Старуха

 

С самого утра всё было как-то не так.  День не заладился.  А теперь ещё этот звонок. Нелепый или намеренно издевательский: « Это не ты забыла у меня зонт?  - Нет! Это не я»! Хотела сказать несколько колких слов, да ладно, чёрт с ним! Надоело! Эта недосказанность! Их бесконечные ссоры! Кончено! И нечего к этому возвращаться. И какое мне дело, кто забыл у него зонт!
Погода – то дождь, то снег. Небо в серых клочьях. А выглянет солнце, подразнит, превратит выпавший снег в грязную кашицу под ногами – и опять хмарь. А скоро Новый год. Целых семь дней свободы. Уехать бы куда-нибудь! Вот было бы хорошо! Опять звонит?
– А, это ты, тётечка.
- Да, это я, извини.
- За что же?
- Ты, наверное, другого звонка ждёшь, а тут я.
- Глупости, никого я не жду.
- Ну, не сердись, не сердись. И почему, собственно, не ждёшь? Ты знаешь, а он мне понравился, давно тебе хотела сказать. Ты присмотрись, присмотрись к нему. Мне можно верить. У меня глаз острый, намётанный!
Это правда. Это ещё та старуха!
- Ну что ты молчишь? Случилось что?
- Ни-че-го!
- Слава Богу! А то ты как-то тревожно молчишь.
- Как можно слышать, как я молчу? Тревожно? Радостно?
- Можно, можно… А ты приезжай! Поговорим, посплетничаем.
Да, вот такая она – её тётя, охочая до чужих романов. Свои остались только в воспоминаниях. Надя любит слушать её любовные истории. Вспоминая, тётушка оживляется: молодеет, хорошеет. И сейчас она не потеряла вкус к жизни. В её гардеробе всегда модные штучки. Да и во всём другом. А она, Надя! Как она живёт! Как заведённая машина. Всё одно и то же, одно и то же! Каждый день похож на другой.  «Природу не обманешь, – говорит ей тётя, – женщина должна иметь семью, детей. Что бы ни говорила на этот счёт какая-нибудь там эмансипированная или, как сейчас говорят, продвинутая особа». Может быть, но…  У  неё уже был печальный опыт: любовь, разочарование, предательство. «Так  нельзя!  Обжегшись на молоке, теперь всю жизнь на воду дуть?!» – наставляет тётя. Но что же делать? Скоро тридцать. Шансы с каждым годом уменьшаются, а требования растут. Вот и на работе…
- Надежда, тебя опять на ковёр!
Все знают, что шеф к ней, что называется, «не ровно дышит». Да что там! Говорят – ни одной юбки не пропустил. Эти разговоры не только нисколько не смущают его, а кажется, наоборот: он всячески способствует этим слухам.
Идёт. Сейчас будет разговор ни о чём. Удивительно, как он умудряется говорить так долго ни о чём. Просто дар какой-то! А закончится приблизительно так.
- Вы не спешите сегодня? Мне интересно ваше мнение по этому вопросу. Мы могли бы закончить наш разговор в неофициальной обстановке.
- То есть?
- Мы могли бы поужинать где-нибудь. Если вы не торопитесь, конечно. Впрочем, если… то не смею задерживать.
Он знает, что Надя никуда не торопится, дома её никто не ждёт. И от того, что он знает это и напоминает ей уже самим предложением поужинать вместе, она его не любит.
Интересно, что об этом сказала бы её многоопытная тётушка. «Ты присмотрись, присмотрись к нему. Расположением такого человека…». Или что-нибудь в этом роде. Потому что считает, что она, Надя, «засиделась» и хочет её выдать замуж.
- К сожалению, сегодня я действительно спешу. Меня уже пригласили поужинать… для делового разговора.
- Надеюсь, это не…
- Надейтесь!
Уходит, стараясь не хлопнуть дверью.  А хочется!

«Начало любого романа – полюбить себя» -  повторяет часто её подруга. Вот уж кто себя любит! Безгранично! Надежда подходит к зеркалу. С зеркального полотна на неё глянуло хмурое лицо с обозначившейся морщинкой на переносице. Уголки губ опущены, цвет лица землистый. Как себя такую полюбишь?! Она сама набирает телефон тётушки. В поднятой трубке на другом конце провода затянувшееся молчание. Затем сдавленный неузнаваемый голос.
- Ты что, плачешь? Тётечка, милая, у тебя что-то случилось?
- Нет, нет. Сейчас, возьму себя в руки. Не волнуйся. Глаза должны иной раз слезой смачиваться. Это полезно.
Её тётя, которая всегда находит добрые слова, у которой, кажется, никогда не бывает плохого настроения, за свою жизнь видела много горя. Единственный сын её, тогда только окончивший училище, молодой офицер, почти мальчик, погиб в Афганистане. И она живёт с этой болью. И научилась верить в то, что закончив земной путь, они встретятся. Тётя – единственный близкий и родной человек для Нади. Никуда она не поедет, а придёт к своей удивительно молодой, не по годам, тёте. Та будет нарядная. В доме будут празднично гореть свечи. И ёлка – маленькая, но самая настоящая, пахучая…  Никуда не поедет! Они будут только вдвоём. Тётя ей и старшая сестра, и верная подруга. И никто им не нужен. Ведь после смерти мамы тётя – единственный для Нади родной, близкий человек. И сколько ей отпущено таких праздников – не дано знать.
Надо встряхнуться и включиться в общую предпраздничную беготню по магазинам. Хотя и подарков ей дарить некому. Кроме тёти и себя «любимой», как сказала бы её подруга.
Звонки, звонки… дежурные слова: поздравляю, желаю… . А он? Неужели даже не позвонит? Всё к лучшему. Нечего бередить ещё свежую рану!
И всё же! Надя старается говорить спокойно – ни обиды, ни радости нельзя обнаружить, но голос плохо слушается её:  «А я думала, ты уже на пути в Европу. Нет? Что так? Одной милой женщине обещал? Как трогательно! Спасибо за откровение.  Всё? Больше ничего не хочешь мне сообщить? Ах, хочешь! …Не по телефону? Нет, меня тоже будут ждать».
Может, зря она так? Может действительно нужно мягче, легче. «Ты такая колючка! Это у тебя от низкой самооценки, – говорит ей подруга, – вот я, например, я несу себя, как… как подарок. И все это чувствуют и верят в это». Может быть... Но как себя ни настраивай, а на пороге – тридцать, и никуда от этого не уйдёшь.

Тётя – просто прелесть! Бархатное платье цвета бордо, длинное, концертное, украшает нитка жемчуга. Пышные каштановые волосы подняты в высокую причёску, а на затылке выбившийся из     причёски завиток. Наверное, такой должна была бы стать толстовская Каренина, если бы автор оставил её жить до старости. А глаза! В них такая тихая тёплая добрая мудрость! И почему даже такие женщины бывают одиноки!
«Ах, сударыня! Даже годы/  Удивительно вам  к лицу» - декламирует Надя.
- Спасибо, милая! Дай я на тебя посмотрю. Это платье тебе очень идёт. И к цвету глаз, и силуэт прекрасный. Только…
- Ну, договаривай, договаривай. Что не так?
- Глаза… им не хватает блеска. И помада не та. Поди, подбери там у меня.
- Да какая разница! Всё равно сейчас съедим вместе с твоими салатами. Хотя их хочется просто созерцать. Грех трогать такую красоту!  А  мой торт не так красив, но вполне съедобный.
- Иди, иди, делай, что тебе говорят.
Тётя выжидательно поглядывает на часы.
- Ты кого-то ждёшь?! Своего отставного генерала?
- Во-первых, он не генерал, я тебе уже говорила, во-вторых, он действительно отставной.
- Тётечка! У тебя новый поклонник?!
- А хоть бы и так.
Надя идёт в спальню к туалетному столику, но внимание её приковано к голосам, которые едва слышны из прихожей. Совершенно ничего нельзя разобрать, но почему-то начинает  гулко стучать сердце. Прежде всего, она видит в приглушённом свете прихожей огромный букет кремовых роз.
- Ах, какая роскошь! Какая роскошь! Это мне?! Вы ничего не перепутали? – слышит она восторженный голос тёти.
- Именно, именно Вам.
- Ну, проходите же, Игорь, раздевайтесь. Не сомневайтесь, Надя будет очень рада. Вы уж мне поверьте.
Но Игорь смотрит в глубину прихожей. Он хочет поймать взгляд Нади.
- Ты ведь, кажется, собирался к одной «милой особе»? И что же?! Сорвалось?!
- Да, это я пригласила Игоря. Не слушайте её, это у неё сейчас пройдёт.  – Надя, принеси вон ту вазу, на шкафу. Правда, чудо?! – продолжает восторгаться тётушка, погружая лицо в букет и украдкой смахивая слезинку. –  Знаешь, вот такой же букет мне принёс мой Марик, когда я родила сына. Пятьдесят лет тому назад! Это были розы, это были тоже кремовые розы.
- Ну, проходи, в самом деле!  Должен же кто-нибудь нам открыть шампанское…
Надя сердито хмурит брови, но глаза и губы уже тронула счастливая улыбка.
-   А для тебя у меня несколько необычный для зимы подарок.
Игорь протягивает ей зонт. Её старый зонт! Тот зонт, который она считала потерянным. И очень давно.
- Откуда он у тебя?!
- У нас сегодня с тобой годовщина. Ровно год, как мы встретились на остановке… глазами. Ты села в троллейбус, а зонт остался лежать. Я долго носил его с собой. Ходил тогда на эту остановку в надежде встретить тебя. А потом решил оставить себе.
- Присвоил. А мне пришлось потратиться на новый.
- Присвоил, – соглашается Игорь, –  и потому главный подарок чуть позже.
Глаза Нади теплеют. Она кладёт руки на плечи Игорю:
- Ты угадал с подарком. Лучшего я никогда не получала!
Бьют куранты, горят свечи, шампанское пенится в бокалах. Всё хорошо, мило, по-домашнему. Они пьют сначала за Новый год, затем Игорь произносит тост за «милых дам», затем –
за очаровательную хозяйку дома.
- Игорь, вы вскружили мне голову. Пожалуй, мне пора пойти  отдохнуть. Наденька, там горячее в духовом шкафу, десерт в холодильнике. Распоряжайтесь.
- Какая удивительная женщина – твоя тётя! Я действительно очень рад этому знакомству.
- Ты говоришь о ней с таким восторгом! Я ревную.
- Как ты думаешь, она ушла потому, что хотела оставить нас вдвоём, или действительно, устала?
- Может быть, и хотела оставить, но другое тоже. Она не позволяет себе раскисать прилюдно.
- Надя, у меня созрел тост.  Давай выпьем за нас! Да, за нас, чтобы  мы, наконец…
- Как долго он у тебя созревал!
- Я, может быть, и не оригинален, но…
- Принимается. Давай выпьем.
-  Ты меня всё время перебиваешь. Да, ты не даёшь мне сосредоточиться. Знаешь,  Надя, если мы не сделаем сегодня друг другу предложения руки и сердца, тётя твоя нам этого не простит!
- Давай сделаем. Но давай сделаем это завтра, утром, на трезвую  голову. «Утро вечера мудренее».
- Нет, нет и нет! Если не сейчас, то никогда! На трезвую голову на тебе жениться может только…
- Ну, ну… договаривай! Оч-чень интересно! …Какой же ты свин! Ах, какой ты свин! Зачем ты пришёл?! Ну, для чего тебе это надо было?!
- Меня пригласила Алла Аркадьевна. Не мог же я отказать такой очаровательной женщине.
- Врёшь! Ты знал, что здесь буду я. И теперь говоришь мне всякие гадости! У тебя, прямо-таки, садистские наклонности!
- А у тебя мазохистские. Мы –  прекрасная пара!
- Знаешь, иди ты к чёрту!
- Ну и пойду!
Игорь решительно идет к двери. Останавливается и также решительно возвращается обратно.
- А вот нет, никуда не пойду! Я ещё не ел горячего. К тому же, у меня разыгрался аппетит.
- С чего бы?
- Не знаю. Но советую принять это во внимание. Чем чаще мы с тобой будем ссориться, тем больше тебе придётся готовить!
В дверях появляется тётя.
- Простите, Алла Аркадьевна, мы вас разбудили, кажется.
- И правильно сделали. Проспала бы, и нечего было бы вспомнить.
- Прости, тётечка, – говорит Надя и нежно обнимает её. – Я не спала, просто часок провела «со своими», – шепчет та, и Надя понимает её. Алла Аркадьевна идёт в кухню и появляется с большим блюдом. Комната наполняется ароматом.
- Ух, ты-ы! Утка в яблоках! Алла Аркадьевна, а Надя хотела меня оставить без горячего. – Никогда бы тебе этого не простил, – шепчет он Наде.
- Надя пошутила, конечно. Да вы оба насмешничаете, я смотрю.
- Да, тётя. Вот Игорь мне предложение сделал. Шутил, наверное.
-Ну а ты?
-А я сказала, что мне надо подумать.
- Тоже пошутила?
- Видишь ли, тётя, Игорь совершенно покорён тобой, твоими салатами …
- А причём тут я? Он же тебе сделал предложение.
- Он думает, что из меня со временем может получиться такая же красавица, как ты, такая же замечательная хозяйка, как ты.
- Этого вам, Игорь, сорок лет надо ждать.  Советую: не теряйте времени.
- Вы совершенно правы! А уроки кулинарного мастерства мы с Надей изредка будем брать у вас.
- Дорогие мои! Я хочу поднять этот бокал за вашу любовь, за мир и согласие – говорит Алла Аркадьевна.
- Горько! – говорит Игорь.
- Опять шутишь? – спрашивает Надя.
- Вот уж, ничуть.
- Я так рада, что этот Новый год встречаю с вами. Я так рада, что тебя оставляю не одну. Вы мне, Игорь, очень понравились.  Уверена: у вас всё будет хорошо.
- Тётя, ты так говоришь, как будто…
- Я знаю, что говорю. Я видела сон, удивительно светлый сон. Будто, иду я по дороге. Иду совершенно одна. Захожу в туннель, а в конце туннеля свет. Этот свет приближается, становится ярче. И в свете всё отчётливее вижу – ко мне идёт Марик с букетом роз, таких же, какие он принёс мне в день рождения нашего сына, таких же, какие принёс сегодня Игорь.  А за ним, за Мариком, бежит мальчик, наш сын, и мы соединяемся все вместе, берёмся за руки и кружимся, кружимся… И так легко, и так хорошо!
Надя чувствует, как по спине у неё пробегают мурашки. Алла Аркадьевна сидит с застывшей улыбкой. Из глаз её бегут слёзы. Она их не вытирает –  не замечает.
- Алла Аркадьевна, в вас пропал поэт. У вас, несомненно, поэтический дар!
- Почему же пропал? Всем тем, что есть в душе у моей тётушки, она щедро делится с теми, кто ей дорог.
- Игорь может не так понять: нет, нет, стихов я никогда не писала. Но поэзию всегда любила.
А теперь, прошу прощения, я вас покину.
  Прежде чем прикрыть дверь спальни, Алла Аркадьевна останавливается в дверях, смотрит долгим взглядом на Игоря и Надю и крестит их.

Надя проснулась, как от толчка. Что-то  случилось! Что?! Она ещё не может осмыслить, что всё-таки произошло?  От любви и шампанского кружится голова. С Игорем они, наконец, помирились. Надолго ли? Этого не дано знать никому. Уж слишком они похожи! Тут или всё будет превосходно, или… или просто ничего не получится!. Игорь тихо ушёл, чтобы не будить её. Она заснула так сладко, но только полчаса, – Надя смотрит на часы, – да, всего только полчаса она спала и вот… На ватных ногах Надя подходит к телефону. Она чуть медлит и затем набирает номер, привычный номер!  Заклиная, предчувствуя беду, она звонит, звонит… «Ну, ответь! Ну, пожалуйста, ответь! Милая, родная моя! Если ты меня любишь…». Длинные, равнодушные, бесчувственные гудки. Надя сидит полураздетая, она напряжённо смотрит на телефонный аппарат, будто отведя взгляд, она пропустит что-то, что сможет ответить на главный для неё в эту минуту вопрос.  …Звонок! Звонок взорвал эту мёртвую, эту грозную тишину. Она метнулась к трубке. – А, Игорь… ты. Ты где?
- Да здесь я, у дома твоего стою. Свет зажгла, мечешься по комнате… Случилось что?
- Алла Аркадьевна…
- Что? Молчит? Это ещё ничего не значит. Я сейчас поднимусь к тебе.
- Не надо. Я уже спускаюсь.
Они мчатся по опустевшим улицам, они взлетают на третий этаж. Звонят. Никто не отзывается, никто не торопится к двери. Надя легко открывает дверь своим ключом. Алла Аркадьевна сидит в кресле, перед ней на столике лист бумаги, ручка. Кажется, она задремала и вот сейчас поднимется и пойдёт им навстречу, легко и грациозно неся своё красивое, чуть полноватое тело. Засветятся добротой её глаза, зажурчит её низкий грудной голос. Но, нет. Ничего этого не случается.
- Она без сознания?! Скорую?!  –  надрывным шёпотом кричит Надя, не желая поверить в очевидное.
- Не надо скорую. Ей она уже не поможет.
Игорь читает то, что написала Алла Аркадьевна в свои последние часы:
«Дорогие мои, спасибо вам за праздник, который вы мне подарили. Будьте счастливы, живите долго.
… А цветы на ночь я погружаю в ванную с холодной водой, чуть поднимая им головки. Так они долго не вянут».

В церкви на отпевании было много цветов. Среди них были и те кремовые розы. Алла Аркадьевна хотела, чтобы они были, и они были свежи благодаря заботливому уходу Нади.
- Как всё-таки красиво она умерла. Будто заснула, – говорит Игорь.
- Она действительно заснула. Приняла снотворное, заснула и умерла во сне.
- Так тихо, спокойно, умиротворённо. И, кажется, без мук. О такой кончине можно только мечтать.
- Помечтать можно, но жизни спокойной я тебе не обещаю.
- О чём это мы? Если бы сейчас нас могла слышать Алла Аркадьевна, то верно…
- А она слышит. Девять дней ещё душа её будет находиться среди нас.
- Если ты веришь в это, тогда пусть слышит и пусть нас благословит.
- Игорь, какими мелочными бывают иногда наши ссоры. … Я  вот сейчас только понимаю, как можно было быть внимательнее. Как ей было нужно простое человеческое общение. Да что там – просто лишний раз позвонить!  А сейчас без неё мне так пусто, одиноко. Она – единственный человек…
- Надя, а тебе не кажется, что ты, может быть невольно,  признаёшься, что я для тебя ничего не значу.
- А причём тут ты?! Я же говорю о…
- Вот именно!  Просто я был уверен, что нас теперь двое.
- Ты придираешься к словам. А потом, почему уж ты так уверен?
  - Мне кажется, ты ищешь повод поссориться.
- Я?! Просто ты становишься мелочным, придирчивым.
- Я всегда таким был. Не замечала?!
… Они долго идут молча. Рука, которая бережно поддерживала Надю под  локоть, слабеет. Надя  уже не чувствует её тепла. Они останавливаются на перекрёстке. Что дальше? Каждый – своей дорогой? С дерева падает рыхлый ком снега. Он падает, обдавая брызгами обоих. Надя не сразу чувствует, как подтаявший снег, застрявший у неё на шарфике, бежит  прохладной струйкой ей за воротник. А почувствовав влагу, прижимает руку к груди.
- Что? – тревожно спрашивает Игорь.
- Вода побежала за воротник.
- Так пойдём же! Простудишься! Январь всё-таки. Знаешь, Наденька, это снегирь швырнул в нас этот ком снега. Мы стояли с тобой под рябиной, где он обедал. Я думаю, мы ему надоели, вот он и…
- Нет, Игорь, нет. Я знаю, кто это сделал. Я знаю.
- Ты права. Как я сам не догадался!
Они тихо и медленно идут одной дорогой. Пусть эта дорога будет для них счастливой.