Равнодушие

 Стоял октябрь. Месяц, когда роскошная желто-багряная листва закрывает уже слегка промёрзшую землю, лужи по утрам превращаются в зеркала, а воздух прозрачен и чист. В тот день ярко светило солнце, словно отдавая все свои скопившиеся за нежаркий год долги. По дорожкам старого парка, созданного сразу после Великой Отечественной и названного в честь расстрелянных в сорок третьем комсомольцев–подпольщиков, бежали наперегонки вечно опаздывающие на занятия школьники, степенно шагали под руку пожилые пары, спешили на работу , преподаватели, столяры, продавцы, переводчики, почтальоны, машинисты.
 Каждого из этих людей провожали на работу любящие супруги, заботливо целуя в щеку, дети, остающиеся под присмотром бабушек, домашние любимцы, весело виляющие хвостиками. Каждого из них вечером встретят, расспросят о том, как прошел день, накормят горячим ужином, порадуют хорошими отметками или расскажут о забавном случае на работе. Но никто из этих людей,таких вежливых, доброжелательных, интеллигентных, никто не расскажет о человеке, лежавшем лицом вниз на куче опавших листьев.
 Зачем беспокоить своих родных, вспоминать какого-то пьянчугу, надравшегося в кабаке, потерявшего достоинство и человеческий облик? Он сам виноват, променяв свою жизнь на бутылку. Культурный человек предпочтет не заметить это пятно на обществе. ЕГО обществе, где нет места сбившемся с пути.

                ***

 Сергею Александровичу стукнуло сорок, когда он встретил Евгению. Его бывшая жена забрала у доктора все - квартиру, машину, дачу, желание когда-нибудь вновь заводить семью. Но вот к ним в детскую хирургию пришла молоденькая ординаторша, робко окинула голубыми глазищами, остановив взгляд на Сергее Александровиче, улыбнулась и забрала его сердце в плен.
 Он, как мальчишка, сочинял ей стихи, водил в кино на задний ряд, покупал ромашки, считая розы слишком пошлыми, а через год сделал предложение. Сергей Александрович очень любил детей, но его бывшая супруга ни в какую не желала портить свою фигуру и тратить время на подгузники. Она вообще очень ценила свое стройное тело, красивое лицо и дорогие украшения. Развод, собственно, произошел из-за неспособности обычного российского хирурга, спасшего тысячи детских жизней, покупать ей бриллианты в необходимых количествах.
 Но вот в берлоге Сергея Александровича поселилась белокурая Евгения, омолодив мужика лет на десять так точно, и вскоре обрадовала его новостью о столь желанной беременности. Доктор был на вершине блаженства. Он носил жену на руках, штудировал соответствующую литературу, вставал посреди ночи, чтобы купить его любимой Женечке груши и селедку в масле, затоваривался в детском мире и посещал курсы молодого отца.
 Роды начались преждевременно, но мальчонка оказался тем еще борцом за жизнь и так громко издал свой первый крик, что двумя этажами выше в соседнем крыле хоккеист вышел из комы, обрадовав все свое многочисленное семейство. Разумеется, это было лишь совпадение, но согласитесь, приятно ведь думать, что твой голос вернул кого-то к реальности, вырвав из когтей темноты.
 Сергей Александрович не знал, куда деть свою положительную энергию. Он подарил всем медсестрам цветы, акушеру дорогущий коньяк, напоил всех шампанским, сорвал голос, пытаясь докричаться до Жени, но в роддом его в тот день не пустили. Мол, ты хоть и коллега, но нельзя. Ты уже к тому же навеселе.
 Новоиспеченный папаша расправил, опущенные было крылья и поздним октябрьским вечером полетел домой. Вообще-то он был пьян, но дело было вовсе не в алкоголе. Дело было в любви. Любви к Евгении, сыночку Максимке, всему родильному отделению, городу и его жителям, да чего уж там - всему миру, заставившему удачу повернуться к доктору лицом и уже который день не отворачиваться. Он был пьян от счастья, переполнявшего его до краев и даже переливающегося через них, захлестывая всех окружающих, вынуждая улыбаться, думать о хорошем, строить светлые планы, полные благих намерений. Доктор уже представлял, как будет учить Максимку ездить на велосипеде, как купит ему футбольный мяч и лыжи.
 Но не все люди способны радоваться за других, ощущать их внутреннее свечение, не все готовы отказаться от того, что счастье может принадлежать и кому-то другому. Есть такая порода людей, которая рушит все надежды, отнимает веру и убивает любовь. Их даже сложно назвать людьми - у них нет души. Берут чужое, не заботясь о том, с каким трудом оно зарабатывалось. Избивают, заподозрив недоброжелательность к своей особе. Насилуют, уничтожая всякую способность к доверию. Убивают, понятия не имея, что их собственная жизнь ничтожна, по сравнению с отнятой.
- Эй, дядя! Прикурить не найдется?
 Четверо парней в кожаных куртках закончили разрисовывать постамент, на котором стоял памятник неизвестному солдату, держащему на руках маленькую девочку. В парке, через который шел Сергей Александрович, находилась братская могила двадцатилетних ребят, сражавшихся за свою родину с оккупантами. Едва ли та четверка была старше.
- Извините, не курю.
Доктор ускорил шаг, но рыжий верзила схватил его за плечо.
- А что насчет деньжат? На пиво не хватает. Угости, друг.
Сергей Александрович растерянно покачал головой. Он потратил все, что было в кошельке на подарки персоналу и букет жене.
- Ну, а часики-то, золотые! Да и не поверю, что у такого представительного дяди нет денег хорошим парням на пивко. Давай по-хорошему, а?
 Доктор огляделся по сторонам, но кроме бюстов погибших комсомольцев ничего не увидел. Те грустно взирали на поколение, которое не стоило того, чтобы за него отдавали жизнь. Один из памятников принадлежал девушке лет семнадцати максимум. За связь с партизанами, ее голую в сорок втором протащили по тридцатиградусному морозу, избили кнутом, а потом повесили, запретив снимать тело, дабы пример непослушания всегда был перед глазами жителей маленького городка. Каменная девушка словно спрашивала: «Почему я? Почему мы? Почему тогда никто не помог, почему мир равнодушно смотрел на наши муки?».
 Сергей Александрович поежился. Ему очень не хотелось ни с кем конфликтовать. Тем более в день рождения сына. Он снял часы, доставшиеся от отца, и протянул их парням.
- Все?
- У меня больше ничего нет.
- Врет. Я знаю его. Он детский хирург. Аппендикс мне вырезал, шрам некрасивый оставил. Из-за него мою мать прогнали с работы. Пока нам нечего было жрать, он равнодушно смотрел, как мы подыхаем.
 Кудрявый паренек невысокого роста был сыном алкоголички, в одиночку тянувшей троих детей. Она действительно работала какое-то время в том же отделении, что и доктор, но крайне редко выходила из запоя, подолгу не появляясь в больнице. Ее уволили после трех предупреждений. Сергей Александрович провел ни одну, и даже не две беседы с ней на тему последствий столь долгих возлияний, но безрезультатно.
- Получай, паскуда!
 Рыжий ударил первым. У доктора перехватило дыхание, отказываясь восстанавливаться. Если бы Сергей Александрович мог думать в тот момент, ему бы вспомнилась лекция на первом курсе медицинского. У них был очень своеобразный преподаватель, умевший увлечь не только анатомией.
 «А здесь находится солнечное сплетение. Удар в эту область приведет к частичному параличу диафрагмы, от чего будет невозможно сделать вдох».
- Ублюдок зажиточный! Мразь! Сука! Хорошо тебе живется должно быть в уютной квартирке?
 «Если ударить в печень, то будет задет блуждающий нерв, тесно связанный с остальной нервной системой, что повлечет сильнейшую болевую реакцию»
 Доктор лежал на земле, когда крепкие ноги в тяжелых ботинках терзали его со всех сторон. Лицо, пах, живот. Еще один удар, еще, еще. Они уходят в бесконечность. Человек корчится от боли. У него выбиты зубы, сломаны ребра, возможно, внутреннее кровотечение. Если он выживет, то останется инвалидом на всю оставшуюся.
 Мимо пробежала парочка студентов, желающих лишь одного - остаться незамеченными. Плевать, что кто-то кого-то избивает. Плевать, что вызови они милицию, можно было спасти жизнь. Целую жизнь. Так много.
 Четверо ублюдков закончили с мужчиной и, обшарив карманы, оттащили его на кучу листьев, ничего не найдя. Их видела женщина, спешившая со смены домой к своему третьему по счету мужу, боясь, что застанет его с соседкой. Дамочка, оставшись незаметной для парней, видела, как они удаляются, хохоча во весь голос, словно герои «Заводного апельсина». Женщина посмотрела на слабо шевелившееся тело доктора, но предпочла пройти мимо.
 Прекрасное октябрьское утро сменилось небывало теплым для октября днем. Люди торопились по своим делам, безразлично глядя на лежащего лицом вниз на куче листьев мужчину. Его пальто было грязным, рука неестественно согнута.
 «Очередной алкаш» - подумал профессор с собачкой, прогуливающийся по парку. Песик подбежал к телу доктора и залаял. Прохожий приблизился и увидел, что листья необычного цвета. Профессор брезгливо коснулся шеи Сергея Александровича, пытаясь найти пульс на сонной артерии. Не обнаружив его, он перевернул доктора на спину. Глаза покойного были широко раскрыты, а на губах застыла улыбка. Перед смертью он вспомнил, что стал отцом. За такое счастье можно простить этому миру все что угодно.

                ***

 Возможно когда-нибудь, читатель побывает в этом маленьком городке, коих великое множество у нашей многострадальной родины. Пройдется по дорожкам старого парка, прочитает имена павших, начертанные на могильных плитах, посидит на лавочке, вдыхая свежий воздух. Это место слишком священно, чтобы быть просто кладбищем, хотя по сути оно является проходным двором. Но больше всего моего читателя впечатлят вечно молодые лица комсомольцев-подпольщиков. Скульптор создал их улыбающимися, воссоздавая образы героев по стареньким фото, что остались после выпускных. Эти ребята видели так много горя при жизни, что заставлять их смотреть на жестокость нашего поколения и после смерти - преступление.
А что бы было, если они оказались такими же равнодушными, как и мы?