Коммунальная квартира. Васо-колбасо

       В комнате возле  кухни прживала грузинка Кукуладзе  с сыном Васо. Разумеется, на коридоре и во дворе сын Кукуладзе был никакой не Васо, а Васо-колбасо, гога, а еще – гоголь-моголь. Ребенок любил это кушанье, и мама каждое утро сбивала ему два желтка.

        Может от избытка белков и углеводов, а может из-за наследственности был Васо не то чтобы жиртрестом, но довольно пухленьким мальчиком. Мама одевала сына в просторные белые рубашки, а на шею повязывала черный бант, из-за которого изливались на бедного гогу потоки мальчишеского ехидства.

      Васо несколько раз пытался избавиться от банта, но мама такие попытки резко пресекала. Она видела своего сына поэтом или писателем, а для таких людей бант – это то , что надо.

       Мамины надежды на поэтическое будущее сына зиждились не на пустом месте. Васо посещал детскую секцию Творческой студии при Промке.  Он, побуждаемый мамой, сочинял стихи типа:

     На улице дождик идет.

     Мама мне кушать даёт.

     Чаю немного попью,

     Лягу в кроватку свою.

     Мама взахлеб читала стихи сына на общественной кухне и женщины солидно соглашались: «Да, у мальчика есть талант».

     Год от года навыки стихосложения крепли и однажды Васо выдал стихотворение о своей коммуналке. Понимая, что оно не вполне совершенно, он отнес его для правки к Зинаиде Яковлевне. Она считалась в квартире большим филологом и интеллектуальным авторитетом.

      После правки стихи не потянули на классику, а очарование детскости потеряли. Тем не мене жильцы с интересом знакомились с виршами, которые начинались  с описания потолочной лепнины:

Сел на стул, как барин, глянул в потолок
Слева голый парень, справа пара ног

Стены из фанеры – это не уют:
Слева жрут эклеры, справа водку пьют.

Заглянул на кухню, примусы ревут.
Слева рыба тухнет, справа редьку трут.

Руки не помыты: двое держат кран.
Слева дед Никита, справа Марь Иванн...

Коридор покатый, весь исшаркан пол.
Слева самокаты, справа бой в футбол.

Потерпи немного, занят туалет.
Слева мнется Гога, справа – Лисабет

Раз, два, три, четыре. Нечего тужить.
Хорошо в квартире коммунальной жить.

    Васо хоть и не очень поэтично, но кратко и точно выразил суть коммуналки, созданной в бывшей генеральской квартире и вместившей в себя шестнадцать трудовых семей.

     Коммунисты путем «уплотнений» и выселения «лишенцев» образовали в Ленинграде тьму коммунальных квартир.  К 1926 году только 24 % отдельных квартир занимала одна семья, остальные квартиры были коммунальными. Хотя в народе все эти квартиры назывались одним словом – коммуналки, все они были разными, каждая имела свой характер. Однако, грубо их можно было разделить на две группы: злокачественные коммунлки и доброкачественные коммуналки.

   Символом злокачественной коммуналки, где все против всех, была кастрюля, крышка которой крепилась к корпусу с помощью петли. В передней части кастрюли имелись накладка и пробой для навешивания замка. Такая кастрюля защищала суп от плевка соседки или от подсыпания «доброжелателем» какой-нибудь гадости.

     Признаком злокачественной коммунлки было большое количество электрических лампочек на общественной кухне (по числу семей). Каждый, входя на кухню, зажигал свою лампочку, даже если на кухне уже горело несколько лампочек.

     Символом доброкачественной коммуналки, где все против одного, служила одинокая кнопка на входной двери, которую визитеры, для вызывания звонка, нажимали столько раз, сколько хотели.

    Признаком доброкачественной квартиры были дети, играющие на коридоре.

     Жизнь показала, что чем больше семей живет в коммуналке, тем коммуналка доброкачественнее.  Генеральская кммунальная квартира была очень доброкачественная.

     Главным достоинством этой доброкачественной квартиры было то, что жильцы не лезли во внутреннюю жизнь своих соседей.  Например: Зак Лев Моисеевич хранил в своей комнате в трех посылочных ящиках двухсотграммовые толовые шашки и никому до этого дела не было.  Или Витька Иванов, который сооружал в своей комнате разборный плотик для побега из СССР, совершенно никого не интересовал.

      Не обращали внимания жильцы генеральской коммуналки и на гостей Наны Кукуладзе. Усатые дяди прибывали по одному. Нана представляла их как своих двоюродных братьев.

       Прибывший брат гостил два-три дня и исчезал. Гость никому не мешал. Он уходил рано утром, а приходил позно вечером. Чем он занимался в течение дня, никто не знал. После отъезда гостя Васо угощал детей коммуналки чудными фруктами: хурмой, инжиром, виноградом без косточек.

    В коммунальной квартире вся жизнь на виду, особенно на кухне. Там всем было известно, кто, что варит, кто чем питается. Наверное, лучше всех в квартире питалась Кукуладзе. Она очень часто готовила грузинские мясные кушанья, от которых аппетитный дух витал не только на кухне, но и в коридоре. Женщины интересовались:

   -- Нана, что ты такое душистое варишь?

   -- Это чанахи. Баран и овощи. Все тушится.

   -- Вкусно?

   -- Очень. Особенно с красным вином.

   -- Нана, научи и нас готовить такое блюдо. Дай рецепт.

   -- У вас не получится.

   -- Почему?

   -- Нужно много специй, травок. Киндза, хмели-сунели, базилик, чабер, перец.

   -- Ну мы попробуем без травок.

   -- В чанахи главное -- это соус. А без травок --  нет соуса, а без соуса --  нет чанахи. А есть просто вареный баран.

    Нана покупала много фруктов. Когда она их мыла, женщины, находившиеся на кухне, с любопытством поглядывали на янтарный виноград, на налитые соком персики, на загадочные гранаты.

     Нана, скорее всего, нигде не работала. Хотя она и говорила, что работает лаборанткой, но большую часть времени она проводила дома, а не на работе. А если и работала бы, то на зарплату лаборанта гранатов не на покупаешься. Жильцы связывали благополучие Кукуладзе с визитами её "двоюродных братьев".   


     В этот раз приехали два "брата". Они пожили два дня и незаметно уехали. На следующий день после их отезда, женщин обеспокоил факт непоявления в общественных местах ни Наны, ни Васо. Постучали в дверь их комнаты. Никакого овета. Толкнули дверь и присели от ужаса.

     Посреди комнаты в лужах запекшейся крови лежали тела Наны и Васо.
     Вот вам и доброкачественная квартира!

    Это было давно. С тех пор в Неве утекло много воды, но генеральская коммуналка  как и тысячи других коммуналок, все еще существует. Казалось бы при Хрущеве и позже, когда понастроили уйму пятиэтажек и панельных зданий можно было бы расселить коммуналки. Действительно, с 66 по 70 годы 809 000 человек вселились в новые дома. Ан, нет.

     Чтобы получить новое жильё нужно, чтобы на каждого члена семьи приходилось не более то ли 6, то ли 8 квадратных метров. У большинства жителей коммуналок этих метров было более, поэтому, как сидели  коренные ленинградцы в своих унылых коммуналках, так и остались в них сидеть, а спальные районы стали обживать лимитчики из общежитий.

    В капиталистическом Петербурге тоже много строят, но для жителей коммуналок цена новых квартир -- вещь неподъемная. А поэтому Вика информирует, что если в 1996 году в Петербурге было 200 625 коммунальных квартир, в которых проживали 587 099 человек, то в 2011 году число жильцов коммуналок увеличилось до 660 000 человек. Таким образом, изобретение коммунистов цветет и пахнет.

  Тогда – не сейчас! В связи с убийством Кукуладзе и её сына была  поставлена на уши вся милиция. Гадов поймали в Поти. В соответствии с гуманными советскими закономи (гуманными по отношению к законопослушным гражданам) приговорили их к расстрелу, чтобы они больше никго и никогда не убили.

   Судили негодяев в Грузии. Никого из жильцов на процесс не пригласили, но допросили всех. Когда люди спрашивали следователей, за что зарезали женщину и мальчика, те отвечали: "Тайна следствия". Так и не узнали жильцы генеральской коммуналки, в чем провинилась Нана перед "двоюродными братьями".

   Целый год простояла комната, где была убита Нана, пустой. Никто не хотел селится в помещение с такой мрачной историей. С разрешения ЖЭКа поставили жильцы в этой комнате дополнительные батареи и превратили её в сушилку для белья.

   Когда мама посылала Лешку в сушилку снять высохшее бельё, он шел туда с неохотой. Снимая белье, он все время посматривал в темный угол. Ему казалось, что там стоит Васо.