А ларчик просто открывался Гл. 7

Гл.7


Петров Арсений Михайлович и правда слыл первостепенным опером по особо важным делам. С тридцатилетним стажем.

Этот неказистый на вид мужчина, с первого взгляда которого невозможно определить, мол, что за фрукт, числился незаменимым у большого начальства, потому что почти стопроцентная раскрываемость тяжких преступлений принадлежит именно Арсению Михайловичу.

Как у него такое получалось, никто не знал, но в девяностые, когда от произвола хулиганья и бандитов люди на улицы боялись выходить, опер-важняк лично отыскал и разоблачил пребывание в городе основных точек наркоторговли и их главарей, и всех притащил на скамью подсудимых.

Не помогли им ни связи с коррупционной милицией, ни деньги, что предлагались оперу, ни даже запугивания последнего - солидные сроки получили все.

Арсений Михайлович мог себе такое позволить, потому что имелся у него один козырь: у опера не было ни семьи, ни родственников, поэтому переживать в этих случаях не за кого.

Жена с ребёнком ушла давно, ещё в молодые годы, не выдержав плотного графика его милицейских будней. Второй раз Арсений Михайлович не рискнул жениться, справедливо считая, что нервы ему и на работе пригодятся.

Жил известный опер в двухкомнатной квартире старого пятиэтажного дома из белого кирпича, который выстроили в начале семидесятых на окраине города.

Сама квартира, с выгоревшими от времени обоями и облупленной краской на полу и окнах, находилась в крайнем запущении. Арсений Михайлович мог неделями не появляться дома и иногда казалось, что жильё ему требовалось лишь для временного пребывания.

Но однажды, совершенно случайно его посетил начальник их отделения, который так и не рискнул присесть на расшатанный стул и долго, как в музее, рассматривал убогость жилища своего лучшего сотрудника.

Утром он вызвал к себе Арсения Михайловича и без обиняков начал:

-   Михалыч, тебе деньги нужны?

Последний в недоумении уставился на шефа и не мог удержаться от сарказма:

-   А ты что, сегодня добрый и мешками валюту раздаёшь?

-   Не ерничай, я хотел поговорить о ремонте в твоей квартире.

-   О, да ты, смотрю, и отпуск готов мне дать?

-   И дам.  -  повысил тон начальник.  -  Сейчас нету особых дел, а с остальными молодёжь справится. Но порядок в своём жилище наведи, слышишь? Тебе не стыдно, Михалыч? И это называется, знатный опер! Да в твою берлогу и бабу нельзя пригласить, она даже через порог побрезгает перешагнуть.

-   Ещё как перешагивают, что потом не выгонишь. Иногда оружие приходится применять... Шучу.

-   А я - нет!  -  шеф схватил лист бумаги с ручкой и всё это со значением положил на стол перед носом подчинённого.  -  Пиши.

Михалыч растерялся. То не выпросишь и пары деньков, чтоб хотя бы выспаться, а тут прямо взашей выгоняют. Уж не на пенсию его хотят спровадить? Так ещё не время. Неужели больше не нужен?

-   Что писать?  -  пытался потянуть время он.

-   Заявление на отпуск.  -  выпуская сигаретный дым, спокойно объяснило начальство.

-   Ах заявленьице! Да ещё и на отпуск?! Так это мы запросто!  -  опер разложил удобнее листок и с силой надавил на гелевое творение канцелярских товаров, всем видом показывая недовольство и обиду. Он нервно отдёргивал в сторону руку, после каждого предложения, и в считанные секунды справился с поставленной задачей. Затем немигающим взглядом уставился в лицо шефу, мол, что ещё прикажите? Я тут же всё исполню.

-   Свободен.  -  услышал он.

-   Ага, с превеликим удовольствием! А то, что-то вы все - так сильно мне надоели, ну хуже горькой редьки.  -  сказал на ходу и громко хлопнул входной дверью кабинета.

Шеф улыбнулся себе в усы и убрал в стол заявление.

Арсений Михайлович смекал, мол, ему уже давно пора отдохнуть и конечно же, шеф прав, что заставил уйти на временный покой, но всё равно мужчину это задевало.

Потому что только он сам решал, когда ему работать, а когда перекуривать, а тут вдруг, как-то подозрительно сговорчиво, можно сказать, поднесено на блюдце с золотой каймой. Сей факт настораживал матёрого опера и одновременно злил.

Первые дня три своего законного отпуска Михалыч слонялся от безделья по комнатам, всматривался на загаженные мухами дешёвые люстры и на стену в прихожей, где вместо обоев висели пожелтевшие газеты, и вдруг отчётливо понял, что шеф ещё раз прав, такое жилище никак не тянуло на статус "человеческое".

Тогда Михалыч вытащил старинную шкатулку, в которой хранил все сбережения, сгрёб банкноты в карман и отправился по магазинам. Там он приобрёл клей, красочные обои и белую с коричневой краски, а потом поймал такси, потому что машины у Михалыча не было, он постоянно пользовался служебной, и перевёз накупленное домой.

Перевёз-то перевёз, а кто ремонтом заниматься будет? У самого-то руки только под пистолет заточены.

Пришлось снова спускаться с четвёртого этажа к ближайшему киоску, чтобы приобрести еженедельник объявлений.

Оказывается, не простая это штука ремонт, попробуй настоящих специалистов найди! Предлагающих подобные услуги множество, но как определить, кто из них кто?

Набрал наугад попавшийся на глаза номер. На том конце с запозданием отозвался заспанный женский голос, мол, кто и чего надо? Михалыч назвал причину, из-за которой он вторгся в чужую жизнь, отчего звуковые эффекты абонента вдруг преобразились:

-   Да вы что, ну прямо, как находка! Нам с девчатами позарез деньги нужны, а никто не звонит и не звонит. Сейчас я мигом подругам брякну, а тогда уже завтра с утра и к вам подоспеем. Говорите адрес.

Михалыч продиктовал улицу с собственным домом и квартирой, и положил трубку на рычаг. Опер был спокоен. Каким-то чутьём он распознал надёжность, в этом честном коротком разговоре.