Драма

Надеюсь, читатель, что вы нормальный, с положительными эмоциями человек. Хотите приязни, ласки, счастья. Если же нет, если вы твёрдая, холодная рыбина с неподвижными глазами, то предупреждаю: читать нижеописанное вам противопоказано.

На железнодорожном вокзале Минска увидел я своего знакомого. Плотничали когда-то в одной бригаде. Стоит сбоку от толкотни, весь красный, глядит сокрушённо перед собой и губами шевелит. «Наверно, что-то потерял»,- подумал я (и, как позже оказалось, почти угадал).
- Игнатьевич, здорово,- сказал я, подойдя к нему.
Он встрепенулся, узнал, прояснился, подал руку. Кое-что вспомнили, а потом он снова помрачнел и зашевелил губами, обо мне явно забыв.
- Да что с тобой, Игнатьевич? 
С усилием вернулся он на этот свет, посмотрел вопросительно, и как бы с сомнением, в мои глаза… и схватил меня за рукав.
- Пошли отсюда. Людей много. Хочу тебе что-то показать.
Мы отошли за газетный киоск. Игнатьевич вытянул из-за пазухи какой-то скрученный лист.
- Посмотри, что купил.
Я посмотрел. Лист фотобумаги с отпечатанным на нём по сторонам календарём на 1990 год. Посреди, во множестве прямоугольников, графические контуры обнажённых мужчины и женщины в разнообразных вариантах любви. В нашей пока бедной на сексуальную информацию стране шустрые человеки на такой и похожей продукции деньги куют.
- Да. Так что, Игнатьевич?
Он раздражённо-нетерпеливо мотнул головой.
- Как что? Не видишь?..
- Вижу. Календарь.
- Не календарь!.. – Игнатьевич, в досаде от моей несообразительности, аж зашипел; потом затыкал пальцем в прямоугольники. – Вот, вот, это! Это ты видишь?..
- А!.. Ну, собрались однажды здоровые мужчина с женщиной. Делать особенно было нечего, так они и давай веселиться. Бывает.
Игнатьевич был уже сам не свой от моей тупости.
- Да вот, вот, смотри, что вытворяют!.. Вот!..
- Вытворяют, да, есть… Пластические этюды… Полёт свободной фантазии… Прочь оковы… В общем-то, ничего нового… А что…
Глаза Игнатьевича вдруг погасли.
Оцепенело он стоял передо мной. 
Не иначе, он был в ступоре.
Осторожно я тронул его.
- Игнатьевич, а… что всё-таки такое?..
Ноль реакции. Я снова его тронул. Он зашевелился.
- Скажи, наконец. Что такое?
- Что, что!.. Живёшь, живёшь, а как живёшь!.. – Он уже из микроступора своего вышел и говорил со злостью. – На электричку иду, через подземный переход, а там кооператоры продают… Стол, на им стопки лежат… Что-то другое, и это вот… Купил… - Игнатьевич замялся – и вдруг его прорвало. – Я же никогда не думал, что можно так!.. Мы… с женой… вот так… так… ну и так… Ну и так ещё… И всё… А здесь!.. И так, и сяк!.. Вот, смотри! Вот! А это!.. Я же и додуматься никогда не мог до такого… А? Кто всё это придумал, ёлки-палки? Что за артисты…
Игнатьевич запомнился мне человеком простым. Но чтобы таким…
- Придумали всё это люди. Человечество. Давно, за тысячи лет до нас. В древней Индии на эту тему трактаты писали. Объёмные, с подробностями, что, как. И то, что ты здесь, Игнатьевич, видишь, это только цветочки… Да чего ты так уже расстраиваешься. Не знал, или не догадывался, так можешь теперь. Приезжаешь домой, идёшь к своей Ивановне и говоришь: а что если мы с тобой, Ивановна, немножко разомнёмся… Вот так, допустим…
- Смеёшься. Разве я так выгнусь. Это же на молодых рассчитано. А у меня уже не то, кости скрипят. Через пару лет на пенсию… Раньше, когда он хотел, я за семь километров бегал, а теперь, когда я хочу, его не отыскать… Всё, прошла жизнь.
Минуту мы ещё постояли вместе, затем Игнатьевич глянул на свои часы, попрощался со мной и поплёлся на перрон.
Оно, конечно, так. Живёт человек и много хочет, да мало получает. Однако кто в том виноват? Видимо, больше сам человек. Всё же каждому, чтобы думать, чтобы добиваться, дана голова, и нельзя спать. Ради счастья надо крутиться.      

                Авторский перевод с белорусского