На прожиток

Распе на том свете немало удивится, когда узнает, что у него на этом свете есть такой преемник.

Летним днём сидел я в парке на скамейке, читал газету. Кто-то к скамейке подошёл и сел с другого края. Минуту молчал, затем начал шевелиться и покашливать. Наконец я услышал осторожное:
- Э-э-э… можно к вам?..
Я посмотрел. Мужчина лет возле пятидесяти, небритый, в очень скромной, если не сказать больше, одежде. Значительное и в то же время загадочное выражение лица.
- Вы знаете, кто я? – спросил мужчина.
Ошибиться невозможно. И я сказал ему:
- Говорить искренно?
- Конечно, конечно, только искренно!
- Что же, вы бродяга.
Мужчина явно был готов к такому определению; нисколько не смутившись, он замотал головой и вымученно-радостно воскликнул:
- Нет! Нет! Я – барон Мюнхгаузен! – И, видимо заметив в моих глазах интерес (а я его почувствовал), с подъёмом продолжал: - Да, да, хотите верьте, хотите нет,- барон Мюнхгаузен! Книжку обо мне, надеюсь, читали?
- Про барона читал.
- Значит, всё уже вы обо мне знаете, кроме… Один-тот мой подвиг в книге не описан! Это несправедливо. Люди должны знать его. Хотите послушать?
Не ожидая моего согласия, мужчина вскочил со скамейки, стал передо мной и велеречиво заговорил:
- Служил я несколько лет в русской армии. А русские тогда как раз с турками воевали. И вот подошли мы однажды к турецкой крепости. Поступила команда штурмовать её сходу, ибо туркам вскоре должна была прибыть большая помощь; нужно было взять крепость до её прихода. Самый верный путь проникнуть в крепость был бы через ворота, но наш таран, на беду, застрял где-то в дороге. Полезли солдаты по лестницам на стены. Турки сверху и стреляют, и камни бросают, и смолу льют… Так тяжко нашим солдатам, что смотреть невыносимо… Я задумался – и вдруг меня осенило.
- Солдаты! – крикнул я. – Хватайте меня и бейте мною ворота!
А! Солдаты, как и вы, тоже удивились, а потом восхитились моим умом и смекалкой. Они подняли меня со всех сторон на руки и с разбега ударили мной, словно тараном, в ворота. Ворота дрогнули, затрещали. Внутри турецкие вопли разнеслись. Солдаты отбежали и снова мной ударили. Турки ещё больше завопили. После третьего удара ворота рухнули, и путь в крепость был свободен.
Как ни в чём не бывало, я вскочил на ноги и с криком «Солдаты, за мной!» первым ворвался в крепость. Все хлынули за мной. Крепость в скором времени была нашей. А меня позже за находчивость и бесстрашие наградили орденом.
Рассказ свой Мюнхгаузен сопровождал иллюстрациями. Так, в эпизоде с тараном он, по-бычьи наклонив голову, несколько раз атаковал сосну. Затем лёг на землю, тут же вскочил и с громким криком промчался по аллее – показывал своё врывание в крепость. Всё это дополнялось соответствующей мимикой. Передо мной, таким образом, было что-то очень похожее на театр одного актёра.
Закончив представление, мужчина посбивал со своих древних брюк сосновые иголки и деловито спросил:
- Ну, как?
- Впечатляет,- ответил я. – Этак, значится, образно. Ордена только что-то не вижу.
- Э, братец… Какие ордена… Видишь, гастролирую… Если можешь, подай что-нибудь на прожиток барону Мюнхгаузену.
Была такая возможность. Гастролёр кивнул мне в знак признательности головой и подался прочь.
Через какое-то время я выходил из парка… и снова увидел того мужчину. Представление на этот раз он давал трём девушкам. С криком он врывался в крепость. Затем он вернулся к своим благодарным зрительницам, и я услышал:
- Подайте барону Мюнхгаузену на прожиток.

                Авторский перевод с белорусского