лестнице вверх, но это была последняя лестничная площадка, а выше был только чердак. Мгновенно, поднявшись по чердачной лестнице, она открыла люк и залезла в него. “Ну вот, чуть меня не заметили... Странный был разговор. Зачем кому-то злоупотреблять снегой? Чудные в этом городе всё-таки люди!..”

Она вдруг резко обернулась – кто-то открывал люк...

Тем, кто не знает, что такое снега можно только посочувствовать. Снега – сладкий прозрачный порошок, витамин отдыха. Когда его нагревают, он становится крахмально белым. Каждый житель города Рускалима принимает его после трудного рабочего дня, чтобы восстановить утраченные силы.

Процесс приёма витамина довольно прост: за несколько часов до ночи слегка нагреть порошок, положить на язык (и тогда он растекается по полости рта), прилечь и расслабиться. После чего ты не чувствуешь тела, а во рту сладкий привкус сиропа, и в голове шум моря, который увеличивается до шторма, возникают внутренние толчки, и ты начинаешь проваливаться в пустоту... Чувство эйфории берёт тебя в плен, и ты, открыв глаза, видишь перед собой радужное небо, быстрое движение картинок, ловишь предметы руками и, цепляясь за них, подымаешься вверх.

А ночью все собираются в общем пространстве и пролетают сквозь всех, обмениваясь лишь взглядами. Кто-то спускается на крышу домов и лепит жидкие образы из воды, которая летает разными порциями в невесомости. Кто-то кружится в танце. Цвет воздуха непрерывно меняется. И никто не может управлять своим телом, потому что его тело отдыхает. Мысли – вольны. Но и они успокаиваются, когда начинается очередное утро.

Каждое утро свет бьёт сквозь стёкла и будит спящих. И каждый спросонок суетится и будит своим шумом и вознёй тех, кто ещё спал в тени.

И тогда начинают заполняться людьми улицы, а воздух наполняется криками и разговорами о снах, о предстоящем дне. Кругом разносится рёв транспорта, а беззаботные мальчишки бьют пустые бутылки, кидая в них камни. И стёкла звонко разлетаются в разные стороны. Что ж, работа дворникам на этот день обеспечена.

А ветер без указки подымает листья вверх, качая деревья, провода и антенны на каждой крыше. Он играется пылью, метёт ею по тротуарам и крышам, иногда заглядывая на чердак и в открытые окна...

Девушка быстро перебралась в тёмный угол чердака, подальше от окна, чтобы свет не выдал её. Она старалась дышать как можно тише.

Открыв люк, тот, кто забрался на чердак, положил небольшой пакет, снял глупый зелёный пиджак и накрыл им пакет. Засучив рукава и без того короткой кофты, он открыл окно, похожее чем-то на дверь, и ловко забрался на крышу. Наклон крыши был большим, поэтому человек был осторожен. Девушка слышала медленные, осторожные удары, которые скоро закончились. Она подошла к окну и сказала себе очень тихо: “На самый верх залез, смертник!”

Ей было жутко интересно, что собирается делать этот чудак на вершине крыши, но выдавать себя она не хотела. К тому же рядом лежал необычный пакет, соблазняя её своей странностью, находясь рядом. Он принадлежал этому чудаку, а значит, и сам мог быть непростой вещью. Казалось, он что-то скрывает, что-то важное... К тому же странный разговор о снеге...

И любопытство взяло верх! Отложив осторожно его пиджак, она раскрыла пакет, вытащила содержимое, повертела в руках и положила обратно. К удивлению, там оказались какие-то бумаги, записки и карандаш, которые ни чуть не показались странными, а наоборот – какими-то обычными.

Потеряв интерес к пакету с листками, девушка подошла к окну и стала прислушиваться к шорохам на крыше. Там было довольно тихо. Незнание того, что там происходит, пугало её, и она решила посмотреть, что же делает человек, определённо делающий глупости. Пришлось тихо и аккуратно высунуть голову из окна и взглянуть на крышу.

В её глазах сидел парень на самой верхушке и смотрел куда-то вдаль. Он был странно одет: чёрные брюки, обрубленная пятнистая кофта, кожаные коричневые туфли. Наша шпионка чуть было не засмеялась, вообразив, что поверх этого ещё бывает надет тот пиджак, но опомнилась, засунула голову обратно и там тихо хихикнула.

А в этот момент “смертник”, наверное, что-то услышал, встал на ноги, подошёл к самому краю и хотел там присесть. но услышав шаги, девушка высунула голову и, увидав происходящее, дико крикнула: “Стой, дурак!”.

Парень резко обернулся, осмотрел лицо своей “спасительнице” и улыбнулся: “Чего кричишь? Ты кто?”

Наша бедняжка, сделав недовольную гримасу, забралась на крышу, осторожно подошла к нему и села рядом. Несколько минут они молчали. Он незатейливо смотрел на пролетающих мимо птиц, всматриваясь в их полёт. А она, немного сердитая и возбуждённая, смотрела вниз, на прохожих, и думала: “Ну и кто просил его это делать? Посмотрите на него – полетать захотел! На крыше, что ли места ему мало?.. А сама-то... Какое мне дело?”

Она повернулась, посмотрела вдруг ему в глаза, нахмурила тонкие девичьи брови, ударила его в плечо и спросила: “Ну и какого чёрта ты тут делаешь? Людей только пугаешь!.. Что молчишь?”

Он спокойно повернул голову к ней, посмотрел на неё и, опять уставившись куда-то в небо, произнёс:

        - Я тут часто. А ты?.. Ты извини, что заставил тебя волноваться... Не хотел”.
- Дурак!
- Знаю. Но кому какое дело, кто я? Им важнее, что я делаю!
- А что ты делаешь?
- Ну вот, и ты туда же!
  - Нет, прости! Просто интересно... было... ты такой странный. Странно одет, странно ведёшь себя, слышу, странно разговариваешь...
- Скажи, ты тоже видишь тех птиц? - он показал рукой.
- Да, конечно.
- А другие сейчас их не видят... Смотри, ещё чуть-чуть и они превратятся в точки, а потом исчезнут. Правильно?
- Похоже, да. Ну и что?
- А то, что мне это очень интересно. Мы так же станем для кого-то незаметными и исчезнем. А они о нас подумают: “Ну вот, и их не стало. И мы ведь тоже умрём...”. Ведь так?
- Выходит, что так! А ведь могут не подумать...
- Конечно. Если я спрыгну сейчас с этой крыши, ты сначала поругаешь меня, а потом всё равно забудешь, даже имени моего не узнав. Правильно?
- Наверное. А как тебя зовут?
- Марин Аль, или просто Марин. Моя фамилия хорошо известна в этом городе, и не хочу, чтоб мне в след говорили: “Вон Аль идёт, у них сегодня опять что-то новенькое!”... Ты знаешь, мои родители не знают, чего хотят от жизни и от меня. У них каждый день новые желания появляются. Они то мечтают быть в полном одиночестве, то внезапно срываются и идут куда-нибудь в гости. На предприятии над ними подшучивают, но им всё равно. А я за них переживаю. Последнее время они категорично заставляют меня нигде не шляться и быть дома с ними... Я меня выдавливает это из дома, и я готов идти хоть куда-нибудь, но только не стоять на месте.
- Я согласна с тобой, потому что я сегодня, оказывается, весь день шла, куда глаза глядят, и вот, наконец-то, куда-то пришла... А что за предприятие, где твои родители работают?
- На переработке какой-то ориентации.
- Трудовой?
- Нет, скорее всего, нравственной. У них там, в верхах, что-то с мышлением напутано. Постоянные сбои. Почти каждую смену ориентиры настраивают.
- А ты заметил, что в Рускалиме всё больше стало гудящих заводов, и мыслей прибавилось – не пересчитать.
- Да, и идей стало больше, только разобраться в них пока никто не может. Некоторые, по-моему, никогда не воплотятся. Для них особый сервис нужен, а у нас в городе с этим – проблемка! Здесь только дворники, мечтатели и члены «Общества суеверий» хорошо работают... А в верхах никак с мыслями собраться не могут. Такое ощущение, что все остальные зря на ночь снегу получают. И куда только Рох Рум смотрит?
- А при чём тут Повелитель? Ведь положено выдавать снегу каждому, вот он и выдаёт... Ты что так смотришь?
- А я думаю, что не всем она нужна! Надо отбирать у всех, кто её не заработал, а давать тому, кто в ней нуждается!
- Например... - она догадалась, куда клонит Марин.
- Например, мне! - Марин опустил голову и, почти рыдая, сказал: - Ты знаешь, без снеги мне очень тяжело здесь быть. Я порой не понимаю родителей, они – меня. Я чувствую, что что-то меняется. И эта перемена давит на меня.
- Какая перемена? Ты про что?
- Федерация Смысла. Помнишь, что у них один и тот же вопрос на четырёх семинарах обсуждался, а ответа так и не нашли. Это не случайно. А ещё у них скоро автономии появятся. Ты знаешь, что это значит?
- Нет.
- Каждая автономия будет по-своему толковать установленные ранее порядки. Раньше все полученные знания собиралось в единое, а сейчас получается, что некоторые из них будут противоречить друг другу. Как так?
- Да, порой их не понять, не понять также, почему в одном случае смысл один, а в другом – другой. Когда знание одно, оно понятное, а когда их много, начинаешь путаться...
        - Да, верно...

        Создалось вдумчивое молчание.

        - А я сейчас вспомнила загадку моей бабушки. Она говорила мне: “Есть клубок шерстяных ниток. Посмотри, внучка, на него с десяти метров, и ты увидишь шар, отойдёшь на сто метров – увидишь точку. А если поднесёшь ближе, то увидишь нитки, а они плотно намотаны в клубок линиями. Так что же ты видишь перед собой? Шар, точку или линии?”. А я всегда вертела клубок перед собой и говорила: “Я вижу перед собой нежную шерстяную кофточку, которую ты, бабушка, мне свяжешь!”. И начинала смеяться, а она гладила меня по голове и говорила что-то доброе. Ах, бабушка, моя бабушка!
- А где она сейчас? - как-то хитро спросил Марин.
- Я не знаю. Её давно нет... Но я никогда не думала об этом... И почему я раньше не замечала...
- Странно, правда?
- Да.

Они снова помолчали. И Марин вдруг произнёс: “А мне уже давно стало очень любопытно, что всё-таки происходит, когда мы умираем... Интересно, почему кто-то должен куда-то уходить? Зачем? Как ты думаешь?”

- Я даже и не знаю... Давай спросим у других!
- Давай! - они встали. - Вот только стоит ли им знать, чего они не знают? Мы ведь с тобой итак ошарашены частичным знанием и незнанием, а теперь представь, если узнаем обо всём!.. А что нам делать, если все вокруг узнают об этом? А что будут делать они?
- Наверное, начнётся паника!
- Точно! Умная мысль! Так что, расскажем?
- Давай оставим нашу тайну при себе, а потом... Пойдём сначала за ответом к Повелителю Роху! - она пристально посмотрела ему в глаза и нахмурила брови. - Согласен?
- Хорошо! А теперь пойдём вниз.

Они залезли обратно на чердак. Марин забрал свой пакет с листками и пиджак, и они оказались на лестничной площадке, перед его квартирой.

- Ну что, вот моя квартира. Ты теперь знаешь, где я живу... До встречи!

Он достал ключи, открыл дверь, собирался войти, как вдруг услышал: “Эй, меня зовут Рина!”.

Она засмеялась и побежала вниз по ступенькам.

А он вошёл, закрыл дверь, сжал в ладони ключи и тихо, с улыбкой произнёс: “Рад познакомиться, Рина!”


«Важность бросания камней в стёкла»


Достав из пакета листок, Марин размашисто написал:

«Я сидел на крыше и смотрел им вслед.
Может быть, и вправду нашей жизни нет?»

Потом пару минут походил по комнате и завершил четверостишье так:

       «Но когда я, брошенный, мог помчаться вниз,
       Милый голос жизни крикнул: «Берегись!»

Дописав последнее слово, он согнул листок пополам и положил на стол. Но на этом его “стихи” не закончились.

Вынув из левого кармана блокнот, он присел на кресло и записал фразу: “Узнал, что придёт время и каждый куда-нибудь да исчезнет. Очень интересно, куда”.

Этот блокнот, надо сказать, являлся очень ценной вещью для Марина. В него записывалось то, о чём думалось или просто какие-то “новые вещи”. “Новых вещей”, к сожалению, было мало. Это несколько песен и стишков, которые уже давно не новые, но всё же когда-то были дороги и редки... А вот остальное пространство блокнота было заполнено какими-то избитыми фразами, похожими на последнюю.

Перечень всевозможных тем и вопросов столь огромный, что за всю жизнь, в одиночку, не разрешить их.

И если о каждой влетающей в голову мысли думать всерьёз...

Марин закрыл свой блокнот, положил на место, взял со стола исписанный только что листок бумаги и прочитал рукопись. И сразу вспомнил Рину, которая в этот момент шла по тротуару и заглядывала в хрупкие стеклянные глаза витрин, в которых она отражалась.

Значит, был ещё день. Значит, она могла свободно бродить по Рускалиму.
А вот вечером такого отражения не будет, и за стеклом будет виден товар, и к нему, словно с крыльями на свет, потянутся толпы. После рабочего дня почти всё население здесь. Есть, что пить и есть; где посидеть и отдохнуть; и, конечно же, есть, что послушать.

Но сама Рина вечером должна находиться дома. В перерыве между концом рабочего дня и началом ночи родители пожелают увидеть дочку, расспросить о делах, побыть вместе. А ближе к ночи, как всегда, не делая исключений ни на один день, начнётся приготовление снеги, а после – долгожданный отдых...

А пока она всё ещё шла, редко замечая прохожих. Её отвлекали лишь чьи-то громкие выкрики, то ли беззаботных ребятишек, то ли чем-то недовольных взрослых, часто бранью решающих какие-либо проблемы. Отвлекали от одной только мысли... Там, на крыше им явилось знание о незаметной пропаже тех, кто был когда-то рядом. И никто больше даже не заострил внимания на "исчезновения"! И не удивительно: для горожан почти весь день забит до отказа делами, заботами ежесекундной значимости и решениями множества проблем.

...Решив свои проблемы и убрав с пути преграды, ты откроешь горизонты новых. Начнёшь приближаться и к ним... Но чем дальше в лес... А там столько дров!

...А под ногами твоими цветёт земля, на руках пыльца. И далеко тебе до звёзд, до края неба далеко, но чуть ближе до людей... Правда, лишь до тех, кто сам пока не на небесах...

А бывает, попадаются в твоём поле зрения те, кто сам себе на уме. Но эта "заоблачная” жизнь скучна и эгоистична: никто тебе руку не протянет...

        Вот и получается по факту: здесь могут и руку подать, и ножку подставить!

Подали тебе руку... Встал. Ну, и иди своей дорогой весело. Веселись, но не забывай в свою очередь... сам поставить упавшего на ноги и посмотреть: не упадёт ли он снова, не собьёт ли пуля или ветер шальной?.. Ну что же – опять упал! Так подыми ещё раз бедолагу из грязи, проводи до дома, укажи путь верный...

Не можешь? Понятно почему: суета голодных желудков и неразмененных бумажек делает своё дело. Стоит кому-то чуть остановиться и подождать, как сзади стальными перьями подгоняют. А стоит кому-то уйти подальше, так забудут того скоро...

Через твою жизнь прошли тысячи живущих... или больше!? Кто-то был близок тебе, как никто другой. А теперь есть в твоей памяти для него место? Забыл!

Или можно делать замену? Такую же, чуть хуже, чуть лучше..? Хочется достойно жить сейчас... сегодняшние друзья, подруги. А, может, достать семейный альбом и взглянуть туда?..

Город Рускалим – неплохой городишко: энергичный, деятельный, для кого-то скучный. Он сравнимо молодой, не лишён беспорядка и разных противоречий. Здесь постоянно что-то строят, ремонтируют и обновляют. Поэтому не всегда спокойная жизнь всем доступна.

Здесь дети и родители зачастую не понимают друг друга, мальчишки и девчонки хотят нечто большего, чем есть на данный момент. Здесь новые интересы не совпадают со старыми возможностями... Может быть, это и нормально! Ведь так было у всех, всегда и будет еще много-много лет... И это закон!..

Мысли легко рождают сказку, а вот построить её способны только руки...
Сказка скоро придумывается, да не скоро в жизнь воплощается!

Вот идёт девушка, глядит на эти воплощения, обдумывает все только что "выше написанное", и обидно ей, что в этой суете, в надежде на добрую сказку, многие ставят крест на том, что было. А именно: не чтят и не помнят тех, кто был рядом, тех, которых теперь нет.

И, кажется, что все живут одним только днём... Нет, конечно, вспоминая о прошлом, думая о будущем, но вот всё как-то вскользь, по инерции.

Да, по инерции! Набрали скорость и летят, а куда? Взять бы камни и швырнуть их куда-нибудь... В стёкла!!! Всё толку больше будет!..

И вот идёт по тротуару девушка, опять пинает босыми ногами камни, поглядывает на витрины... У неё недавно появилось желание рождать музыку разбитых стёкол. Очень важно рождать музыку...

А вокруг – чудесный денёк. Уже светит по-вечернему Солнце, скоро высохнут лужи, и исчезнут до конца тучи, закрывавшие с утра небесное светило.

И закончится рабочий день, и примутся уставшие рабочие за горячим ужином полноценно наслаждаться отдыхом, обсуждая обстановку в родном городе... И для ложной надобности спрашивать родных об их делах, настроениях... А в ответ будут лететь слова о том, что всё в порядке, что всё хорошо. Хорошо... Но так беззвучно!

Желание рождать музыку разбитых стёкол…
Как звонко бьётся стекло!
Даже страшно!
Очень громко, очень захватывающе!

Сразу же вокруг стали слышны крики и просьбы не беспокоится. “Сохранять спокойствие и внимание!” - доносилось всюду. Но жители в эту минуту позабыли о правилах поведения при ЧП, и даже о первородных своих задачах. Паническое непонимание ситуации любого возьмет врасплох!
 
А Рина бежала прочь, впрочем, как и многие. Она знала, что при землетрясении нужно подальше держаться от высоких зданий, напичканных стеклом и металлом. Причём только что разбитая витрина, и не одна, говорят о том, что толчок был сильным.

Поэтому следует покинуть все эти асфальтово-бетонные пространства и отправиться хотя бы в ближайший скверик, дабы лечь на траву и ждать очередного толчка.

Рина покинула район высотных зданий и перешла на шаг. Из домов панически повылезали жильцы, и уже кто-то дискутировал и ругал всё происходящее.

Дойдя до ближайшей лавочки, она остановилась рядом с ней, посмотрела по сторонам и села. Первым делом она посмотрела на Солнце. Оно было на месте, и никакой трясучки с ним не происходило, вот только земля под ногами несколько гудела и ожидала чего-то ещё.

Как и бывает при таких капризах природы, подул ветерок. Он пылил, сметал с лавок листья и беззаботно кружил ими. Но упрямство ветра способно поднять в воздух ещё и информационные листья – листовки следующего содержания:

“Жители нашего чудного городка!
Примите участие в общем деле: решите вопрос об определении будущего! Подскажите верный путь, и убедите нашего Повелителя Рох Рума в надобности такого решения! Скоро или никогда!”

“Жители мира мечты, найдите главное в том, что мы есть! Наш мир и мир реальности вместе и навсегда!”

  “Скоро! В зале обсуждений состоится открытый семинар на многие интересующие вас темы. Приходите!”
 
Ветром принесло одну из листовок к ногам Рины, которую она взяла в руку и бегло прочитала. После чего под впечатлением опустила руку вниз и разжала пальцы. И снова одна из многочисленных листовок отправилась летать вместе с ветром до первой преграды или ослабления этого озорного ветерка.

- Одна из тем, нерешённых поныне, - сказала она и вдруг вспомнила: - Об этом ведь говорил Марин! Мол, уже четвёртый раз не могут решить... Да, действительно, а всё ли здорово, как кажется? Если наши умники не могут их решить, что же это за трудности такие, к чему они могут привести? Ого-го! Какой-то день сегодня познавательный! Только вот от всех этих знаний чего-то не по себе как-то! Пойду-ка я домой, пока затишье...

Она шла и думала о себе и обо всех.

Иногда ей вспоминался чудак Марин Аль со своими мыслями. Пришла мысль сходить на этот чёртов семинар, чтобы до конца ужаснуться в происходящем. Но её, ещё молодую, наверное, не пустят, да и сами, наверное, разберутся. Федерация Смысла всё-таки!

Вспомнились странные слова Марина о появлении автономий. И это совсем огорчило её. “Значит, каждая из них будет по-своему трактовать, ну, например, смысл этого землетрясения, или, может быть, для них Солнце по-разному будет светить? Странные они всё-таки, взрослые, и глупые! Жили себе спокойно, а тут на тебе – весна будет летом! Здорово!..”

Дойдя до дома, она успокоилась и, мимолётно посмотрев по сторонам, вошла внутрь. Родители уже пришли с работы, нервные и несколько молчаливые. Но домашняя обстановка всё же разрядила накал, и ужин был вполне спокойным. Нервотрепка началась позже...

А пока семья важно поглощала приготовленный мамой ужин, крайне неохотно завязывался разговор. По радио еле слышно шумела музыка, никому не мешая думать, а на улице становилось всё спокойнее. Там ещё что-то темнело, превращая день в ночь.

И вот, наконец, всё стихло, улицы почти пустовали, а послушные жители уже начинали готовиться ко сну. Как всегда, из почтового ящика доставали запечатанную в конверты снегу. Каждому своё: взрослым по одному грамму, детям – чуть меньше. Но никто за этим особо не следил. Просто здесь никому лишнего не надо. Зачем?

Готовил снегу почти каждый житель, исключая младенцев. И в семье Рины тоже была самостоятельность, поскольку Рина – взрослый ребёнок.

Первым должны принимать снегу дети, исключительно с родительской точки зрения. Поскольку бывали случаи, что уставшие родители первыми примут витамин слабости и отдыхают себе на здоровье! А детки, ну не хотят “расслабляться”, им бы по улицам шастать, да шуметь под окнами. Конечно, их родителям, уже принявшим порошок, всё равно, но вот на утро, да и на день целый, их дети как зомби ходят сонные. Ведь отдых каждому нужен!

Конечно, можно и утром принять этого славного «витаминчика», но кто же за детишек их прямые обязанности выполнять будет? Папаша дел на целый день подкинет, а мамка ещё и в школу отправит. Тут спать некогда! Да и самому разве хочется день мимо жизни пропускать?.. Наверное, кому-то хочется!

Отец вынул из ящика конверты, кинул их на кухонный стол и пошёл в ванную комнату. Мать как всегда что-то читала перед сном, ни на кого не обращая внимания. Хотя стоило! Бедная Рина места себе не находила. Она ходила из комнаты в комнату, задерживаясь в каждой минут на десять, чтобы обдумать дальнейшие действия. На кухню идти боялась. Она не хотела, чтобы на глаза ей попадалась снега. Но это странное её поведение всё же оправдывалось.

Она ещё за ужином вспомнила слова Марина о том, что не все заслужили помощь снеги. И действительно, за весь день сама она ничего такого не делала, чтобы её отблагодарили снегой. И эта мысль её так затронула, что она решила не употреблять сегодня порошка слабости, а отдать его Марину. Вот только зачем, она тоже не совсем понимала.

Он показался таким милым, загадочным, к тому же именно он, Марин Аль, навёл её на новые мысли. Разве нельзя его за это отблагодарить, преподнеся в подарок лишний грамм снеги? Наверное, стоит помочь человеку, тем более что хочется его ещё раз увидеть!

Но как же сказать родителям, что их дочь отказывается принимать сегодня снегу?

Из ванной вышел отец. Зашёл на кухню, с готовностью для себя нагревать порошок до бело-крахмального цвета и… увидел три пакета. Но обычно его взгляду открывались очертания лишь двух, предназначенных ему и его жене. Третий уже должен быть пуст. Так что же случилось?

- Рина, - закричал он, - что за выходки? А ну-ка марш на кухню!

Рина зашла на кухню, села на стул и еле дыша, проговорила:

- Папа, я сегодня не буду принимать снегу. Можно?
- Это еще почему?
- Просто не хочу и всё!
- Это ты прочитала где-то или кто-то подсказал?
- Никто. Просто считаю, что не заслужила её сегодня! Вот.

На пороге кухни уже стояла мать, с книжкой в руках, и загадочно смотрела на дочь.

- Рина, что с тобой? Ты в порядке?
- Конечно. Просто сегодня день такой. Просто... Вам ведь он нужнее, рабочим. Правда? Вы устали, а я – нет. Ясно?

Она уже немного осмелела и уже вошла в какую-то непонятную роль.

- Да вы не волнуйтесь за меня. Я же дома буду сидеть да книжку читать. Это же нетрудно понять! А утром я пойду, как и всегда по делам, я смогу. Правда!

Родители, немного шокированные, смотрели на неё, изредка переглядывались. А она продолжала:

- Слушайте, а давайте я так часто буду делать. Когда совсем за день не устану, тогда и буду... Наши “ночные” ведь тоже снегу не всегда принимают. Ночью работа не пыльная, спокойная, а днём у них заслуженный отдых. Зачем переводить порошок? Так и я, когда усталость возьмёт верх, тогда и воспользуюсь снегой. Ну, пожалуйста! А дела я буду вовремя делать. Точно!

Она замолчала. Родители уже давно. Каждый о чём-то думал, но решать надо было вместе. И отец сказал:

- Я против! Чем ты отличаешься от остальных детей? А если так будет каждый? Раз положено, значит, так надо!

Рина опустила голову. Но мать, заметив это нежно сказала:

- А мне кажется, что ничего плохого в этом нет. Она интересно проводит день: читает, гуляет, нам помогает. Пусть и ночью, если у неё желание есть, она будет заниматься важными для неё делами. Она ведь у нас самая умненькая! Зачем её ночь зря на отдых тратить? Пусть наша дочь отличается этим от всех! Она ведь в тебя такая любознательная!

Рина оживилась, подняла свою голову и начала пристально смотреть на отца. А тот в свою очередь смотрел на мать. А через минуту выдал ответ:

- Странно как-то получается! У тебя нарушится режим, ты будешь одна где-то бродить, что-то делать. А как же неиспользованная снега?... Хотя, это твоё дело. Но если ты изменишься в худшую сторону, то всё опять встанет на свои места! Ясно?

Изнутри светящаяся Рина улыбнулась, прошептав: “Ясно”.

Отец немного мялся, смотря на мать, которая уже успокоилась и была рада за дочь. А сама Рина ещё не веря в окончание разговора, аккуратно спросила:

- Пап, то есть это значит, что мне можно не принимать сегодня снегу? Да?
- Ну да, только будь сознательной! И не копи в себе усталость! Хорошо?

И Рина с визгом и смехом кинулась ему на шею:

- Хорошо! Хорошо!

Успешно закончив переговоры, она взяла свой пакет и пошла в свою комнату. Сунув пакет между книжками, она легла на кровать и, улыбаясь, стала наслаждаться настоящим моментом.

Слышно было, как на кухне занялись приготовлением снеги, и через час вовсе стало тихо. Взрослые наслаждались ночью, а их дочь, от некоторой новой, тяжёлой тишины ходила по квартире, о чём-то думая.

За окном было не привычно темно и пусто. Рина села на кресло и, чтобы отвлечься, решила перечитать полюбившийся ей когда-то роман. Но себя не обманешь!

Одиночество всё же давило тоской и отчаянием, всё время напоминая о себе. Поэтому Рина, укутавшись пледом, листала страницы и иногда думала о следующем дне, в котором предполагалось счастье...


«Доказательство пропажи»


И настал день. И проснулись люди.
И наша Рина уже спешила по делам, по тротуарам, по надобности.

Родительские указы она выполнила за несколько часов и теперь направлялась к своей цели... Как это здорово, что ей разрешили принимать снегу по своему желанию!

Она прошла несколько улиц и вышла к высотным зданиям. Работая на славу, ветер занёс Рине пылинку в глаз, и ей пришлось искать лавочку, чтобы переждать, пока слёзы не извлекут её обратно. К счастью, лавочка оказалась близко, и Рина на неё тут же села, потирая глаз рукой. Медленно капали слёзы – мышцы глаза сокращались самопроизвольно. Рина достала платок и слегка прижала его к глазу... Видимо, это действие было в помощь, и вскоре пылинка вышла из глаза. Что позволило подняться и продолжить путь. Ей не терпелось встретиться с ним.

И вот она снова бежала, чтобы его увидеть, согревшись мыслями о нём, а Солнце лишь освещало ей путь.

Ну вот они – та лавочка и редко посаженные кусты сирени. Да и котёнок у торца дома, наверное, тот же. Лижет свои лапки, закрыв глаза, никого не замечая. Улыбнувшись глупому котёнку, Рина вдохнула побольше воздуха и вошла в подъезд.

Начиная с пятого этажа, она, вспомнив песенку, стала напевать её. Она подпрыгивала вверх, она быстро залетала на каждый этаж, она стояла и смотрела вниз между перилами. И всё это в невероятно возбуждённом состоянии. Но, только оказавшись между предпоследним и последним этажами, увидев лестничную площадку, где жил Марин, она остановилась.

Ещё некоторое время назад ожидание встречи радовало и чуточку пугало, но почему-то теперь был только страх: “А вдруг он не захочет меня видеть? Может, я зря вторглась в его жизнь?”. И она уже медленнее, но шаг за шагом, двумя руками цепляясь за перила, добралась до его двери.

- Но всё же, я принесла ему снеги! Он будет рад! Просто поговорим и всё...

Она постучала. За дверью что-то звякнуло, и дверь открыла женщина с несколько изумлённым взглядом. Осмотрев гостью, она спросила: “Вам кого?”

- Мне Марина.
- Его нет, где-то бродит по городу, бездельник.
- Спасибо... А когда будет, не скажете?
- Ха, он же бездельник. Как захочет, так и появится. Ему дома не живётся.
- Понятно, а где он может находиться? У него друзья есть?
- Да нет у него друзей! Он только с поставщиками снеги нашёл общий язык: каждый вечер о чём-то болтают.
- Значит, вечером он дома будет?
- Да откуда ж мне знать? Не знаю я! Приходи и сама увидишь! А мне нечего тут с тобой говорить! Мне на работу пора...

Женщина закрыла дверь.
А Рина метнулась на чердак, в надежде увидеть его там, но, увы. Чердак был пуст. Она высунула голову из люку на крышу - пуста и она. От некоторой обиды, она плюнула на пол чердака и упрямо залезла на крышу. Хоть там и нет никого, зато можно успокоиться и что-нибудь придумать. Но…
       
        Подойдя к краю крыши, она заметила аккуратно торчащую из доски свёрнутую бумажку. Она о чём-то подумала, и у неё вдруг хлынули слёзы. Почему-то посмотрела вниз...

И стало страшно, и стало жутко. Вытащив из щели в доске свёрнутый листок, чуть потрепанный ветром, она принялась его читать. Дрожавшие руки и лившиеся слёзы мешали делать это. И вот прочитано последнее слово...

Сложив листок в четыре раза, вытерев платком свои слёзы, Рина в спешке спустилась с крыши и быстро помчалась прочь. Её мысли подавили её же беспокойство, а иногда ей было даже смешно. Но всё же она была зла и обеспокоена запиской. Впрочем, её посещала мысль, что Марин просто забыл записку на крыше во время очередной “вылазки”.

То, что было написано там, было агрессивно и на злобу дня, казалось, написано в бреду, либо просто ненормальным. Там говорилось о снеге и о дворниках, о Повелителе Рохе и обо всех жителях Рускалима. Какие-то стихи, непонятные слова и вопросы, но была одна фраза, которая забилась Рине в голову:

“Надоело быть и не быть одновременно. Только уставший может понять свободу покоя. Я пока цепляюсь за время, но хочу отпустить себя, хочу уйти...”

Эти слова перекликались с мыслью о возможной пропаже, о непонятной ситуации с землетрясениями, и всё это стекалось к одному объекту – Повелителю Роху. Кто, если не он, может объяснить, в чём дело? Кто, если не он, должен контролировать спокойную жизнь в городе?..

Потому что скоро начнутся беспокойства. Потому что уже начались!

И даже один, внутренне напичканный опасениями, решимостью и догадками о происходящем, может смутить толпы. А дальше – по инерции, по законам революции, по законам страха...

Разъярённая, она забежала домой, упала на кровать и заплакала. Повезло, что дома не было родителей, и никто не мог услышать её плач. Проплакав около получаса, она успокоилась, привела себя в порядок и пошла на кухню. Там хорошо перекусила и решила пойти погулять.

На улице всё было, как и всегда. Вот только взгляд у нашей отчаянной был иным. Прежде она беззаботно пинала камни и ходила босиком по лужам, а теперь её что-то теснило. Новыми показались люди, вернее толпы людей, мотавшиеся, как муравьи, туда-сюда. Даже ветер был какой-то скучный.

Скоро надоела прогулка, и она присела на лавочку у старой липы. Вид был прекрасен: парк, дома, играющие дети, и даже кусочек неба был прекрасно чистым.

Вдруг этот простор напомнил вид с крыши, а затем и встречу на ней. И опять началась думка. Но теперь без особых эмоций, она вспомнила все значимые моменты недавнего времени. Было ясно, что скоро настанет совсем другое время, начнутся перемены, как говорил Марин. Уже...

Но почему же никто их не замечает? А если землетрясение образует море?.. Конечно, будет здорово! Но они и это посчитают вполне нормальным, закономерным. Все эти мирские привычки, суеверия и постоянные оправдания!

Насидевшись вдоволь и решив для себя всё, она, настроенная на битву или оборону, победу или поражение, пошла домой. А вечером даже родители не заметили ничего, что могло броситься в глаза, никакого оскала и никаких внутренних переживаний и скрытых угроз. Потому что скоро в городе начнётся ночь, а для них ночь – это...

Прошла ночь, и начался новый день. Каким он будет, никто не знал.
Но уже с самого утра на небе ходили тучи и закрывали собой Солнце. Птицы беспрерывно летали, изредка опускаясь на асфальт и траву, чтобы почистить пёрышки и чего-нибудь поклевать. Скоро начнётся дождь, и им придётся где-то ютиться, а пока воздушное пространство свободно от капель. И хочется налетаться вдоволь, рискованно приближаясь к тёмным массам туч, которые вносят в воздух свинцовую тяжесть, а в головы – скорое ощущение встряски.

Прошла ночь, и на кухне уже стоял завтрак.

Но вот вставать не так-то хочется! На улице довольно-таки пасмурно, на душе - переживания вчерашнего дня. Но всё же легче, чем семь часов назад, когда Рина пришла домой, скрывая свою агонию. И было непонятно и обидно за Марина, который был не известно где. Если, конечно, ещё был...

В общем, она решила довести вчерашнюю мысль до конца. Окончательно проснулась, позавтракала, потеплее оделась и, прихватив зонтик, вышла из дома. И практически весь долгий путь она обдумывала свои дальнейшие действия.

И вот, наконец, она прошла мимо знакомой лавочки, поднялась по знакомым ей ступенькам и оказалась перед дверью. Громко постучала и, увидев через мгновения ту же женщину перед собой, уверенно спросила:

- Здравствуете, Марин дома?

Женщина несколько опешила: “Простите, кто?..” – но, опомнившись, произнесла: “Ах да, Марин... Дома его, к сожалению, нет, кажется, со вчерашнего дня...”

- Спасибо! До свидания!

Рина подождала, когда закроют дверь, и теперь уже, не спеша, полезла на крышу.

И это оказалось правдой! Мать Марина уже точно не помнит, когда он пропал. Да и пропал ли он для неё вообще? Наверняка, сейчас, конечно, об этом подумает, а потом все равно забудет...

То, что Марин пропал – это факт. Но вот куда? И как? Рине очень хотелось разузнать это. И теперь в её планах был разговор с самим Повелителем Снов. А может, перед этим всем рассказать?..

Она сидела на крыше и наблюдала за тучами. Что-то надумав, она решила действовать. К тому же уже вдали сверкали молнии, и ветер почувствовал силу. Аккуратно пройдя по крыше, она влезла в темный чердак и направилась к выходу. Но вдруг в углу кто-то пискнул, её волной сбило с ног, и она ударившись обо что-то потеряла сознание. Началось землетрясение.

Чердачные доски трещали, незакреплённые предметы падали вниз, поднялась пыль. Трясло очень сильно, продолжительно. Сильным был и страх, заставивший всех покинуть дома, дабы уберечь себя от несчастного случая, вызванного самой природой.

Толчок за толчком, удар за ударом. По стенам поползли трещины, но не более того. Чердак, где находилась Рина, стойко выдерживал подземные возмущения. Но ещё чуть-чуть, и крыша могла обвалиться.

Завершилось землетрясение красиво – пошел дождь.

Но люди долгое время не входили под крыши. И лишь когда спал страх, потихоньку стали набивать собой здания. Старались ютиться по первым этажам, чтобы в случае очередного толчка быстро выбежать на улицу... И только одна Рина лежала на чердаке высотного здания...

Острые ощущения трезвят человека, как пощёчина!

И нескончаемый гром тревожит уши и души. Содрогаются внутренности, и хочется окончания этого безобразия. Всех связала обречённость быть как все.

И даже Рох Рум не в силах помочь каждому. Да и не вправе он своё Величие заключать в какую-то одну мысль, если конечно, встреча с этой мыслью не видится глобальной. Поэтому он, встревоженный громом, идёт сейчас сквозь темноту, изредка замечая ослепительные молнии, чтобы поднять на руки и отнести в более светлое место всеми забытую Рину.


                «Встреча на чердаке»


Через несколько часов в лёгкие Рины вместе с кислородом попала пыль, и она очнулась, кашляя этой пылью. Перед глазами было темно и мутно, хотя откуда-то сверху падали лучи света.

Как оказалось, она лежала всё ещё на чердаке под единственным там окошком. Рама была целой, но стёкла выбиты. И сквозь этот свет тянуло свежестью.

Осторожно поднявшись c грязного пола, она отряхнула с кофты и юбки пыль, задела ломящую от удара голову и поняла, что её волосы нуждаются в тщательной промывке. Та же стихийная пыль скрипела на зубах...

- Не стоит беспокоиться о ваших волосах! Скоро они будут такими же чистыми как раньше, - донеслось откуда-то слева, и Рина, испугавшись, прижалась к стене.

- Кто здесь?

- Прошу не волноваться и выслушать меня! Меня зовут Рох Рум, Повелитель Мира Снов, Мечты и Мыслей, - донеслось теперь откуда-то справа, и Рина повернула голову на голос, который продолжал:

- Как вы уже заметили, прошёл дождь, а перед ним неожиданно для всех было землетрясение. Но уверяю вас, оно повторится. И не раз! - голос стал грозен и громок. - На наших мыслях строится этот мир. И каждый способен перевернуть его. Но стоит ли это делать, милая Рина?

- О чём вы говорите? - она уже сидела точно под окном, за которым был свет, и всматривалась в темноту, в надежде увидеть своего собеседника.

- Извините, что я с вами общаюсь таким тоном, Рина. Я, вижу, вы напуганы и не понимаете значения нашей встречи, но всё же вы должны успокоиться и выслушать меня.

Опустив свой взгляд, Рина ещё сильнее прижалась к стене и с какой-то непонятной для неё тоской выслушала всё, что говорили из темноты:

- Сегодня мы с вами встретились, хотя эта встреча, по моим предположениям, должна быть позже... Я вижу каждого в этом городе, знаю его с самого начала и, конечно же, не пропущу его конец. Управлять вами мне позволяет время. И каждый из вас лишь когда-то достоин встречи со мной. А до этого момента в вас зарождается Смысл. Вы живёте, растёте, работаете и отдыхаете. Посмотрите вокруг! Каждый занят своим делом, каждый набирает силу, наполняется духом или же теряет это всё. Но, в конце концов, завершая своё существование, он оставит для других то, что росло в нём... Каждый уйдёт! Но любой, запомните, покидая одно место, значим в другом!

- Не понимаю, - прошептала она.

- Всё просто: пока вы - здесь... Но придёт время уйти! И вот тогда, заполнив себя смыслом существования, перед уходом в мир иной, вам предстанет вся правда о вас..

- Не будет ли поздно?

- Мне видится, итог жизни для этого – самое время! Узнав, зачем ты был здесь, пойдёшь дальше!

- Что-то начинаю понимать... А как же мне узнать, что это конец? Где эта черта, за которой нужно...

- Эту черту я каждому рисую сам. И путь каждого в этом городе лежит через неё. Но не пугайтесь, ваша финишная лента ещё не видна! Однако сейчас, как мне кажется, вы, Рина, набрали хороший темп и уже ступили на финишную прямую.

- Так зачем же вы тогда ко мне сейчас пришли?

- Как я уже говорил, наша встреча не входила в мои планы, но эта случайность важна для вас и для меня тоже! Потому что я, к счастью, не только определитель конца существования каждого здесь, но я ещё и слежу за порядком и безопасностью. А в настоящее время покой и стабильность в Рускалиме могут безвозвратно нарушиться.

- Что вы имеете в виду?

- Я имею в виду вас! - несколько грозно прозвучал голос и затих.

Рина вздрогнула, подняла голову и стала смотреть в темноту. Ей овладела безысходность. Настала тишина, и в этой тишине на Рину обрушился поток мыслей.

Забыв про голос из тишины, она вспомнила вдруг последние дни. А в них тряслась земля, лились слёзы, звучали слова Марина, перед глазами мелькала его записка и безудержно летала по воздуху листовка, призывающая решить вопрос об определённости взаимоотношений с реальным миром...

И стало всё предельно ясно, и теперь мысли о судьбе Марина и каких-то переменах не давали ей покоя.

Рина встала к свету лицом и посмотрела через просвет на небо, но, почувствовав на языке пыль, плюнула ею и снова опустилась. И снова донёсся голос, но уже откуда-то сверху:

- Вы проявляете высокую активность…

- Это значит, что я готова идти дальше?

- В том-то и дело, что нет. Ваши действия сейчас опасны, а в данный момент и без вас не всё гладко, как вы уже видите. Вы не знаете всей ситуации с реальным миром. И ваш приход туда может вызвать дополнительные волнения. Это сейчас опасно, очень опасно!

- В реальность?.. - не поняла Рина.

- Ну да, в реальность – воплотиться...

- И что же мне делать, если я готова взорваться от немыслимых догадок? - перебила голос Рина. - Мне ничего не остаётся, как действовать! - повышая тон, произнесла она.

- Я постараюсь вам объяснить. Хотя считаю, что сейчас вам лучше забыть обо всём, что знаете, и продолжать жить так! Но я понимаю, что это не возможно... Поэтому слушайте! Наш мир подчиняется миру реальности. Но и тот без нас не может обходиться. Нынешние землетрясения в Рускалиме говорят об одном – скоро у Человека произойдёт нервный срыв, и не одна наша правильная мысль не удержит этого безрассудства. Даже вы!

- Но ведь мы снами можем намекнуть, что нечего себя крушить и мучить, пусть наши иллюзии удержат от собственной агрессии против себя!

- Не всё так просто, Рина! Реальность сильна собой, и наши мысли перекрываются событиями и неустранимыми обстоятельствами. Реальность переворачивает наш мир, она тянет из нас нужные ей мысли и наполняет нас своими порой жестокими смыслами.

- Вы говорите о переменах? Об этом говорил Марин?

- Да, об этом! Но и в нём сейчас нуждается реальность. Я не мог его больше здесь держать и был вынужден туда отправить. Реальность породила его, значит, ей же и принимать. Что ж, настало время!

- Не понимаю, чем важен мальчик, записывающий свои переживания, правда, наполненные тоской и безысходностью?

- Отправляя его туда, я сказал ему одно: “Знай, что ты важен, но не мешай другим!”. Потому что Марин Аль, скажу тебе – это вынужденная мысль о самоубийстве! Вот так!

На минуту разговор прекратился. И Рина с ужасом переваривала информацию и обдумывала каждое слово Повелителя Роха. И вопросы уже рождались в её голове:

- А чем вызвано это безумие? Мне страшно, что я не понимаю этого.

- Скажу одно: всё, о чём мы говорим, вызвано временем. Настала пора что-то менять!.. Я помню, в Детстве наших миров время текло равномерно. Мы просто жили, рождая любознательность. Рождались новые важные мысли. Уже построенные нами заводы пока ещё с лёгкостью перерабатывали проникшую в наш мир информацию; и мы дарили реальности только радость... Но человек растёт, и мы тоже должны меняться. Внешние причины навязывают нам свои правила игры, и мы можем только напомнить, что у нас богатый мир, наполненный иллюзиями, фантазиями и светлыми мыслями...

- Извините, но как человек там может меняться, если наши мысли постоянно с ним?

- Это не так трудно! Ведь там есть мысли других людей. Конечно, они не сразу принимаются мной из-за своей абсурдности. Но всё же навязывание и легкомыслие делают своё дело, и мне остаётся их принять и дать им определённый смысл. Стараюсь сам их как-то понять... придать значение.

- Хорошо, почему у многих из нас долгая жизнь в Рускалиме, и лишь когда-то вы даёте нам право действовать в реальности?

- Всему своё время. Человек не всегда готов принять на себя важное знание, тем более из его головы... К нему может прийти мысль глубочайшего смысла, а он её просто не поймет. Разум не всесилен... Ведь каждая мысль значима по-своему, а я лишь наблюдаю за ней и вовремя посылаю в реальность.

- Значит, и вы тоже понимаете всё со временем? - огорчённо спросила Рина.

- К сожалению, да! Я вспоминаю, что раньше мы не замечали хода времени. Мы просто думали о будущем, вспоминали прожитые дела и события... Но как-то вдруг я осознал, что каждая минута меняет нас. И я безудержно пустил эти мысли человеку. А в это время он беспечно сидел на завалинке дома под Солнцем, и эта мысль ошарашила его. Он сделал несколько движений и нарочно вспомнил о своём положении пару секунд назад. Оно изменилось! И в голове родилось безумие. Он вспомнил, как час назад его рука вытягивала из почтового ящика газету, и глаза читали её. И всё это было как будто сейчас, как будто только что! И он этим жил! Но это прошло!.. Безумие выросло, когда он понял, что так пройдёт всё! Абсолютно всё! И было страшно! Потому что стало ясно, что он существует только в настоящий момент, а где-то в памяти остаётся прожитое прошлое и рождается только в мыслях и мечтах пока никем не определённое будущее, которое всё переходит и переходит в проживаемое!

Рина была готова зарыдать от понимания, что всё заканчивается. Но ком в горле мешал ей выдавить слёзы. Внезапно задавило грудь, и она начала тяжело дышать. Но и это не помешало ей думать, это побуждало её действовать.

- А пустите меня в тот безумный мир! Я тоже хочу воплотиться, - неожиданно сказала она.

- Это невозможно. Я же говорю, вам еще рано быть там, хотя и здесь вы опасны... Ещё раз повторяю: забудьте все ваши сомнения и живите, как жили... Некоторое время.

- Но и это не возможно! Я схожу с ума от всех этих сумасшествий, - она заплакала, - и я уже соскучилась по Марину, я хочу его увидеть.

Она зарыдала. Но и это продолжалось не долго, потому что она была рассержена. Она вдруг встала, вытерла слёзы и тихо спросила:

- А что, ничего нельзя сделать?

- Вопрос не из лёгких, к тому же мы оба не в состоянии правильно оценить ситуацию. Я взволнован, вы – тоже, но я кое-что предложу.

- Что же? - уже любопытным голосом спросила Рина.

- Оставим всё, как есть. Пока. Я думаю, придёт время, и вы узнаете свою надобность. Хорошо?

- Не знаю! - грубо ответила Рина, - А если никогда не придёт это время? А если просто будет поздно?

- Да, вы правы. И даже я не знаю... не знаю: можете вы помочь или нет. Всё так быстро меняется, и я не в силах за раз всё быстро обдумать. Но спешить не стоит!

- А что стоит?! - уже кричала Рина. - Я не могу вот так просто забыть всё это!

На её лице можно было заметить слёзы и ярость, но на чердаке было достаточно темно. К тому же интереснее узнать, были ли слёзы и ярость, или ещё что-нибудь на лице Повелителя Рох-Рума. Но темнота как полная невидимость не выдавала его эмоций. А это для впечатлительной Рины было к счастью.

Пока невольная собеседница себя успокаивала, закрыв глаза и просто обдумывая, Повелитель ясно представлял всю картину происходящего и через несколько минут произнёс как никогда спокойным голосом, монотонно делая паузы:

- Я понял, в чём наша общая задача.

Рина подняла голову, открыла глаза и спросила:

- В чём же?

- Как я уже говорил, сейчас мы находимся только в настоящем. Но забыли про прошлое, не думаем о будущем... И если мы войдем в будущее, держа за спиной узелок времени, наполненный обязательным для нас прошлым, то, по-моему, это будет самое правильное! Как вы считаете?

- Поясните. Я не совсем поняла. Вы так красочно говорили...

- Нажитый опыт прошлого и разумные поступки будущего!.. Ведь всегда есть выбор: либо безудержно и “на удачу” шагнуть в пропасть, в надежде ощутить внизу воду или, в лучшем случае, не ощутить там ничего, вечно парить, наслаждаясь полётом; либо оглянуться назад, что-то или кого-то вспомнить, взять камень, бросить его и убедиться, что дно, если и есть, то безысходно далеко...

- Поняла! Мы должны помнить по нашу размеренную когда-то жизнь. Должны быть осторожны... Нужно относиться трепетно к трогательному. Я хочу быть значимой для человека! Я готова решиться на неизведанное будущее...

- Я вижу, в вас проявляются чувства. Думаю предстоящие перемены сыграют свою роль. И настанет для Человека новая пора. Твоя пора, Рина!

- Да, я поняла, Повелитель! И я буду ждать!.. О, Повелитель, ведь это правильно – ждать?.. Повелитель... Где вы?..

Голоса уже не было.

И снова она, одинокая, смотрела в темноту, которая секунду назад дополнила себя пустотой. Осталось лишь ощущение сна. Вокруг было всё ещё темно и пыльно...

- Не сошла ли я с ума? - с иронией проговорила Рина. - Хотя какая разница? Нет никакой гарантии, что, когда пройдут перемены, что-то изменится в лучшую сторону... зато будет, что вспомнить...

Вспомнить.

Медленно, аккуратно ступая по чердаку, она вылезла на лестничную площадку, взглянула на грязную от пыли одежду и пошла прочь, на ходу отряхивая себя, о чем-то думая и произвольно улыбаясь прохожим, стараясь тем самым, как её просили на чердаке, что-то на время забыть.

Забыть.


«Забыть и вспомнить»


Действительно, будет, что вспомнить. В эти дни Человек не находил себе места.

И желаемое часто – недоступно, недозволенно.
Иногда не знаешь просто, хочешь ты чего...
Наступают дни молчания. Нам позволено одно:
Петь обиду гимном, воспев прощенья серебро.

Человека звали Юми.

Он часто смотрел на Солнце, тянулся к небу, может, поэтому быстро вырос. В смысле, повзрослел.

Как никто другой, он ощущал себя собой. Именно собой, а ни кем-нибудь другим. В нём были, конечно, признаки и повадки родителей, друзей, киногероев и других, с кем он имел, так или иначе, дело; просто он рано понял, что имеет своё тело, свои взгляды на мир, свою душу... Понял, что живёт он там, где ему положено, там, где, собственно, получилось, и никогда об этом не жалел. Ну, может, иногда, когда приходили в голову странные мысли...

Ему в детстве было страсть как интересно: “А что бы было, если бы я находился в другом теле, в другом месте на Земле и в совершенно другое время? Чувствовал ли я себя так, как чувствую сейчас, ведь я изначально был бы другим человеком?”. Иногда он думал, что вообще живёт не в своё время.

Его “сегодня” и “сейчас” маячили школой, домом, друзьями, первой, второй, третьей… любовью, но всегда ожидалось что-то большее. И было весело, когда это удавалось дождаться. Было здорово часами во что-либо играть, делать шалаши или просто уплетать спелую ягоду или домашнюю мамину выпечку!

Но всё когда-нибудь кончается, и на смену всему этому приходят домашние задания, домашние дела или просто ночь. А какие же вам ночью игры? Ночь – время сна!

Поэтому всегда вспоминалось прошлое, игралось настоящее, и мимолётно думалось о будущем. Короче говоря, это – детство!

У человечества богатейший опыт: множество литературы, военных, исторических фильмов... и даже музыкальные записи носят чисто “прожитый” характер. Поэтому прошлого всегда было предостаточно: много воспоминаний и следов от сделанных людьми дел; оно и отпечатывается где-то в подсознании и никогда, никем не сотрётся... А вот настоящее не замечается. Уж слишком оно короткое, это настоящее! Ведь настоящее – миг!

Вот и сейчас прошло то, о чём я только что думал и что делал. А вам так не кажется? Что вы делали секунду назад? Того уже нет! Немного жалко, правда?

Юми был способным мальчиком: что-то давалось легко, над чем-то он пыхтел, подавляя свои неумения ответственностью. Он всегда обращал внимание на старших, ему было на кого равняться. Сам он тоже имел свои доводы, но крайне редко выдавал их в жизнь. Да, собственно говоря, этого и не требовалось. Взрослые и сами всё знают!..

И каждый ребёнок со временем растёт и начинает понимать всё по-другому, по-новому, и безудержно детское наивное умиротворенное исчезает, как будто и не нужно вовсе... Его вытесняет молодое озорное торопливое.

Иногда приходится “обновляться” под плетью чужих мнений, упрёков и безразличия. Это происходит, когда ты во что-то вкладываешь душу, а тебя не понимают, им это вовсе не интересно. И ты остаёшься в дураках и твердишь себе больше этого не делать, не делать впустую. Становишься серьёзнее...

Как-то Юми нарисовал в детстве потрясающую вещь и побежал хвалиться. Очень правдоподобными оказались лошадь, небо и трава на переднем плане. А от луж за этой травой парнишка был просто в восторге! Такая классная штука получилась!

Но почему-то зрители не ощутили особого восторга. Просто похвалили, просто улыбнулись и продолжили заниматься своими делами.

А как же картина? Что делать юному художнику?

Просто оставить все свои эмоции для себя и гордиться в одиночку своим произведением? Или, может, просто про неё забыть?.. Забыть сотворённое?

И, наверняка, так с каждым: купишь подарок, а он, видите ли, не подходит! Разбиваешь лоб, чтобы помочь людям, а им это и не обязательно – и так сойдёт!

Разве не задумаешься здесь: “А продолжать ли дальше в таком же духе?”. Вот тут-то и начинается головная боль, а дальше, может, что-то ещё... Стена.

И пропадает интерес к жизни, и хочется всё бросить, хочется даже из дому сбежать. А куда? А зачем?

И попадаешь в клетку, никому не видимую клетку, кроме тебя, разумеется. И никто тебе не помощник в этом деле, даже ты сам!..

На миг забыть печаль, навечно вспомнив, кто ты!
Не вспоминать обид. Непониманье их прощать!
Не забывать: всё впереди! Дождаться нужно всхода!
Не просто – жить! Тянуться к Свету, жить и ждать!


«С чего всё началось»


- Пойдём завтра на рыбалку?
- Не знаю. Куда? - спросил Юми старшего брата.
- На пруд, - ответил тот.
- Рано?
- Часов в пять.
- Рано. Не выспимся.
- А ты что, всю жизнь спать хочешь? - спросил с укором брат Лёха и отложил молоток в сторонку. Тем самым обозначив, что пора сворачиваться на обед и покинуть крышу, заваленную кусками рубероида, деревянными рейками и гвоздями.
- Нет, конечно, - ответил Юми брату. - Просто не охота на рыбалку мне. Хочу выспаться и, может, в “чижа” пойти поиграть, или купаться.
- Придём с рыбалки и тогда пойдём к пацанам, - сказал брат, уже оказавшись на деревянной лестнице.
- Да уж, как же! А рейки за тебя прибивать кто будет? Батя сказал - наша работа!
- Успеем. Немного осталось... Подай коробку...

Юми подал ему ободранную картонную коробку с гвоздями, и брат спустился с инструментами на землю.

- Немного... половину крыши почти перекрыли, а стройка-то не кончилась! - проворчал Юми. - Потом жесть класть будем. Потом ещё чего-нибудь... Наработался, и поиграть уже не так хочется.

Забрав с крыши оставшуюся мелочевку и большие куски рубероида, чтобы дождь не намочил их, он угрюмо слез по лестнице и направился к дому. Там его уже ждал ужин.

Был вечер, один из первых этого лета.

Был...

Дом был куплен давно, и в ту пору его вид был абсолютно другим, нежели сейчас. В те годы ремонт не шёл. Оно и понятно: дети были маленькие – помощи никакой! К тому же, здание предназначалось под снос. Какой тут смысл что-то достраивать и обновлять? Десяток лет здесь царила размеренная жизнь, и вдруг началась работа...

В стране поменялась власть, а потому сменились планы на многие вещи и обстоятельства. Дом сносить уже не собирались, потому что у государства не оказалось средств для строительства на этом месте нужного властям здания. Разрешили достраивать, разрешили действовать.

Детки уже подросли, окрепли – пришла пора помогать родителям. В двенадцать лет в руки топор, чуть раньше – на колонку за водой, вскопать землицу на участке, потом поливать её и, конечно же, собирать урожай.

Дощечка за дощечкой, гвоздь за гвоздём – уже не узнать старый дом: окреп, расцвел. Вознеслись надстройки и пристройки, радовали глаза и руки своим появлением.

И всё оно хорошо, да только конца этому нет. И нет начала другому. Не жизнь, а невольная людская доля – самому себе хлеб печь! Понятно, когда без перекуров... 

- Ты чего сегодня такой хмурый? - спросила мать.
- Просто, - коротко ответил Юми, сидя за столом и о чём-то думая.
- Ну я же вижу, что не просто. С братом поссорились? Опять? Младшему брату дурной пример подаёте...
- Да нет, просто устал.
- Чай допьёшь – ложись спать. Они с отцом утром на рыбалку пойдут. Ты пойдёшь?
- Да не хочу я. Это им надо, а не мне. Я играть хочу; с пацанами куда-нибудь сходить...
- Сходи сегодня, после чая, только ненадолго.
- Да я же говорю, что устал я сегодня. Да наши, наверное, разошлись уже все. Время-то позднее...

На кухню зашёл отец.

- Что лень одолела? Вот и сидят, и сидят дома! Мы в ваши годы и на поле ходили, и за огороды в футбол играть, на рыбалку почти каждый день. А вам ещё чего надо? Речка рядом, лес – тоже. Ну, ничем их не заинтересуешь!

Родители родились и жили в деревне. Поэтому старались научить уму-разуму своих детей и приучить их к работе и трудолюбию.

Юми возражал:

- Да что мне твой лес? И сам ведь знаешь, что некогда! Целый день допоздна работаем – под вечер сил нет. А если ещё на промыслы ходить!.. Ночью что ли?
- Да ну вас! Сидите дома, старики! Уже, блин, дружить надо, а ты...
- По ночам что ли? - засмеялся Юми, понимая, что этот вопрос двусторонний. - А спать за меня кто будет?
- Не досыпать для молодого человека – это нормально. Днями дома сидите – потом вспомнить нечего будет. Хорошо хоть, что младшего брата к бабушкам отправили! Уж он-то разносторонне там развивается...
- Ха, и ничего мы не сидим. Ты про стройку забыл? После работы даже желание болтать пропадает.
- А ты не болтай, а иди и прогуляйся. До одних сходи, до других, нагуляй себе сон. Там свежий воздух, по улицам сверстники твои ходят, а ты дома.
- Да им делать нечего, вот и шляются с обеда!

Вошёл старший брат, уже одетый для прогулки, обратился спокойно к Юми:

- Я к нашим. Может кого на рыбалку сблатую. Пойдёшь?

Отец сказал с иронией: “Нет, этот не пойдёт” и вышел из кухни.

Мать предупредительно качнула головой и глазами указала на батю: “Иди! Погуляешь, отдохнёшь”.

Брат уже одевал ботинки.

- Ладно, схожу. Делать всё равно нечего, - сказал Юми и пошёл одеваться. Накинул кофту, надел брюки, прихватил куртку и вышел из дома на крыльцо. Там его уже ждал брат.
- Ты скоро? Вечно тебя ждёшь!
- Уже всё, пошли! - Юми надел легкую курточку, напялил кроссовки и пошёл за братом.

На улице было прохладно. Было девять часов вечера, и, конечно, уже стемнело. Прохожие были редкими, естественно, только молодёжь.

Братья шли молча, не спеша, и щелкали жареные семечки. Ими были набиты почти все карманы: как пить дать, братва лихая просить будет! Тогда их и на час не хватит! А разговаривать до самой ночи придётся. Тем много, языков – тоже. Общаться можно, пока спать не захочется. А там уж, сам Бог велел, ложиться в постель, чтоб с лёгкой головой уйти от прожитого дня навстречу новому радостному дню.

Как всегда, несколько человек уже стояло возле забора, они о чём-то говорили. Кто-то сидел на корточках и, наслаждаясь, курил. Увидав братьев, народ несколько оживился и стал смотреть в их сторону.

Подошли. За ручку с каждым поздоровались.

- Где весь день были? - спросил курящий. - Я звонил. Никто трубку не брал.
- Да мы на улице были. На крыше. Так, только на обед заходили, - оправдывался Алексей.
- Ясно. Давай семена, - курящий улыбнулся и подставил ладони.

Пришлось угощать всех.

- Давно собрались-то? - насыпав всем семечек, спросил Алексей.
- Может, полчаса прошло, может, чуть меньше...
- Пойдём завтра на рыбалку?
- Можно, - ответил курящий, впрочем, уже затушивший окурок.
- А вы? - кивнув остальным, обратился брат.
- Куда?
- На пруд, к спуску.
- Можно... Надо подумать... - отвечали они.

Несколько минут молчали, плевали, каждый о чём-то думал.

На небе появилась россыпь звёзд и несколько планет. Красота – хоть песни о них пой! Но рты – увы! – были заняты семечками. К тому же только Юми смотрел в даль. Другие вглядывались в темноту улицы, пытаясь там, что-то разглядеть.

Вдруг человек, что был в кепке, закончив щелкать семечки и отряхнув громко руки, спросил всех:

- Вчера же футбол был, кто-нибудь смотрел? Я, блин, весь вечер ждал, не дождался – к своей пошёл. А сегодня утром сказали, что матч на целый час позже показали.

В ребятах проснулись спортивные комментаторы:

- Смотрели, смотрели. Ну, так, ничего...
- Да, нормально! Голевые моменты были красивые. Это самое главное!
- Ну, если б ещё забивали, инвалиды...
- Один раз же забили. Тебе мало что ль?
- Да нормально, только столько не реализовано...
- Да кто выиграл-то? - с нетерпением спросил человек в кепке.
- Диман, да всё нормально – наши чехов сделали. Почти в конце матча, правда, - сказал парень в джинсовой куртке.
- Молодцы!
- Конечно, - с иронией сказал Алексей, - почаще бы!
- Да для наших это нормально, - авторитетно сообщил курящий. - Уж, как умеют. Вот вы вчера гонки смотрели? Такой драйв, Шумахер на последнем круге все-таки всех сделал.

В ком-то проснулся критик:

- Да эти гонки уже смотреть не интересно. Победитель один, ну или ещё кто-нибудь. Фигня всё это!
- Сам ты фигня. Там такие тачки!

        Народ поддержал.

- Да! Вот тачки там реальные! Даже лучше, чем сама гонка!

В ком-то проснулся остряк:

- Не ври, лучше самогонки ничего нет!

Все замолчали.

- Ты к чему это сказал? - с каким-то странным любопытством спросил парень, сидевший рядом с Юми, его звали Ванька.
- Просто.
- Дак, может, сообразим? - Ванька уже улыбался, немного горбясь.
- Ну вот, начинается! - с недовольным лицом встал Алексей и застегнул куртку. - Хотя холодно!

Юми заулыбался. Его брат всегда был странным на счёт этого дела. Когда не было у него желания, никто не смог его склонить на выпивку, а уж если дело попрёт!.. Хоть выкладывай заранее все крупные деньги из карманов.

Ванька всё не унимался, тоже встал и начал странно двигаться, пританцовывая:

- Ну чё, давай! Кто «за»? - спросил он игриво.
- Опять без повода? - с ухмылкой спросил Юми.
- Почему без повода? Холодно же стало.
- Ну, раз так...

Стали соображать, у кого что есть. Наскребли на бутылку «беленькой», пару бутылок пива и ещё мелочь на одноразовые стаканчики.

Уже никто не сидел. Стояли и обсуждали, какое брать и куда идти.

- Пошли в парк? - предложил Юми с улыбкой и некоторой осторожностью.
- Можно и туда, а можно и здесь. Только тихо, - предложил Димка, стоя рядом со своим домом, - чего далеко ходить-то?
- Да, блин, всё равно за разогревом идти!
- Ну да...
- Так, надо на закуску огурцов взять. Ванька, притащишь?
- И сало, - добавил вновь курящий, - с хлебом.
- Ладно! - ответил радостной Ванька и уже пошёл за продуктами.

Несколько человек пошло за спиртным, а кто-то остался ждать Ваньку. Дождавшись его, они тоже пошли в парк и заняли там свободные лавочки, с нетерпением стали ждать остальных. Ждать пришлось недолго.

- Ну, вот и мы, - сказал Димка и присел на свободное место.
- Что купили?
- О, всё, что надо! - оптимистично пропел Ванька, увидав содержимое пакета. Он улыбался.

Юми и парень в джинсовой куртке разлили себе пива, и каждый, отхлебнув со стаканчика по глотку, удовлетворённо произнёс: “Холодное!”

Остальные парни уже наполнили свои стаканчики водкой. Ждали только одного – когда Ванька нарежет огурцы, сало и хлеб. Было несколько томительно, но всему приходит конец... И вот стаканчики с лёгкостью и практичностью опустели, и, как по сценарию, стало теплей. Налили ещё по одной. Выпили. У всех развязались языки, и пошла обычная болтовня, и всем было хорошо.

Брат Лёха и курящий о чём-то спорили. Все их слушали, иногда включаясь в разговор, иногда смеясь над ними. На Юми нашёл сон, и он нехотя допивал пиво. Он только сидел и слушал, иногда поддакивая. После спора все на несколько минут замолчали, и тогда Юми повернул голову к своему соседу и спросил:

- Ты горилку “Nemirov” пил?
- Нет, не пил, - ответил лукаво парень в джинсовке, с ухмылкой, попивая пиво. - Я ведь водку не пью!
- Дак это же не водка! - засмеялся Юми.
- Ну, тогда – пил! - улыбнулся паренёк и развёл руками.

Все засмеялись. Паренька звали Женькой.

- Ну, Жека, ну, блин, кадр!
- Бывает, - засмеялся сам Женька.

Через час все были пьяны и начали расходиться.

Брат о чём-то спокойно говорил с курящим, а Юми его ждал, не хотел идти домой один. Ему не терпелось идти домой – спать.

Ребята как-то неопределённо договорились на счёт рыбалки, но у Юми как и раньше не было желания: спать оставалось несколько часов, и просыпаться будет очень тяжело. К тому же целый день будешь, как сонный ходить, а ещё столько дел. “Хоть бы пошёл дождик к утру что ли!” - подумал он.

По дороге думалось о рыбалке, коротком сне и пацанах, которые завтра будут спать до обеда, а днём пойдут на пляж. Они же с братом в это лето так редко купались, что это сказывалось на самочувствии каждого. В солнечную погоду ну очень хотелось купаться!

Настало утро. На рыбалку не пошли – с рассвета лил дождь. В девять их разбудил звонок.

Юми специально не брал трубку – было лень, к тому же снилось что-то интересное: какие-то стены и дом, лестница в подвал, искры света, а потом они на поляне играли в «клёк», рядом горели костры.

Трубку поднял брат, что-то промямлил и положил обратно. Ещё с полчаса валялись, но сна уже не было.

Первым встал Алексей, раздвинул шторы и пошёл умываться. Юми лежал с открытыми глазами и слушал, что происходит на кухне. Там лилась вода, и гремели чашки – брат мыл посуду.

Поднявшись, Юми оделся, заправил кровать, одёрнул шторы по-своему, взглянул в зеркало, улыбнулся.

Увидав его, брат, держа в одной руке нож, в другой – лук (уже начал готовить еду), сонно сообщил: “Мамка звонила, сказала на обед чего-нибудь приготовить. Я сделаю, а ты воды принеси”.

- Ладно.

Умывшись, Юми сделал утреннюю гимнастику, отжался и начал завтракать – чай пить. Во время чая смотрел в окно, там то моросило, то лило как из ведра. Было довольно пасмурно.

Он вспомнил, что не пошли на рыбалку, и обрадовался, что выспался. Но тут же вспомнил, что и на пляж в такую погоду пойти не получится.

Вот и получилось: и плохого нет, и хорошего не предвидится!

Стало грустно, что всё так получается. Нашла какая-то обида.

Позавтракав, он включил магнитофон, лёг на кровать и стал с грустью разглядывать «рисунки-неровности» на потолке, слушая какие-то старые записи, отвлекаясь на шум дождя, когда тот усиливался, и были перерывы между песнями.

Устав лежать, он принёс воды, накормил собаку, снова включил магнитофон.

Брат сидел за столом у окна и читал историческую книгу. Попросил сделать потише. Тот сделал. Брату этого показалось мало, попросил совсем выключить “эту дрянь”. Юми послал его вежливо на четыре стороны, но музыку не выключил. Брат встал и сам выключил то, что ему мешало, со словами: “Просил же!”. Юми что-то буркнул, но конфликтовать со старшим братом не стал. Просто обиделся. На глазах стали наворачиваться слёзы, но очень скупые и непродолжительные.

“То ли из дома сбежать? Достали уже”, - думал он.

Иногда мыслей не было никаких, а иногда они комом заседали в горле и перекрывали кислород. Хотелось психануть и уйти куда-нибудь, хотя бы до вечера. Но на улице шёл дождь. Дома оставаться было тоже тяжело. К тому же, скоро на обед придут родители и заметят его печальное настроение, будут лезть в душу. Да и самому не хотелось перед ними хмуриться и сердиться.

Но в обед пришла Мамка и ничего не заподозрила, а, может, просто виду не подала. Отец задерживался на работе. “Может, и не придёт на обед”, - подумалось Юми. Обычно в это время лета отец с коллегами разъезжали по району и проверяли местность вдоль и поперёк на качество природных условий. Контора, где работал отец, уже давно не процветала, но летом работа была.

- Сегодня поедем на дачу? - спросил Юми свою мать.
- Надо. Если отец пораньше с работы придёт...

Нужно сказать, что погодные условия не были серьёзной преградой выезда на дачу. Поливать, конечно, ничего не надо, но собрать кое-что из ягоды было необходимо. Дожди обычно лили два дня, и ягода могла просто пропасть, к тому же дорогу размоет так, что ещё неделю ездить нельзя будет. Ехать надо было – не были там с выходных. Прошла почти неделя.

- По дому надо чего-нибудь делать? - осторожно спросил Юми.
- Да в общем, нет. Пса потом накормите.
- Я Крепу утром кормил.
- Ну, тогда всё. Отдыхайте.

Брат закрыл книжку, оставив в качестве закладки свой палец, подошёл ближе и, опёршись об косяк, жалостливо спросил маму, уже одевавшую куртку:

- Может, не поедем? Дождь ведь...
- Может, и не поедем. Там просвета не видать, хотя если перестанет и будет как сейчас... Не будем загадывать. Посмотрим! - она взяла зонтик и пошла на работу.

Братья переглянулись. Каждому не хотелось никуда ехать. Брат снова открыл книжку, а Юми присел на край своей кровати и с любопытством стал смотреть в окно.

Там куда-то спешили прохожие, перепрыгивая через неглубокие лужи. Зачем-то ехали машины, не замечая этих луж. Пасмурная погода делала своё дело, подавляя желание что-либо делать. На небе тучи, как в голове мысли, лезли одна на другую, чтобы столкнуться громом...

Но вдруг мимолётно показалось Солнце, и Юми улыбнулся ему.

В комнате было темно – на улице бушевала стихия. Она то превращалась в моросящий дождик, то дробью ливня барабанила по стёклам. Изредка бил в окно ветер.

Неожиданно что-то случилось: Юми соскочил с кровати, выбежал на улицу и встал под проливной дождь. Там ему стало легко. Но вдруг, вспомнив про брата, который может заметить его странное поведение, спокойно зашёл в дом, сдернул с крючка полотенце и насухо вытерся. Алексей так же читал книгу и лишь на секунду взглянул на него, когда тот вошёл в дом.

Юми вошёл в спальню, сел рядом с кроватью перед окном и стал под неопределённый ритм дождя качать головой. “Ш-ш-ш-ш”, – шумело за окном. Сидящий на полу старался попадать в эти странные ноты. А через минуты, закрыв глаза, стал просто слушать своё глубокое дыхание, а потом думать обо всём, что с ним происходит.

“Надоело... Надоело. Как в клетке – хоть свободен от дел и не работаешь, а выйти всё равно никуда не можешь. Дождь, блин! Потом, конечно же, опять хорошая погода будет. А толку? Всё хорошее время на дела уходит. Конечно, нужно... А другое, что не нужно? У меня даже девчонки нет! Ха-ха!

Злостный смех крутился в его голове.

- Так ведь некогда! - он вдруг вспомнил, что говорил по этому поводу отец: “Всё вам некогда! Да мы в ваши годы...” Ха-ха! (началась истерика)... Нашёл чем хвалиться, а я так не хочу - галопом! Всё! Надоело. Хоть из дому беги, а куда? Опять эта клетка!”

Юми захотел было заплакать, но на кухне что-то загремело, и он очнулся, пришёл в себя и, посмотрев на тучи, оскалился. Брат ставил на огонь чайник.

- Юми, пойдём чай пить! - как-то весело предложил Алексей.
- Да пошёл ты... со своим чаем, - прошептал Юми и упал на спину, вытянув одну ногу и упёршись ей в стену. Начал постукивать. В глазах был один потолок – пустая картина. Пришлось закрыть глаза.

С кухни опять донеслось: “Юми, чай пить будешь?”

- Нет! - как-то визгливо вырвалось, и Юми понял, что хочет плакать от отчаяния.

Он перестал бить ногой о стену, но больно ударил головой о пол и перевернулся на бок, свернулся калачиком и выдавил из себя слёзы. Так лежал минут пять. Когда на лице стало сухо, он протёр глаза, встал с пола и сел на помятую кровать.

На улице также моросило, но уже не сильно, а у Юми вдруг заболела голова, и он прижал пальцы к вискам.

Такого с ним ещё никогда не было. Было также тяжело, также обидно, но чтобы ныли виски, и ломило от боли голову... Такого ещё не было. В голове, явно, творилось что-то неладное. Нервы были расшатаны, и захотелось отдохнуть.

Он выждал, когда брат выйдет из кухни, и пошёл туда, умылся и, вернувшись в комнату, прилёг, накрыв себя рубахой.

Заснул он незаметно.

Через полчаса его разбудили шаги и хлопанье дверью. Уже пришли с работы родители и собирались на дачу, гремя вёдрами. Юми посмотрел в окно. Там сияло Солнце, и не было ветра и дождя. Стало легче, но настроение не поднялось. Он встал, протёр глаза и вышел из комнаты.

Его состояние родители приняли за сонное и, улыбнувшись, сказали умыться и начать, наконец, собираться.

Отец вывел из гаража машину, а мать тем временем выключила все электроприборы – вдруг начнётся гроза! – и вышла из дома. Юми, не торопясь, накинул рубаху, взял себе ведёрко и только тогда покинул дом. Уже давно сидевший брат упрекнул его, в который раз, в медлительности, и отец, что-то добавив от себя, надавил на газ.

Всю дорогу Юми молчал и нехотя вспоминал день.

На него давила лёгкая депрессия, поэтому он старался её не замечать и беспечно смотрел в окно. А к концу поездки он уже с улыбкой слушал рассказы отца, один раз нейтрально влез в общий разговор и даже смеялся, когда было смешно.

На улице давно установилась погода, хотя Солнце уже садилось за горизонт. Вечер был свежим и ясным. И целый час дачники беззаботно собирали ягоду, и никакие лужи и грязь не могли им помешать.

После дождя, как после слёз, всегда легче и спокойнее жить. К тому же скоро начнётся вечер, который, как и ночь, ничего не требует. И ягоды, как и мыслей, на этот раз было много, а объединённые аромат и вкус дарили жизни частички счастья.

Вскоре месяц подошёл к концу. Погода давно наладилась, и редко шли дожди. Это позволило ускорить процесс постройки крыши и на славу потрудиться на земле.

За это время братья вдоволь наработались, сильно уставали и редко гуляли по вечерам. Это напрягало обоих, хотя брат не подавал виду.

И лишь с Юми постоянно происходили нервные срывы. Он всё время хмурился и молчал, часто думал о зиме, времени, когда можно днями сидеть дома и читать книги.

Юми очень устал от работы и мыслей, но всё же понимал, что делает домашние дела для себя, братьев и родителей. И было приятное чувство, когда они завершали какой-либо этап работы. Он даже любовался на сделанную ими работу, когда вечером выходил к друзьям из дома.

И постоянно менялось плохое настроение на хорошее.
 
И к этому можно было бы привыкнуть, но в жизнь вошли ещё несколько неприятностей, которые окончательно доконали Юми.

Одним из них было предательство…


«О труде и отдыхе, о любви и музыке»


Так уж сложилось, что время обязательно выявит большинство твоих желаний – когда-нибудь обязательно проговоришься. И большие секреты, оказавшись у всех на устах, принимают довольно-таки жалкий вид...

Юми всегда хотелось путешествовать. Он часто в телепередачах наблюдал за пейзажем на заднем плане. Часто показывали или берег моря, или дома около леса, океан… И хотелось хоть раз побывать там, где никогда не был. Его привлекало практически всё: таинственная природа, невероятная архитектура и совершенно другие люди.

Впрочем, нравилось и то, что окружало сейчас: низкие дома, весной – ручейки, летом – дожди, берёзки, клён, сирень, довольно-таки неординарные люди, интересные разговоры... Ему нравились его друзья, он любил и уважал своих родителей. Ну и, конечно же, он наслаждался этим летом, хотя оно и проходило как-то мимо, как-то не полностью, как всегда...

Но хотелось чего-то большего, чего-то особенного. И уже несколько лет в голове Юми крутился план куда-нибудь уехать. Ну не насовсем, конечно, а так, “развеяться” от надоевшего постоянства...

Если честно, план не был чётким, было просто желание что-то поменять. Оно-то и выросло в некую манию “сорваться с места”.

И вот в определённый момент он предложил своим друзьям куда-нибудь уехать на несколько недель, пока было лето, и не было, в силу возраста, слишком значимых дел: работы, семьи, детей.

Как всегда сидели вечером в парке, о чём-то говорили и затронули тему “расслабиться на всю катушку”. Стали предлагать выехать к реке на несколько дней или поехать подальше: на Солёные озёра.

- Давайте на два дня, как в прошлое лето. Только воды побольше возьмём, а не как тогда...
- Ну да, утром похмелье, а воды-то – тю-тю. Хорошо хоть, что огурцы и помидоры на утро остались. Какая-никакая – вода!
- Да причём здесь вода? Пить меньше надо было.
- Да как меньше-то? Природа ведь!
- А здесь ты чё меньше пьёшь? - спросил Юми Ваньку.
- Так же, наверное, - ухмыльнулся Иван. - Только там никто не мешает.
- Ага! Там пьёшь, так как никто не мешает, здесь пьёшь, потому что просто - пьёшь! - подколол Юми.
- Ну да... - Ванька не стал спорить.
- А мне хочется оказаться подальше от этих мест, от какого-либо вообще влияния людей, - с некой грустью заявил Юми. - Уехать, чтобы просто - уехать! Просто путешествовать!
- Ну, из дома беги, - иронично предложил Ванька. - Кто держит?
- Зачем? Мне дома нравится, места здешние люблю... только вот надоело постоянно одним и тем же заниматься.
- Это чем же? - спросил брат, хотя и знал, чем.
- Ну, стройка, например... да и вообще дела все эти домашние. Мы и так с тобой много сделали, - обратился он к брату,- надо бы отдохнуть.
- Ну вот и поедем к реке отдыхать. Чего завёлся?
- Этого мало, это будет, как всегда, а мне охота надолго уехать и подальше отсюда.
- А родителям кто помогать будет, только я что ли?
- Да хоть ты. И без меня справитесь, стройки немного осталось, да и дача в порядке. А я уеду куда-нибудь.
- Ты считаешь, что так будет честнее? - уже несколько громче стал говорить Алексей. Ему не очень нравилось, что брату по нраву лёгкая жизнь, короче говоря, просто не любил бездельников.
- Так будет интересней. А значит, в каком-то смысле будет правильнее, - заметив его недовольство, Юми нарочно заставлял брата понервничать, потому что считал, что ничего плохого в его предложении нет.
- А как же твои обязательства? - продолжал Алексей. - Они ведь только твои.
- Ой, хватит! А ты сам-то не хочешь сейчас где-нибудь на речке поёжиться?.. - оговорился Юми.
- Чего? - засмеялся брат и все остальные.
- Понежиться, - поправил себя Юми и тоже засмеялся.

Полминуты смеялись.

Когда смех стих, Женька поддержал идею:

- А что, нормально было бы куда-нибудь... В Питер или в Москву.
- Ну вот, конечно же! На столицу посмотреть! - обрадовался Юми.
- Да чё мы там не видели? Россия, она и там и здесь – Россия. Лучше уж куда-нибудь за границу, - народ начал развивать тему.
- Можно и за границу, да не на что, и долго получится. А Питер – в самый раз! - не успокаивался Юми.
        - О! Питер. Точняк! - Женьке тоже была по душе “поездка куда-нибудь в новые места”.
        - А на столицу есть что ли деньги? - спросил брат Лёха?
        - Не дрейфь, Лёха, деньжат накопим, потом и поедем. - отреагировал на вопрос Женька.

И тогда у Юми появилась уверенность в будущей поездке, какая-то надежда. И теперь иногда при встречах они вдвоём с Женькой уже строили планы на будущее лето. К тому же, выбрав Санкт-Петербург, их разговоры впредь получались куда завлекательнее прежних!

Оказывается, в нём есть какая-то таинственная притягательность, историчность и безмерно красочное спокойствие, относительно Москвы, и, конечно же, волшебные белые ночи и великое множество архитектуры, а, главное, культовых мест.

Думая о поездке, Юми жилось легко и весело. Куда-то пропала грусть и безысходность. Они с Женькой часто воображали, как будут добираться, что будут делать несколько дней в купе поезда, загадывали встречи с разными знаменитостями, да и просто представляли себя героями.

Так, почти незаметно, подошло к концу лето.

Достроили крышу и начали облагораживать помещение внутри.

Братья изрядно уставали и, когда приходила ночь, мечтали только о кровати. Сон приходил мгновенно.

В последнем месяце родителе были в отпусках, поэтому ребят будили часов в девять-десять, если, конечно, весь дом раньше не просыпался из-за нережимности младшего брата, которого накануне привезли от бабушек и дедушек. И уже через час они с отцом чего-нибудь забивали, сколачивали, клеили или красили.

По вечерам они с друзьями редко встречались и почти не бывали в парке, в основном из-за усталости или из-за проливных дождей.

Когда шли дожди, Юми что-нибудь читал, погружаясь в книжку и ставя себя на места героев. Оказалось, что он вполне мог быть одним из тех, с кем могли происходить невероятные истории. Они могли происходить с каждым из нас.

А, может быть, и сейчас с любым из нас происходит что-то, что можно смело записывать, запоминать, а потом рассказывать как сказку и смотреть, как у твоих слушателей поднимается настроение, а может, на глазах наворачиваются слёзы, блестят глаза, захватывает от событий дух или просто появляются сочувствие и понимание.

Если честно, мало кого волнует, кроме как тебя, что тобой прожито и что с тобой будет. Пока ты нужен, о тебе будут помнить, чтобы не было одиноко в будущем им, пока тебя помнящим. И, кажется, постоянная нужда в тебе, во мне, в них, как-то держит весь мир!

После некоторых прочитанных историй, Юми пришёл к некоторым мыслям:

        ...Когда на тебя не строят планы – это здорово! Но когда ты сам входишь в чью-то жизнь верным плечом - это не менее радостно! Правда, не всегда удаётся понадобиться кому-то в качестве серьёзной вещи. Ведь людям зачастую нужен интересный и увлекательный ты, они желают черпать из тебя позитив и компанейство. Или же, наоборот, тебе самому не всегда годятся в помощь смех и беззаботность. Когда, хлопая по плечу, говорят:
 
- Эй, чего грустишь? Веселее!
И никто не скажет:
- Давай я погрущу вместе с тобой!..

        Потому что, зачастую осознанно, ты хочешь быть когда-то грустным, когда-то веселым.

        ...Ведь ты разный – это здорово! За один день человек меняет десяток ролей, и попробуй, угадай, кто он есть на самом деле! Весельчак или "тихий омут"... А зачем гадать, если всё равно не угадаешь? Тогда как понять людей вокруг?! Чем объяснить, что парень, который в детстве дрался с тобой, может стать одним из твоих друзей?.. Что-то примирило вас... Что сдруживает разных нас? Что уравновешивает такого разного себя самого?

И значит, не стоит определять однозначно, враг тебе человек или друг...

Например, человек курит рядом с вами. Очевидно, что это плохо. Дым от его сигарет касается вас. Но можно ли заявлять так громко, что он - враг? Может, кроме этого плохого, он делает миллион хороших дел!

...Нет абсолютных друзей и врагов! Есть люди, которые вокруг тебя и с ними нужно жить! Не просто существовать, а полноценно жить! Нужно помнить все человеческие качества: и плохие, и хорошие… И тогда не будет множества мелких ролей, на которые зачем-то нас делят, а будет для каждого человека одна роль – главная!..

Нашего героя почему-то взволновал этот вопрос, и его мысли лихорадочно искали ответ:

- Кто же должен примирить твоих врагов и друзей? Кто может превратить врага в друга?

Он всматривался в дождь, как будто, в поисках чего-то.

На небе сверкнула молния, а позже в ушах прогремело её последствие – гром. Этот удар словно по нити передал свой грохот в сердце, и там что-то кольнуло.

Юми уже почти шепотом, произнёс:

- Может быть, это – любовь?

Он замолчал, в голове закружились мысли:

Любовь стирает грани, и с ней человека видишь по-другому.

И тогда понимаешь, что не нужно знать про человека всё! Достаточно знать, что он рядом! И эту близость стремишься сохранить!...

Ответ сверкнул перед ним. Но стало как-то горько. Да, он имел цель – скорое путешествие, он двигался к ней, практически не замечая будни. И достигнется цель, и исполнится желание, и он приступит к чему-либо новому… Но дело не в этом!

Главное, что выполнение мечты – не главное!

Юми сейчас понял, что кроме мечтаний должно быть ещё что-то. Мечта где-то за горами, а за эти горы нужно иди, с кем-то идти…

...Мы с тобой просто-интересно проживаем каждое мгновение нашего бытия. И наверняка, наши дни как дорога к мечте должны быть наполнены чувствами тревоги и радости, отдыхом и нескончаемыми делами, всевозможными событиями и просто привычными предметами. Но ты не должен быть один. Твоё сердце не должно пустовать!Цель – впереди, а любовь – всегда рядом!

И как здорово, что Юми додумался до этого! Он был рад познать это чувство. Но вспомнилось, что, если бы он и встретил близкую и родную, то определённо, на неё не хватило бы времени, которое уходит на домашние дела и другие “важные” занятия... Стало грустно и, накопив в себе жалость к себе же, он разрешил слезам хлынуть из глаз. Сразу же вспомнились его друзья, которые уже давно дружат с девчонками, гуляют с ними, нежно держа за руку. Хотя откуда у его современников нежность?..

Так он думал несколько минут, а потом вытер слёзы и утешил себя мыслью: “Если я кого-нибудь встречу, наверняка, найду время для прогулок. К тому же, дела когда-нибудь обязательно закончатся, и появится больше свободного времени. Ну а пока я буду копить в себе это чувство. И пусть оно незаметно развивается в моём сердце, чтобы оно, моё сердце, было готово принять на себя новый мир, когда я встречу... Её!”

***

Уже несколько часов светило Солнце, и воробьиная стая резвилась в тёплых лучах. Пара голубей сидела на карнизе и с любопытством разглядывала суету внизу.

А там пешеходы вынужденно шли по проезжей части, минуя тротуарные лужи, широкими прыжками преодолевая гигантские дорожные впадины, до краёв залитые только что выпавшей водой.

Кто-то, набрав воды в ботинок, спешил поскорее к дому, а несколько прохожих аккуратно ступали на бугорки, высматривая место для следующего шага, часто останавливаясь и никуда не спеша.

Выложенные плиткой ступеньки магазинов уже почти высохли, и пыль уже успела налететь на них, хотя, конечно, не в таком количестве, как было до дождя. На них уже стояли люди и о чём-то разговаривали, мешая своим присутствием входящим и выходящим покупателям. На этих ступеньках были самые высокие и сухие места, а внизу на тротуаре слякоть не привлекала практически ничем.

Как всегда, по лужам носился ветер, дыбом поднимая из луж воду, которая волнами билась о края тротуара, спокойно, беспорядочно. Этот ветер разбрасывал повсюду мусор, бумажки и пыль, на короткие расстояния передвигая пустые пачки от сигарет и использованные бутылки; качал ветви деревьев и кустов, уже набравших силу лета и готовых отдать свою листву приходящей вот-вот осени.

И уже скоро желтые листья украсят дороги и крыши домов. А пока они на месте, омытые и обветренные, и своим шорохом ласкают уставшие от громких слов уши.

А из форточки льётся музыка...

И неоднозначно вклинивается во всеобщую гармонию природы. Хотя какая тут вам гармония, когда кругом визжат колёса машин, хлопают по воде своими намокшими “ботинками” и тарахтят на каждом углу, выплёвывая из труб сажу и дым?

И только вороны привыкли к такому раскладу дел. Им всё равно, какая вокруг листва и погода.

Но погода-то и правит всеми, капризно диктуя свои правила. А потому, повинуясь им, сидящие на карнизе голуби всё ближе и ближе двигались друг к другу, не то от холода, как всегда возникшего после дождя, не то от ветра, который качал их в разные стороны... Чтобы птицы крепко держались своими лапами, двигаясь лишь друг к другу. Лишь друг к другу...

Свежесть дня, омытого дождём, радует лёгкие кислородом, и не хочется сидеть дома. Стоит потеплее одеться и выйти погулять, чтобы оценить эту свежесть и на себе ощутить постоянную и неисчерпаемую радость и только что возникшее умиротворение.

И вот, маневрируя между лужами и грязью, ноги остановились у чьих-то ворот, рука прикоснулась к звонку, глаза осмотрели двор, а уши вдруг догадались, что из форточки льётся музыка...

        Юми позвонил ещё раз, и через полминуты услышал шорохи и стуки. Дверь открылась.

- Привет, заходи.
- Привет, - сказал Юми и пошёл следом за Женькой.
- Погулять решил? - спросил Женька, присев на диван.
- Ага, погода-то наладилась! - Юми последовал примеру хозяина и тоже присел. - Там Солнце светит, птички поют – хорошо!
- Ну да. - как-то монотонно сказал Женька и, сложив крестом руки, завалился на спинку дивана и посмотрел в окно.
- Чем занимался-то? Какой-то грустный... - спросил Юми.
- Да ничем. Так, записи старые слушал и новые вот достал...
- Что именно?
- Да всякие... “Чиж” сейчас стоит. Включить?
- Давай. А что ещё есть? - Юми подошёл к стопке кассет.

Женька тем временем нажал клавишу “play” магнитофона. Играл блюз, про дорогу мотоцикл и спирт. Почему-то сразу захотелось пива, но эту мысль сразу же отогнали. Юми продолжал копаться в кассетах:

- Так, “Пикник”, “ДДТ”, опять “Пикник”, “Чиж и компания”, “Кино”, Элвис Пресли... Слушай, дай чего-нибудь послушать!
- Бери.
- А что посоветуешь, я тут половину не слышал.
- Я тоже пока не во все вещи вкупился, так, в некоторые...
- Ну, что-нибудь интересное...
- Могу предложить группу “Кино”, красивая музыка.
- Давай, - Юми взял кассету, положил её в карман: - Это “Звезда по имени Солнце” которые поют?
- Ну да, только в этом альбоме этой песни нет.
- А мне почему-то эта песня не нравится. Какая-то не понятная.
- Да нормальная, - опять монотонно сказал Женька и добавил: - несколько раз послушай.
- Ладно, - Юми снова присел на диван, а из колонок уже доносилось такое: “Я так решил ещё с утра – сегодня точно напьюсь, сегодня кончатся все деньги, сёдня – пиво и блюз...”
- Весело! - радостно сказал он. - Вечером что делать будем?
- Не знаю… я к Гурману схожу, он мне “Зоопарк” обещал.
- Чё такое?
- Да тоже одна старая группа, должна тебе понравиться!
- Почему?
- Потому что про жизнь поют, да не так, как по телевизору и радио, а серьёзнее, реальнее, по-нашему. Да и музыка у них живая: рок-н-ролл, блюз. Мне нравится, необычно.
- А которую раньше слушал?..
- Да надоело. Одно и тоже. Чего-то новенького хочется. Да и вообще под настроение эта новая музыка. Чего-то у меня такой период начался...
- Да у меня тоже... - признался Юми и задумался.
- Вот эта песня мне нравится, - перебил его мысли Женька, протянув пергамент. Юми посмотрел на вкладыш, который Женька уже давно высунул из подкассетника, чтоб читать названия песен. Песня называлась “День рождения”.
- Прикольная. Музыка вообще здоровская. “Чиж” – классная группа. Да ведь?
- Ну да, я ведь говорю: рок-н-ролл – это вещь!
- Понятно!

Несколько минут они просто слушали. Женька перекручивал плёнку то назад, то вперёд, обозначая тем самым лучшие моменты в песнях.

Неожиданно затрещал звонок. Женька сказал Юми: “Я сейчас. Наверное, родители пришли, иди в мою комнату”, и вышел посмотреть, кто пришёл. Юми сделал звук потише и прошёлся по квартире.

Зайдя в комнату Женьки, он сразу обратил внимание на беспорядок. Но слова не сказав и даже не подумав, присел на кровать и стал разглядывать комнату, в которой уже давно не был.

Сразу на полке он заметил какие-то статуэтки, безделушки, несколько карандашей, толстую книгу. На ней ярче и отчётливее всех красовалась фамилия автора – Пушкин. Остальные же книги были расставлены не по порядку, разных размеров и разных писателей. Видно, расставлялись на скорую руку. На столе лежала известная книга Гёте, а рядом, скромно, в два раза меньше, книжка под “квазинаучным” названием “Алхимик”.

Юми полистал “Алхимика”, а потом “Фауста”. Почему-то вспомнился отрывок из творчества Шукшина:

- На трагедию потянуло?
- Что делать, если всё в жизни – комедия?

Да уж, что делать? Правильно говорит Женька: “Надоело всё”. Кругом много чужого, одинакового. А хочется чего-то новенького. Перемен!

...Если тебе вдалбливают всюду одно, а у них самих выходит иначе, то стоит ли подставлять ладони свои под чужие гвозди? Конечно, нет! Желательно, чтоб гвозди были свои! Умирать, так за родину!.. Но вокруг столько чужого!

Вот и приходится, когда все их “истины” многоликие и многомерные вываливаются хламом неразделённым на твои уши, твои глаза и язык, прикрывать себя хорошей книгой. Хотя, конечно, можно сказать, что и в книгах полно чужого и бессмысленного, но всё же...

        ...Поначалу ты берёшь её в руки, потом она берёт тебя за душу.

Главное – не ошибиться в выборе, главное – время ей найти. И она увлекает тебя, погружая в свой иллюзорно-реальный мир.

Ах, как всё-таки незаметно нас обучают и слова, и буквы! Чужие слова... Зато ты глазками своими на них смотришь, своими словами и языком проговариваешь! А ещё и понимаешь по-своему! Вот!

Понимаешь по-своему! Как будто сам с собой разговариваешь.
Вот и получается – учителя нет, а ты учишься!

Мне всегда было интересно, почему любую книгу можно считать главной из всех, жить именно ей, пока не начнёшь читать другую, ведь в каждой книге разные... разная… разный… Много разного! Что за свойство человека – жить по-разному?..

Хлопнула дверь. На пороге застучали пятками. Кто-то разговаривал.

- Иди к нам. Это не родители, - крикнул Женька и опять сделал музыку громче.

Юми вошёл в зал, там, на диване сидел Гурман, он же Гуров и не только...

Они поздоровались, спросив, как у каждого идут дела. Ответы можно было заменить одним словом “нормально”, поэтому никаких похвал и советов по поводу дел каждого не последовало.

Гуров принёс “Зоопарк”, но Женька его отложил в сторонку, сказав, что послушает, когда будет один. Он предложил послушать “Наутилус”. Никто не был против, но в разговор сразу вошли споры и обсуждения, какая группа лучше и чем. И как всегда, каждый остался при своём мнении. С поправкой, что обязательно послушают "любимчиков" друг друга.

Ребята ещё целый час слушали музыку, валяли дурака и строили планы на вечер. Было решено не идти с остальными пацанами в парк, а просто взять немного портвейна и пойти к речке.

В общем, так и сделали, вот только решено-то было одно, а “сделано” несколько больше. Хотя какая разница? Голова на утро не очень-то и болела! Боли было лишь на столько, чтобы вспомнить о весёлых минутках...


«Случай во время дождя»


Утром разбудил отец, сказал, что и как нужно этим днём сделать. Юми в полусонном состоянии встал с постели, умылся и вспомнил про кассету, что взял вчера у Женьки. Брат Лёха выпросил себе на целый день рыбалку, поэтому песни можно было послушать в достойной громкости.

Настроение было не очень – опять домашние дела, а за окном – тепло и солнечно. Вот только начинался ветер...

Зазвучала музыка. И на душе стало грустно. И почему-то вспоминался вчерашний день, такой весёлый и беззаботный. И действительно, по-другому воспринимаешь песни и музыку, когда они совпадают с твоим настроением. А особенно, когда настроения нет!

«…Они говорят, им нельзя рисковать,
Потому что у них есть дом,
В доме горит свет...
И я не знаю, кто из нас прав:
Меня ждёт на улице дождь.
Их ждёт дома обед...
Закрой мне дверь, я ухожу…»

И Юми казалось, что поют о нём, о его мечтах, о его одиночестве. Казалось, мысли обрели некую музыкальную форму, что предавало им больше трагичности, успокоения и романтики. Появилось желание поскорее убежать куда-нибудь, где просто светит Солнце и дует ветерок.

И снова вспомнились планы на счёт путешествия, которые сразу же были разбиты напоминанием о сегодняшнем дне... Пришло на ум, что здесь слово “дно” можно понимать двусмысленно…

Первым делом Юми принёс воды и начал готовить обед. В магнитофоне одна песня сменяла другую, и, в конце концов, проиграли все. Юми дорезал лук и морковь, вытер руки и пустил запись по второму кругу, и вновь были музыка, и слова, и мысли.

Когда вода закипела, он аккуратно бросил туда только что нарезанное кусками мясо, посолил, а через несколько песен высыпал все остальные продукты, наполовину закрыл крышкой, убавил огонь и ушёл в свою комнату. Там он присел на кровать и начал рассматривать вкладыш. Внешняя сторона содержала забавную картинку, а внутри были фотографии, названия песен и состав группы.

На кухне зашипело.

Юми вскочил и побежал туда, где из кастрюли валила пена и пар. Он убрал голыми руками крышку, мешанул и сделал огонь ещё меньше. Посмотрев, что всё в порядке, Юми опять удалился в спальню, чтобы продолжить разглядывать содержание вкладыша.

Но суп – вещь серьёзная, а потому для проверки, потом, он ещё раз сходил на кухню, убедился, что можно минут двадцать пока туда не ходить, и спокойно прилёг на кровать и стал просто слушать новую красивую музыку. Он закрыл глаза, и эта музыка кружила в голове чем-то печальным и осмысленным.

Юми засыпал, но, сладко переходя в сон, он слышал, как грустно, правдиво и открыто поёт лидер группы “Кино”, человек, который уже стал для Юми союзником в схожем одиночестве, человек по имени Виктор Цой.

Когда кассета снова проиграла, и в магнитофоне раздался щелчок, Юми проснулся и с ужасом вспомнил... Соскочив с кровати, он метнулся на кухню, там почти вся вода выкипела, и он был рад, что не вся. Юми долил в кастрюлю воды, попробовал на соль, досолил и сел рядом, протирая глаза. Было решено, до конца варки, во избежание подобной ситуации, находиться на кухне. Поэтому он умылся, пустил по третьему кругу кассету и, присев на стул у окна, стал разглядывать на происходящее за ним. Интересовало, почему-то всё, что было выше горизонта. А там тучи то закрывали Солнце, то снова открывали свету путь.

Юми посмотрел на часы – скоро придут родители. Значит, нужно доварить суп и сделать кое-что ещё...

Покупка определённых вещей – не такая уж серьёзная вещь, чтобы о ней упоминать. Но почему-то идти в такой ветер не было никакого желания, да к тому же, на горизонте показались грозовые тучи.

Не дождавшись родителей, Юми пообедал, надел куртку и вышел из дома. Где-то слева вдали уже мелькали молнии, и он решил поспешить.

Купив всё, что было нужно, он вышел из магазина на крыльцо и взглянул на небо, над головой были тучи, а горизонт уже казался чёрным. Теперь, почему-то, не хотелось идти домой, к тому же ещё в магазине у него крутилась песня “Прогулка романтика”: “Гроза за окном, гроза с той стороны окна... Но это не станет помехой прогулке романтика...”

- ...Романтика, - тихо пропел он и шагнул в другую сторону от дома.

Он всё время смотрел на небо, изредка опуская голову вниз, чтобы посмотреть, куда ступать. Вскоре стало холодно, и он машинально запахнул куртку. Он решил прогуляться, пройтись под дождём и как в детстве, специально, не боясь его, подставить лицо и ладони летящим вниз каплям.

И наконец-то, пошёл дождик. Уже зашипело на асфальте, на листьях. Капли монотонно били по крыше и пытались намочить куртку.

Было несколько неприятно, когда первые минуты лил дождь. Капли касались лица и щекотали его, они пробивались под воротник и сползали вниз по спине. Очень не привычно, когда холодные капли соприкасаются с тёплым телом, хотя одновременно здорово!

Капли били его по лицу и волосам, обволакивая холодной влагой. Теперь его тело начало остывать, и уже появилась вероятность простудиться, но Юми продолжал идти, и это как-то согревало.

Наконец, в промокших ботинках захлюпала вода, и ногам стало холодно. Не было желания простужаться, и он решил немного погреться. В поисках крыши, он быстро побежал, смотря по сторонам, ни сколько не смотря под ноги. Увидав цель, он метнулся туда, но, зацепившись ногой за что-то, споткнулся и упал прямо в лужу.

Досадно. Наверное, раскровил колено. Однако всё в порядке – просто ушиб.

Он осторожно дошёл до магазина и встал под козырёк, спрятавшись тем самым от холодного ветра и дождя. Надобности войти внутрь не было. К тому же здесь можно было смотреть на небо, на людей, бежавших куда-то, и, конечно же, слушать дождь.

Юми вытянул руки под дождь, ополоснул их, посмотрев на штаны, принялся стряхивать грязь, но хороших результатов это не принесло – грязь просто размазалась, и следовало оставить штаны в покое, к тому же было больно задевать ушибленное место. Юми ещё раз вытянул руки, ополоснул и вытер рукавом лицо.

С волос капало, ногам было холодно, болело колено...

Вот теперь почему-то захотелось домой... Осталось только переждать дождь.

Дождь начал прекращаться, но ветер продолжал мести, каплями прибивая случайную пыль, которую никто не видел, но которую нельзя исключать из круговорота очень мелких вещей.

Люди уже стали выходить из своих “нор” – это те, которые не могли больше ждать полного прекращения стихии, те, у которых были дела поважнее, чем ждать и прятаться. Герои! Только почему же секунду назад они ждали и прятались?..

Несколько человек вышли из магазина, на крыльце которого стоял Юми. Они смотрели на него и замечали грязные испачканные штаны, а в нём – вымокшего человека, который был жалок и старался не смотреть им в глаза. Кто шёл не один, обсуждали “заморыша” в открытую, смеясь и даже кивая головой в его сторону, показывая пальцами, разными, глупыми. Те, кто шёл один, просто улыбались и смотрели ему в глаза, может, сочувствуя. И только одна девушка, выйдя из магазина, остановилась, поглядела на него, осмотрела и любознательно спросила: “Упал?”

- Да, споткнулся... - неохотно ответил Юми.
- А что домой не идёшь? Дождь ведь кончается.
- Не знаю, не хочу... подожду, когда совсем кончится, - начал сочинять он.

Девушка сменила тон.

- Так над тобой же смеются, - усмехнулась она.

Он тоже стал жёстче:

- Я не виноват, так получилось. Кому-какое дело? Дождь ведь... Можно и понять.
- Слишком уж ты заметный. А смеяться ведь не запретишь! Ведь так?.. Как тебя зовут?
- Никак.
- Понятно. Ну ладно, тогда я пойду. Не скучай!
- Ладно, - пробормотал он, когда она отошла, и подумал: “Какая разница, грязный я или нет? Смешно, понимаю. Но мне то не легче оттого, что надо мной смеются... Ещё домой идти заставляла... Я что грязный хуже разговариваю, зачем начала разговор?.. А может, познакомиться хотела? - Юми улыбнулся. - Ну да, она ведь спросила, как меня зовут... Ну, так и поддержала бы, а то “смеяться не запретишь”... Конечно, здесь и я немного сгрубил… Да ладно, зато был хоть какой-то разговор”.

Ему было не понятно, то ли его обрадовала эта ситуация, то ли, наоборот, неловко было. Но одно его устраивало – его заметили, с ним заговорили, да и вообще, эта девушка показалась ему милой и очень приветливой. “Наверное, всё-таки нужно было сказать ей имя...”

Когда Юми пришёл домой, родители уже пообедали и снова ушли на работу. Он разделся, развешал мокрую одежду, вытерся и оделся в сухое и тёплое, выпил немного чаю, чтобы согреться. Ну и, конечно же, он слушал новую кассету, которую купил только что. Нужно заметить, что альбом был ещё печальнее и романтичнее, чем первый, поэтому настроение было соответствующее.

Родители пришли к пяти часам.
Брат Лёха подошёл к шести.
День попрощался: “Всё, я спать!”
Горячий ужин поприветствовал: “Приятный аппетит!”

За ужином говорили о погоде и о многом другом, случившимся за день. Тему открыл отец, уже в конце ужина, смакуя последней ложкой еды:

- Ну и погода: то дожди, то жара стоит! Хорошо, что мы успели крышу покрыть, а то сейчас бы в дождь ничего не успели бы.
- Зато отдохнём, - сказал Юми, наслаждаясь супом.
- А чего отдыхать-то? Дела надо делать. Нам до зимы ещё столько успеть надо. А если всю осень дожди будут?
- Да самое важное нужно сделать, а остальное – на следующее лето.
- И на следующее лето хватит! - твёрдо сказал отец и иронично добавил: - И этот, что сейчас в деревне, подрастёт, и ему чего-нибудь достанется. А как? От работы не убежать.
- Да, блин, надоело... Слишком уж много её, работы.
- А как ты хотел? Колхоз – дело добровольное! Для себя, не для соседа...
- Да понятно...

Юми понимал, что смысл в словах отца, конечно же, есть, но хотел позащищать и другую сторону:

- А польза-то от этого есть?
- Здрасьте! А как же?... Всё не без дела, чем-то занят... Любое занятие пользу приносит.
- Для кого-то пользу, а для кого-то не совсем...
- То есть? - не понял отец.
- Да времени много отнимают эти дела. На другое не хватает.
- Ха, “другое”! - понял отец намёки Юми. - “Другое” после работы делать надо. Сделал дело – гуляй налево!
- Так, устаёшь же – организм-то не казённый.
- Что молодому сделается-то?
- Ясно что: износиться может – не железный. Если целый день работать, потом вечером допоздна гулять, то спать-то когда? Ведь если день хороший, ты рано утром нас будишь, а поспать-то охота.
- Ага, ты мне сказки не рассказывай! Я что в твоём возрасте не был? Мы в ваши года... - отец снова начал описывать свою жизнь в деревне. - Эх, и на рыбалку с ночёвкой, и за ягодами, грибами и на дискотеку в клуб. Ну, естественно, в деревне и работа находилась, километры свеклы... Не то, что в городе! Вот... Ещё и с девками дружить успевали!.. Да и вообще, голодный и не выспавшийся – нормальное состояние для молодого человека!

Отец с удовлетворением встал из-за стола и налил себе чаю в свою очень большую кружку. Братья улыбались, мать тоже – лёгкий разговор. Она подтвердила только что сказанное своими воспоминаниями, а когда отец ушёл в зал смотреть “Вести”, она добавила, улыбаясь:

- Допивайте чай и идите отдыхать! Ещё успеете наработаться и погулять. Завтра мороженого куплю...

Насчёт мороженого и Юми, и Алексей были «за». Было приятно, что мама порадует их завтра... Но от мыслей ведь никуда не уйти.

Приближалась ночь.

Юми уважал отца и мать за их трезвые принципы, их отношение к работе, за их честность и трудолюбие, но ему всегда казалось, что многое можно сделать проще.

Когда берёшься за дело самостоятельно, с охотой, тогда и работа совершается легче, спокойнее и эффективнее, чем когда делаешь её, следуя чьим-то указаниям. И Юми с радостью бы делал то, что ему говорили, но в подходящее для него время. Не торопясь, аккуратно. Сегодня – поменьше, но завтра – точно доделать, что не успел вчера!

И лени-то было бы совсем чуть-чуть, да и то от усталости. К тому же лень управляема!

И каждого из нас заставляют делать тысячи вещей без нашего желания: ходить в школу, выносить мусор, надевать в холода шапку, не читать в темноте, чтобы не ослепнуть вскоре, учить стихи тех поэтов, которые не по душе, и, наконец, стрелять по приказу.

И каждый противится этому, как может. Но, будучи подавленным обстоятельствами, исполняет практически всё, что от него требуют. А иначе ты будешь наказан!.. Может, людьми, а может, и будущим... за то, что не сделал что-то вовремя.

Например, тебя просили помочь, но ты, гордый или трусливый убежал от просьбы напоить кого-то водой или от мольбы спасти от смерти (никто не хочет оказаться с ней рядом!)

Лень, трусость и гордыня овладели тобой, и ты выплеснул из сердца опасное для человека качество – эгоизм (это когда ты на мгновение посчитал себя правым, а после и вовсе забыл про этот поступок). И тот человек умер, сгорел, отчаялся...

А когда придёт наказание, из твоих уст вырвется: “На ошибках учатся...”
Жестоко! Фальшиво! Отговорка!

И остаётся больному лечить свою совесть. И боль эта от не сделанного вовремя дела, будь то не вовремя полученное знание, не приобретённое из-за лени и разгильдяйства, или не вовремя сказанное, а может, и вообще не сказанное слово “люблю”, из-за боязни перед чем-то новым и неизвестным.

И уже ничего не исправишь! Так, может, пытаться делать всё вовремя, иногда переступая через своё гордое “Я”?...

Юми лежал и не мог заснуть, как всегда, размышляя о дне, делах и о том, почему всё так получается. Он не мог уснуть, потому что не устал, и у него остались силы думать. И это войдёт в привычку! Всегда есть и будет то, над чем стоит думать.

...Что произойдёт, если никто никого не будет слушать, давая волю всем своим желаниям и соблазнам?

Капризы, прихоти и грехи нужно подавлять чем-то добрым, светлым, разумным… Благоразумными идеями, которые рождает человечность...

Он поднялся. Все уже давно спали. Было темно и хотелось уснуть, но не спалось. Не было снов. Голова в вертикальном положении загудела, поэтому была снова опущена на подушку.

Когда они с братом Лёхой «урабатывались» за целый день, а потом ещё гуляли на свежем воздухе в парке, тогда Юми только добирался до подушки и сразу же отключался. Но сегодня шёл дождь, и измотать могли только нервы, но они были ещё крепки, хотя уже пошаливали. И поэтому быстрого сна не было.
 
        И опять явились в голову мысли, важные для него.

...Если выполнять то, что говорят родители, помогать им, слушать их, то это, конечно, очень хорошо. Ну, потому что у них есть опыт, они мудрее, заботливее и стараются на благо детей и себя! Должны!..

Но тогда как же поступать с личными качествами, на реализацию которых необходимо выкладывать очень много времени? Где взять время для творчества, для реализации своих планов? Как без времени узнать, кто и зачем ты есть!...

В это время на улице уже никто не бродил, и фонари освещали под собой землю, можно сказать, не для кого.

Ночь и тишина.

На улице и в парке всё замерло, а в небе ещё шевелятся тучи и продолжают перебираться с места на место, растворяясь друг в друге. А до земли доходит только лунный свет, одинокий, холодный. И если взглянуть, откуда он источается, то сиюминутно пред тобой будут смешиваться цвета: черный, синий, белый, иногда превращаясь в сероватый, как будто в молоко наливают чернила. Медленно, величаво! Ты только представь!

И под всей этой смесью красок – каруселью туч и облаков – спят люди, уставшие, начитанные, пьяные, а может, и потому, что им просто нужно рано утром вставать.

И уже никому нет дела до луны, изредка появляющейся из-за куда-то бегущих облаков.

И, наверное, у каждого спящего в этот час в голове молниеносно пробегают тысячи идей, мыслей, образов, воспоминаний.

Но кто-то наслаждается сном, а кто-то в безоблачной местности смотрит на «звёзды», показывая любимой самую яркую – Венеру. А может, есть и такой, кто чего-то думает, сочиняет, пишет или рисует свои мысли на бумаге, на стекле, в память... А может, есть кто-то, кто сейчас читает эти чужие мысли...

И, конечно же, не исключено, что и мысли сейчас куда-нибудь стремятся, порождая своими действиями новые мысли.

И пусть ты спишь и видишь сны, и не шевелишься вовсе, но ты всё равно – живой, и эта внутренняя жизнь, как и жизнь внешняя имеет право меняться, бунтовать и разбиваться на куски, когда ей это необходимо. Потому что жизнь – легка, непринуждённа и безгранично непредсказуема! Как мысли!

***

Уже некоторое время в Рускалиме шли нескончаемые дожди, и слышались грозы. Зачастили короткие землетрясения, которые повергали жителей в панику.

Странными тут стали ветры – они уже не так беспорядочно носились вокруг, а как-то целенаправленно. Разметав все листья в парке, теперь они подымали их и несли через весь город по улицам и площадям, обволакивая ими целое здание, или просто подымая вверх, а потом давали листьям свободно упасть, как будто ветра и не было вовсе. А однажды ветры приручили облака, и эти небесные создания в тот час были похожи на спиральную галактику, которая вначале медленно вращалась, а потом также медленно размазалась по небу.

Одно только Солнце оставалось на месте, но почему-то иногда тускнело, даже когда на небе не было ни облачка. Кто-то замечал, что оно увеличивалось в размере за несколько минут: “Как будто начало дышать!”.

И очень многие начали привыкать и к такому порядку вещей, стараясь понимать это по-своему, чтобы лишний раз не волноваться. Кто-то считал это дело вполне естественным и не придавал этому особого значения. Но были и те, кто понимал, что всё это неспроста, кто ясно видел, что проблему нужно решать своими силами.
 
Рина лежала на траве и смотрела в небо, обо всём этом она думала: “А что если вдруг скоро придёт конец всему? Так что же делать? Ну, наверное, нужно не делать глупостей, не бегать в суете, не кричать, не грабить магазины, чтобы успеть напоследок поживиться чем-нибудь легкодоступным и бесплатным, не впадать в истерику, боясь навсегда исчезнуть... Интересно, а что бы я делала перед катастрофой? - она начала воображать. - Ну, во-первых, я бы доделала все свои дела, что не успела, всё, что хотела бы доделать. Зачем? Ну, не знаю... Наверное, чтобы точно знать перед “этим”, что сделала, а что не успела... Вдруг всё, чем мы тут занимались, будет отображено где-то?.. Точно! Иначе куда это может деться?.. А во-вторых, я бы призналась всем в своих чувствах, рассказала бы, как я их люблю и... (вдруг она вспомнила, что есть такой парень – Марин Аль, и что она по нему сильно скучает). Да, я люблю! Я бы провела последние минуты рядом с любимым, чтобы почувствовать, что я не одна! (Она заплакала). Ну, а в-третьих, мы ляжем на эту травку, возьмёмся за руки, скажем последние слова, будем смотреть и наслаждаться... смотреть и плакать, улыбаться и глубоко дышать последним воздухом!..

Так несколько минут она просто лежала и разглядывала родное небо. Потом пришла в себя и шепотом, как будто с ней рядом в тот момент кто-то был, произнесла:

- О! Если бы я смогла чем-то помочь тебе... В последние минуты я бы хотела посмотреть на тебя. И я готова найти тебя (уже громче сказала она), чтобы помочь тебе и мне... Чтобы просто с тобой встретиться...

***

На следующее утро Юми проснулся, открыл глаза и закрыл их снова. Веки почему-то болели, ушибленное колено тоже, по телу прошёл озноб и Юми закашлял. Стараясь не кашлять, он задышал носом, но это не помогло – в лёгких что-то было, что-то мешало.

Повалявшись ещё минут пятнадцать, он встал, что-то накинул на себя, не чувствуя пальцев рук, почистил зубы, умылся и вытер с себя пот мокрым полотенцем. Выпил таблетку. Включил телевизор и, закутавшись в одеяло, сел на диван.
Нечего особенного в тот день не произошло. Через полтора часа пришли на обед родители. Мать дала ещё каких-то лекарств. Отец с иронией упрекнул в том, что он якобы избегает работы, хотя потом по-доброму посоветовал, как можно быстрее снять температуру – выпить чая и пропотеть. Брат был недоволен, что ему одному придётся выполнять всю работу за день, но так как вчера был дождь, то дел было немного - отпала покраска ещё непросохшего забора, и он спокойно всё выполнил.

Уже к вечеру стало легче, но температура ещё была выше нормы. На ночь он выпил ещё что-то и заснул мгновенно.

В течение несколько дней Юми окончательно выздоровел, но слабость ещё чувствовалась. Поэтому Юми помогал брату не в полную силу, на что тот реагировал вполне адекватно.

Как-то по жребию Юми досталось идти в магазин. Идти как-то не хотелось: неохота было переодеваться после работы в чистое, куда-то топать, потом опять напяливать выпачканное...

В общем, с некой неохоткой он вышел из дома.

Перед входом в магазин, он как всегда, мотнул головой по сторонам и хотел, было, войти, но краем глаза увидал ту девчонку, которая повстречалось на крыльце магазина во время дождя.

Она вышла из соседнего магазина и, не заметив Юми, удалилась. Он проводил её взглядом, вздохнул и вошёл в магазин за продуктами. И уже домой он вошел какой-то счастливый, чем-то наполненный и как всегда задумчивый.

Но теперь мысли были не о делах, не о себе, и даже не о путешествии, а о том, что он был бы рад снова повстречать ту самую, о которой раньше ничего не знал.

        И это знакомство отвлекало от постоянных дум. И конечно же, сейчас никаких глубоких чувств он к ней не испытывал, но ему казалось, что из-за неё в нём самом скоро что-то изменится.


«Одно за другим»


Разочарование...

Почти всю неделю Юми старался не зацикливаться на мыслях о бесконечных домашних делах. Его переживания по этому поводу теперь откладывались куда-то в память – «на потом». К тому же деньки стояли тёплые, и он искал причину не сидеть на одном месте.

Он заметно чаще стал выходить из дома по надобности и без. Находя предлог. И оказавшись на пути, пусть к магазину или к папкиной работе - спросить какой совет по стройке, сверх меры озирался по сторонам, как будто кого-то ища. И иногда он её находил – глазами. Он смотрел на неё, но она по другую сторону куда-то спешила или болтала с кучей своих подружек.

И он думал: “Как-то интересно получается... даже странно: когда я с ней не был знаком, то даже и не замечал её, хотя мы могли когда-нибудь… например, проходить мимо друг друга, пересекаться взглядами, не останавливаясь друг на друге. Конечно, сложно при таких лишённых конкретики встречах друг друга заинтересовать... Мимоидущий - он всегда мимо идущий! Но вот стоило хоть разок поговорить, познакомиться, как уже в следующий раз ты её не выпускаешь из виду, как будто она с тобой уже чем-то связана. Вот так и входит человек в твою жизнь!”

Но за всю жизнь пересекаешься с неимоверным количеством человек! И проходит время... И ты встречаешь человека из прошлого, и сказать-то нечего, и даже поздороваться не получается... так, взглядами. Даже как-то неловко получается: вроде бы знали друг друга, знакомились, общались, но сейчас ни он тебе не нужен, ни ты ему. Как будто лишняя встреча была...

Видимо, со временем рядом-то остаются только те, кто и вправду нужен!

...Интересно, а как же остальные, кто еще не повстречался на пути? Быть может, кто-то из них может стать тебе лучшим другом последних дней? А может, кто-то, кого ты сейчас даже не замечаешь под самым носом, как-то изменит в корне твою жизнь? Но это будет позже, а пока он для тебя – никто, и ты маешься, как обречённый, меняя круг друзей, пока не остановишься на проверенных и достойных тебя.

Поэтому существует как в сказке – с намёком! – закон общий: “Не делай никому зла, и, может быть, каждый тебе пригодиться. Никто ведь не знал, во что превратится гадкий утёнок...

Эти мысли пропадали, когда творили руки, гремя, стуча шумно и весело.
Но появлялись новые, когда Юми гулял по парку и видел её: “А почему она? Ведь много же других... Вокруг столько незаметных людей, но узнаешь поближе человека, и в нём столько интересного найдёшь, или наоборот... Хотя, чтобы понять, со всеми не поговоришь – времени не хватит, разговаривать-то!”

Наверное, судьба права, что сталкивает нас только с некоторыми... Бывают же случайности... и её я встретил как-то случайно, не понятно. Может, и незачем вовсе.

Через время они встретились-таки на выходе из магазина, вернее, выходил он, а она – входила. Подняв голову, она посмотрела на улыбающегося мальчика, вспомнила и тихо сказала: “Привет”.
Он тоже поздоровался и решил завязать разговор.

- В магазин? - задал он дурацкий, ей ненужный вопрос.
- В общем-то, да, - ответила она.

Ему показалось, что она рада его видеть, что у неё было хорошее настроение.

- Давно я тебя не видел... Так, мельком.
- Ну не знаю, я тебя тоже вижу иногда... Как дела? Как колено?
- Какое колено? - несколько не понял он.
- Ну ты ведь тогда упал, наверное разбил колено...
- А! Да всё прошло! Так, ушиб был...
- Понятно.

Они помолчали. Стало неловко, и она сказала:

- Ладно, я пойду – времени нету.
- Конечно... - автоматически ответил Юми, но потом быстро добавил, краснея: - слушай, давай ну встретимся что ли... вечером.

Девчонка незаметно хихикнула и дерзко взглянула на него:

- Зачем?

Такого ответа Юми не ожидал.

- Я не знаю, но ты мне нравишься... - как-то тяжело произнёс он, - ты мне интересна, что ли... Мы ведь познакомились...
- Да ладно, не заморачивайся! Подумаешь, поговорили разок – зачем же привязываться? Ты мне не нравишься... ну то есть, это обычное уличное знакомство было.
- Ну, я думал... подружимся, поговорим...
- Слушай, легче относись к своей жизни. Странный ты какой-то. Мне и без тебя нормально, хватает всего...
- Но как же так? Ты ведь мне улыбалась, смотрела как-то необычно... Просто мне показалось...
- Именно, показалось! Это просто так положено, понимаешь, ну, чтобы не обидеть... А ближе мне с тобой знакомиться не хочется, как-то не приглянулся. Прости.

Юми почти шепотом сказал:

- Ха, может быть, и всегда так делать – врать, чтоб не обидеть? А разве сразу сказать нельзя?
- Ну, вот видишь, какой ты сложный? Проще надо быть, понимаешь? Тебе что, от правды легче что ль?..
- Хоть и не легче, но мне кажется, так лучше. Ты вот, например, мне уже не очень нравишься, хотя раньше, минуту назад, чем-то привлекала... - Юми вдруг попытался смягчить разговор, - а разве нельзя быть просто знакомыми, хотя бы здороваться при встрече...
- Не знаю... Да ты вообще-то тоже мне показался нормальным тогда, под дождём, но сейчас ты какой-то непонятный. Как будто тебе больше всех надо, что ли. Проще будь: жизнь – классная штука!
- А почему я тогда этого не замечаю? - с усмешкой спросил он.
- А мне откуда знать? Глаза протри, - она нахмурила брови, но спокойно сказала: - слушай, мне пора! Всё, пока.

Сделав шаг, она обернулась и со смехом сказала: “Эй, только вены себе не режь – не поможет!”, и зашла в магазин.
- А почему бы и нет? - монотонно прошептал Юми и, нахмурившись, пошёл домой.

А дома у него разболелась голова.
Почему всё так произошло? Ведь он надеялся...
К тому же дома не доделаны дела...
Так тошно! Грустно! Ничего не хочется!
И может, вечером напиться? Такой шаг просится!
Уговорил! Твоя взяла!

***

Опьянение...

И пусть будет хорошо, и пусть будет безразлично, и пусть всё на время забудется. Пусть будет лучше, чем сейчас! Да здравствует лекарство против этого мира! Да здравствует другой мир – мир гармонии с собой, мир отрешённости от других! Привет, мой пьяный мир!

Вечер пролетел на одном дыхании. Именно, пролетел!

Как-то отчаянно Юми вписался в знакомую компанию по распитию спиртных напитков и не остановился вовремя.

Ночь.

Утро.

Кураж удался – в голове смутные воспоминания, она же болит, и почему-то хочется необычно пить. Юми с улыбкой вспоминал вечер, но настоящее опять било собой.

Он вспомнил, как они хохотали по пустякам, как над кем-то смеялись, как было весело. Но даже тогда проскакивали мысли о дневном разговоре, которые мешали. Из-за этого он злился. Однако этого почти никто не заметил, потому что всем было всё равно. А главное – весело!

Его братец вчера тоже с размахом погулял, а сегодня выглядит соответственно. Как всегда зарекается больше не пить и до смешного выглядит опухшим.

При таком состоянии здоровья ну очень хочется ничего не делать, лишь бы не делать резких движений и немножко полежать, короче, такими утрами нужен постельный режим и горячий чай, а, может, наоборот, холодное пиво. Кому как!


***

Непонимание...

Как-то вечером Юми решил проверить друзей, как они относятся к нему, к себе, ко всему.

Были заданы не такие уж тонкие вопросы, чтобы в ответ появились усмешки и дружеские оскорбления, но они появились! И ничего не оставалось, как ещё глубже обдумывать то, что вокруг творилось. И стало понятно, что не стоит врываться в чужие праздники со своими слезами!

- Пацаны, вы после школы куда пойдёте? - спросил Юми.
- Вот вспомнил! Тебе что, о другом не думается? - упрекнул Ромка.
- Да почему же?.. Просто интересно, - продолжал он.
- Вначале отучиться надо, а там – видно будет.
- Во-во, школа-то надоела, а ты про следующее спрашиваешь, - добавил Ванька.
- Ну всё равно же придётся куда-нибудь поступать, - напомнил Юми, не желая останавливаться.
- Почему “придётся”? Можно вон и в армию сходить! Ха-ха! - сострил Ванька. - Там мозги засорять не придётся – некогда будет!
- Вот именно – некогда: с утра подъём и целый день на ногах, и так два года. В пустую. А тебе это надо? - Юми усмехнулся и посмотрел на других.

Все молча сидели, курили и слушали разговор, смотрели и улыбались. А Ванька отвечал на вопрос:

- Всё лучше, чем лет пять учиться в ВУЗе каком-нибудь. Я столько не выдержу.
- Ну, а чё в армии-то делать? Зря время терять, - подключился брат Лёха. - После школы можно вон в технарь поступить. С образованием и на работу как-нибудь можно устроиться.
- Вот, блин, ещё и работать!? - Ванька улыбался. - Мне как-то и без неё хорошо...
- Ага! Пока хорошо, а потом? Ты чё, всю жизнь у родителей на шее сидеть будешь?
- А че ещё делать? Не уезжать же от них за сто километров, чтоб денег заработать? - на Ванькином лице улыбка сменялась серьёзностью, но он как-то игриво продолжал: - Чё, мне больше всех надо что ли?
- Нет, ну сейчас-то оно понятно – тебя это не волнует, - серьёзно спросил Юми, - а потом тебе жениться приспичит... ну ладно, вначале будете у родителей жить, а что дальше?
- Эй, может, хватит?! - перебил Ромка, - вам поговорить что, не о чем? Уже слушать надоело. Придет время – будете думать! Сейчас-то чего?
- Конечно, придёт! Но потом может быть поздно, - спокойно ответил Юми. - О будущем надо маленько думать.
- Да чё об этом думать-то? Мне до окончания школы ещё несколько лет, а сейчас вообще лето, - поставил точку Ромка.
- Я в курсе, что сейчас лето! - серьёзно начал Юми. - А потом будет зима, и что? Ты вот потом, в феврале будешь думать, как чего-нибудь вкусненького поесть, а его... опа!.. и нету вовсе! Ну не приготовил ты ничего ни осенью, ни летом. Нормально? Даже на ближайшее будущее думать надо... Вот!
- Ты чё, книжек начитался? - смеялся над ним Ванька. - Все кругом учат, ты тоже туда же... Себе бы помог: вон какой-то последнее время хмурый ходишь. Веселей надо! Дай закурить!

Ему дали закурить, и на несколько секунд все затихли. Всё это время Женька поглядывал на разговаривающих. Но большую часть времени он глядел на землю и тихо стучал ногами. Слушал. Думал.

Когда Ванька говорил глупости, он хмурил брови и качал головой. Конечно же, просто так жить нельзя, и Женька осуждал мысленно его ответы. Но и сам не знал, как и что будет делать дальше, и потому тема разговора заинтересовала:

- Нет, а правда... всё равно же придётся чем-то заниматься. Надо чего-нибудь интересное выбрать...
- А мне вон водку нравится пить! Вот и весь интерес! - всё шутил Ванька. - А ещё и новый диванчик мне мой нравится. Чё зря купили?

Стало всем смешно, но Юми почти выкрикнул:

- Все бы так были... Страна бы развалилась. Обломов грёбаный!
- Э, ты чё? Ты, блин, успокойся! Моё это дело – лежать или не лежать на диване! Понял? Слушай, ты сегодня как этот... Давай тему сменим, а то, в натуре, поцапаемся.

Женька решил поддержать друга:

- Да ты просто глупости не говори. Кто за тебя работать будет, я что ли?
- Да хоть ты, - Ванька всё продолжал улыбаться.
- Вот тунеядец. Таких бы при Сталине... к стенке! И правильно сделали бы! - заметил брат Лёха, который хорошо знал историю, да и сам не очень любил таких людей.

Ванька начал оправдываться, не переставая, впрочем, сиять:

- Да мне просто напрягаться не охота, как-то это не моё что ли, ха-ха... Есть же кто хочет работать и пусть работает, а я – не…
- Ну а жить-то на что будешь? - спросил Юми.
- Вот привязался! У родителей можно взять, ну а если, прям, прижмёт, то тогда работать пойду.
- Ага! - немножко обрадовался Лёха, - значит всё-таки, понимаешь, что работать-то надо будет! Вот и придётся тогда напрягаться!
- Вот-вот, - сказал Женька, - хочешь – не хочешь, а всё равно надо! Поэтому взрослым про лёгкую жизнь можно и забыть!
- Да нет, - не унимался Ванька, - я же деньги буду зарабатывать, чтоб жилось легче. Ясно же, что те деньги, которые получать буду, буду тратить их на себя. Ещё же можно и на халявную работу устроиться, чтоб ничего не делать.
- У, ты какой! - брат Леха знал, что сказать по этому поводу: - чтоб ничего не делать, нужно какую-нибудь должность занимать, а для этого естественно учиться надо и работать. Ясно? Ты чё, этого понять не можешь? Сейчас и блат не всегда помогает... да у тебя тем более его нет. Вот и будешь дворником каким-нибудь пахать за копейки.
- Да ну? Прям! Ужасы какие-то рассказываешь!
- А тебе, прям, сказка нужна! Иван-царевич, блин!

Все засмеялись.

Юми, сказавший это, тоже закатился смехом. Хотя и подумал, что для них всё опять свелось к шутке. И теперь уже, наверное, не стоило продолжать в том же настрое, какое было в начале, но Юми всё же подытожил:

- Короче, всё с вами понятно: учиться, блин, не хотим, работать – тоже. Хоть родину не продаёте, и то ладно!

Женька сказал так:

- Да ладно, Юми, всё нормально! Всё равно всё переменится, пока вон лето надо нормально провести, а там посмотрим... Хотя ты, конечно, прав на счёт будущего. Надо бы и подумать, да вот, чёрт его знает, каким оно будет.
- То есть ты считаешь, что его кто-то за тебя сделает, твоё будущее? Зачем знать, каким оно будет? Надо просто его создавать и всё!
- Да это же понятно! Просто всё сейчас идёт так неосознанно... Ну, если так получается!.. То, может, так и должно быть? Просто такие обстоятельства, они-то и устраивают жизнь!
- Нет, просто мёртвые рыбы всегда плывут по течению! А живые – против! А я, наверное, всегда буду против! - вспомнил нужные слова Юми.

На этих словах закончился разговор, который показался кому-то странным, кому-то ненужным, а кому-то в какой-то степени решающим. Какие-то непонятные разочарования и мысли о безнадёжности и отчаянии почему-то заставили Юми подняться и пойти прочь.

На полпути его догнал брат, что-то сказал и они молча дошли до дома. И уже через минут двадцать было слышно, как в своей кровати засопел Алексей. А Юми лежал и ещё раз обдумывал всё, что сейчас произошло, делал какие-то выводы, ломал старые привязанности и чувствовал, что его практически никто не понимает.

И уже перед сном, в темноте, у него вновь промелькнула какая-то тяжелая мысль, и немного надежды:

“Надоело всё! Как-то мне непонятно, почему всё так зыбко... Как будто всё вокруг ни на чём не держится, какое-то всё неустойчивое. Хорошо хоть, что скоро уедем на время от всей этой... бомбы замедленного действия! А то я уж и вправду какой-то взрывной стал. Доведут же до какой-нибудь крайности типа самоубийства, а сами и не поймут, почему так... Да, надо развеяться! Уехать, отдохнуть! Может, там что-то новое поможет мне жить!”

И вот так прошло несколько недель. Зачастую дни стояли солнечные, но пару раз небо затягивалось тучами, и лил затяжной дождь. И Юми наслаждался этими часами и отвлекался от своих грустных мыслей.

Но приходили солнечные дни, а с ними и работа, дела, и куда-то уходило свободное время, по которому Юми тосковал. Ему казалось, что он чего-то не успевает... А многие в свободное время успевают лишь болтаться без дела... Практически никогда не помогают родителям – нет необходимости!

Но ведь и для себя ничего не пытаются делать! Какая-то лень и пассивное начало жизни! Что дальше?

А если их помощь кому-то понадобится, а они: “Ой! Извините, я к такому не привык! Да и не моё это дело! Не умею! Как-нибудь сами!”

И почему-то стало казаться, что нет такого человека, кто мог бы по-настоящему понять... помочь ему в его делах, которые приготовила судьба...

И теперь, находясь в компании, Юми чувствовал себя чужим среди своих. И казалось, что у него открылись глаза на них, и всё стало по-другому, и иногда находиться там было невыносимо. И обоюдная ненависть нарастала, когда кто-то лез в крайности, лез в душу... Просто всё держалось на нежелании испортить давнюю дружбу и проведённое вместе детство.

Однако Юми радовало одно – в час домашней работы к ним иногда приходил Женька, поэтому можно было отлучиться ненадолго и поболтать о том, о сём.

Разговоры были чуть серьёзнее тех, что велись по вечерам. И Юми это нравилось, нравились обсуждения вечерних разговоров. Женька, имевший больше свободного времени, постоянно рассказывал о своих подвигах, обсуждал каких-нибудь новых знакомых или какую-нибудь незнакомку. Говорили о ребятах, безразличных к своей судьбе и наплевательски относящихся к другим.

Откуда-то в этих разговорах появилось осмысление и какое-то внутреннее взросление. И это стало резко отличать двух друзей от остальных.

Женька постоянно читал какие-то книги, с которыми его знания стали отличаться глубиной и даже поэтизмом. Он, казалось, погрузился в какие-то литературные грёзы, часто чего-нибудь цитировал, ставил в пример. Этим он заразил Юми.

Уже немного позже, к концу лета, в их разговорах кружила одна философия и немного пафоса, которые нередко переходили в дурачество и раздражали тем самым окружающих. Но никто не знал, что любые слова и фразы, исходящие из их уст, есть ни что иное, как частички потерянных когда-то кем-то смыслов.

***

Беззаботность...

Как-то в обед пришёл Женька. День светился, и на небе не было ни облачка. Было жарко. Женька свистнул.

- Подожди пять минут, без меня не начинай, - сказал Юми брату.

Выйдя из ограды, он закрыл за собой дверь, отряхнул руки и подал одну Женьке.

- Привет. Откуда идёшь?
- Да так гулял, в смысле, прогуливался, - Женька улыбнулся.
- Понятно, - Юми тоже сиял, он знал двойной смысл слова “гулял”.

Так они поздоровались. Присели на траву.

- Ха-ха, блин, как вспомню про вчерашнее, так меня прям истерика берёт. Как дошёл-то? - поинтересовался Юми.
- Да нормально. Только вот не помню, как в дом заходил. Так, смутно помню, как на этих, блин, лавочках сидели, когда к ним подошли, - Женька засмеялся. - Ты скажи, зачем ещё одну бутылку покупали? Вроде и так нормально было, а тут смотрю – ещё одна взялась. Ага, думаю, вразнос пошли... Пришлось малость пригубить.
- Да кого там, “малость”! Мы с тобой её почти всю и выпили. Не, ну там ещё Лёха и Ванёк чуток помогли... Да и то... Они вскоре ушли, это мы – остались...
- Так мы её вдвоём всю и выпили? - спросил Женька.
- Ага, - кивнул Юми.
- А кто её купил-то? Мы же свои до этого все потратили... Ещё и у брата твоего занять пытались...
- Да и хорошо, что не дал! А ты чё и вправду не помнишь про бутылку?
- Нет. Скажи.
- Ха-ха, ну ты, короче, вчера дал!.. Рассказать – тебе стыдно будет!
- Да ладно. Вроде всё в порядке было, - как-то начал оправдываться Женька. - Ну, чё там было?
- Ну слушай. Мы с тобой мимо проходили, а ты такой: “О, девчонки, привет!”. Ну, они, ясно, тоже: “привет!”. Ты чего-то там спросил, они вроде как ответили. Вот...
- Подожди, а с ними же парень какой-то сидел? Куда он делся? Он чё, с нашими ушёл?
- Да нет. Ты послушай. Короче, ты с одной чего-то начал разговаривать, понятно, бесцеремонно, не спрашивая, присел к ним. Мы-то в стороне стояли, обсуждали твоё поведение. Ну, в общем, ты нас позвал – мы тоже упали на лавку, а ты там уже чего-то про погоду втирал, мол, жарковато на улице, поэтому давай их пивом угощать...
- Нет, ну это я помню. Мы потом ещё их купаться звали...
- Ну да... Ты звал! Только это было, когда пацан уже умотал оттуда. Мы тогда вчетвером сидели.
- Так что это за парень был? Я не помню, как он ушёл.
- Да как... быстро ушёл, - засмеялся Юми. - Пацаны когда наши ушли, мы как раз допили всё, ну и ты такой говоришь ему, начитанный ты наш: “Эй, гарсон! Водки!”. А сам смотришь на него неоднозначно, то ли специально, то ли просто спьяну разглядеть хотел. Я тебе ещё говорю: “Женька, хватит народ пугать!”. Ну, я ведь знаю, что у тебя в голове всякие фразы летают, а им-то это дико слышать! Вот. Ну, ясно, ты извинился, мол, шутишь. И опять чего-то болтать девчонкам начал, вернее, они тебя спрашивали... А пацан-то видит, что дурак-то рядом сидит, посидел немного, покосился на тебя, потом распрощался с девчонками и, почти незаметно для тебя, ушёл. А ты ещё, дурак, давай девчонкам заливать, мол, дружить с такими как этот не стоит, мол, с нас надо пример брать...
- Ну, так-то - дурак... - немного покраснел Женька. - И чё они?
- Да ничего. Хохотали, про всякие глупости давай рассказывать, ты, впрочем, тоже. А этот парень, как оказалось, просто на лавке один сидел, а девчонки рядом присели, потому что другие битком забиты были, ну познакомились с ним, разговорились, а тут мы...
- Да уж... Хорошо хоть Ванька потом ушёл, а то его пьяного не “наслушаешься”, как пристанет...
- Ой, а сам-то на пляж девчонок полчаса звал, пока они не предложили купить ту самую полторажку пива и просто посидеть. Ну, ясно, ты согласился!
- Ну, так-то согласился...

Они засмеялись.

С той стороны забора кто-то подошёл и открыл дверь:

- Здорова, Женька. Юми, ты скоро? Давай доделаем, а потом выйдем. Мне с этим чудиком тоже пообщаться надо, - Лёха улыбался и смотрел на Женьку, который не совсем понял, на какую тему с ним хотят пообщаться.
- Чего спросить-то хочешь? - кивнул он грязному с ног до головы работничку.
- Да это... чё за девчонки там сидели, с которыми вы остались? Этот не говорит, - брат мотнул в сторону Юми.
- А вот! Вы чего ушли? Мы с Юми хорошо посидели!
- Да я знаю. Этот вон еле встал, да и сейчас никакой пользы от него нет, - он ещё раз повернул голову к Юми, - тяжело, видите ли, ему!
- Да ладно. Мы с Женькой маленько расслабились вчера, это вы куда-то ушли... - начал оправдываться Юми.
- Правильно сделали, что ушли. Вы опять, блин, начали свои идиотские фразы кидать, а этот... - он мотнул теперь в сторону Женьки, - как напьётся, так рядом с ним находиться невозможно.
- Почему? - улыбался Женя.
- Ты и сам знаешь, почему. Опять давай заумные штуки свои выкидывать. Да с вами стоять даже рядом стыдно. Эти девчонки, наверное, никогда не видали таких придурков.
- От врать-то! Ну врать, ну врать!
- Да вовсе, нет. В следующий раз вообще по морде за такие дела можно... Совсем распоясался.
- Да ладно ты, раз в жизни можно и покуражиться!
- Ага, “раз в жизни”! Да у тебя это постоянно. Вы с Юми из себя кого-то строите, как будто самые правильные, хотите умными показаться, а это на хрен никому не надо, - ворчал брат.
- От так вот! Вот давай говорить про нас всякое, - дурачился Женька, а Юми тихо посмеивался.
- Вас с заумными речами куда-нибудь отправить надо, где покажут, как за языком следить, философы хреновы. Почему, интересно, вас здесь ещё как-то терпят?
- Ну, правильно – полубоги же! - сообщил Женька важную информацию. - Нас таких мало! Уважают!

Юми уже начал заливаться смехом. Лёха посмотрел на двух придурков и сказал протяжно: “Ну, ко-не-чно!.. Мы вас быстренько с Олимпа скинем, или где вы там обитаете?... Ладно, Юми, пойдём, потом поговорите”. После этих слов брат зашёл в дверь. Оставшиеся друзья переглянулись, протяжно передразнили слово “ко-не-чно”, опять поржали над Алексеем и над собой и решили через часок пойти на пляж. К тому времени Юми должен освободиться, а Женька должен сходить по каким-то делам, в магазин, что ли...

Так и получилось. Женька зашёл за братьями через определённое время, и они втроём пошли к желанной воде. Потому что было невыносимо жарко. Потому что был день и светило Солнце.

Проходя мимо ларька, ребята купили бутылочку холодной минеральной воды. Почти всю дорогу молчали, лишь изредка обсуждали в какое место идти купаться. Окончательное решение было принято Алексеем, когда он просто заворчал, мол, что не пойдёт дальше, что далеко идти до другого места. Было слишком жарко. Уговаривать не стали, а согласились с ним, хотя можно было пройтись ещё, до пляжа.

Место было интересное, старинное. Интересное, потому что здесь можно было делать практически всё, что захочется купальщику.

Ребята пришли к постройке, которое называлось либо «каузы», либо «шлюзы», либо по-простому – «спуск». Это было небольшое сооружение, предназначенное для регулировки уровня воды на пруду. Оно состояло из двух башен с пирамидальными куполами высотой около семи метров над уровнем воды. Между куполами находились те самые устройства, которые открывали путь воде – шлюзы. Ясно, что эти регуляторы были ниже воды, и вода постоянно стекала по огромному желобу, давая начало новой речке, в которую превращался искусственный водопад. Выше воды находились механизмы, управляющие этими шлюзами, поэтому здание как бы состояло из двух “этажей”. Первый – где крепились цепи и блоки, а второй – бетонная площадка, похожая на балконы с оградками, соединяющая башни.

Эти балконы ребята называли “утюгами”, из-за огромного сходства с ними. Они были на высоте около двух метров над водой, поэтому прыгать с них более-менее безопасно, по контуру "утюгов" были впаяны метровые оградки. С них тоже прыгали в воду.

Второй “этаж” находился на высоте пяти метров, поэтому прыжки с него были крайне опасными, учитывая тот факт, что в этом месте купания было не так глубоко, и дно было наполнено корягами, камнями, да ещё мало ли чем, что проносит течение. И, конечно, самое опасное место, с которого прыгали смельчаки, были те самые купала – вершины сооружения. Говорят, их высота в два раза большей пляжной вышки, до которой ребята не дошли, хотя и с пляжной вышки прыгать страшно было, особенно поначалу...

Всё это сооружение было определённой границей спуска воды и собственно пруда, огромного, заросшего, старого. По этой границе был построен мостик, которого в шутку или не в шутку называли “чёртовым”. И если здесь вода шумела и бурлила, то по другую сторону – почти стоячая вода с камышами, плавающими людьми на лодках и без, домами у берегов, песчаным пляжем.

        И возник этот памятник во второй половине восемнадцатого века при строительстве сереброплавильного завода в этих местах, и забывать его значимость и историчность нельзя.

И уже раздевшись, как подобает человеку летом у воды, Юми первым встал на край черного железного мостика, подпрыгнул и “щучкой” вошёл в воду. Оставшиеся двое оказались в воде, когда Юми уже далеко отплыл.

Накупавшись, Юми залез на мостик и стал греться. Прямо над ним светила звезда и где-то справа пестрили облака. Юми потрясывало от холода, но через минуту он высох и теперь просто грелся. Уже подплывали брат и Женька – они плавали к камышам. По одному они залезли на мостик, часто дыша, с определёнными усилиями. Сели рядом с Юми и стали смотреть, кто в небо, кто в воду, а кто в сторону пляжа.

- Ну и как? - спросил Юми.
- Ух, классно! Там вода горячее, - ответил Женька.
- Ага, - подтвердил Лёха, - я, наверное, ещё раз туда сплаваю. Юми, поплывёшь?
- Да не... чё-то устал. Я напрыгался.
- Опять с “утюгов” прыгал?
- Пока нет, но можно... пойдёшь?
- Да не охота. Погреться надо.
- Ага, сейчас бы на тёплый песок, да полежать, - Юми мечтательно посмотрел на Солнце, прищурив глаза.
- Может, и вправду, на пляж сходим? - предложил Женька.
- Я не пойду. Ещё раз сплаваю, и домой, - сказал Лёха, - нам ещё кое-что сделать надо, забыл что ли?
- Да ладно! Сегодня такой день! Можно и сходить. Сейчас обсохнем и пойдём...
- Ну, правильно! - поддержал Женька, - Дела не уйдут.

Но его слова не были замечены.

- Только долго не задерживайся! А то опять куда-нибудь вляпаетесь, - как-то шутя сказал брату Алексей.
- Ха-ха, не вляпаемся. Пару раз искупнёмся и всё, - Юми посмотрел на улыбающегося Женьку.- Правильно?
- Ну, не зна-а-а-ю. Как уж получится. Мы загадывать не любим – полубоги мы, не люди.
- Ясно всё с вами. Юми, не забывай, вечером ещё на дачу надо.
- Конечно, - недовольно сказал Юми.

Он встал, потянулся и пересел на сухое и теплое место. Облако закрыло Солнце, стало чуть холодно. Когда немного обсохли, то покинули это место. Каждый по своим направлениям.

Двое шли по дороге, покрытой квадратными плитками. Кое-где плиток уже не было, кое-где уже торчали куски проволоки, и, надо сказать, не один ботинок был об них порван. Рядом с этой дорожкой тянулся бордюр, и Юми старательно по нему шагал, покачиваясь, разговаривая с Женькой. Бордюр вскоре закончился, и Юми, невысоко подпрыгнув, приземлился на обе ноги и, повернувшись к Женьке, сказал:

- Ух, люблю по бордюрам ходить!.. Давай быстрее!
- Куда спешить-то? - Женька шёл размашисто, покачиваясь из стороны в сторону.
- Ну, Лёха же сказал, что на дачу ехать надо. А я ещё и есть захотел, - сказал Юми, повернулся и пошёл, но уже медленнее, чем он летел по бордюру.

Прямо за стадионом находился пляж. Его было видно с крыши дома Юми, и можно было добраться вплавь по прямой от "спуска".

Женька догнал Юми лишь у калитки со ступеньками, через которую можно было попасть на территорию стадиона. Сквозь эти ступеньки толпами проходили люди, иногда задевая друг друга плечами. Юми шагнул через поток встречных накупавшихся, а Женька, дождавшись, пока поток уменьшится, не пропуская ни одной ступеньки, легко и быстро забежал на дорожку стадиона, которая прямиком вела к пескам и воде.

Шум, крики, смех, разговоры ни о чём и о многом, маленькие дети, взрослые дяди и тёти, кучи мусора, множество одежды и обуви, реже велосипеды и автомобили. Но среди этого безобразия можно-таки на что посмотреть.

Минуя стадион, ребята вошли на песок, тут же сняли обувь, и каждый взял её в свободную от футболки руку. Плечи жгло, ноги грело, иногда мелкие камни причиняли боль, но никто не стонал, лишь изредка походка казалась немного неровной, как будто у идущего было не всё в порядке с ногами. У самой воды песок переходил в траву, на которой люди оставляли свою одежду и с нетерпением входили в воду. Влага!

Не дойдя до этой травы, вновь прибывшие встали, вернее, первым встал Женька.

- Эй, ты чего? Пошли туда! - указал рукой Юми.
- Погоди, - быстро сказал Женька, бегая глазами.

Юми тоже осмотрел вокруг и догадался, что не стоит торопиться с местом. Вокруг можно было найти знакомых, чьих-то родственников, учителей, недругов и просто тех, с кем можно было вновь пересечься взглядами. Но куда интереснее видеть незнакомое и неизведанное.

Шагая по пыльной дороге, странник года не спит!
Цветы привлекают внимание... шепчут: “К нам иди!”

- Смотри, - тихо сказал Юми, мотнув головой вправо, где трое девчонок только что вылезших из воды, направлялись к своим полотенцам и сумочкам, и расстеленному на траве пледу.
- От так от! Какие мы мокрые! - сострил Женька.
- Пойдём около них разденемся, - предложил Юми, - ближе к воде.
- Не, туда не пойдем, - Женя махнул рукой, и Юми, ещё раз взглянув на тех девиц, уже лежавших под Солнцем, пошёл за другом, высматривая прекрасное по сторонам.

Остановились прямо у воды, оглянувшись по сторонам, и, не спеша, скинули с себя шорты.

- Кто первый? – спросил Женька.
- Да хоть кто! - произнёс Юми и с разбегу плюхнулся в воду, успев забежать по пояс.

Оказавшись с головой в воде, он проплыл там секунд двадцать, считая махи руками. На двадцать пятый он не выдержал и вынырнул. Один вдох наполнил лёгкие воздухом, и он открыл глаза, вытирая с лица капающую с волос воду. Женька, не спеша, вошёл в воду и поплыл от берега. Отдышавшись, Юми медленно плыл навстречу, как это делал актёр в фильме “Пираты двадцатого века”, бесшумно и умело.

Подплыв ближе, Юми коротко сказал, держа голову выше: “Здесь прохладнее, а там дальше..., там... - ему было трудно говорить в воде, - ...на поверхности теплее, но там тина...”

- Правильно... - Женька тоже старался быть кратким, - здесь разогнали всю тину, а там... редко, кто плавает... Поплыли дальше.
- Да не, я устал, - это было видно. Юми немного побултыхался на одном месте и поплыл к берегу. - Я всё. Пойдём греться.
- Ещё немного поплаваю. На траве меня подожди.
- Ладно, - крикнул Юми, уже отплыв от Женьки.

Ступив на песок под водой, Юми слегка обрадовался. Не спеша, он вышел на берег, вытирая с лица воду. Дул лёгкий ветерок, и Юми уже на траве присел на корточки и огляделся вокруг. Тех трёх девчонок уже не было, и он стал просто дожидаться своего друга. Ждать пришлось недолго.

- Пойдём, - немного запыхавшись, предложил Женька.

Юми молча встал и пошёл за ним, но через три секунды уже опережал его на шаг.

На песке они увидали знакомых, и подошли к ним. Было жарко, и у ребят, наверное, не случайно оказалось пиво. Женька угостился, Юми тоже, но вдруг вспомнил, что дома дела и больше не стал. Было весело, ребята купили ещё пива и легко и беззаботно проводили время. Юми взглянул на Солнце, и показалось, что уже пора идти домой.

- Короче, я домой, - сказал он.
- Да ладно, рано ещё, - начал уговаривать Женька.
- Нет, я пойду, - ему хотелось остаться, но дома его ждали дела, - ты тут долго будешь?
- Не знаю. Как покатит, - Женьку уже зацепило.
- Ладно, вечером заходи, мы с дачи часов в восемь приедем. Пока, пацаны! - он попрощался и пошёл к траве, взял футболку, надел шорты и обувь.

Через несколько минут он оказался за стадионом и уже через секунды шагал по дорожке из плиток.

Но сейчас он, уставший, немного грустный и голодный, уже не шёл так весело, не шёл по бордюру, как делал это два часа назад.

Почти всю дорогу он думал и смотрел куда-то по сторонам. Придя домой, он молча прошёл сквозь взгляды родных в спальню, переоделся, достал лист бумаги и зачем-то написал: “К чёрту всё! Такой день проходит мимо!”. Записку спрятал в карман.

Слегка поужинав жареной картошкой и окрошкой, он поспешил в машину, где его ждали. Окончательно свой желудок он набил на даче ягодами и ранетками... Поэтому, вернувшись из сада, он поспешил уйти из дома, чтобы больше не таскать из ведра ягоду.

Сказав брату, где его искать, он вышел, не совсем понимая, куда идёт. Лёха должен быть с пацанами в парке через часа полтора, поэтому Юми решил пока погулять вдоль пруда. Женька не зашёл. "А может, он ещё на пляже? Тогда есть вероятность их встретить".

- Нет, не пойду! - на полпути передумал он. - Ну, встречу их там, будет похоже, что я за ними бегаю. Скажут, мол, что раньше надо было оставаться, а теперь и пиво-то кончилось, ещё покупать заставят... Нет, я сейчас пива совсем не хочу... А если их вообще там нет? Поздновато ведь уже. Зазря схожу. Глупо столько идти. Потом обратно топать... Пойду сразу в парк.

Листья деревьев уже закрывали свет. Уже темнело.

***

Приключения...

- Здорово!
- О! Привет, Юми!
- Куда спешишь? - Юми пожал руку старому приятелю, которого давно не видел.
        - Да к предкам иду от старшего брата. Хлопотали по дому...
        - Давно тебя не видал. Где пропадал-то?
- Да так, с братьями в Москву ездил... - ответил Диман.
- Зачем? - с огромным интересом спросил Юми.
- Работать ездили, - вздохнул тот, - почти три месяца тут не были...
- Ого, а чем занимались? - перебил Юми.
- В общем, многим, но в основном на стройке...
- Расскажи! - Юми было любопытно, как там, в Москве, вдали от родных мест.
- А что рассказывать? Тяжело было. Особенно в последнее время, когда все деньги закончились...
- Пошли на лавочку сядем... - перебил его Юми, уже ступая в направлении, где бы им присесть. - ...Я не понял, вам что, деньги не платили? Вы же работать ехали, значит, наоборот, должны были быть с деньгами...
- Ну, так-то да! Нам, в принципе, повезло ещё, что мы туда “зайцами” ехали. Билеты взяли до Энска, а сами до самой Москвы ехали...
- Как так?
- Да мы от контролёров по туалетам прятались или перебегали из вагона в вагон. Ну, в общем, как-то... Хорошо, что мы там ещё и бельё не стали брать – когда нам сказали, сколько платить надо, у нас чавки чуть не отвалились. Сэкономили. Спали по очереди – один комплект всё-таки пришлось взять. Ели мы лапшу “китайскую” да сало. Редко, когда чего-нибудь путёвое.

Они нашли ближайшую лавочку и присели. Смеркалось. На горизонте показались чёрные тучи. “А я написал, что день – хороший...” - вспомнил Юми.

Вокруг были одни деревья, за их листвой всё же виднелся горизонт, вокруг наблюдались здания магазинов, сберкассы, банка и памятник Ленину В. И. Он рукой куда-то указывал, может быть, туда, где был недавно Димка, а может, туда, где скоро будет Юми, и нельзя было исключать, что его рука всё-таки указывает хоть один верный путь.

- То есть вы совсем без денег ехали? - в недоумении спросил Юми.
- Нет, ну почему же? Мы здесь немного подколымили да наскребли на билеты. Просто там всё дорогое… Мы самую дешёвую комнату снимали... А потом в первый же месяц у нас вся одежда к чертям пошла! Сам понимаешь, что новая денег стоит. Меня вон тельняшка вот эта (он поднял кофту) спасала, да папкина роба выручила – долго послужила, а ботинки, особенно на стройке, махом рвались. А ещё и холода время от времени, тут хошь – не хошь, покупать придётся.
- Что зря съездили? - разочарованно спросил Юми.
- Да нет, почему? Зато узнали, какая она, жизнь бродяг.
- Почему бродяг? Вы, кажется, комнату снимали...
- Ну да, первые два месяца... А потом нас выгнали оттуда... Там с рабочими плохо обходятся, особенно с азиатами. Их там полно... В общем, цену заломили за жильё, а нам это не в радость... Зачем наглеть? Поцапались с домовладельцем... Нас выгнали, - Димка вздохнул, а через две секунды почти радостно воскликнул, - а мы потом, прикинь, без обломов у теплотрассы жили! Это вообще незабываемо! Как нам было там хреново! Про дубак я вообще не говорю... хорошо, что уже весна была, не так катастрофично, как зимой, да трубы горячие... Я тебе кричу! – там в этой теплосети и вонь и всё остальное невыносимое, а самое главное – это вши! Я тебе отвечаю, они нас чуть не съели!.. Мы ночью спать не могли, они и в волосах и по коже, а когда в трусы залезут, так хоть вешайся! А мы ведь и не мылись тогда совсем...
- Ну, вы и вправду – экстремалы! - Юми засмеялся. - Надо было их алкоголем, тогда и про грязь бы свою забыли!
- Юми, ты не поверишь! Мы абсолютно каждый день пили. А иначе никак было! - Димка подскакивал от восторга, особенно, когда в рассказе возрастала степень геройства. - Мы с братьями у барыг спирт брали, какой конкретно, не знали, но пить можно было, я даже скажу – нужно! Мы никакие с работы приходили, ни черта толком не спали, да ещё и эти кровососы... короче, помогало одно спиртное и крепкий чай... Редко, правда. Я эту поездку никогда не забуду! Ещё бы немножко и с Патриархом бы встретились!
        - В смысле?
        - В смысле - отпеть нас вскоре могли!
- Димка, а домой-то вы как попали без денег? - Юми было интересно, чем закончилась эта история.
- Слушай дальше! В общем, с горем пополам, наскребли денег на билеты, причём только до Новосибирска – сколько хватило! Перед отправлением на вокзале в туалете под краном умылись и к перрону пошли, ну, ясно и одежду немного привели в порядок... Короче, у нас из документов только паспорта были, а в Москве без прописки только три дня жить можно. Понятно, что мы уже нарушили... ну, эти, законы проживания... и нас легко арестовать могли. Так мы на вокзале, как шпионы, скрывались, как увидим кого в погонах, так шарахаемся. Но всё равно нас поймали: ты бы нас видел – бомжи! Хорошо документы были, и билеты уже куплены! Старший брат, Славян, “всё как есть” рассказал, мол, вот на последние деньги билеты купили, мол, больше нас не увидите, соврал, что работодатели нас кинули с деньгами, с жильём. Мы тряслись, но поддакивали. Короче, нормальные они оказались, братан им почти последнюю сотку отдал, и они нас отпустили. И все шесть дней мы сюда голодные ехали, лапша нам так осточертела, что мы её через раз ели, только чай и хлеб...
- Ничего себе! Наверное, здоровье себе подорвали! Сколько ты килограммов сбросил? - спросил Юми, улыбаясь.
- Точно не знаю, но рёбра были хорошо видны. Хотя прикинь, мы, когда в Энск приехали, домой позвонили, чтоб за нами приехали... Мы на вокзале стоим, ждём, голодные, усталые, и тут я вижу, мама идёт... Я подбежал, обнял. А она смотрит в сторону, где братья стоят и говорит: “А это кто, смуглый, толстенький?” Так, это наш средний брат оказался. Он почему-то наоборот потолстел мордой – опух, да на тот момент чумазый был, обросший. Короче, родная мама не узнала! Потом, понятно, в слёзы, обниматься, жалеть...
- Да-а-а, - протяжно сказал Юми, история, что надо! Здорово! Мы тоже хотим ехать. В Питер.
- Работать или посмотреть?
- Да просто прокатиться, глянуть, как там. Вырваться отсюда, узнать, как там люди живут, как отдыхают... - какая-то мысль задела в голове что-то больное и улетела.
- Да также и живут! - серьёзно сказал бывалый. - Места там есть красивые. Согласен. А люди такие же, может, чуть испорченные... Нет, конечно, Юми, езжай, для жизненного опыта полезно. Моя поездка – яркое событие в жизни. Тем более у тебя вообще – Питер!

И опять Юми загорелся поездкой.

Ещё немного поболтав, Димка отправился к предкам, а Юми – искать своих ребят по парку. На самом краю площади стояла шумная толпа, там, явно, пили. Звона стекла не было, но, подойдя ближе, можно было различить хруст пластиковых стаканчиков и увидеть пустые и полупустые пивные полторажки. Уже стало темно, и виднелись лишь силуэты. Подойдя ближе, Юми узнал ребят с пляжа, они обсуждали новое знакомство с девчонками, приехавшими из города к кому-то в гости.

- Завтра опять к обеду на пляж пойдём... - сказал полупьяный голос.
- Нет, я завтра часам к пяти только освобожусь.
- Ну, позже подойдёшь...

Заметили нашего героя:

- О, Юми, привет. Зря с нами не остался, с девчонками познакомились, они вчера к Юльке в гости приехали. Завтра надо на пляже с ними встретиться... Весёлые девчонки. Во такие! - полупьяный голос был в надежде на завтра.
- Да как получится... дела, наверное, будут, - меланхолично произнёс Юми, недовольный напоминанием о той самой девчонке, встретившейся во время дождя. - А Женька где? Давно ушёл от вас?
- Мы ещё купались. Он с нами пива попил и куда-то свалил... куда не сказал.
- Через часок после того, как ты ушёл, - уточнил парень, держа сигарету в зубах.
- Ладно, ясно. А брата моего не видели?
- Нет, не видали, - почти хором сказала толпа, но в таком маленьком местечке всегда найдётся кто-нибудь, кто знает чего-нибудь больше на вопрос о ком-нибудь.

Тот парень, с сигаретой в зубах, пряча глаза за дымом, сообщил: “Я сегодня Ваньку с вашей улицы видел, он сказал, что они с твоим братом к Андрюхе Шумакову пойдут. Вроде как на рыбалку завтра собираются. Меня звали...

- Понятно. Спасибо за информацию... - Юми сунул руки в карманы и пошёл прочь, ругнувшись: - Рыбаки, блин!
- Юми, ты куда? Оставайся – выпьем!
        - Не-е, не хочу. Пойду Женьку поищу. Пока.
- Ладно, пока! - все попрощались с ним, и толпа снова загудела.

Юми повернул на дорогу, по обочине которой уже горели фонари. Он смотрел на них и оценивал их значимость. Сейчас улица пуста, и мало для кого они светят, не считая, конечно, насекомых, имевших наглость и крылья подняться к источнику тепла и света, сделанного человеческими руками. Юми невольно посмотрел на звёзды, которые хорошо виднелись только строго вверху, а чуть выше горизонта, у земли, их плотно скрывали тучи. Вдруг вспомнилось ему:

“И пускай фонари светят ярче далёких звёзд,
фонари все погаснут, а звёзды будут светить!..”

И он немного обрадовался, что кто-то заметил эту красоту и спел об этом по-настоящему, без каких-либо притворств.

В этот вечер он никого не нашёл и пошёл домой.

Перед сном в кровати он обсуждал сам с собой день, такой жаркий, солнечный. Такие дни бывают редко, и очень хочется ими наслаждаться. Хотелось провести его с друзьями, погреться на Солнышке, покупаться. Но всё вышло не так, как всегда – до обеда были дела, от которых не уйти. Впрочем, уйти можно, но потом, грубо говоря, догонять сложнее будет.

Стоит ли менять плохое сейчас на худшее потом?
Коротким казался день, вот и всё!

А какой был вечер! Необычно тёплый, лёгкий, прекрасно продолжавший день. Дела были сделаны, и вечер был свободен до самого сна, который мог подождать и до утра. Но, к сожалению, Юми для себя не нашёл никакой компании и поэтому пришлось бродить одному. Ещё и эти напоминания о ней!

Конечно, его позабавила Димкина история и опять напомнила о поездке. Почти засыпая, он пообещал себе, что скажет Женьке, что уже пора готовиться к поездке, уточнить дату, обговорить с родными, с друзьями. Юми знал, что если хочешь с чего-то начать, то начни с настойчивости.

Засыпая, он ещё раз вспомнил, как грелся сегодня на Солнце, а чтобы не обгореть и не перегреваться, окунался в воду. И была гармония, когда, накупавшись, он снова подставлял своё тело Солнцу. Но, казалось, среди этого тепла и влаги чего-то не хватало. И с этим незнанием Юми заснул.

Однако все знают, что есть продолжение реальности, есть места, где она не заканчивается, а просто дополняется или переигрывается заново, как нам иногда хочется. Ведь здорово спать и видеть кашу из страшного, непонятного, неожиданного, приятного, даже сладкого.

Вот только пилотам в небе даже ночью спать не следует. Чтобы в этот тихий час с лайнером ничего не случилось. Но вот уже там, на большой высоте...


«Распятие во сне»


На большой высоте раздался взрыв. Паника захлестнула самолёт, и люди истошно кричали. Иногда в глаза попадала кровь тех, кто резал вены, не дожидаясь удара о землю. Самолёт трясло, крики громко наполняли воздух, они напоминали звуки сирены, какой-то гулкой, похожей на скрежет не смазанного колеса. Пилоты спали удивительным образом. В их кабине было дымно. Вскоре самолёт начало вертеть в воздухе, и он вошёл в штопор. Кажется, потом был ещё один взрыв.

Стало тихо.

Небо быстро сменилось на море. Море постепенно, показывая осколки корпуса самолёта и неживые тела, быстро уходившие под воду по одному, оставляя на воде пузыри и всплески, перешло на сушу. Кто-то ещё барахтался в воде, но всё же вскоре тонул.

Юми сидел на краю берега и отрывками смотрел то на одних, то на других. Он был мокрый, без обуви, с порванной рубахой, под которой виднелась поцарапанная грудь. Он был напуган и тяжело дышал.

Когда сюжет на воде стал не интересен, он упал на спину и стал смотреть на Солнце, которое было то ли жёлтым, то ли серым... Море уже успокоилось, плавали лишь щепки и чья-то одежда.

Вдруг он услышал, как кто-то уже на берегу выливал из себя воду, желая остаться в живых. Его голова поднялась и повернулась к шуму.

Её ноги были ёще в воде, а сама она пыталась опереться на руки, плевалась водой, кашляла, стараясь вдохнуть воздух. Через мгновение она упала. Он очутился рядом, поднял и перетащил её на горячий песок. После чего упал рядом и слушал, как она дышит.

Она. Дышит. Она.

Она была без сознания, слаба, беспомощна. Нет, помощь была рядом. Немного отдышавшись, он присел к ней ближе и стал смотреть на неё.

Очарование, беспечность и лёгкость.

Он смахнул ладонью с её лица песок, осторожно, касаясь губ. Сердце забилось, и он ощутил нежность. Почему-то пропало одиночество и ощущение собственного холода. “Она может заболеть, - подумал он, - ей нужен горячий песок”.

Он сгрёб возле себя верхний слой песка и старательно обложил вокруг неё. Её всё равно трясло, наверное, от пережитого. Она не просыпалась. Несколько раз он перетаскивал её с места на место, чтобы песок под спиной был всегда горячий.
 
Так она могла согреться, но полил дождь, и её одежда вновь стала сырой, впрочем, как и его. Она закашляла. Под дождём уже не было слышно, как она дышит, но редкое покашливание и стоны были доказательством её жизни. Он прижал её к себе, укрывая её лицо от прохладного дождя.

Вскоре каплепад закончился. Её джинсы и рубашка были напрочь пропитаны влагой. Кашель стал чаще. Необходимо было принять решение. Голова шла кругом, всё куда-то стремительно двигалось. Небо, вода, песок, Солнце, опять вода, мокрая одежда... Необходимо замедлить ход времени!

Солнце грело, но песок был мокрым. Её одежда тоже...
 
Он снял с себя штаны и рубаху, оставаясь в нижнем белье. Мокрой одежды не было, а стало быть кожа высохнет быстрей. Тепло несли и лучи сверху. Лишь дул прохладный ветерок... Он не знал, как поступить с лежащей рядом незнакомкой. Но оставлять её в мокрой одежде было нельзя!

Он опустился на колени прямо перед ней и стал чего-то ждать. Её одежда немного сохла сверху, но сторона, соприкасавшаяся к песку, была сыра, поэтому девушка могла легко простудиться. Он убрал со лба её влажные волосы, и как-то нерешительно, оглядел её тело. Её было жалко. Она была привлекательна. Ей надо было помочь…

Юми, не спеша, опустил руки на её грудь и стал расстёгивать рубаху. Появилось непонятное чувство стыда. Он млел от соприкосновения с телом. Убрав последнюю пуговицу из петли, он нежно опустил края рубахи на песок. Под рубахой оказалось что-то похожее на майку, необычно белое, с поправкой на влажность. Не делая больно, он, снял рубаху совсем, отбросив в сторону. Теперь Солнце уже впрямую грело руки, живот и шею, на которой даже не был крестика.
 
“Подарить бы ей какой-нибудь медальон”, - подумал он.

Девушка дышала, немного хрипло, и от каждого чужого звука Юми вздрагивал, но продолжал открывать её тело фотографу-Солнцу.

Проведя руками по животу, он перенёс их на джинсы. Его коленки касались её коленок... Он смотрел на её лицо, чтобы остановиться, если она проснётся... Он начал плавно стягивать её джинсы, в то время как сердце билось скачками, неровными, как и его дыхание. Показалось нижнее бельё, и Юми остановился. Дальнейшие его движения были плавными и нежными, чем когда-либо. Упругие бёдра, гладкая кожа, тонкие голени и маленькие холодные ступни... Захотелось повторить всё заново...

Юми страстно провёл взглядом по телу снизу вверх и оказался у её губ. Она была великолепна, грациозна, стройна. Он, касаясь одной рукой за плечо, прикоснулся к её губам.

От нехватки кислорода, поцелованная зашевелилась и, оттолкнув Юми от себя, быстро поднялась. Она смотрела ошарашенными глазами на Юми, который немного виновато, немного жадно смотрел на неё. Она упала на песок и стала с блеском в глазах смотреть на небо. Её девяностопроцентно обнаженное тело, частично покрытое белой тканью, открытые глаза и распущенные волосы будоражили кровь.

Она лежала на тёмном от воды песке и обдумывала происходящее. Ей было холодно и противно от влаги, поэтому её желанием было - сорвать оставшуюся одежду и встать с мокрого песка.

- Тебе необходимо согреться, - сидя на коленях, сказал Юми, - ты кашляла, поэтому я...
- Знаю! - дерзко ответила она и приподняла плечи от песка. Опёршись на руки, она повернула голову к Юми и с укором спросила: - Разве я просила меня раздевать?
- От мокрой одежды ты могла заболеть!
- Знаю... Но это не твоё дело!
- Моё. Я не хочу видеть такую красоту мёртвой!
- Ничего, переживу! - она встала и попыталась отжать из ткани воду, но материал был особенным, к тому же бельё хорошо обтягивало тело, поэтому девушка постеснялась обнажаться.
- Тебе нужно согреться и принять «Солнечную ванну»! - не унимался наглец. - Ты же видишь, что я перед тобой раздетый.

Она посмотрела на него.

- Ты хочешь, чтобы я разделась полностью, а сам... Сними их, и, может быть, я тоже последую твоему примеру...

Он, не задумываясь, исполнил просьбу и стал ждать её очереди. Но девушка лишь усмехнулась и пошла прочь.

Он сразу ощутил свободу, его ничто не ограничивало...
Через несколько секунд до неё донёсся крик: “Сейчас я свободен от всего лишнего, но ты – нет! Сними мокрое бельё, чтобы солнечные лучи грели твоё тело! Это спасёт тебя... Свобода! Сво-о-бо-о-да-а!”

Но девушка лишь помотала головой, показав, что не собирается ничего менять. Этого обмана он не мог так просто оставить и быстрым шагом пошёл вслед за ней. На песке оставались отпечатки его ступней, приближающихся еле слышно к обидчице.

Она обернулась, на неё летел обнажённый человек, который сбил её с ног и повалил на лопатки. Тела соприкоснулись. Их лица замерли напротив друг друга. Дыхания обоих страстно дополняли их взгляды.

Не выдержав напора глаз, она отвела свои в сторону и попыталась сбросить с себя налётчика. С третьего раза это удалось, но, схватив её за руки,
Юми перевернул её через себя и снова положил на лопатки. Она брыкалась ногами, но он плотно прижимался к ней, чтобы не было удара. Её руки пару раз задели по носу, но кровь не шла. Он крепко обняв её за шею, сильно придавил к песку.

Лицо, руки, ноги – всё тесно соприкасалось с ней. Ей стало тяжело, и было трудно дышать. Она ослабла и вскоре сдалась, но он всё же не выпускал её из своих объятий.

- Пусти! - тяжело прокричала она.
- Ты ведь обещала... Пойми, что тебе же лучше будет! Ты же заболела, тебе согреться надо!
- А ты глазеть на меня будешь?
- А на кого мне ещё глазеть? Ничего плохого я с тобой делать не собираюсь...
- Тогда пусти! Я сама решу, замёрзнуть или согреться!

Юми осторожно отпустил руки девушки, встал, отряхнулся от песка и сел рядом, смотря на неё как на неприятеля. Но он был спокоен, потому что знал, что можно сделать, чтобы победить врага. Не спешить!

Отдышавшись, она тоже встала, подобрала валявшуюся рубашку, напялила на себя, отошла ближе к берегу, омыла ноги и села рядом с водой.

Почти каждые полминуты она кашляла и чихала. Она обняла свои ноги и положила на них свою голову. Со временем становилось всё холоднее, но это происходило не из-за того, что Солнце то и дело пряталось и она сидела на мокром песке... Но из-за того, что уже действительно заболела.

Юми жалостливо смотрел на неё, но она, гордая, не принимала советов, тепла и сострадания. Он не стал долго ждать, полез в воду и стал доставать оттуда доски, верёвки, куски пластмассы и другое, что плавало на поверхности. Девушка искоса глядела на него и не понимала, что он, собственно, делает и зачем.

Когда кашель стал постоянным, Юми подошёл к ней и ещё раз предложил снять одежду. Она глазами сказала “нет”.

Возвышаясь над ней, он произнес: “Тебе здесь нечего стесняться – мы одни!”

Она молчала.

За её спиной Юми начал что-то мастерить, соединяя доски, скрепляя их верёвками и тряпьём, разбросанными по воде. Через час позади неё в десяти метрах от берега уже стояла стена, не высокая и без огромных щелей.

Без огромной надежды строитель предложил:
- Слушай, давай сделаем так: я захожу на эту половину и остаюсь на ней, а ты по другую сторону, где Солнца больше, спокойно разденешься и хотя бы посушишь свою одежду. Впрочем, важнее погреться тебе самой!.. Согласна?
- Не знаю. Мне неловко... - негромко произнесла она, кашляя и трясясь от холода.
- Тебе нужно быстрее решать, иначе ты получишь воспаление лёгких. Тогда-то уж я точно тебе ничем не помогу. Не бойся! Смотри, я захожу за стенку...

Она посмотрела в его сторону – его действительно почти не было видно. Больше всего ей хотелось сейчас одеться в сухое и тёплое. Поэтому она медленно встала и подошла к стене, вкопанной в песок, и села к ней спиной.

- Почему ты не снимаешь с себя мокрое? Посмотри на меня: мне легко и удобно! Тебя никто не увидит, кроме меня, а мне будет приятно на тебя смотреть...
- Ишь, чего захотел! Не дождешься! - она грубила, но и сама понимала, что ничего страшного в том нет, просто, непривычно и всё.
        - Я шучу. Ты будешь вне поля зрения...

Сложная ситуация для здоровья. Из-за стенки донеслось предупреждающее:

- Твоё последнее слово: “да” или “нет”?

В этот момент она почувствовала какую-то эмоциональную встряску, сладостное предчувствие чего-то забавного, ощущение соблазна. Она с тайной мыслью взглянула на море, Солнце и высыхающий песок и робко произнесла:

- Мне хочется освободить себя, но...
- “Да” или “нет”?
- Нет! Я потерплю! - сказав это, она ждала следующего момента, потому что знала, что от неё не отстанут.

И оказалась права.

Он молча вылез из-за стенки и быстро повалил её на песок. Удачно! В руках его были верёвки. Он ловко надел петли на руки и перевернув её лицом в песок, завязал их за спиной. Она дёргалась, но он крепко прижимал её тело к песку. Девушка постепенно слабела, что-то кричала. Её лицо было в песке, впрочем, как всё остальное. Чтобы не брыкалась, Юми завязал ей ноги и встал, разглядывая жертву свысока.

- Эй, мне песок в глаз попал, - послышалось снизу.
- Ничего, сейчас исправим! - Юми, плавно опустившись ниц, перевернул её на спину.

Он нежно смахнул с лица песок и погладил волосы. Теперь она вся находилась в его плену, и ему было решать: спасать её или губить!

Ослеплённый солнечным светом, он, не спеша, одной рукой стал стряхивать песок с плеч, потом с груди, живота, бёдер... Девушка молчала, но противно ей не было. Она просто смотрела на него и просто глубоко дышала. Песчинку вымыли слёзы.

Насмотревшись вдоволь, Юми нежно посадил её спиной к стене, отошёл на шаг и настойчиво спросил:

- Ну что? Ты ещё не поняла, что у тебя безвыходное положение... Я проконтролирую, чтобы ты согрелась!
- Развяжи мне руки... Я поняла – мне нужно солнечное тепло. Я сама буду греться...
- Хорошо, - Юми подошёл к ней и, смотря в глаза, немного озверевшие, развязал одну руку.

        Она, недолго думая, ударила его.

- Понятно, - сказал Юми, схватив руку, - не уверен, что ты совсем поняла.

Подняв с песка, он крепко прижал её к стене и быстро привязал руку, только что ударившую его, верёвкой к доскам. Недолго думая, привязал и вторую, но по другую сторону. Покончив с руками, протянул через щель в стене верёвку, и закрепил ноги. Теперь все части тела были привязаны. Она, было, дёрнулась изо всех сил, но поняв, что не освободится, опустилась на колени.

Совершив «распятие», Юми взглянул на Солнце, прося за что-то прощение.

На него смотрел то ли зверь, желающий разорвать, то ли ангел, ласково даривший оскал. Но вопрос с мокрым бельём не был решен. Медленно приближаясь к ней, Юми, виновато глядел ей в глаза...

Он крепко схватил своей рукой её правую руку, и отвязал верёвку. Аккуратно вынув руку из лямки и снова привязав её, задрал майку до шеи. По его глазам ударила нагота, но он продолжал. Она почти не сопротивлялась... Немного растрепав волосы, он снял майку через голову, стащил к её левой руке.

Оголив ей грудь, ему захотелось прикоснуться к гладкой коже. Видеть её тело, чувствовать её тепло и собрать воедино поцелуями...

        Плечи и губы...

Она поманила его своим дыханием и сама потянулась к нему. Их губы жадно соприкоснулись. Он касался руками её лица и груди, нагло впитывая её тепло и щедро отдавая своё, касался талии. Она сама тянулась к нему.

На мгновение он остановился и посмотрел на неё, она молчала, но её глаза что-то сказали. С замиранием сердца он прикоснулся к её белой ткани, такой ненужной сейчас, такой ненужной под Солнцем.

Живот и бёдра...

Он стянул ткань ниже колен и с жаром обдал её тело своими горячими руками. Он освободил её для объятий, давая её рукам волю.

Её руки лежали у него на плечах, когда он развязывал её ноги, когда окончательно стягивал белое бельё, сразу же отброшенное в сторону. И снова жар рук, и ожоги поцелуев пронеслись по её телу.

На мгновение они слились в одно и млели от нежности и ласк... Неожиданно подлетел бродяга ветер и окатил их холодом и посторонним шумом...

Не понимая, что происходит, Юми открыл глаза и лениво оглядел комнату. Взглянул на часы – около восьми утра.

В открытую форточку залетели звуки шагов по воде и еле слышные разговоры. После дождя всегда тянуло прохладой и свежестью, особенно, когда не закрываешь форточку на ночь.

Свежесть заставила проснувшегося залезть с головой под одеяло. Уже стало ясно, что это ему приснилось. Но так не хотелось забывать увиденное! Оставалось только закрыть глаза и ещё немного подремать!

Минут пятнадцать Юми лежал, вспоминал сон, фрагменты, краски.

Часто случалось, что здоровские сны забывались, потому что по утрам кто-то громко будил, не предполагая, что лишает спящего определённого счастья. Или когда приходилось, например, поднять срочно трубку телефона... Но сегодня всё было спокойнее и нашлось-таки время поваляться!.. Кто может звонить так рано? Вот позже...


«Похождения за пряниками»


Юми уже не спал, когда раздался звонок. Телефон молчал, поэтому он сообразил, что кто-то пришёл. Чтобы не будить брата, Юми собрался, бегло умылся и отправился встречать раннего гостя. Натянув штаны повыше, он открыл дверь и вышел.

Перед ним стоял Женька и улыбался, крайне не выспавшийся и помятый.
Оба лениво-полусонно поздоровались. Юми начал осуждать, что друга не оказалось вчера вечером в парке, но услышал презабавную историю.

- А мы же там вчера пиво пили, - начал Женька, - ну я, стою, значит, с ними пиво-то пью, а сам по сторонам смотрю. Ну, мало ли.

Юми уже заулыбался.

- Стоим, такие разговариваем... Тут мне брат Мишка машет, с друзьями стоит. А я, скажу, давно его не видел. Подхожу, а они мне: “Как дела?”, “Чего не заходишь” и так далее. Короче, на вечер свои планы мне рассказали, пригласили к себе. Ну, думаю, ничего себе, перспективка...
- Что за планы-то были? - любопытничал Юми.
- Ну, ясно, что... Да нормально! Посидели, попили пивка, разговорились. Ну, понятно, за жизнь там... про всё такое. Давай обсуждать про развлечения свои, мол, уже надоело всё, податься некуда, разнообразия нет. Мишка давай заливать, что от этого со временем тупеешь, а хочется чего-то большего, и выбора вообще никакого нет. Начал жаловаться на страну, мол, в таком государстве никому ничего не надо, от безделья детей к наркотикам тянет...
- Ну, так-то правильно – тянет, - сострил Юми.
- Да дело-то не в этом: напились, и давай себе приключений искать.
- Нашли?
- Ну да, немного. Я к чему про Мишку-то начал рассказывать? А давайте, говорит, вообще уедем отсюда, а то это болото достало уже...
- Женька, а мы когда в Питер поедем? - вдруг вспомнил Юми.
- Посмотрим. Куда торопиться?.. Не перебивай! В общем, решили покататься на Мишкиной машине. В город. Поехали к городу впятером, понятно, пьяные... Знаешь, там недалеко отсюда, в сторону города, кафешка есть? В общем, до неё доехали... решили в сам «городецкий» не ехать. Ну, как положено, взяли ещё, немного закуски и сидим такие, уже хорошие. Посетителей, ясно, немного было – ночь ведь. Мы, понятно, самые шумные...
- Водитель, поди, не пил? - улыбался Юми.
- Ну, как не пил? Так, немного водочки себе взял, чтоб не скучать…
- Вы как потом оттуда добирались-то?
- Это самое интересное! Ты слушай!.. Сидим мы, значит, никого не трогаем, а тут пацаны напротив, раз сигаретку спросили, другой... Ну, Мишка-то, уже понятно какой, им пару «ласковых», мол, чего наглеть-то. Поговорили... Ну, как “поговорили”? Мишка им с левой одну, вторую. Третью не успел... Мы не сразу их растащили, вначале не поняли, что нашему смельчаку подраться захотелось... Короче, разняли. Они все столы поваляли, море посуды поперебили, вернее, поваляли просто – откуда в кафешке фарфор? Пластмассовой как-то легче хулиганить!
- Ну да, - согласился Юми.
- Короче, целый час отношения выясняли. Мы Мишке говорим, что он тоже немного виноватый, а он упёрся и давай на нас кидаться. Мы его успокоили, посадили за стол. Сидим дальше, разговариваем, смеёмся, обсуждаем произошедшее, а он, короче, молчит и на нас непонятно как смотрит. Ну, мы с пацанами давай над ним стебаться, а он берёт вдруг и молча, качаясь от выпитого, уходит. Думаем, ну стало быть, обиделся – было за что, а может, просто плохо стало... Выбегаем за ним, а он, прикинь, сел в машину и уехал. Побежали за ним, кричали... Толку-то?
- Ничего себе! Это вы из кафешки пешком, что ли шли? - догадался Юми.
- Ну, так-то да! Я вот по пути к тебе заглянул.
- Ну, спасибо! - Юми закатился от смеха, - А что, утром машина никакая не ехала? Не довезли что ли? Или у вас вид был не подходящий?
- Ну, так-то не подходящий! - Женька осмотрел себя. - Мы ведь когда в кафе зашли, все кофты, рубахи в машине оставили...
- До маек что ли разделись?
- Конечно! Столько пить... Короче, я вот в одной футболке всю ночь и пробыл, под утро только холодно стало. Это под утро Солнце появилось... А мы бежали почти всю дорогу, потихоньку только...
- Блин, дак ты замёрз, поди? Тебе кофту какую-нибудь вынести? А то домой пойдёшь голый – не поймут.

Женька громко засмеялся.

- Да ладно, не неси. Никто не заметит – дома никого сейчас нет – все на работе. Потом поругают, что дома не ночевал... Знаешь в чём главная прелесть моего рассказа?
- Скажи! - заинтересовался Юми.
- Я ведь дома со вчерашнего утра не был. И к тебе вчера зашёл мимоходом, то есть, случайно. Не просто так, а в магазин шёл...
- Ну и что? - не понял Юми.
- А то, что меня мама попросила пряников купить, а в магазине обед был, и я до тебя пошёл. Ну а потом ты знаешь, где я был и чем занимался. Короче, у меня сейчас даже денег на эти пряники нету...

Юми захохотал от смеха.

- Ничего себе, сходил за пряниками!

Женька тоже не мог устоять перед живым и искренним смехом и составил Юми компанию.

Когда пришли в себя, ещё раз посмеялись над отдельными моментами, пожурили Мишку и начали составлять планы на вечер. Решили взять портвейна. Сразу. Чтоб вечером не искать. С этим замыслом и пошли по магазинам. Так как денег у Женьки не было, покупал Юми. Про пряники совсем забыли. Зато, проходя мимо библиотеки, Женька вдруг захотел взять чего-нибудь почитать, чтоб до вечера не уснуть. Хотя сейчас спать ему очень хотелось.

Они вошли в огромное двухэтажное здание, принадлежащее несколько веков назад какой-то знати, поднялись по мощной, крутой деревянной лестнице и вошли в отдел взрослой литературы. Вокруг было просторно, до потолка было метра три, если не выше! Двери были старинные, высокие, белые. Если присмотреться, то можно заметить сохранившиеся до этих дней архитектурные узоры мастеров тех лет, особенно на окнах снаружи. Однако современная небрежная покраска коричневых и зелёных, не гармонирующих со строением такой величины оттенков и постоянное наличие чужих для дома посетителей, перечёркивали почти полностью связь с тем временем.

Дверь направо была открыта, сразу показались полки с книгами и журналами, окно с красивым пейзажем, край стола библиотекаря.

- Смотри-ка, люди вон и летом книжки читают... - загадочно произнёс Юми.
- Мы тоже читаем. Только в свободное от спиртного время, - пошутил негромко Женька, мотнув чуть заметно головой на пакет с двумя бутылками портвейна, которыми Юми старался – понятное дело! – не греметь.
- Ага, - утвердительно сказал носильщик крепкого и вошёл в комнату с книжками через узкую дверь.
- Здрасьте, - поздоровались они.
- Здравствуйте, - тётя Таня встретила своих посетителей улыбкой, - за книжками? - спросила она.
- Ну, - засмеялся Женька, вспомнив, как выглядит.
- Что-то конкретное?
- Интересное нам... Нам бы Стругацких.
- Проходите, - тетя Таня указала местоположение книг, уже странно улыбаясь, - уже ведь знаете где. Поди, уже всё прочитали?
- Да вроде, нет ещё, - Женька уже искал ещё не прочитанные вещи.

Юми не стал входить в узкие проходы между полками книг, чтобы не греметь пакетом, а просто встал возле, смотря то в окно, то на библиотекаршу, которая чего-то заполняла, быстро листая какую-то тетрадь, заметно улыбаясь.

- Выбрал, - Женька подошёл к ней, - две.
- Ты успеешь их прочитать? - спросил Юми, вдруг вспомнив, что, если всё получится, они скоро могут уехать в Питер, а вернуть казённое имущество нужно в срок.
- А что? Всего-то две книжки, - Женька тряс ими. - Вот, правда, толстые! - пожаловался он.
  - По правилам, книжки нужно вернуть через две недели, - напомнила тётя Таня, - но ничего, если немного задержите.
- Лучше дай мне одну, - попросил Юми, - потом поменяемся.

Женя подумал.

- Ну ладно, уговорил. Какую?
- Ну, вон ту я ещё не читал, про город... Её давай. А эту читал, так что прочитаешь и сразу сюда неси.
- Перечитывать не будешь? Не интересная?
- Нет, почему же? Вполне интересная, просто вообще не читанные бы за лето прочитать! А то потом в школе немножко другую литературу придётся читать.
- И для этих книг можно время найти...
- Можно. Только они своим содержанием от тех книг сильно отвлекают. Тяжело после них учить чего-то...
- Ну, понятно: другая книга – другие мысли в голову!
- Ага!
- Ребята, вы книжки брать-то будете или нет? - перебила их тётя Таня.
- Конечно. Держите, - Женька подал свою книгу, а другую отдал Юми.

Заполнив один формуляр, тётя Таня подала его Женьке.

- Распишись... угу... так, - она взяла листок с подписью, обратилась к Юми, - теперь дай твою, - списав с книги какие-то данные, подала листок формуляра на подпись. Книгу положила ближе к краю.

Юми взял ручку, начал, было, писать, но... Листок сползал из под его руки, вернее, двигался вместе с пальцами...

- Придержи, - тихо обратился он к другу.
- А? - не понял его тот.
- Придержи, говорю, - Юми заулыбался.

Пару секунд Женька соображал, что происходит: вроде, обычное дело – расписаться. Что может мешать? В общем, догадаться не так уж сложно, что! И Женька догадался. Он мельком взглянул на пакет с двумя бутылками, что держала рука Юми, и свободной рукой придавил его формуляр. Юми сдерживался от смеха.

Когда роспись прошла успешно, ребята, улыбаясь, переглянулись, сказали тете Тане: “Спасибо. До свидания” и быстро вышли прочь. Уже на ступеньках вниз они громко рассмеялись.

- “Придержи”... Ах-ха-ха!.. “Придержи”... - заливался смехом Женька, - я вначале-то и не понял... Молодец ты, что не стал греметь ими... Интересно, она заметила?
- Наверное, да! Помнишь, когда только вошли, я случайно об косяк ими задел? Немножко же слышно было...
- Да ну, поди, не догадалась... Мало ли! - Женька был весел.
- А ты думаешь, чего она так улыбалась?
- Да она всегда нам улыбается!
        - Ну так-то да!

Так они, жизнерадостные, шли к дому, смеясь и специально гремя почти литровыми бутылками. А то, что тетя Таня могла заметить их ношу, их не очень-то и пугало, даже наоборот... Хотя жила на одной улице... была соседкой Юми через несколько домов и хорошо знала обоих...


«Одним из них было предательство»


Они расстались и встретились только ближе к вечеру. Женьку всё-таки сморило чтение, и он поспал несколько часов, и было видно, что этого оказалось мало. Он выглядел уставшим, но понемногу развеялся, особенно, когда, стало темнеть, когда нашли в парке лавочку и открыли бутылку.

- А-А..., - Женька вдохнул аромат, - классно!
- Н-наливай, - Юми подставил стаканчики. Почти прозрачная жидкость полилась в них.

У них был определенный культ распивания портвейна.
Они выпили первую по полной и закусили дольками яблока.

- Ху, - выдохнул Юми, - крепенькая! Спирта много!
- Нормально! - его собутыльник с аппетитом жевал яблоко.
- Ещё?
- Давай!.. Ещё чуть. Во, хватит!

Они выпивали, говорили о прошлом, чего-то вдруг вспоминали. Когда их рты жевали яблоки – они молчали, думали, наслаждались вечером. Так исчезла первая бутылка и яблоко. Было уже хорошо! Эх, ещё бы!.. Опа, а вот и она!

Она появилась в руках у Женьки, он обрезал пробку по краям и вытащил её из горлышка зубами. Юми подставил тару. В голове шумело, ничего не хотелось говорить, лишь вдыхать воздух через пропитанную спиртом глотку и смотреть на деревья и темное небо. Однако алкоголь развязывает язык всем, у кого он в крови.

Причём есть и обратное свойство: когда алкоголя внутри многовато, то язычок заплетается. Знаете, бывали случаи, когда человек вообще не мог говорить. Но! Сидящие на лавочке находились между этими стадиями. Поэтому что-то говорить – было не лишним и даже показательным.

Всем известно, что степень опьянения определяется количеством глупостей, сказанных человеком. Однако между некоторыми степенями иногда начинается такая философия!

- Как тебе сегодняшний вечер? Как портвейн? - начал Женька.
- Оба ничего! Только вот яблоки кончились...
- А я говорил, что одного мало будет!
- Да ладно – допьём и так: первый раз что ли? Вечер долгий. Хотя, уже... - Юми посмотрел на часы, - девять с копейками...
- Почему “уже”? Торопишься?
- Нет, просто сказал, - и быстро сменил тему, - А как ты домой сходил?
- Нормально... Так, маленько пожурили...
- За пряники? - рассмеялся Юми.
- Да нет, - Женька тоже вспомнил, улыбнулся, - за то, что домой поздно пришёл.
- То есть рано. Утро поздним не бывает! - сострил Юми, держа в руке стаканчик с портвейном, уже на донышке.
- Почему? Нет! Я ведь не вовремя пришёл – значит опоздал... А рано для других было, для тебя, например...
- Правильно. Я просто пошутил... Запутал немного...
- Да не запутал, просто думать заставил... - Женька немного оживился, - в такую-то минуту... Эх, ты!.. Выпивалам думать нельзя! Ну, будем!

Они чокнулись, выпили, выдохнули.

- По-моему, думать всем надо... Тем более нам, в смысле, сейчас, пьяным.
- Да вредно это! Под алкоголем мозг расслаблен... Мы сейчас, скажем, лечимся... Покой и ничего больше! Понятно?
- Не совсем, - Юми уже напился, но соображал. - Например, смотри... если сейчас какая-нибудь опасность, то ты ведь не будешь сидеть тут и не напрягаться? Бежать куда-нибудь надо будет... думать, что делать.
- Это понятно! Но ясно же, что сейчас ничего такого не будет... Чего зря волноваться? Вот если... то тогда – да!
- Ну не знаю! По-моему всё равно надо хоть немного оценивать ситуацию, думать, учить... всегда.
- Ты ещё скажи, что высшее образование иметь нужно, чтобы пить и правильно понимать, что вокруг!
- А на хрен тебе ещё высшее образование нужно будет, если не для этого?
- Ну, ясно, работать...
- Да при чём тут какая-то работа?.. Образование, я думаю, нужно, чтоб соображать, что делаешь, - Юми начал доказывать: - образование, оно ведь должно, по определению, преобразовывать кого-то... в человека. Образование... Только вдумайся... Тем более, высшее...
- Правильно, - Женька понимал, о чём идёт речь. - Образование – когда появляются нужные для мировоззрения образы... становление человека... - его мысли тяжело принимали ясный вид, - так-то оно так. По определению... А человек рождается глупеньким человеком, и пока никаких знаний у него нет, за исключением рефлексов там всяких... - запутался Женька.
- Ну да. - Юми тоже потерял мысль. Вспомнил, - Просто я к тому, что не зря ведь оно – думать! Так?
- Конечно. Но всему своё время! Сейчас время этого...

Женька разлил ещё по одной и поставил бутылку рядом. Помолчали.

- А как насчёт поездки? - нарушил тишину ясно кто.
- Собирались... Не знаю... У меня дела дома появились. А тут если на две недели уедешь...
- Ты серьёзно? Собирались же... - Юми стало тяжело внутри.

Женька тоже нахмурился. Ведь не зря же и он хотел ехать, не зря же они строили планы, воображали, как там красиво, приключенчески...

- Чего-то не получается. Заметил, какая суета в конце лета? К учёбе, к дачам... ты же, Юми, сам понимаешь, ещё и родителям помогать надо...

Юми молчал. Пьяным что-то понимаешь, но как-то не так. Практически ничего не соображаешь, возникает желание выпустить свои эмоции. Стало грустно, тяжело, но не соображать он не мог. Он держался, чтоб не заплакать.

- Как? - прошептал он, - мы ведь собирались! В конце лета... Давай поедем, развеемся...
- Это понятно... Только сейчас не готово ничего.
- Что не готово? - чуть не закричал Юми.
- Да многое. Так ведь с бухты-барахты ничего не делается! Надо всё конкретно разузнать...
- Давай разузнаем! - уже спокойнее.
- Да нет же. Не получится в это лето съездить. Ты сам посуди: у вас вон дома делов выше крыши. Ты постоянно занят. А если уедешь?.. Пока погода стоит, можно что-то поделать. Мы вот тоже сейчас небольшую стройку затеяли. А если сейчас не сделать, потом точно не успеешь: то дожди, то потом учёба начнётся. Давай на следующее лето поедем...

Юми понимал, что Женька говорит верно, но он и сам это знал, поэтому был зол на себя, что мечтал через чур. Он почти плакал, о чём-то думал, пытался оправдываться.

- Давай допьём, - грустно сказал Женька, и Юми обречённо подал стаканчик.

Они молча допили бутылку, надели на неё стаканчики и поставили возле скамейки. Сидеть больше не было никакого смысла, и Женька встал первым.

- Ладно, Юми, пошли!

Время от времени они вяло говорили.

- Ты не расстраивайся, мы можем в Горный поехать – всё ближе! Деньги на Питер будем копить.
- Может быть, - убитым голосом проговорил Юми.
- Точно, потом поедем! А пока это лето здесь проведём. Ну, пока. - Женька подал руку, улыбнулся и пошёл в свою сторону, к дому.
- Пока. - Юми сунул руки в карманы, опустил голову и, шатаясь от алкоголя и внутреннего состояния, пошёл совсем в другую сторону, чем Женька. Совсем в другую сторону!

Было не так поздно. Дома не спали. Юми зашёл осторожно в дом, чтобы не шуметь. Ему совсем не хотелось показываться кому-либо на глаза. Он выглядел убитым и мрачным. Пришлось бы оправдываться, а этого не хотелось. Лишние вопросы никому не нужны, тем более, пьяному...

- Юми, дверь пока не закрывай – этот гуляка где-то ещё ходит! - послышалось из глубины темных комнат.
- Ладно... - сорвалось с пьяных губ.
- Опять пили, что ли? - еле слышно донеслись до Юми слова матери. Догадались.

Юми уже снял ботинки, когда она выглянула посмотреть на сына. Видно было, что она не ошиблась в своих предположениях на счёт спиртного. Его слегка покачивало.

- Опять гульбанили? - мать стояла на пороге, обхватив себя руками.
- Маленько... - Юми посмотрел ей в глаза и начал, было, оправдываться, но мать опередила его.
- Не рановато ли начали? Почти каждый день... Ладно бы только по праздникам... Раздевайся, сейчас крепкого чаю налью.
- Не надо, - проворчал он.
- Надо, надо, - она поставила чашку на стол и аккуратно налила туда чаю, - а то ведь уснёшь сейчас – десяти ещё нет... а потом посреди ночи проснёшься... Тошнит?
- Нет, ма, нормально мне. Так получилось...
- Конечно, получилось. Выпить захотелось, а тут вдруг случайно магазин под руку попался... Да? Пришлось заходить, покупать, - мать шутила и одновременно ругала, - так алкоголиками и становятся. Поди, ещё куришь?
- Нет.

Вышел отец, услышав разговор.

- Конечно, дело твоё: курить – не курить. Здоровье – тоже твоё, дети потом тоже твои будут, о них, впрочем, стоит сейчас подумать! У меня нет денег, тебе на сигареты давать... Вот когда будешь работать – будешь самостоятельным, тогда тебе решать, как тратить деньги. Ясно?
- Да не курю я! Мне ясно, - вымолвил Юми, уже глотая горячий сладкий чай.

Допив чай, он решил, что спать действительно рано, тем более достаточно выпившим.

- Я пойду, погуляю...
- Что, продолжить решил? - спросил отец.
- Нет... просто пройдусь.
- Держи курточку, - предложила мать, - там тучи ходят. Может ещё чаю?
- Да не надо, - Юми отказывался от куртки.
- Возьми! - родители прямо-таки всучили курточку.
- Долго не задерживайся, завтра рано вставать. Брата увидишь – тоже домой зови, а то и вправду под дождь попадёте.
- Ладно.
- Может, лучше бы дома посидел? - волнуясь, спросила мать.
- Да нет, я немного погуляю перед сном, сидеть дома не хочется – нет настроения... - Юми уже был одет.
- Правильно! Дома – уснёт, а там чистый воздух мозги прочистит! Развеется, - добавил отец.
- Юми, на часы поглядывай.
- Ладно, ма...

С этими словами он вышел из дома и совершенно не знал, что теперь делать.
Спать – означало проглотить сегодняшний вечер! А этого делать было нельзя.

И он думал только о вечере и совсем не думал, куда идёт.

- Чёрт! Как всё надоело! Почему опять не получилось? Мы ведь планировали... Почему не совершается то, чего хочешь, а если и совершается, хотя бы частично, то понимаешь, что не то это? Не то!

...Самая нервная ситуация, когда обычное дело ставит тебя в тупик.

Идёшь за хлебом, весёлый, даже и не думаешь, как идёшь. Просто идёшь. Плёвое дело – за хлебом! Подходишь к двери магазина, а там на дверях табличка висит – чёрт бы её побрал! – “санитарный день” или “обед”.

Повезёт тому, у кого есть силы и нервы ждать!

Да мало ли, когда наши ожидания превращаются в безумие! И не понять, почему всё проще не может быть?

Подумаешь – может, начинаешь делать – не может!

А что же мешает? Для чего желанные моменты становятся противными? Как и сейчас...

- Я ведь не выдержу, чтоб всё оставалось по-прежнему! Все эти стройки, пьяные друзья, нулевые подруги... – все это будет вечно! - он шёл и бормотал себе под нос. - И никогда не закончится! И все это понимают... И, может быть, всем это надоело... Наверное, поэтому и спиваются – от постоянства болотистого... А может, главное – потеря надежды? Я надеялся поехать в Питер, а теперь и следа нет моей надежды. Я знаю, что ничего не получится, уже не получилось...

Шёл медленно, в слезах, по темноте и интуитивно не выходил на свет редких фонарей. Шёл неровно, руки в карманах, рассеянно смотря по сторонам.

Пройдя по парку и убедившись, что брата там нет, Юми специально пошёл по темным безасфальтовым улицам, отдаляющих его от дома. Домой идти не хотелось, но хотелось упасть и заснуть то ли от усталости, то ли от количества уничтоженных нервов. Поэтому “прогулка, куда глаза глядят” приятной не была.

Когда ноги устали бродить, он решил вернуться домой, но не спеша, потому что мысли нескончаемо рождались в его голове.

Хотелось думать! Но так, чтобы решить!

...Кстати, бывает ведь по-другому: звонишь мало ещё знакомому человеку по делу, сообщаешь, мол, так и так... А потом слово за слово, и вы уже лучшие друзья, за словом в карман не лезете! Чего-то вспоминаете, про дела спрашиваете, про планы... Общие интересы, смех и наслаждение разговором... А когда после кладёшь трубку, мило попрощавшись, такой прилив положительных эмоций ощущаешь! Даже и не думал, что так получится классно... С чего вдруг так хорошо должно было получиться? Так ровно!..

Юми грустно вспоминал, как звонил одной девчонке, которая ему нравилась. Они раньше занимались в одном кружке, там и познакомились, вернее, просто виделись. Он был старше её, поэтому общения особого не было, так, ничего личного.

Но теперь она выросла, и Юми сразу же заметил в ней изменения – они не виделись несколько лет. За это время перед Юми мелькали образы других девчонок... Происходили дистанционные влюблённости, ловились приятные нежные голоса... И вдруг появилась она!

У руководительницы кружка был день рождения, и Юми решился позвонить этой девчонке, чтоб передать приглашение, хотелось, чтоб просто пришла.

День рождения – хороший предлог!

И вот, набрав её номер, он, волнуясь, поздоровался, на всякий случай, представился, как-то пригласил, спросил, как дела, и понеслось... Она задавала вопросов больше, чем он, и была такой близкой, открытой, такой “своей”, что Юми не мог поверить в такое счастье. Такого просто не могло быть! Никогда!

Мило попрощались. Юми после продолжительного разговора, после сказочного разговора... просто был вне себя от радости.

Его ожидания провала переросли в неожиданные счастливые минуты, которым он, честно говоря, удивился! “Всё получится!” - предсказывал он себе тогда развитие событий... А потом были ещё звонки, несколько встреч и... непонятное расставание.

- Да! Было просто чудесно, хоть и не было на то никакой причины. Просто всё получилось случайно, неожиданно, непонятно даже... Одним словом, здорово!.. Но ведь опять же! Было-то оно было, но ведь прошло! Разом! “Не было и нету...” Всё так прекрасно начиналось... появилась надежда на такое же продолжение... И всё рухнуло! Почему ничто не может продолжаться вечно? Почему чтобы жить, нужно постоянно умирать, проходить через все эти развалины, через напрасные ожидания?.. А может, тогда и жить не стоит?.. Зачем?... Тяжело! Надоело! Не хочу больше!

Он уже пришёл к дому, но зашёл не в дом, а в баню. Там было темно. Решаясь на что-то, вытащил ремень из штанов и сел у окна.


«Началось»


Рина бежала к себе домой, не замечая ни прохожих, которых практически не было на улицах, ни домов, в которых прятались потенциальные прохожие.

Шёл дождь, шла настоящая гроза, ураган. Капли воды бились о стёкла и крыши, ветер кружил их так быстро, что их движение разглядеть было очень сложно. Только услышать. Только слушать.

А когда небо прекращало лить, когда на мгновения становилось тише, тогда, всматриваясь в красно-фиолетовое небо, люди наблюдали, как оно содрогается, а горизонт превращался в мутную дымку красно-пепельного цвета. И тогда эти небесные толчки медленно от горизонта до города шевелили землю. Жильцы верхних этажей наблюдали из окон и с балконов, как мотало дома на краю города, а через мгновения то же происходило с ними и неудержимо двигалось дальше.

Жители, напуганные подземными и небесными толчками, не без страха внимали происходящее, и каждый желал одного – прекращения стихии.

А что может увести от этих переживаний, если не снега?

При таких обстоятельствах, поставщикам снеги приходилось не сладко. Если честно, то всем сотрудникам подобных спецслужб не сиделось на месте, кто-то контролировал ситуацию собственноручно, а не как обычно у себя в кабинете, подписывая приказы. Теперь многие начальники сами исполняли функции подчинённых. Тут уж ничего не поделать – экстренная ситуация! Может, поэтому всё и было под контролем! Проколов не должно быть! Вот и поставщики снеги, напуганные и запутанные в своих догадках, сбиваемые с ног толчками, уже не успевали вовремя и всем доставлять порошок, который был необходим каждому, кто хочет отдохнуть от кошмарных землетрясений и неизвестного будущего.

И сидит в сей час на троне Рох Рум, властно, сосредоточенно. На каждый вопрос он даёт четкое указание, на каждую необдуманную просьбу просит подождать, потому что нет ничего важнее сейчас, чем его точечные обдуманные приказы, а за каждый исполненный приказ он благодарит и вновь велит действовать.

Но не всеми он может повелевать. Не всеми может быть услышан. Сидит он во главе Распорядительного ведомства и держит в уме ту мысль, что не всем необходим порошок, дарующий лёгкость и безразличие. И ясно ему, что всегда есть тот, кто в таких обстоятельствах вовсе не напуган, а даже наоборот – решим и безумен...

Рина зашла в квартиру, сняла мокрую одежду в прихожей, неаккуратно бросила её и пошла в свою комнату. Там она нервно начала что-то искать, ворошить книги и свои вещи. Откопав кучу каких-то бумажек, она села в кресло и быстро их перелистала. О чём-то подумав, кинула их в свой рюкзачок, пошла на кухню. Там как всегда лежала её порция снеги.

Землетрясения давно будоражили город, поэтому родители, не видя большой опасности, и уже не беспокоясь за свою дочь, принимали снегу, не дожидаясь Рины.

В эти дни Рина, как и все подростки, вела себя крайне эмоционально. Она то редко была дома, веселясь где-то с друзьями, то просиживала в своей комнате сутками за чтением. Если раньше за ужином всегда обсуждали прожитый день, то в последнее время всё было по-другому. Без семейных традиция застольного общения. Родители то, порой впадая, как казалось, в сумасшествие, хватались за голову, откровенно истерили, то порой просто с пониманием относились ко всему этому.

Рина схватила лежавший на столе пакет, открыла дверцу кухонного шкафа: в нём уже скопилось несколько пакетов снеги... В первые дни данного самой себе обета она наивно копила порошок для Марина, в надежде, что он может вернуться, но потом, без надежды, однажды приняла сразу несколько порций снеги. И тогда счастливые мгновения длились чуть дольше и чуть слаще! А после пробуждения задумала небывалое.

Но теперь у неё было не три, и даже не четыре пакета, а около десяти. Однако и такое количество казалось ей маленьким, чтобы исполнить задуманное.

- Ещё бы несколько... - она положила пакет к остальным, - ещё два и будет достаточно.

Дом тряхнуло, Рина чуть не упала на пол, за стенкой что-то гулко стукнуло, на кухне всё, что не крепилось: чашки, кружки, ложки, солонка, вчерашняя газета – опять всё сдвинулось с мест или даже упало на пол. Пришлось  уложить посуду в раковину, смахнуть просыпанную соль, подвинуть от края стола всякую мелочёвку. После чего она присела на стул. Вздохнула.

«Чёрт бы побрал эти землетрясения! С каждым днём всё неожиданнее! Как же всё это надоело!» - она со злостью стукнула о стол кулаком и опять подошла к тому шкафу, открыла дверь, оглядела содержимое.

- Хорошо, что родители разрешили распоряжаться снегой, как мне хочется, - с горькой улыбкой произнесла она, - иначе чёрта с два бы я накопила столько! А может, они просто сюда не заглядывали?.. Да, если они это увидят, наверняка, не придут в восторг. А лишние вопросы мне ни к чему... Может, перепрятать? Куда? Зачем?.. А может, и столько хватит?.. Впрочем, я и сегодня могу не принимать... только вот завтра не будет ли поздно?

Она закрыла дверцу шкафчика. Поставила чайник на плиту. За чаем ещё раз обдумала возможность употребить все свои запасы порошка за раз, но решила опять повременить. Родители спят – волноваться нечего! Да и завтра на один пакет снеги будет больше – это хорошо!

Через пять минут она уже сидела у себя в комнате и в который раз перелистывала любимую книжку. За последние дни её комната превратилась из уютного помещения в хранилище разных бумаг и всякого хлама, разбросанного по всем углам.

На полках ютились редкие вещицы, самые ценные и нужные, остальные валялись под кроватью и на тумбочках. Землетрясение каждый раз их валяло на пол. Почти по всему ковру на стене были приколоты листовки и какие-то объявления. Вот одно из них: «Сегодня поздно ночью произвольно произошло включение Солнца. Пригородные петухи запели раньше обычного, и жители пригорода были удивлены таким поведением светила. Заснуть они смогли только через четыре часа. Однако сразу после их засыпания Солнце включилось окончательно, на весь день, но петухи-крикуны проспали настоящий рассвет. Жители пригорода этим утром опоздали на свои рабочие места. В некоторых районах резко уменьшилась поставка витамина внимания, наблюдались случаи рассеянности и несоблюдения правил безопасности на информационно-перерабатывающем заводе. В связи с этим приказываю: проконтролировать своё пробуждение и прибытие на рабочие места, позаботится заблаговременно о будильниках, петухах, попугаях и др. пробуждающих средствах; быть готовыми занять рабочие места опоздавших на работу по вышеуказанной причине...»

Эти листовки, объявления, вкладыши из газет Рина хранила ради удовольствия, выбирала из них самые интересные и забавные. Самой весёлой она считала эту: «Сегодня, сегодня и только сегодня. В центре города состоится Парад Умных. Быть всем не обязательно».

Да мало ли презабавных вещей встретишь в Рускалиме в это «карусельное время»: куда ни глянь – каждый крутится по-своему, подстраиваясь под ход событий, привыкая к нелепым и вынужденным переменам.

Если рассказывать до конца обо всём бумажном, что находилось в комнате, то никак нельзя упустить из виду содержимое маленького рюкзачка, аккуратно брошенного на стул. В нём Рина хранила самое ценное из того, что приносила в дом. Она прятала в нем записки Марина. Вот и сейчас она собиралась достать их. Заполнить комнатную тишину шептанием близких, но всё-таки странных, слов.

А пока неспящая девушка располагалась поудобней, облекаясь в безмятежность, дождь усиливался.

Дом содрогался всё чаще и чаще, и это по-настоящему доканывало. В открытую форточку шумело, и Рина решила прикрыть её, чтобы хоть как-то углубиться в чтение.

Она посмотрела в окно, там стремительно падали капли, не было прохожих, в домах напротив почти нигде не горел свет. «Почти весь город спит. Ночь», - подумалось ей.

И действительно, большая часть населения Рускалима после принятия снеги благополучно спала, не замечая ни дождя, ни тряски. В это время лишь сторожа и вахтёры заводов и предприятий бодрствовали и следили за работой круглосуточно движущихся механизмов и постоянно включенных рубильников.

- Да... - с грустью произнесла Рина, упёршись в подоконник руками, наблюдая за ночным мокрым городом. - ...Скучно. Чувствуешь себя одинокой, как будто все утратили на время жизнь... А завтра опять друзья, знакомые, родители, опять живой день! Может, и вправду принять сегодня снегу и быть как все? Не знаю... Завтра ведь днём опять будет скучно, а ночью все будут спать, всем будет хорошо. А разве что-то от этого меняется? Мы все просто приспосабливаемся к стихии, ищем способ, как изменить происходящее, и почему-то не думаем, что это происходящее просто пройдёт...

Раздался грохот. Стены содрогнулись, и задребезжали стёкла. Руки соскользнули, ноги мотнуло в сторону, и Рина, слегка плечом ударилась о стенку... На улице что-то громко взорвалось. Она полностью вскарабкалась на подоконник, чтобы поглазеть, что произошло там за окном.

Смотря в темноту, Рина нервно подумала: «Да разве можно в такую тряску читать? Постоянно отвлекаешься. Да и на подоконнике сидеть глупо. Впустую. Меня всё подталкивает, чтобы я заснула этой ночью. А что ещё делать?». Она потрогала ушибленное место, вытянула по всему подоконнику ноги...

По дому снова прошла дрожь, сильнее, чем всегда. Затрещали стены. Рина ухватилась покрепче за штору – в комнате всё пошло ходуном.

Где-то вдали глаза обнаружили молнию и машинально направили свой взгляд туда. За молнией, как всегда бывает, последовал гром, и Рина дико посмотрела на небо, вспыхивающее искрами молний. От частоты ударов на стенах появились трещины, и Риной овладел страх. Она сжала рукой штору.

В глаза ворвалась самая яркая из молний, и сидящая на подоконнике вдруг сообразила, что ей лучше спуститься и переждать грозу на кровати. Но едва успела она свесить ноги, как что-то, похожее на удар, мгновенно выбило стёкла.

Рина завизжала, схватила себя за голову, оказалась спиной к окну и с размаху ударилась в него. Окно с треском выдавилось. Рина попыталась зацепиться  за что-нибудь второй рукой, но пальцы срывались. Её неизбежно тянуло вниз. Пролетев несколько этажей, рама и оставшиеся в ней стёкла с грохотом упали на асфальт, который уже начинал трескаться сам...

Рина, чей взгляд только что наблюдал комнату, с ужасом закрыла глаза. Дом снова встряхнуло. Ещё мгновение и она испугалась, что вот-вот окажется в воздухе, ничем не касаясь дома...

И как бы того не хотелось ей, молодой, энергичной и очень любознательной девчонке, это неизбежно произошло, потому что ослабевшая рука уже отцепилась от шторы, и Рина, соскользнув с искалеченного подоконника, тут же вывалилась спиной вперёд из окна своей квартиры...

И в этот момент у неё появилась единственная фраза: «Вот я и пригодилась, чтоб показать миру, как бьются стёкла...»


«Могло закончиться»


Юми сидел у окошка, в темноте, один, с тяжёлыми мыслями в голове. В висках ритмично стучала боль, и в какой-то момент он вдруг ощутил, что внутри что-то рушится, что-то пропало, что-то важное.

Он сам рушил в мозгу свои связи со всеми близкими и неблизкими людьми. «Надоели они все. И всё надоело», - думал он, колеблясь. И в этот момент исчезло всё: родственные души, друзья, мечты, желания, привязанности.

Последний день так сильно потряс Юми, что не было сил бороться с каскадом разочарований. Вроде бы всё шло гладко, спокойно, легко, но вдруг появляется какая-то мелочь, которая ломает всё! А может мелочь эту и не замечать вовсе?.. Но как много порой было таких мелочей! А главное – не было выхода! Ничто не могло разорвать тот вынужденный круг ответственности, обязательности и повседневности.

Чтобы было всё здорово в семье, нужно было помогать родителям; для них и себя строить крышу, стены, чтоб укрыться, хотя бы от ветра; ездить на дачу, чтоб поесть в охоточку ягоды, яблок, помидор, огурчиков... а зимой достать баночку маринада или баночку малинового варенья, чтоб бороться с ангиной. Чтоб всё это совершать, необходимо много времени, труда, заботы...

А если абсолютно всё время уходит на эти домашние дела, что же делать с личными? Как, работая допоздна, можно необременённо, весело и беспечно выйти просто погулять?

А если вдруг познакомился со своей половинкой? Разве можно не уделять ей целый день? Разве можно не ходить с ней на пляж и купаться вместе? Ведь это счастье – быть целый день и часть ночи с любимой!

Разве достаточно только вечера? Днём ты работаешь, и никак нельзя отлучиться даже на часок... А ночью необходимо поспать, чтоб опять же целый день физически трудиться? И если нельзя бросить домашние заботы, значит нужно, увы, ломать личные! С ними можно повременить до поры до времени, но ведь наступит момент встречи – а ты нагружён “домом” навечно!... И приходится тогда начинать, пробовать, ошибаться, искать время... На что? Чтобы встречаться, завести семью, построить дом... И опять “дом”?! А где же взять время на то, чтобы воспитать ребёнка?..

Вот и хочется человеку, попавшему в такой или иной круг, вырваться... А как, если не собой?

Мысли о самоубийстве уже мелькали в голове, но как-то вскользь, может, в шутку. И были вокруг люди, и был день, и с этим можно было жить, можно было подождать. Но теперь Юми сидел один, наполненный до краёв невыносимо тяжёлым, вернее, тяжким, бременем, которое не желало спадать с плеч.

Он был готов. Он глубоко дышал. Он решался. Было уже около четырёх часов ночи. Пора бы светать...

Странное время. Где-то Юми вычитал, что именно в это время совершается большинство самоубийств, что в этом виноваты мистические силы, что-то вроде полнолуния!

Теперь он думал только об этом. А почему бы и нет? Почему? Пройдёт момент и всё! Конечно! Финал! У Юми задрожали пальцы, он метался. Ведь здесь так надоело. А что дальше? Что там будет – неизвестно...

«А что самоубийство лучше, что ли? - вдруг с иронией горько подумал он. - Ой, как страшно-то! Как будто кто-то не пускает... А как это будет со стороны?.. А я знаю! Как страшно видеть смерть! Я ведь сам недавно пережил смерть двух человек... такую же смерть!.. Недавно! Ох, как жутко было! Как непонятно всё! Зачем?.. А слёзы мам? А наши слёзы?.. Я несколько дней представлял картину, как вы, два моих знакомых, мёртвые, на собственных ремнях, по собственной воле...»

Юми затрясся, слегка покраснели и намокли глаза.

Несколько минут он просто сидел и вспоминал. Теперь перед глазами пролетали лица, слёзы, друзья, цветы, земля, крест. Машинально вспомнилось, как писали в одной газете, что самоубийство – это итог для очень сильных и смелых людей, решиться на такое способен только человек сильного характера. Юми обдумывал и эту позицию. А почему бы и нет? Он сейчас находился перед выбором, и действительно, чтоб на такое решиться, нужно было взять себя в руки и...

Но как всегда, мысли о том, о сём помогали Юми, они летели беспорядочно, мимолётно, предлагая на выбор различные вариации поступков.

И вот уже он вспоминает прошлое, прожитое. Откуда-то взялись детские, далёкие воспоминания о друге из детсада, с которым они играли и веселились. Были не разлей вода!

- Помню первого друга своего, мы с ним в садике вместе играли. Почти всё время вместе... Помню показательный случай. Перед Новым Годом привезли в детсад подарки... На праздник нам подарить... До времени оставили в складской комнате. И что же нам попалось, когда мы сунули руки в дырень одной из коробок?..  Это была шоколадка! Просто шоколадка! - Юми трогательно улыбнулся. - ... Да, тайком пробрались в ту комнату, как сейчас помню, из коридора последняя дверь... Ну и взяли всего-то одну штуку из коробки... Да, это называется «украли»... Помню, ушли за домики... на территории сада... и честно пополам, по-братски, поделили... Ох, как же мне страшно тогда было! Ведь как-то же воспитательница узнала, что это мы сделали... Да, было страшно!.. Потом идём мы, значит, по дороге с мамой домой, я, конечно, в слезах. Реву. Конечно, она поругала, но всё же потом, кажется, успокоилась... А я всю дорогу умолял не говорить о проступке папе, зная – порки не миновать! И чем ближе я подходил к дому, тем сильнее меня трясло – я это навсегда запомнил!.. Пришли домой, молча провели время до ужина, а я всё ждал, когда она сообщит. И вот за столом, в надежде, чтоб я этого больше никогда не делал, она серьёзно рассказала всё отцу. Не помню точно, что произошло потом, но, кажется, он меня тогда назидательно выпорол. Или, может быть, по-мужски объяснил, нравоучительно?.. Нет, тогда я выбежал из-за стола и от наказания не спрятался. Наказание было... И я раскаялся, что поступил так, и зарёкся так больше не делать. Потому что потом этот первый серьёзный грех ещё сильно давил на меня, может, с месяц, и мне было тяжело...

...Странно, что я вспомнил эту историю... Хотя ничего удивительного нет – это событие потом всплыло у меня в голове. Да! Оно вспомнилось... Потому что вскоре моего друга сбило прицепом КамАЗа, когда он играл на какой-то снежной горке, прямо у школы... Да, был гололёд, так говорили... А я вначале не поверил, но это оказалось правдой, и я плакал. - У Юми безудержно, без стыда наворачивались слёзы, - А самым страшным было... - он тяжело проглотил комок - ... когда пришла моя мама, она плакала. Она хорошо знала мать этого друга. И она, рыдая, рассказала, как в больнице его мама услышала из уст сына фразу, от которой я пришёл в ужас... Я представлял, плача всё время, как он еле живой, ребёнок, мой друг, говорит своей маме, умирая: «Мама, я не хочу умирать!». И рвётся нить жизни. Истерика матери, отчаяние, слёзы, обморок... И моя мама, моя трогательная мама, сидела дома перед нами и плакала. Рыдала.

И вот тогда-то я и вспомнил случай с шоколадкой и подумал: «Может быть, Бог наказал? А я? Мне тоже умирать?»

И я помню, как после этих тяжёлых дней шли мы с мамой в садик, а я спросил её: «Мама, я тоже умру? Мама, я не хочу умирать!». Но она молчала, и я знал, что у неё на глазах слёзы. И не получив ответа на вопрос, что со мной будет, я решил сам додумать и дошёл до следующего. За то, что я сделал, я должен ответить, должен искупить свой грех. Но как? Просто больше так не поступать? Можно и так! Или делать что-то хорошее? Может быть!.. А на данный момент я много сделал... хорошего?

...И почти год меня преследовали эти воспоминания о смерти друга и мысли моей собственной, и было жутко за своё будущее. Да, наверное, я вовремя встал на верный путь! Вовремя согрешил... Хотя греху – ни минуты!.. Да, наверное, жить – это значит исправлять всё, что делал неверно, случайно, неосознанно. Неправда, что дети ничего не понимают! Мне было тогда мало лет, но я уже осознал, что к чему!

Просто что-то ещё не понимал, чего-то не мог, но мне всё же подсказали, и я понял. Да, я ведь действительно раскаялся в низком поступке, и хорошо, что сейчас о нём не забыл!

Думаю, что и перед смертью мне напомнят ещё раз обо всех моих грехах, и я должен буду искупить их до того... Но их будет мало – я так сделаю! Ничего плохого – только светлое и чистое!... А для этого нужно жить!

Юми вдруг замолчал – теперь не было мыслей, он просто ещё раз представил свою смерть, ту боль, которую она вызовет, те муки, которые испытают родители, братья, приятели... Как же будет тяжело, невыносимо, тошно!

“Нет, если я желаю, вернее, желал уйти из жизни, покончив собой... Я никогда не хотел бы доставить боль другим. Об этом нужно помнить или просто представить чувства матери и отца, смотрящих на мёртвого ребёнка... Страшно!

Да, раз мне дана жизнь, то я не вправе губить её даже ради своего «спасения», которого, возможно, и нет. К тому же я не знаю, зачем мне подарили жизнь. Но ведь жить так, как сейчас, тяжело, а иногда и просто не выносимо. Так всё же не лучше ли?.. Нет, не лучше! Нужно идти до конца! Но как? Тебе же порой не дают выбора, такие обстоятельства задавят любого... Что делать? Продолжить дальше? Ждать? Сколько? О, Господи, я запутался... Тяжело, непонятно! Ой, как голова болит!”

И Юми, разбитый, вышел прочь из бани на свежий воздух, прочь от этих мыслей о критическом исходе.

Но воспоминания догоняли беглеца, уже дышавшего легко и ровно: “А ведь тогда на сам Новогодний праздник было опять немного неловко и страшно, в ожидании, что будут ругать за кражу шоколадки, перед всеми. Но всё как-то обошлось... Нам просто в пакеты с подарками не положили по шоколадке... Ха, а я помню, всё думал: “Но мы ведь взяли всего одну шоколадку, а нам ведь каждому не дали! Получается – две! Одна ведь должна остаться, кому она досталась?”. Но и тогда понимал, что делить её на нас двоих, было просто нельзя – нас надо было как-то проучить!.. И было очень стыдно, когда вручали подарки, когда получили по заслугам... Вот такое вот преступление и наказание!.. Эх, дети!”

Юми прошёл жилой район, вереницу из магазинов и подошёл к берегу, стал смотреть в ночь, на небе редко виднелись звёзды, с воды тянуло холодом – конец лета. Сидящего на берегу трясло, но он практически не замечал этого. Его одолевали мысли. Хотелось отвлечься, но тема жизни и смерти неизбежно проскакивала.

- Холодает, - он смотрел поверх воды на мерцания далёких потусторонних ночных фонарей, - надо было потеплее одеться... Да ладно! Кто же знал? Немного посижу, а потом видно будет... Домой не охота идти. Не усну... Опять ненароком в баню зайду... - Он улыбнулся. - Нет. Это точно. Наверное, завтра со смехом вспоминать буду про все эти глупости.

Юми ещё немного посидел, посмотрел на чуть звёздное небо и, когда окончательно замёрз, пошёл в сторону дома.

От берега он шёл по плиточной дороге, по той самой, которой они ходили на пляж, и старался поднимать повыше ноги, чтобы не запнуться. Где-то справа за деревьями и кустарниками притаилась вода, чёрная сейчас, но зелёная от тины днём. Мимо мелькали фонарные столбы, горя через одного, на трассе не было ни одной машины. Юми знал, что будет скоро светать, но не теплеть, а потому обречённо съёжился, чтобы немного согреться.

- Ну что, домой идёшь? - начал себя спрашивать Юми, когда перед глазами показались магазины. - А что там делать-то? Приду – наверняка родители встретят, расспрашивать начнут, где шлялся, почему так поздно... Впрочем, они спят давно... Не стоит их будить... Приду лучше рано утром, когда они проснутся или вообще, когда на работу уйдут. Правильно.

Подойдя к магазинам, он замедлил шаг. В некоторых горел свет. Он пошарил по карманам. Улыбнулся:

- Так, домой я не иду! Если просто так болтаться, можно запросто заболеть... Мне сейчас холодно – это нужно поправить! Ну, как там у нас дела?
- Нормально, - смотря на ладонь с мелочью, произнёс он другим голосом, более хриплым, и шмыгнул носом. Через минуту он уже был в одном из «круглосуточных» магазинов и тратил это «нормальное».

Выйдя из магазина, он опять направился к речке, опять присел у берега и начал хлебать прохладное пиво. Было несколько бутылок.

На минуты становилось тепло и сонно, поэтому Юми взбадривал себя новыми мыслями, как будто решив до конца обсудить тему жизни.

- А ведь завтра опять будет то же самое, снова проснусь и начнётся... Как же хочется изменить это! Я вот живу, а управлять своей жизнью не могу. Или могу?.. Не знаю... Разве могу я противиться обстоятельствам, которые пока сильнее меня? Может, и вправду ждать? А сколько? А, собственно, чего ждать?.. Эх, жизнь, жизнь, я с тобой только что чуть не попрощался, а ты опять заставляешь не верить тебе...

Вскоре Юми стало трясти ещё больше. От усталости и большой принятой порции алкоголя его тянуло к земле. Он, прислонился к какому-то кустарнику. Ещё несколько минут он о чём-то думал, переживал, ругался, но вдруг от ложного безразличия к холоду, стал засыпать. Такое случается.

Бывает, в морозы, лежащим на снегу пьяным людям кажется, что им тепло и даже жарко, они просят их не беспокоить, просят дать ещё немножечко поспать – им хорошо, они привыкли... Ничего подобного! Это обман... Пьяному, как говорится...

Вот и Юми поддался этому обману. Около получаса он спал... Но вскоре что-то подсказало ему, что он мерзнет – дождь! – и он хмельной, уже простуженный, открыл глаза.

Перед ним всё плыло, внутри горело, и он понимал, что это не случайно. Первые несколько метров Юми полз, потом, встал, его шатнуло в сторону, и он, запинаясь, побрёл туда. Он практически не смотрел ни вперёд, ни по сторонам, его веки были тяжелыми, он лишь обнимал себя и бежал. Иногда проскакивала мысль, что бег его согреет, а куда он бежал – он не думал. Ему хотелось упасть.

Он уже давно свернул с дорожки, и его уже окружали какие-то деревья, он прислонялся то к одному, то к другому, но не мог остановиться – он не хотел замёрзнуть. Так он очутился в лесу.

- Как холодно и мокро! Упасть к теплому дереву... Оно, зелёное, согреет, от дождя спрячет.
- Нет, - возражал он сам себе, - ещё немного и будет нормально. Бежать. Бежать!

И он мчался меж деревьев по тёмному лесу, в дождь, отбиваясь от мокрых веток. Вскоре, когда не осталось сил, он перешёл на шаг, и ещё крепче стал обнимать себя. На мгновения он открывал глаза и в бреду, в агонии куда-то шёл.

- А может, немножко переждать? Отдохнуть? Куда это я бегу? - Юми упал возле дерева. Прижался в темноте поплотнее к нему и, не замечая падающих на него сверху капель, другим голосом простонал, увлекая себя в сон: «А хорошо всё-таки!..»
- Что хорошо? - почти во сне задал себе вопрос.
- Хорошо, что хуже некуда! - ответил он, засыпая, мельком успев подумать о домашней постели.


11. 08. 04 год.

Да, смерть близка, но жизнь-то ближе!


Часть вторая

«Приехали!»


Появились чувства, напоминая, что раны душевные и телесные, нанесённые чуть больше недели назад, не исчезли из этого мира, а, наоборот, стали значимы и слишком заметными. Веки чуть приоткрывались, заставляя всматриваться в светлую от белых крахмальных стен комнату.

Наступило скрипучее утро.

За дверью постоянно раздавались шаги и шорохи. За окном еле слышно шумели листья. Но настоящий скрип рождался где-то за стенкой. Оттуда же раздавались приглушённые крики, редкие, но этого хватало, чтобы на них отвлекаться.
Появилась тревога и вопрос: “что произошло?”. В голову практически ничего не шло – всякая муть, да и то какая-то чужая, сквозная, наверное, от неё же и тошнило.

Юми ощутил тёплую, мягкую постель и запах какого-то эфира или спирта. Он попытался ухмыльнуться на то, что ощутил себя под одеялом совершенно голым. Но, догадавшись, что место, он очнулся, похоже на больницу, как-то пресёк эту попытку. Улыбаться также мешали сухие и поцарапанные губы.

За дверью кто-то так громко шаркнул подошвой тапочка, что Юми передёрнуло. Ему захотелось подняться, но голова и спина крепко держались за кровать. Немного повозившись, он ощутил бинты. И слабость.

Но всё же было приятно возвращаться в реальность, испытывая остаточное действие наркоза. Казалось, всё плохое кончилось, и теперь можно беспечно приходить в себя...

Раздался звук от поворота дверной ручки, за ним скрежет петель, и Юми пришлось проснуться от беспечности. Из-за разности температур за окном и в помещении создался сквозняк, и в комнату влетел поток свежего уличного воздуха, стукнув полуоткрытой форточкой. Юми приготовился. Бессилие и кусочек трусости выразились на его лице. Он, не зная, как действовать, решил просто уставиться в потолок и ждать, но за стенкой кто-то громко крикнул, и Юми заметно для вошедшего вздрогнул.

- Проснулись? Отлично, - произнёс кто-то мягким голосом слева, - запаздываете. Вам уже ходить пора...
- А что случилось? - тихим голосом произнёс Юми и понял, что связки его болят.
- Ничего особенного, - сказал тот, выбирая нужный инструмент, и добавил, - лежите, поправляйтесь. Много сил потрачено... Разрешите...

Он выдернул из-под одеяла левую ногу, повернул, как ему было удобно, содрал какой-то пластырь и ковырнул там чем-то холодным. Юми вскрикнул. Доктор содрал старую пропитанную гноем вату и выкинул в коробку с мусором. Но через минуту на её месте уже была другая, залепленная новым пластырем, испарявшая в воздух новые пары сладкого спирта.

- Можете забирать вашу ногу, - добрым тоном сообщил седовласый старичок лет под пятьдесят, - только постарайтесь, когда проснётесь окончательно, не сдирать пластырь хотя бы до вечера. Рана только начала рубцеваться. Вечером вам сделают перевязку, а сейчас небольшой укольчик.
- А что с ногой? - спросил Юми.
- Хм, об этом должны знать вы, ведь вы у нас... - он помолчал три секунды. - Да ничего страшного: очевидно, был ушиб. Потом была шишка, м-м, доброкачественная опухоль, сейчас её нет... Наверное, падали...
- Не помню.
- Понимаю... - чуть слышно произнёс доктор, набирая жидкость в шприц. - Ну что же, отдыхайте, набирайтесь сил. Вы должны ещё немножечко поспать... - и ввёл иглу. - До вечера.

Юми почувствовал, как начали слипаться веки, слышал, как старичок, погремев инструментами, не торопясь, удалился, тихо сказав, уже в двери: “Ну вот, ещё один, потерявшийся в жизни... Эх, да сколько вас таких по белому свету мотается? До поры до времени, конечно... Вот и твой час, парень, видно, пришёл...”. Это был Федор Михайлович Причинов, главный врач психиатрической лечебницы на улице имени Надежды Николаевны Луговой, которого коллеги в шутку называли «причиной причуд».

Юми проспал дольше, чем предполагал доктор, который во время сна несколько раз навещал больного, осторожно входил, подходил ближе к голове и со всех сторон внимательно осматривал её – не спал ли бинт. В последнее посещение он попытался его поправить, но то ли от боли, то ли от прикосновения, Юми простонал, и доктор побоялся прервать сон. Но посмотрев на часы, произнёс: "Около шести часов вечера. В принципе, пора бы и просыпаться!”. Подумал, убрал свои руки за спину, решил: “Но нет, не стоит пока тебя будить. Всё должно произойти естественным образом”. Вдруг из-за стенки донёсся приглушённый мужской крик, который мог помешать спящему.

Больной мог проснуться, поэтому Фёдор Михайлович поспешил в соседнюю комнату, чтобы в который раз напомнить «работничкам» вести себя потише. Сразу нужно оговорится, что он был добродушным и интеллигентным человеком и старался избегать всякого рода ссоры, но любые причины беспокойства пациентов терпеть всё же не мог.

Примерно через час после того, как он пошёл ругаться со строителями и больше не возвращался к больному, Юми проснулся, причём от крика, влетевшего в открытую от сквозняка форточку.

- Скорее, скорее, - кричала какая-то женщина, - привезли, их привезли! Приехали!

Было слышно, как внизу под окнами шагали или даже бегали люди, постоянно обсуждая и осуждая каких-то то ли дилетантов, то ли, наоборот, профессоров. Лишь изредка отвлекаясь на это, Юми осматривался вокруг.

А что вокруг? Палата как палата с блёклыми стенами. В основном всё белое и, наверняка, чистое. Он также заметил (насколько ему хватило повернуть голову) что здесь практически не было предметов. Только стол, несколько кушеток, покрытых белыми простынями. Лишь одна вещь здесь имела более насыщенный цвет – цветок, висящий у окна... похожий на фиалку.

Когда за окном кто-то отчаянно закричал: «Смотрите, какие у них невинные глазки! Корямба-бей!», Юми обратил внимание и слух на улицу. На минуты замер.

Потом ещё минут десять он то разглядывал всякие мелочи в палате, то обращал внимание на шум улицы. А там быстро всё стихло, криков уже не было, до ушей долетали лишь единичные разговоры, обсуждения, шорохи. И только кто-то вкрадчиво, чтобы не услышали чужие уши, удивлённо произнёс прямо под окнами: «Как же так?»

К сожалению, а может, и к счастью, ответа Юми не услышал – в дверь вошла женщина в халате, держа одну руку в кармане. Она подошла к окну и, еле дотянувшись, захлопнула форточку. А через секунд пять за ней вошёл немного озабоченный и хмурый Федор Михайлович. Он положил на стул пижаму, взял бережно за локоть медсестру и подвёл к больному, представил себя и её пациенту, и хмурость тут же спала. Медсестра без особых эмоций, подняв одеяло, взглянула на рану.

- Думаю, сегодня уже можно без зелёнки. Пусть так заживает, - сказала она.
- В общем-то, да. Только бинта не жалейте.
- Хорошо. Но я вату всё равно положу.
- Мг, мг... - пробормотал доктор в знак согласия и принялся на столе перебирать хромированные железки.

Вскоре всё было готово. Медсестра, сделав дело, ушла, включив свет в палате, который вмиг озарил всё и наполнил чем-то приятным. Пока не ушёл доктор, Юми поспешил спросить:

- Скажите, пожалуйста, что со мной? Почему голова перевязана? Как я здесь оказался?

Причинов помедлил с ответом, подошёл, поправил подушку и одеяло, зачем-то взглянул на часы и лишь тогда сказал, помяв свою бороду:

- Не стоит беспокоиться. Ваши дела, ну, скажем, всё лучше и лучше... То, что было, вас не должно пока беспокоить, - немного выждав, наверное, ожидая вопросов, на которые всегда нужно отвечать сразу и полностью – ох, как любознательны эти больные! – добавил: - Вот скоро зарубцуется рана на ноге, снимем швы на голове...
 
- Швы?
- Ну да швы, - поспешил с ответом врач. - Обычные такие швы... В общем, не пройдёт и двух недель, как мы с вами начнём беседовать на всевозможные темы. А пока знайте, что лучше вам не беспокоиться, быть терпеливым, принимать наши лекарства... Вот, например, сейчас я включу “кварц”. Удивительная штукенция, знаете ли! Пара-тройка процедур, и раны сами затягиваются. Сейчас ногу из под одеяла высуньте, а голову, наоборот, спрячьте – нельзя смотреть на лампу! Хорошо? - он отошёл от кровати в сторону двери на метр, как Юми озадачил его одним вопросом:
- А на голове ведь тоже рана. Нельзя ли как-нибудь её просветить? - доля иронии была в этом вопросе.

“Гениально” - доктор почесал затылок и, улыбнувшись, заботливо сказал:

- Поберегите свою голову от ненужных лучей – вам она ещё пригодится... Нужная вещь, знаете ли!
- Догадываюсь, - на лице Юми засияла улыбка.
- Ну что ж, хорошо... Меня это радует... Надеюсь, операция пришлась на пользу... - уже неслышно произнёс он и, попрощавшись, вышел.

Минут десять Юми лежал под одеялом, всё-таки изредка выглядывая, и думал над тихо произнесёнными словами доктора, которые он всё-таки услышал.

Ему на ум пришло следующее: “Где я оказался, я понял. Только почему я сюда попал, не могу понять. Откуда эта рана под коленом? А голова?.. Ничего не помню... домой хочу. Странно, был дома, помню, крышу с батей и братом строили, а что потом случилось, не могу вспомнить... Откуда провалы в памяти? Ну да, догадался! Точно! Наверняка сильно ударился!.. А почему меня даже не спрашивали, где я живу?..

Вдруг голову как будто сжали, или даже резанули где-то там внутри. Юми скорчился, беззвучно выдавил воздух из лёгких и застыл в таком положении, пока не отпустило. Стал дышать глубоко. Во-первых, от страха только что пережитого, во-вторых, хотелось получить как можно больше кислорода. Набрать про запас. Ошарашенный, он лежал, широко раскрыв глаза, выглянув из под одеяла. Такого с ним ещё не было.

- Наверное, это из-за операции на голове, - его голос был испуганным, но тихим и уверенным в том, что после операции такое может быть, и бояться особо нечего. Он подумал, что придётся подчиниться правилам этого заведения, чтобы не стало хуже. Вспомнил про то, что голову попросили спрятать под одеяло. Сделал это.

Вскоре "кварц" выключили, а перед сном его навестил доктор Причинов. Он расспросил о самочувствии, дал пару таблеток и, пожелав спокойной ночи, удалился.

Ничего не оставалось, как спать, и Юми, ещё раз вспомнив почти все детали этого дня, подчинился медленному действию сонных таблеток, гадая напоследок, что это за “гости” прибыли сегодня не то с почётом, не то с насмешками. И зачем надо было кричать той женщине на улице? Странно!


«Дурдомчик»


Прошла ночь.

Было часов одиннадцать утра. Больные гуляли по зданию и вне его.

На подоконнике почти пустого коридора в рубахе на выпуск сидел немного трясущийся молодой человек, чем-то явно разочарован...

К нему подошла девушка с короткими, но взъерошенными волосами, тоже в рубахе, с завёрнутыми по локоть рукавами.

- Эй, повернитесь ко мне спиной, у вас спина белая, - как-то радостно обратилась она к парню.
- Вы мне? - меланхолично произнёс он и подумал: “Блин, замарался уже где-то...”
- Вам, вам, у вас спина белая.

Сидящий на подоконнике, подумавши, отметил:

- Во-первых, ну и что? А во-вторых, вы не могли видеть мою спину, потому что она была вне вашего поля зрения. Коридоры узки. Вы смотрели на меня только с левого бока, откуда шли...

Девушка оглядела его и укоризненно произнесла:

- Не верите! Конечно, нужно вам всем засомневаться! А человеку верить надо! Он плохого не скажет... Поверьте, что у вас спина белая! - она начала повышать голос. - Я видела, я видела!.. Ведь я знаю, кто вы. Вы вчерашний. Правильно?
- Да, - спокойно произнёс тот, но несколько настороженно.

Она успокоилась, подошла ближе и, положив руку на подоконник, почти шепотом приказала: “Верьте людям – они поверят вам”. И поморгала глазками, мол, это – правда.

- А почему же нам тогда никто не поверил? - с отчаянием сказал как бы сам себе парень, невольно тронув себя за вчера утром выбритую чисто щёку. Но его вопрос был проигнорирован.
- А почему ты мне не поверил? Ну, скажи.
- Я же объяснял, почему. С конца и начала коридора можно увидеть только грудь и плечи, не более...
- И ты подумал, что я сумасшедшая? Ха-ха! А я ведь действительно видела твою спину, и она, действительно, белая. Догадываешься, почему?
Он вдруг начал шептать, рассуждая: “три стороны... конец... начало коридора... стена. А четвёртая? Конечно... по отношению к ним!”

Она рассмеялась и толкнула его в колено:

- Да ты сам сумасшедший, со стороны на себя глянь! «Три стороны, начало коридора, стена…». Ну что, колдун, догадался?
- Да, - сказал он, немного повеселев, но, оставаясь грустным человеком внутри, напичканным своими свежими проблемами, - вы меня могли с улицы видеть, когда только что гуляли...
- Точно! Могла! - весело перебила она. - Так, может, и тебе не верят, потому что не думают на четыре стороны? Может, не хотят, а может, и вовсе боятся! И может, для них этой четвёртой стороны не существует?
- Не знаю… - собеседница уже немного заинтересовала его, и он более детально взглянул на эту почти тридцатилетнюю черноволосую женщину.
- А я знаю. И как сумасшедшая сумасшедшему скажу: никто не хочет оказаться неправым! Всегда находятся множество сторон, куда можно идти и не оглядываться. Ты вот нашёл одну из правд в четвёртой стороне, хотя вначале верил только в три. А у меня такая правда: я не видела твою спину глазами, но видела её в мыслях, построенных на логике и предположениях. Правда в том, что цвет твоей спины можно узнать по рубахе, которая на тебе одета... Посмотри, какого цвета!.. - она засмеялась. - Ну, как теория?

Сидящий в белой рубахе заулыбался: «вся спина белая»…

- Что-то есть. По крайней мере, есть здравый смысл... Почему вы здесь?
- Потому что кроме этой теории есть множество других теорий. А мне кажется, что я знаю их все, но не могу разделиться на частицы, чтобы полететь в разные стороны. У вас там можно менять принципы?.. Трудновато! А здесь можно смело отказаться от своего мнения и принципов. Для этого я к вам и подошла.
- Не понимаю. Чтобы я отказался от своей... - он вдруг вспомнил своих коллег, - ... от нашей теории?
- Нет, хочу, чтоб вы приняли все другие. Все остальные. Понимаете?
- Надеюсь, что понимаю вас, но, наверное, ничего не смогу сделать. Как же можно думать сразу обо всём?
- А я вам кое-что покажу... Как вас зовут?
- Алексей Валерьевич... Алексей.
- Меня зовут здесь «Ирина из газет»... Почему, не спрашивайте, потом расскажу... А сейчас пойдёмте, - она схватила его за руку, - здесь столько интересных людей... Да не бойтесь вы, - она прямо-таки тащила его. - Сейчас он почти обычный, но раньше... как вы и сказали, «думал обо всём»! Мы просто познакомимся... Он после операции... Навестим, прогоним его одиночество...
- Какой операции? - не понял Алексей. - Ведь здесь не то место, где делают...
- Пришлось. Наши говорят: “мозги лишние выкачали”, а врачи неизвестно, что говорят. Но что есть, то есть! Парнишка в бреду такие мыслишки выкидывал... Наши психи говорят, что доктора побоялись, что информация в свет выйдет, вот и стёрли кой-чего в голове. А может, врут всё – слухи же... Только я сама слышала, как он, когда везли его в палату, пробормотал что-то вроде того: “Знаю. Поэтому спокоен в общем, но боюсь в частности... Помните, сейчас – плохо, но потому что мгновения быстро сменяются, мы не успеваем. Но потом будет хорошо, ведь там, в неизвестности времени больше, чем сейчас. И всё, что с нами происходило – навсегда. И потом всё это учтётся! Знаю”... Ну, что? Скажешь, в бреду сказано? Точно, в бреду! А если подумать?.. То-то. Ну вот, пришли.

Они остановились у двери с маленьким стеклянным окошком вверху.

- А туда можно? - спросил Алексей, озираясь по сторонам.
- А почему нет? Охраны не видно, таблички тоже нет. А в таких местах, как психушка, обычно секретные объекты охраняются.
- Вернее, не объекты, а субъекты.
- Верно... - она засмеялась.

Они просочились в дверь и беззвучно закрыли её. Больной палаты №26 уже косился на них, и, поняв, что это не персонал, поправил одеяло.

Набравшись смелости, Алексей Валерьевич произнёс: “Здравствуйте”, и, посмотрев на Ирину, в упор смотрящую на лежащего Юми, добавил: “Мы, наверное, не вовремя...”

Ирина спохватилась, подбежав ближе:

- Да как же не вовремя? Всё вовремя! Пойдём. Привет, меня зовут “Ирина из газет”...
- Алексей Валерьевич, - поспешил сам представиться, чувствовавший себя неловко, Алексей.
- Привет, - Юми ещё не понимал, что в его палате делают люди без халатов. К тому же девица странновато себя вела. Впрочем, того бешеного взгляда, когда она стояла у двери, у неё уже не было.
- Тебя как зовут? - спросила она.
- Юми.
- Очень приятно. А мы тебя навестить решили, пока ты тут лежишь.
- А ты меня знаешь? Ну, в смысле, ты тут меня видела раньше?
- Да, я видела, как тебя привезли, - она немного покраснела.
- Расскажи, - попросил Юми, но, обратив внимание на Алексея Валерьевича, видно скучавшего, на первой букве прервал её рассказ. - Подожди. Давай, потом. А вы сами-то как здесь поживаете... Что это за место? Ты не знаешь, почему я здесь оказался? Мне оно кажется странным.
- Вот видишь, я же говорила! - Ирина от восторга прыгнула и обняла рукой Алексея, который чуть не упал.
- Да-да... - ответил он. Желания разговаривать у него с самого утра не было. Поэтому все его короткие реплики сейчас были оправданы.

Ирина не унималась:

- Слушай, ты правильно сделал, что догадался обо всём, это не обычная больница...

Ирина приготовила целый рассказ обо всём, что знала про это место, и минут пять вкратце описывала здание и дворик. Алексей Валерьевич тоже слушал её. Потом она принялась углубляться в непонятные для обоих слушателей детали. Но для них лишь примерно половина рассказанного казалась правдой, а остальное – выдумкой.

Юми захотелось поскорее встать на ноги, чтобы побродить по всем дозволенным местам и воочию увидеть то, о чём так забавно рассказывала Ирина. Можно сказать, что она обо всём успела рассказать в тот день. По крайней мере, Юми узнал то, что помогало ему составить полную картину происходящего.

Не докончив предложение «А ещё мои знакомые, которые по глупости здесь находятся, в шутку называют это место «дурдомчик», потому что у «чёрного» входа, на той стороне двора, не заметно для докторов растёт...», Ирина обернулась на звук открывающейся двери, цепко схватила руку Алексея и мгновенно понеслась с ним прочь, успев посмотреть на Причинова невинными глазками... собственно, чуть не сбив его с ног.

Юми мог пожалеть лишь о том, что не успел спросить, почему её знакомые находятся здесь “по глупости”. То, что растёт на той стороне двора, его пока не интересовало.

- Что здесь было? Они приставали к вам? - ещё в дверях спросил доктор Причинов. И не дождавшись ответа, тихо сказал себе под нос: - Впрочем, не думаю... буйство этих не наблюдалось... Ну что? Как сегодня вы себя чувствуете?

Он подошёл к голове пациента и проверил на опухоль. Убедившись, что процесс заживления не нарушен, он встал напротив лица.

- Знаете, - начал он, - у вас была тяжелейшая травма. И я бы посоветовал держать голову в покое. У вас было психическое нарушение, и ненужная информация, в частности, тяжёлые мысли, могут повредить вам снова... - он кашлянул, как будто боялся о чем-то проговориться, - но волноваться не стоит по этому поводу – придёт время, я обязательно расскажу вам, так сказать, историю вашей болезни.

Он снова немного замялся, почесал бороду и, как бы утешая, положив руку на постель, сказал: “Я уверен, что госпожа “Ирина из газет” поделилась некоторыми слухами из жизни нашей...”

- Почему, слухами? - перебил его Юми, - мне кажется там, в её рассказе, было много правды.
- Конечно, - сказал Причинов, - просто некоторые факты могут сбить вас с... как бы это сказать?..
- Всё в порядке, доктор... В её рассказе было много эмоционального и неоднозначного про место. Но я не расстроился и не впал в беспокойство, хотя был удивлён. Знаете, я не помню последний период моей жизни. Меня это беспокоит гораздо больше... Что со мной произошло?
- Вот видите, вы опять… - Доктор как будто снова чуть не проговорился, - м-м, задаёте слишком для вас сложные вопросы. Сейчас вы только приходите в себя, но я обещаю рассказать вам всё, о чём мне известно и что, собственно, это была за операция.
- Хорошо, - не стал настаивать Юми.
- Ну вот, - доктор поправил рукой одеяло и сунул её в карман, - я рад, что вы оценили ситуацию, как надо. Вечером забегу ещё раз на минутку, а сейчас отдыхайте... Да, если нужно, я могу принести вам радио, думаю, оно вам не повредит.
- Ну, принесите... Хотя я люблю слушать тишину, вернее, думать в ней...
- Думать – это хорошо! Но всё же... - он ещё раз задел постель, легонько постучав по ноге Юми, - советую не грустить и надеяться на выздоровление.
- Хорошо-хорошо.
- Вот и славненько. Вот и договорились.

Доктор вышел и задумчиво пошёл по коридору, а Юми почему-то лежал и улыбался, вспоминая забавный рассказ Ирины и почему-то чрезмерную заботу Фёдора Михайловича. И опять в тишине, он то грустил о доме, то радовался тому, что в жизни начались какие-то странные, но всё же интересные перемены.

«Человек изнашивается, если у него нет перемен, - подумал он, - ведь обязательно нужно что-то менять: труд на отдых... ну, или физический труд на умственный. Я помню, как я работал дома, а теперь вот лежу... ха-ха, отдыхаю».

Он закрыл глаза и глубоко вздохнул, напомнив себе о родителях и о двух братьях. И, наверное, подремал бы, находясь в прошлом, но в дверь опять ворвалась Ирина, быстро закрыв за собой дверь.

- Это я. Привет, ещё раз! - она помахала ручкой, подошла ближе и улыбнулась.

Юми тоже улыбнулся. Было видно, что она запыхалась и поэтому не сразу начала говорить. Но у Юми было время ждать, и он ждал.

- А мы сейчас по дворику гуляли, - начала она, - Алёшка меня со своими коллегами познакомил, а я его со своими... “коллегами”, ха-ха... А потом их вызвали к доктору, а я пришла к тебе.
- Молодец! - засмеялся Юми по-детски наивной и простой Ирине, - я рад тебя видеть!
- Как ты себя чувствуешь? - она представила, какая серьёзная операция могла быть у него. - Голова не болит?
- В общем-то, нет. Но когда тоскливо вчера было, то почему-то ныть начала. Сегодня веселее. Сегодня не болит. Доктор говорит, мне покой нужен.
- Правильно. Здесь тебе спокойнее. Это там, вне этих стен – сумасшедший дом, дурдомчик.
- А ты нормальная? - и с юмором и осторожностью спросил Юми.
- Нормальная. Вообще-то здесь все нормальные. Каждый по-своему, правда. Ну да ладно!..
- Ну, а всё-таки. Почему ты здесь?
- Просто у меня вера особенная, и из-за неё мне там тяжело, - с грустинкой сказала она.
- А какой-то веры?
- Доброй!
- Объясни, - Юми уже заинтересовался.

Немного подумав, она сказала, глядя почему-то в пол:

        -Да просто каждый живёт так, как он верит в свою жизнь, в своё нахождение здесь, - на последнем слове она сглотнула. - А там, - она мотнула головой за окошко, - с таким мировоззрением, как у меня, так просто не проживёшь.
- А здесь?
- А что здесь? Я скажу тебе вот что: человеку, способному дышать только воздухом, просто необходимо, чтобы его окружало хотя бы одно – воздух! А теперь подумай, что для меня добро – это воздух!

Юми глубоко проникся сказанным и напомнил себе о том, что доселе окружало его не то, чем он мог бы жить, испытывая радость...

Вдруг он одной рукой сжал простыню...

Ирина тут же подалась назад, испугавшись, что перед ней Юми схватился за голову и, корчась от боли, начал стонать. Благо, это длилось секунды, и также резко прошло.

Она стояла и боялась подойти ближе. Лишь когда Юми, весь в слезах, успокоился, убрал руки с головы, она подошла ближе и положила свои руки ему на плечо.

- Как ты? - спросила она, - это как вчера?
- Да, - Юми смотрел в потолок, и ему очень не нравилось то, что с ним творилось. Какая-то обида влезла в голову, и он думал: “Что же это за операция была, если я теперь грустить не могу, как раньше? А может, это и к лучшему? А может быть... Ёлки-палки! Опять ныть начинает!”

Он остановил свои мысли. Старался рассматривать гостью. А Ирина с испуганными глазами смотрела на него, переживая его мучения. Наступила тишина.

И почему-то вдвоём, не зависимо друг от друга, они вслушивались в ветерок и шелест веток за окном. Может, потому, что только они сейчас и были слышны?
Действительно, так.

Время было обеденное, и пустовали как соседние слева-справа комнаты, в одной из которых уже неделю работали строители, а в другой, по стечению обстоятельств, тишина была почти всегда... так и палаты в коридоре, в конце которого только что появился доктор Причинов, уже пообедавший и нёсший в палату №26 обещанный радиоприёмник…

Доктор шёл медленно, проходя мимо окон, заглядывая в каждое. А там ветер не только качал деревья, но и игрался первыми опавшими листочками. Ирина, глядя на ветки за окном, успокаивала Юми. Доктор заглянул в процедурный кабинет и напомнил новенькой санитарке Зосе зайти к нему на счёт обязанностей, к которым она должна будет приступить. Ирина смотрела на Юми, который просил рассказать что-нибудь весёленькое, чтобы не загрустить опять. А она почему-то, чувствуя неловкость, встала с койки и пообещала, что в следующий раз точно расскажет что-нибудь интересное и, попрощавшись, подошла к двери.

Фёдор Михайлович шагал и думал, что стоит рассказать Зосе все тонкости и специфику работы в сумасшедшем доме как можно прозрачнее, чтобы новая сотрудница сразу поняла серьёзность и значимость своей деятельности. Знакомство с медперсоналом, с историей возникновения подобных мест, показ кабинетов и палат, рассказ о личном переживании за каждого из больных, добровольная помощь и милосердие – вот о чём планировал рассказать доктор Причинов только что принятой на работу Зое Александровне Незряновой, несимпатичной, но, отдельно, с очень красивыми газами, добродушной и общительной девице двадцати шести лет, уже имевшей двухлетнего ребёнка.

Ирина, держась за ручку двери, мило улыбалась Юми, который не хотел опять лежать в одиночестве и тишине. Но Ирина настаивала на своём уходе, твёрдо обещав, что скоро придёт и, непременно, с Алексеем.

Фёдор Михайлович, уже увидел дверь палаты №26, тихо шоркая ногами по полу. Внимательно дослушав последние слова Юми, Ирина сжала крепче ручку и, улыбнувшись на прощание, дёрнула дверь. Перед ней стоял Фёдор Михайлович.

Испугавшись неожиданного появления Ирины в дверях, он уронил радиоприёмник, и тот с грохотом упал на пол. Казалось, сейчас сбегутся все.

Ирина метнулась в глубину комнаты, но сделав три быстрых шага, в панике и сумасшествии, в бессилии и страхе перед ответственностью, развернулась и уже настроившись сбить доктора с ног, бросилась из палаты.

Две секунды назад, смекнув, что гнаться за сумасшедшей в маленькой палате, где находился больной и кой-какое оборудование, включая острые инструменты, не имеет смысла, доктор Причинов шагнул в сторону к стене, дабы не испугать буйную девицу и дать ей возможность улизнуть. И оказался прав, тем самым, спасая себя от столкновения с ней.

- Успокойтесь, - крикнул он ей, пронёсшейся совсем близко, успевшей виновато и безумно посмотреть доктору в глаза, и ногой задеть лежавший со сломанной антенной приемник.

Радиоприёмник слегка ударился о стену, а Ирина быстро побежала по коридору, пока не исчезла...

- Так-так, ух ты! - произнёс Причинов, нахмурив брови, и поднял с пола приёмник.
- Упс, вот так история! - чуть слышно для доктора добавил к сказанному лежащий смирно Юми. Только сейчас к трусости добавилось ещё и чувство тревоги, что он некоторое время не сможет видится с Ириной и Алексеем.

В палату вошёл старичок Причинов, поставил радио на кушетку, и со свойственной старикам ворчливостью, покачав головой, сказал: “Ай-яй-яй! Мы же договаривались!”

- Не волнуйтесь за меня, - начал оправдываться Юми, - ничего плохого не произошло. Мы с ней просто разговаривали.
- Да я, в общем-то, не волнуюсь, - соврал он, - но впредь я бы посоветовал ограничить такое общение.
- Какое “такое”? - немного обиделся Юми на тон.
- Ну, скажем, с психически ненормальными. Видели, как она начала метаться?.. Мы ведь с вами не такие, поэтому, поверьте мне: то, о чём они говорят, может повлиять на вашу психику, впрочем, как и на мою...
- Если я нормальный, тогда почему я здесь?

Такого вопроса доктор боялся больше всего, и, не сказав ни слова, подошёл к окну.

- Вы знаете, - придумал он, что сказать, - я боюсь, что вам может повредить любая подобная информация. Пока... Пока у вас есть открытая рана, - он посмотрел на бинты.
- Но мне кажется, - догадливо улыбнулся Юми. - дело не в открытой ране...
- А в чём? - с осторожностью спросил доктор, уже полностью повернувшись спиной к окну.
- Я догадываюсь, что у меня в голове происходят странные вещи, вернее, это так и есть, но я не уверен, что знаю, почему они происходят. Вы говорите об операции, но не говорите, зачем она была сделана, и что теперь происходит со мной...
- А что конкретно с вами происходит? - Фёдор Михайлович был готов записывать жалобы больного на плохое самочувствие, но ни медкарты этого больного, ни просто клочка бумаги на тот момент не было...
- Когда я думаю о неприятном, вернее, о грустном или тревожном, у меня случаются приступы... В голове как будто что-то стягивается, боль отдаёт в затылок и в шею.
- Значит так? - себе под нос произнёс доктор, - ясно, ясно... - Он походил по комнате и уже поучительным тоном наказал Юми: - И всё-таки я был прав, уважаемый, что не стоит вам, пока, в крайнем случае, вести какие-либо разговоры с моими пациентами. Вот, что я для вас сделаю: в эту комнату будут входить только я и медперсонал. Пока вы не начнёте вставать с постели, вам не придётся никого видеть, ни с кем не разговаривать...
- А если с самим собой? - немного жестко с обидой и иронией спросил Юми доктора, как будто он был готов стать сумасшедшим, чтобы хоть как-то отомстить за непонимание того, что общение с Ириной приносило ему, если не пользу, так радость.
- Не дерзите, молодой человек, я ведь желаю вам скорого выздоровления. Хочу вам сказать, что мне приходится опираться на мой врачебный опыт. Но я вас, несомненно, понимаю.
- Так почему же тогда вы меня оставляете одного, без общения, без...
- Не совсем так. Вам нужно общение, но не такое, как с госпожой Ириной. Эта не та категория людей, с которыми вы можете сейчас разговаривать. Поймите это и...

Он вдруг о чём-то вспомнил.

- Да, кстати, я ведь вам радио принёс... только вот после «коридорного инцидента»...

Он взял в руки приёмник, повертел, включил в сеть, и тот, несмотря на сломанную антенну, зашипел. Причинов повертел «крутилку», нашёл волну, и в комнату тут же залетела песня «Окончен школьный роман...»

Юми вздохнул. Доктор поднял верхушку антенны и соединил с той частью, которая осталась на приёмнике. Сигнал усилился, стал чище. Однако Фёдор Михайлович, убедившись, что и без отломанной части можно расслышать передачу, спрятал обломок в карман, поставил приёмник на подоконник, пододвинул его к пациенту, сделал потише и сказал:

- Это вам грустить точно не даст. Да и мыслей от этого не очень-то... Если надоест, нажмите сюда, - он показал на самую большую кнопку. - Да, кстати, на счёт спазмов: я назначу вам таблетки, которые вам помогут. Не волнуйтесь!

Он немного помолчал и добавил, подойдя к двери:

- А знаете, ну очень скоро вы встанете на ноги и сможете общаться со всеми, с кем пожелаете! Поэтому не унывайте! Я буду вас навещать.
- Хорошо, - сухо сказал Юми и вскоре остался опять один. Остался с теми, кто по радио пел что-то вроде того: «скоро, очень скоро мы построим город... надежды нашей и мечты...»

За окном всё также гудел ветер, играя мусором и листьями, в коридоре начали шататься пообедавшие больные. А где-то у чёрного входа, на той стороне двора, там, где что-то растёт, в гордом одиночестве, сидя на корточках, Ирина шептала себе: «Ну вот, нашла друга, доставила ему неприятностей, да и про меня, наверное, теперь думать будут, что я «того»... Подумаешь, вела себя перед доктором как сумасшедшая! Ну и что же? Остальные вообще подозрительно спокойно по коридору ходят, мало ли что им в голову взбредёт! А меня, наверное, искать теперь будут. А может, доктор Причинов сам поймёт и ничего мне не сделает? Не хотелось бы!» - она вздохнула.

Она улыбнулась, она расцвела.

- Ну, конечно же! Мне надо посоветоваться с Алёшкой, с его друзьями-коллегами. Они ведь учёные! Надо будет им рассказать о Юми, и мы сможем что-нибудь придумать.

Ирина встала и покинула место, что находилось на той стороне двора, где что-то растёт. Тайком перебравшись в помещение, она нашла Алёшку и рассказала всё до мелочей.

Но Юми в тот день уже и не надеялся, что к нему кто-то придёт, и просто, временами отвлекаясь на радио, размышлял о том, о сём. И так, не дождавшись никого и на второй день, и на третий, он почти неделю всё думал и думал обо всём, что происходило, и не только. Возникала боль. Он пил таблетки, от которых не то засыпал, не то получал приличную порцию грёз, а когда приходил в себя, вновь, от безделья, глотал слова из песен, крутившихся по радио, и переваривал их до такого состояния, что обо всём, что пелось и говорилось, он мог судить, как мыслитель или философ, пихая во всё это свои личные смыслы.


«Мощности континуум»


- Войдите! - крикнул доктор Причинов кому-то за дверью, не поднимая глаз, продолжая сортировать какие-то важные в тот момент бумажки. В дверь вошёл человек в униформе, грязной и немного порванной. Впрочем, перед входом в дверь он, решив предстать перед доктором в нормальном виде, слегонца отряхнулся.

- Здравствуйте, ещё раз! - деловито сказал он. - Посмотрите, пожалуйста. Мы без вас закончить не можем.
- Ну что вы ещё там сами решить не можете? - раздражаясь, задал вопрос Причинов строителю.

Рабочий парень Василий Проконьев теперь глядел на своего работодателя виноватыми глазами, и долго не решался ответить.

- Ну что вы молчите?
- Без вас мы бы не хотели закреплять эту... Как её?

Доктор встал, вздохнул, прибрал бумажки в одну сторону, сунул ручку в карман и, положив ладонь на плечо Василию, вышел с ним из кабинета, негромко наговаривая:

- Ну, что вы там так несамостоятельны?.. Понимаю, что впервые крепите такого рода монитор, но надо быть смелее...
- Но ведь вещь хрупкая, - начал оправдываться Василий, неловко чувствуя руку Причинова, - да к тому же на потолок...
- Да, милок, всё так. Но для пользы дела, для, так сказать, изучения причин такого... сами знаете какого, поведения, эта штука там ну просто необходима!
- Понимаю...

Они прошли вдоль кабинетов и палат, и зашли в открытую нараспашку дверь. Внутри находились три человека: двое мужчин, лет под сорок, и один парнишка, постоянно улыбающийся, восемнадцати лет. Доктор оглядел кабинет слева на право, покачал головой одобрительно, но без особого восторга. «Так, ну неплохо, неплохо», - сказал он и уставился на Проконьева, дабы тот начал-таки спрашивать о возникших проблемах.

- Ну вот, смотрите, - догадавшись, что от него хотят, начал он, показывая на потолок, - можно чуть к окну. Или лучше от него? Как вам надо-то?
- Так... - немного подумал доктор, теребя бороду, - я думаю, стоит отодвинуть от окна, потому что... - он ещё раз подумал, - да, пожалуй, так... В метре от той стены.
- Хорошо, ребята, ну что, начнём? - Василий кивнул троице, абсолютно безразличной к тому, куда, собственно, они будут крепить плоскоэкранный и довольно-таки неплохой «телевизор».

Малец Павка, так мужики называли беловолосого, улыбчивого парня по имени и по фамилии Павел Лучинов, выдал, потерев деловито руками, специально перед доктором:

- Давайте, давайте! С чего начнём? - подошёл к лестнице, подвинул её на метр, заметил бездействие коллег, обернулся и оглядел всех немного удивлённым взглядом.

Все, что неудивительно, стояли и смотрели только на него, и лишь когда он спросил: «Что?», остальные, включая доктора, покачав головой «ничего», оживились и занялись своим делом. Доктор убедившись, что больше не нужен, вышел из будущего кабинета психотерапии и пошёл в соседнюю комнату.

- Я же тебе говорил! - донеслось за стенкой, и Юми, как всегда, реагируя на это, вздрогнул. Через секунду вошёл доктор Причинов, и Юми отвлёкся от шума справа.
- Добрый день! - Причинов неслышно захлопнул дверь.
- Добрый день! - Юми немного обрадовался его появлению, потому что каждый приход этого человека приближал тот день, когда Юми сможет встать с постели. Хотя швы на ноге уже убрали, и голова была без бинтов, врач всё же настаивал на отдыхе и лежачем положении.

И вот старший врач, профессионал в своём деле, Фёдор Михайлович Причинов, предстал перед лежавшим больным, задал, как всегда, точный и актуальный вопрос: “Как вы себя чувствуйте?”

- Уверен, со мной уже всё в порядке. За последнюю неделю не было приступов, - Юми приходилось врать, потому что находиться в этой комнате он уже не мог, - раны заживают, сами знаете, а таблетки ваши очень хорошо успокаивают, когда мне как-то не по себе...

Доктор смотрел на Юми каким-то лукавым взглядом, как будто хотел сказать про таблетки “ещё бы!”. Но, перебив явные прошения больного, сказал ему:

- Да-да, конечно. Сейчас я посмотрю ещё раз ваши швы на затылке и, если там всё в порядке, возможно, сегодня на ужин вы попадете в нашу столовую, как все.

  Видно было, что доктор подыгрывает. Но Юми нисколько не мешал ему и просто улыбался.

- Так, ну что там? - доктор аккуратно потрогал рубцы на голове и, убедившись, что бояться по поводу расхода швов не стоит, как-то по-мальчишески высказал: «Ну а чё – нормально! Пока полежите. Я с кое-какими делами управлюсь и сам лично предоставлю вам одежду и прослежу, чтоб вы без проблем встали сегодня на ноги”.

Юми расцвёл, а доктор продолжал:

- Да, и не пейте с этих пор мои таблетки. Вам нужно быть максимально приближенным к этому миру. Такое количество снов вас расклеит. Ясно?.. Давайте я просто их у вас заберу...
- Давайте. А может, мне уже можно полностью садиться? Надоело лежать полусидя на подушке...
- Ну, в общем-то, да! Конечно. Сейчас, - доктор помог ему, пододвинув подушку к спинке кровати. И Юми сел почти вертикально.
- Вот так. Ну а я, пожалуй, пойду.
- Хорошо, - Юми проводил доктора взглядом и положил руки на одеяло, укрывавшее теперь только одни ноги. Он огляделся вокруг и посмотрел на мир, вернее стены и предметы в комнате – всё, что было вокруг, было не так, как раньше, когда он немножко подымался с подушки, чтобы только не лежать.

Теперь он с удовольствием слушал радио и даже иногда заглядывал в окно. Вот только за окном пели и разговаривали не так, как по радио. Действительно, хотя за окном изредка проглядывали солнечные лучи, по большому счёту, было пасмурно. Как всегда – ветерок, песня которого не была ни про любовь, ни про счастье; как всегда – листья и мусор.

И когда уже совсем стемнело, Юми окончательно перестал слушать радио и стал вслушиваться в уличные звуки. Попросту говоря, он ждал.

Часов в восемь пришёл доктор Причинов и выполнил своё обещание. И теперь Юми уже был в штанах и рубахе, правда, в совершенно чужих. Ну, ничего. Это мелочи! Ощутив себя на ногах, он немного пошатнулся, и это его немного испугало. Поэтому он всю дорогу думал, как бы ему не упасть. Он шёл по коридору. Он заглядывал в тёмные от вечера стёкла, но наблюдал там лишь себя и доктора, идущего рядом.

“Почему вечером мы сильнее отражаемся в стеклах, чем днём? - подумал он. - Может, потому что вечером воздух становится другим?”

Они прошли ещё немного, куда-то завернули, и Юми услышал разговоры. Перед ним красовалась белая широкая дверь в столовую. И он сразу почувствовал разницу между этой столовой и тех, в которых он когда-то бывал. “А в тех столовых есть табличка с графиком работы...” - успел подумать наш герой, до того, как вошёл внутрь.

Сразу же начал искать глазами Ирину и Алексея Валерьевича. И нашёл. Они сидели вместе с тремя мужчинами, одетыми по-домашнему, а не в пижамах, как остальные пациенты. Мужчины сидели за столом и нехотя перемешивали масло и сахар в манной каше. Одна Ирина уже давно всё размешала и спокойно ела, перекидываясь словечками с Алексеем. Юми попросил доктора усадить его туда, и доктор выполнил просьбу.

От неожиданной встречи у Ирины выпала на пол ложка, а все другие прекратили мешать.

- Юми! Привет! - на радостях обняла она его, провожая взглядом уходящего Федора Михайловича. - Извини, что не навещала: тебя на ключ закрывали, а мы...
- Да, знаю. Доктор не хотел, чтобы я беспокоился, - Юми кивнул на Причинова, уже разговаривающего с поварами.
- Да, конечно, - Ирина немного погрустнела, но вдруг повернула голову и показала рукой в сторону трёх незнакомых Юми людей: - Это те коллеги, про которых я говорила. Алёшка с ними научную деятельность ведёт...
- Тише, - проговорил Алексей Валерьевич, встал и поздоровался за руку.

Юми протянул руку и его коллегам, поочерёдно, крепко сжимая руку каждого.

- Александр Григорьевич, Роман Ильич, Юрий Александрович, - представлялись они.
- Ирина нам про вас рассказывала, - начал Роман Ильич, - поэтому мы найдем с вами общий язык.
- У вас интересная особенность, - продолжал Юрий Александрович, - интересное понимание мира.

Юми немножко не понимал, о чём идёт речь, но, немного зная Ирину, в согласье кивнул.

В это время подошёл Причинов, принеся с собой тарелку куриного бульона для Юми, поставил её на край стола и пригрозил:

- Ну-ка прекратите разговорчики. Парень только что встал на ноги, а вы... - немного смягчился и сказал уже Юми, - теперь вы сами решайте, с кем общаться и что слушать. Следите за собой. Перед сном я зайду к вам и принесу кой-какие лекарства.
- Хорошо, - сказал Юми.

Во время ужина они все обменивались короткими фразами, но общего разговора не было. И лишь когда они вышли из столовой, Ирина вдруг предложила:

- А пойдёмте в сад! Там сейчас прохладно!
- Да, прохладно! Может быть, в холле посидеть? - предложил Алёшка.
- Нет, нет, пойдёмте в сад. Последние деньки...
- Это – верно, скоро будет морозно, - сказал Роман Ильич, - вот только там темно.
- Ну и что? - настаивала Ирина, - а мы сядем перед входом, на лавочки, и от света из окон будет нормально! Ну?
- Ну, в общем, да! Нам ведь там ничего не писать, не вычислять...
- Ага, ничего, - вздохнул Александр Григорьевич.
- Подышать свежим воздухом полезно, - добавил Юрий Александрович оптимистичным голосом и поспешил в свои апартаменты, надеть что-нибудь тепленькое. Остальные потянулись за ним.

На полпути Юми вдруг спросил:

- А разве можно без спроса выходить отсюда?
- В общем-то, нет, но мы – не буйные, поэтому Причинов разрешил нам выходить, - сказал Роман Ильич, но как будто что-то скрывая.

Главный врач лечебницы, конечно, не имел права разрешать пациентам выходить самовольно из здания лечебницы. Но этим четырём Фёдор Михайлович не мог запрещать гулять по дворику даже ночью. Дело в том, что об этом его попросили, причём по-дружески. И отказать в просьбе Федор Михайлович просто не мог. И всё потому, что он давно знаком с человеком, который обеспечивал лечебницу разным техническим оборудованием и даже помогал лично, в решении некоторых теоретических задач, поэтому помочь ему было долгом. Анатолий Алексеевич, так звали друга и в чём-то коллегу Фёдора Михайловича, был очень влиятельным в научной сфере человеком, настоящим профессором. И именно с его кафедры эти четверо, о которых шла речь выше, доставлены в психиатрическую лечебницу некоторое время назад.

Интересно было бы узнать, почему...

Но вначале стоит рассказать в общих чертах, что из себя представляет этот профессор, чтобы хоть как-то приобщить к делу появление этих четырёх учёных в стенах психбольницы. И даже одна история о нём может выявить тонкость его мастерства, и даже безумства, ведь эти два качества нередко дополняют друг друга.

И ясно, что человек, непосвящённый, не заметит мудрость чужой науки, но будет удивляться или насмехаться над сказанным и сделанным.

И не ясно, чего больше в человеке: гениального или простого? Ответ один: история рассудит нас. А вот и она!

***

Была предновогодняя пора. Ребята, их было чуть меньше четырёх, что нередко случается, не сдали зачёт. Причём им было предоставлено несколько попыток.

Профессор Анатолий Алексеевич, который, собственно, и принимал этот проклятый зачёт, понял, что и в последнюю пересдачу ребята ничего не учили. Кроме того, было видно, что ничего учить и не хотели. Но Анатолий Алексеевич, можно понять, ставить зачёт просто так не собирался, и после последнего провала, поругал их и сказал, что зачёт им придётся сдавать у него на дому.

В назначенный день эти студенты приехали к дому профессора и с надеждой помочь ему чем-нибудь по дому, в качестве зачёта, позвонили в дверь. Дверь открылась не сразу, но, дождавшись этого, они увидали профессора: брюки, белая рубашка, галстук, без пиджака, как это бывает на лекциях. Едва открыв дверь, он с порога тихим голосом, как бы немного приказывая, сказал им: «Здравствуйте... Ну что, ребята, – бегите за вином! Две бутылки…»

Ребята сразу обрадовались – халява! Вскладчину дёшево обошлось! Пошли в магазин, притащили вина и фруктов, поставили их на стол. Но ожидание, что их тут же отпустят с зачётом, вдруг отпало. Профессор мрачновато прошелся по комнате, подошёл к шкафу.

- Ну что ж, - он достал стаканы, открыл вино, налил, сел на любимый диван, и кивнул этой троице:
- Пейте!

Ребята переглянулись, но выпили, закусили яблоками, сразу захмелели. Профессор сидел без эмоций, смотрел то на них, то куда-то в сторону. Когда они осушили стаканы, он предложил выпить ещё. Потом он немного улыбнулся и сказал:

- Ну что, начнём, господа двоечники?

Он, на удивление студентов, достал тетради, листы бумаги, пару учебников. Ребята медленно, чего-то ожидая, убрали со стола кушанье и всё время переглядывались. И лишь до одного дошла правильная, но ужасная мысль: «Он что, хочет, чтобы мы пьяные о чем-то думали? Мы так не можем!»

А профессор, немного волнуясь, начал:

- Итак, сейчас разберём вот эту тему, он указал пальцем на какой-то раздел в книге. - Вы должны будете сегодня знать это на «пять». И даже чуть лучше! - твердо сказал он.
- Скажите, - робко заговорил самый смелый, - зачем мы вино-то пили? Разве можно учить выпимши? Две несовместимые вещи... - начал он жаловаться, поворачиваясь к друзьям, геройски улыбаясь, но профессор как-то строго заявил:
- За весь семестр ваши мозги практически не напрягались! Извольте сейчас восполнить этот пробел! - и уже мягче добавил, даже шутя, даже успокаивая, - у вас в голове сейчас что-то включится. Оно заставит вас усиленно обдумывать поставленную мной для вас задачу... Сами же знаете, - он улыбнулся, - когда пьяным где-нибудь заблудишься или в такую экстренную ситуацию попадёшь!.. - он поднял указательный палец вверх, придавая сказанному серьёзный окрас, - ... что тогда соображать в несколько раз быстрее приходится, чтоб на утро, да и на всю жизнь жалеть не пришлось... Когда есть два выхода, и один из них – протрезветь мгновенно и постараться не вляпаться, куда не надо! Понятно?
- Понятненько... - еле слышно произнёс один из студентов и осторожно поглядел на стоявших рядом, - ну что, попробуем?

И они начали, полупьяные, немного удивлённые, вчитываться, понимать что-то.

Пришлось им перечитывать теорию на несколько раз. И очень скоро они почувствовали уверенность в своих только что полученных знаниях. Рассказав профессору то, что уяснили, они облегчённо вздохнули.

- Хорошо! - улыбаясь, сказал он, - допивайте вино!

Они радостные (а как же – угодили профессору!) допили вино в бутылке и поблагодарили, встали, было, уходить, но как бы изумлённый профессор, покачав головой, напомнив, что нужно знать на “пять”, заставил подготовить ещё один материал, приговаривая, что всё-таки придется поработать по-стахановски. И опять они пыхтели, понимали, даже обсуждали чего-то сами с собой, но выполняли странноватые с их точки зрения просьбы Анатолия Алексеевича. А он вовсе не был тираном: что-то подсказывал, исправлял ошибки, даже шутил.

Вот, как и было сказано выше, совершенно сумасшедший, необычный урок принёс плоды, через два часа трое студентов, пьяненькие от вина, но трезвые от науки, учитывая все подробности, промямлили ему, наконец, всё, о чём узнали. И теперь, выслушав их, он сказал:

- Хорошо! Даже отлично!

Ребята в очередной раз вздохнули, но уходить без «разрешения» не стали. И были правы. Профессор откупорил оставшееся вино, налил студентам и себе. Выпили, повеселели, разговорились. Но профессор всё не унимался, и напоследок предложил обсудить ещё одну проблему. Ребята, уже красные от вина и знаний, чуть не заплакали – опять что-то понимать! Но Анатолий Алексеевич решил идти до конца, чтоб впихнуть знания не только в трезвые и пьяные головы, но ещё и когда похмелье берёт власть над разумом.

И испытание, действительно, было самым тяжёлым. Действие лёгкого вина быстро прошло, пока они болтали о пустяках, и немного хотелось пить воды и спать. «Не хватает! - меж собой перешептывались трое. - Ещё бы одну бутылочку, или в кабак! Такой разгул...»

Но испытание прошло успешно. Они, во хмелю, расслабленные, немного разбитые, собрались силами и как на духу ответили на поставленный вопрос: «Как вы понимаете выражение «мощности континуум»?»

- Смысл выражения «мощности континуум» таков... - студенты начали отвечать все вместе, дополняя друг друга.
- А в жизни? Для обычных людей?

Ответить на этот вопрос смог только один студент, но его ответ Анатолию Алексеевичу понравился и он, убедившись, что другие двое равнодушно с ним согласны, одобрительно покачал головой и в «зачётках» размашисто вписал свою фамилию. И лишь теперь ребята, как никогда, наслаждались полученным зачётом, как-то по-особенному, ценя свои умственные усилия и результаты. И вышли они на улицу с облегчением в голове, уже не заставляя её думать, но нагруженную полученными знаниями, действительно пережитыми, сознательно, понимая каждый знак, каждое слово. Вот.

А в заключение рассказа можно добавить фразу, которую Анатолий Алексеевич сказал им, провожая за дверь: «Вот теперь знания глубоко у вас в мозгах... и в крови». Последние слова он произнёс тихо, но студенты её услышали и ему улыбнулись, он им тоже.

Вот на том и закончилась одна из историй об этом человеке. Но не будем забывать, что нам интересно знать, как же в психиатрической лечебнице оказались четверо его коллег и подчинённых. Однако повествование об этом будет чуть позже.

***

- Странно, - подумал Юми, - почему это вам можно, а другим – нельзя? Расскажите, из-за чего вы здесь!

Все четверо молчали, пока не вошли в палату. Больше всего, казалось, беспокоилась Ирина. Она смотрела то на одного, то на другого, и нервно мяла рукав кофточки. Первым заговорил Роман Ильич:

- Вы понимаете, Юми, рассказать об этом можно, но, конечно же, не здесь. Понимаете?

Юми стоял в двери их палаты и смотрел, как остальные копошатся в своих вещах, выбирая чего-нибудь потеплее.

- Понимаю... - ответил он. - Для меня не найдется чего-нибудь?
- Да-да, конечно. - Роман Ильич быстро нашёл курточку для себя и кофту с очень длинными рукавами для Юми, - ну что, коллеги, вперёд?

Он улыбнулся, убедившись, что все уже готовы к вечерней прогулке. Даже Ирина была уже в мужской теплой куртке, поверх кофты.

По дороге они молчали, смотря вперёд и иногда в тёмные стёкла. В коридоре лампы горели ярко и, любопытно смотря в них, Юми жмурился. Встречающиеся пациенты смотрели на одетых людей, идущих гулять, как-то завистливо, поэтому Юми было и приятно выйти за стены этого здания, и немножко неловко, оттого, что попал в окружение, в каком-то смысле, важных персон. И ему было непонятно, почему свобода этих учёных не была ограничена, в отличие от других, и почему этим четверым предоставили палату, максимально уютную, разрешив пользоваться своими вещами.

“Ирина – молодец! - думалось Юми. - Хорошо, что подружилась с этими людьми: Наверное, очень интересно будет общаться, раз они такие особенные – учёные. Я думаю, что с ними случилась... ну, невероятнейшая история! Сюда просто так не попадают!”

Его мысли на мгновение прервались, когда он вступил на крыльцо. Перед ним сиял вечер, его окатила волна свежего воздуха.

- Здорово! - еле слышно произнёс он, уже ни о чём не думая.

Он осмотрел дворик. Деревья, кусты, цветочные клумбы, чуть дальше – ограда, перед ним красовались деревянные лавочки, у которых уже маячила Ирина.

- Скорее! Ну! - она звала всех, подпрыгивая от радости.
- Идём, идем, - почти все сразу ответили отстающие.

И вот они уже подошли к лавочкам и уже собирались присесть на их прохладную облезшую поверхность, как Ирина громко, почти криком, глядя куда-то вверх, воскликнула:

- О! Белые мухи!

Все моментально закинули головы кверху, замерев от увиденного. Наступила приятная тишина, на лицах появилась улыбка. А Ирина начала вдруг кружиться, раскинув руки в стороны. Однако на её сумасшедшее понимание снегопада, первого в этом году, на её танец, никто не обратил внимания. Всё внимание – к самим снежинкам!

- Множество точек, - глядя вверх, произнёс Алёшка, - красивых точек.
- Снежинки, - добавила Ирина и первая села на лавку.
- Аттракторы… - вспомнил Юрий Александрович.
- А что такое «аттракторы»? - продолжая с открытым ртом глядеть вверх, спросил Юми.
- Аттрактор, - вмешался Александр Григорьевич, - это, если по-простому, притягивающее множество меры ноль.
- Притягивающее наши взгляды! - мечтательно произнесла Ирина и рукой за куртку стянула Алёшку на скамейку. - Так можно сказать и о людях! Правда?
- Да, Ирина, в каком-то смысле. - Алёшка сжал её руку, а она посмотрела на него.

Юрий Александрович, как бы вспоминая, продолжал мысль:

- В общем-то, люди не всегда притягивают взгляды. Иногда они наоборот – противны!
- А как называются такие люди? Если притягивающие взгляды - аттракторы, то противные...
- Тракторы, - пошутил Александр Григорьевич, и все закатились смехом. - Давайте прекратим хоть на время нашу терминологию. Смотрите, какой вечер, звёзды, облака, галактики...
- Ага, новые, сверхновые! - сквозь смех сказал Юрий Александрович. - ...Ещё и белые карлики... Сам же предложил по-умному не выражаться!

И ещё с минуту они все хохотали, даже те двое – он и она, которые почти ничего не знали, и не понимали. И вряд ли они понимали, зачем нужны некоторые «учёные вещи», произнесённые только что, но ни о чём не спрашивали. Для понимания непонятного достаточно знать выражение: «Чтоб слово стало понятным, нужно просто представить его».

Первой прекратила смеяться Ирина. Она отпустила руку Алёшки, встала, провела ей по спинке скамейки, отбежала в сторону на два метра, торопясь, помогла второй рукой сжать в комок только что выпавший снег, и метнула его в сторону сидящих.

- Ага, получай!

Все разом встали со своих мест и начали бросать друг в друга снежки. Снега ещё было мало, он был мокрый, но даже грязь в нем не мешала радоваться и наслаждаться чудесным вечером.

Накидавшись вдоволь, всё как один потирали руки, а затем прятали их в карманы и рукава, отогревая их там.

- Ах, красотища! - воскликнул Роман Ильич и присел на край скамейки, глубоко дыша.
- Угу, - промычали остальные, и скамья через семь секунд была занята.

Все молчали, и каждый думал о своём.

«И какие же они сумасшедшие? Нормальные ведь люди! Учёные, но на вещи смотрят просто! Нет, всё-таки надо спросить, как они сюда попали...»

- А всё-таки, - начал Юми, - почему вы здесь?

На лавочке зашевелились, но ответили ему не сразу.

- Наверное, вы правы... - начал Роман Ильич, - от вас этого скрывать не стоит. Но это нам стоило того, что мы здесь, и поэтому нам не хочется осложнений. Понимаете?
- Да, конечно. Расскажите. Я буду держать это в тайне.
- В тайне – не надо! - сказал Юрий Александрович, - об этом уже все знают, и почему-то боятся этого... Держите пока это у себя в голове, до поры до времени – пригодится.
- Да, - поддержал Александр Григорьевич, - в этом месте о таком говорить не следует. Здесь итак сумасшествия хватает, - он улыбнулся, - просто не говорите никому подробностей, о которых узнаете. Не говорите в этом заведении...
- Подробности как новая информация, заставляют человека пересмотреть старое, - добавил спокойным тоном Алексей Валерьевич, - большинству здесь тяжело будет вспомнить старое.
  - На самом деле, в сумасшедшем доме, - включилась грустно в разговор Ирина, - людям «до лампочки Ильича» их старое... У них здесь ничего не меняется!

Все прониклись её печальным голосом. А она закончила так, заинтриговав Юми:

- Я понимаю, что у нормальных людей всё меняется. Но всё-таки, разве можно менять веру?
- Мы тебя понимаем, Ирина, - мягко сказал Роман Ильич, - но мы – учёные, исследователи. Это многое объясняет. А потому позволь рассказать молодому человеку о нашем появлении здесь.

***

Ох, не зря Ирина говорила про веру! Потому что она знала историю появления этих четырёх учёных в стенах психбольницы. Но не стоит больше откладывать рассказ обо всём этом. Сколько можно?!

Итак. Всё началось не сразу. Как всегда были предпосылки. Поэтому любое начало можно расценивать как продолжение чего-то, что было “до”.

Можно упомянуть о том, что в начале (ещё раз стоит напомнить, что и это начало, так или иначе, появилось благодаря другому началу, которое было продолжением ещё более раннего начала, и т.д. и т.п.) люди просто научились коноплять... ой, извините… накоплять знания об окружающем мире, обрабатывать их, думать о познанном, а главное – думать о непознанном. Тогда начали выстраиваться гипотезы, одна за другой, начали появляться теории. Потом одни теории заменялись другим, опровергались, дополнялись. И в итоге у научного мира сформировалась общая база понятий о мире, о его законах.

Но разве человек может остановиться на достигнутом? Разве может пропасть интерес, например, к хлебу?..

...Ёщё кто-то, кто-то, кварки, элементарные частицы, атомы... молекулы... зерно, колосья, сам хлеб... куски хлеба, чтобы из них делать правильно бутерброды... то, во что хлеб превращается, как, почему, и какие изменения продукт внёс в пищеварительную систему... процессы распада, и опять: молекулы, атомы, элементарные частицы, кварки... кто-то... ещё кто-то...

И всё это – живой человеческий интерес!

Но ведь это только хлеб! А на свете есть столько всего! И даже того, чего нет... Ну, то есть, для кого-то нет... А интерес он всегда помогает докопаться до вещей очень даже не очевидных. Спрошу, грязный воздух очевиден? “Нет, конечно!” - ответите вы. Но ведь он есть! Со всеми своими примесями...

***

- Факт! - громогласно воскликнул Анатолий Алексеевич, завкафедры теоретической физики, профессор, в общем уже упоминавшийся человек.
- Не факт, что факт! - возразил ему коллега напротив, немного привставая.

В лекционной аудитории находилось около десяти заинтересованных личностей, и каждая из них внимательно слушала стоящего у доски Анатолия Алексеевича, который делал доклад вместе с пятью коллегами, четверо из которых нам уже знакомы. Странно, но, казалось, они все выступают впервые, немного смущаясь перед аудиторией. Конечно, у них большой опыт доказывать, спорить, приводить примеры, однако сейчас это не было рядовым выступлением на очередной научной конференции. Это была закрытая встреча, вечером, в узком кругу людей. Да и обсуждалось там не то, что можно рассказывать огромной публике.

- Вот же аргументы, расчёты, графики, - Анатолий Алексеевич сунул под нос недоверчивому коллеге кипу бумаг, и сел за первую парту.
- Чертовщина какая-то! - сказал тот, посмотрел и передал следующему, встал и, хлопнув дверью, вышел из аудитории вон.

Чтобы успокоить оппонента, за дверь вышел Александр Иванович – старый сотрудник кафедры теоретической физики, докладчик на этой «лекции» (пятый коллега Анатолия Алексеевича), волей судьбы не попавший в психбольницу. Он вышел из аудитории, но от человека, вышедшего перед ним, уже и след простыл. Тогда Александр Иванович пошёл его искать. Когда зашел в деканат, дезертир уже клал трубку. Александр Иванович попытался что-то объяснить ему, но тот выбежал из кабинета. Пришлось следовать за ним. Спустившись на первый этаж, потеряв из вида сбежавшего коллегу, Александр Иванович подошел к вахте. Там сообщили о побеге из здания. Выходить на улицу он не стал. Подумал, и медленно вернулся на третий этаж, где была дискуссия.

А Анатолий Алексеевич, поворачиваясь к оставшимся оппонентам, защищался:

- Вы посмотрите на расчёты. Поймите, что мы с вами почти все законы природы уже открыли и занимаемся лишь мелкими корректировками теорий, подправляем их, иначе формулируем, уточняем данные. Но это можно делать до бесконечности! - Анатолий Алексеевич встал, прошёл вдоль аудитории и сел на последнюю парту - с “Камчатки” можно видеть всех - призывая своих четырёх сотрудников к действию.

- Да, коллеги, - вступил Роман Ильич, стоящий у доски, - Анатолий Алексеевич хочет сказать, что вся наша наука представляет собой фрактал. Некие итерации...
- Что вы имеете в виду? - перебив его, закричал с третьей парты профессор экспериментальной физики.
- Какой же вам пример привести?.. - начал думать Роман Ильич. - Например, вот: возьмём наше государство. Оно имеет такие... - он начал рисовать на доске, держа вторую руку в кулаке за спиной, - ...органы власти. Берём одну. Там есть такая структура, и в каждой из них... - он дописал чуть ниже и об этом, - то есть, ещё есть и отдел на каждый вид деятельности. А в отделе есть... - мел отстукивал всё новые слова. - И вот, как вы знаете, каждый работник вносит свой вклад в государство, вернее в помощь государству, в управление им. Но ведь на отдельном служащем вовсе не стоит останавливаться... У него есть ещё «ветви». Это, например, - рисует рожицы, - семья, сама работа, какие-то личные дела, и в каждом из них есть своя иерархия действий, которая, так или иначе, отражается опять-таки на государстве. Понимаете?.. Пусть будет семья. В конце концов, можно рассматривать каждого члена семьи, который влияет на настроение главы семьи – непосредственного работника государства. Может, может влиять!.. А этот член семьи? У него ведь тоже есть свои дела, заботы, игрушки, требования, свои мысли. И вот у каждой такой штукенции, я имею в виду мотивы человека, есть своё назначение и применение и, конечно же, структура. И так далее и тому подобное, можно так любую структуру на примере государства разложить по полочкам... Я хочу сказать, что, кажется, даже мысль ребёнка может укрепить, либо нарушить некоторые устои государства через испорченное им настроение его родителей, рано или поздно... Но всё-таки, господа, это изменение будет мизерным, почти незаметным, и не несёт особый вклад в развитие государства, по крайней мере, быстро... Так и в науке: любые новые подробности, чуть-чуть изменённые данные, не изменят скоро, как вы понимаете, физическую картину мира!
- Да согласитесь вы, наконец, коллеги, - подхватил Юрий Александрович, поспешно вышедший вперёд "на амбразуру", - то, что проводятся новые исследования, укрепляются теории, методы, улучшается само образование – это хорошо! Занимайтесь на здоровье! Просто мы, - он указал на стоявших у доски своих коллег, - на основе, вот именно, на основе физических явлений, хорошо известных вам, построили свою теорию. Теорию не физических, а метафизических явлений... Поймите, нам всем нужно двигаться дальше!
- Вы только посмотрите, как красива эта теория, - вступил в поддержку Александр Григорьевич, - это же так же изящно, как квантовая теория поля! Ну, вспомните!
- Конечно! - Алексей Валерьевич, самый младший из выступающих, решил поставить точку над всеми головами присутствующих, которые задавали вполне адекватные этой ситуации вопросы. - «Теория сотворения Бога» должна существовать уже потому, что, во-первых, она доказана на бумаге, а во-вторых, она нужна людям. Это примирит всех верующих.

Слушатели забеспокоились.

- Надо будет опять кому-то веру менять? - ехидно спросил доктор наук с кафедры общей физики.

Алексей Валерьевич продолжал:

- Но ведь когда-то человечеству дали понять, что гром и молния – это просто явления природы, а не гнев божий. Ведь поменяли же тогда своё мировоззрение. Так вот пусть и сейчас поймут, что, во-первых, Бог – один, а во-вторых, его существование не на сто процентов связано с такими мелочами, как молнии. Он является причиной, а не следствием. Он источник, а всё происходящее – дело рук природы... да и человека!..

- Бог – это время! - подумал Юми, когда рассказ закончился тем, что...

...Двери аудитории отворились, и в неё вошли люди в белых халатах, а за ними – тот оппонент, который в ярости покинул «лекцию», указывая теперь санитарам, кого «брать». А они ни слова, не говоря, насильно, набросились на стоявших у доски четверых учёных, надели на них смирительные рубашки и вывели в коридор. Эти четверо связанных почти не сопротивлялись, лишь изредка выкрикивая: «За что? За что?». Но на их вопросы никто не отвечал, и они, принуждённо, шагали по полутёмным коридорам и уже вымытым ступенькам. Интересное слово “вЫмЫтЫм”...

Нужно ли говорить, что творилось в аудитории? Люди, встревоженные появлением «белых халатов», кричали, спорили, выбегали из аудитории, а кто-то просто сидел и трясся от пережитого, вытирая капли пота со лба. Несколько человек даже пытались закурить в аудитории, но некурящие сразу пресекли эту попытку. В общем, была околонаучная паника...

И даже Анатолий Алексеевич, которого могла постигнуть та же участь, нервно соображал, что делать. В первый момент после облавы, он сидел на последней парте, погружённый в себя, а затем встал и быстро подошёл через коридор к тёмному окну, упёрся в подоконник и жалостливо стал всматриваться через стекло на своих коллег, которых уже сажали в машину. Он проводил их взглядом, вздохнул, и обречённо присел на подоконник, спиной к стеклянной темноте.

Перед ним то и дело мелькали, возбуждённые от этого вечера, доктора и кандидаты наук, шокированные вначале выступлением, а после – захватом выступающих. Но стоило ему прислушаться к их разговорам, как сразу донеслось: «А мне кажется, что им в психбольнице выправят мозги! Доктор Причинов постарается! Знает он своё дело! Видите, стоило только позвонить!..»

И стало ясно, что Анатолий Алексеевич должен сейчас делать. Он достал из кармана пиджака телефон и позвонил Фёдору Михайловичу. Рассказав ему почти всё, он попросил помощи. И тот, как мы уже знаем, сделал всё, что было в его силах.

В это время после неудачной погони к нему подошёл Александр Иванович, не успевший зайти в аудиторию, и они начали о чём-то нервно говорить.

Конечно же, высвободить своих подопечных из психбольницы просто так Анатолий Алексеевич не мог. Во-первых, позвонили, пожаловались, констатировали факт их безумства. Началась работа для санитаров! «Уже началась!» - думал он. - «Ещё бы! Ведь теория-то... о Боге!». Впрочем, те четверо и не скрывали от персонала, который сейчас их обследовал, цели и содержания своего выступления, охотно рассказывая, и даже как-то возбуждённо, обо всём этом... А во-вторых, было необходимо переждать, пока угаснут страсти, которые могли в дальнейшем повлечь за собой фантастические слухи и немыслимые скандалы во всенаучном мире. А уж этого не надо было ни тем, ни другим. Ну а в-третьих, как и предполагал Анатолий Алексеевич, его самого в ближайшие дни пытались завлечь в лечебницу, так сказать, чтобы обследоваться, но он редко появлялся у себя на кафедре и игнорировал какие-либо подобные предложения. И никто в те дни, кроме Фёдора Михайловича Причинова, главного врача, не был так дружелюбен и честен с ним.


«Разговоры о важном и не очень»


Примерно всё так и было на самом деле. И теперь Юми знал, как попали в психиатрическую лечебницу четверо “обезумевших” учёных.

Рассказ обо всём этом натолкнул его на новые мысли.

А действительно, можно ли с помощью физики и математики изучить всё на свете? А можно ли вообще что-то понять на сто процентов? И нужно ли это?

Задавая многочисленные вопросы себе и "психо-ученым", Юми вникал разъяснения и обдумывал всё до мелочей. Кроме того, "умная четверка" помогала ему разобраться во многих личных сомнениях. Ему давали тетради (доктор разрешил учёным кое-что хранить), исписанные формулами, и книги, которые Юми просматривал как чужой фотоальбом, замечая лишь самые “яркие” вещи, понятные ему. И, конечно же, после просмотра очередной темы, шли обсуждения и разговоры, которых достоин любой читатель. Даже ты!

Раз уж состоялось прочтение до этих слов, значит, твоё мировоззрение чуточку да изменилось. Ведь, читая эти странички, ты тратил время, но получал знание, и что-то авторское прилипло к твоему мировоззрению! Было лишь сложно начать... Вспомни, кем ты был, когда только начал читать первые здесь слова, и что в тебе изменилось...

Просто нужно уметь оперировать новыми знаниями. Хотя и, я знаю, написаны они, как кажется, коряво и даже немного по-дурацки!

И Юми понимал это. Понимал, что чем больше узнаёшь, тем большим из этого можно пользоваться. Он всегда радовался, когда хотя бы на восемьдесят процентов понимал, о чём идёт речь в беседах. Бывало, конечно, иначе. А иногда он сам спрашивал о вещах мало кому заметных. Например, он спросил так, когда речь шла об истории:

- А почему тогда мы говорим: «событие двадцатого века», хотя год идёт тысяча девятьсот какой-то, а с датой – наоборот? Говорим, например, пятнадцатого числа, и имеем в виду день, в котором находимся?.. В одном случае совпадает, а в другом нет!

И ведь не сразу отвечали на его вопросы, понимая, что и для самих этот вопрос интересен и необычен. Но, скажу, эти интересы и забавы у каждого рано или поздно заканчиваются, и появляются более серьёзные вещи.

Например, любовь!

Нет, Юми не был влюблён. Он лишь мечтал об этом, а точнее, в этом была внутренняя потребность... Но он больше переживал за любовь со стороны.

Ирина и Алексей полюбили друг друга, и это заставляло радоваться всех. И всё было здорово, но только как всегда, к чьему-то сердцу подкрадываются сомнения, и все вдруг начинает рушиться. Юми должен был это остановить. Хотя опыт подсказывает, что вмешиваться в чужие отношения...

- Вот только попробуйте расстаться! - пригрозил однажды он. Но сразу же смягчился, вернее, пошёл от противного: - Хотя попробуйте...
- Почему? - удивлённо спросила Ирина, не понимая, к чему сказаны последние слова.

Юми придумал такой ответ:

- Да потому, что лишь в разлуке поймёте вы, что разлучиться вам не удастся, - с надеждой и твёрдостью в голосе сказал он, - попробуйте и поймёте, как сильна ваша любовь!

Ирина задумалась.

Он же улыбнулся, взглянул ей в глаза и тихо, ласково произнёс: «Большое видится на расстоянии! Попробуйте удалиться... на малость»

Ирина долго смотрела на него, как будто чего-то высматривая. На самом же деле она вспоминала...

Она вдруг вспомнила, как ей, когда-то в Москве один бродяга подарил цветы. Он следил за ней с момента, когда заметил её, красивую, на базаре.

Она ходила, гуляла, не замечая никого. Этот бродяга, очарованный ею, где-то добыл цветы: три алые розы, и с полчаса шёл за ней по пятам. Оглядываясь по сторонам, она заметила, что один и тот же парень, неопрятно одетый, постоянно находился рядом. И когда она смотрела на него, он пристально, без страха, смотрел в ответ. И вот она остановила незнакомца и грубо попросила больше не следовать за ней. Бродяга выслушал её и всё равно протянул розы, объяснив, что пошёл вслед за красотой. Она смягчилась, но напомнила, что видит перед собой всё-таки бродягу, в лохмотьях, грязноватого и небритого. Улыбнувшись горестно в ответ, бродяга почти насильно вложил ей в руки цветы и пошёл прочь, сказав на прощанье: «Тело можно отмыть, а душу – нет!». Но хоть руки и прикоснулись к розам, глаза все же не хотели видеть грязь на лице пусть даже симпатичного бродяги. Она приняла цветы, но не приняла дарившего их, так и не увидев его больше никогда. Лишь посмотрела ему вслед, о чём-то подумала и пошла своей дорогой, дрожащими руками обнимая подарок. А этот бродяга скоро, не понятно от чего, умер.

После Ирина, переживая, много думала об этой встрече, и тогда жизнь немного изменилась.

Ирина старалась не плакать. Тяжело было вспомнить такое прошлое. И теперь она взрослая, наполненная опытом, спросила с укором:

- Может, мы говорим о разных вещах. Что для тебя любовь?
- Ясно, что любовь – чувство. А чувствовать – значит верить сердцу... Вот и всё!.. То есть этого всего достаточно, чтобы понять смысл... У нас есть все, что нужно! Чтобы любить!..
- И всё? - усмехнулась она. - Вот видишь, ты за несколько секунд определил то, что для многих вообще непонятно, оно годами живёт в сердце и ждёт, пока человек не поймет-таки, что это и есть Она! Ты вложил в это понятие несколько слов, а об этом говорить можно вечно... Я ценю заботу, но... ты ведь не знаешь всего. Человек всегда говорит о том, что испытал сам... Ты назвал то, что происходит со мной и Алёшкой «любовью»… А так ли это?.. «Любовь – это чувство», - процитировала она его слова, - я считаю, что это понятие вообще не стоит заключать в какие-либо рамки.
- Извини, Ирина. Просто грустно смотреть, когда у вас не ладится, - виновато сказал Юми.

Ирина положила руку на его плечо:

- Всё в порядке. Я тебя понимаю, - она вздохнула и очень добродушно спросила: - А ты действительно думаешь, что у нас любовь? Как определил? Я ведь и сама не знаю – запуталась.

Она опустила голову. Он принялся доказывать:

- Ведь это лежит опять-таки из понимания любви. Это чувство проявляется почти всегда одинаково... - он повысил голос: - Ну, почему все ходят вокруг да около, а сути не видят? Она на поверхности. Её нужно просто увидеть. На неё нужно просто посмотреть трезвыми глазами... Взять слово и понять, что оно значит, - он сделал паузу – перехватило дыханье! – и продолжил: - Для этого достаточно вчитаться... «лю-бо-вь»!

Он замолчал. Ирина тоже молчала и думала.

- Спасибо, Юми! Я кое-что поняла. И теперь всё будет по-другому. Пойдём, прогуляемся.

И действительно, после этого разговора их отношения с Алексеем стали, как казалось со стороны, прочнее.

А когда Юми и Ирина оставались одни... (Алексей, повинуясь выработанному в университете режиму, засыпал рано)... они почти каждый вечер, часов с одиннадцати, уже болтали где-нибудь в комнате или в полутёмном уголке коридора на скамейке на любые темы, не затрагивая тему любви, обсуждали всех, думали обо всём, делились мечтами.

Можно, конечно, рассказать о самых интересных для читателей разговорах и о тех, которые, так или иначе, повлияют на судьбы наших персонажей, но...

Стоит ли рассказывать о том, что будет?

Впрочем, это не сложно, поэтому сейчас тем самым и займемся.

Как-то они сидели в парке на холодной скамье и начали обсуждать жизнь – обычное дело! Причём начали с простого вопроса Ирины: «Как ты думаешь, почему за этим забором, ещё можно жить?», а закончили «выступлением» Юми:

- Думаю, - начал он своё «выступление» перед публикой из одного человека, - есть единицы, на которых держится мир. Повторяю, единицы! А сотням миллионов всё по боку, - он злорадно усмехнулся: - Они ведь думают: “А вдруг конец света?! Не лучше ли успеть перед этим максимально исчерпать желания? А потом можно будет смело уйти”. А куда? Зачем?.. И ведь для многих это намного удобнее, чем просто так, от души, сочувствуя, подать первому встречному то, что ему необходимо, то, что ему не мешает! - он вздохнул и посильнее закутался в пальто.
- Продолжай, - негромко сказала Ирина.
- А с чего начинается жизнь? С глотка воздуха! - он вдруг встал на скамейку и громко закричал: - Так дышите, люди Земли, небесами и атмосферой, какая есть, ибо чистого воздуха в ней почти нет!

Ирина засмеялась. Он с улыбкой посмотрел на неё, опустился снова на скамейку, оглядел снежный парк, и опять нормальным голосом, негромко продолжил:

- Нечего скрывать, что мы изначально рождаемся в грязном мире, маленькими и ничтожными. И, конечно же, в оправданье можно сказать: “Ну не я ведь всё это сделал. До меня это было!”. А я скажу: правильно – было! Но теперь есть ты, и оно есть, и тебе с ним дальше жить! Или не жить! Опа! Ну как тебе такой расклад?

Ирина хохотала над поведением Юми и не могла произнести и слова, а тот продолжал:

- Молчать будем? - он по-сумасшедшему вошёл в роль какого-то допросчика и сценично корчил рожи. - А может, уравновесить всё вокруг? - вдруг спросил он серьёзно. - Ну, то есть, раз свалки и отходы уже не уничтожить, значит, будем засорять мозги! Ведь так происходит? Да! А что? - ехидничал он. - Хоть какая-то гармония с внешним миром. Правильно? - он опять встал на скамейку. - Нет! Не стоит сдаваться!

И прыгнул плашмя в снег так, что его почти скрыло. Ирина со смехом прыгнула к нему и начала стряхивать с его лица и одежды снег, а он:

- Не надо. Я сам. Каждый человек должен сам стряхивать свой снег с головы... Оставь, я ведь сам прыгнул.

Они встали и, весёлые, пошли внутрь греться. Ирина смеялась над Юми, а тот был рад, что смог вдруг подурачиться. К тому же, как он заметил, стоя на скамейке и выкрикивая громкие слова, он действительно был безумен. «Окружение ненормальных окружило, и я теперь не в норме! - шёл и думал он, - эти сумасшедшие точно влияют. Не слететь бы с катушек!»

Но вот уже тепло, вот яркий свет.
Ирина хочет Юми дать совет:

- Юми иди выпей чаю, и продолжим наш разговор.
- Хорошо, пойду, скину с себя это пальтишко.

Они встретились у скамейки в конце коридора. Ирина ждала его уже семь минут, и за это время успела о многом подумать. Она даже была готова спорить.

- Продолжим?
- Продолжим, - согласился Юми и развалился на спинку скамейки.

Ирина успокаивающим голосом начала:

- Слушай, а может, чтобы всё было хорошо, нужно уметь вслушиваться в то, что вокруг?
- Может. А кто готов это делать? Опять же – единицы. А ты входишь именно в это «общество единиц»? Жаль, если нет! Хотя и в этом обществе редкая единица не соблазняется более общим!
- Почему жаль? - провокационно, улыбаясь, спросила Ирина.
- Да потому что единицы решают всё. Если вас много, то вы толпа... И не важно, организованная или нет... а толпа по определению неуправляема – стадо!
- Я не согласна, что я в таком положении, я не с ними, не в толпе.
- Частично с ними. И я тоже.
- Почему?
- Оглянись же по сторонам, кругом ведь источники массовой информации. Понимаешь – массовой! Мы ей все пользуемся. Я, ты. Увы! А теперь представь себе массу чего-нибудь... - он улыбнулся, - пусть даже чего-нибудь коричневого...

Ирина подумала о другом.

- Ну, масса удовольствий, - привела свой пример она.
- Вот видишь, я уверен, что у тебя в голове сразу появились не отдельные виды и образы этих удовольствий, а каша, смесь – масса. И тебе ничего не понятно там. Ты знаешь, что это лишь удовольствия, и всё. А какие они, от чего возникают?
- Ну, правильно, я ведь их не помню по отдельности. Да ты и сам просил представить массу... Их множество, вот я и представила массу удовольствий и всякие там радости.
- Но ведь они все разные, согласна?
- Ну, да, конечно.
- Вот и мы все разные. А из нас что делают? Какую-то однородность, где каждый – не важен, а важно лишь множество нас, количество, качеством которого они и управляют. Это как на войне: никто не заметит потери бойца, если вокруг – тысячи!
- Да, ты правильно говоришь. Я ведь тоже этих “массовиков” не очень... Наверное, не зря так получилось, что меня здесь называют “Ириной из газет”...

Он вспомнил, что так и не знает об этом...

- Расскажи.
- Ну не знаю... Это не относится к теме нашего разговора.
- Ну, пожалуйста.
- Ладно. Начну с того, что попала я сюда не в лучшем настроении.
- А откуда? - задал смешной вопрос Юми, и сам улыбнулся.
- Не скажу. Не хочу, не спрашивай... Ну вот, значит, привели меня к доктору Причинову, чего-то спрашивали, чего-то говорили. А я ведь наполовину тогда сумасшедшей была. Ну, то есть расстроенная, нервная, эмоциональная. Но соображать могла. А они мне, понимаю всей душой, на полную катушку влепить хотят. Стопроцентное лечение – и точка! Я и вскипела тогда. Накричала на всех, ударила стоящего у двери санитара, и выбежала из кабинета, забежала в какую-то другую комнату, закрылась там. Было темновато, но что в ней находилось, разглядеть я смогла. По коридору уже бегали – искали меня. И тогда я вдруг поняла, что убежать прямо сейчас мне не суждено. Но я не отчаялась, а наоборот. Я огляделась: шкаф, окно, какие-то инструменты. Увидав на тумбочке стопку газет, я решила идти до конца: “Хотите, чтоб я была стопроцентной дурочкой? Получайте!”. Я мигом сбросила с себя всю одежду, швырнула её на пол... Кто-то сильно ударил в дверь, я обернулась и замерла. Ударов больше не было, только еле слышная брань. Стало тихо. Тогда я, не медля, взяла пару газет и принялась скручивать их в одну длинную. Как-то я их обвязала вокруг пояса, навешала другие, потом на них сверху ещё... Я рвала и скручивала бумагу. Даже смастерила бумажные повязки на ноги. В общем, с ног до головы была в газетах. Вот так я и вышла к ним. Прошлась по коридору перед ошарашенной публикой больных и врачей. Меня, понятно, схватили, но не сразу. Даже врачи глазели на меня, когда я начала срывать газетные листы. Но появился, запыхавшийся от беготни, доктор Причинов...
- Ого, - изумился Юми, - вот это история! И больные стали тебя так называть?
- Не все, конечно. Только те, которых потрясло такое знакомство со мной... Слушай, давай, не про меня, мы ведь не договорили. На чём закончили?
- Сейчас... Я сказал, что из нас делают послушную толпу, а каждый по отдельности им не важен. Согласна?
- Получается так, а что делать?
- Вопрос из интересных. Да выделиться из этой толпы надо, но не яркой рубахой, а светлой головой. Например, так, как ты сделала – явила своё спасение, пусть даже как протест, в газетах.
- Светлой головой, говоришь? - задумалась Ирина.
- Конечно. Разве не заметно, что вокруг грязь, мусор, чёрствость, и редко, кто оттуда выползает – многим даже в дерьме жить не в тягость. Потому что легче сказать: «родились здесь, и будем поддерживать русские традиции: пить русскую водку, по-русски материться». Да любой школьник, изучив органическую биологию, скажет, что дерьмо не всегда было тем, чем является, а просто что-то превратилось в него. И это что-то мы... мы сами убили и убиваем. Что делать? Оглянуться!
- Имеешь в виду историю? По-моему, всегда убивали.
- Конечно же, убивали... Но не дети ведь! Были захваты земель, нападения на селения, чтобы больше территории было во владении, чтобы племя вольно ходило и не боялось нападения чужих. И редко для того, чтобы убивать и наслаждаться убийством. Почему, чтобы наслаждаться, некоторым очень часто приходится кого-то или что-то убивать?
- Есть ведь разные наслаждения, - вспомнила Ирина.
- Есть. Я говорю про те, которым нет разумного объяснения.
- И что, ничего не остаётся? Какая-то у тебя получается безысходность.
- Да нет же. Надо начать понимать, что тебя окружает и кто ты сам, выделиться из толпы. Помнишь про газеты?.. Нужно попытаться жить по совести.
- Забавно, - она опустила голову, - а если уже поздно?
- Поздно жить? Ха, ты уже живёшь! Это – основание! Так открой глаза, уши, освободи связки и пользуйся ими, как подобает! Любоваться и петь об этом, познавать, вслушиваться, принимать информацию и пищу, решения...
- Но кругом ведь всё пестрит, какие-то грохоты, шумы, пошлости, да и пища-то становится искусственной. И не получается никак по-твоему, невозможно...
- Что невозможно? - перебил её Юми, - отключить телевизор, радио, не обращать внимания на «принуждённые» оскорбления – это ведь только слова!.. Читать учебники, которые, по определению, учат, выбирать себе еду по вкусу, самому не говорить и не думать о гадостях, общедоступной пошлости и личной выгоде. Потому что первый источник грязной информации – это ты сам! Разве сложно оказаться вдали от городского шума, у моря, на траве или камнях, слушать ветер? Разве это невозможно?
- Ну, если захотеть или постараться. Знать бы ещё, что полезно, что нужно...
- Но ведь это на поверхности. Вот, например, ты хочешь быть здорова?
- Ну, скажем, да… можно.
- Ну, вот я тебе скажу, да ты и сама знаешь, чтобы поддерживать себя в форме, укрепить организм, да хотя бы просто, элементарно – получать необходимый нам кислород, то есть правильно дышать, то нужно бегать. Бегать – очень полезно и просто. Так?
- Так. - Ирина заулыбалась. Юми начал опять гримасничать, играть.
- Ну что? Будешь бегать каждое утро или перед сном?
- Здоровым быть хочется, только вот опять же бегать надо, ха-ха!

Они рассмеялись, так звонко, что их могли услышать.

- Вот именно «ха-ха». Хочется-то оно хочется, но почему-то не можется.
- Это ленью называется.
- Да. К тому же и пришли, что каждый должен встать и пойти, а не ждать, когда ему принесут. Потому что могут принести ненужные вещи. А разве с этим должен соглашаться трезвый человек? И понимают это единицы, так как принимают решения самостоятельно, отличаясь человеческой сознательностью.
- Да, я поняла. Ты прав. Отчего начали, к тому и пришли. Это доказывает правоту. Пошли спать.
- Эй, вы чего не спите? А ну, марш отсюдова!

Перед ними появился дежурный полусонный санитар.

- Конечно-конечно, - Ирина взяла Юми за руку и потащила его за собой, радостная оттого, что этому грозному человеку в халате не получилось прервать разговор, в котором она опять нашла некоторые ответы на свои вопросы.


«Побег в ловушку»


Время шло. Где-то через полмесяца доктор Причинов решил провести тщательное обследование головы Юми и рассказать о проблемах, с которыми тот может столкнуться в дальнейшем. Было решено после обследования выписать Юми из больницы, потому что явных признаков «ненормальности» не наблюдалось. Вернее, они были, но не по части Фёдора Михайловича.

Итак, в среду вечером Фёдор Михайлович зашёл в палату №26. Юми стоял у окна, смотрел в него.

- Добрый вечер.
- Добрый.
- Как самочувствие?
- Всё в порядке. Только что с улицы. Гуляли.
- Ясно. Ну что же, голубчик, завтра мы проведём тотальное обследование вашей головы на новом оборудовании. Хотя я уверен, что у вас всё в порядке... Так вот, если всё действительно будет хорошо, то очень-очень скоро вы будете гулять уже не здесь.

- Хорошо. - Юми улыбнулся, а доктор кивнул и направился к выходу, но Юми вдруг остановил его: - Фёдор Михайлович, а вы потом скажете, почему я к вам попал? И зачем была эта операция на голове? Вы обещали...

- Конечно, - немногословно ответил доктор и вышел.

Юми немного забеспокоился: «Знаю, что было раньше, помню дом, а как попал сюда, не помню... ха, а что дальше?»

  Через полчаса Юми пошёл к Ирине, рассказать про новость. Хотелось поговорить. Он шёл медленно, думая, с опаской смотря в окна коридора. В них была темнота и его отражение. Ничего кроме грусти он не испытывал.

Странно было осознавать, что за всё это время он не задался всерьёз вопросом: «А как же там родители?». Ведь они понятия не имели, где их сын. А он знал только, что находится в психушке, а далеко ли от дома – не знал. Но правильно предполагал: «Наверное, это психбольница первого ближайшего города. Не помню, чтобы меня везли, да ещё и эта операция на ноге... может, падал, когда бежал... Куда? От кого?»

Палата Ирины была открыта. Прежде, чем он вошёл туда, он увидел там, на тумбочке бутылку с водой, и ему захотелось пить.

- Привет, - сказал он, войдя в палату.
- Привет, - Ирина заулыбалась, - а я сейчас к ребятам собиралась идти. Пойдёшь?
- Да, конечно, - сказал он, время от времени поглядывая на бутылку.
- Знаешь, что их сегодня в кабинете, который у тебя за стенкой, обследовали?
- Нет. Ну и как?
- Не знаю. Не известно пока, хотя что их просвечивать. У этих четверых – всё нормально...
- Причинов ведь не дурак, он ведь об этом знает. Зачем ему лишние хлопоты?
- Я думаю, простая формальность: привезли новое оборудование, надо проверить, так сказать, на “нормальных”, потом ведь только на “ненормальных” будут. А сейчас убедиться, что работает. Откалибровать хочет, - сострил Юми. - К тому же, как предположил Роман Ильич, после этого, скажем, “настоящего обследования” у них появятся справки, которые подтвердят, что они психически здоровы.
- То есть их выпишут? - аккуратно спросил Юми.
- Да, - вздохнула Ирина, - и не с кем будет поговорить, кроме тебя.

Юми соображал, как бы помягче сообщить новость. В голову ничего особенного не лезло, и он решил сказать просто:

- Знаешь, сегодня заходил Причинов, сказал, что меня тоже обследуют. Меня тоже здесь скоро не будет.

Ирина проглотила комок сиюминутной обиды.

- Да, я понимаю. Тебе здесь тоже делать нечего...
- Но ведь мы увидимся? - с надеждой спросил Юми.
- Вряд ли. Я здесь надолго.
- Почему? У тебя ведь тоже с головой всё в порядке.
- Не совсем. У меня “хронически-периодическая нервозность”, как я её называю...
- Да вроде ты не буйная, - с шутливыми нотками в голосе установил диагноз Юми и улыбнулся.
- Да, но я злюсь, когда меня что-то раздражает. Там, вне этих стен, этого предостаточно. Здесь меньше в разы, но тоже, конечно, есть...
- Но ведь рядом с тобой Алёшка, его друзья, я. Разве тебе не спокойно? При хорошем окружении можно выздороветь.
- Наверное, но у меня внутренние расстройства, переживания... - голос стал тише, - к тому же вы скоро... Я постоянно думаю и мне от этого тяжело, понимаешь? Я Фёдору Михайловичу постоянно жалуюсь.
- Да, я тоже сейчас какой-то мыслительный стал. Не могу не обдумывать происходящее. Засыпаю не очень... таблетки почти не помогают...
- Не принимай таблетки. После операции нужны были, теперь – нет, - она чего-то не договаривала, - слушай, я ведь ещё по одной причине отсюда уходить не хочу... не могу, - последние слова она прошептала чуть слышно, но с акцентом.
- По какой?
- Я не знаю, как сказать... Давай закончим на этом наш разговор и пойдём к ребятам...
- Скажи, раз начала говорить! - заинтересованность Юми была огромной, но чего ждать: плохого или хорошего, он не знал.

Ирина присела на кровать, направила взгляд в пол, о чём-то начала думать. Юми прикрыл плотнее дверь и по-дружески приказал:

- Расскажи!
- Нет! - решила она. - Пойдём. Побудем там недолго, а потом я тебе расскажу, - она встала.
- Хорошо, - согласился будущий слушатель.

Уже покинув палату, Юми вспомнил, что так и не напился…

Прошёл час. Наши учёные были навеселе, то ли оттого, что удачно прошли обследование, то ли ещё из-за чего-то. Наверное, чувствовали, что скоро опять окажутся в стенах родного университета. И даже Алёшка был за компанию и не скучал, лишь иногда, замечал печальные взгляды Ирины, крепко сжимая при этом её руку.

Юми поддерживал живое общение, но не забывал про обещание Ирины рассказать о своём секрете. И уже в конце разговора, осведомив публику о предстоящем обследовании и возможно скорой выписке, попрощался и незаметно кивнул Ирине. Та в свою очередь сделала тоже самое.

Ирина не заставила себя долго ждать и, выйдя из палаты учёных, сразу же схватила Юми за руку и потащила его прочь. Остановившись около своей палаты, она сказала:

- Иди в свою комнату, надень кофту и живо сюда!
- Ладно!

Забежав в палату, он схватил с кушетки кофту, которую ему дали для «уличных» прогулок. Неожиданно пришла мысль подойти к окну и взглянуть – как там? Было темно, но очертания качавшихся от ветра деревьев были видны.

Юми напялил на себя кофту и оглядел палату. Она немножко изменилась с момента, когда он впервые открыл глаза и увидал полупустое помещение с голыми стенами. Теперь здесь валялись какие-то тетради, книжки, учебники, которыми его снабдили господа учёные, газеты, полузасохшие цветы, последние в этом году, сорванные прямо из-под снега, которые Юми хотел подарить Ирине, но почему-то не стал. За всё это время он привык к этим четырём стенам, окну, кушеткам и даже к дверной ручке, немного заляпанной синей краской, а сейчас пришла мысль: “Скоро меня здесь не будет, скоро надо будет привыкать к другим вещам”. Он улыбнулся: “Это как с зубной щёткой: всё равно вскоре покупать новую, вначале даже неудобную”. И снова его мысли переключились на Ирину, и он, выйдя из палаты, как всегда чуть слышно захлопнул дверь.

Через несколько минут они осторожно, чтобы не привлекать внимания медперсонала, шли по коридору. Дойдя до поворота в парк, Юми повернул было к парадному входу.

- Эй, не туда, - окликнула его Ирина.
- Мы разве не на улицу? - удивлённо спросил он, вспомнив, что надел кофту.
- Да, только не через главный вход. Иди за мной.
- А... - оставалось сказать Юми.

Дальше идти было не безопасно: справа по коридору находились палаты и кабинеты, в которых находились так называемые дежурные, в обязанности которых входило обходить территорию психбольницы ночью и проверять, нет ли больных, обеспокоенных чем-то, нуждающихся в помощи, короче, они должны были следить за порядком. Но когда несколько недель всё в полном спокойствии, тогда пропадает желание перепроверять то, что стабильно, теряется стимул что-либо делать, и появляется чувство безразличия.

Этим и воспользовались наши чудаки, сняв тапочки, босыми ногами преодолев часть коридора, где в “сестринской” пили чай, разговаривали, смеялись и просто разгадывали кроссворды.

Дальше, уже надев тапочки, они прошли мимо столовой, кабинета главного врача и остановились у дверей, на стекле которых была надпись «запасный выход». Юми понял, что их дальнейший путь лежит через эти двери, и попытался, доверяя Ирине, их открыть, но, увы, они были заперты на ключ.

- Закрыто, - он посмотрел на Ирину, - что дальше?
- У меня есть ключ.
- Откуда?
- Помнишь, я рассказывала, про первый день здесь?
- Да.
- Так вот, в той комнате, где я спаслась от санитаров, кроме газет, на полочках шкафа были какие-то там не непонятные инструменты, а среди них был он, - она достала из кармана ключ.

- Но ты ведь оттуда в газетах вышла, а потом… - Юми засмущался, - ну, снимала их с себя. А как же ключ?

Она улыбнулась и гордо сообщила:

- Ну, я ведь не совсем дурочкой тогда была. Огляделась, вижу – ключ: наверное, не зря лежит. Решила, что не помешает иметь ключ от какой-нибудь комнаты – вдруг, что интересное. Ну, я его и сунула себе в ботинок, под стельку... Санитары же не будут лазить по ботинкам! В коридор я, действительно, в одних газетах вышла... Босиком. Обувь осталась с одеждой в той комнатушке... Просто потом, когда меня сюда “определили окончательно”, было время подержать эти ботинки... В гардероб относила... Я его потом у себя в палате хранить стала... Да, здорово я им тогда целую стопку газет с кроссвордами и их "правдой" попортила!

- Да, - поддерживал её настроение Юми, но тут же спросил серьёзно, - а ты ведь уже пользовалась этим ключом? Что там за дверью?

Ирина сразу перестала улыбаться. Она молча ключом открыла двери.

- Пойдём, не обращай внимание, что здесь темно – давно никто не ходил. Оно и к счастью...
- Почему?
- Сейчас увидишь, - без особых эмоций произнесла Ирина, взяла за руку и повела по ступенькам.

Спустившись, они остановились. Ирина сделала несколько шагов вперёд, потянула вставшую на её пути последнюю дверь, но не на себя, а в сторону, пока засов не перестал держаться за петлю с другой стороны косяка, и открыла её.

Они вышли из здания. Темнота ночи, холод и шум ветра заставили вздрогнуть. Юми, всмотрелся. Справа, слева и спереди был кирпичный забор, невысокий, но обмотанный еле видной сейчас, ночью, колючей проволокой. За забором виднелись чёрные силуэты деревьев. «Лес», - подумал Юми. У забора красовалась небольшая площадка, заросшая то ли сорняком, то ли какими-то цветами, покрытыми снегом.

- Это маки, - не дожидаясь вопроса, указала она на цветы.
- Маки? - переспросил Юми, потому что никогда не видел маков-цветков.

В детстве (как ему вдруг вспомнилось), когда они приезжали в деревню к бабушкам и дедушкам, им с братом давали “сухие” маки-бутоны, контейнеры, которые легко ломались, а из них высыпалось содержимое в виде маковых росинок. Объеденье! Но цветков мака Юми не видел, по крайней мере – не помнит! Помнится лишь та фиолетово-серая вкуснятина, которой в его жизни вдруг не стало. Но, правда, уже соображая в те годы, он всё-таки понял, зачем по деревне проходил какой-то мужчина в голубой рубахе и крестом помечал двери дома, где прорастает опасная для кого-то, но безопасная для бабушкиных пирогов снедь. Да, Юми с грустью вспомнил это, и снова захотелось домой.

- Красиво. Ведь правда? - перебила его грусть Ирина, которая уже села на корточки на крыльце, опершись спиной о грязную холодную стену.
- Красиво. А ты днём здесь была? - Юми шагнул вперёд и, оказавшись рядом с цветами, повернув голову, переспросил, - была?
- Да, один раз. Недолго, - немного расстроено произнесла она, - но это оказалось опасным, и больше так не делала. Чаще в темноте.
- Ясно, - Юми уже стряхивал с цветов снег, нежно гладил их пальцами, - слушай, но ведь сейчас холодно. Почему они не замёрзли? Они ведь такие нежные, хотя... Нет, морозы сделали своё дело: их лепестки уже опадают…
- Не трогай их. Здесь ветра почти нет, потому и не опали, и тебе не стоит их беспокоить, - чуть слышно сказала она, и Юми повернулся.

На мгновение ему показалось, что она плачет. Слёзы в темноте... Показалось!.. Подойдя к Ирине, он убедился, что её глаза сухи (слёзы только набирались), опустился к ней слева и своим правым плечом прислонился к ней.

Они сидели молча. Некоторое время. Просто смотрели в темноту, что скрывала от них цветы. Юми отрешённо наслаждался покоем, пока сбоку не послышалось шмыганье носом. Ирина не выдержала:

- Извини меня. Я должна тебе сказать...
- Что? - осторожно выдавил Юми.
- Я прихожу сюда и смотрю на цветы, на эти стены, на темное небо...

Она остановилась, заплакала. Юми облегченно вздохнул – ничего страшного в её признании нет – наверное, просто нервный срыв. Но она продолжила. Достала из левого кармана своей кофточки кулак и разжала его. Юми разглядел шприц. Сердце сжалось.

- Я прихожу сюда часто и мне здесь хорошо, - Ирина опустилась на холодное крыльцо и обняла правой рукой свои колени; левая рука, в которой находился шприц, обречённо опустилась на грязную поверхность. Юми захотелось раздавить его, но шприц ещё лежал на ладони Ирины, и лишь это остановило его.

Они оба тряслись. Она – от стыда и уже добравшегося до неё холода, он – от страха и ужаса, что так бывает. «Как же так? Зачем?». Чтобы успокоить её, он попытался обнять её и сжать так сильно, чтобы она почувствовала, как он её сейчас ненавидит, но не перестаёт любить... Любить?

- Уйди! - вдруг закричала она. - Иди, рассказывай всем!
- Тише. Прошу тебя, - умолял он её, - я никуда не пойду, я останусь с тобой, хоть до утра... Но только не делай этого...
- Я не могу, - она взглянула ему в глаза. Её взгляд таил ненависть к себе. - Я не должна была... Ты не должен был знать... Прости... Оставь.
- Откуда ты берёшь шприцы и эту дрянь? - с какой-то маловероятной надеждой на комедию и розыгрыш спросил Юми.
- Шприцы я ворую незаметно... Есть ещё один ключ, от другой комнаты... А это очень сильные лекарства... разные... Они просроченные лекарства выбрасывают вон туда, - она указала рукой вправо, где действительно виднелась кучка какого-то мусора: там были и ампулы, и бинты, и использованные шприцы и засунутые в пластиковые бутылки иголки, чтобы случайно не уколоться после использования. - Я в первый же день их нашла, как подошла к этим цветам.
- А шприцы – тоже с помойки, использованные? - заорал Юми.
- Нет. Не кричи. Я умею обращаться с этим. Стерильно...
- Стерильно? Ты ещё скажи – безопасно! - не унимался Юми, уже возвышаясь над ней.
- Нет, не скажу, - истерично выдавила она, плача, - но мне так легче...
- Легче? А Алёшку ты тоже обманываешь, а его коллеги, а доктор Причинов? Обещай мне, бросить всё это! Ну!
- Нет, не могу.
- Почему?
- Скоро ребят выпишут, скоро и тебя тоже... забыл, что будет завтра? - она с ненавистью выкрикивала всё это. - А я останусь здесь одна. Как мне быть иначе?

Юми слушал, и его мысли бежали прочь – хотелось помочь. Но как?

- Ты говоришь, у меня завтра обследование... И ты думаешь, он меня прямо так легко и выпишет? Он скрывает, зачем мне делали операцию на голове!
- Да выпишет. Ты не психически больной, но ты им можешь быть. У тебя сейчас другое!
- Какое, другое? - Юми не вникал в её слова, о себе он как-то сейчас и не думал. - А может, я сейчас как раз и больной! Точно! Сделаю безумство, если ты не пообещаешь! Не пойду на обследование и всё!
- Тебя всё равно приволокут, а потом всё равно выпишут...
- А я… - начал метаться Юми, - а я... а я, наоборот, тогда убегу отсюда. И ты убежишь! Придумал! Обещай!
- Нет! - крикнула она.

Тогда он, безумец, с разбегу забрался на забор, сразу же ободрал руки, но как будто этого не заметив, бешено взглянув на силуэт Ирины, спросил: “Ты идёшь?”

- Нет, Юми, я останусь здесь... Я не понимаю, зачем это... Там лес, там страшно... Я не могу сегодня уйти, мне нужно принять... Пойми!

Юми рассержено крикнул ей, разгребая аккуратно колючую проволоку, от старости уже даже и неострую:

- А я могу! Я безумец! Я ухожу! Я не остаюсь! - последние слова понравились ему самому, и он, злостно улыбаясь, перелез через забор и ошалело побежал прочь, быстро, не оглядываясь, падая.

- Я убежал, - думал он, - и никогда не вернусь. Не хочу больше видеть тебя, Ирина, и всех вас.

И он продолжал бежать, изредка смахивая слёзы, ещё не подозревая, что вернуться ему было суждено.

А Ирина всё сидела и сидела в своей «ловушке». Да, она предполагала, что будет плохо, но не думала, что в этом будет замешан кто-то ещё... И сейчас она не знала, что делать дальше. Но время шло и, окончательно замёрзнув, она раздавила вновь использованный шприц и ампулу и, закрыв за собой дверь, шатаясь, зашагала по ступенькам вверх. Или не раздавила...

На следующий день, ещё до завтрака, она проснулась в поту, её морозило, как-то странно хотелось пить. Дотянуться до бутылки не было сил, но жажда была сильна. Чуть повалявшись в постели, она всё-таки заставила себя сползти с неё, дотянулась до ёмкости и принялась глотать воду – хорошо, что Юми не выпил её тогда! – на десятом глотке её стошнило. Она поняла – отравление.

В желудке всё крутило, а снаружи – какая-то лёгкость, лишь изредка в её голову влетали тяжёлые мысли о Юми, о ней, об Алёшке, о жизни. Скоро она опустилась на пол, потеряв сознание.

- А где Ирина? На завтрак опаздывает... Пойду схожу к ней, - Алёшка торопливо вышел из столовой, где копошились толпами больные.

Он постучал в дверь, там не ответили, тогда он толкнул дверь. Комната была пуста. Что делать он не знал, но догадался, куда надо идти.

Быстро шагая по коридору, на углу он столкнулся с доктором Причиновым, о чём-то задумавшимся.

- Доктор, Ирина пропала... - он не успел договорить.
- Прошу не беспокоиться, без нервов. С ней уже всё в порядке, - Фёдор Михайлович взял Алёшку под руку, - пройдёмте, я как раз к ней.

Они пришли в палату, где теперь находилась Ирина. Она спала.

- Она потеряла сознание. Медсёстры нашли её на полу, когда делали обход... Ей необходима поддержка. Когда она выйдет из этой комнаты, будьте рядом и старайтесь не беспокоить.
- Хорошо, - сказал Алёшка и подошёл ближе.
- Алексей Валерьевич, извините, но сейчас она спит, а вам необходимо позавтракать...
- Нет, спасибо, - отказался он.
- Я настаиваю. Пройдёмте... Я спешу уладить ещё одно дельце.

Алёшка с доверием посмотрел ему в глаза, вздохнул, и они вышли из палаты.

В столовой он сразу же рассказал обо всём своим коллегам. Они пообещали помочь: вначале ухаживать за Ириной здесь, а потом, когда им придётся покинуть лечебницу, позаботиться, чтобы её тоже выписали. Было решено уговорить Фёдора Михайловича провести её полное обследование на новом оборудовании и назначить конкретное лечение.

А Причинов тем временем вошёл в палату Ирины и осмотрел её. Ничего подозрительного не нашёл, только давно потерянный ключ.

И лишь после обеда, когда открыл ключом дверь, спустился по уже знакомым читателю ступенькам, обнаружил на площадке у чёрного входа раздавленный, но использованный шприц и ампулу и обо всём догадался. И теперь оставалось размышлять лишь о сбежавшем Юми, искать причину, почему из кучи мусора были «украдены» все таблетки, шприцы, ампулы… а на площадке лежал букет из почти замёрзших маков.

И кто знает, как могли повлиять на Юми отказ от прописанных доктором таблеток и принятие просроченных «непредсказуемых» пилюль, одной горстью дико вырванных из кучи медицинского мусора, рядом с теми самыми маками.


«Радостные чёрно-красные дни»


Ещё день назад всё проходило более-менее нормально: были грозы, но не такие громкие, мыли молнии, но не такие ослепительные, да и ветер не был сквозным, каким стал, когда в Рускалим пришла беда.

Город разрушался. Теперь землю покрывали ветра из мусора и пыли, стали чаще окутывать туманы, а главное - в воздухе появились «чёрные ткани», которые летали по небу и смешивались с облаками почти так же художественно, как сливки в чёрном кофе.

«Черными тканями» жители Рускалима нарекли – как бы это сказать понятнее? – черные мысли, порочные, опасные, всё то, что не растворялось в небе, некие сгустки информации, рождённые передозировкой галлюциногенных веществ.

Эти доселе невиданные существа, чёрно-синие, бордовые, с прозрачными глазами, в небе летали вполне себе мирно, но стоило кому-то пройтись по тёмному переулку, как они неожиданно устремлялись из темноты в лицо жителю Рускалима и прямо перед глазами испугавшегося исчезали, распадаясь на цветные лоскутки. Первое время это вызывало жуткую панику, но позже сообразили просто не смотреть в темноту, и это спасало. Пока сами жители не стали творить, чёрт знает, что! На улицах пыльные ветра не давали спокойно ходить по улицам, а тут ещё участились случаи хамства и даже агрессии со стороны столкнувшихся лиц. Короче, ситуация приближалась к катастрофической. Город разрушался до самых окраин.

- Смотрите, кто идёт! - закричали ребята, бродившие на окраине города, специально, по-взрослому, сбежавшие из небезопасных домов, да и от родителей тоже.

Из маленького леска, даже не шатаясь от ветра, шёл Юми, радостный, в строгом костюме и лакированных черных туфлях.

Он подошёл к ребятам и сказал: «Ребята, как мне хорошо!»

Он тронул ближайшего мальчишку за плечо и, смотря вдаль остекленевшими зрачками, пошёл дальше.

Думаю, не стоит писать о том, что происходило с ним на самом деле. Ясно одно – от передозировки таблетками он погрузился в Царство Снов и теперь ощущал себя там (а где же ему ещё быть?). Таблетки, знаете ли, не шутка!

Итак, он валялся в лесу в одной кофте на снегу. Необдуманный поступок мог привести его к гибели, благо этой ночью не было мороза – природа тоже играется со временами года!

Юми шёл и наслаждался видениями. «Надо же, здесь всё так красочно!» - восхищался он, оказавшись уже в застроенном городе.

- Слушай, парень, - обратился к нему житель, весьма доброжелательный, - я вижу, тебе к нашему Повелителю Рох Руму надо... Садись. Нам по пути.

Юми забрался в кабину уютной грузовой машины и посмотрел сразу же в лобовое стекло – его отражения не было. Тогда он взглянул в зеркало заднего вида и проник в него. Его окружил туман. Он там начал не то кричать, не то петь, но туман поглощал звуки.

- Эй, проснись, проснись, - водитель пихал Юми в плечо.

Тот проснулся. Огляделся – за окном кружилась пыль.

- Приехали! - тяжело вздохнул водитель, надел кожаную кепку и вылез из машины.

Юми понял, что случилась поломка, и стал ждать в кабине. Но водитель, пройдя несколько метров от машины и не обнаружив рядом попутчика, вернулся к машине.

- Чего сидишь? Не видишь, километраж на нуле? - он ткнул пальцем в стекло прибора.

Юми, недоумевая, посмотрел на счётчик, и там, действительно все цифры были нулями:

- Вижу. И что это означает?
- Ты что, прикидываешься? - удивлёнными глазами смотрел водитель грузовика на Юми.
- Нет. Объясните, - спокойно произнёс Юми.
- Ладно... - удивление не сходило с лица водителя , - это грузовая машина класса А4, предназначенная для перевозки...
- Да вы про километраж расскажите, - перебил Юми.
- А, ну да! Когда ты приходишь покупать машину, то в зависимости от оплаченной тобой цены, тебе накручивают на счётчик соответствующее количество циферок...
- И что?
- А то! Когда ты на ней катаешься, они тоже, скажем, катаются, там внутри...
- Это я понимаю.
- Ну вот, когда деньги заканчиваются, они становятся нулями – машина останавливается. Логично?
- Логично, только теперь придётся идти пешком. Куда идти?
- Туда... - водитель указал дорогу.
- Ясно, - Юми сунул руки в карманы костюма и пошёл, опять-таки не замечая ветра.

Народу в городе почти не было. Только машины и дети. И серость. Он шёл и вскоре увидел ослепительно белое высокое здание.

- Это радостный город, и мне он нравится. Легко мне здесь, - улыбался нескончаемо Юми и шёл к этому строению по чёрным липким лужам – недавно у входа в мэрию города (а это была именно она) разлили цистерну чернил, которые доставлялись в школу. Перевёрнутую машину убрали, а по чернильным лужам сейчас шагал довольный всем Юми.

Незаметно, скачками, укатилось Солнце, и Юми сразу ощутил холод. Подошёл к дверям здания, открыл их, шагнул внутрь. И чем дальше он углублялся в здание, тем холоднее ему становилось. По многочисленным ступенькам он дошёл до громадного зала, в котором всюду горели свечи. В зале было пусто. Он стал кричать – никто не ответил, тогда он начал бегать по залу, чтобы согреться, и на пятом круге упал и уснул.

На некоторое время потерялись ощущения. Открыв глаза, он увидел свет и лицо беловолосого старика, сидевшего на троне, очень высоком и прозрачном, как мокрое стекло.

- Вы кто? - спросил Юми, встав с пола.
- Я Рох Рум, Повелитель Царства Cнов и Мечты.
- А что вы здесь делаете? - прозвучал необдуманный вопрос Юми.
- Я пытаюсь вразумить тебя.
- Мне это нужно?
- Это нужно всем. Поверь.
- Бр-р, холодно, - пробормотал Юми. - Почему в этом здании так холодно?
- Потому что холодно – тебе. Ты слишком далеко зашёл. Ты понимаешь, какие силы могли привести тебя сюда?
- Радостные! - усмехнулся Юми.
- Сегодня – радостные, завтра – непредсказуемые.
- Может быть, может быть, - согласился Юми, - мне уже как-то не очень уютно. Что-то трясти начинает...

Здание вздрогнуло. Юми упал на пол и провалился вниз. Под хрупким строением оказалась пустота, в которую он неудержимо падал.

Вскоре громадный зал со свечами оказался высоко над ним. И он с ужасом смотрел на быстро удаляющуюся зияющую дыру, в которую только что провалился. Очень быстро он влетел в густой туман. Эта густота замедлила скорость падения, и он неожиданно опустился на мост. Огляделся. Над мостом в облаках маячил город Рускалим. Вокруг скрипучего моста летала пыль, и на многие километры - никого и ничего. Прямо под мостом он заметил кишащие "Черные ткани". Испугавшись, он начал бежать по мосту.

Начался дождь. Но Юми всё бежал. Мост показался невыносимо бесконечным. Осознав, что это так, наш герой остановился. Тогда содрогнулся сам мост. И содрогнулся не один раз... Эти удары били точно в висок.

Подобные невидимые удары крушили город Рускалим.

Над мостом вдруг пролетело: «Пойми, что это не твоё! Судьбу очисть! Блаженство радости безумной – лишь на миг! Проснись, перебори всю боль, что после сна такого вдруг достанется тебе! Ступай вперёд! Я подскажу дорогу...»

Капли били по голове. Некоторые капли стали вдруг красными. Они падали на мост линией, по ней Юми и побежал. Бежал долго, тяжело, пока туман вверху не рассеялся, и над головой не раздался звон стекла. Это заставило остановиться и направить взгляд туда, где образовалась ещё одна зияющая дыра, из которой сочился неяркий свет. А ещё, как стало ясно, из этой дыры кто-то окружённый осколками стекла падал... Юми тут же ринулся в сторону падающего, вздумав поймать его, когда тот будет пролетать у моста...

"Черных тканей" под мостом уже не было, но вместо них образовалась огромная воронка. Юми заметил это, схмурил брови, сбавил темп. Остановился, подошёл на край. Воронка гипнотическим образом тянула к себе. Взгляд устремился в неё. Голова его закружилась, и он сорвался с моста... Его тут же вырвало.

                ***

Полуоткрытыми глазами он увидел деревья, среди которых находился. Жутко ломило голову, да ещё и этот дождь сверху... Ну и погодка! Он поднялся с мокрого снега и, чтоб не замёрзнуть, обняв себя, пошёл прочь. И, конечно же, он почти ничего не помнил из своего мира грёз. Лишь какие-то силуэты, чёрно-красные лужи, туман...

Но вдруг ему вспомнилось, что вместе с ним в «воронку» попал ещё кто-то. Во хмелю, в бреду, он плёлся меж деревьев и вспоминал о последнем сюжете: "Была воронка и где-то сверху, кажется, разбилось стекло, кто-то летел, точно, кто-то летел. Ничего – разберёмся! Какой-то необычный сон..."

- Ну, вот и город, - сказал Юми, выйдя из леса. - Скорей бы взошло Солнышко, кажется, я уже простудился. Очень замерз, мне холодно. Хочу обжигающую ладони кружку чая...

Начинался рассвет, начали ездить машины, и прекратился необычный для конца ноября летний дождь.

***

А впереди уже замаячили огни фонарей и круглосуточных магазинов. Он шёл мимо них, стесняясь зайти погреться. Вернее, не стесняясь, просто ещё, казалось, оставались силы идти и какая-то дурацкая гордость. Но когда стало невыносимо, он всё же повернул к самой яркой на тот момент вывеске «Добро пожаловать!». Подошёл к двери заведения! На ней была табличка: «Парикмахерская... Работает с...»

Постучав скромно в дверь и не дождавшись ответа, он вошёл в небольшой коридор. Там было темновато и тихо. Следующая дверь была чуть открыта.

Он удивился, что зашёл в парикмахерскую, а не в магазин, там бы он хоть чего-нибудь купил поесть... Но сразу вспомнил: «Ага, а денег-то у меня нету!». Была надежда, что отсюда не прогонят и дадут погреться.

Подозрительно стоять у входа он не стал – всё равно был слышен скрип и хлопанье уличных дверей – пошёл на свет, сочиняя историю, которую придётся рассказать. Разве кто поверит, что он сбежал с психушки почти перед самой выпиской, что неизвестно, как он туда попал, и что только что проснулся в лесу, где принял большое количество просроченных лекарств, которые вызвали неописуемые галлюцинации, некоторые из которых понравились. Тяжело было лишь приходить в себя... Он машинально провёл по голове рукой: «Ого, большая шевелюра! В психушке даже не замечал...»

Вскоре перед ним предстала небольшая комната. Кресла, зеркала, полочки с расчёсками, тюбиками и прочими принадлежностями парикмахерского ремесла – по одну руку, по другую – ещё одно помещение, спрятанное за ширмой, висящей на какой-то резной палке. В первой комнате никого не было, и Юми решил, что мастера находятся в комнате за ширмой. Заходить туда он побоялся, развернулся было и пошёл прочь, но за ширмой раздался женский голос: “Эй, кто там?”

- Извините, я, кажется, ошибся, - ему было неловко.
- Ничего, ничего, - раздался мужской добрый голос, - мы ждём только вас.
- Меня? - удивлённо спросил Юми.
- Конечно, - из-за ширмы вышел старичок, - вы ведь наш клиент, а мы рады таким, как вы.
- Но я, правда, мимо шёл...
- Не спорю. В такой час по темноте можно и не туда зайти. Хотя уже светает, - он подошёл к окну. - А знаете, всё не случайно: раз вы здесь, то какой-то смысл в этом есть, - начал заманивать подстричься старик. - Не так ли?
- Не знаю, я не думал об этом, - растерялся Юми.
- Ну, как же? Вы здесь оказались случайно, но ведь и из случайных ситуаций можно извлечь пользу. Правда, Лиля? - обратился он к ассистентке.
- Точно. Молодой человек, присаживайтесь. Над головой каждый день работать можно, новые причёски, новые стрижки... - включилась в заманивание юная парикмахерша Лиля.

“Новые мысли” - подумалось гостю.

- Наверное, но у меня сейчас денег нет, я ведь случайно зашёл... - начал оправдываться Юми и уже всё-таки решил уйти, но получил предложение, от которого трудно было отказаться:
- Вы у меня сегодня первый клиент, - радушно сказал мастер, - поэтому подстригу вас бесплатно, если, конечно, пожелаете...
- Спасибо за предложение... - Юми растерялся, начал обдумывать, желает ли он подстричься, или есть более важная нужда. - А у вас воды случайно нету или там чая горячего, замёрз я...
- Найдём. А вы откуда такой? Я смотрю, вы в одной кофте, без шапки. С таким-то подходом к зиме советую вам не стричь пока волосы. Пригодятся!
- Ладно, оставлю, - улыбнулся Юми.
- А всё-таки, почему вы без тёплой одежды, немного грязный. Бродяга?
- Да нет, - замялся он (нужно было придумывать легенду), - просто... мы... я...
- Ой, даже не начинайте врать! - по-доброму предупредил его старичок, - я вижу, просто так сложились ваши обстоятельства – всяко бывает. Пойдёмте-ка лучше, чай пить, там всё и расскажите. Лиля, поставь чайник!.. Прошу!

Он отодвинул штору, и гость вошёл в неё. Старик же почему-то остался снаружи, что-то взял и вышел на улицу...

Там, за ширмой, было не очень светло. Всё напоминало какую-то мастерскую. Беспорядок, какие-то вещи, сверху как будто из дырки льется свет, по углам свечи. Но они все вместе не дают должного освещения, которого, может, и не надо вовсе, чтобы не было видно разбросанные журналы и локоны волос. А ещё не очень хорошо было видно сидящую в кресле у журнального столика леди, которую, как назвал старик, звали Лиля.

- Здравствуйте, - вошедший поспешил быть любезным и сразу же любознательным: - А что вы делаете?

И правда, всё это время она не отрывалась от дела.

- Мастерю парики, - ответила она на вопрос.
- Ого, - удивился Юми, - сложно?
- В общем-то, нет, сложнее достать качественные натуральные волосы.
- А где вы их берёте? Разве не здесь? Мало клиентов?
- Пока маловато. Мы недавно открылись. Приходиться заманивать клиентов, как только что вас, - она улыбнулась, - а вообще, хорошие волосы – собачьи, сложно ловить бездомных собак...
- Ужас, - насторожился Юми, - зачем?
- Ха-ха, я пошутила. Ты чего? Присаживайся лучше, чай вскипел. Каркадэ! - похвалила она чай. - Сахар нужен?
- Спасибо, - Юми положил пару ложек, думая о собаках: “дурацкая шутка! В нормальный мир попал, называется!”

Тема волос не выходила у него из головы:

- У вас сейчас в руках очень длинная копна волос, кто пожертвовал? Не тяжело было расставаться с ними?
- Да, ты прав. Тяжело ей было.
- Девушка?
- Да, лет шестнадцати, может, меньше.
- Не сказала, зачем это сделала?
- Личное.
- Понимаю, - Юми начал вспоминать психбольницу, Ирину, потом мысли дошли до девушки, с которой встретился во время дождя, когда разбил коленку, в общем, когда был дома. Стало тягостно и грустно.

Они молчали. Допив свой красный чай, Юми сказал «спасибо» и, поставив чашку, встал с кресла.

- Вы уходите? - она выразительно посмотрела на него.
- Да, мне пора...
- Не уходите, мне в этот час будет не с кем общаться. С дядей Шпакриилом мы уже на все темы поговорили. А тут вы с вашей невероятнейшей историей.
- Почему вы решили, что она такая? - не понял он.
- Ну как же? Ещё так рано, а вы уже не спите. Стало быть, что-то невероятное заставило подняться вас с постели. Да к тому же вы почти раздеты, а на улице почти зима. Странно.
- Пожалуй, вы правы, странность в этом есть. Только не из постели я, - начал рассказывать Юми, - я ночью в лесу был. Видите, грязный?
- Ой, не рассказывайте пока! Шпакриил Львович любит такие истории... Кстати, где он?
- Наверное, на улицу вышел, - предположил Юми и начал обдумывать, что можно им рассказать, а что нет.
- Ах, да! - буркнула себе под нос Лиля – догадалась, куда подевался старик.

Юми показалось, что пора бы в этих людях что-нибудь заподозрить – слишком уж странно они себя ведут. Но вдруг появился Шпакриил Львович, подошёл к столику, где стояла уже пустая чашка Юми, и положил пакет с пряниками: «Угощайтесь! Наливайте ещё».

- Спасибо, - Юми не отказался от угощения.

Почему-то вспоминались обрывки какой-то забавной «пряниковой» истории.

Попивая чай и закусывая пряниками, Юми рассказал свою историю, правда, без начала и конца: начало – потому что не помнит, как попал в больницу, а конец – потому что было немного стыдно, что связался с таблетками, что психанул на подругу Ирину... В общем, закончил он так: «Вчера, когда она сказала, что употребляет наркотики, мне было жалко её, но отказаться от них она не захотела, вернее, не смогла, и мы поссорились. Я перелез через забор с колючей проволокой, гнилой, вернее, ржавой, как оказалось – не очень поранился! – и побежал в лес, бродил там всю ночь и вот вышел к вам».

- Как вас зовут молодой человек? - спросил Шпакриил Львович.
- Юми.
- Ваша история очень увлекательна, Юми, но всё же, как вы оказались в психбольнице, что скрывал доктор?
- Мне не удалось выяснить, - вздохнул Юми, - последнее, что я помню, как домой с пляжа иду, и что-то ещё... лес, вроде бы… Смутно. А с доктором мы сегодня должны были на моём обследовании встретиться, и после этого он обещал рассказать.
- А разве вам не хочется вернуться? - азартно спросила Лиля. - Тогда вы можете всё узнать.
- Могу, - согласился Юми, - а могу и наоборот, вляпаться во что-нибудь: я ведь сбежал – меня ищут.
- Да, ай-яй, - покачал головой старичок, и спросил: - вам хочется быть подальше отсюда?
- Да, конечно. Я домой поеду. Не подскажите, как добраться до вокзала? - спросил он, а сам подумал: «Почему раньше не было возможности бежать? Там ведь братья, родители... Ах да – операция!»

И сейчас он впервые серьёзно подумал о том, что всё происходит не случайно – есть судьба. Разве мог он, допустим, в первый день после операции сбежать? Нет, конечно. А через неделю? Тоже нет, потому что рана на ноге и общее состояние подвели бы в дороге. Да, а сейчас он вполне самостоятелен, здоров, и есть более веские причины на побег – он подумал о ссоре с Ириной – и было бы неправильно тогда, хромому и с перевязанной головой плестись где-то в лесу. Точно, пока всё правильно!

...А дальше должно быть тоже правильно – нужно стараться делать правильные причины! Любой поступок становится причиной следующего!..

И с такими мыслями он вышел из парикмахерской, остановился на крыльце и посмотрел, как со стороны леса поднимается Солнце.

- Молодой человек, возьмите пряники в дорогу!
- Спасибо! - Юми с улыбкой положил пакет с пряниками в карман кофты и шагнул на снег.
- Молодой человек, а может, всё-таки вернётесь? Там, я думаю, вас ждут.
- Нет, будет неправильно вмешиваться в некоторые обстоятельства. Мне будет тяжело.
- Понимаю, - старичок погладил рукой седую короткую бороду, ухмыльнулся и крикнул вслед: - Юми, я думаю, мы с вами ещё встретимся, и вы расскажите вашу историю до конца.
- Расскажу, - Юми повернулся на секунду, чтобы крикнуть это в ответ и посмотреть на доброго человека. - Если не забуду, - с улыбкой добавил он.
- Я вам напомню, - уловил шутку старик. - До встречи!
        - Спасибо за всё. До свидания!


«Игра со смертью, имя которой – жизнь!»


- Слушай, ты кто такой?

А этот с жёлто-зелёным опереньем ему и отвечает:

- Попугайчик.
- А что ты здесь делаешь?

Они стояли на снегу, подымая, чтобы не озябнуть, изредка лапки.

- Они не закрыли форточку, а я улетел. Было тепло... - попугай погрустнел, - а сейчас я мёрзну.
- Да, это проблемка – будет ещё холоднее.
- Правда? - печально пробормотал попугай. - Я к такому не привык... А можно, я с вами полетаю? У вас стая добрая?
- Конечно. Мы, воробьи – весёлый народ! - прочирикал воробей, вмиг взлетел на ветку ближайшего дерева: - Ну что, полетели? Добудем чего-нибудь поесть! За мной, южанин!

И с тех пор они вместе летали, кормились, прятались, баловались. И всё было хорошо, да только встал пред попугаем вопрос: летать на улице с воробьями – замёрзнуть в сильный мороз, достанешься людям – потеряешь свободу. Что выбрать?

И вот, в один прекрасный день стая клевала что-то в снегу возле какой-то тропки. Всегда, если кто-то приближался – быстрее разлетаться в разные стороны! А тут чего-то заболтались, защебетались...

Заметил попугай, что остановился возле них человек, подал знак друзьям-воробьям. Их сразу же – как не бывало! А сам как стоял, так и остался на прежнем месте.

Так ведь и человек стоит и смотрит, не уходит. Смотрит и думает: «Ого! Попугай! Среди воробьёв! Улетел из дома, бедняга... Холодно же ему...»

И подходит ближе, и садится ниже и ниже, и уже тянет руку. А пернатому и страшно, и интересно, что будет – в прежние времена люди не обижали его. Вернее, захотел он в тот миг оказаться в добрых руках и тёплой комнате.

- Не бойся, - прошептал человек. - Эх, у меня даже семечек с собой нету.

И уже почти дотянулся до птицы, хотел взять в руки, как тот лихо вспорхнул ввысь и был таков. Как и любовь ловить!

- Эй, ты чего сразу не улетел? - послышалось с соседней ветки.
- Интересно было...
- А чего ж тогда не позволил себя схватить?
- Стало страшно, хотя очень надеялся на хорошего хозяина, а может быть, и друга, - сказал попугай, раскачивая под собой ветку, провожая взглядом человека.

- Сам решил – определил судьбу на день. Лети! Только не замёрзни. Ты почти как я, - подумал Юми, - может, ещё буду в этих местах, повезёт – поймаю тебя. Пока!

Он улыбнулся и пошёл быстрее.

Его путь лежал почти через весь город. Шпакриил Львович ему даже в пакет с пряниками сунул купюру – так, на всякий случай. Но Юми её пока не обнаружил – не хотелось есть... Он шёл по утреннему городу и смотрел по сторонам.

Справа на гараже белой краской было написано: «Слава – козёл!»
А чуть ниже подпись, потоньше и чернилами: «А вот и нет!»

Это развеселило Юми, и с таким настроением он прошёл гаражи, и перед ним предстал парк. Приметив там, на скамейке ребят, облепивших со всех сторон парня с гитарой, Юми подошёл ближе. Было часов девять утра, может, раньше... «Наверное, с ночи гуляют», - подумалось ему.

«Ты умеешь плакать – ты скоро умрёшь... кто-то пишет на стенах – он скоро умрёт...» - пел этот парень с платком на голове, из-под которого торчали в разные стороны волосы.

«Странная песня, противная...» - подумал Юми, но не ушёл. За этой песней были ещё и ещё, и некоторые он даже знал. Но всё же было интереснее слушать неизвестные, «местные» песни, напичканные, казалось, смыслом, понятным лишь поющим, хотя некоторые моменты Юми уловил сразу – в них было столько эмоций!

Позже, уже среди высотных зданий, он шёл и думал: “А ведь правильно же поют ребята: "Никому не спастись от безумной тоски, когда свобода измеряется длиной цепи..."
 
Как вдруг...

Вдруг вверху раздался стук в стекло.
Громкость стука заставила Юми поднять голову.

Сначала показалось, что там, на третьем этаже кто-то то ли мыл окно, то ли хотел забить в раму гвоздь или, наоборот, вытащить его – похожие звуки Юми слышал дома, когда помогал брату и отцу в строительстве крыши. «Эй, осторожнее!» - забеспокоился он. Но по ту сторону стекла старательно долбили по раме. По стеклу.

Он уже, было, прошёл мимо и даже повернул голову туда, куда, собственно, шёл, как вдруг раздался резкий звук, который заставил обернуться.

Падали куски стекла и рамы, летели на землю.

Сердце замерло. В глазах проснулся страх – вниз летело тело... «Эй!» - проскользнуло лишь одно слово...

Всё остальное было мгновенно. Мимолётные мысли были руководством к действию.

Поняв за секунду, что его позвоночник просто не выдержит, если «принимать ношу» строго вертикально, наш спасатель предпочёл «сбить» её горизонтально, с разбегу, хоть как-то тем самым уменьшить скорость падения... И, приняв этот единственный вариант, уже бежал на встречу. Благо, было - рукой подать!

На большой скорости он точно в руки поймал подавшего человека. Удар отбил руки и тут же раздался хруст его позвонков. Упавшему досталась своя доля боли. Упав на траву, они разок перевернулись друг через друга.

И на мгновения, длиною в минуты, грязные от городской сажи на снегу, с поцарапанными о стёкла руками и коленками, с несколькими вывихнутыми суставами, со слегка разбитой головой и немного разошедшимися на ней швами, они застыли на холодной земле и жадно вдыхали воздух.

Нашлись очевидцы, сразу сообщившие, куда следует, и через пятнадцать минут, расталкивая толпу зевак, к пострадавшим подбежали удивительно быстрые дежурные травматологического отделения краевой больницы. Почти всю дорогу Юми смотрел на лежащую рядом девушку, с короткими волосами, с бледным лицом, окрашенным лишь кровью от разбитых губ и носа.

Она лежала без сознания, и Юми на миг показалось, что она мертва. Стало страшно, но опять же на миг. Страх и боль смешались и не давали ни о чём думать.

На полпути в больницу он потерял сознание.

- Ну что тут у нас? - открыв дверь машины, спросил санитар.
- Да вот, вроде как из окна выпали... Третий этаж, говорят! Забирай – ваши, - ответил с повседневной улыбкой дежурный.
- Помогай!

Они положили вновь прибывших на еле живые скрипучие каталки и завезли в какую-то невзрачную комнатку. Дежурный сразу же сел к своему напарнику в машину и, видимо, уехал с ним на очередной вызов, а санитар с медсёстрами поторопились осмотреть пострадавших и принять меры.

До прихода хирурга, медсёстры раздели лежащих, накрыли простынями. Её попытались нашатырём привести в чувства – безрезультатно, ему сделали обезболивающий укол, после чего куда-то скрылись, видимо пошли за остальным реквизитом, нужным к приготовлению операции. Однако это была комната приёмного покоя, а операционная была занята, и хирург должен был решать, кто следующий ляжет на стол. А пока два тела, живых, но серьёзно покалеченных, лежали и ждали своей очереди.

Юми временами то засыпал, то приходил в себя. Без нашатыря - от боли и холода. На секунды открывал глаза, но из-за тошноты и помутнения закрывал их снова, и вновь погружался куда-то от мира сего.

Вскоре забежали медсёстры и своими криками не дали погрузиться в сон. Они маячили перед глазами, и это вызывало жуткое головокружение. И тогда он, повернул голову и уставшими глазами осмотрел на лежащую незнакомку.

Её рот был приоткрыт, алыми губами она даже не пыталась шевелить, светлые  волосы казались неумело отрезанными, её голые плечи, ушибленные об раму окна, немного порезанные, почему-то заставили остановить на себе взгляд. Белая простыня, покрывающая остальные части тела, не вызывала любопытства, и Юми перевёл взор на её лицо.

- Девчонку – первую, - скомандовал молодой парень в белом халате – помощник хирурга.

Сию минуту к пострадавшей подогнали специальную каталку и, одним махом сдёрнув с девушки простыню, начали не неё перекладывать. Уличную обшарпанную каталку отпихнули в сторону.

Видимо, от холода, девушка открыла глаза и уткнулась взглядом в Юми. У того замерло сердце – такие выразительные, жалкие, виноватые глаза, принадлежащей юной, как он догадался, неслучившейся самоубийце, имевшей совсем недавно роскошные волосы. Теперь она была совсем без одежд! От наготы и стыда юная особа тут же отвернула голову и закрыла мученические очи. И, уже вновь покрытая простынёй, исчезла с глаз долой, поселив в душу Юми свой трогательный образ.

Укол уже начал действовать, и, окончательно засыпая, Юми почудилось, что есть что-то общее между существующей сейчас реальностью и недавними утренними грёзами.


«Откуда такие берутся?» или «А мне до полной весны!»


- Ну и откуда такие берутся? - очень хмуро спросил заведующий травматологическим отделением - врач-хирург Черепанов, - одна, понимаете, из окна падает и, непонятно как, выживает, второй с тяжёлой травмой головы по городу шляется, причём, непонятно, где резали... Ни тебе выписки, ни документов...
- Да не волнуйтесь вы так... Операции прошли успешно, через полторы недельки девчонку домой отправим – от нас больше ничего не требуется, - успокаивал его ассистент.
- Не вижу причин быть оптимистом в этой ситуации. Если с ней такое произошло, значит, и второй «выпад» не исключён: самоубийцы – особые личности...
- Ха, личности! Слабонервные – и только! Личность должна быть самостоятельной, а они? Чуть серьёзнее обстоятельства – лапки кверху!
- Согласен. Только доля мужества в этом тоже есть.
- Может быть, может быть, - ассистент докурил и выбросил сигарету в урну.
- Что ж, пойдёмте, - сигарета Черепанова тоже погасла, - бумаги ждут нас. Не забудьте указать, что у этого юнца травмы были до последней, нашей, операции. Да, и постарайтесь найти, где ему, то бишь, в какой больнице, вскрывали черепную коробку. Сделайте запрос.
- Хорошо.

Они вышли из туалета и направились заполнять листы медицинских карточек ранее несуществующих здесь двух новых пациентов.

Было заметно, что две последние операции доставили хирургу немало хлопот. Ведь он, как опытный врач, должен был знать всю правду о причинах предшествующей операции парня, чтобы дать правильные рекомендации по заживлению нешуточному рубцу. И должен был знать об обстоятельствах, вынудивших девушку сброситься из окна; чтобы, как опытный отец, посоветовать её родным, чего не стоит делать во избежание следующих попыток, которые не нужны ни им, ни ему и тем более ни ей. Поэтому уже к вечеру, в завершении рабочего дня, он разговаривал с родителями девушки, утверждая, что всё будет хорошо.

Уже дома он задумался, в какой больнице могли сделать парню операцию: «Наших, городских всех проверили, ни в одном травмпункте и хирургических отделениях этому пациенту ни чего не делали... Может за городом, может, в кустарных условиях? Нет, слишком криминально как-то... Исключаю... Возможно, до сегодняшнего удара шрамы у него были уже в порядке... А может, просто операция сделана в другом городе? В этом случае – где-то рядом с нашим... А может?..»

Хирург Черепанов задумался и с этой мыслью устало задремал. К утру догадка пропала – начался суетливый рабочий день.

***

Опять летели долгие бездельные дни, опять палата, какие-то кабинеты, обследования. Слишком тяжело вот так, без “отдыха”, оказаться там, где, мягко говоря, не слишком свободно.

Юми старался вообще не думать, что будет дальше. Сейчас он просто убивал время. Он почти ни с кем не общался. Так, по настроению, когда день хороший! Почти совсем он ушёл в себя – так было легче! – и назло кому-то, не задумываясь, пил таблетки, которые ему приносили, даже не спрашивая, для чего они. Такой период вполне можно было назвать “будь, что будет”, но, как всегда, наплевательство уходит в сторону, когда в голову влезает мысль, может, совсем одна, но о том, что “Всё это пройдёт. Терпи!"

- О, это великое дело – ждать! - придумал Юми, как всегда рассиживая на подоконнике, наблюдая за уличными объектами, в новое окно.

И ему вспоминалось, кого он ждал, сколько, почему, зачем... И становилось интересно: «А почему так? Может, я что-то делаю не так, как надо?». А дальше становилось смешно: «Но ведь я не могу по-другому. Я привык ждать, хоть это и тяжело и порой очень тошнотворно. Вот и сейчас я жду, что всё станет лучше... и, может, сюда зайдёт она... хоть какая-нибудь она, моя она, моя единственная! Я не знаю, где она сейчас... моя «последняя она»... Я видел её лишь до операции, и этого хватило! Чтобы она занимала мои мысли. Надоело ждать! Честно!»

Выйти из палаты, а тем более из отделения ему не разрешали – уж слишком загадочным он был пациентом, да и по состоянию здоровья... Юми был слаб, постоянно болела голова и спина. И настроение не было константой.

Ему мечталось, что она где-то в соседней палате. Тогда они смогут встретиться, и он будет ухаживать за ней. Они будут общаться и всегда будут вместе. Однако известий о ней не было. Лезли мысли, что она не выжила после падения, но соседи по палате как-то упоминали о ней, мол, такая-то появились в такой-то день, в такой-то палате, потом через день её там не стало. Расспрашивать подробности в тот раз Юми постеснялся, но не упускал возможности узнавать о ней после. Даже как-то вскользь упомянул о ней в разговоре с врачом при очередном обследовании, но тот сухо ответил, что с ней всё в порядке, о ней заботятся, и, возможно, скоро выпишут.

Прошло две недели, но ничего нового о ней он не узнал. “Наверное, в другом отделении. Вот хорошенько заживёт нога, спущусь вниз вечерком и спрошу кого-нибудь”.

Снова колено подвело его, только теперь было чуть серьёзнее, чем раньше, когда был простой ушиб. После её "падения" Юми вывихнул ногу и почти неделю просто не мог ходить, но теперь сняли гипс, и у Юми начала накапливаться храбрость и сила, чтобы совершать подвиги.

Однажды, удачно выбравшись из палаты, удачно попав в другое отделение, расспросив там о нужном человеке, он потерпел неудачу. Оказалось, что её, действительно выписали, причём недавно, и теперь она дома, под родительским наблюдением. И, конечно, никто не подскажет, где её дом, квартира... Ведь сам он вряд ли вспомнит дорогу... Разве могут обычные больные знать об обычном больном что-либо важное? Оно им надо? Продолжать мысль не стоит, и так всё ясно. Ясно, как поселился в душу человек, не сделавший Юми ничего плохого, а наоборот, вселивший надежду и любовь...

А потом ещё говорят: “Почему сердце шалит?”. Да всё потому же! А пока в голове у Юми вертелась песня:

«Мы обязательно встретимся. Слышишь меня? Прости!
Там, куда я ухожу – весна!
Я знаю, ты сможешь меня найти.
Не оставайся одна...»

Хотя нет! Не вертелась! В то время этой песни ещё не было! Но если бы она зазвучала, у человека обязательно появилась бы надежда, что всё будет хорошо... Проверено – не всё!

А тогда... в его голове могла кружиться эта песнь:

«А она живёт в центре всех городов.
И ты хочешь быть рядом,
Но надо ехать домой – уже темно.
Проснись! Это – любовь!»


***

Девушку звали Элли. Немного необычное имя.

Вот уже больше недели она была снова дома, опять одна. Она то и дело принималась плакать или швырять какие-либо небьющиеся вещи по комнате, пока родителей не было дома. Перед ней стояла стена, которую нельзя было сломать просто так. Стена из бесконечных кирпичей разочарования. О чём можно говорить, когда жизнь не ладится? Всё не так, и всё не то... Как и до падения.

Главная беда её была в том, что с возрастом к ней пришли перемены, к которым она не была готова. Ей было чуть больше пятнадцати – самая очевидная часть переходного возраста. Хотя по большому счёту, переходный возраст идёт всю жизнь: от одних возрастных событий к другим... И эта беда тянула к себе другие неприятности... Они стали более заметными. Всё собралось в один большой ком, который однажды надавил на больное...

Какова была личная жизнь Элли? Как и у всех, эта жизнь была полна трудностей. Не стоит затрагивать её отношения с родителями – как у всех. Хотя ей иногда было просто невыносимо... Однако чуть коснёмся стержня всех неприятностей – её саму... Возраст от неё требовал каких-то конкретных решений, будь то тематичное задание в школе или просьба родителей быть осторожнее в определённых “возрастных” делах. Она не собиралась делать ничего плохого, только обдуманное, но от неё требовали не делать многое вообще, и это напрягало. И когда она собиралась что-либо предпринять, её тянули назад её же сомнения - не разочарует ли родителей.

- Не знаю, чего хочу. Ни в чём себя не вижу. Может, пока время не пришло? А нужно ли ему приходить? - думала она. - Почему от меня требуют срочно кем-то стать? Ведь это буду не совсем я, только буду делать вид, что кем-то стала, а останусь тем же. Не время...

Проходило время, и мысли летели в другую сторону, царапая острыми своими значениями и смыслами внутреннюю оболочку Элли. Становилось больно, что они касаются её. Что тут поделать – всегда чувствуешь, когда определённые вопросы задевают струны твоей души!

- А если проблема во мне? Просто, я сама не могу быть самостоятельной. Да. Я не хочу что-либо менять – сейчас мне это не нужно – хотя пора бы! Но не хочу планировать свою жизнь, хотя, говорят, помогает. Да не хочу я! А может, просто не могу? Слабая я, глупая? Что я могу сделать с тем, что от меня не зависит? Наверное, смириться.

И она мирилась со всеми тяжёлыми обстоятельствами в её жизни, пока сама не решила, что всё равно нужно что-то менять.

Очень модным стало слово “протест”. Все протестуют против несправедливости, все ворчат, некоторые принимают более радикальные действия.

“Не хочу – и всё!”. “Вот свобода, данная мне по праву!”. Такие реплики.

И очень часто подобными отговорками отрекаются от обязательств. Обязательства перед родителями, друзьями, героями отечественной и других войн, перед самим собой...

...Когда вокруг всё не так, мне порой тоже хочется выкинуть что-нибудь эдакое... Например, специально совсем ни с кем не разговаривать, лишь глупо улыбаться и пожимать плечами, мол, говорить-то я сегодня не могу – горло болит! Или целый день проходить с чёрной повязкой на глазах... по дому, конечно. По комнате. Чтоб только ощущать руками!.. Вроде как протест, а вроде бы и испытание. И интересно для себя, и глупо со стороны. Пусть видят, что мне что-то не нравится!..

Но так порой хочется делать лишь мне, а вот Элли решила тогда сделать по-другому. И в один из дней, пару недель назад, когда родители в очередной раз её не поняли, она в эмоциях подбежала к зеркалу и резанула кухонным ножом локон своих длинных волос.

Она стояла, замерев, и лишь через минуту поняла, что сделала. Но было поздно. В другой комнате ещё не утихомирились родители, и предугадать, что ей будет, если она выйдет сейчас к ним, она могла. Казалось, будет взрыв, который разорвёт в клочья. Родители не простят её дурацкую выходку. Наверное, накажут домашним арестом... Паника и тошнота. Что будет?.. На мгновенье ей показалось, что они со временем простят её, но, подумав, как она сама будет жить без своих волос, зарыдала. И опять не могла находить себе места...

Через четверть часа в соседней комнате немного успокоились родители, немного успокоилась и Элли. Она поняла, что сделала глупость. Можно было отрезать остальные волосы, но почему-то их стало жаль. Родители через некоторое время ушли на работу, и Элли, завязав на голове платок, спрятав туда свои тридцатисантиметровые волосы, стала искать у себя немного денег, чтобы срочно побежать в парикмахерскую и сделать хоть какую-нибудь приличную причёску.

В её копилке оказалась одна мелочь. На причёску было мало! Она побежала в комнату родителей и с небольшим стыдом принялась шарить по карманам курток. Взяла мелкие купюры, чтобы была не так заметна кража, и вышла из квартиры с платком на голове, с надеждой найти недорогую парикмахерскую.

Она вытирала слёзы, поправляла свой платок, шмыгала носом, пока бегала из одних парикмахерских в другие. Заходить в дорогие салоны не было смысла, хотя их и было полно по всему городу. Заходя в парикмахерскую, она смотрела на прейскурант и сразу же выходила оттуда. После пятой такой неудачи, появилось отчаяние, и она перестала спешить. Она устало шагала только вперёд, ища по сторонам нужную ей вывеску. И вот, почти на самом краю города, где почти нет высоких зданий, она нашла...

Даже не обрадовавшись находке, она зашла внутрь.

Небольшой полутёмный коридор или фойе, за ним более светлое помещение, и почти гробовая тишина.

  - Здравствуйте, - произнесла она, уже не плача, с некоторой пустотой в лёгких, приятной пустотой.

Тишина. Она сделала пару шагов.

- Кто там? Проходите, я щас, - послышалось за ширмой.

Элли вошла, ища глазами прейскурант, не торопясь снимать платок. К ней вышла девушка.

- Здравствуйте, проходите, - улыбалась юная парикмахерша.
- Здравствуйте, - повторила Элли, - у меня... проблемка.

Она улыбнулась: “Проблемка” – очень смешное слово. И сняла платок. Улыбка сама собой исчезла.

- Ого!.. Ясно. Будем исправлять, - по-доброму отреагировала наша знакомая Лиля, уже завязывая за спиной халат.
- Да... только у меня денег не так много... наверное, не хватит.
- Сколько есть? - деловито спросила Лиля, уже приготавливая место и инструменты.

Элли достала всё, что у неё было в карманах.

- Нормально. Снимай куртку, присаживайся.

Элли, удивившись удачи, села перед зеркалом. Её глаза были красными, вид ужасен. Она старалась не смотреть вперёд, Но девушка-парикмахер уже приступила к процессу. Элли любовалась, как понемногу меняется её внешность.

Первым делом Лиля сфотографировала взглядом то место, где был вырезан клок, и сделала симметрично коротко с другой стороны, а после аккуратно стала чикать ножницами вокруг, что-то мурлыкая под нос.

Элли смотрела на только что срезанные пучки волос, и ей захотелось заплакать. Ещё чуть-чуть, и она бы разрыдалась, но парикмахерша, видимо, решив поднять её настроение, спросила:

- Уже придумала, как будет называться твоя новая причёска?

Элли увидала её улыбку в зеркале и улыбнулась в ответ.

- Не знаю. А как бы вы её назвали?
- Ну, это зависит от того, какой образ ты хочешь олицетворять. С короткими волосами, ну, ясно, мальчишки ходят... там... У француженок, я знаю, в моде такие причёски были, у меня фотография есть, где одна – не помню, как её зовут – с сигаретой в кресле... ты сейчас на неё будешь похожа... Ты-то не куришь? Не кури!.. Что ещё? Жанна Д’Арк, перед битвой что ли... отхватила свою косу... Вот. Выбирай... Воевать со щитом и мечом, случайно, не собираешься?

Элли засмеялась.

- Нет, я спокойная. Не собираюсь сражаться, хотя, иногда стоит...
- Ясно. Не буду говорить лишнего, но с короткой причёской тебе пойдёт. Точно.
- Спасибо... Только не знаю, как родители отнесутся к этому, - сорвалось у неё, и вдруг захотелось высказаться. - Да и самой.
- Жалко? - спросила, сочувствуя, парикмахерша и на секунды прекратила стричь. С сожалением посмотрела на клиента.
- Да, конечно... Так получилось.

И горелуковый клиент вкратце рассказал о своей беде, стирая иногда редкие слёзы.

Лиля уже не улыбалась, молча слушала, и когда Элли закончила говорить, положила свои руки ей на плечи: “Смотри, как тебе идёт! Девчонки в школе обзавидуются. В каком классе учишься?”

- В десятом.
- Ну, к выпускному, если захочешь, опять обрастут, не расстраивайся, - она снова улыбнулась.

Элли в ответ тоже. Когда волосы привели в порядок, смахнули лишние, и сказали "Ну, вот и всё", она встала:

- Спасибо. Спасли... полгорода обежала.
- Тебе спасибо, за волосы, если не против, сплетём из неё косу... За рассказ... К нам редко кто приходит, но всегда рассказывают удивительные истории. Правда, Шпакриил Львович?

Из-за ширмы, отдыхающий на тот момент старший мастер и, конечно же, всё слышавший, согласился:

- Да, ты права, Лиля. Всё думают: ну, мало ли – волосы! А, между прочим, из-за них происходят такие истории, которые не произошли бы из-за чего-нибудь другого. Разве могли бы вы, девушка, попасть на край города из-за, скажем, какой-нибудь покупки?
- Наверное, да... - честно, но как-то скромно ответила Элли, не без любопытства ожидая голоса за ширмой.
- Конечно, конечно, но любая покупка вряд ли изменит ваше, я бы сказал, мироощущение... Вот вы теперь будете трогать волосы и удивляться перемене... Потому что они были частью вас. Это не платье, не обувь... Волосы!

Он вышел из комнаты.

- Пойдёмте, я вас провожу.

Уже на крыльце, он, почёсывая свою бородку, произнёс:

- Я уверен, это вас изменит. Вы станете смелее. Попробуйте сражаться, сражаться за счастье. Ваше счастье в ваших руках.

Он замолчал. Подумал. Продолжил:

- И, конечно же, счастье в вашей голове. Не делайте больше глупостей. А к вашей новой причёске родители привыкнут, и всё пройдёт. Волосы вырастут – нужно время. Нужно уметь ждать. Удачи!

Поблагодарив старика, Элли помахала рукой девушке-парикмахерше и отправилась домой, смеясь над выходкой.

Но дома... – чёрт подери эмоции! – она опять серьёзно поругалась с родителями – увидеть такое!

Она не стала ждать, пока её простят. Зайдя, вернее, забежав в свою комнату, Элли почувствовала тесноту с обеих сторон: в себе и давление из соседней комнаты.

Так она просидела всю ночь, терзая себя, думая, что делать. Всю ночь... Её не поняли!

Она увидела свет в окне. Она надышалась утром, сладким, тёплым, хлебным, и, как известно, подошла к окну слишком близко. Она не стала ждать. Рассвет тянул к себе. Но вот новый день отталкивал. И стекла готовы были распасться на мелкие осколки и звон. Звон!

***

- Да возьмите, наконец, трубку, - крикнул тому, кто был свободен, хирург Черепанов.
- Алло, - трубка была снята, и тот, кто был свободен, внимательно слушал, что ему говорили.
- Конечно, передам, - сказал в заключение он.
- Ну что там ещё? - спросил Черепанов “свободного человека”.
- Да вот, просили передать, что всё-таки нашли.
- Что нашли? - Черепанов отложил в сторонку бумаги и серьёзно посмотрел на уже несвободного от ответа человека.
- Ну, это... нашли, откуда сбежал этот... Юми.
- Откуда?
- Из психушки. У доктора Причинова лечился...
- Вполне возможно, - начал размышлять доктор. - Сбежал, говоришь?
- Да, сбежал. Это заместитель Причинова сейчас звонил, сказал, что парень без объяснения причин сбежал...
- Сумасшедший что ли?!
- Да нет же! Сказали, что он абсолютно нормальный. Только есть там один аспект, с которым вас может познакомить лишь сам Причинов. Просили перезвонить часика через два...
- Значит, без причин сбежал?
- Да, говорят, так.
- Ясно. Перезвоню... - он вышел из-за стола и направился к двери, бормоча: - У Причинова и без причин...
- Чего?
- Да так, мысли... Пойду, покурю.

Он курил и думал. Появились вопросы, которые уже хотелось задать Причинову, но двух часов ещё не прошло. Черепанов в волнениях проживал эти минуты: бегал из кабинета в кабинет, улаживал какие-то мелкие дела.

И, наконец-то, взял трубку и набрал номер.

- Алло, доктора Причинова можно? Черепанов беспокоит... Хорошо.

Пришлось ждать минуту. Он стучал по столу пальцами.

- Здравствуйте.
- Добрый день, коллега...

И понеслось. Расспросы, мнения и общий путь к согласию.

- Всё-таки, причин его побега из психбольницы не было?
- Веских – точно нет! Знаете, на следующий день должно было быть небольшое обследование. Но уверяю вас, это было в его интересах.
- Ну хорошо. Мы скоро выпишем его, соберём нужную для вас документацию и отправим к вам. Уважаемый доктор Причинов, я лично, под свою ответственность, назначил определённые лекарства, и, считаю, они не окажут на парня вреда. Только польза!
- Надеюсь на ваш профессионализм. Как только парень будет готов посетить наше учреждение, сообщите об этом. Я буду готовить нужные процедуры.
- Разумеется. Как только травмы заживут окончательно, я позабочусь об этом. Да, а пока не могли бы вы всё-таки дать несколько нужных рекомендаций?
- Ну, конечно же – покой! Спокойная, размеренная жизнь. Если будут осложнения, то не бойтесь дать ему транквилизаторы, не исключайте снотворное.
- Хорошо.

Около двадцати минут они разговаривали и, выяснив каждый для себя важные вещи, они поставили точку и положили трубки.

Телефонная линия обрела свободу.

Прошло время. Юми ещё немножко повалялся в травматологии, всё время грустил, был задумчив, как никогда, пил рекомендованные Причиновым таблетки. Всё это время доктор Черепанов навещал его, общался с ним, наблюдал за его поведением. Ничего особенного не обнаружил. Обнаружилось только желание пациента встретить ту девчонку, которую доставили вместе с ним.

"Интересно, что же скрывает Причинов?.. Да ладно! Зато многое стало понятным. Пролечится этот мальчуган, да и нормальным выйдет в свет. Всё образуется!"

И когда Юми уже садился в машину, доктор Черепанов вышел на крыльцо и с улыбкой, вспомнив про девчонку, посоветовал:

- Повстречай свою девчонку вне наших стен... да и вне любых... Удачи!
- Спасибо, - Юми тоже улыбнулся, но уже в пути его охватила грусть, переживания и волнения вновь подобрались к горлу. Он мимолётно вспоминал Элли, но в основном настраивал себя на то, что вот-вот встретится с Ириной, и не знал, какой будет их встреча.

Но всё оказалось просто. Попав снова в лечебницу на улице им. Луговой, успев только зайти в двери, на Юми набросилась Ирина и крепко обняла его.

Побеседовав с доктором Причиновым, Юми опять набрался сил и спокойствия. До первого сна после возвращения он только и делал, что общался с Ириной, Алёшкой, Александром Григорьевичем, Романом Ильичом, Юрием Александровичем. И весь вечер они спрашивали у него обо всём, что они хотели узнать. А он рассказывал обо всём, что хотел и мог рассказать. И снова всё простилось, и дружба вновь стала продолжаться.

В тот вечер они всё-таки не могли не говорить о том мире, из которого они все пришли. Все они знали, что придёт срок, и их здесь не будет. Вот только в разное время.

- Причинов сказал, что нас ещё немного подержат и выпишут, - заявил Роман Ильич, - там уже замяли скандал. Нам надо быть там...

Остальные учёные просто улыбались и смотрели как-то неопределённо.

- Да, хорошо, - прервал паузу Александр Григорьевич.

И лишь Алёшка изредка улыбался и думал об Ирине. Ведь придётся её оставить здесь одну. Ждать, пока она вернётся в нормальный мир.

Он посмотрел на неё. Она догадалась.

- А знаете, - радостно сказала она, - я уверена, что всё будет просто замечательно. Ведь не зря мы встретились. И я догадываюсь, о чём вы все думаете; может, и не точно, но я хочу вам предложить одну вещь...
        - Какую вещь, Ирина? - с опаской спросил Алёшка.
        - Позже расскажу. Когда додумаю... Ведь вас, господа учёные, должны выпустить в свет очень скоро. Так? Так. Мне же ещё не известно, сколько тут быть. Но я хочу быть с Алёшкой. - Вдруг она обратилась к самому молодому в компании: - А тебе ещё сколько ждать, Юми?.. Ведь вы говорили с доктором, я слышала...

Юми поставил точку в задуманном плане Ирины:

- А мне до полной весны!


«О том, как всё получилось»


Всё случилось так, как придумала Ирина. Ну, скажем, почти так. Прошло время, улеглись споры, слухи, конфликты по делу учёных. Теперь они могли спокойно вернуться в стены родного университета. Начались ожидания, появилась радость и немного грусти.

Собрав все необходимые документы в подтверждение «нормальности», Причинов пообещал выписать их через несколько дней – в самом университете нужно было ещё кое-что уладить.

Формально, эти четверо должны были покинуть стены больницы скоро и все вместе, но Ирина задумала кое-что другое и неотступно к этому шла. Первым делом, конечно же, она поговорила с Алёшкой, и он согласился. В дальнейшем предстояло рассказать всё задуманное Юми и коллегам Алёшки, ну а после, если будет одобрение, огласить свою просьбу доктору Причинову.

- Юми, тут такое дело, - говорила она, - мы с Алёшкой собираемся остаться вместе...
- Понимаю, - улыбнулся Юми, задев уже отросшие свои волосы.
- Дослушай! Меня, всем ясно, здесь держать ещё долго будут, поэтому хочу предложить одно дело. Тебе будет выгодно.
- Какое дело? - не без любопытства спросил он.
- В общем так. Их выписывают скоро, а тебя, как ты сам знаешь, позже. А если вместо тебя здесь Алёшка останется?
- Как так?
- А ты с учёными вместе...
- Наверное, можно было бы. Но поймёт ли Причинов? Ведь меня собирались на днях вести в другую больницу - обследовать... А как без меня?
- Я уже думала об этом. Смотри! Тебя ведь никто не знает там. Ты для них чисто на бумаге есть. А Алёшка - молодой – за тебя прокатит! Я узнала, что к главному врачу города должны везти. А у него и без тебя пациентов хватает. Что, думаешь, будет в каждого вглядываться?!
- А откуда ты узнала, я ж ещё тебе не говорил?
- Да так, знаю и всё. Добыла информацию!
- Ладно, - Юми сразу вспомнил, как она легко доставала шприцы, и перестал допытываться.
- Всё нормально? - Ирина заметила эмоцию тяжёлого воспоминания.
- Да, конечно, - Юми не без радости натянул губы – ведь появился шанс поскорее убраться отсюда.

Получив согласие, Ирина, вместе с Алёшкой и Юми в тот же вечер обсудили всё с остальными.

- Здорово придумали! - Роман Ильич смотрел на них сумасшедшими глазами. - Ну, вы, блин, даёте! А чё не по-другому? Может, наоборот – тебя с Алексеем Валерьевичем с нами, а кто-нибудь из нас остался бы? - шутил он.

Народ развеселился.

- Нет, я уж здесь побуду, мне там делать пока нечего, - спокойно сказала Ирина, - может, потом.
- Да, ребят, пусть будет так, как задумала Ирина, - выступил в защиту Алёшка.
- Пусть, надо же немного над вами поиздеваться, а то уж слишком гладко будет, - улыбался Александр Григорьевич.
- А я бы, - вступил в разговор Юрий Александрович, - остался здесь. Там аппаратуру интересную привезли. Научный ум требуется. Университет – оно, конечно, хорошее дело, но хочется иногда чего-то другого.
- Земного, что ли? - сострил Роман Ильич.
- Поинженерить захотелось? - шутил Александр Григорьевич. - А кто о высоком думать будет? Как же без тебя космические лучи распространяться будут?
- Как и раньше будут. Никогда не поздно вернуться к родному.
- Ты серьёзно, Юрий Александрович? - как-то резко спросил Роман Ильич. - Ты прекращай эти уходы в сторону от науки. Нам первоклассные специалисты во как нужны!

Он показал рукой, "как" нужны, и Юрий Александрович как-то по-своему улыбнулся: «Посмотрим»

Всё стало ясно – одобрение получено. Оставалось рассказать Фёдору Михайловичу. Ирина тут же начала обдумывать порядок действий, а остальные сразу позабыли об этом, начали болтать о другом, разном. Ведь это уже Иринина забота... Уж слишком бойко она взялась за это дельце.

В тот вечер каждый из них вспоминал всякие разные свои истории:

- ...В общем, шли мы как-то с другом по дороге, уже почти около дома были... как вдруг к нам подходят несколько... давай толкаться, чего-то спрашивать... Друг мой первым ударил, а я не успел опомниться, как его уже ножом покоцали...
- Что за слово такое «покоцали»? - упрекнул Роман Ильич. - Разве нельзя по-нормальному: «Его порезали ножом»?
- Можно, - согласился Юми, хотя остался на своём - но ведь сейчас все так говорят. Это уличный сленг.
- Но ты ведь сейчас не на улице, а рядом с нами, взрослыми людьми. Говори на обычном языке, понятном нам обоим.
- Да, наверное, вы правы, - задумался Юми, - но ведь на этом ненормативном языке я тоже понятно выразился. Вернее, по контексту ясно же о чем речь, и что за слово. Так?
- Так. Только опять-таки понятным не для всех, вернее, не совсем правильным образом. Не стоит привыкать говорить эдак. Вот если бы я, представь, сказал бы тоже правильно, но по-своему, например, так – пусть господа учёные простят мне этот бред, потому что это только пример: «нож диффундировал в его живот, и состояние всей биологической системы с течением времени в целом тотально ухудшилось... или произошла перколяция в биологическую ткань...»
- Я понял, понял... - поспешил перебить его Юми, смеясь.
- То-то же. И ведь я тоже сейчас более-менее правильно описал событие. Но тебе было, скажем, не комфортно, тяжело для понимания. Так?
- В общем, да, но интуитивно понятно. Ведь я начал рассказывать эту историю, а не вы... А что такое «диффундировал» догадаться, конечно, можно... хотя могу и ошибиться в предположении...

Вмешался Александр Григорьевич.

- «Диффузия» – по-простому рассеяние частиц в среде, а здесь, если честно, мой коллега только что слукавил. Просто в голову пришёл этот процесс. Да, Роман Ильич?… И нож тут не причём!
- Ну да, ну да! Я же заранее попросил прощения! Просто соскучился я по диффузии и перколяции… Да ладно, Юми, пока не думай об этом, а то дойдём с твоими вопросами до аномальной диффузии, «полётов Леви» и магнитных неоднородностей. Продолжай свой рассказ.
- А что такое «аномальная диффузия»? - не удержался Юми.

Учёные засмеялись – любознательности Юного Ученого не было предела.

И так истории – одна за другой! – появлялись из уст каждого, кто сидел на той лавочке в парке на свежем воздухе среди деревьев.

- А я придумала! - вдруг неожиданно, хотя впрочем, как всегда, выкрикнула Ирина. - Я хочу сказать, что и вам Юрий Александрович можно здесь остаться. Вы, вроде, тогда хотели?

Все немного опешили, не сразу сообразив, в чём дело.

- Смотрите! - продолжила она. - Вначале отсюда уйдут Роман Ильич, Александр Григорьевич, Юми и вы, а мы с Алёшкой останемся. Юми и Алёшка поменяются местами. Но потом-то Алёшке тоже нужно будет выписываться, так как “пациента Юми” доктор долго держать не собирался... Я должна буду остаться одна, так?
- Ну, так, - все внимательно слушали.
- Так вот. Вы там у себя все дела доделаете, а потом, когда Алёшка придёт, то есть мы с ним выйдем отсюда, тогда вы, Юрий Александрович, вместо меня, то есть как пациент... ну, чтоб формально место было занято... А с Причиновым я поговорю...

Все засмеялись. Идея была сумасшедшей, но всё же заманчивой.

- Прекратите сманивать здоровых учёных в психбольницу, - Роман Ильич величаво улыбался, - сам-то что думаешь?
- Посмотрим, - снова неоднозначно ответил Юрий Александрович.

На следующий день Ирина зашла к доктору Причинову и рассказала о своей затее. Внимательно выслушав её, Фёдор Михайлович вздохнул и сказал:

- Знаете, я, конечно, могу помочь вам, но поставьте себя на моё место... пациенты просят... если всем угождать...
- Но вы ведь всё знаете, мы ведь не во вред.
- Я категорически против! - он принялся рыться в бумагах, делая вид, что занят.
- Но ведь вы только что сказали, что готовы помочь.
- Ну да... Слишком сложна просьба... Да и стоит ли?

Ирина не унималась:

- Ведь вы изначально собирались выписать всех учёных, а потом Юми, а что со мной будет - не подумали, моё душевное состояние...
- Да подождите, вы, Ирина, горячиться! - он начал успокаивать её. - Я сам заварил эту кашу с учёными, сам допустил, чтобы вы общались вместе... А теперь ещё и ваша свеженькая бредовая идея... К тому же Юми не до конца обследован.

Нужно признаться, что пациент Юми должен был остаться здесь на некоторое продолжительное время. И это был личный профессиональный интерес главного врача психбольницы. Если, опираясь на план Ирины, он покинет лечебницу с учёными, то Причинов не успеет получить нужную информацию, которую запланировал получить с этого пациента. Собственно, это и была главная проблема, которая рушила план Ирины.

- Ирина, послушайте, мне нужно обдумать ваше предложение. У меня проскакивала подобная мысль на счёт вас с Алексеем Валерьевичем, но это дело серьезное. Мне всё же придётся сделать обследование Юми, причём это нужно для него... Ещё не всё ясно... Да что я вам рассказываю? - он встал, подошёл к двери, открыл её, - ступайте, я обещаю подумать.

Она ушла, не вполне удовлетворенная разговором. Но всё же в надежде на успех.
Оставшись один, Фёдор Михайлович тихо произнёс:

- Как же с вами тяжело! Сам виноват, что хочу помочь! Э-хэ-хэ! Что делать? Что же мне с вами делать?

Почти до часу ночи он думал об этом и, придумав-таки верный и хитрый план, заснул. Предстояла неделька беготни, разговоров с нужными людьми, короче, семь дней обычной нервотрёпки. Ну а после, знал он – всё станет спокойнее!

Первым делом он позвонил с утра тому самому врачу, который должен будет обследовать Юми, задал пару вопросов. Сам Причинов был первоклассным специалистом (спору нет), но он столкнулся с кое-какими трудностями, отчего и нужна была эта консультация.

Потом было решено выдать за Юми Алексея Валерьевича, чтобы тот прошёл нужные процедуры в чужой больнице и в итоге оказался здоровым там, но "нездоровым" здесь, то есть, чтобы "пациентом Юми" занимался только доктор Причинов. Всё это надо было сделать за два дня, чтобы успеть «повозиться» с настоящим Юми до его выписки. Ведь, выписав Юми досрочно, Причинов не сможет узнать то, что его интересовало. Если все его, Фёдора Михайловича, подозрения разлетелись бы ко всем чертям, он бы отпустил Юми на все четыре стороны. Но ведь времени оставалось не так много... Поэтому, ввиду некоторых обстоятельств, пришлось воспользоваться запасным планом. Так сказать, используя кой-какие хитрости...

Но всё по порядку.

Главный врач города, старший врач центральной больницы, Данил Потапыч Ефименко был очень солидным человеком и почти постоянно сидел у себя в кабинете. Нужно сказать, что он всего несколько раз появлялся у Причинова, да и то мельком.

Он, конечно же, не знал всех пациентов в лицо, но читал о многих, об их физическом и душевном состоянии, знакомился с их проблемами. Этот самый главный врач, должен был давать рекомендацию по всем серьёзным делам. Понятно, о деле Юми он знал хорошо.

В момент поступления Юми, Причинов, удивлённый поведением и речью нового пациента, позвонил Ефименко, аккуратно описал симптомы и спросил, что с ним делать. Данил Потапыч в ту пору был очень занят и приехать не смог, но сразу же порекомендовал пройти обследование в его больнице. Причинов для реализации хитрого плана вспомнил про эти рекомендации.

Ефименко разговаривал о тщательном обследовании загадочного пациента, не догадываясь, что эта процедура необходима кой кому только для формальности.

- Ну что, голубчик, на днях везите его ко мне, - сказал он Причинову в завершении.
- Хорошо, в пятницу, после обеда я вам позвоню. Думаю, вы мне поможете разобраться в этом деле, - уже лукаво произнёс он, зная, что пациент будет "подставной".

Попрощавшись, они занялись своими делами – кто чем. Ефименко отхлебнув кофе, опять принялся копаться в своих бумагах, а Причинов откинулся на спинку кресла и начал обдумывать ситуацию до мелочей.

Наверное, самым простым было привести пациента этому главному, и после обследования в чужой лаборатории, краснея от стыда, что ничего особенного в этом пациенте нет, получить, может, словесный выговор, может, какие-нибудь нелепые рекомендации.

Фёдор Михайлович уже представлял, как Данил Потапыч, покачав головой, скажет: “Ну что ж это вы, голубчик, в заблуждение себя ввели? Наверное, это был единственный случай в его жизни... ну, там стрессы, переходный возраст... Долго держать его у себя под крылом не стоит. Если с ним подобное опять произойдёт "на свободе", он опять же попадёт к вам. Сейчас проблем точно нет. Пусть гуляет. Молодой. Время покажет...”

- И, правда! - Причинов даже привстал – пришла идея! - Его, конечно, нужно выписать... Но как сделать, чтобы он снова показал свои способности? Ведь нужно будет за ним наблюдать вне стен лечебницы. А может, тому причина… - он вспомнил, обстоятельства, когда впервые услышал от Юми бредовые мысли, в которых что-то так сильно зацепило.

Дело было так. До операции Юми лежал в палате некоторое время и бредил, выкрикивая: “Вам нужно шагать... посмотрите за стенкой, мне больно, но в том смысл...” и другое подобное. И когда Причинов, как бы случайно, уходил за стенку, там и вправду, может, случайно, кому-то или чему-то нужна была помощь или его присутствие: будь то человек или капающий кран. И тогда Причинов мимолётно задумывался... Но этот бредовый поток не прекращался, как не прекращалась и "цепляющая" составляющая. Она-то и выделила этого "новенького" из общего числа серых пациентов...

- Вероятно, причина такого состояния вызвана стрессовой ситуацией?! Ведь мы сделали ему операцию, удалили патологические образования в голове и потом постоянно пичкали его таблетками. Куда же со временем это всё пропало?.. - вот какой вопрос интересовал Причинова. Вот в чём был интерес. - Ну да, я ведь позже не разрешал ему общаться с душевнобольной Ириной – это могло опечалить его, заставить думать, переживать... думать, переживать... А вдруг ему и нужно думать? И чем больше он обдумает в нормальном состоянии, тем яснее, чётче, может, глобальнее будут бредовые слова, которые в стрессовой ситуации соберутся в одно, будут однонаправлены. А ведь такая ситуация, я уверен, у него была перед тем, как он к нам попал, наверняка там, именно там...

Причинов вдруг вышел из-за стола и, покинув кабинет, довольный, что, наконец-то, понял, в чём суть дела, пошёл гулять.

На следующее утро он собрал врачей и медсестёр и объяснил, что предстоит делать.

Почти целый день он собирался потратить на обследование и общение с Юми – тянуть время больше было нельзя, хотя он знал, что обследование даст не всё, что нужно, а лишь некие физические и психические его характеристики.

Вся надежда была на возвращение пациента Юми в эти стены, когда со временем сумасшествие возьмёт верх над разумом, когда снова проявятся "интересующие"способности...

А перед обследованием, доктор Причинов подумал: «А может, он и вправду нормальный человек, может, это я выдумал, что он своими полунормальными бредовыми словами способен заставлять меня думать... Скажем, стоит задумываться, что он иногда говорит... А может, так за каждым человеком... Ладно, этот паренёк – яркая звёздочка, на него сейчас и будем смотреть, вернее, слушать... глубокие мысли, фантазии, чувства... но серый быт может всё это притупить... Нужно сделать так, чтобы он "на воле" не утратил то, что имеет, этот потенциал... Нужно поскорее создать необычную, стрессовую ситуацию, или просто постоянно заставлять его думать... Там, за этими стенами ему нужна нестабильно протекающая жизнь... Хотя у кого она стабильна?.. Ну, хорошо, - он посмотрел на часы, - сейчас будет обследование, нужно быть внимательным... Как хорошо, что Юрий Александрович помог наладить оборудование – в этой аппаратуре чёрт ногу сломит!.. Потом подумаю, как лучше не навредить, но заставить его сюда вернуться»

И уже шагая по коридору, пришла одна мысль. Он тогда зашёл в один из кабинетов, что-то взял, зашёл в палату к Юми и сказал: «Что готов?.. Перед обследованием придётся выпить таблетки. Держи. И до отъезда тоже их пей. А потом, вечером, выпьешь вот эти...». Он дал ещё одни.

Юми положил пачку разных таблеток в свою тумбочку, выпил нужную сейчас, и они вместе с доктором прошли в соседнюю комнату, где уже давно сделали ремонт, где бегали медсестры, приготавливали всякие инструменты и бумаги. За пультом, управляя приборами, сидел Юрий Александрович. Юми разделся, лёг на холодную белую простыню и сразу же почувствовал, как ему что-то вкололи.

«Интересно, зачем таблетки пил?» - подумал он, засыпая.

Медсёстры начали к его телу, в частности, к голове прикладывать всякие жгуты, прищепки, присоски, датчики... И вот на экране дисплея показалась синусоида.

Когда обследование закончилось, Фёдор Михайлович посмотрел внимательно на результаты и прочитал: «Так, в состоянии активного бодрствования пациента... межпиковые интервалы... латенции... Заключение: замедление внутристволового проведения по акустическим структурам справа на медулло-понтинном (преимущественно медулярном) уровне». Потом сказал очень тихо себе под нос: «Ну, вот мы и нашли некий феномен мыслительного процесса... Такая интересная реакция на... Дело за малым – найти применение! Направить в нужном направлении!»

Он отошёл в сторонку и произнёс менее радостно: «Ох, о чём я говорю? Это всего-навсего потенциальные возможности! Да, может, они в каждом из нас... А у этого парня активнее проявляются. Просто ему нужно создать условия, нужно создать условия...»

Вскоре он вышел из комнаты, пошёл по коридору и пробормотал: «Да вся жизнь в таких условиях... у каждого... Нет, для него надо побыстрее, стремительнее! Мощнее! Я попробую... создать такую ситуацию... резким отказом от таблеток... Нужно только ладом проконтролировать... Да, тем более, ему ещё нужно будет найти свой дом... И эти поиски опять приведут его к нам. Ладно, скажу учёным, чтоб помогли найти его дом, а его самого выпишу позже... чтоб точно знал, куда ехать... А может, пусть для начала ищет учёных? Тогда мне будет известен его маршрут... Да, и попрошу кого-нибудь из медсестёр проследить за ним. Думаю, пару дней хватит...»

Когда Фёдор Михайлович Причинов зашёл через два дня в палату №26, чтобы отдать Юми документы о выписке и проводить его, в комнате находилась Ирина и Алёшка, они молчали. Нужно сказать, что, как и задумывал доктор, трое учёных уже покинули психбольницу.

- Добрый день, - испортил тишину доктор.
- Здравствуйте, - хором ответила троица.
- Ну что, собирайтесь, Юми. Вот ваши справки, адреса и телефоны наших учёных, обратитесь к ним – они помогут добраться до дома. Попрощайтесь. Я жду вас на крыльце.

Он вышел.

- Ну что ребята, желаю вам удачи, любви, скорого пребывания домой. Ирина, не задерживайся здесь! - он увидел у неё на глазах слёзы, но продолжал: - Пусть всё у вас получится! И ты, Алёшка, с докторами поосторожнее: им главное – пациент, чтоб лечить, а остальное... Шучу!

Они улыбнулись.

Алёшка встал с кушетки, подал руку Юми, тот схватил и пожал её.

- Пусть и вправду всё получится! И мы когда-нибудь встретимся! – сказал Алёшка.

Следом встала Ирина, улыбнулась:

- А ведь итак всё получилось! Сейчас всё хорошо, и всем известно, что будущее будет казаться продолжением настоящего. Ведь время непрерывно!.. Мы были вместе раньше и в эту секунду тоже рядом, а значит, обязательно встретимся позже! Пока, Юми, удачи!
- Спасибо, удачи и вам!

Они обнялись. Потом один из них ушёл.

Около выхода, его остановила какая-то взволнованная женщина, явная пациентка доктора Причинова: «Позвоните по телефону 56-14-40. Пусть сынок Сашка мне папирос привезёт...»

За стеклом двери он увидал доктора, дожидавшегося его на крыльце, подошёл к нему: «Доктор, там женщина просит, чтоб я по телефону её сыну позвонил... Есть ручка?»

- Спросите у неё ещё раз номер телефона. Тот ли будет, что был?

Юми удивился, но подошёл к женщине, прилипшей к стеклу входной двери, и спросил номер.

- 57-14-21, - ответила она, - пусть Сашка один приезжает, мне его кошка не нужна...

Юми не стал дослушивать.

- И вправду – другой! Нужно быть осторожным с женщинами в больнице! Да и и везде... - и вспомнил: - А я как-то из-за девушки в больницу попал. Правда, она мне понравилась... Хочу её найти.
- Да, думаю, что вам стоит немного задержаться в городе. Займитесь поисками этой вашей знакомой... Если вам вдруг станет не по себе, сразу же сюда! А сейчас – прощайте!
- Хорошо! - Юми уже сделал пару шагов, но что-то заставило его обернуться.

Это «что-то» оказалось придуманной фразой, забавной и наполненной непроизносимым смыслом: «Прощайте себя тоже!»



09 05 05 года, 2 часа ночи.

Всегда есть причины! Люди, не торопитесь с умозаключениями, не выносите за минуту приговор! Со временем все объясняется! Всё проясниться, и не будет обид!.. Да говорите же, наконец, не молчите!.. Со временем и вас поймут. Да будьте вы честны с близкими! Близлежащие стоят на первом месте!


Часть третья

«Как много девушек... Хороших?»


Уже было тепло. А точнее – радостно! В небе над головой светило Солнце – самый большой источник радости, тепла, света. И что немаловажно: Солнце – самый большой приёмник улыбок, которые возникали на лице Юми на протяжении всей его жизни.

- Здравствуй, Солнышко! - Юми всегда с улыбкой и чуть слышно произносил эту фразу.

С детства была привычка поднимать голову и искать «объект дарения улыбок». Это случалось, когда он выглядывал в окно, или когда Солнце напрямую угощало его своими лучами, а не через выдуманную прозрачность. Тогда Юми, чтобы люди не заметили этого и не сочли такой поступок сумасшедшим, на мгновение растягивал улыбку и незаметно подставлял под лучи кольцо, что было на мизинце, чтобы оно напиталось чистой энергией звезды и могло отдать её, когда начнёт обволакивать грязная событийная чернота. Правда, Юми сразу же забывал про чудесное действие кольца. Ну и пусть! Обряд всё же есть обряд! Язычество никуда не деть!

Вот и сейчас, бродя по городу, улыбаясь своему любимчику, Юми дикарём смотрел вокруг.

- Ого, уже 21 мая, - увидел он число и удивился.

Пожалуй, это было первое яркое впечатление в тот день. Если, конечно, не считать прощания с Ириной, Алёшкой, Причиновым...

Сейчас он думал не о них.

- Вот хожу я опять один! А как же мне хочется когда-нибудь назвать какую-нибудь девчонку «Солнышком»! Только по-настоящему! «Привет Солнышко!» - увидав её, скажу и поцелую. Наверное, Солнце не обидится, что я воспользуюсь её именем... Ведь правда? - он посмотрел наверх, улыбнулся, подмигнул: - Не ревнуй! Ты у меня одно такое светлое, постоянное... Но всё же хочется тепла чуть ближе. Интересно, много ли девчонок по-настоящему хороших в этом городе? Говорят, для каждого человека есть где-то его половинка. А если их много, как же тогда выбрать? Или их вовсе не много, как кажется? Или, может быть, и выбирать-то не стоит – всё равно когда-нибудь счастливый случай сведёт двух нужных друг другу людей? У меня ведь тоже столько встреч было, но я по-прежнему один... Может, это неслучайно?.. Вот сейчас буду смотреть на девчонок, считать, сколько из них красивых... может, одна из них – моя будущая невеста! Она обязательно должна быть красивой. И хотя понятно, что внешняя красота – полдела, а всё равно приятно!

А деревья уже наполнились молодой листвой зелёной. Ходишь мимо них, а они свежестью в глаза бьют. Майская зелень, она не щадит ни глаза, ни сердце - обезоруживает их.

Юми шёл и смотрел по сторонам; переходил асфальтовые дороги, земляные дорожки, наступал на траву, пинал камешки... и все смотрел по сторонам. А вокруг люди... Как же их много! Сколько разных! Но глядел он, вернее, вглядывался, только в самых симпатичных девчонок.

- Привет, - улыбнулся он куда-то спешившей даме.

Она на мгновение повернула голову и снова вернула её на место, продолжая спешить.

- Минус одна... Пожалуй, с такого счёта я и начну.

Он остановился. Огляделся, куда можно присесть и оттуда наблюдать. Лавочка возле дома напротив была в самый раз.

- Симпатичная, симпатичная, ничего так… - начал он перечислять, вернее, сортировать по внешности проходящих мимо девчонок.

- Так, ну около пяти уже есть, хотя последнюю можно вычеркнуть... Так, вон у той фигурка извилистая... а поближе... О, господи, зачем так сильно?.. Так, вон у следующей симпатичное платьице, да и сама – ничего. Шесть... или пять?.. Пять! Нужно точнее выбирать – на все сто!.. Может, пройтись куда-нибудь ещё?

Он встал, пошёл по тротуару, беззаботно продолжая вести счёт милым встречным.

- Ну и куда мы все подевались? Уже полчаса – никого.

В голове Юми родилась мысль: «Странно получается: из такого количества людей... нужных тебе в данной ситуации катастрофически мало»…

И как часто бывает у тех, кто размышляет, мысли тут же повернули в другую сторону, а потом ещё в одну:

«Но ты остальных же видишь. Они попадают в твоё поле внимания и взаимодействуют с тобой, воздействуют на тебя – таким-то количеством! – и ты контактируешь с ними со всеми, хотя тебе и не обязательно. И так с каждым случающимся предметом: либо нужен, либо нет... Но по факту - взаимодействие. Хм... - он пожал плечами. - А если побывать во всех людных местах планеты...
       
Мысль оборвалась. Он загляделся на одну, говоря без преувеличений, прекрасную эффектную особу. Она стояла на остановке трамвая и прижимала сумочку своими тоненькими ручками к стройным ножкам.

Юми проследив, как она, дождавшись своей "кареты", села и уехала, тихо сказал: «Пожалуй, это самая красивая из всех, которых я сегодня видел!»

Проводив её взглядом, он подумал:

- А может, нам подсказывает время, когда лишь в какой-то день сталкивает судьбы двоих?

И снова мысль оборвалась, но теперь вот чем: в горле вдруг запершило и он, не думая, плюнул возле себя. Сразу же осозналось, что этот поступок был ужасен, и он стремительно зашагал вперёд, уже ни на кого не глядя. Но не успел Юми пройти ещё десяток шагов, как к горлу опять подошла эта чёртова горечь, и ему опять пришлось плюнуть. Вдруг он понял, что ему нездоровится и огляделся вокруг. Его немножко шатало.

- Наверное, нужно выпить таблетки. Я их уже не пил со вчерашнего вечера – забыл! Где они есть-то?.. - он стал шарить по карманам, но таблеток не обнаружил. - Твою налево! - выругался он, - они же у меня в тумбочке остались. Возвращаться? Никогда! Так, нужно срочно решить эту проблему!

Он ещё раз пошарил по карманам и в пакете со своими вещами.

- Так, немножко денег у меня есть. Может, просто перекусить, тогда всё и пройдёт... Нет же, у меня не желудок, а голова болеть начинает, видно без этих таблеток ей туговато. Чем же помочь?

Он сел на ближайшую лавочку, обнял руками голову, пытаясь сдавить слегка, чтобы как-то унять боль. Он уже как-то отрешённо начал смотреть по сторонам, как вдруг увидал обычный ларёк с пивом, вернее, парней, только что купивших ледяное пиво, разлитое в пол-литровые пластиковые стаканчики, и ему пришла идея: “А что? Расслаблюсь! Давненько не пил... Но ведь таблетки!.. Хуже не будет, не будет...”. Успокоил он себя: “Губит людей не пиво... стакан-другой и жить становиться другой!.. А мне это и надо”.

И уже через десяток минут Юми сидел с покупкой на той же лавочке, где пришла эта легкомысленная идея – выпить. Сидел и пил своё пиво, а за ним через кусты наблюдали...

        Она смотрела издалека. Её почти не было видно, и эта невидимость была ей на руку. Главное – она видела Юми и смогла проследить за ним, куда бы он ни шёл.

Эта хорошая девушка выполняет не совсем хорошее задание – сделать так, чтобы пациент палаты №26 в состоянии душевного стресса был доставлен в психбольницу к доктору Причинову, и никуда иначе. Первые позывы стресса уже начались: как и предполагал доктор, отказ от таблеток начал делать своё дело, и медсестра Зоя Незрянова должна была бы сейчас заметить это, но - увы. Она, совершенно невнимательная к своему объекту наблюдения, и понятия не имела, что творилось у Юми в голове. Перед ней сейчас был человек, легкомысленно пьющий пиво, а значит, у него должно быть всё в порядке!

Назначенная на слежку, Зоя уже давно ходит за ним по пятам, и, признаться, ей это уже порядком надоело. Она мается, ей скучно, она всё чаще и чаще смотрит по сторонам... на одежду девчушек её возраста, на парней чуть постарше. А тем временем Юми допивает своё пиво и идёт, как бывает в таких случаях, ну, скажем, делать последовательные действия. Ладно, пропустим подробности.

         Идёт Юми, легко пьяненький, а она уже давненько смотрит в другую сторону, где молодые люди о чём-то весело разговаривают. Он идёт в её сторону... Она продолжает смотреть на то, как одеты молодые люди, как причёсаны, какие модные туфли... Он смотрит по сторонам, переходит дорогу, направляется к кустам... Она смотрит в их лица, разглядывает. Он стремительно приближается... Опасный момент... Гол!

Среди деревьев Юми обнаруживает Зою. Он пьян, но он всё же вспоминает, где видел её. «Зачем она здесь?».

- О, привет! - немножко краснея от неожиданности, сказала она.
- Здравствуйте. А я вас знаю. Вы медсестрой работаете в психбольнице доктора Причинова.
- Да.
- А что вы здесь делаете? Среди деревьев приятнее находиться, чем среди людей? - он сам подсказал ответ. Честно говоря, его волновало, что кто-то лишний находился среди этих непубличных деревьев.
- Да, пожалуй... А ты куда идёшь?
- Да так, гуляю.
- Пиво пьёшь? - серьёзным тоном задала она вопрос, тем самым, надеясь, что Юми будет думать об этом “плохом” поступке, ему станет стыдно, и не заподозрит её в слежке. - А когда таблетки пьёшь, пить пиво нельзя. Разве не знаешь?
- Да, знаю. Только я таблетки, что мне дал доктор в больнице оставил, в тумбочке. И сегодня ничего не принимал... Значит, можно!
- Забыл? - она задумалась. - И как ты себя сейчас чувствуешь?
- Нормально. Стаканчик уже выпил...
- Ты точно в порядке? У тебя бледный вид.
- Бледный вид? Наверное, долго на Солнце был... - начал придумывать Юми.

Его и вправду шатало, но он разгадал встречу. Нужно было что-то делать.

        - Пройдёт. Ты ведь не предлагаешь снова идти в больницу?..
- Зачем? - замешкалась она. - Если хочешь, я просто погуляю вместе с тобой, буду сопровождать... Мало ли что!
- Да не надо. Я сам... Я ищу красивых девчонок, а ты мне будешь мешать, - алкоголь уже действовал вовсю, и он проговорился.
- Ух, как интересно! Расскажи, зачем?

Он не хотел говорить, но раз уж язык не удержался...

- Я просто считал, сколько симпатичных лиц наделал Бог, ведь не могут же все быть красивыми?..

- Ну да, - сказала она и задумалась. - А почему не могут?

        - Некрасота вокруг. Чтоб великолепие было внутри!.. наверное...

Когда доктор Причинов давал ей задание следить за Юми, он предупреждал, что тот способен заставлять людей задумываться. Это его и заинтересовало в пациенте из палаты №26. Фёдор Михайлович поделился некоторыми своими размышлениями с Зоей Александровной. А именно, рассказал ей всё, что нужно знать медсестре о пациенте. Плюс несколько замечаний про особенности. И она сейчас вдруг вспомнила обо всём, что говорил доктор. Она задумалась. Она знала, что должна возникнуть определённая стрессовая ситуация и состояние Юми должно измениться, он будет непонятно вести себя. А сейчас так и случилось: полдня без таблеток... «Бог, красота... какая-то философия!.. А почему нет? Уже некоторое время не пил таблеток, видимо, сильные были… Сейчас ходит, обо всём думает, воображает, переживает... алкоголь... меня увидел, заподозрил, наверное... нервы... мысли...». Она решила идти до конца – развить мысль:

- Слушай, ты говоришь, что красивых девчонок ищешь, а если найдёшь самую красивую, то познакомишься с ней? - медсестричка Зося не без любопытства задала вопрос, как это обычно делают все девчонки.
- Ну да, я скажу ей что-нибудь, чего она не слышала. Что-нибудь умное, красивое... еще не придумал.
- А если она не поймёт тебя... Красивое и приятное – да! А умные вещи на улице в теплый весенний день не всегда нужны, мне кажется... Красивая девушка – сама по себе умна. Самодостаточна. Зачем ей чьи-то мысли?
- Я считаю, - он сострил, - красоту надо поощрять мозгами!
- Как-то грубо сказано, - Зоя Александровна немного обиделась за весь женский род и мечтательно добавила: - А может быть, поощрять цветами?
- Вот и я говорю: дарить цветы с умом надо!
- Эй, ты этого не говорил! - она улыбнулась.
- Ну и что, зато сейчас сказал... главное, что говорил про ум, - он засмеялся. - Тебе никогда не дарили цветы с умом… с чудными соображениями, с бредовыми мыслями?

Они рассмеялись.

Она поняла, что доктор был прав – парень очень интересен. Она даже увлеклась разговором... и решила, что до критического состояния, по предположению  доктора, было недалеко, а потому не могла сейчас бросить его одного в городе. Нужно было привязаться к нему.

- Слушай, ты такой интересный, давай сядем куда-нибудь, ты мне ещё что-нибудь расскажешь... А то здесь, в кустарнике, стоим с тобой, как не понять кто.
- Давай, я в принципе свободен, - он улыбнулся, конечно же, догадавшись, что что-то в этой встрече не так, - только мне отойти нужно, понимаешь? Иди вон на ту лавочку, где я сидел, а я сейчас приду.
- Хорошо.

Зоя подозрительно отнеслась к его предложению, но выбора не было. Присев на лавку, она успела посмотреть в спину уходящему за пятиэтажный дом Юми. За этим домом виднелся дворик, и он, видимо, сожрал Юми: прошло уже пять минут, а он так и не показался. Как говорится: «Явка провалена!»

А "неуловимый мыслитель" то бежал, то медленно шёл, лихо пересаживаясь с транспорта на транспорт, проезжая лишь одну остановку, естественно, чтобы не платить за проезд. Когда он замотался в конец, не зная даже, где находиться, он нашёл скамейку и, уже не смотря ни по сторонам, ни на девчонок, сел на неё.

- Странно, но голова всё ещё мутная! Пиво бы так не действовало... А может, уже похмелье... Ну да! Как же!

Он оглянулся. Здания, деревья, дворики, магазины.

- И что это за слежка была? - спросил он сам себя, смотря сквозь здания, - блин, как будто я из психушки... сбежал, а не выписался! - начался возмущаться он.

  А за домами он обнаружил пустоты – город заканчивал тянуться, и тогда пришлось о чём-то вспомнить.

Минуты раздумывания.

- Может, внешность поменять? - ни с того, ни с сего произнёс он.
- Ты ещё скажи – стать тайным агентом! - начал он спорить сам с собой.
- А что? Остаётся придумать себе задание – и готово!

Опять к горлу пришла горечь, и опять он её сплюнул...

Этот район не был обитаем, наблюдалось совсем небольшое количество народу, тем более нехватка красивых лиц... Но как-то нужно был отвлечься от горечного и штормящего состояния. В голову стали стягиваться мысли.

- Ну вот тебе раз! Опять какой-то закон придумал: «Если среди большого количества людей мало хороших, то среди меньшего количества их может не быть вовсе»... Да, когда я ходил по улицам, из всех прохожих, нужных мне было маловато – меньше десятка... А потом я говорил с этой медсестрой... Вроде бы хороший человек, а если представить её чем-то «многим», чем-то глобальным, то и в этом большом я нашёл бы лишь крохотные красоты!.. И даже при пятиминутном разговоре встретилось что-то противное, отталкивающее, что оказалось мне не нужным, плохим для меня... Например, зачем ей нужно было за мной следить? Почему я должен был по-заячьи перемещаться? И куда, собственно, мне направится сейчас?..

Но он уже придумал, куда пойдёт теперь.

Вспомните, эта идея родилась, когда он только начал говорить сам с собой. Говорят, в споре двух людей рождается истина, а если ты один, и тебе истина позарез нужна, придумай собеседника. Оказывается, раздвоение личности – не такая уж плохая штука!

Направляясь к своей новой цели - усиленной конспирации, Юми продолжал всматриваться в лица идущих девушек. И когда он вспомнил вопрос, что задавал несколько часов назад, тут же подвёл итог: “Ха! Раз, два и обчёлся!”. И прекратил счёт.

И так он всё шёл, шё, ш... И может, теперь уже ему самому в след смотрела  какая-нибудь красивая девушка. Одна из тысячи. Просто так. До тех пор, пока дорожки не разойдутся. Сразу же забывая. Вот такая мимолётная уличная любовь, господа хорошие!


«Про ветер, пыль и всевозможное одиночество»


Стоя на крыльце, всегда кажется, что ты – центр Вселенной, а вокруг всё куда-то движется, ходится, бегается. Только здания, деревья, лавочки и минимагазины, «универмаркеты» там всякие, статичны. Они и определяют, куда всё это движется, то есть относительно чего. Либо мимо них, либо к ним всё живое и движется!

Но почему человек не может встать посреди дороги и сказать: «Мне здесь хорошо», и остаться там? Да потому что дорога – не место остановки, дорога – среда движения.

Но даже, если ты не движешься, по каким-либо причинам, ты должен понимать смысл... в самой способности двигаться... Быть радостным за того, кому ничто не помешало встать и пойти...

Шпакриил Львович курил уже третью сигарету, вот так, стоя на крыльце, размышляя о разном. Он смотрел то на прохожих, то на верхушки леса, то рассматривал что-то в небе, то просто задерживал взгляд на каком-либо редком в этих местах здании.

Когда, наконец-то, на порог кто-то вошёл, и тихо хлопнула дверь, он уже сидел в своей каморке и попивал травяной чай. Услышав шум, он направился встречать долгожданного клиента. Проходя мимо спящей Лили, он толкнул её. Она вскочила, потёрла глаза и поправила причёску...

Шпакриил Львович шагнул в зал и увидел Юми. Тот улыбался. А что ему ещё оставалось? Он придумал сделать себе интересную причёску, и это его забавляло.

- О! Здравствуйте! - растерялся мастер.
- Здрасьте, я к вам, - Юми подал руку и Шпакриил Львович пожал её.
- Конечно, конечно, проходите, - Шпакриил указал на кресло, - вы, надеюсь, стричься?
- Да, хочу.
- Прошу, - сказала Лиля и пододвинула кресло.
- Угу, - Юми сел и сразу же стал разглядывать себя.
- Как? - спросила Лиля.
- Не знаю. Хочу, чтоб с новой причёской я был не так заметен. Ну, другой что ли...
- Вы опять откуда-то сбежали? - начал расспрашивать Шпакриил Львович.
- Да нет, меня по-хорошему выписали. Сегодня утром. Помните про то странное утро?
- Конечно. Ну, а что было дальше? Вы как туда снова попали?
- Это длинная история...
- Пожалуйста, пожалуйста, - начала умолять Лиля.
- Конечно, расскажите... нам интересно. Очень.
- Ладно.

И Юми рассказал обо всём по порядку. Про новое знакомство с падением, про больницу, про операцию, про примирение с Ириной, про физику, про диагноз и, конечно же, про сегодняшнюю прогулку. Конечно, он не стал говорить о своих догадках по поводу медсестры, подосланной следить за ним, про таблетки, тем более про пиво...

Лиля всё слушала и слушала, даже не начав стричь, но потом всё же вспомнила:

- Ой, а вы не торопитесь? Вас же стричь надо! - жалостливо произнесла она, желая в первую очередь дослушать рассказ. - Но такая занимательная история!..
- Ну да, надо... Лиля, а вы можете стричь и слушать одновременно? - шутливо пошутил Юми.
- Могу, конечно, но, честно, боюсь что-нибудь пропустить... можно, я послушаю?..
- Хорошо. Я не спешу, - сказал Юми и продолжил рассказ.

Когда он закончил, Шпакриил Львович погладил свою бородку, встал и воскликнул: «Да-а-а, как вас помотало!»

- Нормальненько. Сейчас домой добираться буду. Учёные обещали помочь.
- Подозрительно как-то, - задумался Шпакриил Львович.
- Вы о чём? - насторожился Юми.
- Да так... Лиля, начинай. А я пока чаю поставлю. Не откажетесь?
- Спасибо, с удовольствием.

Усевшись в кресле поудобнее, приготовившись к стрижке, Юми стал размышлять, что же подозрительного нашёл этот старичок в его рассказе. Сам он, конечно же, думал обо всех своих приключениях, но раз и человека со стороны впечатлила эта история, причём заставила его задуматься, показалась подозрительной, то дело казалось очень серьёзным. Юми начал обдумывать ещё раз каждую мелочь, вспомнил про операцию, недомолвки Причинова, медсестру, таблетки, про горечь, тошноту...

Юми смотрел на себя в зеркало, и его зашатало, опять появилась горечь во рту, на глаза что-то давило, они закрывались. Но он подавил желание встать и выбежать отсюда. Захотелось скрыть это, как будто он чего-то испугался.

Он начал глубже дышать и стал искать руками, за что бы взяться. Лиля всё копошилась в волосах – уже смачивала их – и не замечала ничего. Когда она добралась до раны, эмоционально произнесла:

- Ой, а её видно будет! Будет некрасиво. Шпакриил Львович, здесь же шрам!
- Шрамы украшают настоящих мужчин, - донеслось из соседней комнаты.
- Угу, - мычал Юми, соображая, что ему делать.
- Ну, так что, как будем стричься? - Лиля смотрела в его глаза – маленький блестящий элемент в картине под названием «зеркало».
- Можно покороче, - выдавил Юми и заставил себя улыбнуться ей.

Парикмахерша Лиля, ничего не заподозрив, окончательно смочила волосы и потянулась к полотенцу, чтобы вытереть руки. А в этот момент Юми быстро встал и помчался прочь. Он выбежал на крыльцо, и его остановило. Его вырвало.

И опять он не успел подстричься...

                ***

Очнувшись около восьми вечера, Юми встал и огляделся. Это была парикмахерская. Он лежал на кресле: ногами на низеньком письменном столе. Его слегка колотило. В комнату вошёл Шпакриил Львович, принёс чай.

- Ну, как дела?
- Нормально. Только в голове кружится, тошнит слегка, голова тяжёлая.
- Пройдёт. Это из-за таблеток. Я вас специально не стал в больницу сдавать: сколько можно пичкать в здоровый организм лекарства?..
- Каких таблеток?
- Ну, как же? Вы ведь, наверняка, принимали в больницах таблетки... уж как они называются, я не знаю!.. Наверное, пришло время принимать их, а вы забыли... Кстати, я пошарил у вас по карманам и ничего не нашёл, в пакете тоже... подозрительно.
- Не знаю. В какой больнице?.. Всё смешалось...
- Здрасьте! Вы ведь сегодня из психбольницы выписались. Разве не помните?
- Вспоминаю, только тяжело вспоминать. В сон клонит, устал.
- Понимаю. Такая история! Наверное, это после операции вас так теребит, а ещё и алкоголь...
- Да я вроде не говорил...
- Нет, не говорили, но от вас пахнет спиртным. Как только вы вошли к нам... я и заметил, только виду не подал. Пить пиво не запрещено...
- Вы думаете, это из-за операции? - вспыхнул вопросом Юми.
- Понятия не имею. Может, вам и вправду в больницу?
- Нет, туда я не хочу, - он опустил взгляд.
- А мне что с вами делать? - задал разумный вопрос старик.
- Не знаю, - Юми вздохнул.

Они помолчали. Когда Юми немного ожил, он первый нарушил тишину:

- А я вспомнил, мне доктор постоянно говорил не волноваться, не нервничать, особо не думать. А я там, в кресле перед зеркалом, так тщательно обдумывал всё, что со мной было, вот мозг и перенапрягся. Ещё и вы добавили сомнений...
- Не говорите ерунды! От мыслей рвать не может! У вас просто-напросто передозировка была, вернее – наоборот. Наверняка, вы резко отказались от лекарств, вот и результат!
- Да я не отказался, я их в больнице забыл, в тумбочке.
- Ну, вот видите, всё объясняется... Помните, что за таблетки? Купить бы их на всякий случай... вот вам деньги, - он положил несколько купюр.
- Не помню. Доктор их в пакетике дал бумажном, без надписей... конвертик такой сворачивают, знаете? Да мне зачем было там знать? Что давали, то и пил.
- А вот нужно смотреть, что пьёшь, что ешь и даже с кем... общаешься, - он замолчал на секунду, - ладно, завтра решим, как быть.
- Завтра? А как же я? Где я буду ночевать?
- Здесь. А я за вами присмотрю, хотя, думаю, такого приступа уже не будет.
- А как же ваш дом? Вы не пойдёте?.. - Юми постеснялся спрашивать про близких старика.
- Да не обязательно. Я здесь часто ночую. Здесь тихо, лес рядом. А потом мне нравится, когда с утра приходит Лиля, будит меня, рассказывает, как она тяжело встала, как всю ночь читала или смотрела телевизор, или как её мучила бессонница, и мы всё сразу же обсуждаем... Нравится, что встаёшь и никуда не надо идти... ты уже на месте. Это хорошо, я бы сказал, умиротворённо.
- Да, понимаю... Я завтра пойду искать моих друзей учёных.
- Конечно.

Они опять помолчали.

- А всё-таки, - опять начал Юми, как мне избавиться от этого?
- От чего?
- Ну, чтобы не волноваться, не грустить, не думать? Если вы говорите, что хватит пить всякие лекарства... Значит, принимать алкоголь?
- Ни в коем случае! Вы сегодня уже пили. Это тоже, между прочим, повлияло на то, что вы сделали на крыльце. “Не думать”... Хм, я даже не знаю... на дискотеку сходи, в клуб. Там никаких задач решать не надо.
- Точно. Танцевать хочу.
- Танцевать... Давайте спать. У меня завтра рабочий день... Да и у вас дела. Забыли?
- Пока нет. Это когда я сонный здесь в кресле был, то, правда, запамятовал про больницу сначала... Как будто её и не было вовсе. Странно. А сейчас бодрствую, и нормально – помню.
- После сна так бывает: думаешь, сон это или уже нет. А у тебя и того сложней, понимаешь?
- Да, стараюсь понять.

Шпакриил Львович перед тушением лампы постелил Юми какую-то куртку на кресло, а сам улёгся рядом в одежде, постелив на пол халат.

В ту ночь Юми не спалось.

Он всё лежал и думал. Опять вспомнил весь прожитый день, его связи с предыдущими днями; думал о себе, о своём здоровье сейчас, и, в конце концов, дошёл до уже прозвучавшей мысли – не думать, танцевать, сходить на дискотеку... Да, после пребывания в больницах – потанцевать было бы здорово!

Юми ворочался около часа в постели, и даже открыл глаза. И тогда он решил. Решил встать и незаметно уйти куда-нибудь, пока мысли опять не взяли его в плен...

«В ночной клуб. Всё равно не спится. А утром опять сюда приду, скажу спасибо, попрощаюсь и пойду к учёным, чтоб, наконец-то, попасть домой... Да».

Когда храп заполнил комнату, он встал, стараясь не шуметь, огляделся, вспомнил про деньги. Сквозь темноту наблюдались лишь стёкла окон и тёмные углы, впитывающие в себя черноту. За окнами виднелись силуэты деревьев и парочка светящихся окон где-то вдалеке. Юми прошёл "подстригательный" зал и прошмыгнул в коридор.

Нужно сказать, что у входа он немножко растерялся, вернее, задумался: «А как же Шпакриил Львович? Оставить дверь открытой? Мало ли...»

Нет, было решено идти вперёд, и ничто не смогло остановить, лишь придумалась отговорка: «Всё равно никто сюда не приходит, а ночью тем более... Прийти бы пораньше, чтоб остаться незамеченным...»

Он отворил дверь, не спеша, дабы она не скрипела, вышел, закрыл её и отправился в путь, наугад выбрав направление – туда, где много огней!

Не прошло и получаса, как он дошёл до объекта. Он заметил его огни и возню у входа издалека, как будто, так и задумывалось для привлечения его внимания. Юми вошёл, заплатил за вход, огляделся.

Это был обычный ночной клуб, где люди убивают своё время... обычные люди, которые необычно ведут себя, и их поведение сравнимо с повадками некоторых «личностей» из дикого мира... однообразие звуков, разнообразие цветов и одежды... Весь каскад эмоций и настроений...

И, конечно, в такой дикой легкомысленной карусели вряд ли кто заметит нового человека, появившегося не случайно в общем, но совершенно случайно для этого человека в тот момент его жизни...

***

Юми взял выпивку, сел за столик и начал всё вокруг разглядывать. Он слушал музыку и крики разных людей, смотрел на лица, одежду и просто рассматривал стены. Когда немножко познакомился с местом, осмелел - вдохнул глубоко, выдохнул и пошёл танцевать.

Когда он уставал, находил свободное место, усаживался и начинал снова смотреть, иногда о чем-то думал. Но почему-то (то ли от музыки, то ли от суеты) мысли были короткие и почти пустые. Он попытался вспомнить прошедший день, но было не так просто. Вокруг всё грохотало, блестело, отвлекало.

Начинался рассвет.

Когда он вышел из клуба, его веки сами закрывались, и ноги нехотя брели вперёд. Жутко хотелось спать, и думалось только об одном:
- Сейчас бы прилечь. До парикмахерской ещё далеко, да и рано, там старик, наверняка, ещё спит... Может, вздремнуть где-нибудь здесь?.. Пожалуй, я прилягу ненадолго.

Он зашёл в какой-то дворик.
И уже через пять минут он заснул на одной из не совсем чистых лавочек. Вначале было холодновато, но сон-таки был сильнее. Холод сменился на безразличие к нему.

Рассвет всё взрослел и набирал силу.

***

Всё началось с того, что Юми сидел на песке и слушал ветер. Потом закружила вода, и Юми пошёл куда-то вверх... казалось, его нёс ветер... Иногда его переворачивало и било по лицу. Потом появился город, и Юми вступил на асфальт. Горели огни в окнах, мрачные дома... Он сделал несколько вязких шагов.

Не продвинувшись по горизонтали, он подпрыгнул и стал смотреть на ночные улицы. Его взгляд пал на свой родной дом. Вот что он увидел: на крыше дома лежал разорванный в клочья ярко рыжий кот... Он казался то мёртвым, то живым, когда улыбался и махал лапами, усищами и хвостом...

Затрещала дверь. Вмиг оказавшись внизу, Юми вошёл в неё, но сразу же вышел в город. В кривые коридоры тёмных улицы. Ветер, живой, плотный ветер нёс нашего героя куда-то... Рыжий кот зашил себя и, став ещё ярче, скатился в водосточную трубу и, превратившись в оранжевую жидкую субстанцию, вылился всем своим ярким цветом в лужу.

А меж зданий то и дело катались жёлто-оранжевые баскетбольные мячи, а когда один из них падал откуда-то сверху, от его удара об асфальт поднималась пыль. Она попадала в глаза, и Юми решил отвернуться и идти от неё, чтобы та била только в спину. У него получилось. Он уже видел море, а над ним поднималось Солнце... И опять пески. Юми стал разгребать руками песок, который держал его ноги. Но песчинки сами куда-то просочились, и наш герой опять стоял на асфальте. Он осмотрелся. Вокруг были деревья и низкие деревенские дома. Казалось, был день, и во двориках он видел толпы людей, в основном ребятишек, были и собаки, но никто не бежал к нему навстречу. Тогда он повернулся и повстречал на своём пути забор, перелез через него и оказался в парке психбольницы... Там было темно, он нашёл лавочку и, скрючившись от прохлады, присел на неё, закрыл глаза, начал погружаться в сон.

         В груди что-то вспыхнуло, и Юми проснулся.

***

- Какой непонятный сон. Вспомнить бы поподробнее... - он, закрыв глаза, начал вспоминать.

- Странно. Во сне я был во многих местах, но был постоянно один. Рядом почти никого не было. Во сне что, так всегда? Интересно, у всех там такое одиночество?.. Странный сон: этот необычный рыжий кот...

Юми улыбнулся.

- Возможно, в других местах я буду менее одиноким, ведь сон индивидуален, там невозможно осознанно с кем-то контактировать.

Он встал, протёр глаза и пошёл туда, где ему нужно было быть: вспомнил старика из парикмахерской, должен был зайти к нему. А вот зачем, помнил смутно. Может, его ещё не отпускал сон? Ночь почти пропала из памяти, а вместе с ней и воспоминания о ночном уходе из парикмахерской. Хотя музыку и само движение в клубе он припоминал.

И снова в голове была неразбериха, но Юми ещё до конца не проснулся и посчитал, что всё нормально. Он знал, куда ему нужно было идти, а это – главное. И то, что там были приятные собеседники, Юми знал.

- Пообщаюсь, спрошу и всё вспомню!

И так, почти без мыслей, он дошёл до знакомого ему крыльца и, открыв дверь, вошёл внутрь. Было почти одиннадцать, и, конечно же, там уже никто не спал.

Потому что “Работает с...”


«Объяснение некоторых обстоятельств»


Много времени прошло с тех пор, когда в городе Рускалиме впервые произошли подземные и поднебесные толчки, когда начались волнения, когда весь город превратился в карусель.

Молодой человек по имени Юми испытал за это время много всякого: предательство, неволю, предчувствие самоубийства, простуду, различной степени операции, долгое пребывание в психбольнице, опять предательство, побег, нервотрёпку, какие-то мимолётные встречи, надежду на лучшее, отчаяние, приём каких-то таблеток, потом резкий отказ от них, потерю памяти – всё смешалось в его голове.

И, конечно же, в Рускалиме упало не одно здание.

        Первым разрушенным было именно то, в котором находилась Рина. Стены не выдержали напора стихии и начали стремительно трескаться.

Как мы знаем, вылетевшая из окна Рина безудержно летела вниз, но не задолго до падения асфальт разошёлся как будто по швам. Образовалась щель, которая всё увеличивалась, а из неё вырывался потоком непонятного цвета свет. Здание крошилось всё мельче и мельче, а Рина, уже без сознания, влетела в эту трещину, и её закружил мощный поток воздуха, вобравший в себя куски кирпичей, стекла и дерева, предметы мебели, посуду и другие опасные сейчас вещи. Нескольких значительных ударов об осколки ей было невозможно избежать...


  Воздушная воронка быстро набирала обороты, и вскоре её унесло далеко за город. Когда наша отчаянная очнулась, её вращало с постоянной скоростью по одной и той же орбите. Поначалу тошнило, кружило голову, но Рина есть Рина, и она вовремя взяла себя в руки – зацепилась за открытую дверцу летавшего рядом шкафа и забралась в него, тем самым, оградив себя от встречи с крутящимися вокруг более мелкими, но неприятными предметами.

        Она не могла понять, что происходит, но когда проплакалась, стала размышлять. Иногда проскакивала улыбка на её губах. Иногда на лице появлялся страх. Иногда она даже с небольшой надеждой выглядывала из шкафа, но тогда её начинало мутить, в лицо летели камни, бумага, стёкла, и она вновь залезала внутрь "корабля".

Вскоре от голода и страданий она обессилела и практически потеряла надежду на спасение. Но и это положение вещей её не устраивало. Решившись, она перелезла из шкафа наружу и выпрыгнула из него в круговорот...

        И опять помог случай. Когда почти безжизненное тело Рины кружилось меж осколков, воронку вдруг что-то заставило пошатнуться...

...Когда Юми лежал в лесу после побега из лечебницы, под дождём, в городе Рускалиме всё летело к чёрту! Все ждали только плохого – окончания всего!

Но вдруг организм человека стал бороться. Инстинкт самосохранения победил. Подсознательно Юми захотелось выбраться из этой кутерьмы и сам нарушил процесс разрушения себя и Города В Себе, когда попал в сон, когда увидел себя со стороны, когда понял важную деталь механизма событий.

Воронка была неким магнитом... К ней тянулись все недостойные мысли, угнетающие разум. Но в ней обособленным элементом была Рина. Этого было нельзя не заметить!

Вспомните! Перед ним оказался какой-то мост, он побежал по нему... А над ним донеслось:

- Блаженство радости безумной – лишь на миг! - кричал Рох Рум, пролетая рядом с Юми.

- Конечно, порой радость - лишь мимолетная, которая после похожа на ложь, но не на правду, - думал он, стоя на краю моста. - Радость должна быть долгой, как от настоящей дарящей взаимной любви.

И прыгнул с моста в воронку, и её шатнуло, и она потеряла силу - уменьшилась до небольшого завихрения. И выпустила из круговорота Рину, измученную, как чью-нибудь любовь...

Сны у всех бывают разные. Непонятные, чёрно-белые, цветные, вещие... Когда Юми разбудил дождь, там, в лесу, он не придал значение сновидению; его, собственно говоря, тогда заботило другое – уйти от дождя и не замёрзнуть!.. Так уж бывает – и почти всегда! – делаешь сначала то, что необходимее... Но к главному – большому – всё равно придётся прийти! Как будто у каждого свои главные дороги: ты можешь всю жизнь бродить по тёмному лесу, но когда-нибудь обязательно прозреешь и выйдешь на нужную тебе автостраду... Может, это и есть судьба, итог? У тебя впереди есть главное, а ты можешь ходить вокруг да около, пока не столкнёшься с ним, не перейдёшь дорогу-судьбу, пусть даже поперёк или по диагонали.

Но потом Юми вспомнил-таки о сне, когда он, уже засыпая под наркозом, думал о падении девушки, которую пришлось спасать, поймав на руки... Конечно же, Элли он больше не увидел ни в больнице, ни где-нибудь на улице, но он все же думал о ней и мечтал встретиться...

Прошло время, и в Рускалиме начала опять налаживаться жизнь. Воронка была далеко, и затуманенного моста уже не было. Лишь изредка ветром приносило что-нибудь нехорошее от этой парочки, и жители Рускалима вновь волновались, плакали, боялись, что всё повторится. Понемногу начали строиться новые жилые дома, учреждения и магазины. Опять принялись за работу жители города, правда, не все. Кто-то пропал без вести, кто-то уже не мог делать своё дело. Да и вообще – всё началось по-новому!

Опять настали времена, когда Юми грустил, находясь в больнице, тосковал о доме, об Ирине... Жители Рускалима тоже ходили печальные, многие даже не здоровались друг с другом. Потом была встреча с Ириной, учёными, доктором Причиновым, потом расставание, потом замаячила надежда на встречу с родителями, братьями... Рускалим то цвёл, то заливался дождём, но уже не было ни неожиданных подземных толчков, ни раскатов грома, ни перебоев с поставкой снеги...

В это время наоборот снеги было предостаточно, принимали её в два, а то и в три раза чаще обычного, что поделаешь – таблетки, которые принимал Юми, делали своё дело!.. Город, казалось, впадал в спокойную размеренную жизнь, порой наблюдалось даже безразличие горожан друг к другу и всему происходящему...

А когда Юми ходил по городу и считал красивых девчонок, пил то самое пиво... жители Рускалима не знали, куда себя деть. Им хотелось вольности и простора, не хотелось приступать к своим обязанностям. Одни просто не пошли на работу, другие баловались, шутили, третьи бездельно сидели дома, кто-то часами пел частушки.

А ещё на прохожих с неба летели листовки: «Соблюдайте порядок» и «Помните, что работу нельзя прекращать». Рох Рум пытался хоть как-то быть строгим с ними. Но потом, как сообщили официальные информационные источники, он сам, в один из дней, предоставив волю весне, просто взял и ушёл со своего трона на рыбалку... Такие дела, брат!

И вот, после убегания от медсестры Зои, действие таблеток неожиданно прекратилось. Раньше они создавали какой-то фон спокойствия, равновесия, а теперь внешней красоты природы, которую наблюдал герой, бродя по городу, было не достаточно, не было подпитки изнутри, а радоваться жителям Рускалима так быстро не перехотелось. Были явные недовольства, беспорядки. Потому-то и тошнило Юми перед зеркалом в парикмахерской. А жители Города совсем перестали подчиняться порядку:

- Зачем, мы будем работать, если перебои со снегой?
- Давайте, просто не будем ходить на работу! Да и вообще никуда...
- Точно, не будем уставать, и нам не понадобится снега. Как-нибудь, потихонечку, не напрягаясь!
- Да! А я знаю, у моих соседей дочка так пробовала, и у неё получалось долго обходиться без снеги.

Так говорили.

И вскоре многие рускалимцы просто позабыли друг друга, сидя у своих телевизоров, в которых потоком, который шёл извне, показывали чужую жизнь, чужие красоты, чужие обстоятельства, в общем, всё то, что представлялось взору Юми: образы, картинки, новые предметы, новая жизнь.

Потом была та "парикмахерская" ночь, в которой не хотелось спать, и Юми пошёл в клуб. Это ещё больше запутало и разделило жителей Рускалима. Было непросто думать в этой музыкальной куролесице – было шумно, весело и интересно... Там новая жизнь представлялась его взору... А ведь он привык постоянно думать, а тут – почти нисколечко! Раньше был допинг, который помогал не концентрироваться на конкретных мыслях, но таблетки были забыты в лечебнице. И всё пошло кувырком!

В Рускалиме почти никто не понимал, кто чем занимается, потерялись дружеские связи, появились новые сообщества. Эти самые сообщества состояли из тех, кто ещё держался друг за дружку, как-то действовал, как говорится, был в здравом уме. Начались складываться новые понятия, появились новые мысли. Они формировались из вновь прибывшей из реальности информации, которая стала перерабатываться и осмысливаться абсолютно по-другому.

Всё это происходило так быстро, что старые мысли, знания, идеи, соображения навсегда исчезали, а запоминались лишь нужные на тот определённый отрезок времени. Да! Ведь в реальности началась новая полоса!

Хотя, скажем наперёд – то, что происходило в Рускалиме, не могло происходить долго, и Рох Рум должен был взять город под свою абсолютную власть... Нужно было лишь время... И человек должен был опомниться и осознать, что с ним твориться, что у него нет даже имени...

Но это после, а сейчас – ещё немного о приключениях.

***

- Меня зовут Юми, - сказал он, войдя после клуба в парикмахерскую, - здравствуйте.
- Здравствуй, - сказал Шпакриил Львович удивленно, - но зачем ты мне сказал своё имя? Я ведь его знаю. Незачем напоминать. Больше так не делай – нет необходимости.
- Хорошо, - просто согласился Юми. В тот момент ему было почему-то всё равно.

И с тех пор он не напоминал своё имя ни другим, ни себе и вскоре забыл его... как-то... случайно... А что без имени нельзя общаться и жить? Да можно же!

И вот так наш герой стал забывать многие вещи. При общении со Шпакриилом Львовичем только и делал, что рассказывал о том, что происходит там, в клубе (Юми ещё пару раз был там). Описывал свои удивления от яркости и людности. Старик первые два дня даже не замечал в "танцоре" никаких изменений. Но потом речь Юми наполнилась очень узкими, полупошлыми темами, и Шпакриил Львович поймал было себя на мысли узнать, что происходит с парнем, но было поздно. В один прекрасный момент, не пробыв с ними и неделю, он просто не вернулся в парикмахерскую.

- А я ведь начал понимать, что с парнишкой творится что-то неладное, - бранил себя старик, - хотел немного подождать, посмотреть, что будет. А вышло что?

А вышло вот что: в клубе началось что-то интересное! Ну вы, наверняка, помните! И это интересное вскружило молодому парню голову!

И, как уже вспомнилось, там выступали брейкеры. В ту ночь, в отличие от некоторого однообразия, что творилось изо дня в день, он увидел новое явление, яркую жизнь, движение вперёд.

...Имени уже не было в памяти. Прошлое не вспоминалось, а настоящее, в общем-то, не мешало жить, жить здесь и сейчас. И от этого «здесь и сейчас» и начала формироваться новая ветвь жизни...

После знакомства с брейкерами наш герой немного напился, уснул на лавочке, на которой его обнаружили, а затем и приютили новые знакомые. С тех пор он начал заниматься спортивными танцами вместе с ними, познакомился с Мамой, она назвала его «Юркий»... А потом, танцуя в парке, он услышал короткое, но значимое «Юкс», чуть слышно произнёс это слово, и с тех пор все его так и называли.

Стоит объяснить происхождение этого слова!

Как уже отмечалось выше, Юкса очень любили за мастерство. И в тот день в парке было много его поклонниц, но он ощущал на себе какой-то посторонний, немного тайный взгляд. В то время Юксу чего-то не хватало. Он был счастлив, вокруг всё было в общем-то хорошо. Но в сердце была пустота. Стоит ли говорить, что в голове, так или иначе, рождались фантазии о встрече с девушкой, которая станет его единственной. Подросток думал, мечтал, смотрел в толпу, искал...

И вот, наконец-то, увидел её.

Любой другой сказал бы просто: «Показалось!» и забыл. Но наш герой не смог – слишком волшебным показался её долгожданный образ. Конечно, можно придумать отговорку, что тогда он очень устал, танцуя, или: было просто жарко. Но от правды не уйдёшь: галлюцинация действительно была "реальна". Хотя галлюцинации не бывают просто так, тем более, такие.

А всё потому, что когда-то из злополучной воронки высвободилась Рина. Её швырнуло вон. Но куда?.. От воронки до города, где уже началась размеренная жизнь, было слишком далеко, и мост был разрушен. И Рина летела в пустоту... Почти беспомощная, она летела в бездну. Но столь велики размеры бездны, что никогда не долететь до её границ...

И неспроста город Рускалим превратился в заполошную карусель: не было тогда в нём Рох Рума!

Не мог он тогда быть там, как не мог не спасти спасение для всего городка и тамошнего мира – Рину.

Ведь когда воронка отпустила эту девочку, Повелитель Царства Снов И Мечты тут же помчался сквозь бесконечность за Риной, безмятежно летящей в пропасть. И, поймал, и вернулся в Рускалим с ней на руках.

Пока Рина приходила в себя, он вновь заставил жителей поверить в разумные вещи. И постепенно, но очень медленно, городок начал восстанавливаться. Вот только старой жизни уже не было...

- Как ты себя чувствуешь? - спросил он Рину, сидевшую в окне администрации и смотрящую на людей внизу, на улицы.
- Нормально. Уже лучше, - она даже не повернула голову в его сторону, продолжая любоваться на весело играющих ребятишек.
- Ты понимаешь, что ты уже готова? - тихо спросил Повелитель.
- Да, я выросла, я многое пережила и поняла.
- Правильно. Помнишь наш разговор на крыше?
- Конечно. Весь.
- Тогда тебе не стоит ничего объяснять. Время привело нас к действию. И ты теперь будешь той самой, без которой не жить. Следуй за мной!

Рох Рум летел над ней, шептал слова, а она медленно шла, ритмично цокая каблуками. И незаметно для неё, они оказались там, где нет ни зданий, ни земли, ни неба...

- Смотри вокруг, - вдруг сказал Рох Рум, - здесь ты видишь куски реальности, её картины, её настоящие события.
- Да, всё смешалось, только отдельные образы... - уставилась в великолепие и красочность Рина.

Над головой всё кипело, мешалось, неслышно взрывалось. Рина, казалось ей, тоже плыла куда-то по разноцветной воде. Перед ней мелькали частички того, что происходило в реальном мире. Иногда она слышала нечеткие разговоры и звуки. И всё это было похоже на множество медленно и хаотично крутящихся экранов кинотеатров.

- Восхитительно! - Рина уже смотрела на себя в зеркала и любовалась, как на ней меняются платья.

        Рох Рум же не отходил от главной темы.
 
- Рина, приходит время, и в нужном месте родится мысль, от которой не будет покоя.
- А когда придёт это время? - Рина кружилась в очередном появившемся сарафане.
- Никогда не торопи события... Ещё мгновения... Ну, вот и всё! Пора... Пусть ты будешь напоминать о главном на те времена стремлении человека... Свершись!

Внезапно, перед собой Рина увидела тоннель, в который её тут же затянуло, и она очутилась там, где никогда не была – совсем рядом с реальностью. Теперь она могла непосредственно влиять на реальную жизнь человека. Она могла просочиться ему на передние камеры глаз, мерещиться ему, когда он, не фокусируясь, на что-то смотрел. Могла проникнуть в его воображение, когда он думал. Могла попасть ему в сон, когда он засыпал.

Кто-нибудь знает, когда и зачем приходит та или иная мысль или видение?..

Так случилось, что Юкс в тот солнечный день, танцуя в парке – так случается! – переутомился, глаза не были сосредоточены ни на ком, язык что-то вяло бормотал... И вдруг такое непонятное давление на уши! Такое сильное, что глаза открылись чуть шире, и в них влетел образ девушки... Как от солнечного удара или жажды сна всё немного плыло в глазах. Но сквозь лица девчонок и парней, что толпились вокруг, как бы проявился долгожданный мираж... и так же неожиданно стал двигаться где-то позади толпы. Казалось, она, пыталась перекричать громкую тогда музыку. И было услышано лишь короткое «Юкс!». Он повторил за ней.

Когда же он начал приходить в себя, заметил, что на него все смотрят. Снова направил взгляд за толпу, но там уже никого не было. Тогда он ринулся сквозь зрителей, но они смогли удержать его своим количеством. Как вдруг, где-то позади, он вновь услышал «Юкс!» и повернулся на крик. И та девушка, улыбаясь, произнося всё тише и тише: «Юкс, Юкс...» терялась среди толпы, и вскоре просто исчезла. Но иглой по старой виниловой пластинке продолжало шипеть: «Ю-к-с»...

А наш парень, стоя посреди ребят, посмеивающихся над ним, всё ещё повторял это слово.

- Эй, Юркий, ты чего? - спросили его. - Ты чего, Юркий?!
- Юкс, - бормотал он, отрешённо смотря в даль, пока зрение не сфокусировалось.
- Наверное, вспомнил свое имя, - высказал кто-то.

Тогда и появилось предложение называть его именно так. А он был не против. Это имя для него было таким символичным! Он улыбался этому!


«Мама»

 
Был конец июля, когда днём могло быть жарко, а на следующий день дождь мог принести прохладу и пасмурное небо. Странные порой бывают концы месяцев.

Когда месяц заканчивается, появляется ощущение, что следующий месяц обязательно начнётся с чего-то нового: декабрь приносит зиму, январь – новый год, февраль – это месяц, в котором твой день рождения, март – начало весны, июнь – начало лета, сентябрь – начало осени...

Всегда последние дни месяца ли, года, века, жизни ли, если, конечно же, задуматься, заставляют думать по-другому, хотя бы немножко. В последние дни года возникают мысли о новом годе, новом счастье, новых встречах... в общем, о чём-то лучшем. В последние дни августа школьники, да и их родители, думают о предстоящей учёбе.

А о чём думать в конце такого беззаботного серединного месяца, как июль?

Танцплощадка приносила радость, самовыражение...

Рядом была интересная компания, где вместе радуются, всей гурьбой спорят,  где каждый чувствует причастность к общему делу. Короче, попросту – живут одним. И, конечно, без старосты, вожака и руководителя ничего бы не получилось. Или было бы очень недолго. Или не таким.

Мама старалась не только собрать хорошую брейк-команду, но, что важно, и воспитать ребят. Старалась выявить или же закрепить интерес к танцам и молодёжному движению в целом. Ведь, если нет поддержки, трудно реализоваться самому...

Трудное детство, проблемы с родителями, переходный возраст – проблем не сосчитать!.. В общем, ребята не зря называли свою руководительницу именно “Мамой”.

- Чтобы воспитать ребёнка, нужно его полюбить, - говорила она.
- Но ведь у вас много ребят, да ещё и свой дома, - Юкс старался понять безграничность её души.
- Тяжело...
- А не хочется всё бросить или там уменьшить группу, поубавить проблем?
- Иногда хочется – я ведь не железная. Да только уже не получится! Разве можно их бросить на произвол судьбы? Вообще-то некоторые сами уходят, я не держу...
- Почему же на произвол? У них есть родители... есть другие секции, кружки...

Она улыбнулась:

- Да кто, кроме меня, с ними нянчиться будет? Родители не у всех, скажем, хорошие... А у тебя?

Юкс немного опешил. А он ведь и вправду забыл о родителях, братьях, друзьях той жизни! Ему с трудом удалось вспомнить свою маму, но раз ситуация потребовала того, память о родителях всплыла и заставила переживать. Немного погрустнев, он ответил так:

- Моя мама очень хорошая, добрая, и всегда меня защищала, если отец хотел наказать за какую-нибудь провинность. Хотя и отец очень хороший... Поучительно строгий... Просто дети любят баловаться!
        - Вот и я понимаю, что детство нужно продлевать. Может, и себе его хочу продлить, - она засмеялась.

После этого разговора Юкс весь вечер думал о сказанном. Не было настроения, но виду братьям-близнецам тогда не показал. От мыслей сильно разболелась голова, и он, выпив нужную таблетку, пошёл спать.

А на следующее утро мало, что осталось от его воспоминаний. И лишь последующие разговоры с Мамой как-то заставляли вспоминать о том серьёзном разговоре.

- Человек изнашивается! - утверждал Юкс, в очередной раз разговаривая с Мамой, шагая к ней в гости. - Если у него нет перемен... Ему нужно что-то менять. Например, труд на отдых, физический труд на умственный... Вы постоянно выкладываетесь, как и тётя Катя! Она постоянно чем-то занята, мы её как-то на крыльце школы часов в десять вечера видели – выходила вымотанная - дописывала сценарий! А вы когда-нибудь отдыхаете? Выходные не считаются, - категорично заявил он, - моя мама все выходные то стирает, то ещё что-нибудь. А вы?

Мама улыбалась любознательности нашего героя. Она знала, что ответить на все вопросы просто нельзя, а потому нужно было найти другую тему.

- А у меня скоро день рождения. В начале августа.
- Здорово. Поздравляю. Можно законно не работать, - засмеялся Юкс, - отдохнуть от нас.
- Да тут отдохнёшь! - с удовольствием вздохнула она. - Пятого августа день рождения у меня, а четвёртого – у нашей танцевальной студии. И куда вас деть придётся? У вас-то каникулы – вы свободны! А у меня осталось отпуска – неделя!.. Ну, это ладно... Так вот, получается праздник - два дня подряд. Да мне, в общем-то, нравится, когда ко мне ребята приходят. Гости – не работа! Хотя дома постоянно какой-нибудь ремонт... Перед вашим приходом опять с утра приготовления – сам понимаешь!
- Незачем этого стесняться – дело житейское! А как проходят эти мероприятия?
- Да я сейчас и думаю: конец месяца... где денег взять на торт и колбаску с маслом? Денег хватает только на жизнь, а на праздник уже почему-то нет...
- Мы что-нибудь придумаем!
- Я знаю. Вы это можете.

«Так вот о чем думают люди в конце июля!» - подумал Юкс, уже идя из гостей, к друзьям на ночлег.

И в эту ночь ему приснилась его мама. Было хорошо и спокойно на душе, что кто-то родной оказался рядом, пусть даже во сне. Не стоит рассказывать о самом сне, ведь всё равно на утро Юкс ничего не вспомнил. А днём тем более – не до воспоминаний! – почти четыре часа они танцевали у себя в подвале и ставили новые танцы.

А о его маме можно рассказать и так. Мама – это такой человек, который должен не только родить другого человечка, но и сделать так, чтобы в будущем можно было гордиться своим ребёнком. Казалось, мама поощряет все нужные действия и поступки малыша, которые сделают из него хорошего человека, и наказывает за действительно нехорошие поступки, выходки, но всегда мягко.

Мама очень весело, по-простому, встречала гостей, готовила очень вкусно еду: супы, салаты, тортики всякие! Любила щёлкать семечки. Отец и мать были из одной деревни. Было понятно, почему ей нравилось вино, и было непонятно и трогательно почему, когда гости уходили с её дня рождения, она плакала и не хотела их отпускать.

В те времена Юкс мимолётно или даже совсем не вспоминал о матери, отце, братьях. Тогда он был активной личностью, он был погружен в новую жизнь, перед ним были новые заботы.

- Чем же порадовать Маму? - думал он о дне рождения их танцевальной студии и сразу же о дне рождения руководительницы.

Ему хотелось помочь в воспитании ребят, хотя он был их возраста. Он даже хотел подарить букет цветов, вспомнив, что этого он никогда не делал своей настоящей маме. Но поступок, как казалось ему, будет высмеян ребятами, и мысль тут же улетучилась, как улетучилось воспоминание о доме. Иногда он хотел поговорить с ребятами и сделать Маме сюрприз – сочинить танец, новый, интересный, чтобы ей обязательно понравился. Но не всегда его активность поддерживалась другими. Иногда остальным было лень... Они не видели, что руководительница выкладывается на сто процентов, отдавая им всё, что может. Но всё же Юкс не сомневался, что она находится на своём месте.

Юкс сочувствовал ей. Казалось, с ним было так же, или могло быть так же. Он понимал, и это отличало его от остальных. Ребята не всегда слушались её. Ей приходилось быть строже, повышать голос. И, понятно, эта редкая необходимость, мягко говоря, совсем не радовала её. И тогда хотелось просто домой, в тишину... Юкс как-то заметил, что она накапала себе в чай валерьянку... И внутри его что-то дрогнуло.

Но когда начинался здоровый творческий хаос, забавный, весёлый, остроумный, она, казалось, была самым счастливым человеком среди всех.

А время шло. Настал август. Незаметно подкралось четвёртое число месяца, и Юкса немного печалило, что он не сумел приготовить необычный подарок.

В тот день их компания просто пошла в магазин, купили там коробку конфет, пирожных и с гоготом двинулась в гости к Маме. Девчонки нарвали-таки где-то цветов!.. И так, человек десять, включая выпускников студии, ребята пришли поздравлять свою любимую руководительницу с двумя днями рождения. Даже тётя Катя на полчаса заехала... на велосипеде!

Зашли шумно, весело, уселись, схватили кружки с чаем. Мама приготовила окрошку, отварила картошку, порезала колбасы и сыра. Разговор начался сразу. Говорили много, все и почти сразу. Обсуждали старые танцы, новые, другие коллективы, вспоминали тех, кто был, кого видели недавно, с кем общались и чего нового и интересного есть у каждого. Да, об этом не поговоришь в подвале!.. Мама спрашивала про родителей, братьев, сестёр, у кого-то даже про детей, в общем, про жизнь. Выпускники студии, некоторых из них Юкс видел впервые, рассказывали, вспоминали с Мамой прошлые годы студии, а другие внимательно слушали.

Что говорить – праздник удался! Лицо Мамы было светлым и очень счастливым.

Было около двух часов ночи, когда все покинули её дом. На прощание Мама произнесла своё каждогоднее: «Приходите в любое время!». И все сказали: «Придём!»

Через минут двадцать часть ребят, что были постарше, разошлись по домам, к семьям, а остальные, что помладше, пошли, понятно, в магазин за пивом. Юкс был помладше.

Ребята зашли в магазин, купили пива, постояли немножко у магазина, выпили. Вдруг из темноты появились трое. Они смолили сигареты. Ребята не успели сойти с крыльца, как раздалось грубое:

- Эй, пойди сюда!

Не понадобилось думать и минуты, чтобы понять, кому была адресована просьба. Как помните, кому-то в парикмахерской стало плохо ещё до первых «чик-чик»... Юксу, носившему длинные волосы, стало жутко и он занервничал, хотя физическая форма у него в эти времена была дай Бог каждому! Он медленно напряжённо подошёл, ожидая. Ждать пришлось секунды.

- Эй, ты чё такой волосатый? - после разглядывания в упор спросили его.
- Просто... А какая разница? - негромко произнёс Юкс и посмотрел на своих друзей, которые молча смотрели, что будет.

Один из парней, что не выпускал курево изо рта, толкнул Юкса в грудь:

- Иди нам пиво принеси, обросший!
- Не нравится – не смотри… - немного резко ответил Юкс, опять ожидая. Но когда не последовало удара, он немножко осмелел. - Я обросший, ты – лысый... каждый по-своему распоряжается своими волосами. Это нормально...
- Ничего нормального в длинных ваших космах я не вижу, - угрюмо сказал один из...
- Как дикари, - добавил другой, который смотрел почему-то на стоявших в стороне друзей нашего героя, - макаки, ля!
- А мы не избегаем того, что нам дано в отличие от вас. Так задумано... природой, - осторожно говорил Юкс, даже стесняясь, что говорит такие слова, как «избегаем» и «природой». Он старался смотреть на обоих говорящих с ним.
- Какой природой? Братан, ты о чём? - один уже начал трепать его за плечо, и Юкс шагнул назад
- Летом-то – жарко! - продолжал другой, - постоянно следить за ними... Ты чё, девчонка что ли?.. Не, да ты не бойся, просто, ну, интересно...
- Ага, интересно... - заржал третий. - А может, ты и вправду – девка?

Остальные тоже засмеялись.

- Хорошо, а как на счёт зимы? - перебил их смех Юкс.
- А чё на счёт зимы? Тебе слово давали?
- Не давали, просто тоже интересно: вы зимой лысыми ходите, я видел, и без шапок даже. А зачем?
- Тебя не спросили! Ты об этом поговорить хочешь? - он опять толкнул в плечо.
- Погоди, - сказал один другому, - Парень, видно, чё-то сказать хочет... Чё, братан, не боишься? Ну, есть у нас шапки, когда хотим, тогда носим. Чё дальше? Продолжай базар!

Юкса опередили.

- Мы морозов не боимся... - вставил один из приставак...

Курящий ему сделал замечание:

- Сказал, как в лужу сероводород выпустил.
- А чё я такого сказал? - начал оправдываться тот. - Как думал, так и сказал.
- Ты чё, перед этим сопляком, будешь выбирать, чё говорить? Дать по роже и пивка... Слышь, иди сигарет у пацанов попроси.

Тот, взяв с собой напарника, двинулся к ребятам, а разговор на крыльце продолжался:

- Эй, ты чё мне чё-то доказать хочешь, я не понял?

Юкс подождал секунды, наблюдая, как двое, подойдя к его друзьям, получив ответ «не курим», удалились в магазин, и спокойно сказал:

- Я просто считаю, что в морозы без шапки можно башку простудить. Вам что, на здоровье плевать?
- Да у нас со здоровьем получше, чем у вас! Или хочешь проверить? - он приблизился на сантиметры.

Женя и Игорь двинулись к «разговаривающим» на крыльце.

- Подождите, - попросил их Юкс, - не надо, - а потом незнакомому парню: - Ты можешь ответить на вопрос?
- Какой вопрос? Чё хотел?
- Да нормальный... не бойся...
- Э, кто боится, не боюсь...
- Ладно, тогда для начала запомни, где сейчас находится твоя рука... Запомнил?
- Ты чё? При чём тут рука? - уже нервничал парень, посматривая на Игоря и Женьку.
- Да не причем, теперь протяни мне её... Не бойся. Ничего плохого не будет.
- Ну. И чё? - Он недоверительно и несколько надменно подал руку, хотя уже особо не боялся - через стеклянную витрину видел, как его приятели уже стояли у прилавка и считали мелочь, что-то обсуждая.

Юкс начал торопливо:

- Ты говорил о своём здоровье. А хочешь, чтобы с ним было всё в порядке?
- Ну, понятно, что хочу. Ты чё, врач? - грубовато произносил слова парень, но уже не так агрессивно, как всё было в начале. - К чему ты это спросил?

        Юкс продолжал:

- Если после нашего разговора ты вылечишься, то считай, что я – лекарь! Если что-то узнаешь, тогда я – учитель!.. Я хотел сказать только о том, что зимой, если будешь ходить без шапки, можешь заболеть. Это тебе, надеюсь, ясно... А если ты можешь заболеть, то значит, продолжая упрямиться и, не надевая шапки, можно вообще получить осложнение, с таким-то отношением к себе... Ну а потом, продолжая в том же духе, просто умереть... Ты ведь этого не хочешь?
- Ну, нет, - парень уже с нетерпением ждал других.

        Ему не хотелось говорить с Юксом, а драться пока временил.

- Поэтому я и говорю тебе: думать надо, когда что-то делаешь, чтобы... - Юкса вдруг понесло куда-то в сторону, - нужно, ну, не мешать другим... таким, как я... Если бы ты не мешал нам уйти отсюда, то у тебя сейчас были другие, более интересные, дела... Так? А со мной, как я вижу, тебе и стоять-то не хочется. - Юкс отпустил руку.

- Да ладно балаболить, я и без тебя знаю, где мне интересно... Ты объясни, зачем я тебе руку давал?

Юкс посмотрел уверенно ему в глаза:

- А чтобы ты знал, что надо почаще думать, хотя бы для того, чтобы твою руку жали, а не били по ней.

Тот хотел, видно, сматериться, но, подумав, посмотрел на Юкса и подошёл к тем двум, которые только что вышли на крыльцо:

- Сигарету дай, - он подкурил и развернулся к компании Юкса. - Ну ладно, чуваки, бывайте. Время придёт – увидимся!

И через минуту они скрылись в темноте. А ребята, уже без особого настроения, побрели домой.

Почти всю дорогу молчали. Когда перестали светить фонари, и стало очень темно, и не было видно, куда шагать, кто-нибудь начинал говорить:

- А здорово сегодня на днюхе было. На репетициях одно, а здесь – совсем по-другому, - сказал Игорь.
- Да, - тихо произнесли Юкс и Женька, думая каждый о своём.
- Прикиньте, сколько у Мамы выпускников! А если они все когда-нибудь к ней придут? Все в дом точно не влезут! - продолжал Игорь, пристально всматриваясь вперед и под ноги, чтобы не вляпаться в лужу.
- А чё сегодня было? - вдруг спросил Женя.
- В смысле?
- Ну, сегодня её день рождения был или день основания нашей студии? Постоянно путаю.
- Вроде бы её. Какая разница? Завтра ещё можно будет к ней сходить!
- Ага, бесплатного чаю попить!

Они засмеялись. Обстановка разрядилась.

- Нет, а правда, - вдруг заговорил Юкс, - как вы к ней относитесь? Она, видно же, любит вас как своих, а вы? Как?
- И мы её тоже! Она умная тётка, молодец!
- Ага, свой пацан!

Опять смех.

- Она хорошая человек, как-то нас терпит...
- “Хорошая человек”? - переспросил, усмехаясь, Юкс.
- Ну да, Мама она и есть мама.
- А вы не всегда послушные дети? - с иронией и неким напоминанием задал вопрос Юкс.
- Бывает. Переходный возраст, всё такое...
- Переходный возраст всю жизнь идёт... разными этапами: от младенчества к детству, от детства к юности, назовём, к взрослению, а от неё к смерти...
- Слушай, Юкс, - категорично заявил Женька, - ты, когда не танцуешь, порой такое говоришь!
- Ага, тебе лучше постоянно двигаться! Иначе начнёшь о каждой мелочи задумываться... это вредно! - поддержал Игорь.
- Вредно думать?
- Вредно о мелочах думать, тем более, ночью... - пояснил Игорь.
- Может быть, - согласился Юкс.

Некоторое время они молчали.

- Эх, а надо было вломить этому пацану, - храбро сказал Игорь. - Чё он там стоял, пальцы гнул?
- Можно бы... Только зачем? - спросил Юкс, - обошлось без драки. Радуйся.
- Не знаю, можно было бы и проучить их... Мы сейчас в хорошей форме...
- Ничего, - влез в разговор Женя, - они пообещали, что ещё встретимся...
- Может быть, может быть... - сказал Игорь и открыл дверь своего дома. - Пришли. Тише. Завтра договорим... Возьмём с собой ещё кого-нибудь, когда гулять пойдём.
- Ладно, - согласился Женя.

Юкс вздохнул и вошёл в дом уверенным в своих друзьях.

А на следующий день они, но уже меньшей компашкой, вновь пошли к Маме. Опять купили чего-то сладкого и всю дорогу постоянно говорили о вчерашней потасовке. А уже в доме Мамы забыли о “вчера” и слушали очередные рассказы каких-то новых гостей. И только Юкс мимолётом пропускал разговоры мимо ушей, вспоминая рассказ своего отца, как они в родной деревне вместе со своими друзьями тоже дрались. Причём дрались тем, что попадётся под руку: штакетина, мотоциклетная цепь, рогатка, палка, камни. Отец говорил, что драка была очень жестокой. Толпа на толпу.

Но мимолётные воспоминания влетали в голову и тут же вылетали, когда мамины гости хохотали, громко говорили что-то интересное.

И Мама, как всегда, давай спрашивать-приставать тех, кто был постарше:

- Когда жениться-то будете?
- Дак, рано ещё! - говорили Серёга и Бромик, - нагуляться бы.
- Гулять? Пора уже детям подштанники менять, а вы? Всё в девках ходите! - с иронией укоряла она их.
- Почему в девках?
- Да ну вас! - улыбка пробивалась сквозь слова, - уж борода скоро по грудь будет, а вы одиночками ходите!

Ребята умело уходили от одной темы к другой.

- Да разберёмся. А расскажите что-нибудь интересненькое.
- Что-нибудь? Я не знаю... Да ну вас!.. Пусть вон Игорь с Женей расскажут... Они дома не ночуют. Поинтересней время проводят.
- Ночуем! - заворчали они, - вон у Юкса спросите.
- Да, - кивнул он и робко предложил: - А может, споёте? Чего гитара зря висит?
- Да, спойте! - хором стали просить все.
- Гитара... она, кстати, хоть и плоха на вид, да звучит, что надо! Помню, в парке сидели. Ну, там играли чего-то... Я тогда совсем “зелёной” была... глупая, красивая...
- Да вы и сейчас ничего! - заржали парни.
- Ха, спасибо за комплимент!.. Так вот, сидим, такие, играем, и тут один мой знакомый подходит к нам со своей, значит, гитарой... она вся у него такая чёрная, лакированная – «эстрадка»... Он на мою посмотрел и говорит, мол, ну и куда ты со своей развалюхой пришла? А вид у неё... ну, конечно, уступала егошней... А я тогда ему в ответку: “Спорим, что моя гитара лучше твоей звучит”. Тот мне: “Давай. Если твоя – лучше, я свою прям здесь разобью...”. И вот давай мы играть... короче, в итоге, прямо в метре от нас об асфальт грохнул он свою гитару... Вот так. А моя по сей день неплохо звучит.
- Так сыграйте же.
- Ладно, - сказала она, вспоминая, что бы спеть, дотянулась до гитары и запела: “Я шагал по млечному пути...”

Высокий красивый голос. Его Юкс слушал с наслаждением. Он смотрел на её пальцы, на её лицо и слушал звучащие слова.

Когда она закончила, Юкс попросил, чтобы она научила его играть на гитаре. Мама пообещала.

В тот вечер ушли из гостей пораньше. Опять кто куда. И опять путь Жени, Игоря и Юкса лежал через “вчерашний” магазин. Как по сценарию, там уже стояли. Правда, их было только двое. Без главного грубияна.

- Ну чё, пацаны, отойдём? - задали нашим ребятам вопрос.
- А кому это надо? - спросил по-простому Юкс.
- Тебе!
- Что мне надо? - по-дурацки переспросил Юкс.
- Ты чё, дурак? Отойти тебе надо!
- Ну ладно. Пойду отойду.

         Юкс сунул руки в карманы, сказал тихо Игорю и Жене: "Пошли домой, просто, без разговоров... Нас больше, и они без смельчака, поди, не тронут...”, и отошёл... километра на два. А за ним молча, но уже быстрее, чем вчера шли братья.

И только подойдя к дому, они поняли, что за ними никто и не собирался идти. Вот такой вариант, как отделаться от “уличных приставак”. Хотя им просто повезло, скажем, это редкость, когда так...

- Ха-ха, когда нас оказалось больше, они поджали хвосты... - смеялись ребята, - так неожиданно получилось.

А те двое стояли и, собственно, не знали, что делать. Ведь и вправду, их было всего двое. Признать свою трусость они не смогли и злые пошли подальше отсюда.

В тот же вечер в тёмном сыром подъезде эти двое шептались:

- Темно. Хоть бы лампочку вкрутили, уроды!
- Зачем? Я её вчера разбил, - злорадно хихикнул другой, скривив рот, - в шары светила, зараза!
- Больше ничего не придумал? - сказал не без агрессии на своего первый. - Ну, чё делать-то будем?
- Покурить надо. Потом по домам.
- Да не, я про этого кефана.
- А-а, понял. Ну, не знаю... надо чё-то конкретно с ним решать. Давай Ваську расскажем! Ведь он с ним вчера чё-то тёр.
- Да морду ему набить, чтоб хрень всякую не базарил!
- Ага. Я не против кулаки почесать. Можно. Только надо бы братву подключить...
- Да, я скажу, не переживай... Спичек дай, говорю!
- Щас, сам подкурю... Налей пока...

Позже эти двое разошлись. Один вышел из подъезда и зашёл в соседний, а другой поднялся к себе в квартиру, снял чёрные туфли с острыми концами, вошёл к себе в комнату. Включив свет, он тихо, чтобы не слышали родители, открыл дверцу шкафа, пошарил рукой, достал свёрток, размотал его, взял в руки содержимое, обоюдно острое, ручной “зонной” работы, повертел и положил обратно.

Наутро, часам к одиннадцати, эти двое снова встретились. Рядом было ещё несколько человек, кто-то из них держал в кармане либо кастет, либо ножик. Они стояли кругом, лицом друг к другу, обсуждали вчерашний вечер.

Слишком короткие стрижки и чёрные кожаные куртки дополняли своей мрачностью и без того недовольные лица. Уже через полчаса они говорили о финале своего запланированного деяния. Урывками шла речь о пробитом черепе, о хорошем качестве ботинок и, конечно же, о крови и каком-то удовлетворении. Вскользь пролетали смешки и матерки. Было ясно, что “отряд” готов подчиниться приказу “на поражение!”

“Все против одного – частое явление, особенно, когда людьми движет агрессия и тупой гнев, когда внутри нет сочувствия, - думал Юкс в это самое время, - самое страшное, кажется, задеть в человеке самолюбие, гордыню. Самое сложное – этому человеку удержать гнев в себе. А если это не получиться у них у всех, придётся быть одному против всех!..”

Юкс только что проснулся, и от этих мыслей, а может, и не от них, в голове зашумело, и захотелось подкрепиться.

- Хватит думать, герой! Напридумывать можно всё, что угодно! Один против всех – это опасненько. Ладно... Хватит... Пока всё нормально. Как-нибудь справимся... Надо больше тренироваться. Сегодня снова репетиция, наверно, будем делать что-то новенькое. Ура!

Он отвлёкся от нервирующих мыслей утренней зарядкой, а потом завтраком.

***

А днём на улице – жара. Около сорока градусов. Юкс ассоциативно вспоминал деревню...

В это время – люди на покосах. Вставать в шесть утра, а то и ещё раньше, может, не завтракая, ехать косить траву. Вокруг духота, мошки, комары, крючки – насекомые из ряда пробраться под одежду и хватануть человека там! – и другие, а ты косишь, косишь... В деревне – бабушки и дедушки, там родились мама и папа. Жили на одной улице, через четыре дома. А раньше в деревнях ребятишек было куча, и взрослые все делом заняты, оплачиваемым делом. Говорят, было весело. Жить было можно.

Хотя и там, как уже упоминалось, дрались, дрались цепями и палками. Да, дебилизма всегда и везде хватало! Да бог с ними, с этими зачинальщиками драк! Со временем все остепеняются.

И вправду, в деревне – хорошо! В это время уже целую неделю отец, мать и братья были в деревне и помогали дедам на покосе. Утром – косить, вечером – поливать грядки. А ещё картошка, тыква, ягода спеет. Однако кроме огородных проблем были и человеческие – куда без них? Понятно, грустили о Юми. Да тут ещё такая новость...

Ушёл год назад в армию двоюродный брат нашего героя Владька, сын папкиного брата, дяди Толи. Этот дядя уехал давно на Север – во времена СССР там были хорошие условия для жизни, зарплата хорошая, охота-рыбалка. Так вот: письмо прислали, мол, сбежал ваш Владька из армии. И давай все охать, ахать. Бабушки, конечно, в слёзы – что же это твориться?! Как так? Все прекрасно понимали, по какой причине сбежал родственник – дедовщина.

Владька родился и вырос на реке Колыме, отец его, дядя Толя, – русский, а мать, тётя Тамара – уроженка тех мест: смуглая, северная. Вот и получилось, что не на сто процентов он похож на русского: смуглый, чернявый, коренастый парень, одним словом – якут!

И никто около года не знал, где находится дезертир. Лишь потом, когда надежд особых уже не было, он объявился. Как потом рассказывали, история была такая...

За его вышеуказанные признаки, а может, ещё за что, его били. Он сбегал один раз, второй, третий. Его ловили, переводили из части в часть, но везде было одно и тоже. И вот однажды он и ещё пара ребят сбежали из части, найдя верный безнаказанный путь домой: залезли без билетов на поезд, добрались до Барнаула. И Владька, оборванный, без паспорта и других документов, пошёл к своей родной тёте Люде, сестре его отца и отца Юми. Конечно, с удивлением встретили его, и начали расспрашивать, а тот почему-то – молчком! Ладно – куда деваться? – пошли в городской военкомат – сдаваться. Владька рассказал, как всё было. Те чего-то возились с документами, и опять отправили его дослуживать в ту же область.

Ну и что хотели тем самым показать? Опять сбежал Владька! Но теперь не стал прятаться ни у родных, ни у знакомых, а своими силами пошёл домой, на Север. Добирался до дома около полугода. Скитался, добрался до тайги, где-то в Иркутской области. Жил он там у одних отшельников, работал на них, они его кормили. А те места были глухие, далёкие от военкоматов – хоть век скрывайся! Только надо уметь там жить!.. Однако и домой нужно идти! И он пошёл.

Неделю шёл без нормальной еды. То ягодой какой перекусит, то траву вместо колбасы использует, червяков и другое... Наткнулся на речку. Поймал рыбу, да, говорит, чуть сырой не полакомился! Хорошо, были спички – разогрел только, недожаренную съел... Так и добирался. Дошел до Иркутска. Там Аэропорт. А без паспорта куда? Люди со всеми нужными документами, бывает, сидят в аэропорту да улететь не могут, а он, бог его знает как, договорился, с пилотом что ли, и долетел так. Деньги пилоту потом дядя Толя передал.

Так вот долетел, значит, до Якутска. А до его родного посёлка от Якутска не один километр! Так он пешком пошёл! Не весь путь, конечно, прошагал – подвезли немного – но километраж был не маленький! И вот пришёл он домой. Дома отец, мать, сестра Любка, бабушка. Радости-то было!

Правда, потом отец ему сказал:

- Ты выбирай теперь: либо тебя через день милиция возьмёт – полпосёлка тебя уже видело, а завтра – все узнают, либо сам звони, говори, что сдаёшься. Ну, тот и позвонил.

Что говорить, был суд. Посидел немножко в милиции, да и выпустили. А сколько натерпелся за это время! Хотя и узнал многое...

- Где мне взять грибы, что на берёзах растут? - спросил однажды дядя Толя, когда прилетал в отпуск на родину.
- Зачем они вам?
- Да мне Владька рассказал, что они из них рукояди для ножей делали.
- Так грибы же эти твёрдые до ужаса!
- Дак, в том-то и дело, что обрабатывать их просто: он, когда в лесу-то был, с такими же балбесами, научился у местных аборигенов. Они брали и срезали с берёзы гриб, кидали его в кипящую воду. А он там размякнет, и тогда его можно обрабатывать, как угодно, придать какую-нибудь форму. А уж потом, когда он остынет, подправлять... Крепкие, говорят, рукояди получаются.

Вот.

Теперь Владька в родном посёлке. Да только на работу нормальную устроиться не может: потеряли в военкомате его документы. Приходится ему по случаю работать: то там, то не там. Вот вам и источник психологических травм...

- Армия оставила-таки след дурости на нём, - говорит дядя Толя, - крыша у него повёрнутая слегка...
- Почему?
- Да вот. Временами бывает... Устроил его на работу, со мной вместе. Помогать. Работа по дереву... Я как-то ему говорю: “Владя, принеси штук двадцать досок, отпили вначале”. Показываю ему размер. Уходит. Час нет, полтора нет. Иду смотреть. Валяются досок десять готовых, отпиленных, ножовка рядом, а его самого нету... Смотрю вдаль: идёт куда-то. Я ему: “Владя, ты куда?”. А он: “Щас приду”. И пришёл... Через три дня. Куда ходил? Зачем? Так не объяснил... Ладно, если бы поссорились, а так...

***

Вот такая история, как можно пострадать головой. У каждого, как говорится, своя. Но вернёмся к истории Юкса, который после завтрака пошёл в гости к Маме и получил там задание... Он должен был помочь ей в одном деле, ради которого нужно было ехать на другой конец города...

Он сел на трамвай и стал любоваться на мелькающий мимо город. Он смотрел и вспоминал то одно, то другое.

- Сколько можно подставлять руки помощи?! Потом в них всё равно нагадят! - говорила Мама, когда речь снова заходила о воспитании ребят. - Сколько могла, я им дала. В последнее время чаще приходит мысль: наблюдать за этим со стороны!

Да, Юкс понимал её, но вспоминал свою маму. Разве можно когда-нибудь отвернуться матери от ребёнка и наоборот? На протяжении всей жизни ребёнок и мать должны тянуть руки помощи друг другу, даже если они на больших расстояниях.

Юкс теперь чаще вспоминал свою матушку и отца и желал поскорее вернуться. Он соображал, как бы это получше сделать: пойти в милицию, где ему должны будут помочь... или своими силами. Но ему было хорошо среди ребят... Как же бросить Маму... И непонятно, как обернётся поход в милицию... Почему-то у него был страх, что снова могли положить в больницу – он видел шрамы на своём теле, о которых не имел особого представления. Подозревал, что до встречи с ребятами была больница, хотя про психбольницу он не вспомнил...

Все такие догадки редко задерживались в его голове. Им удавалось укрепиться и разрастаться лишь на протяжении небольшого отрезка времени, когда Юкс думал, например, как сейчас в трамвае.

- Всё хуже и хуже. Куда мы придём? - жаловалась Мама на перемены в обществе, - раньше в деревнях новому приезжему дом всем колхозом строили. А сейчас: моя хата с краю – ничего не знаю...

Опять у Юкса всплывали какие-то образы дома...

- Тёплый человек – Мама! - откровенничал однажды Игорь: - когда было плохо, она нам с братом помогла. Когда случилось горе... Она увела меня в сторонку – у меня была истерика – и, услышав её слова... лишь тогда я чуть успокоился, даже улыбнулся... Конечно, мы, бывает, перебарщиваем: заставляем её нервничать, капризничаем, да и она порой бывает строгая, но всегда она как-то по-матерински, по-доброму, справедливо... И вправду, как мама!
- Всё только начинается! - думал Юкс. - И со временем вы точно поймёте, что «мама» - самое доброе слово в мире!

И Юкс в подтверждение всех слов о Маме, вспомнил, как она только что, отправив его элементарно за бумагой для афиш на другой конец города, мило, улыбнувшись, сказала: “Удачи!”

И какая-то невещественная вещь поселилась у него в голове, когда он со ступеньки трамвая ступил на асфальт: “Всё это... Они похожи на человека, у которого развязались шнурки. И этот человек того не замечает. А ведь я это всё вижу. Я ведь вижу, где ребятам нужно помочь... Я не хочу молчать и ждать, пока человек с распущенными шнурками упадёт. Я хочу подсказать... Да только будет ли слушать человек в ботинках, хоть и с распущенными шнурками, совершенно босого?”

Когда что-то интересное приходило на ум, он улыбался себе, а значит, и случайным прохожим...


«Так может быть, могло быть, должно быть»


С заметной для всех улыбкой Юкс подошёл к большому магазину, где продавалась нужная для афиш бумага. Это был универмаг, где всегда полно народу, но человека с улыбкой сразу же заметили...

Ребята с Мамой готовили отчетное выступление, для этого нужно было развесить кое-где афиши. А во всем городе влагопрочную бумагу можно было найти только в канцелярском отделе этого универмага, ну или, понятно, в единственной типографии, специализирующейся в основном на тиражировании газет. К тому же эта печатная лаборатория не продавала материал, а лишь могла оказать услуги афишепечатанья на своей бумаге. А здесь можно было также покупать товар музыкантам и художникам. Здесь были холсты, лучшие в городе краски, кисти, рамки для картин, лаки, продавались самоучители игры на гитаре, инструкции по ремонту музыкальных инструментов, нотные тетради и прочее: обычные тетради, карандаши, ручки, пластилин, скрепки, кнопки...

Так вот! Чтобы воочию увидеть вышеперечисленные достоинства этого замечательного отдела, нужно было миновать все другие "отсеки" торгового корабля. Однако только он шагнул со ступенек, как тут же донеслось: “Молодой человек, с такой улыбкой – только сюда. Смотрите, что у нас есть! К такой улыбке подойдёт этот медальончик!”

Юкс машинально взглянул на предлагаемую вещь и, пожав плечами, продолжая улыбаться, пошёл дальше. “А если бы я не улыбался, - задумался он, - какие слова бы она говорила?”

Навстречу шагали десятки-двадцатки покупателей, иногда задевая его плечами и шаркая бортами подошв. Где-то на седьмом встречном состоялся удар сильнее других, и от него немного повернуло вправо.

- Извините, - воспитанно произнёс Юкс и тут же забыл о столкновении.

Перед ним вне потока покупателей в небольшом холле нарисовался образ. Было бы нормальным повернуться и пойти дальше – искать тот канцелярский отдел, но он вышел из потока покупателей и пошёл в почти безлюдное место. Лишь какая-то девочка лет шестнадцати-семнадцати сидела на небольшой редкой здесь скамейке, кокетливо уставившись на Юкса. Слева от неё он увидал надпись “Канцелярские товары” и облегченно вздохнул.

Он подошёл к прилавку и стал смотреть на полки, косо поглядывая на девчонку. А та пристально смотрела на него. Юксу стало немного не по себе – что делать? Оставалось взглядом продолжать искать бумагу для афиш.

- Что-нибудь подсказать? - обратилась с вопросом тётя-продавец.
- Мне нужна бумага для афиш, - вскрыл карты посланец Мамы.
- Есть. Сколько? - продавец принялась искать товар.

Клиент вспомнил и назвал количество. Пока женщина отчитывала листы, прошло около минуты. Юкс тоже было увлёкся листами, но вдруг вспомнил о рядом сидящем человеке – она всё также смотрит? Он повернул медленно голову. К счастью на тот момент, девушка уже не смотрела на него – не моргая она изучала свои часы. За всё время, пока Юкс расплачивался и ждал, когда упакуют бумагу, девочка ни разу не отвела глаз от циферблата.

Сказав “спасибо” продавщице, Юкс осторожно присел рядом с девочкой, потряс мелочью и спрятал её в карман.

Так просидели полминуты. Она всё смотрела на часы.

- Эй, а что ты делаешь?
- На время смотрю, - спокойно ответила она.
- Зачем?
- Оно так интересно уходит! - по-детски радостно сказала она и посмотрела на Юкса.

У неё были выразительные глаза, симпатичный носик, лёгкая улыбка, миленькая причёска, тонкие руки, модные джинсы, а самое главное – необычная футболка... Вернее, главное – надпись на футболке: “Ненавижу Дом-ноль!”

- Как тебя зовут? - спросила она.
- Меня зовут Юкс.
- А меня Агнеха.

Они пожали друг другу руки.

- А зачем тебе афиши?

Юкс рассказал.

- А почему ты здесь сидишь? - задал в свою очередь вопрос Юкс.

Она рассказала.

Мимо прошёл следующий покупатель, приблизился к товару и начал громко говорить с продавцом.

- Пойдём отсюда! - предложила она.
- Пойдём... - с небольшой робостью согласился Юкс.

В одной руке у него оказался купленный товар, а в другой – девичья рука. По шумному коридору они шли молча, чуть спеша и каждый со своими крошечными романтическими ощущениями.

- Эй, парень! - донёсся знакомый голос с озорной базарной претензией, - тогда купи хоть для девушки медальон.

Продавец побрякушек, видимо, задался целью продать Юксу чего-нибудь из своего товара.

- Пойдём! - Агнеха потянула его за руку к выходу.
- Подожди, - остановил её Юкс.

Он пристально стал смотреть на все кулоны, цепочки, медальоны, колечки, и находил много красивых вещей.

- Слушай, - еле слышно сказала Агнеха, - я же знаю, что у тебя денег не хватит на любую из них... Я видала твою сдачу... гроши.

- Гроши остались от покупки афиш, я их положил в этот карман... Но ведь у меня есть ещё карманы. Смотри.

Показав деньги, он принялся считать их.

- Вот видишь, - улыбнулась она, - всё равно мало.

Юкс посмотрел на неё – так хотелось купить что-нибудь ей! От растерянности глубоко вздохнул.

- Пожалуйста, не волнуйтесь, - прервала их молчание продавец, - у нас есть и на такую сумму товар... - она покопалась под прилавком и достала небольшую коробочку, - правда, это не серебро, но смотрите, как красиво! Выбирайте!

Юкс обрадовался. Девочка ждала.

Все вещи были изуродованным подобием медальонов, лежащих на витрине, они даже не блестели. Одни были из черного, желтого, красно-желтого металла: черепа, птицы, эмблемы. Лишь одна вещица была из белого металла.

- Этот... - сказали хором Юкс и Агнеха и посмотрели друг на друга.
- Вот этот я покупаю, - указал наш герой на светлую вещичку.

Агнеха одобрительно сжала ему руку.

- Ну и хорошо, - продавец вручила проданный товар покупателю и быстро убрала коробочку обратно под прилавок.

Юкс ещё попросил у неё шнурок. Отмерили. Отрезали. Завязали узел. Он надел на шею «толькочтознакомке» купленный медальон и сам повёл её к выходу. Она молчала, улыбаясь. Лишь когда дошли до скамейки в ближайшем скверике, девушка отпустила его руку и сказала: “Подожди, я сейчас”. И убежала снова в универмаг.

“Наверное, маме пошла сказать, что погулять ушла”, - подумал он.

А пока её не было, он думал. Опять мимолётные мысли о покупке, Маме, маме, ребятах. Потом он начал думать о подарке. И подарок, оказалось, был сделан не потому, что попалась такая упорная продавщица, и не потому, что хотелось повыпендриваться перед девчонкой. Нет. Её лицо, её слова, то, как она говорит, как ведёт себя... Хм, а ещё говорят, что даже часа не хватит, чтобы понять, что человек из себя представляет! “Она молодец, что тянула меня к выходу, знала, что у меня нет денег... да и ей, наверное, неловко было брать от меня этот медальон. Впрочем, я тоже не жду подарков... Как-то не всегда они нужны, порой бывает так наиграно... Бывают пустые подарки – лишь бы отвязаться, просто так...”

И во время этого думанья в голову влетела одна, как ему показалась, великолепная мысль, которую он сказал вслух:

- Не стоит ждать подарков от людей за честность, трудолюбие, доброту и отзывчивость. В этом случае, “ждать” похоже на “просить”, “требовать”... А требовать подарки нельзя! Куда уж лучше получать за всё это приятные подарки от судьбы!.. Да и помасштабнее они будут! Ха-ха... Что-то я замечтался! Мечтать нужно, когда ты один! А сейчас рядом со мной человек... Нужно подумать, о чём бы с ней поговорить...

И правда, она уже шла к нему. Легким лепестком на воде оказалась ближе. На её щеках выступил румянец. Протянула руку, в которой он увидел такой же медальончик. Разве в коробочке была пара?

- Ого! Такой же!
- Такой. Давай надену.

Агнеха повязала шнурок у него на шее.

- Спасибо, - сказал Юкс.
- Взаимно, - ответила она.
- Слушай, но ведь в коробочке не было второго. Был только твой. Откудова этот?
- Какая разница? - как-то виновато сказала она, - главное, что это от меня.
- Да, конечно, - согласился Юкс и замолчал.

Несколько минут сидели молча. А над ними летали стрижи. Ласково грело Солнце.

- Расскажи что-нибудь, - предложил он.
- Не хочу, - грустно сказала она.
- Почему?
- Потому что это – как всегда! Банально. Давай лучше что-нибудь придумаем, какой-нибудь необычный разговор.

Она сразу же оживилась – понравилась собственная мысль – и повернулась к Юксу.

- Давай, - Юкс поддержал идею.

Он начал было размышлять, но ничего путного не лезло в голову.

- Я придумала, - воскликнула она и даже привстала.
- Что? - не без любопытства спросил Юкс.
- Давай с тобой придумаем, как можно по-другому использовать деньги. Ну, то есть не совсем по-другому, а как-то не так, как все их используют... поинтересней.
- Не знаю… - задумался Юкс, - предложи первая что-нибудь.
- Ладно. Так... Смотри. Я могу тебе просто так дать деньги, скажем, сто рублей...
- Ого!
- Не волнуйся, я их у мамки взяла!.. Но, конечно же, с условием твоей честности, то есть, что ты их потратишь, ну, опять-таки, банально, на добрые дела... Пусть срок твоего действия... ну, скажем, до вечера... Только придумай что-нибудь интересное.
- Ладно.
- Я надеюсь на твою честность, - сунула руку в карман.
- Мне и самому интересно... Хотя как я возьму у тебя деньги? - вдруг его азарт пропал. - Они тебе, поди, самой нужны!
- Были нужны! - расхохоталась Агнеха.
- Не понял, - Юкс стоял и растерянно смотрел на неё.
- Были нужны. Я тебя разыграла! Были нужны, когда я покупала тебе медальон... Ой! Рассказала! - она резко замолчала.
- Ничего ты пока не рассказала... Я понял, что ты его именно купила... Давай, расскажи лучше, откуда именно этот медальон? В коробочке его не было...

Она покраснела, начала чего-то бормотать:

- Он на витрине был. Ты просто его среди серебряных штучек не заметил... Я бы его тоже не заметила, если бы первый не выбрали... Зародыш не очень заметен среди красивых бабочек... А тут смотрю, похоже на мой... первый. Даже удивилась схожести!
- Да, ты права, они очень похожи, - заметил Юкс. - Слушай, а этот первый случайно тоже не из серебра? Может, продавец перепутал, забраковал?.. Смотри, он немного почернел...
- Серебро можно чистить...
- Слушай, а классно, что у нас теперь есть одинаковые «дельфинчики». Дельфины нравятся? - спросил Юкс.
- Да. Млекопитающие. Отзывчивые млекопитающие! Разговаривают, поют, наверное, думают, как мы...
- А почему ты назвала “зародышем”... - вспомнил начало "объяснения с покраснением" Юкс.
- Ха, посмотри сам. - она по-девичьи вспыхнула и от покраснения не осталось и следа. - Помнишь картинку в учебнике биологии? Ну, про то, как дети всех животных, и даже рыб, на первых стадиях развития похожи...
- Точно, - Юкс засмеялся.
- Слушай, - перебила его смех Агнеха, - давай всё-таки про деньги-то придумаем!
- Хорошо... Давай я придумаю историю, как будто ты не мне дала денег, а кому-нибудь другому, пусть, случайному прохожему... Я с деньгами не очень... А выдуманный человек завсегда сделает всё, как надо!..

...Итак, он ходил по городским торговым площадям и решался что-нибудь купить... на эти даром полученные деньги. Но всё казалось каким-то незначительным. Мелким казался и процесс как достижение должного уровня взаимной вежливости обеих сторон сделки, и сама покупка как результат дня. А ещё возникла дискуссия с самим собой...

        ...Сделать что-то для себя – значит, не сделать истинного доброго дела! Потому что добро – оно для других, оно должно выплёскиваться из человека, а не копиться в нём…

Люди почему-то всегда ждут взаимности. А для этого нужно хотя бы попытаться, хотя бы иногда, хотя бы тебе перебороть свой главный грех – эгоизм.

“Эгоизм” в людях читается, как: “этот грех отрешил и заключил меня!”

Человек со временем понимает многое. И нет такого времени, чтобы отрешаться человеку от человека, человечества; есть время не заключать себя в “Я”. “Я” – лишь одинокая буква. “Мы” – уже пара букв. “Вместе” – возможность быть личностью как по отдельности, так и в сочетании друг с другом.

Во множестве отдельных появляется свобода! Но...

Но, с другой стороны, если купить что-нибудь другим, то можно не угадать, будет ли этот дар нужен, и принесёт ли он счастье и добро? Не оттолкнут ли подарок?.. Для каждого добро, «нужность», правильность определяются как-то по-своему. Поэтому инициатива помощи может оказаться не принятой...

Хотя ничего плохого в том нет, если помощь была искренняя, от сердца... А если сердце искрится, значит, обладатель такого сердца – светлый человек! Свет изнутри, свет - другим... Свет!..

...Пришла странная мысль:

"Не потому ли добрые поступки зачастую не заметны, что свет от них сливается с белым светом, на котором мы все живём?"

Что же теперь, кричать вокруг о том, что сделал кому-то добро?.. Хотя, почему нет?.. Ведь это будет лишь напоминание, а не хвастовство!..

...Свет помогает видеть. А если он появится в вас, значит, вы сможете стать для кого-то источником тепла, таким, как Солнце. Значимо, правда?..

Рождайте свет – он спасение. Рождайте светлые мысли и метаморфозно разумные чувства. Чувствуйте других, помогайте другим, как себе!..

- Вот так и пришлось ему просто отдать эти деньги случайному прохожему, объяснив: “Если ты увидишь нуждающегося в деньгах человека, отдай их ему, ведь они изначально достались тебе даром. Тогда ты ничего не потеряешь, а только приобретёшь...”
- Мда… - сказала Агнеха, впечатлённая рассказом, - получается так, не тратя, но, используя деньги, человек может помочь распространить идею дара добра... Здорово! Вот это сюжетик! А давай ещё что-нибудь придумаем!
- Давай... - Юкс снова задумался. Тут же пришла идея: - А давай придумаем, каким должно быть настоящее кино!
- А каким оно должно быть?
- Я думаю, что кино должно быть сильным, не пустым. Сейчас, подожди... придумаю какую-нибудь историю... Например, так:

Начался вечерний сеанс.

Люди сидели на своих местах и внимательно всматривались в первые кадры фильма. И они были так заинтересованы этой премьерой, этой нашумевшей лентой, что не были бдительны даже каплю. Ни стоя в кассах, ни входя на ступени, ведущие вверх, к двери с надписью “вход”, и тем более ни на своих согласно купленным билетам местах, нигде ни один человек не заподозрил, что среди них... убийца.

Лицо маньяка-убийцы было мрачным. Одет же он был как все: штаны и кофта. В кармане спрятан небольшой ножик и леска. В кармане почти весь сеанс была левая рука, изуродованная наколками.

Войдя в кинозал, маньяк сразу же стал искать жертву, которую он собирался поджидать после просмотра в каком-нибудь тёмном месте. Выбрав одну молоденькую девушку, он зафиксировал её положение в зале и спокойно начал смотреть фильм.

А там уже начал вырисовываться сюжет: какая-то трагедия произошла с молодым человеком, и он всячески пытался найти то, ради чего можно было бы жить. Фраза за фразой, слово за словом, и убийца как-то погрузился в фильм... И вот актёр уже рыдает от боли, внутренней, человеческой боли, и убийца неохотно глотает слюну. Он напряжён: “Как же так? У меня ведь так же было...”. И он уже не держит в кармане руку. Он переживает вместе с героем. Ещё одна фраза, и герой может выбрать свой путь. У маньяка участился пульс: такой же выбор был когда-то у него... И результат жребия - налицо! И рецидивист вдруг пересмотрел свою жизнь и стал шептать герою выбрать другое. Здесь же показали другие стороны жизни героя, и убийца в них увидел свои возможные направления. Он был рассержен, что вот так, через фильм, его вывернули. Он, было, хотел взять нож – и будь что будет!.. Но на экране совпала ещё одна личная фраза, и он в слезах выбежал из кинотеатра…

- Ух, жуткая история, - сказала Агнеха, - А ты думаешь, такое может быть? Фильмы ведь разные снимают. А если бы убийца попал на другой сеанс?
- Конечно, всё могло бы быть иначе. Но если был бы такой фильм, чтобы, посмотрев его, хоть один человек исправился бы в лучшую сторону, было бы здорово... Обычно, под впечатлением от просмотра ходят, ну, полдня... Потом наваливаются будни, и всё опять, как было. Искусство должно «держать» долго.
- Да ты прав. И мне кажется, всё-таки есть такие здоровские фильмы.
- Конечно. Просто, если бы их показывали чаще... или бы вообще показывали... Ведь многие просто даже и не знают, что есть классные ленты. Я не говорю по фильмам жить, я лишь предлагаю возможность сравнить, хочу поднять на поверхность быта некий выбор, как можно жить... посмотреть, как живые живут... пример: как нельзя жить, как нужно, чтобы...
- Серьёзная тема. Пойдём пройдёмся. - предложила Агнеха. - Мне нужно домой купить продукты... А какие тебе фильмы нравятся?

И всю дорогу к магазину они болтали о фильмах, мультиках. Вспоминали песни, фразы из кино и персонажей из Диснеевских мультсериалов. Очень много оказалось общего.

- Я сейчас, - сказала Агнеха и вошла одна в магазин. Она хотела опять сделать сюрприз – накупить пирожных.

Юкс увидал недалеко скамейку и хотел, было, подойти к ней, но навстречу шли пятеро человек. Они окружили его. Юкс увидал знакомые рожи.

- Эй, парень, поговорить надо, - услышал он.
- Да? - в недоумении спросил он.
- Да, а ты ещё не догадался? Чё, не секёшь положение?
- Пока нет, минутку, - он быстро положил на грязный асфальт приобретенную бумагу и сел на неё в позу лотоса. Он смотрел теперь только прямо, не шевелясь. Лишь один раз закрыл глаза и быстро открыл их.

Понятно, раздались какие-то смешки. Самые крутые сразу заржали. Один из них хотел пнуть Юкса, проворчав: “Дебил, ума не хватает!”

Но Юкс быстро поднялся и сказал в глаза: “А я знаю, чего не хватает тебе” и пошёл на него. Тот пошёл навстречу и, подойдя лицом к лицу, огрызнулся: “Ну и чего? А?”, толкнул Юкса, провоцируя на драку. Руки Юкса немного дрогнули, да и самому было, знаете, не уютно. Голова крутого парня была на полголовы выше. Но Юкс, волнуясь всё-таки, продолжал говорить:

- Пойдём отойдём, - он не хотел, чтобы девчонка видела всё это, - ведь ты не хочешь, чтобы все узнали, чего тебе не хватает, - и подумал: “неполноценный по части мозга”.
- Ну, пойдём, - грубо произнёс парень, для которого драться – обычное дело. Он уже решил ударить первым.

Они отошли метра на четыре и повернулись друг к другу. Юкс вдруг сменил тон.

- А тебе и в правду чего-то в жизни не хватает? - уже мягко спросил он и заставил себя улыбнуться.

От такого вопроса тот смутился.

- А тебе какая разница?
- Ну, ответь! Может, чем помогу...
- Ну да? - недоверчивый вопрос.
- Да. Скажи, как у тебя в целом дела?
- А ты с какой целью спрашиваешь? - стушевался тот. - Как у всех...
- А разве дела у всех одинаковы? У тебя что, нет собственных дел? - вдруг с укором спросил Юкс.

Руки парня уже были не напряжены, хотя он ждал подвоха.

- А хочешь, я тебе скажу, чего тебе в жизни не хватает? Только ты не обижайся. Я просто так думаю...
- Ну и чего? - всё ещё пытался огрызаться парень, но ему уже было интересно узнать ответ.
- А ты вначале первый скажи, так ли необходимо иметь вам со мной дело? Или вам особо делать нечего? Согласен, я волосатый, слегка... и что? Вы, ребята, ко мне первые подошли, а ты ещё и обидеть меня пытался, оскорбить... Значит, тебе первым и отвечать. Чего от меня хотели-то?.. А я потом скажу своё слово.
- Да дело-то простое: мешаешь ты нам, вернее, глаза мозолишь... своим видом... длинные волосы... музыка ваша...

Пока парень говорил, Юкс немного нервничал, смотрел на толпу и думал, что сказать, чтобы тот не сделал глупости. Не хотел сказать глупости и Юкс, хотя внутри проскакивал смех по поводу происходящего, слабый такой смех...

Юкс знал, что битва ещё не окончена, ещё всё впереди.

Вскользь вникая в слова, он искал и старался понять, где слабое место у его собеседника, чтобы точно угадать, чем можно его свернуть с агрессивной настроенности.

Когда возникла небольшая пауза, Юкс как будто в продолжение разговора сказал:

        - Так я об этом и говорю. Тебя тоже не всегда понимают. И охота тебе рассказать кому-нибудь чего-нибудь, что тебя, действительно, волнует, а им и не надо. Ведь так?”
- Ну, бывает и так.
- Раскрыть себя – вот, что тебе нужно. Не скрывай в себе свои проблемы... Ты, поди, для них это делаешь, стоишь сейчас со мной, чтобы все смотрели, какой ты крутой?
- Э, ты чё говоришь-то? Я сам за себя. Я чё, должен всем свои проблемы рассказывать? Ты кто такой? Э!
- Да я говорю, что в этой толпе никому не нужны твои проблемы, и помогать тебе никто не собирается. Вот и всё... Спроси себя: когда ты им будешь небезразличен? Когда они помогут тебе в делах, отличных от их дел? Пойми, что твои проблемы тебя отличают от других, а смех, конечно же, должен быть общим! Я считаю, что я здесь ради вашего удовольствия. Только вот как-то не честно – впятером на одного... Согласись с этим и расскажи им, что я не такая уж для вас серьёзная проблема, - закончил наш смельчак.
- Ладно, - сказал парень, и Юкс увидал, как из магазина вышла Агнеха с гастрономическим пакетом.

Да! Всё могло бы закончиться так – тихо-мирно...

А могло всё произойти, например, без длительного разговора: после мгновенной драки один на один, когда Юкс заломил бы ему руки на асфальте, он бы обязательно сказал: “Я не стану ломать тебе руки, они тебе могут пригодиться! Ты можешь подать кому-нибудь руку помощи!”

Да! Всё это могло бы закончиться и так. Но, увы, всё произошло по-другому.

Всё было быстрее.

Когда к нему подошли ребята и стали чего-то требовать, Юкс сказал им: “Ребята, глупостями не занимайтесь!”

- Эй, ты кого глупым назвал? - один из хулиганов взял Юкса за грудки.
- Глупого! - резко в лицо сказал Юкс и попытался вырваться.

Почувствовался первый удар. Наш Герой упал на асфальт. Не торопясь, встал на ноги, произнёс фразу: “Ребята, давайте жить дружно!” и молотнул первого ближнего... Посыпались удары, которые теснили его в какие-то деревья. Юкс уже лежал меж деревьев, когда в бой пошли их ноги. Всё произошло быстро. Последний удар был далеко от магазина. В заключение побоища, братва лихая проверила карманы, сняла серебряный медальон и скрылась, едва прохожие успели сообразить, что произошло.

Через некоторое время Агнеха вышла из магазина, огляделась, постояла, увидала на асфальте листы бумаги, заплакала, покричала Юксу, и, ничего не найдя, пошла прочь.

А один из драчунов вошёл в Универмаг, подошёл к тому самому отделу с драгоценностями. Состоялся разговор с той самой базарной продавщицей, после чего он получил за принесённую вещь немного денег. И снова... снова серебряный медальончик оказался в коробке под прилавком, дожидаясь, когда пройдёт время, и его положат рядом с другими серебряными вещицами.

Когда Юкс пришёл в сознание, было уже темно.

Всё лицо было в крови, руки тоже, одежда ободранная. Он пролежал часов пять, и никто не подошёл к нему. Впрочем, с тротуара его не было видно среди деревьев, а в эту аллею никто никогда не заходил. Он встал и куда-то пошёл. В голове гудело, он ничего не соображал, и почти ничего не помнил, кроме жестких тумаков. Бродя по темноте, он наткнулся на колонку. Там он бегло умылся, выстирал рубаху и мокрыми руками вытер кое-где порванные штаны.

Теперь он шёл медленно, сторонясь света от ночных магазинов. Хотелось упасть на какую-то скамейку и заснуть, и он завернул в какой-то парк, где вдруг услышал мелодичную музыку.


«Дружба»


Наш герой остановился возле деревьев, из-за которых слушал играющих на гитарах ребят. В перерывах между песнями он слышал их разговоры.

- Давай ту, которую вначале пел...
- Про крылья что ли?
- Ну.
- Офигительный концерт был!
- Да, Шао - молодец!
- Ага! Давай, начинай!

Зазвучала песня. Потом другая. Юкс понял, что ребята говорят о концерте, который только что закончился. И когда совершилась очередная пауза, он застенчиво подошёл ближе:

- Ребят, вы на концерте сейчас были? - спросил он.
- Да. А ты был?
- Я нет... Но я сейчас слушал. Мне понравилось. Можно я посижу с вами, послушаю?
- Валяй!

А дальше ещё и ещё: пелись песни, наливалось пиво. За распитием разговорились.

- Эй, а тебя как зовут? - спросила одна девчонка, подсевшая к нему.

Но опять без имени и прошлого...

Только что закончившаяся жизнь Юкса требовала немного памяти: запомнить движения танца, имена ребят, важные разговоры с Мамой, запомнить ту атмосферу. И как уже говорилось, сны и воспоминания о прошлых временах сразу же стирались.

А теперь, когда избитое тело просило покоя, когда оно устало, голове было необходимо проконтролировать лишь одно – здоровье человека, чтоб он был в безопасности, и на это уходил почти весь ресурс мозга. Дополнительная информация заставила бы думать, а это был бы опасно. Тем более, у человека было не только сотрясение мозга... На голове чуть раскрылась операционная рана, через которую незаметно для нашего героя медленно малыми порциями сочилась кровь. Было тяжело думать, вспоминать. Говорилось то, что первым приходило в голову.

- Меня зовут... Да не нравится мне моё имя... Не хочу говорить его, сами назовите, как хотите! Мне всё равно, - ответил Юкс на вопрос своей новой знакомой.
- Ладно, парень. Странно, конечно. А меня зовут Ксюша, - сказала девочка и подала для пожатия руку.
- Безымянный, давай, долью?
- Давай, - наш герой подставил стаканчик.

Ребята заметили, что парня избили. Начали расспрашивать. Он рассказал, что да как. То, что вспомнил.

Стало понятно, что жить ему негде. Собравшиеся посочувствовали, и один из них даже пригласил к себе переночевать.

        Вот так началась новая жизнь.

Если раньше наш герой танцевал, двигался, то сейчас он дремал: поцарапанные щёки, разбитая губа, содранные кулаки, немного порванная одежда, немного крови. Безмолвный, жалкий, уставший. В чужом доме.

То, что произошло недавно, исказило не только его внешность, но и его мировоззрение: что делать – новые обстоятельства!

На утро он проснулся разбитым, и у него жутко болела голова.
Эта рана на черепе, да ещё и алкоголь...

- Проснулся? Если помнишь, меня зовут Антон. - в комнату вошёл парень из вчерашней тусовки. - Скоро родители придут с работы, а ты даже не умытый. Вставай я сейчас музыку включу.
- Они не заругают, что вчера пришли поздно, что я у тебя ночевал? - начал было переживать гость.
- Да нет, конечно! У меня родители хорошие, отец вообще в больнице работает. Черепанов. Слышал? Впрочем, вряд ли... У меня часто друзья ночуют... Плохо одно – у тебя рана на голове... Кровь на подушке осталась. Надо всё в порядок привести... Ну-ка, что с твоей головой? Ого!
- Что там? - испугался Юкс.
- Да у тебя тут, вроде, шрам...
- Какой шрам?
- Да не важно... Сейчас всё будет круто!

Антон включил какую-то тяжёленькую музыку, потом принёс вату, спирт и обработал рану. Потом пригласил “больного” на кухню. Там уже остывал завтрак.

- Слушай, - начал разговор Антон, - ты вчера говорил, что на концерте не был, а чё тогда в этих местах делал? Здесь волосатые просто так не валяются...
- Да не знаю. Наверное, просто гулял... Помню только, что били меня... За что и почему, не помню.
- Да ты не расстраивайся... угощайся, сейчас чаю налью... здесь придурков много всяких. А как это ты не помнишь? Что, так сильно... ну, это... били? У тебя раньше потери памяти были?
- Не помню. Да ничего, пройдёт... - махнул рукой собеседник Антона, явно не желающий разговаривать об этом.
- Да ты погоди. У меня же отец в больнице работает... Очень известный врач в городе...
- Не переживай за меня. Меня к врачам не надо вести. Там, поди, ничего серьёзного... Что-то отталкивает от посещения больниц. Какие-то дурацкие воспоминания лезут... Какое-то предчувствие того, что было...
- Ну-ка, расскажи! - Антон даже положил обратно на стол уже поднятый ко рту бутерброд.
- Да нечего рассказывать. Я же говорю, предчувствия. Так, во сне приснилось сегодня, что по коридорам каким-то ходил...
- Ого! Прикольно! Что ещё?
- Ничего, в общем, - он отвернулся и повесил голову. - Давай обо мне говорить не будем. Что у меня было раньше – прошло. А сейчас я попал к вам.
- Это круто, что у нас появился человек с неизвестным прошлым... Ты бери ещё... вон там колбаса обжаренная под салфеткой... Не, а ты как-то нормально влился в нашу тусовку... Какие-то интересные темы двигаешь... Ты, мне очень кажется, умный чувак. Да?
- Не знаю, - ухмыльнулся Юкс, - у вас, кажется, тоже песни глубокие... такие словообороты, образы... Я даже половину не понял. Хотя, если глубоко спрятано, и найдут лишь избранные – это хорошо!
- Почему? - задал вопрос Антон, жуя.
- Целее будет!
- Блин, фраза хорошая! Ну да, я же говорю, умный! Песни не пишешь?
- Не знаю... нет.
- Ну ладно, может, со временем. А пока я буду тебя слушать и за тобой записывать.
- Ты песни пишешь?
- Ну да. Я вчера много своих спел.
- Спой чё-нибудь сейчас.
- Да не, не охота. Давай вечером на остановке.
- Какой остановке? - не понял о чём речь наш герой.
- Ну, блин, на остановке… там, где больница. Безлюдное местечко. Мы там по вечерам всегда сидим, песни поём.
- Ладно, понял.

Они продолжили завтракать. Когда всё приготовленное мамой Антона было съедено, Антон спросил:

- Слушай, а ты куришь?
- Я? - задумался тот секунд на пять. - Нет.
- Ха, а почему сразу не ответил?
- Вспоминал, что значит – курить.
- Ха, ты что, дурак? - усмехнулся Антон.
- Вроде нет. Ты же сам сказал, что я умный.
- Ну да. Хотя, если ты и умный и дурак, значит, ты гений.
- Почему?
- Гении – всегда сумасшедшие.
- Ясно.

Через минуту Антон и его новый товарищ стояли на балконе.

- Можно спросить? - затянулся дымом Антон, - у тебя шрам на голове... Ведь это не от вчерашнего... Как ты думаешь, откуда он?
- Да не спрашивай же меня об этом. Я же говорил, что ничего не помню... только воспоминания редкие...
- Хорошо. Извини. Только всё равно, блин, надо тебе придумать какую-нибудь историю.
- Какую ещё историю?
- Про шрам на голове.
- А что можно придумать?
- Ну, давай, пусть будет так... - Антон задумался. - Говори всем, что это у тебя после операции...
- Дак и так ясно, если шрам!
- Ну да, только ты говори... - Антон поднял указательный палец для обращения внимания на сказанное после, - ...что тебе маленько серого вещества вырезали!
- Как это? - опешил Юкс.
- Смотри! Ты был, допустим, очень умным. Ну, очень умным! Катастрофически умным! Твои мысли были очень глубокими, но не понимаемыми. Поэтому те, с кем ты рядом находился, сдали тебя в больницу. И там тебе вырезали часть мозга, чтобы ты не был таким умным! - Антон захохотал.
- Здорово! Мне нравится! Пусть будет так, - согласился “экскатастрофически умный”.
- А может, так и было?
- Может...
- Ну что, пошли в мою комнату? Ты “Стену” видел?
- Какую стену?
- Гуппы “Пинк Флойд”.
- Нет.
- Пошли. Офигенная вещь!

Почти полдня они просидели за экраном. А в перерывах слушали многочисленные записи разных групп и исполнителей.

А уже часам к пяти они вышли из дома и пошли к какому-то другу. Взяв его с собой, пошли к следующему.

По дороге к этому "следующему" они проходили мимо автомобиля, из которого “реально” доносилось: “Кольщик, наколи мне купала”...

Антон, пройдя всё это дело, заворчал:

- Блин, кругом один шансон слушают. Нормальная же музыка есть. Вот бы сделать так: вмонтировать во все звуковые носители такую штуку, чтоб при проигрывании такой, скажем, плохой музыки, они переставали бы работать.
- Не удивил идеей. Это уже действует... - сказал друг Антона Руслан.
- Что-то не замечал.
- Наступит время, когда необходимо будет в раз искоренить это всё, когда государство решиться на серьёзный, радикальный шаг. А пока это всё растёт. Про такие идеи я где-то слышал... Мы когда в последний раз на конференцию ездили, там профессор, физик известный, что-то похожее говорил... про всякие “жучки”, технологии, там новые... осталось только дядькам из правительства захотеть...
- Слушай, Руслан, ты со своей физикой... достал уже! По-моему, в вашем универе уже такого напридумывали...
- Ну, во-первых, не в нашем, а во-вторых, куда деваться – прогресс идёт!
- Идёт, - просто согласился Антон. - А я, наверное, зря в универ на математика поступил.
- Почему, Антон? - спросил его Руслан.
- Не знаю, по-моему, математика – не моё!

Вступил в разговор наш герой:

- Да при чём тут математика? Там могут быть люди хорошие. Может, ты там друзей лучших встретишь. А может, и любовь настоящую!
- Хм, любовь...
- Да, её самую! Осталось только подождать, и выяснить та ли это будет. А может, ждать и не придётся...
- Вот именно, сколько ждать?
- Не знаю, но у времени нет предела!
- О! Верно! А у жизни есть временной предел... И он называется... - Антон не успел окончить фразу.
- Да не важно! За этот срок обязательно кого-нибудь встретишь. Столько возможных встреч!
- Именно, возможных!

Так, в разговорах, они пришли к своему другу Стасу. Позвонили в дверь. Долго никто не открывал. Ещё раз позвонили. Та же ситуация. Тогда наш герой подошёл к двери, посмотрел на Антона и Руслана, и продолжительно постучал. И когда отошёл на своё место, дверь отворилась. Оттуда показалась башка Стаса.

- Привет. Чего стучите-то? - он открыл дверь пошире.

Друг Стас был худоват, но высоковат, короткие волосы, очки, модная рокерская футболка, интеллигентный вид.
- Ты почему не открывал так долго. Чё делал-то? - с подвохом спросил Антон.
- Ничего плохого я точно не делал. Заходите.

        Зайдя в комнату, ребята заметили, что в ней только что пытались что-то спрятать. Причём беспорядок нисколько не спрятал следов этого. Дверца шкафа – полураскрыта, стопка кассет неровна, а на полу – кусочки бумаги, на столе крошки.

- Стас, ты чего делал-то? - спросил Руслан.
- Блин, да ел я! Что нельзя пожрать что ли?
- А чего такой беспорядок? - смеясь, что Стас злится, спросил Антон.
- Ну... танцевал я! Новый альбом “Алисы” купил...

Вошедшие рассмеялись. Начал Антон – он нигде не видел танцующего Стаса. После веселья познакомили его с новым человеком. Объяснили ситуацию с памятью.

- Ни хрена себе, повезло же! - почти серьёзно сказал Стас.
- Почему? - не понял Юкс.
- Да я когда с девчонками... ну, в общем, есть моменты, которые хочется не вспоминать.

Опять смех.

        Опять какая-то новая музыка, интересные слова, оригинальные предметы интерьера.

Наступил вечер. Как и обещал Антон, они все пошли на "Остановку". И там уже толпилось человек десять. Кое-кто видел нашего героя тогда, в парке, а остальным пришлось знакомиться здесь. И опять, как и везде, была в той компании одна очень привлекательная молодая особа, с солнечным цветом волос...

- Ну, что, ребята, споём? Жыкан, бери гитару! - сказал Антон своему коллеге, сам взял вторую гитару и запел: «Не путёвые ребята расползлись по комнате моей...»

Стало весело – музыка же! Хотя порой были такие грустные песни...

Но всему на свете приходит дружба... вернее, сырок «Дружба». И, конечно же, портвейн. Ребята разливали портвейн по стаканчикам – каждому, а сырок был один. Его пускали по кругу. Все ели одно! Вот это традиция!

Наш герой порядочно напился, что позабыл даже, что было утром и днём. Захотелось спать. И когда Антон привёл его домой, он моментально уснул. А на утро частично всё вспомнилось. О чём-то напомнил Антон.

Шли дни. И вскоре наш герой стал ночевать не только у Антона, но и у его товарищей. В последующие дни они с Антоном виделись почему-то редко. Но при встречах всегда было, о чём говорить. Хотя многое на утро следующего дня забывалось! Как забываются малознакомые люди… А жаль!

Был уже поздний вечер. Наш пока безымянный для компании герой и Антон сидели на балконе. Кое-где были видны звёзды. Небо было седое. Если не разговаривать, то можно было услышать шелест ещё зелёных листьев.

Но разговор шёл.

- Антон, вот у вас такая компания необычная. Вы почти каждый день сидите на остановке и поёте песни... Почему вы сторонитесь людей, не идёте играть в какой-нибудь парк, где много народу?
- Зачем? Мы на нашем месте никому не мешаем, а там другие песни поют.
- «Блатняк»?
- Ну да, и его... всякие дворовые песенки, слишком популярные... наив всякий: “на-на-на, ля-ля-ля” - передразнил Антон какую-то «попсовую» певичку.
- А какие песни должны быть? Я, конечно, понимаю, что у вас глубокие тексты, но они всё же больше личные, что ли... Разве в тех песнях нет ничего хорошего? Я не берусь судить однозначно, но, по-моему, там как-то реальности больше, ихней конечно: ну, там, пьянки, гулянки, воры, хулиганы, какие-то слова про любовь... Ну, то есть, не то, что больше, просто это в жизни тоже есть, что ли...
- Вот именно, тоже есть. А стоит ли только об этом петь? У них одно сюсюканье!.. А ведь есть на свете и другие вещи... Там всё наиграно, в попсе. За “бабки”! Все песни на трёх аккордах... Да и вообще, песни эти просто нравятся... просто так, ни за что! У нас полстраны – меломаны! Всё, что не попадя слушают!
- А песни должны заставлять думать?
- Ну да, не исключено.
- Да, я с тобой согласен. Просто в обществе столько неправильного, что я порой запутываюсь, что к чему.
- Да не парься! Ты слушай наши песни, рок-музыканты эмоционально врать не могут. Тебе бы потяжелее чего-нибудь послушать. Вот эти ребята офигенно лабают, - Антон очутился в комнате и нашёл кассету с надписью “Korn”. - Давай поставлю.
- Тяжёлое? Лучше не надо. Тем более, я не понимаю иностранных слов... - заглянул к нему наш герой.
- Да ты музыку послушай. Качают ребята... Там так рубят! Слушай. Психоделия... Такую бы музыку играть...
- Антон, думаю, рок-музыкантом мало быть, нужно быть ещё и рок-текстовиком!
- Конечно-конечно... Так, ты хочешь понятных слов – сейчас... Подожди... Включу я сейчас тебе... во! “Аквариум”.
- Давай его. Я вроде чё-то слышал... – не успел закончить фразу безымянный, как зазвучала музыка.

Он внимательно слушал и улыбался. Забавная строчка рассмешила его: “И если ты спишь, то зачем будить? А если нет, то и вовсе смешно...”

- Умные и одновременно забавные слова.
- Слушай дальше.

“Но будь ты хоть Роллс-ройс, всё равно стоять в пробке! В русском музее не забаррикадироваться от красоты”, - пел Гребенщиков.

- Здорово, очень верно подмечено... Ты куда?
- Пойду покурю. Ты слушай, если хочешь.
- Нет, я с тобой. Потом дослушаю.
- Пошли, я тогда чего-нибудь другое поставлю...

Они снова вышли на балкон. Антон успел-таки включить иностранный рок. Играли парни из гламурной Синдереллы.

- Дай тоже закурить, - попросил безымянный.
- Ты же не куришь?
- Ну да, дай, попробую... у меня всегда, вернее часто, возникает желание покурить, когда я вас слушаю. Хочется тоже научиться играть...
- Ну, давай научу, покажу и все дела! Идёт?
- Можно.
- На днях опять ко мне заходи. Как раз струны новые поставлю.
- Ладно. Ты мне закурить-то дашь?
- Не дам я тебе сигареты – не начинай!
- Ничего страшного не случится, если выкурить одну сигарету.
- Будет, будет, - Антон, улыбаясь, протягивал сигарету.
- Одна сигарета – это только баловство, - начал говорить безымянный, уже вдыхая дым, и, понятно, кашляя. - Хотя если представить такую ситуацию... Ты веришь в переселение душ?
- Да особо не думал об этом. Ты это к чему?
- Ну, слушай, - он делал паузы, чтобы затянуться, - вдруг сейчас где-нибудь... в больнице лежит ну, скажем, мой родственник, и ему делают операцию, пусть на сердце.
- И сердце вдруг остановилось, - подсказал Антон.
- Да, именно, остановилось. Вылетела душа – ей нужна помощь. Вернее, человек, который лежит на операционном столе, перед наркозом пожелал, чтоб на время его сознание переселилось в здоровое молодое тело – душе пережить тягостные моменты! – например, в мое! Чтобы операция прошла успешно.
- Ну и что? - недопонял Антон.
- Смотри, допустим, человек знал, что я не курю, и его душа захотела побывать в здоровом теле, чтобы переждать, чтобы хоть как-то удержаться на Земле, пока остановилось сердце...
- И?
- А я сейчас дышу дымом, и башка у меня кружится...

Антон засмеялся над своим другом, поняв, что имеется в виду:

        - Давление, кажется, падает, когда куришь.

- Вот именно. Представляешь, человек надеялся на меня, а я курю. Давление – бах! И всё! Во время операции может случиться непоправимое.
- Согласен. Вот это ты фантазёр!
- Могу иногда. Ладно, вдруг, правда, сейчас так происходит. Куда выкинуть?
- Дай мне, я добью... Только сказки всё это. Ты же сам только что выдумал и веришь. Зачем. Это же фантазии. Ты поди ещё и в сны веришь, сонники всякие читаешь?
- Нет, но мне нравятся мои сны. Там тоже можно такое найти! Порой жить во сне – это здорово! Уходишь от реальности, от этого сумасшедшего мира... Зачем жить только явью? Есть ведь прекрасные, яркие сны, сны приключений и непобедимых истин...
- Эй, ты зачем говоришь о другом? Ты раньше меня призывал жить реальностью, а теперь говоришь жить снами.
- Всё правильно... Как бы это сказать?
- По-русски, - улыбнулся Антон и тоже затушил сигарету.
- Если бы я расхваливал море, в котором все бы мы жили, были рыбами, то это вовсе не значит, что на свете нет других красивых мест. Например, земляной берег... Поэтому говорю так про сны, хотя живу в реальном мире.
- А у тебя интересные образы возникают. Тебе бы песни писать! На днях буду обязательно учить тебя играть на гитаре.
- Да, спасибо. Может, что-нибудь и получится...
- Уже получается! Смелее... Давай ты будешь во время разговора придумывать всякое образное... как-то по-своему...
- Давай.
- Если можешь, в рифму.
- Попробую, - обрадовался безымянный, - спроси меня о чём-нибудь. Я готов.
- Как ты относишься к войне?
- Война – слишком дурацкая жизнь.
- Здорово! А смерть?
- Смерть – тем более дурацкая жизнь!
- Ты прав, хотя кто-то говорил, что смерть отпускает душу на свободу. Ей становится легче...
- Подожди, я рифму придумал.
- Ну-ка?
- Легче, но не лечит! Наркотиком радости мой путь бесконечит.
- Да-а-а, друг, ты даёшь! Можешь!

Раздался звонок в дверь. За дверью стояли Стас и Руслан.

- Ну чё, вы идёте, или нет? - неласково задал вопрос Стас, поправляя очки.
- Куда, Стас? - спросил Антон, не понимая, о чём идёт речь.
- Блин, я же вчера говорил... Вы, блин, бухаете на остановке, и ни черта не слышите, что люди говорят...
- Что говорят, Стас? - опять спросил Антон.
- Да ко мне! - заговорил, наконец, Руслан. - Мы со Стасом уже всё закупили, приготовили всё... пойдём тусоваться!
- Что родители уехали? - спросил Антон.
- Да, мама поехала к бабушке, попрощаться.
- А! - вспомнил Антон. - Вы всё-таки уезжаете?
- А куда уезжаете? - как-то скромно спросил наш безымянный.

Стас ответил:

- Они в Москву собираются.
- Да, мы уже давно планировали... Сегодня мы последний раз этим летом вместе куролесить будем...

Антон начал собираться.

- Мы сейчас, быстро... Слушай, Руслан, ты приезжай потом.
- Я пока не уехал, - иронично заметил Руслан.
  - Я знаю, - улыбнулся Антон. - Я говорю об этом сейчас, потому что мы, как придём, пить сразу будем. Дак, разве там вспомнишь, что говорить надо? Нам надо сделать, чтоб ты не грустным уехал.
- Правильно, Антон, ты молодец! Спасибо! - поблагодарил Руслан, и через пять минут они уже шли по направлению к его дому.

А там и вправду было достаточно весело. Все пили, почти все курили, общались точно все... Руслану показалось так это всё незабываемо весёлым, что он один из первых ушёл в свою спальню. Дальше спать повалило ещё несколько человек. И, в конце концов, на кухне, чтобы не мешать другим спать, остались только два человека. Это наш безымянный и одна привлекательная молодая особа, с солнечным цветом волос.

Они начали разговор...

- О чём ты думаешь? - спросил наш герой свою собеседницу, уже явно засыпающую.
- Не знаю. Так, ни о чём. О чём-то малозначимом для тебя.
- Почему ты так решила? Скажи, что это.
- Да так, я думаю про людей, которые, когда ты рядом с ними, говорят одно, а когда ты уже не с ними, они начинают врать всем про тебя, что-то придумывать, какие-то гадости.
- Ты права, так бывает. Но это и для меня важно, поверь. Я порой чувствую, что даже близкие люди иногда не говорят всей правды.
- Да всю-то и не надо говорить, - улыбнулась она, - хотя бы не говорить лишнего!
- Да, это точно! Не говорить грубых и обидных слов, которые не к месту.
- Вот именно! Давай поговорим о другом, - предложила она, - мне по глазам твоим кажется, что ты знаешь не только про грустные моменты нашей жизни. Ты ведь в компании такой весёлый! Расскажи что-нибудь интересное.
- Интересное? Да не помню я, - он грустно посмотрел ей в глаза.
- Ах да! - вспомнила она, - тогда давай что-нибудь придумаем.
- Давай.

И они проболтали всю ночь о любви, цветах, ночи, свадьбах, котятах, цепной реакции шелеста листьев деревьев, о людях и их непонятной жизни.

- Слушай, Юляша, ты такая звонкая, когда смеёшься! - начал наш безымянный, - ты мне понравилась... блин, как я не люблю такие ситуации...
- Какие? - улыбнулась она.
- Да вот эти, когда дальнейшие отношения с человеком зависят не от тебя... Я не знаю, как начать...
- Да ладно, я поняла! Я не против, ты мне сразу понравился! Такой необычный. Я раньше таких не встречала!
- Здорово! - у него засверкали глаза, - только я не хочу, чтобы было так, как у всех, поинтересней хочу...
- Да, мне тоже этого не хватает!
- Правда? Тогда давай придумаем что-нибудь такое, что не делают другие!
- Давай! - весело согласилась она, - а что?
- Ну, скажем, давай поцелуемся не сейчас.
- А когда? - она смотрела в его глаза, удивлёнными своими.
- Давай на завтра назначим свидание и при встрече поцелуемся!
- Здорово. Мне нравится! - несколько громко воскликнула она.
- А где? Когда?
- Придумай ты, я придумал начало, а ты придумай продолжение.
- Не знаю...
- Где, где... - он начал помогать придумывать место встречи, - слушай, а у нас, может, общее что-нибудь есть?
- Например?
- Ну, ты мёд любишь?
- Нет.
- А вино?
- Нет.
- А что любишь?
- Купаться обожаю!
- А тогда давай завтра вечером у реки... вернее, в речке, в самой воде!
- Ух, ты! Я согласна! А во сколько?..

Но они не закончили разговор. В комнату вошёл Руслан:

- Ребята, что так громко? Давайте спать. Ты, Юляша, иди к девчонкам, я туда ещё одно одеяло притащил, а ты, - он указал на нашего героя, - иди в мою комнату, я как-нибудь на полу...
- Да нет, спасибо, мы ещё разговариваем, - твердо обозначил безымянный.

Но Руслан был настойчив:

- Нет, ребята, вы спать мешаете. Всё хорошо слышно. Давайте завтра! Утром встанете, чайку выпьете, и договорите. Пойдёмте!
- Ну ладно, - сказала Юляша, - спокойной ночи! Приятно и интересно было с тобой пообщаться. Ты интересный и милый!
- Ты тоже. Пока.

И они пошли спать.

А на утро несколько подруг раньше всех встали и ушли. Подруги очень куда-то торопились и забрали по своей необходимости Юляшу.

А она весь день думала про предложение своего собеседника на кухне и пришла вечером к реке. Она ждала.

А наш герой встал позже всех, и в его памяти по ясной причине не хватало последних пятнадцати минут милого ночного разговора.

- Какая же она милая! - думал он. - А когда мы ушли спать?

На кухне стоял Руслан и варил себе кофе.

- О, привет, слушай, Антон ушёл по делам, но обещал, что ещё придёт. А пока тебе некуда идти, оставайся у меня. Включи по вкусу музыку!

Наш герой подошёл к звукоизвлекающему агрегату и нажал “play”, и зазвучала ритмичная Оззиозборновская мелодия. Под эту мелодию он благополучно выпил свой кофе.

Лишь мелкие фразы пролетали в разговоре этих юношей. Ничего особенного. Но вот последние за завтраком слова Руслана были судьбоносными для его собеседника. Невыспавшимся человеком, он спросил:

- Слушай, а ты не хочешь здесь у нас пожить?
- Как это? - удивился тот.
- Ну, блин, мы же улетаем в Москву, а квартиру пока не продаём. А ты бы пожил здесь и посторожил бы её – я с матерью поговорю. К тому же, что самое главное, ты не имеешь собственного жилья.
- Ну да, - согласился наш герой, - я с радостью пожил бы здесь. Пусть твоя мама не беспокоится – всё будет в порядке!
- Да я знаю! - Руслан позволил себе улыбнуться. - Ты положительный человек. И компанию я нашу знаю, и мамка тоже, поэтому, думаю, всё будет хорошо.

А на следующий день Руслан объяснил своей маме ситуацию. И было разрешено чужому человеку пожить в их квартире. Даже дали денег за охрану, со словами: “Спасибо, что согласился”.


«Прошлое как заново»


И теперь наш безымянный герой жил в уже определённом месте. И, что интересно, через некоторое время он начал думать, что это его настоящий дом. Он просто здесь жил, встречал каких-то друзей: рок-музыкантов и рок-слушателей, выходил гулять, причём чаще в одиночестве. Уже к сентябрю, так как у ребят начался учебный период, к нему уже никто не заходил, и он начал многих забывать. Почти целыми днями он думал о себе, о времени, о прочитанных книгах... и поэтому забывалась информация о старых друзьях и тем более о мимолётных знакомых.

Но однажды утром зазвонил запылившийся телефон, и из трубки донеслось: “Здравствуйте. С кем я говорю?”

И тогда-то он и задумался, с кем же на другом конце провода говорят. И стало тошно, что он не помнит своего настоящего имени.

…Очень необычно началось утро нашего героя, прямо-таки фантастически. Это удивление, несомненно, утомило его своими амплитудными скачками настроений и эмоций, поэтому он всё-таки беспечно задремал…

А на следующее утро к нему пришёл по делу Стас и натолкнул нашего героя выбрать имя по вкусу. Получилось, как уже известно, имя «Мак»! Ну, вы помните?!

Как уже говорилось, этот герой легенды, оставшись за хозяина в квартире Руслана, бродя по парку обратил внимание на танцующих брейк ребят. Тогда было лето, и он надолго занимал какую-нибудь скамейку и дивился трюкам би-боев. Но никогда не приближался к ним, и они, конечно же, не замечали его.

Те, кто приходили к нему в гости, слушали рок-музыку и всегда говорили о каких-то жизненных смыслах, философии, сценических образах... Здесь же в парке всё было иначе. Здесь господствовало движение и безобидная показуха, техничность и зрелищность.

Когда же наступила поздняя осень, и дни стали холодными, ребята в парке собирались всё реже и реже. А ещё позже, когда уже предчувствовалось завершение осени, наш герой специально шагал по парку в надежде их там увидеть, но там было пусто!

И он всё чаще стал бывать один.

Медленно подкралась зима, и дни стали чуточку короче. Погода заставила сидеть дома. Иногда он подходил к окну и рассматривал деревья, голубое зимнее небо и снег... Когда опавшие листья полностью покрыл снег, он написал карандашом свои первые строчки...

И в эти дни ему приснился сон. Проснувшись, Мак стал мечтать о увиденном, как о чём-то новом, но не знал, что сны... В общем, что всё повторяется!

Во сне он шёл по заснеженному тротуару, оглядываясь... Потом побежал и, останавливаясь, начал собирать красные цветы. А на небе появились и уставились в него чёрные рожи, некрасивые на вид, говорящие что-то спокойное. Создания вытягивали свои чёрные ручища, и Мак опускал в них цветы. И тогда чудища натягивали до ушей кривые резиновые улыбки... По их длинным рукам, он забрался до окна своей комнаты, очутился внутри и, взяв ручку со стола, написал что-то на белоснежном листке бумаги. Внутри комнаты всё кружилось. После чего, кружась, он сам подлетел к окну и увидал внизу на тротуаре девушку, она стояла на снегу в голубом платье и смотрела на него. И был непонятен её цвет волос... Мак шёл к ней, но она лишь улыбалась и ничуть не приближалась. Тогда он прыгнул и оказался на крыше дома... В небе всё вертелось, и перед глазами мелькало то Солнце, то лицо девушки. Из облаков она вышла, и он накинул ей на шею медальон, похожий на зародыша...

Она улыбнулась, что-то крикнула и прыгнула в воду, он прыгнул за ней. Она манила его куда-то, махая хвостом и прядью блестящих волос. Вода пленила и обволакивала уютом, а где-то над водой ощущался свет. Мак встал твердо ногами на дно, повернул голову в сторону и снова увидал её. Она, улыбнувшись, протянула ему руку, и, держась за руки, они вместе всплыли на поверхность воды.

Проснувшись, Мак вспоминал каждый момент, но всё было расплывчатое. Только одно он понял наверняка: где-то есть такая же, как была во сне. Какое-то удивительно нежное предчувствие появилось внутри...

Встреча во сне была мимолётной, и я помню, успел надеть ей на шею медальон... Ведь чтобы память о человеке не пропала в пучине лет, нужно ему что-то отдать своё! Наверное, так и сделаю, когда встречу Её...

Маленький огонёк восковой свечи возможного счастья обжигал Мака изнутри.

Но мечта – полдела! Жизнь перемешивает всё! И тогда попробуй разберись, как оно там изначально задумывалось! Лишь отдельные мелкие частички, лишь капли задуманного упадут в правильную судьбоносную землю!

И в этот день Мак вбил себе в голову эту задумку. Как всегда потом что-то забывалось, но эта мысль не исчезала из его головы... «Если где-то должна быть единственная, то нужно помнить о ней, придумать общее с ней постоянство... Ведь не зря же дарят на долгую память какую-либо вещь... Во сне я сделал ей подарок - медальон. И теперь он нас связывает, постоянно обо мне напоминая... Я это сделал до встречи с ней – во сне! – и это есть знак. Она уже где-то есть. Уже есть в мыслях. То – правда! Сон наверняка вещий... Такие сюжеты не могут быть просто так...»

И теперь появилась мечта подарить кулончик наяву, но он не вспомнил, что как раз на яву-то он и подарил Серебряного дельфинчика мимолётной знакомой Агнехе... Во сне были лишь воспоминания... из прошлой жизни сюжет...

Но теперь он был полон сил и надежды, и каждое утро просыпался с хорошим настроением и успокаивающим сердце предчувствием.

Прошла зима. Дни стали теплее, и он начал ходить снова в парк, вообразив, что, как и осенью, там появится компания брейкеров и среди них может быть Она.

        И вот однажды, когда снега и луж уже почти не было, в парке показались эти весёлые ребята в кроссовках, широких спортивных штанах, с магнитофоном и листами. Мальчишки и девчонки.

- Слушай, Игорь, дай мне свою кофту, я попробую первый, - сказал брат-близнец Женя.
- Блин, без кофты будет холодновато... Ещё ведь не разогрелись!
- Да, ребята, давайте, разомнёмся, - сказал Бромик.

И они начали прыгать вверх, делать растяжку, бегать на месте. А девчонки смотрели на них и о чём-то шептались.

- Всё, я готов! Делай громче! Женя, подвинь к себе листы! - сказал Игорь и оказался на листах первый.

Начались танцы. В начале только для себя. Были ошибки, падения, малобуквенные ругательства. Но когда снова, как осенью, на них начали глазеть прохожие, ребята тут же начали играть на публику. Стали показывать уже отработанные вещи, готовые танцы. Когда показывали очередной номер, в парке показался Мак. Он услышал музыку издалека и радостно пошёл на звук. Однако, как всегда, держался вдали от ребят, стесняясь и боясь – ведь там может быть Она.

Он присел на полусухую скамейку и начал думать, как подойти туда, как начать говорить, если всё, что он предполагал, окажется правдой.

И вот, сидит на лавочке молодой человек, неплохо одет: куртка, кофта, ещё “живые” кроссовки. За осень и зиму заметно выросли кудрявые волосы. И теперь даже со ста метров его вид – образ нового человека. Расположившись по всей ширине лавочки, то есть, раскинув руки вдоль её спинки, приятно отдыхать, наблюдая что-либо перед собой. И есть свобода куда смотреть...

Прямо – ребята, танец которых притягивает взгляд. Ещё бы! Как в животном мире обращают внимание на движущиеся объекты, так и людям нравятся энергичные, весёлые, подвижные, просто живые. Кому нужен грустный думающий калека? Только самому себе... Да и то надоедает такое постоянство! И никуда от этого не уйти! Есть, конечно, варианты, но они не ахти какие! Печальные до безумия... Хотя, как повезёт!..

- О чем это я думаю? - перебил себя Мак, - я же нормальный... Меня что, толкнуло на эту мысль понятие движения? Взял движение и веселье, а пришёл к отчаянию, беспомощности и грусти... Как будто нельзя без противного. Начинаешь хорошо, а заканчиваешь, ну, скажем, по-другому...

        ...Почему редко и мало тех, кто получает по заслугам (в хорошем смысле этого слова)? Так же и с человеческими чувствами: “Что от любви, любви не ищут, ты с годами поймёшь...”. Подобное не приводит к подобному!.. Странно, но жизненно!.. Как же порой песни подчёркивают всё самое важное!

Он посмотрел по сторонам и отвлёкся. Мелькали люди. Были незаметны птицы. Слева – памятник вождю мирового пролетариата. Справа, через дорогу, – незаметная раньше, когда Мак просто ходил по парку и не сидел на этой лавочке, написанная частями, то есть  на отдельных дощечках, и перепутанная местами надпись над магазином: “обувная мастерская... Швейная и”.

- Странно, - подумал Мак, - что хозяева мастерской не интересуются собственной вывеской... Хотя забавно, что слова написаны на разных дощечках и переставлены наоборот... Если было бы всё правильно, я бы на вывеску не обратил внимания, а сейчас обсуждаю её. Ведь и с людьми также! Чудят, чтобы их заметили! Своего рода парадокс!

Он опять перевёл взгляд прямо, туда, где ребята заканчивали своё действие – каждый из них уже выступал вполсилы.

“Скоро уйдут”, - думалось ему.

Поменяв позу, то бишь спустив руки вниз, Мак думал, что делать дальше... Захотелось всё-таки подойти и познакомиться. “Ждать, когда перед глазами появиться Она – глупо! Нужно действовать, что-то предпринимать!.. Можно ожидать одного, а получить другое... Я вот, например, хотел встретить девушку, а увидел только смешную вывеску... Да, моя жизнь непредсказуема... Будущее узнаёшь, когда его проживаешь!”

Эта мысль заставила его улыбнуться.

- Блин, а я умный, когда думаю!

Снова пришлось отвлечься. Ребята уже безоговорочно собирались уходить.

“Мне тоже пора”, - грустно подумал Мак и последним взглядом проводил их, вставая с лавочки.

Он сделал несколько шагов к дому, оставляя ребят позади, но вдруг с иронией подумал: “А может, зайти в эту мастерскую? Предложить поправить вывеску, а они мой кроссовок залатают...”

Мак усмехнулся: “А может, сейчас мимо ребят пройти? Просто так. У них ведь тоже есть кроссовки!”

Он развернулся и пошёл, ни то по направлению к вывеске, ни то в направлении ребят. Проходя мимо них и замедлив ход, вначале оглядел девчонок - подтверждение своей фантазии он не нашёл, и тогда стал рассматривать одежду, кроссовки... наблюдал за поведением и вслушивался в разговоры парней. Но они не обращали внимания на волосатого парня в кожаной куртке - не их интерес.

Пройдя мимо, Мак вздохнул и переключился на другую цель – мастерскую. Он перешёл без опаски дорогу, шагнул на тротуар, посмотрел по сторонам, потом – прямо на дверь мастерской. Из этой двери вышла женщина лет тридцати трёх, держа в руках туфли, видно уже починенные. Она поправила очки и спустилась с крыльца, к которому уже подходил Мак. Поравнявшись с ней, он по привычке смотреть в глаза встречным, взглянул на неё. Она тоже. Только шагнув на крыльцо, он услышал: “Эй, парень подожди. Повернись!”

Он обернулся. Её лицо показалось знакомым.

Женщина узнала парня: “Юркий! Юкс! Нашёлся!”. Она кинулась к нему и крепко обняла. Как настоящая мама, она узнала его, несмотря на его другой вид.

- Эй, ты откуда? Как дела? Почему пропал? - её радости не было предела.

Но Мак стоял и просто смотрел на неё. Смешанные мысли и воспоминания летели в голову. Вдруг как резануло!

- Что происходит? Я ведь вас знаю! Так?

Добавилась монотонная головная боль, она стала давить изнутри.

Почти полгода мысли рождались и умирали постепенно, не перегружая мозг, травмированный операцией и стрессами, а теперь его заставили вспомнить стоящего перед ним человека и всё, что было раньше, всё, что с ним связано.

Он вдруг бешено посмотрел на уже бегущих к нему ребят. Теперь он узнал и их. Мама что-то расспрашивала, но Мак растерялся от неожиданности. Он начал метаться: “Как же это? Что происходит?”

Начала кружиться голова, опять резануло в голове, что-то памятное вырвалось наружу. Вырваться захотелось и ему.

Он уже не слышал ничего, что в след кричала ему Мама, когда он пролетел мимо ребят, когда он просто решил скрыться от безумия, что началось вокруг. То, что он хотел остаться и поговорить с ними, то – правда! Но то, что он не мог сказать даже слова – ещё больше правда!

Он как в бреду все бежал и воспоминания текли рекой.

Что-то казалось сном, но теперь это воспринималось прожитым. Прошлое, как будто заново хотело заставить его переживать эти моменты. “Откуда всё вдруг взялось?”

Он еле добежал до дома, упал на кровать и закричал, уткнувшись лицом в подушку.

- Что происходит? Что делать дальше? Это всё было! Я их знаю, да, я был с ними... Почему всё раздвоилось? Почему я вспомнил только когда увидал их?

Он захотел не о чём не думать – слишком уж много было всего и сразу – и вскоре мозг отключил все свои раздумья, и Мак погрузился в сон.

Прошло время, и он очнулся. Открыв глаза, он заново вспомнил прошлые события и тяжело дышал ещё долго. Кружилась голова, её кружили мысли, воспоминания, вопросы. Его ещё потрясывало, когда он начал приходить в себя. Тошнило.

Вскоре он успокоился, стал смотреть в потолок, думать: «Мама. Я снова встретил её и хочу вернуться к ним. А как же всё другое: этот дом, эти друзья? Они останутся. Я ведь не забуду их?.. Тогда почему я забыл Маму и ребят? Нет, мне надо быть с ними... с Мамой... Здесь я один. Здесь я только думаю. Я замкнут, но хочу большего! Придумал! - он улыбнулся. - Я пойду завтра, уже успокоившись, в парикмахерскую – я ведь лохматый! – приведу себя в порядок... И снова пойду к ребятам и Маме. Конечно!.. Как же она обрадовалась!»

Он заснул и проспал до утра. В семь ноль-нуль он открыл глаза, голова была тяжёлой – всю ночь снились отвратительные вещи, мимолётно – хорошие. Пришлось позавтракать, превозмогая головную боль. Голова не переставала думать, и боль усилилась.

- Может, ещё поспать?
- Нет, хватит, - сказал он после получаса лежания на кровати, - уже проснулся. А просто валяться – нет толку!

Заставив себя встать, наш перерождённый герой напялил куртку, боты и вышел из квартиры.

- Приведу себя в порядок. Подстригусь, надену какую-нибудь другую кофту и пойду к Маме. Странно, но я вспоминаю лишь разговоры с ней, ребятами, то, как мы танцевали... А как я от них ушёл?.. Есть какие-то воспоминания о «комнате с белым потолком»... Да ладно, может, это опять приснилось! Сейчас нужно уложить в голове всё новое!


«По дороге к дому»


Мак шёл по дороге и искал место, где его могут подстричь. И поскольку нужных вывесок не встречалось, он просто разглядывал всё вокруг. Старался не думать вообще. Но мысли сами лезли в голову. Думалось о себе, Маме, прохожих, даже о той чёрной кошке, что перебежала только что дорогу, о том, что подумали люди, увидав её, о том, куда она могла бежать...

- Боже мой, какого чёрта! Я думаю обо всём, что вижу и не вижу, я могу переживать о каждом из всех... А кто-нибудь подумает обо мне? Устал! У меня болит голова, я устал думать, но не могу остановиться. Хотя... это, может быть, пригодиться мне? Кто знает? Но зачем столько думать? - спрашивал он себя и тут же отвечал, оправдываясь: - А как же не думать? У меня нет ни одной догадки, что ожидает меня завтра! И искать сейчас решение - самое время! Глупо не думать!.. Ладно. Вот сейчас буду опять танцевать, поднимется настроение и, надеюсь, будет держаться, ребята, я помню, умеют развеселить.

        Закрепив эмоции на уровне спокойствия, мысли вернулись к цели движения.

“Может, на этой улице их вообще нет? А может, их нет, потому что ранее утро?” - подумал он и свернул в сторону.

Здесь улочки были уже и тише, машин было меньше, больше деревьев, совсем другие, более скромные здания.

Около стены одного здания стоял малец лет девяти, стоял там, где его было меньше видно. Курил.

- Эй, парень, подойди сюда, - сказал ему Мак.

Тот бросил сигарету и, как ни в чём не бывало, спросил:

- Чего?
- Слушай, можешь мне помочь? - задал вопрос Мак.

Мальчик растерялся. Подходя ко взрослому, он предполагал, что его будут ругать, читать нотации. Но ничего такого не случилось.

- Чем помочь? - с  осторожностью поинтересовался малец.
- Нужно вспомнить одно очень хорошее слово, - наш герой только что придумал этот “ход конем” и, честно говоря, был этим доволен.
- Какое слово? - не без интереса спросил он.
- Я не помню. Что-то в голове крутится, а вспомнить не могу... Напомни мне хорошие слова... Знаешь?

Всё ещё с опаской и недоверием мальчик начал перечислять, медленно, негромко: «Добро, мама, улица...»

- «Улица»? - переспросил Мак, - это хорошее слово?
- Ну да, с ребятами весело... родители не мешают.
- А чем могут мешать родители в таком возрасте?.. Ладно, продолжай.
- Ну, может быть, собака, кошка.
- А у тебя есть собака или кошка?
- Нет, но хочется. Мама говорит, в квартире нельзя их держать – нагадят, - сказал он и замолчал.
- Подожди-ка, а «Солнце» – это хорошее слово? Лето, деревья, дождик?
- Да, наверное...
- Ну а ещё? Вспомни, пожалуйста... может, есть те, которые не существуют?
- Как это? - не понял мальчик.
- Ну, вернее те, которые ты не видишь, но они есть, и пусть даже не у тебя. Ты вначале сказал слово «добро»...
- А-а... Ну, счастье, доброта... Ай, я это уже говорил... Радость... Ещё не нашли нужное? - спросил он взрослого.
- Пожалуй, они все нужные! Разве не так? Подумай!

Мальчик посмотрел ему в глаза и сразу отвёл их:

- Да, они все нужны, но где их всех можно взять-то?
- Легко! - сказал Мак и увидел удивлённое лицо мальчика. - Вспоминай о них... Если ты не будешь думать о собаке, ты вряд ли её получишь! А если будешь это по-настоящему хотеть... то однажды придёт время, и ты сам сможешь её купить. Так и с другими вещами. Например, я бы посоветовал ещё всегда думать о здоровье...

        Мальчик вздрогнул, но дослушал.

        - А ещё нужно думать о близких, - продолжал Мак, - и не обижать тех, с кем хочешь быть рядом и с кем до всего этого хорошего хочешь добраться...

Мак вдруг подумал, что в таких словообразованиях малец ничего не поймёт, и стал думать, как сказать проще.

- Это называется мечтой? - опередил его ребёнок своим вопросом.
- Ну да, можно и так назвать. Правильно! - Мак улыбнулся.

Они постояли без слов. В неловком молчании.

- Слушай, малец, а я вот мечтаю подстричься. Не подскажешь, где тут ближайшая парикмахерская? Как до неё добраться?
- Конечно. Вон туда идите! Там, как больших зданий уже не будет, будут всякие магазины... Куда-то туда моя мама ходит.
- Ладно, спасибо, - сказал Мак и, подмигнув мальчику, пошёл по указанному направлению.

И действительно, кругом были низкие, в основном, старые здания.

“Как будто город в этих широтах заканчивается, - подумал Мак, - вон, вроде бы, лес какой-то...”

Тихие улочки, неподалёку, действительно, лес. Здесь он начал высматривать нужную ему вывеску. Побродив туда-сюда по улице, он наконец-то нашёл.

Оставалось просто войти, подстричься, сказать “спасибо”, выйти внешне другим человеком и отправиться на встречу с Мамой и ребятами. Но Мак стоял перед дверью, даже не пытаясь открыть её.

- Ведь ещё рано, - посмотрел он на часы, после того, как прочитал на двери информацию о режиме работы парикмахерской. - Подожду. Зато буду первым... Только бы она вообще работала, - начал размышлять он, что, может, зря тащился почти час неизвестно куда.

Мак прислонился к стене и почему-то посмотрел на макушки деревьев, которые начинали лес. Лишь немного они качались...

- Почему не заходите? - спросил стоящего спиной клиента старичок-парикмахер, вышедший на крыльцо покурить.
- Так ведь девяти ещё нет… - повернул голову к старику Мак, - я думал закрыто...
- Эй, нашёлся! - радостно воскликнул старичок и потащил Мака за руку. - Пошли, расскажешь, где пропадал. Ты почему ушёл тогда?
- Не помню... вы меня знаете? - он старался вспомнить лицо старика.
- Юми, ты чего? У тебя были приступы? - старик озабоченно помотал головой. - Пойдём, расскажешь всё.

И снова испытание свалилось на и без того расшатанную голову нашего героя. У Мака стали наворачиваться слёзы. Но он держал их. Его усадили в кресло, после чего старик и вышедшая из-за ширмы Лиля стали задавать очень серьёзные вопросы.

Тогда Мак рассказал всё, что вспоминалось ему. Он говорил отрывисто, моментами, рассказывал о своей жизни с музыкантами, про то, как к ним попал почему-то избитый, про свой дом, где он жил один, и все это вперемешку с воспоминаниями о Маме и брейкерах, к которым так хотел приблизится. Закончил он рассказ так:
   
        - Она узнала меня сразу же, а я не узнал… В непонимании, что происходит, я побежал…

Когда, видно, говорить было уже нечего, Лиля твёрдо сказала:

- Шпакриил Львович, этому мальчику просто необходимо узнать, что было до всех этих событий.
- Почему ты так решила? - серьёзно спросил старик, - смотри, как ему нехорошо. Это может усугубить ситуацию...
- Я знаю, но раз он недавно узнал о Маме и этих ребятах, и ничего с ним не случилось, то... дядя Шпакриил, всё равно нельзя скрывать! Потом же может быть ещё хуже!

        Шпакриил Львович, трогая свою седую бородку, обратился к нему:

- Ты хочешь знать, что с тобой случилось? Только обещай, что воспримешь это спокойно. Лиля, поставь чаю! Налей покрепче!

Наш бедный герой задумался:

“Голова болит от непонимания... - наверное, самая глупая боль головы! Я узнал про Маму и пережил, вроде бы, это нормально. Теперь у меня есть выбор вернуться к ним или остаться одному. А если я узнаю, что было что-то ещё в прошлом? Пусть и шокирующее! Разве это не здорово? Зато всё встанет на свои места... У меня ведь была жизнь, где я провёл своё детство? Была!”

- Вы что-то побледнели, голубчик! Пойдёмте-ка, выпьем чаю! А потом рассказы, рассказы... Вам нужно успокоиться, чтобы выслушать нашу, вернее, вашу историю... Пойдёмте за ширму.

Чай пили они молча. Шпакриил Львович и Лиля незаметно переглядывались. Наш герой, глядя в чашку, думал: «Так даже интересней! Только вот тяжело... Да ладно, пройдёт! Голова вот только не проходит. Может отдохнуть здесь пару деньков? Посмотрим!»

- Спасибо, - сказал он и поставил пустую чашку на небольшой столик.
- На здоровье, Юми.
- Меня зовут Юми? - вполне спокойно спросил Мак.
- Ну, в общем, ты так представился, когда впервые попал сюда, - начал говорить старик, но вдруг остановился. - Пойду посмотрю, нет ли посетителей.

Он посмотрел на лицо Лили и вышел.

- Знаешь, Юми, он просто не знает, стоит ли тебе сейчас рассказывать. Какой-то ты слабый, и лицо у тебя бледное, тебе нужно отдохнуть. Когда узнаёшь подобные вещи, их лучше пережить, ничего не предпринимая. Отлежаться тебе надо.
- Да, наверное, - соглашался тот, уловив, что так сразу ему ничего не расскажут, - но вы скажите Шпакриилу Львовичу, чтобы он всё-таки рассказал, что знает... А я у вас несколько дней побуду, пока чего-нибудь не решу. Может, там ничего и нет такого опасного, в том, что вы мне собираетесь рассказать.
- Да, в общем-то, ничего такого и нет... Просто это немного странновато как-то...

Вошёл Шпакриил Львович, немного нервный.

- Лиля, о чём ты с ним разговаривала?
- Да не о чём... Просто общались. Он рассказал, что готов выслушать...
- Да, я готов. Вы расскажите, а я эти дни у вас побуду и обдумаю всё. Ведь так будет правильно?
- Ну да, ну да... - задумался старик, - хорошо. Только вначале выпейте эти таблетки, они вас успокоят.
- Давайте, - Мак взял стакан и запил таблетки водой.
- Ну, поехали, - сказал со вздохом Шпакриил Львович, когда его слушатель сделал последний глоток.

И тогда поведали всё, что знали.

Рассказали, в каком состоянии впервые оказался у них. Напомнили, что он лежал в психушке у Причинова, напомнили об Ирине, о учёных. Рассказали, что после выписки из больницы ему стало нехорошо, предположительно, от резкого отказа от таблеток, и он начал терять, причём у них на глазах, память, а потом, однажды, он пропал...

Наш герой всё сидел и внимательно слушал. И каждый прожитый образ вспоминался, и было тяжело оттого, что в голове все они смешивались.

Новость о том, что он начал терять память после психушки, немного веселила его: “Наверное, лучше и не вспоминать, что был среди сумасшедших... а то там наверняка такого наслушался и увидел!”. Однако печалила мысль, что он забыл своих друзей и всё, что они пережили вместе.

Когда же всё было рассказано, он, уставший от потрясений, от головокружения и тошноты, не вставая, сказал: “Спасибо, что поведали, что со мной было. А теперь можно, я отдохну? Я прямо сейчас усну, не беспокойтесь”.

И он, свернувшись калачиком на правый бок, закрыл глаза и попытался заснуть сразу, но всё, что он услышал, ещё долго не давало ему покоя, и тогда пришлось попросить ещё успокоительного.

Ему принесли стакан, который он тут же осушил, накрыли его пледом, вышли, чтобы не мешать, и вскоре наш герой благополучно заснул, хотя утро только переходило в день.

Шпакриил Львович и Лиля тихо разговаривали где-то за ширмой, может, с клиентами, может, обсуждали историю уснувшего. А в его голове были только сны, кошмары, осколки памяти и никакой измотавшей реальности.

***

А в Рускалиме тем временем творилось безобразное. В городе стали появляться жители, которые давно уже здесь не жили. Было время, когда они отработали своё и ушли... казалось, навсегда. Но с приходом новых, вернее, старых воспоминаний, они вновь здесь понадобились. Теперь они группами сидели на улочках Рускалима и вялыми движениями писали картины. Они были безмолвны и неэмоциональны.

И это самые спокойные моменты происходящего.

Началась паника от встреч со старыми жителями. Стали задаваться волнующие вопросы: “Смотрите. Это наши пропавшие в небытие родственники. А где же они были раньше? А с нами так же будет?”

И вокруг всё кружилось: старые образы, новые, очень протяжные круговые молнии. Нередко из земли вырывало деревья и кружило их над домами. Когда все жильцы дома прятались в домах, они падали вниз и со страшной силой ударялись об асфальт, создавая в нём, в лучшем случае трещины. И всё это сопровождалось продолжительным громом.

Главный Совет администрации города распустился сам. И теперь никто не следил за происходящим. Лишь Повелитель Рох Рум направлял свои силы на спасение взволнованных и паникующих жителей, пролетая над городом, выкрикивая им: “Прекратите волноваться! Опомнитесь! Слушайте разум свой!”. И это на время помогало.

Почти никто не замечал мальчика, сидящего на крыше и думающего обо всём вслух. Как и тогда, он что-то записывал в свой блокнот.

- Самоубийство пятой степени – когда живёшь и медленно качаешь через кровеносную капельницу приветы безответной любви! Самоубийство пятой степени – когда сердце набухает по весне как копилка, в которую сознательно впускают гадких утят пока невзрослого счастья!

       Да, у человека в те дни были безумные мысли, но они были мимолётны. И не осознанные. И Марин уже не был той радикальной мыслью… Потому что, как предполагал Рох Рум, знакомство с девушкой Риной повлияло на его суть. И он принял ответственность за другие краски! И эта безумная палитра выплёскивалась лишь мизерными дозами… Да и то, как воспоминание... Потому как в Новые Времена мысли Любви, мысли Жизни и Творчества должны вытеснять всё лишнее с неведомой силой…


        Поэтому Марин вновь пропал из Рускалима, успев для себя решить кое-что, задавая перед тем вопросы: “Легче сойти с ума, чем совершить самоубийство? Или легче совершить самоубийство, чем сойти с ума?”

Вот с таким содержанием он на минуты появился на крыше и вскоре опять исчез.

Так получалось и с остальными “старыми” жителями города, кто нежданно появлялся, кто теперь не был нужен.

***

А человеку снились кошмары. Когда день перетек в поздний вечер, он несколько раз открывал глаза, но, увидав черноту, вновь закрывал их и пытался заснуть. И спал, пока какая-нибудь мысль не врезалась в голову и не заставляла бодриться.

«Надо бежать - подумал он, окончательно проснувшись, - у меня остались друзья в лечебнице. Ирина, Алёшка... Я хочу увидеть их, как ребят и Маму... там же тоже протекала часть жизни... Как же кружится голова!»

Он встал, очень напрягаясь, чтобы не упасть и ни в коем случае не зашуметь, стал пробираться до двери. Его тошнило. Проходя мимо спящего Шпакриила Львовича, он затаил дыхание, но изнутри рвалось что-то наружу... Его сильно штормило и несло на свежий воздух. Он уже пронёсся сквозь коридор, отворил дверь и вышел, даже не прикрыв эту самую, чуть скрипящую, дверь.

Чуть не упав с крыльца, он побрёл, сдерживаясь, к лесу. Ведь ему сказали, что до психбольницы нужно добираться краем леса. Только он успел войти в лес, как его вырвало. Голова ломилась! Он ещё чуть пробежал и упал среди сосен на спину...

Тогда наш герой заставил себя через боль собрать всё мысли воедино. Он думал о том, как же сейчас Мама, братья-близнецы и другие. Ему было её жаль, жаль было и Шпакриила Львовича с Лилей, потому что он сбежал от них. Вспоминал о друзьях рок-музыкантах и рок-слушателях, о ребятах-брейкерах. А ещё Юми думал о той, к кому сейчас тянуло больше всех, той невстреченной, но которая уже рождала в сердце тонкую нить, соединяющую его сердце с сердцем девичьим, юным...

От усталости и головокружения его глаза закрывались. Начались вполне обычные реакции. Он что-то воображал, обдумывал, смеялся истерично, когда возникали какие-либо сумасшедшие образы. Он вскоре, свернувшись от холода, повернулся на один бок и погрузился в сон.

И он видел.

…Он смотрел ей в глаза и его колотило изнутри. Перед ним стоял образ, вполне реальный. Они нежно улыбались друг другу.

Еле сдерживаясь, он для себя отчётливо понимал, что это не сон...

Галлюцинации не очевидны...

Нет, иглой в палец он не колол, чтобы проверить, что он не спит... Его тело билось от другого обстоятельства. Порезанные вены! Они сочили из себя что-то ненужное, и пальцы стряхивали кровь. Он протянул другую руку, и Она прикоснулась к ней. И тогда его бездыханное тело потянуло Её за собой, прошептав: “Мне жаль!”

Далее ему чудилась белая палата...

Его спасли, накачав наркотиками, чтобы тот забыл увиденное. И он забыл. Но ведь есть ещё один. Из другой жизни. Теперь Она спешит на помощь первому...

- Ты должна помочь ему, - раздался вдруг громогласный голос. - Он уже накинул петлю!
- Почему?
- Он ждал твоей любви! Он должен ждать и дальше...
- Как я ему помогу?
- Ты должна ощутить свою свободу в полёте!
- То есть я должна умереть!.. - поняла Она.
- Вы правы, Царица, дерзайте!
- А как же он меня почувствует? Где будет моё тело?
- О мелочах не беспокойтесь! В Любви главное – не тела, а души!
- Хорошо, я поняла! Прощайте Повелитель!

Она посмотрела на зарю через замёрзшее чуть-чуть стекло и поднесла нож к сердцу...

А он стоял и плакал... Вдруг в сердце что-то кольнуло, и он почувствовал – что-то случилось. Он скинул петлю и, соскочив вниз, побежал прочь. В мокрых ботинках он побежал по асфальту. Его рубаха, одетая на голый торс и штаны пропитались влагой и мешали движению.

Ливень был сильным. Капли мощно ударяли ему в лицо, и он перешёл на шаг. Его взгляд был направлен почти всегда на небо, а там изредка резвились молнии, а вместе с ними звонко гремел гром.

- Ш-ш-ш-ш... - шипело каплями по асфальту, и ботинки уже не замечали луж, когда он вышел за пределы асфальтовой дорожки.

Герой сновидения подошёл к берегу и сел на мокрую траву, закрыв её собой от бьющих капель дождя. Обняв колени, он зарычал. Он выл и плакал, повторял фразу: «Я должен жить ради Мечты, ради Любви, ради Жизни», а потом замолчал и стал слушать волшебную музыку ливня. Началась карусель.

Вокруг всё пылало огнём, а он сидел, обняв колени, и смотрел вперёд на огонь. Она подошла к нему и коснулась нежно за плечо. Он вздрогнул и обернулся.

Пред ними предстала лесная поляна, по краям которой стояли домики на курьих ножках, покрытые ветками Ивы.

- Ты знаешь, я превратилась в иглу и впилась в твоё сердце, чтобы ты помнил, что я есть. Ведь я тебе зачем-то нужна!

Не слушал он её:

- Я тебя больше не увижу?
- Почему же? Я снова в твоих снах. И, конечно же, буду навещать тебя... Когда ты будешь один, я буду рассказывать тебе удивительные слухи леса и петь песни морских чаек. Я буду ветром трепать тебе волосы...
- Но ты, правда, моя?
- Поверь, что у меня есть только ты, как у тебя есть только я! Для других меня нет! И ты им не говори, что я есть! Тебя ведь и так считают сумасшедшим... А я постараюсь быть рядом. Посмотри вокруг!

А вокруг шелестели жёлто-красные листья, а на огромной зелёной поляне цвели клубничные кусты. Она засмеялась и играючи сорвала ягоду, поднесла её ко рту и сладостно проглотила. А в глазах уже выросла поляна цветов, и теперь он и Она бежали по травам, сбивая босыми ногами росу. Они упали на цветы.

И кружилась песня. Её песня.

«Никогда...
Один, одна.
И всегда...
Летит, кто не знает...
Солнце больше, чем Земля,
Верь ему – оно притянет!..
Мы летим – внизу роса.
Мы живём, под нами – смерть,
Никогда не знать вам воли,
Кто боится сны смотреть!»

А вокруг облака – результат забавной божественной лепки. Лежат на траве двое и смотрят на них. Он держит Её руку и дарит Ей цветы, смотрит Ей в глаза. И продолжается песня:

«Жизнь и свет всегда одни...
Мы звучим, на шеях – кольца,
Никогда они не будут
Нам скучны, ведь вместе мы,
Навсегда мы вместе с Солнцем!»

И Солнце радовалось за существование освещаемых им глаз, смотрящих друг на друга. Он нежно дотронулся рукой до Её волос и провёл по Её щеке, дотронулся пальцами до Её губ, потянулся к Ней губами и...

***

Наш герой проснулся. Солнце било ему в глаза. Какие-то воспоминания сна, какие-то ощущения того, что ему плохо. Голова просто не хотела думать. Игра расшатанной памяти, а может, виновата психика... Тошнило. Холодно. Непонятно, что делать.

Он в бреду брёл по лесу, падал, терял сознание и просто плакал от усталости, но продолжал идти незнамо куда.

Дорога вывела его на берег реки, где когда-то начал свои приключения Юми, пьяный, с прожитой мыслью о самоубийстве, от холода, метнувшись в лес, “чтобы согреться”, а потом упав возле дерева, получив воспаление и немного сумасшествия... А потом, этот Юми, выйдя из леса, оказался у психбольницы, куда его и “доставили”, заметив, что возле леса ошивается какой-то парень. Санитары всю дорогу выслушивали то ли умные, то ли бредовые его идеи, которые, правда, заинтересовали главного врача лечебницы доктора Причинова...

И вот теперь он вновь видел места, которые уже давненько не приходилось видеть.

Он видел эту красоту: речку, мутную воду, берег.

И мозг, получив хороший урок, что не может сейчас обрабатывать большое количество информации, оставил в памяти лишь воспоминания с этими местами, удалив информацию о жизни Юкса и Мака. Лишь какие-то остатки то ли сна, то ли видения о девушке.

- Домой хочу! - сказал себе под нос Юми и осторожно встал, - что я тут делаю? Ничего не помню...

Он с дикими, режущими болями в голове и тошнотой побрёл по известным ему тропам, по знакомому берегу домой, по избитой временем тротуарной плитке...

Выйдя к невысоким сельским зданиям, “ранним” магазинам, небольшому скверику, его силы иссякли, и он, кое-как дойдя до скамейки, даже не забрался на неё, а уснул рядом. На утро дворник подошёл к лежащему на траве телу... Вскоре милицией Юми был доставлен в больницу, где его ожидала палата и небольшие восстановительные процедуры.

Сразу же обнаружились симптомы психического нарушения. Когда Юми приходил в себя, его спрашивали... и получали чаще всего обычные для амнезии ответы.

Сразу сообщили о находке родителям. И вскоре те со слезами слушали советы врача, который давал рекомендации не говорить ребёнку всей правды о болезни.

И, действительно, уже дома, вне больничной палаты, все близкие вели себя, как будто была простая операция по удалению несерьёзной гематомы на голове, скажем, от падения, сопровождаемая сотрясением мозга и легкой амнезией.

И вскоре Юми, не вспоминая необычный период своей жизни, начал вновь жить у своих родителей, с братьями, друзьями, старыми знакомыми...

И опять старая жизнь: дела, заботы, разговоры, мечты, интересы, новые сны...


«Дома!»


- Мам, а когда я лежал в больнице, что тут было? - спросил Юми. - Что нового?
- Да так... кое-что новое есть, - смотрела мать в его глаза, старалась не плакать.
- Что же?
- Да разное... дядя твой умер, - начала она с не очень приятных новостей.
- От чего? - осторожно спросил Юми.
- Сердце. Делали операцию на сердце, а в это время давление… - она заплакала.

        Юми глубоко вздохнул.

- Ничего, ма, всё будет хорошо, - он обнял маму, печально улыбнулся.

Как это ни парадоксально звучит, Юми переживал за судьбу дяди лишь непродолжительное время, а буквально через считанные минуты вдруг почему-то обрадовался.

За время, пока мама молчала, наш герой думал, откуда взялась необъяснимая радость. И он пришёл к выводу: “Я понял, почему обрадовался, когда узнал о смерти... Я радуюсь, потому что я живу!.. Наверное, кто-то свыше даёт знать, что такой феномен как жизнь нужно ценить, а на примере осознания своей собственной жизни понимаешь, что насколько нужно ценить!”

И, конечно же, он не вспомнил про сигареты, которые курил на балконе, и про разговор с Антоном... Но что было, то было. А что будет, то ещё не известно!

А потом мама рассказала о домашних делах, о новых постройках, о каких-то поездках. Отец и братья рассказывали о многих мелочах, возникших за время отсутствия, до которых у Юми не было особого интереса – совсем другое было у него в голове!

Когда восстановились эмоциональные силы, его выписали из больницы, и он сразу же встретился со своими дворовыми друзьями, и начались расспросы, ответы и прочая болтовня.

Сразу нужно сказать, что провалы в памяти возникали всё реже и реже – ведь теперь его окружали постоянные и люди, и дела – но всё же случались. Да и вообще, хоть ребята и знали про диагноз Юми, они не делали на это скидку и не старались понять порой ни его поведения, ни его слов. Он казался им очень странным.

Началась пора урожая, и Юми по вечерам приносил ребятам яблоки из собственного сада. И делал он это часто. Но как-то не смог их принести, а может, вдруг не захотел их принести... В тот вечер какая-то мысль влетела в голову. И он постарался её развить среди ребят. Дело было так.

- Ты сегодня яблоки принёс? - радостно спросил кто-то.
- Нет, - спокойно ответил Юми.
- А чё?
- А почему я постоянно должен это делать? Почему ты никогда меня не угощал?

        Собеседник удивился.

- Во-первых, ты всегда хвастался, что вам их девать не куда, во-вторых, меня кто просил об этом?.. Зачем свои из дома таскать, если ты всегда носишь?... И вообще, ты сейчас, выпрашиваешь, чтобы мы тебе яблоки таскали что ли?
- Не прошу.
- Блин, тебя не понять. Сам же сказал, что я тебя не угощаю, а сам отпираешься, говоришь, что не яблоки тебе не нужны...

Юми подумал и ответил так:

- Богам тоже жертвы приносят, а оно им надо? А они же самодостаточны! Разговор не о том, что мне нужно яблоки, у меня их дома полно, а о том, почему от тебя не исходит желание кого-то угощать...

Ребята стали коситься на него – про что это он? Открыто посмеялись, а через минуту снова разговаривали о темах своих предпочтений... Вдруг кто-то хватается за глаз и начинает тереть его.

- Ты чего? - спросили беднягу.
- Да так, муха в глаз попала.
- Пилоты мухи тоже ошибаются! - вдруг выдал шутливо Юми.
- Ты чё такое “сморозил”? Какие пилоты? - кто-то был недоволен сказанным.

Юми насупился, поняв, что лучше держать язык за зубами, чем говорить непонятное окружающим. Он даже подумал, что будет здорово прийти однажды к ребятам и целый вечер молчать, как будто горло болит, и он не может говорить!.. Но это были очередные фантазийные мысли, а сейчас говорить было нужно.

- Ну, - начал объяснять было он, - если представлять муху летательным аппаратом, ведь она летает… то в нем должен быть пилот...
- Да ты, парень, сумасшедший, - сказал кто-то, и все захохотали.
- Да я просто образ придумал, - огорчённо сказал Юми и позже почти ничего не говорил.

И только разговор с Женькой и Ромкой был совсем другим. Что-то, конечно,  изменилось за время “потери” Юми, но интерес к разговору о «немелочах» не исчез.

Непустые слова и мысли – не для каждого, но необходимы когда-то всем!

Как-то они сидели в одном тихом местечке, рядом с “детской кухней” и гаражами, где работал отец Юми. Была ранняя ночь, был портвейн, а рядом журчала канализация...

- Фонтан, - впервые услыхав журчание, сказали хором ребята и засмеялись.

Когда сели, Женька достал из кармана яблоки и предложил ребятам. Выпили.

- Хорошо! - сказал Ромка. - Мозг понемногу начинает халявить, перестаёт думать...
- Почему “начинает халявить”? - начал размышлять Женька, - наш мозг и без этого ни черта не делает! Я слышал, что всего процентов семь мозга работает, что ли...
- А больше и не надо, - засмеялся Юми, - с этим-то не знаешь что делать!
- Ну почему же, - возразил Женька, - нужно эти семь процентов для людей использовать и всё! А вообще нужно исследовать другие проценты, понять возможности мозга, понять, как людям жизнь облегчить...
- Да ну, это не получится, - сказал Юми.
- Что не получится? - не понял Женька.
- Ну, исследовать все чувства, память человека, душу...
- Почему? Если постараться... Просто времени нужно много. Хотя психология – непонятная наука, вот философия...
- И без психологии нельзя!
- Может быть, может быть, - сказал Женька, наливая портвейн в стаканчики.

Образовалась непродолжительная распивочная пауза.

- А вообще, правда в том, - начал утверждать Женька, - что человек, философствуя, то бишь, думая, способен дорасти, скажем, до Бога и делать соответствующие поступки.
- Конечно, - включился в разговор Ромка, - когда многое понимаешь, тогда многое становится другим. Отношение, так сказать, к нему меняется.
- Ты хочешь, думая о Боге, стать Богом? - задал Юми вопрос Женьке.
        - Я хочу сказать, - начал объяснять свою мысль Женя, - что, представляя себя Творцом, можно автоматически жить на порядок выше… и не замечать какие-то мелочи, понимать жизнь как нечто классное…
- В общем, правильно, однако есть одно “но”, - засомневался в его словах Юми, - всё равно, нет гарантии, что твои мысли о возвышенном - действительно об истинно возвышенном! Придумать себе можно всё, что угодно! Как и оправдать себя "великой" идеей... А на деле может получиться всё равно не так.
- Да надо только захотеть, попробовать, пытаться надо, - начал отстаивать свою позицию Женька, - на правах полубога, говорю...
- Ты – полубог? Ха. Человек, говорящий, что он всё – ничто! - напомнил Юми.
- Правильно. Поэтому я полубог, а не весь Бог.
- Да я про другое... Ответь. Если человек подпрыгнет, он упадёт, опустится на землю?
- Ну да!
- Хорошо. А если он закроет глаза, он будет что-либо видеть?
- Ну, нет, - Женька смотрел на Юми и улыбался.
- Вот видишь, а ты только что, образно говоря, утверждал, что, подпрыгнув, человек не опустится на землю и будет видеть сквозь веки. Пойми, правда у каждого своя, а истина одна на всех! Да, каждый должен верить в себя, придумывать себе цели, идти к ним, но ведь выше головы не прыгнешь. А если и прыгнешь, то падать больней будет, а может и насмерть. Вот так и люди придумывают себе мечту летать...
- Ну и что? Зато испытаешь новые ощущения, - шутил Женька, - возьмёшь от жизни всё!
- Да я не хочу пока умирать так, не готов...
- А чё, тебя спрашивать кто-то будет? - засмеялся Ромка.
- Я сам себе хозяин, - спокойно ответил Юми, - и это будет не скоро.
- А ты что знаешь, когда ты умрёшь?
- Когда захочу, - сказал с улыбкой Юми.
- Самоубийство?
- Нет.
- А как тогда?
- Пойму, что пришло время. Вот тогда. Другие, другое, другая – поймут и помогут. Например, природа – она всегда чувствует... Придёт время, когда я буду не нужен.
- Тонко, - сказал Ромка.
- Да уж, - тихо сказал Женька и спросил, - Юми, а ты вообще смерти не боишься?

Юми помолчал и ответил:

- Оставим тупые вопросы и ответы.
- Мой вопрос был тупой? - чуть напрягся Женька.
- Да...
- Почему?
- Потому что мне так показалось?
- А почему ты на него всё-таки не ответишь, хотя бы тупо?
- Потому что на глупые вопросы лучше вообще не отвечать, - ответил Юми, - глупый ответ – глупое слово, а слова иногда материализуются.
- Ну, так-то да! - Женька смягчился.
- Давайте сменим тему, - предложил Ромка.
- Давайте, однако я могу ответить частично на предыдущий вопрос, про смерть, - сказал Юми. - Я, скажем, хотел бы быть невидимым.
- Зачем?
- А так легче помогать!

Они все помолчали. Выпили.

- Слушай, Женька, а ты чего тогда смеялся, когда в записную книжку свою смотрел? - спросил Ромка.
- Ха, да это я над собой смеялся... Мы же в тот кон, то есть за день то этого, хорошо попили... Мне девчонка одна свой номер диктовала, а я записывал...
- Ну и что смешного?
- А то, что я такой “хороший” был, что цифры словами писать начал... у меня в полстраницы вошло...

Они засмеялись. Хохотали долго.

- Слушай, Женька, а ты завтра опять будешь работу работать? - спросил Юми Женьку, который где-то колымил.
- Ага, и она меня работать будет, - ответил тот, и все снова засмеялись.
- Да, делать что-то – лучше, чем ничего не делать! - заявил Юми приятелям.
- Почему?
- Потому что слово “ничего” говорит само за себя. Иначе не сделаешь никаких выводов! И подобающих результатов! Хотя кто-то делает ужасные вещи, недобрые...
- Ну и что?
- Да уж лучше быть никем, чем таким кем-то.
- Правильно. А ты, Юми, в универ поступать будешь?
- Да, моя мама, ходила в администрацию, и там мне дали бесплатное направление в ВУЗ, физиком буду. Завтра поеду.
- Завтра поедешь физиком быть? – засмеялся Ромка. - А чё, правильно!
- Ну да, мироздание и всё такое. Наверное, не зря. Есть шанс бесплатно поступить, хотя, закончу универ, что делать?
- Идти в армию, потом – по специальности.
- Можно и наоборот... - придумал Юми, - устроюсь на работу, а потом уйду в армию... пусть на работе ищут – не хочу работать!

Они расхохотались.

Женька вспомнил народное высказывание:
- “Век живи, век учись, а помрёшь всё равно дураком!”
- Согласен, только мне кажется, что лучше быть глупым молодым щенком, чем опытной старой сукой!!!

Они рассмеялись вновь. Бутылка была пуста, и было предложение идти по домам. Так и сделали.

А на утро Юми поехал в город, сдал письменный экзамен по физике на “четвёрку” и решил привести себя в порядок – подстричься!

Нашёл парикмахерскую, прошёл в зал, где его встретила обычная на лицо дама. Она как-то странно посмотрела на него, предложила сесть в кресло. И всё-таки она немного нервничала, как будто ей нужна была какая-то помощь.

- Вы знаете, я немного волнуюсь... Может, вы дождётесь настоящего мастера? - предложила она.
- Да какая разница? Мне просто покороче!
- Хорошо, - наконец, согласилась она и принялась за работу, - и не жалко такие волосы?
- Волосы – приходящее, а музыка – вечное!
- Ясно, - парикмахерша Лиля, поняв, что паренёк её не узнаёт, принялась расспрашивать его, чтобы разузнать, где он был и что сейчас делает, чтобы рассказать продолжение истории мастеру Шпакриилу Львовичу, которого, к сожалению, не оказалось на месте.
- А ты здесь впервые, в этом районе? - начала она.
- Вроде да... У меня здесь не далеко дядя и тётя живут, я у них обитаю, пока экзамены сдаю...
- Экзамены? Ясно... А ты не знал одного мальчика, - она подумала, что он может что-нибудь вспомнить, если назвать имя.
- Как его звали?
- Мак.
- Шотландец, что ли? - рассмеялся Юми.
- Да нет, русский, - спокойно ответила Лиля, поняв, что парень вновь ничего не помнит.

Тогда она решила узнать дальнейшую историю Юми, в продолжение того, как он покинул их некоторое время назад.

- А что у тебя с головой? - увидала она шрам.
- Нормально, хорошие отношения, редко ссоримся...
- Да я про причёску, - соврала она, вспомнив, что вопрос о шраме может вызвать неправильную реакцию, - зачем вырастил такие длинные волосы?
- А-а... да это от жизни: холодно среди людей... бывало...
- Не всегда же?
- Нет, но зачастую.
- Ясно, а зачем стрижёшься?
- В Универ же поступаю! Там должны быть интеллигентные, опрятные люди!
- Правильно! А что ты раньше делал? Тебе не важна была внешняя составляющая? Расскажи.

И он рассказал про жизнь... жизнь с друзьями, семьёй, дома.

А после об этом узнал Шпакриил Львович, и история о приключениях Юми была закончена и превратилась в легенду, которую иногда парикмахеры вкратце рассказывали клиентам.

Да, теперь была у них легенда...

А Юми вернулся домой и на радостях, что для него “четвёрка” открыла путь в университет, вечером напился с друзьями и на утро даже не вспомнил о каком-то разговоре в парикмахерской... Да и вообще про него забыл!

А тем, кто ему говорил: “Тебе не идёт быть коротко стриженным”, он улыбался и отвечал очень и очень правильно:

“Главное – не чтобы шло, главное – чтобы везло!”


23 августа 2005 года. 4:27:45
Утро! Ещё луна, но уже проснулись!


Жизнь порой
Как в трамвае зимняя поездка:
Есть сторона, где одноместные сиденья,
Я выбрал сторону, где – два.
И у плеча я чувствую прозрачность и узор окна.
И спору нет: за ним мне интересно!
Но, где же пассажир, обнимет кто и скажет:
«Пусть Зима… согрею я тебя!»
И это будет честно!



       
Эпилог

      «Сны трёх»


Поздно ночью пришёл домой Александр Иванович, сотрудник кафедры теоретической физики, после проведения не совсем успешного семинара “о существовании Бога”.

День выдался тяжёлым. Вместе с коллегами они с раннего утра готовились к вечернему закрытому выступлению перед сотрудниками других кафедр. И вот настал вечер. Произнесли нужные слова. Затеялся спор. Крики. Возмущения. Кто-то в гневе выбежал из аудитории... и всё испортил.

Вечерние события сильно потрясли Александра Ивановича: эти санитары, “нападение” и “захват” учёных, психбольница, да ещё и последующий разговор с Анатолием Алексеевичем, зав. кафедрой теоретической физики. В общем, голова нуждалась в отдыхе. Он пришёл домой, где его ждала старая мама, поужинал. И вскоре последовал сон.

       Однако здесь будет рассказано лишь о тех моментах сна, которые не забылись им на утро и которые натолкнули его на определённую мысль.

Всё началось почему-то с того, что они вместе с Анатолием Алексеевичем, разговаривали где-то в темноте на лестничной площадке. Не было ни окон, ни дверей, только ощущение рядом бетонной лестницы и еле видные очертания собеседников. Свет давала зажжённая сигарета Анатолия Алексеевича.

- Как же так, Александр Иванович? Вы не перехватили его, а это, скажем, зря! Это же не правильно! Вы же понимаете, что у нас точные данные и вполне очевидные доказательства... Но наших коллег схватили... Ну, не правильно это! - Анатолий Алексеевич положил руку на его плечо и добавил: - Идите работайте, Александр Иванович. Я скоро, - он затянулся.

Вдруг всё пространство обернулось табачным дымом, и Александр Иванович начал задыхаться. Он закрыл глаза и, держась за перила, стал подыматься по лестнице, той самой – бетонной, холодной.

В какой-то миг он оказался в лаборатории ядерных исследований. Там гудели аппараты разных назначений.

- Зачем они все включены разом? - спросил он себя.

Тут же набежали, а может, и были здесь, студенты и принялись скручивать провода, давить на все кнопки и выключатели, иногда создавая смех. Александр Иванович смотрел на них, не шевелясь. Студенты, до этого одетые в разное, вдруг накинули халаты и стали точь-в-точь похожи на санитаров. Они стали взрослее, угрюмее и почему-то боролись с непослушными, ещё работающими машинами, одолев которые, куда-то уносили. И вскоре Александр Иванович остался совершенно один. Только вновь появился небольшой дымок, а перед глазами – первые ступени лестницы, ведущей вверх.

Он сделал шаг на ступеньку. Но почему-то его тело опустилось вниз. Он сделал ещё несколько шагов по ступеням, которые вели – так виделось – наверх, но на столько же опять опустился вниз. Это его заинтересовало, и он улыбнулся.

От этого странного действия он ощутил себя молодым.

И от чего-то перед глазами стали появляться образы старых квартир, где он когда-то жил, старинные полувековые вещи, с которыми он имел дело в детстве и юношестве: настольные часы с большими стрелками, письменный резной стол, крепкий дубовый шкаф, какие-то книги...

Очевидно, ему было около двадцати. Он обнял маму, сидящую у окна, и выбежал из комнаты. На улице – толпы людей. Каждый чем-то занят. Каждый в движении. Александр Иванович приблизился к ребятам, играющим во дворе в футбол. Мяч был уже возле его ног. Перед глазами в перчатках, кепке и полосатой форме застыл вратарь, который вдруг как кинется на мяч! От неожиданности Александр Иванович одним махом, тут же запулил его в ворота, почему-то полетев за ним. Оказавшись в сетке, его охватила паника, он начал барахтаться, звать на помощь. Но двор с ребятами куда-то исчез, а на него надвигались десятки санитаров... И вновь его окружали стены лаборатории. Еле как он выбрался из проводов, в которые превратилась сетка, и повис в воздухе.

- А как же притяжение? - подумалось ему.

В голове появилось знание физических законов, и он стал вновь пожилым. Только успел он как опытный человек лишь поразмыслить, почему же он полетел за мячом, и куда делось притяжение... как вдруг перед ним показалось море, но песок не обжигал его босые ноги, хотя в глаза било Солнце. Он подошёл ближе, где вода играла бликами. Разбежавшись, он прыгнул в неё и оказался на морском дне. Он не всплыл по закону Архимеда – его это насторожило, он мог дышать под водой – это его обрадовало. Шёл же он как по суше, не чувствуя мокроты, но преодолевая давление воды. По сторонам – густой синий цвет, иногда проходят люди, почему-то одетые в шляпы и чёрно-белые костюмы, они мило улыбаются, а где-то возле ног плавают медузы, мелкие рыбы, туфли и обрывки газет с научными статьями, знакомыми Александру Ивановичу.

Потом всё это исчезло.

Но не пропало ощущение молодости. И казалось, должна заполниться вакансия где-то во времени чем-то не сделанным в те юные годы. Тогда нарисовались старые здания, улочки Томска, его зелёные парки, любимые места Александра Ивановича. Однако он уже стоял на траве какого-то скверика и смотрел на почему-то коричневую траву.

- Не может быть! - промелькнула мысль, - ведь все растения должны быть зелёного цвета, потому что свет поглощается в диапазоне...

- Эй, смотри! - послышалось сбоку, и он повернулся.

Никого не было. Только безумная молодетская любознательность и ярое желание вспомнить что-то. Только парочка каких-то серых камней. На одном из которых интуитивно угадывалась (или просто придумалась) надпись: “По законам природы”, а на другом: “Нарушая законы природы”.

Александр Иванович отрешённо задумался. Однако интерес заставил сделать выбор.

- Я всегда жил по законам физики... И дожил до этого дня таким. А если идти налево?

И он шагнул.

И показалось, что он в самом начале сна: дышать под водой воздухом, не зелёная трава, холодный от Солнца песок, ведущие вниз ступени наверх. Зато теперь стало понятно, что происходит, и теперь не стоило ни о чём волноваться.

И Александр Иванович стал куда-то пробираться, наблюдая за тем, чему не мог дать объяснения: подброшенные тела летели вверх; опять волшебные ступени; иногда воздух казался ватой, которую, чтобы не задохнуться, приходилось глотать; почему-то электроны в виде светящихся шариков летели не быстро, а как мыльные пузыри по всей комнате при условии, что открыты двери и окна, и дует сквозняк. Он пробирался сквозь всё это с некой настороженностью, но когда впереди появились как на первомайском митинге люди, на губах появилась улыбка.

Перед ним появилась девушка в белом одеянии. Она взяла его за руку и сказала: “Видишь, сколько на свете невозможных вещей! Но с кем-то и они возможны!”. В один миг они вдвоём оказались на крутящейся вокруг оси карусели и очень долго разговаривали и смеялись...

Пришло время вставать. В это время Александр Иванович всегда просыпался – привычка. Он открыл глаза и пытался вспомнить на редкость удивительный сон. В голову лезли вопросы.

- Что это значит?.. Наверное, вот что, - подумал он, - если бы в мире были нарушены все, или некоторые законы природы, то я бы встретился... был бы же... - он оборвал предложение, оборвал значимое слово. - Но ведь тогда, много лет назад, я был очень скромен, впрочем, как и сейчас, но ведь это не плохо... Может, из-за этих вот парадоксов или нарушений законов физики, я бы стал другим?.. Ну да, всё стало бы другим. У всех! Всё было бы по-другому...

Он на несколько секунд перестал думать – отвлёкся на шум со стороны окна. И снова мысли:

- А получилось именно так. Ведь известно, что законы природы никогда не должны нарушаться! Значит, чтобы что-то изменилось, сам человек должен нарушать законы природы, свои законы... Свои страхи, вредные привычки, убивать принципы... Да, я мог изменить хоть что-то тогда, в молодости... конечно, не из-за нарушений законов мироздания, а... А понял я это только сейчас, вернее, окончательно понял. Но ведь кто-то сейчас ещё молодой! Ему нужно просто подумать, что он может изменить, и как это сделать, подумать, к чему может привести жизнь, которую он имеет... А может, и эта вполне хороша... И есть смысл - укреплять действующие позиции.

Он задумался, и вслух сказал следующую фразу, понятную, может, ему одному:

- Главное, общее, чтобы после тебя остались не дети, а ученики...

И вновь замолчал, усмехнувшись, немного грустно, но как всегда, незаметно для всех и довольно-таки редко. И как бы сам расшифровал сказанное:

- Ведь дети тоже могут быть учениками!

Вдруг стало горько, больно и одиноко, как никогда. Он закрыл глаза и лежал так несколько минут. Затем он, медленно поднялся, позавтракал, поблагодарил маму и побежал в Университет, на свою кафедру. Ведь у него же там было очень важное дело, с которым личные и мелкие горести просто забывались... Здорово, что человеку помогало дело, и он нашёл себя в нём! Действительно, нашёл!

***

С тех пор, как Александр Иванович увидел этот сон, прошло время...

И были последние дни лета. И один парень по имени Юми, в один из этих дней узнал о своём зачислении в Университет. Он отпраздновал поступление с друзьями, и ближе к ночи плюхнулся на свою не расправленную кровать и моментально заснул... хотя нет, пару минут его доставали “вертолётики”...

И вот человеку снится его прошлое, вернее, оно вспоминается, оно проклёвывается откуда-то из глубоко запрятанных тайников памяти: какие-то мгновенные слова, редкие образы и лица, покинутые места... Как будто ему сквозь сон пытаются что-то сказать...

Начинается новая жизнь – взрослая, студенческая – и ему пытаются напомнить о прошлых, забытых по велению судьбы моментах жизни... Может, попрощаться с ними, а может, всегда держаться где-то поблизости... хотя бы во сне.

Ведь говорили же одному малышу в произведении братьев Стругацких, что сны – это небывалые комбинации бывалых впечатлений, что, скорее всего, так и есть. И, может, поэтому из-за этой небывалости на утро многое забывается? Наверняка.

Однако понятно одно – не зря возникают эти самые комбинации.

В ту ночь юноше приснились Боги. Они были за пределами времени. Все они были необычайно красивы. Их окружали красивые залы, и почему-то меж них парили облака. Они своими странными сказками, песнями отправили сновидение Юми в детство. Как будто ему вот-вот исполнится день.

Он крохотный и беззащитный... Даже во сне показалось, что выбрался из тёплой, тихой воды, которую обволакивал нежный бархатный пузырь, безопасная оболочка... И вот уже свет и радость!.. Хотя почему-то ощущается снег, холодок и шум голых веток. Вьюга.

Но это всё вокруг. А в центре внимания лишь он.

- Какой великолепный мальчик! - раздавались женские голоса.
- Смотрите, он пытается улыбнуться...
- Он заплакал...
- А может, он хочет есть?
- Он хочет купаться. Несите его к воде, - сказал старый седой Бог добрым громким голосом.

И через время мальчик был чистым и опрятным, любознательно смотрящим на всех.

Красивые колонны раздвинулись, меж них выросли деревья, кустарники, лианы, трава, потекли бесшумные водопады. Ребёнка окружали одетые в белое добродушные Боги и Богини, они то и дело смешивались в глазах мальчика. Его кружила карусель беззаботности.

Но прошло одно время, и пришло другое время, и показались тучки, и по телу стали больно бить пылинки. И сказал тогда один из Богов.

- Пора придумывать ему судьбу!

Голоса заполнили зал. Началась игра красок и звуков. Карусель. И до ребёнка лишь донеслось:

- Ему на жизнь нужно дать задание – найти невесту! Да такую, чтоб она сама нашла его. Поиграем с ним!.. Пусть жизнь будет не только в бесконечных мечтах о ней, но в реальных поступках, ошибках, огорчениях, удачах. Хотя удача момента – не причина удачи в дальнейшем, не удача всего времени!.. Всё должно следовать из действий в правильном направлении. Но помнить: неудачная мысль – заблуждение, неверный шаг – лабиринт, люди вокруг – препятствие и помощь. Они существуют и только поэтому имеют значение и право вмешиваться случайно. Ведь люди и предметы взаимодействуют по случайности, но правильность их встреч записана на небесах, здесь. Нужен новый маленький Бог! Нужен новый большой Человек! На сотворение Его посылаем Мы Тебя на Землю! Истина!

Карусель звуков, красок и света превратилась в воронку из почти прозрачной воды и выплеснула человека в недалёкие уже прожитые годы и знакомые ему места.

Человек был уже взрослый, был уже дома. Он, Юми, только что вернулся с улицы – колол дрова во дворе – сунул руки под кран. С рук потекла та самая чистая, прозрачная вода.

- Странно, мои руки чисты, и нет следов от труда, - подумал он, весь перепачканный опилками и смолой, но стряхнул оставшуюся мокроту с рук, обтёр их полотенцем и вошёл в знакомую, дверь в комнату.

Но почему-то оказался в белой больничной палате, перед лицом пролетали образы людей, так же повстречавшихся на жизненном пути, но забытых. Здесь были ребята, танцующие брейк, девчонки, их поклонницы, одна очень добрая женщина, обнимающая их всех, дальше были ребята-музыканты и их поклонники, их сторонники, то и дело появлялись старый бородатый парикмахер со своей помощницей, потом были санитары, врачи, четверо учёных, лицо одной сумасшедшей, но почему-то близкой девушки, потом лица многих других девушек...

Он сидел на своей кровати и смотрел в окно. Там уже был день, и было тепло, но что-то мешало ему выйти на улицу. А мешало вот что: с ним кто-то разговаривал, какой-то учёный, который то и дело пытался что-то объяснить. А когда собеседник замолчал, как будто попросив подумать и ответить на интересующий его вопрос, Юми встал ближе к окну и начал деловито говорить:

- Вас интересует, что такое мощности континуум? Ну, понятно, что. Неразрывность! Есть ноль либо единица, а между ними множество чисел! Единицу как вещь нужно собрать... Она собирается из долей, частей: 1/2, 1/4... 1/15 и так далее. От нуля к единице, от «нет» к «да»... Так и в жизни: чтобы сделать что-либо, дело какое-нибудь, столько мелких дел переделаешь... Начнёшь с малого. Естественно, все начинается с попытки. Если не получится – «нет» – будешь пробовать что-то другое. А если получится – «да» – то со временем захочешь и переделать. Сделать лучше. И опять нужно искать новое, дополнять старое... Искать многочисленные «да»... Например, решил записать песню. Кажется, что проще? Слова, музыка... Но вначале, как ни крути, нужно научиться писать, читать, рифмовать слова, искать нужные мелодии... Ну, хорошо – научился! Дальше нужно то, на чём можно будет записать эту музыку: гитара, микрофон, шнуры всякие, магнитная лента или компьютерная программа, где можно будет обрабатывать записанную музыку, голос... А для этого всего придётся изучить эту программу и овладеть компьютером, компьютерной грамотой. Ладно – изучил, разобрался с программой! А дальше будешь обрабатывать музыку сто раз, пока не «отыщешь» идеального звука... Нашёл правильное звучание – «да» – получил результат. И, заметьте, это уже не «ноль». Но спросил у друзей, хорошо ли? А они тебе: пока нет. И тебе приходится подумать: «А вправду ли так хорошо, как мне показалось?». И опять переделывать! Какие-то новые мысли, действия... И опять либо «да», либо куда более частое «нет» в поиске верного решения... И вот, в конце концов, ты уверен на сто процентов, что качество песни отличное и для тебя это – единица! Ещё одна единица – вещь готова! Ты её сотворил!.. И вновь представляешь её, готовую, слушателю. А ему вновь может либо понравиться, либо нет. Всего две цифры: ноль – не понравилось, единица – понравилось. Для слушателя в этом процессе нет промежутков! «Да», «нет», «ноль», «единица»... Для кого-то это – юношеский максимализм, а для тебя это и есть континуум. Оно продолжалось и было неразрывным.

Сказав последнюю фразу, Юми оглянулся. Рядом никого не было. Да и он сам был где-то в другом месте. Да, это было прекрасное место. И здесь, казалось, он был раньше. Белые высокие стены, красивые колонны, где-то журчал фонтан, а может, водопад, и доносились крики чаек. Они заставили быть осторожным.

- Не пугайтесь, они далеко, высоко над морем, - сказал кто-то в крахмально белом.
- А море далеко? - спросил Юми.
- Оно под вами. Первая капля упала с наших небес, когда вы появились на свет.
- Я появился на свет, и появилась капля... - Юми понял, что он опять на небесах.

Он осмотрелся вокруг, наблюдая сквозь колонны в зелёных садах людей, собирающих урожай с деревьев.

- А помнишь ли ты себя младенцем? - спросил громко Бог, - младенцем ты напоминал маленького Бога...
- Я лучше человек, чем хужебог! - возразил Юми.
- И то ладно! - согласился старый седовласый Бог, - понимаешь это.
- А что было до всего этого, до моего появления, - неожиданно спросил Юми, и старик нахмурил в задумчивости и в воспоминании брови.
- Было твоё желание. Была последняя жизнь. Перед смертью, вернее, перед этой жизнью, было загадано тобой желание услышать самые красивые, грустные, умные и честные песни. И поэтому для желания, не звучавшего у нас раньше, пришлось тебя вновь возвращать в жизнь... пришлось тебе прожить ещё одну жизнь... Но так как это жизнь, то ты, живя, так или иначе, изменяешь свою судьбу мыслями, поступками, которые...
- И когда я их все прослушаю я... - хотел задать вопрос Юми, но его перебили.
- Не торопись! Я ведь говорю: мыслями, поступками, можно получить ещё одну... В одной из твоей забытой жизни ты, сидя дома, вдруг написал первые стихи. Они же будут песней! Придёт время! Ты в душе уже начал играть музыку... Мы видим, что тебе нужно подарить её... Было решено дать тебе ещё одну жизнь, как это всегда случается с поэтами, музыкантами... Необычную.
- Жизнь в их творчестве, в памяти людей, - подсказал Юми.
- Да, именно так. Но сейчас у тебя есть только эта жизнь! Только эта! Твои мысли, твои будущие дела...
- Да, я понимаю, но ведь были ещё другие... детство, свобода танцевать... сны у меня были... Разве они не нужны больше?
- Тебе нужно было прожить несколько жизней, чтобы понять одну! Всё было не зря! Всё будет учтено!
- Хорошо. Я буду это помнить... Но вспоминаю другое...
- Что же?
- Я вспоминаю лицо девушки, вернее, то, что она со мной была, она улыбалась мне. С ней мне было очень хорошо...
- Ты хочешь с ней встретиться?
- Да, конечно.
- Это произойдёт. Ты должен ждать и делать всё верное. А сейчас вспомни, что ты делал тогда…

И в голове Юми началась каша из воспоминаний. Он оказался в парке. Ему показалось, что в толпе действительно была та девчонка. Она показалась ему, улыбнулась и сразу же убежала. Он начал жадно искать её, и через мгновение в ушах прозвенело “Юкс”!

Юми вздрогнул во сне. Казалось, этим словом она навсегда попрощалась с ним...

И были дальше пустые сновидения, в которых не было ни капли смысла... Но вот дальше произошла их встреча, и они разговорились.

- Я тебе не кричала ничего, - сказала Она, кокетливо, - я просто показалась, что я есть... Тебе что-то послышалось, - она засмеялась.
- Может быть, - поверил Юми. - А тот медальон, что я надел на шею?..
- Да нет же! Ты надевал его не мне... Ты всегда что-нибудь придумываешь, ты хочешь, чтоб было, как тебе мечтается, но, увы... не всегда так бывает! Ты ошибся. Но и это не зря... Лучше мелкая потеря как первая ошибка, чем большая потеря как последняя беда, которая есть итог незамеченных первых, вторых... последних ошибок.
- Может быть, - снова верил Юми и больше смотрел в её глаза, чем слушал её. - Наверное, тебя кто-то удерживает от меня, вернее, меня кто-то удерживает не делать неверных действий. Но я вижу тебя во снах. Сон – моя жизнь, и в ней есть ты, а значит, есть счастье. Но пока оно рождается лишь во снах и в мечтах...

        И начались единоличные размышления. Тогда, как будто обидевшись, пропала улыбчивая девушка, пропали Божества, вся эта чудная атмосфера. Но мысли продолжались.

Всё покрыла темнота и мысли. Но это было со значением. Так сказать, специально. Показательно. Для сосредоточения.

- У меня было несколько жизней, - думал он, - во сне я видел счастье, видел Её, волшебную, мне было всегда уютно здесь, не зря ведь никогда никому не хочется просыпаться! Однако только выход из сна показывает, в чём это счастье, как будто возвращаешься в реальность, чтобы делать всё возможное, чтобы быть счастливым. Ведь только наяву можно совершать поступки, ведущие к счастью! Никакие мечтания не соткут даже миллиметра настоящей радости... Они только могут показать, предугадать, предвидеть, каким оно может быть. Для этого и нужен сон, для этого и нужны мысли – рождать образ счастья!.. Но ведь и сон будет хорошим, без кошмаров и пустот, только тогда, когда сделаешь что-то хорошее и значимое для кого-то – так на душе спокойнее – чтобы мозг мог во сне анализировать пережитое. Да. Прожить достойно день! Поэтому, чтобы спать, нужно за день устать по-хорошему, а это идеальней всего сделать в танце... А я ведь танцевал... А чтобы научить рождать правильные мысли, нужна музыка, воспевающая мысль человека! Через рок-музыку я научился думать, оживлять мысли и образы... А я ведь теперь понял, для чего нужна собственная музыка и свои кровные стихи... Это были мои отдельные жизни, это не было сном, это было пред сном, в котором – стремление к счастью. Счастье мечтать о счастье! А в этих реальных жизнях проскакивало просто счастье быть!

На этих словах сон закончился.

Юми открыл глаза от очень громкого шума, а если точнее, грохота. Всё, что он увидел во сне, тут же исчезло. Некогда лежать и вспоминать сон.

В реальности, возможно, появилась опасность, и нужно было срочно встать и посмотреть, что это был за грохот. Грохнуло так сильно, что Юми настороженно слез с кровати и очень осторожно пошёл туда, где, вероятнее всего, возник этот грохот. Он даже полностью проснулся, пока шёл по коридору из спальни. Хотя это были пять-шесть секунд.

Он вышел на кухню. Там стоял брат с ведром в руке. Он носил воду в бочок.

- Что, разбудил? - улыбнулся он. - Извини, я крышку от бочка уронил. Аж сам испугался! Решил воды натаскать...
- Да ладно, итак пора вставать. Сколько времени?

Было около десяти утра. Юми сходил в спальню и заправил свою кровать, почистил зубы, умылся, взглянул в зеркало и оттого, что после вечеринки немного болела голова, он тут же набрал в большую железную кружку только что принесённую братом ледяную воду и начал увлечённо пить, получая несказанное удовольствие.

И уже целый день он думал о предстоящей учёбе, о городе, о новых людях. И неудивительно, ведь у этой осенью должна начаться новая интересная жизнь.

***

Прошло ещё несколько лет. Была весна. По большому счёту, в душе человека.

Была чудесная пора...

Кстати, под эту категорию могут подойти лишь такие времена года, как зима, весна, лето и осень. Остальные времена, пожалуй, не так чудесны, и жаль, что некоторые люди не видят перед собой ни весны, ни чудесного лета, ни... а вечно жалуются на какую-то слякоть или жару, короче, сами находят сто причин, чтобы испортить погоду. Но ведь с точки зрения пользы, даже холод можно рассматривать, как повод согреться, выпивая с превеликим удовольствием и с обычными друзьями приятные алкогольные напитки, хотя рекомендуется всё же горячий чай; греть кого-нибудь своим человеческим теплом, испытывая при этом радость оттого, что близкий человек стал ещё ближе... Да, была чудесная пора.

Она пришла только что с учёбы – обычная девчонка, которая и не знает, что будет у неё впереди, но уже готова принять всё, что должно с ней случиться, с мыслями о только что закончившемся уроке литературы – и упала на свою кровать и закрыла глаза.

- Как-то странно, - думала она, - я читаю книги, и мне кажется, что то, что я узнаю, происходило, или произойдёт со мной, ведь все эти истории, наверняка, берутся из жизни. А жизнь всех людей так похожа! Даже на войне люди влюблялись, как и сейчас... Хотя не все книги мне интересны. Но ведь приходится много читать! Школьная программа... Ничего не поделать. Да и ладно! - она открыла глаза и улыбнулась, - зато в программу включили именно это произведение Михаила Булгакова, - она улыбнулась ещё шире. - Правда, я о его других произведениях сказать вообще ничего не могу... Но этот роман!

Она вдруг вспомнила, как её подруга, на год старше её, говорила об этом произведении: “Не понимаю, зачем ввели его в обязательную программу – мистика какая-то, религиозные штучки, всякая чертовщина, одним словом – сказка. Да, и ещё ничего не понятно! Мне такое не нравится!”. И тогда, услышав эти слова, появилось ошибочное мнение, с которым и пришлось взять в руки книгу. По началу очень не хотелось это читать. Даже учителю предлагала на уроке заменить его другим произведением, ведь старшеклассники, прочитавшие его – только прочитав! – говорят, что роман не интересен.

        Девчонка, вспомнив про это, даже вздохнула. Ой, как здорово, что не разочаровалась, прочитав этот роман! Как же он ей понравился!

- А ведь здорово у них всё! - подумала она, - хотя и печально... Но так лучше! Потому что у многих всё – просто печально, но ни чуточку не здорово... а в романе такие приключения! Жалко, что наша жизнь не всегда приключение! Считал бы так кто-нибудь, как я! Да, вдвоём приключение должно запомниться сильнее и ярче, чем одному. Будет с кем обсуждать после... Мастер и Маргарита вляпались в удивительнейшую историю! Так романтично и не очень-то сказочно, даже очень правдоподобно! Просто не с каждым такое случается. Ладно, - она встала с кровати, - завтра опять урок – надо дочитать до конца. Да и самой интересно, хотя и не очень хочется, чтобы книга заканчивалась... Осталось чуток.

Она достала из сумки книгу, положила на стол, развёрнутую на последних страницах, потом забралась коленками на стул и начала внимательно читать. Уже закончилась вторая часть, остался эпилог. Она внимательно дочитала предложение, вздохнула и, даже ни о чём не думая, перебралась снова на кровать, продолжая читать уже лёжа.

И вот последние слова, красивые, поэтичные строки, мимолётные мысли о Иешуа как о причине раскаяния и права быть упомянутым в конце романа, которое получил Понтий Пилат, всадник... Роман дочитан.

Она закрыла книгу, положила рядом с собой, повернулась к окну, закрыла глаза и, погружаясь в прочитанную сказку, уснула.

Сон был коротким.

Всё, что окружало, было сказочным. Наяву она никогда такого не видела. Шумели водопады, фонтаны, всюду – зелёные деревья и красивые архитектурные здания: колонны, дворцы. Она плыла меж них, и в глазах то и дело ярко вырисовывались отдельные части этих строений. И стоило заострить взгляд на каком-либо из них, как перед ней возникали картины из романа: разговор Иешуа с Понтийским Пилатом, шум ветра и обречённые лица, что были на Лысой горе, иногда возникала преданная собака Банга, которая следовала за своим хозяином, куда-то идущим с опущенной головой и о чём-то думающим.

То и дело возникали современные пейзажи: высотные дома, современные, типичные для этих мест люди, идущие по улицам. Иногда она была свидетелем тайных разговоров в кабинетах известных в романе людей. Какие-то знакомые фразы, образы, фальшивые деньги и почему-то примус, находящийся в руке у не такого уж большого кота...

Прошли и эти видения... И всё стало не таким динамичным и расплывчатым, а, скорее всего, стало каким-то серым и почему-то казалось реальным – здесь ничто не удивляло! Было чёткое осознание того, что ещё никогда здесь не была. И было какое-то радостное чувство. Наверное, умиротворение.

Она оказалась в подвале, том самом подвале, где жили Мастер и Маргарита. И очень правдоподобным был камин и диван, стоящий перед камином, который в свою очередь дарил нежный свет огня. Девочка сразу поверила и в то, что потолки и стены не белоснежные, а серые, и мебель была полувековой и красивой. Небольшое сомнение было лишь тогда, когда она смотрела в окна. Они были не половинчатые, как обычно бывает у цокольных этажей, а большие, и свет лился из них. Однако комната была не так светла, как должна была.

И почувствовала она тогда, что в этом месте ей очень уютно. Хотя она понимала, что в таком небогатом окружении, тем более, в подвале, никогда не будет шикарного светского приёма... Но здесь любили!!! Здесь жили Он и Она! Что ещё нужно, когда рядом есть он или она? Практически, ничего. Нужно только не мешать им. Да, тихое, никому не заметное место... Здесь ли не жить счастью?

И когда время остановилось, когда захотелось остаться, нет, вернее, быть любимой, быть наполненной чувствами... когда стало ясно, что возле этого камина делили покой и умиротворение два любящих друг друга человека... тогда она повернула голову к окну, из которого доносился день. И это пробудило её. Это заставило открыть глаза.

Она уже не спала, но ещё не открывала надолго свои веки. Это позволило вспомнить обрывки сна, и она вновь погружалась в них. Параллельно с этим в голову лезли мысли.

- Да, а ведь это самое главное в нашей жизни – быть счастливым! У них были счастливые моменты, - она вспомнила их встречу, жизнь в уединении, шалости Маргариты, когда она, придя к Мастеру, стучала ногой в стекло... - А ведь и вправду, только моменты, - девочка вдруг остановила ход своих мыслей – за окном что-то происходило, но она, подымаясь с кровати и подходя к окну, с некоторой спешкой продолжала свои размышления, - они были счастливы какое-то время, но стали из-за этого неразлучными навсегда! Счастье непостоянно, но нужно быть с тем, с кем счастье может быть дольше... - она потёрла глаза, жмурясь от светлого неба в окошке, - нужно ценить такие моменты и не упускать возможность любить...

Там снаружи зазвучала мелодия, которая, право, сбила её с мысли, но, приблизившись к окну, она успела закончить девичью думу так:

- Никогда не знаешь, что ждёт тебя впереди, но есть карусель твоих мыслей, дел и предположений, из которых для результата берутся самые нужные, самые правильные для следующей секунды, для того, чтобы жизнь была интересней. И, конечно же, есть жизнь других людей, с которыми встречаешься в жизни, и это делает её непредсказуемой. И здорово, что всё расставляется по своим местам, пусть даже со временем! Со временем всё становиться правильно!

Наполненная улыбкой от последней, как показалось, умной фразы, хотя и запутанной, вероятно оттого, что только что проснулась, она стояла у раскрытого окна и чувствовала, как где-то вверху ласково греет Солнце, и очень трепетно до неё доносит ветер перемен приятную мелодию.


«Настоящий эпилог» или «Улыбка Солнцу»


Легенда была рассказана.

Я молчал. Я соображал, могло ли это произойти со мной. Я ещё раз прокрутил в голове всё, сопоставил с тем, что происходит со мной сейчас, и понял, что, пожалуй, такой ход событий мистичен, но возможен. Однако меня такой вывод ничуть не ошарашил, и даже, наоборот, показался забавным... И я обрадовался... Были-таки приключения!

А по правде говоря, чего, собственно, изменилось бы, если я всерьёз воспринял эту историю, и на голову свалился миллион переживаний? Лишняя нервотрёпка! Да и вообще, уже прошли годы – не осталось той любознательности, что была в детстве, а всё чаще появляется безразличие к самому себе в первую очередь. Взрослеешь! И наивные сейчас мечты об улучшении мира почти совсем подавлены, как это ни странно звучит, делами, рядовыми делами, необходимыми, которые порой сводятся к тому, чтобы просто не быть голодным...

Конечно, от услышанного появились вопросы, но я молчал. Не знал, попросту говоря, стоит ли вообще о чем-либо спрашивать. Руки не слушались, они трогали лицо, задевали волосы, произвольно касались друг друга и лезли в карманы. Словом, я был растерян. Старичок-рассказчик улыбчиво смотрел на меня и не мешал приходить в себя. А я по-сумасшедшему улыбался, и по улыбке этой можно было прочитать: “Как же так?! Ничего себе!”. Всё-таки удивление нахлынуло, как и должно было нахлынуть. Было неловко перед стариком сдерживать внутренние, крайне противоречивые, эмоции. Я встал.

Нужно было срочно и в полноценном одиночестве поразмышлять над этим безумием. Шутка ли – неизвестное прошлое? Меня потянуло к выходу.

- Вы опять нас покидаете? - спросил Шпакриил Львович, - может чаю? Лиля!

Из-за ширмы вышла Лиля, естественно, подслушавшая разговор, кивнула мне головой. Я тоже кивнул, оглядев, сопоставив её с образом в легенде.

- Да нет, я лучше пойду! - возбуждённо сказал я, просто так посмотрев на часы, даже не запоминая положение стрелок.

Без препятствий и без уговоров остаться, я вышел из полутёмной комнаты, но тут же в коридоре задержался. Почувствовал, что следом идут провожать. Что-то заставило оглянуться. За время, пока были слышны шаги, но никого не было видно, я ещё раз посмотрел на часы, уже запомнив время. Окинул взглядом стены коридора. Странными были показания часов на одной из стен.

- У вас часы идут немного вперёд, - сказал я своим "провожатым".
- Это совершенно не имеет никакого значения, - легко и даже успокоительно начал объяснять старик, - неважно, сколько показывают часы. Главное, насколько ты сам чувствуешь время.
- Что вы имеете в виду? - я вновь был во внимании.
- Ну, хотя бы то, что мы с тобой разговаривали час, а ты пережил за это время гораздо больший срок: дни, недели, года...
- Но ведь это был только рассказ, - я усмехнулся, - что с того? Так можно всю историю человечества рассказать!

Он посмотрел и, улыбнувшись очень по-отечески, еле слышно промолвил:

- Согласен. Но ваша память, увы, не знает всей человеческой истории, а вот с вашей вы можете обращаться, как вам захочется, - старик повысил голос и стал немного серьёзнее. - Ваша память способна перенести вас в любой момент вашей жизни: прошлого... чтобы это было важно для настоящего, дабы помнить, что вы существуете... и даже будущего... чтобы как-то узнать, зачем жить потом и знать для чего живёшь сейчас.

Настала тишина. Я, наконец-то, начал понимать, что не зря зашёл сюда. И хотя я уже начал успокаиваться, голова наполнялась мыслями, и ещё раз захотелось поскорей убраться отсюда, наверное, чтобы где-то там что-то произошло, что-то такое, которое перевернёт всю мою жизнь или наоборот поставит её на место.

- Вы всё это придумали? - спросил вдруг я с подозрением.
- Кто это “вы”? - усмехнулся старик.
- Все, кто не я! - чуть резко вырвалось у меня. - Почему я должен вам верить? В мире слишком много тех, кто вмешивается в чужую жизнь...
- Абсолютно верно! Всё это может быть выдумкой, но перед вами есть выбор чего-то нужного для вас, у вас есть право – думать над этим.

Уже сходя с крыльца, я вновь обернулся.

- Спасибо, - робко сказал я, - до свидания...
- Удачи! - услышал я на прощанье.
- Всё будет у вас хорошо! - крикнула Лиля, выглядывая из-за плеча Шпакриила Львовича.

Я старался не оборачиваться. Так шёл минут пять, осторожно переходя дорогу, постепенно вклиниваясь в потоки людей.

- И всё будет ладом! - успокаивал я себя фразой своего деда, - главное – не волноваться! Вот так вот!

Но куда же деваться мыслям? Всю дорогу они заполняли мою голову, исчезая, лишь когда мне приходилось отвлекаться на что-то со стороны, на обстоятельства вне меня. Дорога, всё-таки!

Я шёл по городскому асфальту, и иногда в уши влетала какая-нибудь чужая история:

- Пап, возьми меня на руки, - попросил ребёнок лет пяти отца.
- Нет, не возьму, - спокойно ответил тот.
- Почему, пап, я тяжёлый? - последовал логичный вопрос.
- Нет, - отец незаметно для ребёнка улыбнулся, - просто нам, королям, не положено кого-либо носить...

И я прошёл мимо, по ходу дела размышляя над этим. Здорово, что отец смог спокойно объяснить, что не хочет нести своё чадо. Теперь, наверное, ребёнок думает, что его отец и вправду король... или что-то вроде этого... А может, этот мужик просто с похмелья? Вот и противится лишней ноше... Наверняка.

Это меня заставило улыбнуться, и стало легче.

Погода, жёлтые красивые листья, яркие на пути люди тоже отвлекали меня. Но мне пришла и не потерялась мысль записать всё, что я услышал. Всё, что называлось Легендой.. С кем такое ещё произойдёт? Да и самому бы не забыть со временем... Точно, приду домой, и пусть бумага терпит!

Так я пришёл в свою комнату и выполнил обещание перед собой.

«Как ни странно, это началось сегодня…» - я написал первые строки, описывая события дня, с которого, как мне показалось, всё и началось.

И мне нравилось писать, сочинять, облекать в причудливые формы...

Прошёл этот день, вечер...

Меж дел, будь то обед или ужин, просто записывая свои мысли, размышления, я то и дело добавлял что-то в написанную историю, и не мог остановиться...

И почему-то, когда в городе стало спокойнее, и мне самому тоже, я, насмотревшись на ночное небо, вывел на бумаге стих:

“Солнечный день, лунная ночь,
Счастье – ко мне, горести – прочь!”

И вскоре я спал. Перед сном успела родиться мысль, что из всего этого могла бы получиться какая-нибудь песня. Главная песня!

Сколько можно петь чужие песни? (Хотя, честно говоря, будет ли кто петь, назовём, лучше, не "чужие", а чуждые ему песни?.. Думаю, не будет. Только чем-то близкие...) Да, понятные тебе, но не прожитые тобой… Пора петь свои песни, выбирая из жизни только те откровенные слова, которые, перемолоты твоим сердцем – благо их много! – которые никогда не будут сказаны просто так.

Слова нужны, чтоб из них песни составлялись! Не меньше! Меньше – значит, тривиально, говорить ими, просто произносить. А если ещё понижать уровень - получится невнятное бормотание!.. Хотя и говорить можно, напевая!.. И шептать можно таким макаром, что нутро вывернется! Здесь уж сами выбирайте интонацию!

Я спал и слышал, как кто-то мурлыкал мне во сне что-то нежное.

Рина как всегда весело шагала босыми ножками по мокрому асфальту... Она просто знала смысл своего существования, знала, что кому-то нужна. Она была готова по первому зову сердца покинуть уже давно спокойный Рускалим и проявить себя как чувство, где-то снаружи.

Всё это время она просто верила в себя, даже когда я порой забывал о ней, о любви, о лучшем счастье для человека.

Когда она шла по зелёной траве, когда сидела на старых, давно некрашеных лавочках, когда смотрела на небо, закат и деревья на горизонте, ей всегда хотелось подняться ввысь, взлететь от счастья, собой окрыляя человека... Спасибо за верность.

Проснулся я с чувством, что всё хорошо. Ведь всё самое лучшее ещё не случилось, а значит, встречи с этим не избежать. Странно, но я почти не вспоминал разговор со старым добрым парикмахером, а всё больше радовался тому, что записал этот разговор и даже больше.

До завтрака, во время него и после, в моих руках вертелись и читались вчерашние записи. В то чудесное творческое время я старался не суетиться, не прыгать, не радоваться, не слушать музыку, не смотреть телевизор... Вдруг захотелось сформулировать, подвести итог некоторым логически неоконченным мыслям. И это получилось.

"Я записал своё настроение вчерашнего дня, свои умозаключения, и теперь они реальны, они на бумаге. Да, можно сказать, что мой прожитый день не исчез. Он в чём-то спрятан. Я буду помнить о нём... Существуют доказательства моего вчерашнего дня... Я понял-таки: нужно воссоздавать прожитое время, настроение, эмоции, и тогда они не будут пустыми. Если на протяжении всей жизни человек сделает видимым другим свою суть, проявит себя... Это и будет неопровержимое доказательство его жизни!"

И тогда пропали некоторые страхи, обиды, переживания, потому что появилась уверенность, что я обрёл что-то важное в жизни. И это что-то уже появилось на белом свете, как ребёнок...

И все написанные слова были уже ценными потому, что они были не пусты, и даже одно слово, одно дело уже могло объявить всем, что человек – был! Или есть! Доказательства всем нужны... Да ради Бога! Такие доказательства не грех предоставить – всё-таки доказательства твоей жизни!

И вот с таким изменённым мировоззрением я вышел в тот же мир. Конечно, внешне был тем же, но уже наполненный пониманием, а потому и щепоткой счастья!

Я шёл к своим покинутым друзьям. Ведь мы так нелепо растерялись.

“Пойду снова к Миге, - подумалось мне. - Может, из большой компании там кто-нибудь остался... Хотя сутки уже прошли, а у всех дела...”

И снова я был в знакомых местах и уже подходил к известному мне дому. Как и в тот значимый день, перед подъездом стояла толпа молодых людей, хмурых, курящих, противно смеющихся, и как-то недружелюбно смотрящих на всех, кто проходил мимо.

Я приближался к подъезду, и появлялось плохое чувство. “Не испортили бы настроение”, - подумал я. И, как я надеялся, ничего не случилось – я прошёл мимо.

Моя счастливая сущность уже стояла на крыльце и уже набирала код двери, как за спиной донеслось: “Эй, закурить не найдётся?”. От этих слов слегка передёрнуло, но не ответить я не мог – не хотелось трусить! – и я вмиг обернулся.

Однако объектом их вопроса был снова не я. Это был тот же тип с зонтиком, что и позавчера. Он без каких-либо сожалений всучил парням две сигареты и посмотрел на меня, улыбнулся.

- Вы меня заметили, - подошёл он ко мне, - а я думал, вы, как и в тот раз проскочите мимо, в подъезд.
- Вы следили за мной? - я хотел узнать, что происходит.
- Сегодня – да. Вернее, я надеялся вас здесь встретить и поэтому чаще вглядывался в окно. Мои окна вон там, - он показал. - Мы с женой уже восемь лет живём в этом доме, - сказал он и прервался, как будто что-то вспомнил, глядя в моё удивлённое лицо, - а два дня назад я просто шёл по этой дорожке и увидел вас. Через столько времени! Вы нам подарили такую легенду! Куда-то вдруг пропали, а позавчера вдруг предстаёте перед моими глазами. Было здорово вас увидеть в нашем салоне. Я вначале еле сдерживался от расспросов, а через пять минут понял, что вы ни черта не помните, и захотелось рассказать вам вашу историю. Вот так!

Я молчал, соображал, то и дело смотрел на подозрительных парней. Но не упускал из виду лицо старика, как-то ясно улыбающееся мне.

- Может, пойдёмте внутрь, - предложил я, - холодно, дождь был.
- Нет-нет, - отказался тот, - мне просто хотелось убедиться, что с вами всё в порядке. Такое узнать!
- Да, спасибо, - я улыбнулся, - всё хорошо. Это меня... изменило что ли. Наверное, даже как-то вовремя узнал, дорос, чтобы понять, зачем всё это было со мной... знаете, - вдруг мне захотелось с ним поделиться мыслями, - поступив в Университет, я пересёкся с одними ребятами, танцующими брейк... Ну, мы там... сценку на Новый Год готовили... Ну, и один парень, показал, что умеет танцевать... Я тоже попробовал, и у меня как-то сразу получилось, ну не всё, конечно… и я полгода занимался всем этим делом, и давалось всё как-то легко... Может, оттуда и берутся таланты... из прошлых жизней? Наверное, так... - я продолжал, видя, что собеседнику приятно это слушать. - Потом, ведь студенты всякими делами занимаются... В общем, попал я в другую тусовку. Рок-музыка, живой звук, хипповская атмосфера... Познакомился там с ребятами музыкантами, и они научили меня, ну, понимать что ли всё по-своему, вот и волосы видите у меня какие!
- Да, вижу, - усмехнулся парикмахер.
- Так вот, я теперь почти весь в творчестве... - я чуть было не проговорился, что начал писать по-серьёзному. - Атмосфера, знаете ли!
- Понимаю. В юности Pink Floyd слушал... Было дело!

Я заметил, что ребята чего-то стали озираться на нас. Но мой собеседник продолжал говорить и мне пришлось перевести взгляд на него.

- Ты прожил эти жизни, чтобы понять одну, - сказал он, - в ней теперь есть всё, все эти, вернее, те мелочи и даже больше: твои образы жизни, окружения, люди, твоё и их мироощущение, разные обстоятельства... Всё это было раньше. Но всё это – одна жизнь! И никому не отнять те впечатления от каждой из них. А кстати, - игриво произнёс старичок, теребя свою бороду, - сколько жизней у тебя было? Ты подсчитал?
- Не знаю... - начал думать я.
- Слушай, смотри: ты был среди танцующих ребят - раз, рок-музыкантов – два... - начал он перечислять, но я сам подвёл итог (ведь кто, кроме меня разберётся в моих жизнях?):
- Короче, полный «форлайфмайлайф».
- Кто? - засмеялся он.
- “Четыре жизни моей жизни” по-английски, - объяснил я. - Только что придумал.
- Интересно это звучит по-русски! - заметил он.
- Да уж, - согласился я и снова посмотрел на толпу.

Там уже точно косились на нас – стоим два дурака у двери подъезда, разговариваем, смеёмся! – разве такая картина не будет мозолить глаза?

Я посмотрел на Шпакриила Львовича и предложил:

- Хорошо, что мы встретились, здорово всё получилось. Но, пожалуй, мне надо идти. Вам, наверное, тоже.
- Конечно. Хотя я специально оставил в салоне Лилю, чтобы побывать быть в этих местах. Уж очень хотелось обнаружить вас здесь и понять, что всё в порядке.
- Да со мной всё в порядке! Спасибо. До свидания!
- До свидания, - он махнул рукой, улыбнулся и, радостно размахивая зонтиком, пошёл прочь.

Я проводил его взглядом.

Он прошёл между зданиями – этого я уже не видел, но стал придумывать об этом: там, где не было людей, он достал из кармана портсигар и закурил. И какой-нибудь мальчишка, нет, лучше, девчонка, пройдёт случайно мимо и увидит его...

- Такой взрослый, а стесняешься, - скажет она ему.
- Я не стесняюсь, - ответит он, улыбаясь и аккуратно гладя бороду зонтиком, - иначе я покажу дурной пример молодым. Меньше видишь – меньше соблазна!

“Он, наверняка, тогда выкинет сигарету и спокойно пойдёт домой...” - успел додумать я, как услышал в свой адрес:

- Эй, ты чё там встал? Завис что ли?
- Да он старика того провожает... мало ли, чтобы тот налево, по девкам не ушёл... - сострил кто-то из толпы.
- Стою, значит, так надо, - сердито сказал я и попытался открыть находящуюся рядом дверь.
- Подожди, эй. Чё ты с ним так долго базарил, а с нами не поговоришь?!

Раздался очень, ну очень неприятный смех.

- Мне нечего тебе сказать, - я набрал последнюю цифру и дёрнул за ручку.
- Эй, ты, лохматый! - крикнули мне в спину, - иди побрейся!

Кто-то из них видно не хотел по пустякам связываться или просто нашёлся один разумный:

- Да ладно, пусть идёт. Мужик сам знает, когда ему бриться...
- А когда накраситься, - сострил кто-то.
        - "Девушка, вас до дома можно проводить?" - выявился кто-то остроумный третий.

И опять тот же смех. Я повернулся.

- Сам ты баба! - сказал грубо я.

        И в одну секунду этот остряк оказался возле меня, взял меня за грудки и, крикнув: “Ты пацана бабой назвал!”, швырнул меня с крыльца от дверей к толпе.

Я, немедля, соскочил и ударил его. Тот упал на бетонное крыльцо, чуть не ударившись головой.

- Имя тебе – курва! И лежать тебе в земле с таким наречием! - крикнул я на него и ещё раз ударил, когда он почти встал на ноги. Он свалился через лавочку в кусты.
- Умри, сука! - толкнули меня в спину, и я полетел на крыльцо, - вам волосатым пришла пора!

Я не оборачиваясь, поднялся с крыльца и потянулся к двери. И в одно мгновение оказался за порогом, быстро развернулся и закрыл за собой дверь, успев им крикнуть: “Жалко, что когда мы умрём, вы вскоре сдохнете!”

И я побежал на четвёртый этаж и позвонил в дверь. Хорошо, что толпа была ни с этого подъезда, и даже не было здесь у них знакомых – открыть дверь без кода они не смогли. И я смог за время, когда мой звонок в дверь услышали и открыли, прийти в себя и отдышаться.

Мига открыл дверь.

- Привет! Как дела? - быстро спросил я.
- А-а-а-а, - потянулся он, - а-а-атлично!

Он посмотрел на меня.

- А у тебя как дела? - сухо спросил он.
- Полный столбец! - вспомнил я математику. - Пройду?
- Давай, - он дал свободу передвижения по его квартире.

Я вошёл в квартиру, разулся, снял куртку, пошёл в комнату. И на моё счастье, там были Ромка и Женька. “Видать, и вчера хорошо выпили!” - подумал я.

- Привет, - поздоровался я.
- О, привет, - сказал Ромка, пожимая руку, - пропал куда-то...
- Да, было дело.
- Как дела? - спросил Женька, и пожал мне руку.
- Как всегда, - ответил я. Настроение было немножко испорчено, но всё же было приятно видеть друзей...
- Это как? - поинтересовался Женька.
- Ты же меня знаешь, - улыбнулся я.
- У тебя всегда всё хорошо!
- Значит, так и есть! Пусть так и будет дальше!
- Давай садись, у нас ещё тут осталось, - сказал Женька и разлил на четверых, - впрочем, это не последняя.

Выпили. Переждали, пока пары алкоголя перестанут обжигать горло. И началось общение.

В общем, сразу разлили ещё по одной – опростали бутылку. Я заметил, что они начали недавно – это была первая. Закончили разливать на мне. Досталось чуть меньше, чем у всех. Женька тут же открыл вторую.

- Тебе подлить? - спросил он.
- Мне не надо подлить! – не двусмысленно сказал я, и мы оба улыбнулись.

Засмеялся один Ромка – понравилась шутка. Мига, развалившись на своём диване, курил.

- Пить, так пить! Долей ему! - сказал он Женьке.
- Погоди. Сказку про сестричку Алёнушку помнишь? - спросил я его.
- Про сестрицу Алёнушку, - поправил Женька.
- Ну да, - согласился я с ним.
- И чё? - спросил Мига.
- Да ничего особенного. Просто там говорили её брату: “Не пей из копытца...” Но не послушал Иван-царевич, выпил и стал Иваном-дураком.
- Чё гонишь-то? - грубо сказал Мига, - он сроду не был царевичем, из крестьян он был...
- Да я пошутил, - засмеялся я, - просто вдруг придумал: Иван-царевич превращается в Ивана-дурака. А виной тому жидкость... Это как басня что ли, мораль и всё такое...
- Похоже, - сказал Ромка, улыбаясь. Надо сказать, он всегда слушал разговоры с улыбкой (если это, конечно, были интересные разговоры).
- Да, - поддержал Женька, читая этикетку, ни на кого не смотря: - “беременным не рекомендуется”...
- Что, не пить совсем что ли? - Мига противостоял моей морали, - тебе вон чуток не налили, а ты тут развёл... Не мешай отдыхать!
- Да я ж просто так, да и, наоборот, без претензий к налитому, - спокойно сказал я, понимая, что тот и не сердится. - Как-то придумалось. Решил сообщить... Интересней ведь стало!
- Интересней. Ты прав, - согласился он и пошутил, то есть потушил сигарету. - А помните, как мы по улице ходили, несколько лет назад, и... стихами говорили? А, Жека, помнишь? Портвишок был в нас...
- Помню, помню.
- Вот это было здорово... “Идём по лужам, нам свет не нужен, магазины светятся... ждёт запой в полмесяца”...
- Ха-ха, - рассмеялся Ромка. Потом все остальные.
- Вот видишь, - как бы сделал мне замечание Мига, - а ты всё: мораль, мораль... Если бы не “жидкость”... Давай выпивай и выдай стихом чего-нибудь опосля...
- Потом. Я тут песню вот сочинил.

Женька удивлённо сказал:

- Ну, замечательно!

Ромка добавил:

- Гитара на кухне.
- Сейчас, - я пошёл за гитарой.

Взяв в руки гитару, я посмотрел в окно. Там была непонятная погода. То ли пасмурно, то ли где-то проваливались сквозь тучи лучи Солнца. Я быстро оглядел горизонт и вышел из кухни. Сел на стул. Посмотрел на всех. “Покраснел, наверное, - подумалось мне, - да ладно!”. Вздохнул, покашлял, ещё раз вздохнул, и заиграла струнная музыка.

- Посвящается друзьям и мне, - пока не начал петь, сказал я.
- А у тебя друзья-то есть? - спросил Мига этакой грубой шуткой.

Каков вопрос, таков ответ.

- Нету, - ответил я и широко улыбнулся, давая понять, что тоже шучу.
- Ну ты и сволочь!

Наверное, это тоже была шутка.

Я запел. Все затихли. Когда всё закончилось, мне задали два вопроса:

- А почему такая грустная? - первый.
- А зачем кричать-то? - второй.
- Как скопилось, так и выплеснул! - уже без улыбки выдал я.
- Да-а-а… - произнёс Женька, - грузит сильно!
- А мне понравилось, - сказал Ромка.

Мига немного покритиковал:

        - Нормально. Только вот похоже на кого-то... Да и вообще, слишком много таких песен.
- Каких?
- Тебе ж сказали – грустных. А жизнь-то прекрасна!
- А ты не догадываешься, почему их столько? - спросил я и сам ответил: - Да потому что жизнь – такая!
- Не спорю, - не возражал Мига, - только что ты хотел сказать этой песней?
- То, что я думаю, - спокойно отвечал я на все вопросы, хотя они совсем мне не нравились.
- Блин, да это понятно. Просто таких песен – полно. А ты ещё один, который... Ты же не собираешься идти на сцену, бабки зарабатывать... Ты для чего её написал, для народа?..
- Нет, для себя, - без паузы сказал я, поймав на мысли, что никогда над этим не задумывался.
- Ну, как это – для себя? Всё равно ведь для кого-то придётся исполнять. Да и вообще, - не унимался Мига, - это тебя не прокормит. Работать надо, чтоб польза обществу была. А все эти музыканты...

Я понял, куда он клонит.

- Ха, - улыбнулся я, - зато я буду с песней по жизни, а ты будешь с пенсией по жизни. Разницу ощущаешь. Вся жизнь в работе. И для чего? Для пенсии. А сейчас что, не важно, чем ты живёшь и о чём думаешь? Не спорю, работать надо, но ведь и культура должна нарабатываться: песни, стихи, живопись...

- Да ладно ты, - засмеялся Мига, - ты молодец, что знаешь, зачем это нужно. Дай мне руку.
        - Спасибо, Гурман, - поблагодарил я его за часто совпадающий с моим вкус к музыке и подал руку.
        - О! - удивился он. - Давно меня так не называли.

        Состоялось рукопожатие.

- Ты прав, какой может быть порядок в государстве, если у нас до сих пор жуликов в трамваях возят? Самому приходилось... - недовольно продолжил Мига, он же младший лейтенант милиции Гуров.
- Да мне тоже, - вспомнил Женька, - а куда деваться? Мы ведь пока так... Ни машины служебной, ни четкой схемы действий... Надеваешь на него наручники и в отдел.
- Дела! - проговорил я. - Придумать бы философский ремень!
- Чего? Ты опять чё-то придумал? - спросил Мига.
- Да. Есть ведь философский камень, превращающий чего-нибудь в золото, а нашему обществу нужен философский ремень: превращать избалованных людей в воспитанных.
- Круто. А ещё бы философскую бутыль – превращать воду в вино, - предложил Ромка.
- Заканчивается оно! Рифма! - радостно крикнул я, показывая на нашу жидкость.

Так появилась проблема – купить ещё вина. Да разве ж это проблема?

У меня были деньги, а значит, никаких проблем на тот момент не оказалось. Мы с Женькой радостные вышли из подъезда. Я даже забыл о возможной опасности у подъезда... Вспомнил лишь в магазине. Облегченно вздохнул.

- Давай сырок “Дружба” к портвейну купим, - сразу же вспомнилось мне, - я эту традицию у рок-музыкантов заметил.
- Яблоко и сырок, - сказал Женька продавцу.

И через N минут ещё одна бутылка радовала нас.

А потом настал другой день. С утра я успел выпить пол-литра кефира, и уже в двенадцать ходил по улицам города.

Проходя мимо Универмага, того самого, где после долгого отсутствия встретился Женька, я вспомнил про “зародыша”.

Заполненный мыслями, я не заметил, как уже зашёл внутрь и подошёл к стеклу, за которым красовался этот серебряный дельфинчик. Появилась мысль купить его, но она была тут же отогнана размышлениями о том, что я узнал на днях. Обо всех переплетениях жизни, о том, что всё не так просто и не так, как мечтается. Ведь я уже дарил!.. И было это крайне легкомысленно... Тогда хотелось романтики, а сейчас...

Я просто всегда себе придумывал какую-то мифическую идеальность. Которой и быть то не может. Уж слишком далека она от реальности. Была наивная мечта, а теперь – нету! Её зародыша уничтожили на корню!.. А может, просто пора взрослеть? Хватит мечтать впустую!

Я последний раз взглянул на медальон, вздохнул и, уже шагая прочь, с сожалением подумал: “Но ведь и простодушие может разрастись до умудрённости!”. И тут же сработал механизм оптимизма, и я продолжил: «Надо только лет сто пожить в режиме протрезвлённости!».

А дальше шли дни, недели. Добавились новые заботы, новые радости, новые знакомства и ещё много чего никогда не встречающегося.

Стоит ли говорить, что Земля круглая? Думаю, нет. Но случилось (конечно, в подтверждение округлённости Земли) так, что мне пришлось встретить команду тех самых брейкеров, с которыми общался Юкс. Конечно, многое с тех пор изменилось, но Мама всё там же. И вокруг неё полно детей!

А ещё (так в жизни тоже бывает!) двое брейкеров: братья Игорь и Женя стали увлекаться рок-музыкой и, по воле таких обстоятельств, стали чаще общаться с рок-музыкантом Антоном Черепановым, тем самым, с которым когда-то душевно разговаривал Мак. Отец Антона, доктор Черепанов, был другом отца Игоря и Жени, тоже врача, и ребята с самого детства общались друг с другом, хотя имели разные вкусы и увлечения.

И теперь (из-за того, что круглая Земля ещё и крутится!) мы с Антоном и его друзьями весело и общительно проводили время. И всё за разговорами, за разговорами.

В один из дней я постучал к нему в дверь.

- О, привет! Заходи. Рад тебя видеть, - обрадовался мне Антон.

Он пересыпал из правой руки кучку канцелярских кнопок в левую и подал мне её. Мы поздоровались. Антон зашагал к столу, призывая двигаться за ним.

- Эй, у тебя кнопка упала! - заметил я.
- Да ладно, потом наступлю! - пошутил он. - Иди посмотри... - хозяин комнаты и вправду был несказанно рад. Поделиться успехом с понимающим человеком всегда доставляло ему радость. Я посмотрел на стол.

Там были разбросаны альбомные листы, карандаши, краски, фотографии – Антон занимался художеством. Вернее, он уже нарисовал и собирался прикрепить своё произведение к стене, но тут пришёл я.

- Ну как? - спросил он.
- Здорово, - не солгав, сказал я.
- То-то, - он принялся-таки крепить свою картину на обои. - А я пока ещё рамку не сделал. Пусть пока так.

Сделав задуманное, он сел напротив меня и специально мне улыбнулся.

- Волосы отращиваешь? - спросил он.
- Нехай растут! - весело сказал я.
- Правильно, - похвалил он меня. - Будешь на него похож. - Он показал на плакат группы “System of a down”, - у него вон тоже кудряшки, - добавил он, а после спросил, - ты такое слушаешь?
- Ну да, начал.
- Ясно. Серьёзные ребята, - сказал Антон и повалился на кровать, - а ты знаешь группы “Ленинград” и “Король и шут”?
- Конечно.
- Ну и как? - задал он провокационный вопрос.
- Не знаю, нормально, - без критики и оценки ответил я, - можно слушать.
- Да лажа! - чуть громче обычного заявил он.
- Почему “лажа”? Фольклор.
- То есть? - не понял АНтон.
- Сказки, быт людей, вперемешку с традиционным матом, - объяснил я.
- Ха-ха, - засмеялся он, - ну да, эт правильно! Хорошо, что я вырос на других вещах! А ты на чём?

Я тогда задумался. В общем-то, и говорить было нечего – слишком мало в детстве у меня было “правильных” исполнителей. Пришлось отшучиваться.

- А я вообще-то, ещё не вырос!
- Почему это? Ты же старше меня. Себя я считаю взрослым, а значит, и ты – взрослый.
- Не факт. Я был взрослым в детстве!
- Ну, ты сказал!
- Да просто за все эти годы я многое понял... А когда многое понимаешь, тогда многое становится другим. Просто взрослые, не думая по-детски, гробят мир. В отместку за это приходится быть ребёнком, чтобы хоть как-то держать ситуацию, хотя бы в равновесии, - я широко улыбнулся.
- Ну ты, я скажу, поэт! - заявил Антон, - умён не по годам.

Ко мне пришла мысль.

- А хочешь, я и на эту фразу что-нибудь образное скажу, - как-то хвастливо спросил я.
- Ну, давай.
- Кх-кх, - покашлял я, встал на табуретку и как будто цитируя персонажа какой-нибудь пьесы, высказал:
- Я родился раньше себя – я не думаю вовремя!
- Ха-ха, здорово! А можешь продолжать наш разговор в таком же духе? - не без любопытства предложил Антон.
- Попробую, - не без выпендрежа ответил я.

Антон опёрся спиной к стене. Я тоже сел поудобнее.

- Слушай, давай о чём-нибудь серьёзном поговорим, - предложил мой собеседник.

Я согласился, и мы задумались в поиске темы. Я то и дело старался смотреть в окно. А Антон закурил, открыв форточку.

- Слушай, а что для тебя добро, зло, хорошо, плохо? - начал Антон.
- Хорошо, плохо... Нормально! Об этом надо говорить.
- Не понял.
- Объясню: все делят друг друга на плохого, хорошего, своего, чужого. А ведь всё это имеет в человеке место. Всё рядом! Назови хоть одну проблему, которая попрёк горла.
- Ну, получай! Дураки и дороги!
- Дураки, дороги... Да обычные дела! Что же в них плохого? Это нормально. Уже, по крайней мере... К дорогам уже привыкли, а дураков не всегда от умных отличишь... - я призадумался.
- Ты чего, - заметил это Антон.

Я засмеялся, быстро залез на табуретку и опять, как из пьесы: “Умные люди в глупых местах как сахара ложка в котлетах!”

Антон засмеялся:
- Знаешь, а ты сейчас на пионера был похож. Тебе бы ещё галстук.
- Обойдусь, - сказал я и снова спустился вниз.

Антон вдруг вспомнил:

- Интересно, а ты и вправду считаешь, что ребёнком быть – хорошо? Ну, то есть, что они не такие опасные для мира? Ведь дети разные бывают... Да и вообще, я многих знаю, кто из них хочет поскорей стать взрослым. У нас же же больше возможностей, а ребёнку многое не дозволяют.
- Ну не дозволено, и что? Значит, рано ещё! А то, что дети бывают разные – факт. Ребёнок рождается с заложенным характером. По поведению же видно воспитание родителей и...
- Подожди, а если, например, отца не было в детстве?
- Отец был всегда! Он как бы генами повлиял на своего ребёнка, конечно, его часть... А когда ребёнок рождается, тогда уж другое начинает воспитывать!
- Ну да, понимаю, окружение...
- И люди, и, конечно же, информационная среда.
- Музыка! - обрадовался Антон, - я всегда говорил, что рок повернёт сознание людей в правильное русло!
- Ну да, бесспорно, что всё, что мы слушаем, действует на наш мозг, на нашу психику, а ещё, - начал я размышлять, - очень важно и то, что мы порой не слышим вовсе.
- Не понял.
- Я хотел сказать, что я знаю, зачем выключаются магнитофоны и телевизоры во время грозы.
- Зачем же?
- Чтобы оторваться от трансляции и послушать гром, понять, как природа играет. У неё очень мощный барабан. У неё тоже есть музыка.
- Поэтично, - заметил Антон.
- Да уж, - согласился я, но продолжал, - а помнишь, мы говорили в прошлый раз о ребятах-брейкерах?
- Конечно, и чё?
- Да я сейчас о Маме вспомнил... она заботится о них. Поэтому там каждый получает хоть чуточку внимания, доброты, сочувствия, помощи... Я к тому, что один человек может держать вокруг себя, вернее, не распускать... ну, то есть, если ребёнок занят делом, он уже не будет безобразничать.
- Это ясно. А зачем она так не жалеет себя? Столько нервов...
- Наверное, это просто инстинкт, - предположил я.
- Не знаю, я бы так не смог. Честно, - признался Антон.
- Это, может, пока. Пойми матерей. У них же есть самое главное.
- Ребёнок? - подсказал он.
- Да. Вот у тебя было так, чтобы твоя частица была бы для тебя целым миром? А у них это есть!
- Понимаю, - задумался Антон, - младенец внутри... Слушай, а давай тему сменим...
- Ну, давай.

Опять настала пауза. Прервал её я – тема была под рукой.

- Смотри, Антон, что я сегодня написал на лекции общей теории относительности, - я достал тетрадь и зачитал:

“Постоянная света, постоянная счастья, постоянная жизни... сколько ещё здесь констант?”

- Красиво и глубоко.
- А ещё вот стихи... - я снова забрался на стул.

«Пространство и время плоские в наших глазах,
И мы не выйдем за рамки своих мысленных представлений.
Дано мне летать, тебе – сидеть на камнях.
Ограниченность жизни в том, что она не всегда приключенье!»

- Блин, Макс, да ты давай уже песни пиши что ли! Такие стихи! Эту мысль, это четверостишие можно так круто развернуть, в такую песню!
- А я уже кое-что придумал... А вдруг наша жизнь и есть главное приключенье! Мне кажется, тогда я смогу столько много написать... получится длинная песня...
- Жизнь как приключение?.. - задумался Антон. - Пожалуй.
- Жизнь – театр всех актёров! - добавил, а может, уточнил я. - А вдруг эти “приключения” наши записаны...
- И что? Мы теперь должны дожидаться пока нашу книгу не возьмут с полки, чтоб потом поставить пьесу?
- Зачем ждать? Мы же себя чувствуем? Да! Значит, мы активизированы! Мы живём! Ну, понимаешь? Про нас ведь уже читают! - я поднял голову вверх – на Тебя, кто читает эту книгу жизни, и воскликнул: - Улыбнись, Читатель – персонаж смотрит на тебя, машет рукой! - я помахал, продолжая: - А ты ведь тоже, Читатель – персонаж, как я и он! Вдруг они (Силы Небесные) тоже сейчас смотрят на тебя? Эй, улыбнись!
- А ты сумасшедший парень! - сказал радостно Антон.
- Конечно, - согласился я, выкрикивая в шутку: - а если ты не сошёл с ума – тебе не место в наших рядах!
- Да не, я с вами! Я вообще собираюсь завещание писать, - откровенно сказал Антон, чуть погрустнев, - чтоб опубликовали мои песни, стихи, дневники...
- Завещание? - удивлённо произнёс я и посмотрел на него. - Как-то грустно... Я думаю, ты сам должен успеть издать всё это, а не другие. Трудиться над этим надо самому... Пойдём на кухню лучше – что-нибудь приготовим! - предложил я.
- Можно. Хотя не охота.
- А я тебе на это отвечу фразой моего дядьки, произнесённой летом, которая звучала так: “Ты пионером можешь и не быть, но “на картошке” быть обязан!” и переделаю её для нашей общаги: “Готовить можешь не хотеть, но быть на кухне ты обязан!”. Пошли!
- Ой, кто бы говорил! Сам-то не часто готовишь! Как я к тебе ни приду, всё Колян готовит.
- Согласен. Когда Колясик стоит у плиты, мне нечего беспокоиться о еде! А я просто часто занят... И дела ты мои знаешь... Пойдём!

Мы покинули его комнату и оказались на кухне. Стали чистить и резать картошку.

- А хочешь “партизанский” Анекдот? - предложил Антон и тут же начал сам смеяться. Увидав на моём лице одобрение, он начал: “Молодой человек застрял в лифте с одной ну очень симпатичной незнакомкой… - Странно, - подумала, пришедшая на вызов находящихся снаружи лифта людей, лифтёрша, - люди застряли, а никто не жалуется!”

Антон засмеялся, как будто это ему рассказали анекдот, а не он сам.

- Забавно, - согласился я, поддержав смех, - а хочешь, я тоже рассажу?
- Давай.
- Купил Егорка Летов себе мобильный телефон и давай SMS-ками баловаться!

Смех не заставил себя долго ждать.

Пока все “смешинки” вылетали из наших ртов, картошка успела очиститься и попасть на сковородку. Ждать её приготовления пришлось на бело-голубой кухне, при этом ведя лёгкий разговор.

- Слушай, а как тебе имя “Оля”? - стесняясь, спросил Антон.
- Оля, - задумался я, - имя, похожее на салат.
- Но чем?! - он вытаращил на меня глаза.
- Ну, там... - я начал придумывать, - ... Оля, Оле Лукойе, лук, морковь... салат.
- Да, незабываемый бред!
- А почему ты вдруг спросил? - поинтересовался я.
- Да так, - замялся Антон, - имя “Оля” похоже, на имя “Юля” – всего одна буква другая... Как будто что-то одинаковое означают эти имена. Только вот мне имя “Юля” больше нравится...
- А может, тебе сама Юля нравится? Ну, та, которая с тобой в группе учится? - раскусил я его.

Он немного покраснел. Не хотел говорить.

- Да, нравится... Но пока мы просто в гости друг к другу пару раз ходили. Тетради, учебники, расписание на завтра...
- Всё впереди.
- Ага. То ли ждать, то ли действовать?
- О! Это великое дело – ждать!
- Всему своё время! - согласился Антон.
- Всему своё место! - недвусмысленно сказал я. - Темнота – друг молодёжи.

Он улыбнулся. Понял-таки.

- Да, не видно никого.
- Или не видно кого, - пошутил я.
- Слушай, а давай за понимание выпьем! С тобой интересно общаться! Я сбегаю.
- Давай. У меня денег осталось немного...
- У меня есть. Ты картошку мешай. Только ладом давай и почаще. На тебе ложку.

Он ушёл. Я помешал картошку и пошёл за солью и приправами.

- Как тебя зовут? - спросил я, проходя мимо зеркала.
- Сок! - ответили мне, улыбаясь.
- Почему так? - зная ответ, спросил я.
- Потому что добрый!
- Правильно! - согласился я и продолжил путь.

Вскоре пришёл Антон с бутылкой портвейна и с грохотом поставил её на стол.

- Ты что его так? Разобьётся! - обеспокоился я.
- И вправду, чего это я? С этим нужно поаккуратнее...

И вскоре распочатая бутылка стояла рядом с жареной картошкой.

- А я тост придумал, - встал я с наполненной кружкой:

“Пьяному русскому всё равно. Потому что, выпив грузинского вина, душа вдруг переходит из всего тела в сердце русское, и не чувствуют тогда холода по снегу ни ноги босые, ни голова буйная, голова шустрая! Так выпьем же за оберегающее душу сердце!”

- Благодаря вину! - добавил Антон, и мы осушили кубки.
- Царица-жизнь и Солнце как корона! - удовлетворённо произнёс я, когда всё было выпито и съедено.
- Хорошо! - согласился пьяненький Антон и завалился на свою кровать, - Опа! Я лень поймал! Сытым и мир-то не хочется менять...
- Да, в ответ на фразу: “Дайте мне точку опоры, и я переверну весь мир”, я бы сказал сейчас так: "Дайте мне тапочки что ли, может диван станет мил!".
        - Сочинять любишь? - спросил Антон.
- Ага.
- А что ещё?

Я развалился на стуле, откровенно от алкоголя и романтично от себя произнёс: “Я люблю вечное – музыку, я люблю мгновенное – тишину”.

- Здорово. А я люблю, когда всё получается. Хочу, чтоб жизнь оказалась удачной... хоть этого и не должно быть.
- Почему ты так думаешь?
- Да так... ну, например, мы с Юлей будем вместе... А ведь со временем всё равно появятся маленькие трещины... Идеального ведь ничего нет.
- Точно, - согласился я, но был оптимистичнее: - Как говориться: “По идее идеальный идол в идеальности только у идиотов!”
- Ха, чего?
- Я говорю, что лишь у сумасшедших всё в порядке. Ну, знаешь, дураки не знают, что они дураки. Оттого им и легко.
- Ну да. А нам что делать?
- Прощайте за будущее! Посмотрите в даль времени, дамы и господа!
- Угадывать, что будет и заранее прощать? Разумно! - согласился Антон, слез с кровати и закурил, - хотя не всегда угадаешь, что тебя ждёт... даже так зачастую. Поэтому я и хочу написать завещание. Как бы себя подстраховать... чтобы задуманное выполнилось, пускай другими...

Он замолчал.

- А знаешь, когда умирают чаще всего? - спросил я его.
- Когда? - он посмотрел на меня.
- Когда хочется жить! В этом и состоит счастье – не сложить руки на грудь!

Он подумал. С его губ давно пропала улыбка.

- А вы сильно обидитесь, если я умру?
- Я потеряю друга, - ответил я.
- А мы с тобой друзья? Ведь так?
- Конечно. Почему ты спросил?
- Да чё-то последнее время стал замечать какие-то перемены в общении с ребятами, с группой. Как будто разговоры за спиной... Какие-то раздоры.
- Раздоры это плохо! Нужно наоборот – сходиться! Мне всегда нравится знакомить моих друзей, незнакомых меж собой. Как будто я их в одно связываю, а сам могу со временем и в стороне остаться... Раньше они знали лишь меня, но не как друг друга, а потом – друзья хорошие!
- А у тебя много друзей? - спросил Антон, докурив и снова сев на кровать.
- У меня много друзей, только это всё не я!
- Что ты имеешь в виду?
- То, что было бы здорово иметь рядом абсолютно таких же, как я. Мы бы все разом такого бы сотворили! Это ведь такая помощь, когда кто-то думает также как ты!
- Ну да, только быть такого не может, чтоб люди были одинаковы... Мечты, ведущие к одиночеству.
- Возможно, хотя я не один: нас как минимум двое!
- В смысле? - не понял он.
- Совесть – главный спутник человека. Совесть контролирует человека, управляет им, подсказывает...
- Не только совесть. Есть ещё и страх.
- Да, страх и совесть схожи по природе. Вот только совести в этом мире чуть поменьше!
- Ну да, может, от страха все глупости и возникают? Откуда берётся, например, агрессия? Не сами ли мы виноваты в своей ярости. Страхи порождают замкнутость, а потом появляются всякие патологии, извращения...
- Самое большое извращение, какое я видел, это – вилкой есть хлеб... Руками надо! Желательно теми, которые его делали! Люди сейчас не ценят труд других людей и бессовестно выкидывают хлеб в мусорку, кидаются им.
- Мои одноклассники так делали...
- Дураки.
- Ну, ты, блин, прям хочешь мир сказкой сделать!
- А почему нет? У Льва Толстова, например, была мания “Weltverbesserungswahn” – мечты об улучшении мира. По-моему, это здорово!
- Мечты!
- Согласен, - не стал спорить я, но добавил, - хотя всегда нужно помнить о хорошем, пусть даже мечтать. А когда мысли об этом достигнут предела, не будут помещаться в голове, сделай что-нибудь.
- Что?
- Сделай что-нибудь со смыслом! Добро всегда должно быть подкреплено смыслом. Иначе, зачем оно нужно?
- А как проверить, добро со смыслом или без него? Его не проверишь. Добро оно и есть добро.
- Правильно, - согласился я, - не смог проверить добро – поверь в него! Это должно быть верным.
- А если нет?
- Значит, я не прав.

Честно говоря, пол-литра “золотого” портвейна уже давно сделали своё дело, и этот разговор был разговором двух пьяных молодых людей. Немного хотелось спать. Мысли порой путались, но всё же произносились вслух, пусть даже не в тему разговора.

- А когда-то золото не значило ничего, когда-то золото было – ноль.
- Ты это к чему? - спросил меня Антон.
- Да к тому, что ценности раньше были другими... Честь, Целомудрие... А сейчас только деньги...
- А тебе не нужны деньги?
- Я бы сказал так: Не во всём нужен такой посредник! Разве нужны деньги, чтобы дышать? «Дыши и не думай платить!» - только так!
        - А если в каких-то местах специально улучшают качество воздуха?
        - Это потому что людям стало безразлично, каким воздухом дышать. Не следят за природой...
- А может, человечеству некогда задумываться над этим? Ведь прогресс набирает силу.
- Ха. Необоснованные “некогда” иногда раздражают! Что значит “некогда”? - сердито спросил я, - это ведь наше здоровье – чистый воздух.
- Что ты так пессимистично? Ты ещё заплачь!
- Я бы заплакал, да кто ж мне даст – некогда хворому вспомнить про боль!.. Конечно же, ты прав – плакаться не стоит! Терпеть нужно. Как-то жить... через проблемы, через обстоятельства. Испытания даны нам по силам...
- Можно и проблемы избегать. Не замечать.
- Временно – да. Потом всё равно с ними столкнёшься. Проверено. Да и как-то привык я, мне легче в этом смысле в гору идти – трудно выбирать, с какой стороны обходить!
- Решать проблему сразу же?
- Ну, типа да. Сама по себе она не рассосётся.
- Почему? Бывает, - Антон снова прилёг.
- Бывает, - подтвердил я.

Мы помолчали. Алкоголь нас разморил. Антон то и дело закрывал глаза.

- Чё-то кумарит. Подрыхнуть не хочешь? - предложил он.
- Я бы уснул – была бы причина!
- Она есть – мы напились.
- Да это не причина.
- Может быть, - глаза Антона уже были закрыты, - только что себя насиловать? Меня вот вставило, и я лёг. Тело ведь оно не железное! Что скажешь? Ты, кстати, давно красиво не говорил, как тогда... Что скажешь про эксплуатацию своего тела?

Я улыбнулся оттого, что ему понравились мои поэтические образные выражения-соображения.

- Я изнашиваю тело своё делами земными, человеческими, чтобы освободить душу к дому!

- Ух ты! - он открыл глаза, - молодец! Завернул! Так сказал, как будто спешишь поскорее на небо!.. Сознательно изнашивать тело... Надо же!..
- Кто ищет, тот всегда спешит!
- Ищет смысл! - догадался Антон.
- Точно.
- Ну ты даёшь! - он положил руки под голову, чтобы лучше меня видеть, - слушай, а почему ты и вправду часто грустный? Конечно, так многие... Но вот ты почему?..

Я усмехнулся.

- В душе постоянно пятое время года!
- Как оно называется у тебя? - с большим любопытством спросил он.
- Никак. Просто порой не хватает воздуха... пить. Жажда какая-то, понимаешь?
- Печально. А пошто так?
- Да это личное.
- Расскажи.
- Не хочу.
- Ладно, давай тему сменим.
- Давай.

Антон привстал, дотянулся до сигает и закурил. Я тоже встал и подошёл к окну.
- А через марлю всё равно льёт, - сказал я, смотря на форточку.
- Конечно. Это ведь только от мух.
- Согласен.
- Слушай, а почему ты всё время соглашаешься?
- Почему? Не всегда, - возразил я. - С тобой соглашаюсь, потому что одинаковые мысли. Хотя и спорить не люблю.
- Почему? Ведь в споре рождается истина.
- А вот и нет, - улыбнулся я. - если подумать, никто и не подозревает, что в споре рождается лишь компромисс!

Антон не ответил, но было заметно, что он задумался.

- Слушай, ты, я вижу, умеешь думать, - без лести сказал он, - но вот ты закончишь учиться, кем работать пойдёшь? Не охранником же?
- Охранником я точно не буду, - я засмеялся, - я хочу быть дворником. Дворник дядя Максим! Звучит! Выходить в пять утра и мести, а вечером с горестью смотреть на махи руками с полупустыми бутылками, а иногда и подходить объяснять молодым...
- Ой, старый нашёлся!
- А почему нет? Я же буду работать дворником, когда время настанет... Захочется покоя...
- Когда с утра просыпаешься и делать нечего? Когда пенсия – и никаких забот!
- Ну, вроде того! Встаёшь с утра и твой лозунг: “Да будет утро, да будет чисто!” - я по-дружески толкнул его: - А потом придёт Антошка – поиграем мы немножко! Как ты думаешь, гитары тогда не выйдут из моды?
- Нет, это же инструмент для честного голоса! Честь - она никуда не денется!
- Будем надеяться!
- Вот! Иди лучше рок-музыкантом работать! - в шутку предложил мне Антон.
- Разве это работа? Работа предполагает деньги. А музыка не материальна!
- Это называется гонорар! Почему труд – а это труд! – не должен оплачиваться?
- Да, ты прав, просто как-то неудобно... Ведь петь – прежде всего, от себя! О себе! Своё! А если будешь петь за плату – будешь должен! А двор мести...
- Ха-ха! А это интересно – дворником работать! Раньше рок-музыканты кочегарами работали... Придумал же!
- А почему нет?
- Не знаю... быть дворником... Одному – ещё куда ни шло, а если с женой, детьми...
- Ты прав, - грустно сказал я. - Только мне кажется, что я буду один.
- Почему?
- Да как-то с этим не ладится... Слишком много мечтаю на счёт этого, а сам... нерешителен, что ли...
- А какой должна быть твоя девушка?
- Она должна быть. Просто быть!
- Так, может, она уже есть? Может, даже рядом? Ты ведь сам говорил – ждать!
- Да сколько можно-то? - повысил я голос.
- Ну не знаю... Пока просто живи, пиши стихи, пой песни... Тогда у тебя уже что-то будет, ты будешь не только непустой, но и будешь необходим людям... Развивайся творчески, проявись! Тебя увидят…
- А может, я начал мемуары писать аж с семи лет? И любое слово, написанное мной, только обо мне! - почему-то придумал я.
- Видишь, рифма! У тебя талант!
- Да, моё сердце поёт – голос кровью наполнен! - придумал я ещё.
- Что поделать? Кровь – цвет, который выбрала любовь!
- Ты тоже здорово сочиняешь, красиво! - похвалил я.
- Спасибо. А всё-таки, в чём твоя проблема-то?
- Ну, я же говорю: мечтаю я много, идеализирую... Алгоритмы встреч обдумываю перед сном...
- Ух ты! Это интересно! Расскажи, а?
- Ладно, - я начал вспоминать.

Вспомнил.

- Ну, допустим, как будто будем мы ехать, скажем, в лифте... Полно народу будет. Я буду близко к ней. Улыбающийся. И она скажет тихо мне: “Он наступил мне на ногу”, и глазами укажет на какого-нибудь дядьку. А я отвечу: “Я сделал бы всё по-другому”. Она спросит: “Как это?”. “Я подам тебе руку!” - отвечу я. Вот.
- Забавно. А ещё?
- Ещё я представляю такую картину: прямо на улице подойду к симпатичной девушке, вернее, пойду рядом. Она заметит, но будет молча идти. А потом я скажу:
- Странно, но я хочу тебя спросить.
- Почему, странно? Спроси, - скажет она, обязательно, улыбнувшись.
- Я хочу спросить, но не знаю, о чём, - отвечу я ей. - Я ещё не придумал. Пройдёмся: я придумаю – спрошу.
- Ну, пойдём, - заинтересовавшись, согласится она.
- О! - вскоре воскликну я. - Глупый вопрос: “Любишь дождь?”
- Ну да, летний.
- Тогда пойдём к фонтану... там капли воды...
- Пойдём, - согласится она, и это будет очень здорово, потому что это будет необычайное знакомство.
- Ведь так? - спросил я Антона.
- Необычно. Но и, правда, как-то сказочно. Иногда надо “ля-ля-тополя” – проще, уверенней. Делать “ю-ю”, вот, что порой важнее для девчонок, - он весело показал движения “ю-ю”.
- Издеваешься? Чё как клоун-то? - чуть обиделся я.
- Смешно?
- Нет. Как злой клоун... - я отвернулся от него.
- Да ладно, извини, хотел взбодрить!
- Спасибо... Просто столько много расставался, вернее, вообще не получалось встречаться, даже поговорить. Так, только взгляды...
- Слушай, если не пережить, значит, надо всё это дело пережевать! То есть перемолоть боль разлук, - успокаивал он меня.
- Может быть. Но какого чёрта мне лезут в душу и, если вылезают из неё, обязательно обкрадут её?
- Не знаю. Люди так устроены... Всё человечество страдает от эгоизма!
- Да шут с ним, с человечеством! Есть я, я – часть их же человечества! Почему меня убивают?
- У тебя же есть выбор. Их много. Одна убивает, другие наоборот... Не подошла одна – ищи другую! Шерше ля фам!
- Ха! “Ты найдёшь свою единственную, но это не я” - написала одна. - Но скажи, какого чёрта я должен думать про следующую, если рядом, вернее, в голове, уже кто-то есть?! Всегда же думаешь, что это ОНА и есть! Половина тебе всего одна нужна! Не бывает двух половин, если ты сам – половина!.. Если только самому не быть половиной...

Я замолчал.

- Слушай, Антон, - спокойно сказал я, вспомнив, - ты собрался писать завещание. А я тебе это обещаю. Обещаю, что сделаю, о чем попросишь. Ты ведь мой друг. А ты исполни мою просьбу. Каждому из друзей нужно помогать, хоть чуть-чуть... иначе, на чём держится дружба?
- Какая просьба-то? - не терпел мой друг.
- Слушай, - я говорил грустным тоном, - я нарисую её портрет – её лик почудится мне во сне, покажу тебе, скажу: “Возьми. Храни его в своем портмоне! Увидишь – передай привет”... Ты пойдёшь однажды вдоль улицы и, уже пройдя мимо, обернёшься, остановишь её, со слезами на глазах – меня уже не будет! – и передашь ей привет и немного грусти моей... А у неё будут слёзы о всевечном соприкосновении её и меня. Слёзы, о том, что появилась, но не проявилась любовь, когда мы увиделись впервые, во снах... Но и слёзы улыбок, оттого, что что-то выросло и окрепло внутри нас, когда мы вспоминали когда-либо возможные близкие образы друг друга...

Я замолчал. У Антона не было слов, он качал головой. Я смотрел ему в глаза ровно три секунды, а потом расхохотался:

        - Ну что, как история?!
- Да-а-а, Макс! - воскликнул он. - Молодец! Такому романтику как ты русалку или королевну какую-нибудь надо!
- Не-а, не моё! - радостно сказал я.
- А что тогда твоё?
- Солнце моё – моё! Я ему всегда буду улыбаться!
- Улыбка, - произнёс загадочно, даже мечтательно, Антон и растянул улыбку.
- Улыбка…

После этого разговора куда-то мимо прошло время. Не важно сколько...

Была чудесная пора. На скамейках рядом со мной сидели мои друзья. В моих руках – гитара. Зазвучала музыка. День гремел собственным цветом. В голову летели лучи и ласково грели мои волосы. И тогда захотелось взглянуть наверх. Вверху горела звезда. Да, в небе улыбалось Солнце! Я захотел, как всегда улыбнуться ему в ответ. И поэтому мой взгляд, так уж получилось, вернее, получится в жизни, скользил по стене одного дома. Полупрозрачные днём стёкла отражали небесный свет. В одном из только что открытых окон наши взгляды встретились. Светило Солнышко! Как здорово, что нам всегда светит умница Солнце!


7, 53 утра 14. 10. 2005 года!

В добрый путь!
УДАЧИ!

Содержание:

Часть первая

«Зародыш»
«После вчера»
«Слова: правда или ложь»
«Была у них легенда»
«Зажглась звезда!»
«Мак, наркотик, радости» или «Мак – наркотик радости»
«Движение как будущее»
«Из прошлой жизни сюжет»
«Полувещий сон или всему своё время»
«Другие взгляды»
«Совсем другая жизнь»
«Важность бросания камней в стёкла»
«Доказательство пропажи»
«Встреча на чердаке»
«Забыть и вспомнить»
«С чего всё началось»
«О труде и отдыхе, о любви и музыке»
«Случай во время дождя»
«Одно за другим»
«Распятие во сне»
«Похождения за пряниками»
«Одним из них было предательство»
«Началось»
«Могло закончиться»

Часть вторая

«Приехали!»
«Дурдомчик»
«Мощности континуум»
«Разговоры о важном и не очень»
«Побег в ловушку»
«Радостные чёрно-красные дни»
«Игра со смертью, имя которой – жизнь!»
«Откуда такие берутся?» или «А мне до полной весны!»
«О том, как всё получилось»

Часть третья

«Как много девушек... Хороших?»
«Про ветер, пыль и всевозможное одиночество»
«Объяснение некоторых обстоятельств»
«Мама»
«Так может быть, могло быть, должно быть»
«Дружба»
«Прошлое как заново»
«По дороге к дому»
«Дома!»

Эпилог

«Сны трёх»
«Настоящий эпилог» или «Улыбка Солнцу»


Чем жизнь не испытание? Она – как экзамен! Обязательно после неё напьюсь!:)