Без десяти двадцать семь

- Впрочем, как всегда. – Приподнявшись, Анфуса взбила свою подушку, поправила одеяло и села в кровати.

- Ты же сама попросила…

- Я попросила сказку! А слышу в который раз одно и тоже! – Между сдвинутых бровей образовалась неглубокая морщинка, которая заканчивалась тоненьким хвостиком на переносице.

- Если бы меня некто слушал… - Парень было начал оправдываться, но от упреков не было лекарства.

- Кто слушал? Я слушал? Я слушала очень внимательно! Еще скажи, что и эта заканчивается, - Анфуса скривила рот, сильно опустив уголки губ, подняв все также нахмуренные брови и противно-пискляво так, - «… и жили они дооолго и счааастливо!» Тьфу!

- Фусь, но это же сказка. Во всех сказках счастливый конец. – Тим, поднявшись с корточек, пошел к книжкой полке. Быстро перебирая пальцами корешки книг, он не мог найти одну.

- Сказка… Счастливо… Я же тебя попросила «Расскажи, пожалуйста, свою сказку». А ты мне что? – Изобразив глазами вопрос, она раскинула руки на кровати вдоль тела.

– М? Что?

- Что?

- Что «что»?

- «Что»?! – Негодующе скрестив руки на груди, девушка подогнула ноги, стараясь коленями, покрытыми одеялом, закрыть лицо. – А ты мне «Давным-давно…».

- Но ты даже недослушала!

- Не мог что-то новое придумать? Попросила «свою» сказку. А ты мне что?

- Что? – Снова отвернувшись к полке мужчина ехидно улыбался своим мыслям. Не от глупости ехидничал, не от негодования от «не такой» ночной сказки. А от умиления.

  Ведь каждый из нас умиляется ежедневно. Кому-то понравилась девушка с краснючим и распухшим от холода носом. Кому-то милая пожилая дама, которая жилистой, как капустный лист, рукой, бросая семечки птицам, собрала вокруг себя целый птичник. Кто-то будет улыбаться увидев забавную девчушку, которая шагает по бордюру, словно она циркачка-канатоходка. Кто-то вспомнит себя в мальчишке на машине или с игрушечным пистолем, солдатиком в руках. А кто-то листая книгу в старом любимом или новом книжном магазине. Но бывает смотришь – перед тобой человек. Девушка/женщина – парень/мужчина – не важно! Смотришь – и видишь книгу. Один сплошной тяжелый, порою неподъемный томище! Или легкая такая, с гламурной обложечкой из дешевенькой типографии. А иногда попадается такой шикарный переплет: в меру толстый, в меру мягкий, с золотыми буквами. Когда откроешь, а там так же: все аккуратно, все в меру… И сразу так сильно хочешь купить эту книгу! Прям колени, в предвкушении удовольствия от прочтения, дрожать начинают и пальцами облапываешь эту книгу. Но бывает так, что качество – цена не соответствуют. Твоя цена не соответствует качеству. По карману ты не проходишь. И стоишь себе, немного погрустнев. Смотришь на другие, окружающие тебя томики, сборники, отдельные издания, а эту, прикипевшую, не выпускаешь. На место не ставишь. Гладишь ее пальцами. И так дробно-дробно – между каждым миллиметром стараешься пространства не оставлять даже в размер пылинки. «Как так? Значит она сможет тебя целовать, пылинка эта, сможет гладить, а я – нет? А я нет…» Пыль, она везде. Даже на ресницах. Даже в космосе. Даже в душе.

  Но у стеллажей и полок со сказками так не бывает.

- Тим! – Мужчину выбила мягко ударившая в спину подушка. Оторвав взгляд от нескольких, припавших на старую книжную полку еще его деда, пылинок и взглянул в сторону окна. Анфуса, сидя в позе «султана» и перебирая пальцами пододеяльник лавандового цвета, будто она ни при чем, смотрела в открытое окно. – Значит твоей сказки сегодня не будет?

- Ты меня разбудила в два часа ночи. Попросила приехать к тебе. И все это для того, чтобы послушать «сказку на ночь»? Сколько тебе лет?!

- Паспорт в коридоре, на полке за зеркалом. Возьми посмотри дату моего рождения, если забыл, что два месяца назад мне натикало 26.

- Очень смешно. – Выдав в ответ недовольную гримасу, Тим пошел на кухню. Звон стекла шустрым зайцем оповестил, что через минуту-вторую в комнате станет на одного больше. Еще прохладный июньский ночной воздух, что самым тихим гостем приходит через раскрытое окно, дружелюбно ютится с паром горячего чая. Днем не так. Не потому, что он /воздух/ прогревается солнцем. Помимо этого еще он наполняется неразборчивым чириканьем воробьев, гурканьем голубей, нахальными синицами, шаловливыми сороками и тысячами, а может и миллиардами снующих муравьев. Наверное, нет ни одного создания на целой Земле, более шумного, чем муравьи! Так и есть. А вот ночью – все спокойное. Ведь ночью же муравьи спят.

- Значит сказку тебе… Хорошо. – Опустившись на пол рядом с кроватью и поставив чашку рядом, Тим откусил кусочек рафинада. Анфуса, вытянувшись поперек кровати и закинув руки за голову твердо сказала:

- Именно!

- Сказка о сахарке. – Медленно пережевывая таявший во рту рафинад, Тим внимательно рассматривал целый кусочек. Аккуратный, плотный-плотный, неидеально белый, но довольно гладкий кусочек прессованного сахара. Услышав такое название, девушка было замерла; ее дыхание стало тише. - Была пустыня когда. Далеко-далеко от нас, тысячи километров на юг. – Голос Тима звучал тихо, будто не выдумку он рассказывает, а историю давнюю, будто историю из своей жизни. – Пустыня называлась Сахара, в честь повелительницы земель, что покоились под толщами песочного сахара. Были холодными те земли. Солнце, дающее утром время для отдыха своим Лучам-Рабам, настрого приказывало не доходить им до земель Сахариды, – белосахарной, как снежные хрупкие земли далеко на севере.

- А чем заняты тогда были Лучи-Рабы ночью? – Фуся, перевернувшись на бок, с интересном смотрела в глаза Тиму. Тот, отпив чая, быстро дернув бровью, поднял зеленые глаза.

- Помнишь, мы с тобой как-то в лес ходили с ночевкой? – После подтверждающего кивка темноволосой головы, он продолжил. – И когда утром рано проснулись, вся земля была в росе? Рясно-рясно-росянисто было, помнишь?

- Да, как не помнить. И что?

- А то, что эти самые росинки – письма Солнца. Вот только лично он редко их пишет. Чаще это делают Лучи. Что? – Отпивая еще глоток, Тим недопонял возникшей эмоции на лице Анфусы.

- А кому они пишут? – Хмурясь, девушка потянула на плечи одеяло.

- Не для кого не секрет, что Многие из Лучей влюблены в служанок Луны – Звезды. Вот и шепчутся они ночью, перешептываются. Только слышно друг другу им плохо: пока кто-то выполняет приказ и пишет послание для Луны (она, возвращаясь перед рассветом читает их по пути домой), кому-то, таки удается поговорить со Звездочкой. Но если бы не эти горлопанистые сверчки! У них была бы возможность намного больше рассказать друг другу...

- А-а-а… - Протянула девушка. – Здорово. Представляю, как сильно они скучают, пока докричатся.

- Да, есть такое. – Допив чай, Тим выпрямил левую ногу и поджал правую.

- Вот. Красивая очень была Сахарида. Белосахарная. Никто на ее землях белее не был. Но однажды, в тридцати тысячелетний день Полносолнцея, один из рабов, ненавидящий /как ему казалось/ королеву, перебежал позволенную границу. Но жара его злобы не выдержала Сахарида и начала таять. Прикрывая свое изумительное лицо рукой, она не почувствовала ее… Раскрыв глаза, повелительница увидела рядом с собой, погрузившийся в мельчайший песок, кусочек себя. Это не была ее рука. Но и руки не было. Подоспевшие Зеркальные слуги отразили Раба, и тот в мгновении ока перелетел границу. Погруженная в полутьму от заслонявших ее Зеркал, Сахарида опустилась на землю. Ей страшно было притронуться к… Своей части. Но что-то манило ее. Будто внутри звало… - Тим замолчал. Он смотрел куда-то далеко-далеко. Куда-то дальше пейзажа за окном.

- И что? – Фуся, заглянув ему в глаза, щелкнула пальцами перед носом. – Что дальше-то было? – Тим перевел на ее взгляд. Девушка, взъерошенная, как маленький щегол, с любопытством косули, всматривалась в него.

- А дальше… Сахарида, пересилив себя, начала чуть слышно смахивать песчинки с «тела»… Ей было неистово… Тихо перебирая губами, шептала «один, два, три, четыре…» - так она делала с детства, когда испытывала страх. В какое-то мгновение, повелительница почувствовала движение под рукой. Вскрикнув, испугавшись себя же, она зажала целой рукой себе рот. Перед ней лежал маленький человечек. Такой аккуратный. Такой белосахарно.., белоснежно белый! – Тут Тим рассмеялся. Так искренне. Он не видел еще столько изумления и удивления на лице Анфусы.

- Как?... – Чуть слышно произнесла она.

- Луч-Раб, набросившийся на Сахариду, был влюблен в нее. Но в тот дневной час, он не выдержал, и захотел повидаться с ней. Он был зол на себя, что он такой горячий. На нее, что она была такой хрупкой. И попытался убежать от своих мыслей, но так сильно разогнался, что совсем чуть-чуть не погубил любимую. А получилось… - Поднявшись на ноги, мужчина сонно потянулся, потер глаза, провел по голове рукой против роста волос и опершись руками на подоконник, посмотрел на зарево. – А получилась маленькая Сахарок. Сахарида узнала о давней любви Раба и ненависть ее к нему со временем погасла. В любви и ласке росла их девочка по имени Карамель.

- А как же Луч? Что было с ним?!

- Солнце не простило измену Рабу и выгнало его. Звезды из Запада рассказывали, что он ушел служить Радуге на Восток. – повернувшись спиной к восходящему дню, Тим сонно потер глаза. Подорвавшись с кровати и подпрыгнув от удовольствия, Анфуса вцепилась в него и накрепко обняла.

- Спасибо тебе за такую чудесную сказку!

- Ты не меняешься… Тебе без десяти двадцать семь! А тебе все сказки подавай... – Тим умилился и подтянул в себе девушку.

  Книги бывают совершенно разными. Но на всегда стоит останавливаться на той единственной, которой будешь увлечен не зависимо от дня твоего возраста.