Был бы тогда Лоза!

Это единственное сохранившееся фото сберёг Валера Гладков (он лидирует). 1969 год. Пока я третий.

Был бы тогда Лоза, может быть и не стал бы я писать песен. Я тогда не песни писал. Я тогда бегал. На длинные дистанции. И не потому бегал, что хотел бегать. Нет, бегать я хотел. Я просто обожал бегать. Ведь родился я в зоне. А в зоне главное - мечта о побеге. Я родился в мечте о побеге. Но бегал в первую очередь, чтобы победить воспаления лёгких. Их - только серьёзных - у меня было пятнадцать за пятнадцать лет жизни. Бег ради жизни. Бег, чтобы победить болезни. Победить туберкулёз, затаившийся во мне с первых дней жизни. Победить бронхиты, риниты, катары верхних дыхательных путей, бесконечные ангины. Эти шли одна за одной, стеной, атака за атакой. Горчичные ванны, пенициллин, тысячи уколов... И вот, увидев Абебе Бикилу в фильме про Олимпиаду в Риме я решил - буду марафонцем! Пробегу сорок два километра сто девяносто пять метров босиком! А еще в семилетнем возрасте на стадионе пионеров и школьников - СПШ - я обогнал на дистанции шестьдесят метров восьмиклассников. Выиграл городские соревнования. Что восьмиклассники. В моём дворе догнать меня не мог никто. Попадание в разнообразные криминальные ситуации выучило меня резво носиться еще в три года. Жалко, болел много. И вот с пятнадцати лет приступил к систематическим тренировкам на "Динамо". С тех пор я всегда болел за Киевское "Динамо". Сам - "Динамо" и более футбольного города не знал. О том, что "Динамо" - спортобщество милиции я узнал гораздо позже. Но  сейчас не об этом. Сейчас о песнях и беге. Цоя не было. Лозы не было. Бутусова не было. Талькова не было.То есть где-то там, в невероятном далёко они уже были. Но во мне их ещё не было. Не звучали. Под "Маленький плот" я бы бегал! Впрочем я и без него бегал. Бегал тремя стилями. Спокойной трусцой я мог бежать пять часов подряд. Проверял. Скорость небольшая - двенадцать километров в час. Но стабильная.
Я бы и больше бежал, но к концу такого забега мышцы полностью обезвоживались. Это уже потом я узнал, что во время забега можно пить. Мне такое в голову не приходило.
Второй стиль - мягкий пружинящий мах. Здесь техника похожа на способ избранный сердцем. Перекат с пятки на носок, резкий мощный толчок пальцами  и во время полёта полное расслабление - отдых, Приземление на следующую ногу мягкое, с напружиниванием мышц бедра и голени, мягкий перекат с пятки на носок, резкий толчок пальцами и снова отдых в полёте. Таким махом я достигал скорости до двадцати трех километров в час, так я мог бежать непрерывно примерно километр, потом переходил на более спокойный расслабленный бег. Вот это ускорение махом на дистанциях я использовал, когда подбирался к бегущим впереди и внезапным рывком обходил их на повороте. Третий мой стиль очень трудно передать - ускоренный бег мелкой-мелкой сыпью. Ноги переставляются маленькими шажками на носочках часто-часто. До пяти раз в секунду. Таким образом я мог бежать минуту-полторы. Но это был особый вид бега. Понятно, что в моём арсенале был и ряд техник бега классических. Мне нравился мах Шопши, нравился стиль перемещения Аланова. Высокий подъём колена и долгий шаг Люды Жарковой. Понятно, что разных видов бега я видел и знал множество. Но во время состязаний особенно любил именно мягкий стремительный мах. Очень любил таким стилем состязаться с трамваями и городскитми автобусами. Они проигрывали мне на остановках. А на трассе легко настигали меня. Но перекрёстки, светофоры и пешеходы - всё было против них. Особенно любил я маршрут двадцать четвёртый от УПИ (Уральский политех - ну тот, где учился Ельцин) и до конца, до остановки конечной за городом, чуть ли не у Широкореченского кладбища. Сейчас уж и не упомню. Состязались мы честно. Стартовали одновременно. Пролетали весь проспект Ленина. у Вечного огня поворачивали к Центральному стадиону, и далее вниз, минуя Посадскую и дальше, дальше... Результат решался где-то около Центрального стадиона, если я выигрывал пару минут запаса, то прибегал первым.
А еще я любил бегать к Арамилю двадцать пять километров от своего дома в самом центре города. По воскресеньям это иногда превращалось в полновесный полтинник. Туда и обратно за четыре часа. Вдоль основной трассы на Челябинск мимо Химмаша. Тогда трассы на Кольцово, минуя Косулино, где метеоцентр, еще не было. Ну Косулино знает весь мир. Именно там и был раздет до гола американский летчик-шпион, сбитый под Свердловском. Вот там я и бегал. Никогда не выполнял главного правила безопасности, двигаться навстречу транспорту. Всегда бежал по правой стороне трассы, по обочине, ежесекундно рискуя головой. Поток машин там всегда был огромный. Случилось так, что именно по этой трассе скорая с сиреной провезла нас с Мариной и готовой выйти в мир Дашуткой к роддому на Химмаше! Господи! Машина летела, роды уже начались, и я с замиранием сердца следил, как развертывается передо мной моя главная тренировочная трасса. Ведь именно на ней мы с мамой провели тест: я бежал десять километров, а она фиксировала время. Вышла тридцать одна минута! Вот с таким результатом я и пошёл в секцию к Вере Павловне Петрашень. Великому тренеру и человеку. И мне посчастливилось ещё застать бег Валерия Ивановича Никитина - моего главного тренера и её лучшего ученика. Как мягко он буквально облизывал барьеры!!! Такой красивый стремительный мощный бег!
Однажды меня обмотали проводами и датчиками. Проводили какие-то исследования. Обматывали всех, в том числе и Валеру Гладкова. Его результата я не помню. Но было где-то поровну. А вот свой помню. Тогда у меня было задание пять раз по тысяче через тысячу и десять раз по четыреста через восемьсот. Вот на третьей тысяче меня и замерили. Я прошел её ровно за две пятьдесят. Пульс был двести семь ударов в минуту. На первых ста метрах - сто восемьдесят, а потом нарастал.
На состязаниях я не спешил. Пропускал всех вперёд. Не толкался в группе, первый круг шел в хвосте группы. А потом постепенно - метров двести - раскручивал свой страшный, смертельный мах, подкрадываясь к одному за другим соперникам и за тем стремительно опережая их. при этом скорость непрерывно нарастала, и последние триста метров полуторки я уже шел обычно с большим отрывом всё накручивая и накручивая маховик скорости. Последнюю сотню я проходил секунд за двенадцать - но это с ходу. С места я из тринадцати выбегал редко. Многочасовой тренировочный бег все-таки съел мою скорость, которую я развивал в ранней юности.
Сам я был таким худым, что меня на флоте называли "спичка". Но даже после осложнения на сердце после очередной ангины, когда я полгода не мог ходить, я развивал очень большие скорости и почти не потерял выносливости.
То лето 1969 года вообще было особенное. Началось оно второго мая с забега с площади девятьсот пятого года - центральной в Свердловске - на восемь километров, в котором участвовали и юниоры и взрослые. Стартовала группа около ста двадцати участников. Бежали по кругу по Ленина до Центрального стадиона, обратно по Малышева до УПИ и от УПИ снова по Ленина к финишу там же на площади. Сначала бежали легко и расслаблено. Мне это сильно не занравилось, и я сказал: так не интересно и около Вечного Огня ушел в отрыв. Оторвался я прилично, метров на триста-триста пятьдесят. Подъехала машина телевидения и меня спросили: выдержишь такой темп? Я бежал легко, напряга особенного не было и я кивнул. Пелетон, понятное дело, поднапрягся, они подтягивались всё ближе и около УПИ лидирующая головка - человек семь или восемь меня таки настигли. Теперь мы шли свободным махом параллельно друг другу. Затем, уже миновав гостинницу "Исеть" (тогда этот знаменитый круглый дом называли "Динамо") начали затяжной финишный спурт. Сначала трое меня опередили, но на плотинке я достал таки третьего и на финише был третьим. Для юниора это был грандиозный успех. Ведь опередели меня только взрослые стайеры. Спустя год я выиграю первенство Краснодара среди юниоров в беге на три и пять километров. Это будут последние мои достижения перед страшным осложнением на сердце.
Летом 1969-го года я был устроен женой дяди Миши - тётей Нэлей в спортобщество "Спартак" путём трудоустройства в ресторан военного округа учеником повара.  На первенстве ДСО области я принес команде последовательно первые места в беге на 100, 200, 400, 800, 1500 и 5000 метров, прыжках в длину (540 см!!!), метании ядра (11 метров 10 см), метании диска (35м 40см), барьерном беге на 110м и 400м и, что совсем уже смешно, прыжках в высоту с ошеломляющим результатом в сто пятьдесят пять сантиметров перекатом. Мы как раз дружили с будущей звездой Свердловской прыжковой школы Володей Кунцевичем, и его ценные советы мне пришлись весьма кстати. Именно он и встречал вместе со мной Дашутку на Химмаше, спустя тридцать шесть лет! Собственно тётя Нэля - инструктор по спорту этих самых ресторанов с моей помощью заняла в общем зачете какое-то необходимое ей хорошее место. Спратакиады тогда проводились широко, с размахом, по полной олимпийской программе. Машина селекции работала на полную мощь. Ничего критического тогда в моём мышлении ещё не было, и я смотрел на мир широко распахнутыми ученическими глазами.
О, это лето 1969-го года!!! До коммунизма оставалось одиннадцать лет. До гибели Жорика и Миши - двенадцать. До мерцающих шахмат - двенадцать. До модульной школы - семнадцать. До путча двадцать два года. До Surmico - двадцать три года. До Евдокии - двадцать шесть, до Севастополя - тридцать один, мне до Варшавы и Киева тридцать три года, до Машеньки - тридцать четыре, до Дашутки -тридцать шесть лет. Мне до ХайВея предстояло прожить еще сорок лет ровно!!!
Последний раз на соревнования я вышел в Архангельске в возрасте двадцати восьми лет. В тот год я как раз судил футбольные матчи в районе.
Последняя дистанция моя была тридцать километров. Я продержался около двадцати. А потом меня свернула в дугу жуткая судорога. И здесь я максимально приблизился к своему кумиру. В Мехико Абебе Бикила сошёл с дистанции третьего своего олимпийского марафона с криком "Ноги мои! Ноги!". Кто сам не пережил - не поймёт. Именно это воскликнул и я. Подъехала шедшая позади "Скорая" и я продолжил путь уже в авто. Судорогу мне сняли растиранием, потом еще что-то укололи. Так завершилась эта часть моей легкоатлетической жизни. Бег мне снился ещё десятки лет после. Последний раз я бегал во сне в пятьдесят пять. Сон всегда страшный. Я бегу, но ноги словно в мёд увязли - не вытащить. Последние лет пятнадцать дня не проходит, чтобы что-нибудь дико не болело. Живу в царстве боли. Первые пятнадцать лет жил в царстве боли. И последние. Симметрия! Часто это страшные судороги ног. Я знаю - это цена. Цена тех побед над автобусами. И всё равно не жалею. Настолько это потрясающее чувство победы над пространством, победы над собой, это владение телом и управление им в полёте, настолько прекрасна эта внутренняя музыка бега - танца...

Музыка бега, как музыка танца
Снова и снова мы будем рождаться!
Сквозь крики наших дискотек
Я снова вижу этот бег!

Лозы тогда не было. И я писал песни на бегу. Для себя.
А теперь я включаю "Маленький плот" и растворяюсь в его прекрасной мелодии, в его волшебном голосе, в его чудесном тексте:

"Я не от тех бегу!"