Опыты общения, при нынешнем... Авторизованный

        Опыты общения, при нынешнем развитии научных и всяких, в частности — атеистических, знаний должные быть признанными фантастическими.

Авторизованный.

        Её, пишущую сейчас под диктовку, называли (видимо, в шутку) Кармен, и, кажется, втайне она даже гордилась этим, когда в объединённой на новейший манер гимназии в их классе появился новичок и сразу безоговорочно и трагически влюбился в неё. Он не успел никак выявить своих чувств, столь неожиданно странно овладевшими им, не производя ни внешне, ни интеллектом впечатления, достойного обратить на себя хоть малейшую толику достойного внимания пред окружающих. Зато мальчик сразу оказался свидетелем нашего с Игнатьевским поединка, о котором, подозревая, шептались все, но знал только он, потому что случайно оказался свидетелем как и постыдно-обыденной прелюдии, так и кульминации, глумливо-театральной по нынешнему и пошлой, также и трагической — во всех положенных этому слову смыслах — развязки.
        Она, видите ли, сказала, видимо, как подумалось, так и сорвалось с уст сахарных, что мужчины перевелись на свете белом и упали совсем до того уж, что осмеливаются отныне самой женщине предлагать выбор. Да, она была права и потребовала дуэли, раз мы оказались такими слабаками, и мы согласились. Он же всего-навсего опоздал к началу и уже не смог нас остановить, зато поднял выпавший из моей безвольно и глупо, надо признать, повисшей руки револьвер, вытер рукоять его своей лосиной модной перчаткой и сжал её в своей ладони, сказав мне на прощание:
        — Скажи ей, если сможешь, что я люблю её. — и, увидев моё затянувшееся непониманием оцепенение, надавал мне тут же вполне неромантических жгучих пощёчин, так что я очнулся (на самом деле — не здесь, а где-то в пошлом в перешницу со сговорчивыми шлюхами кабаке — гораздо позже) с горящим от стыда лицом, и крикнул мне. — Иди отсюда, придурок!
        Я передал ей его слова, оказавшись по-праву рядом, она только пожала плечми и выразила своё нежелание когда-нибудь ещё увидеть меня. Потом, насколько я могу знать только от сплетниц моего класса, пыталась передать ему в тюрьму записку. И даже это ей не удалось, не говоря там уже о каком бы то ни было заступничестве, день неотвратимого суда был назначен как положено, и было предречено и ясно заранее: мальчишке грозит каторга. Если не казнь. В эти-то дни она как будто и обезумела. Как, впрочем, и весь остальной так называемый окружающий мир: на город снова кто-то надвигался, растерзывая и расстреливая всё на своём пути, всякая учёба пошла к чертям, учителей, хоть они по-прежнему любили нас, было искренне жалко, когда вдруг пришло временное затишье. Как будто именно для того, что суд над мнимым убийцей всё-таки состоялся.
        Она не требовала от меня явки с повинной, и я постыдно благодарен ей за это, ведь сама считает уже свою собственную вину главной и единственной. Но я мучился бессонницей, возможно, излишне опрометчиво, началось нечто странное вроде припадков: я раздражался из-за никчёмных пустяков и стал не только просто несносен, но и опасен для окружающих и… для семьи. После одной из ставших частыми пьянок я подрался с отцом, дело едва не докатилось до ножа. Однажды ударил мать, обвинив, что зачали они с отцом меня во грехе — до свадьбы. Сестру как-то обозвал проституткой без малейшего с её стороны повода — она сидела на берегу на скамей вместе с Васильевским и смеялась, — и в безумно-оскорбительной форме потребовал, чтоб она убиралась жить в терпимый дом к Ерофеевой, в котором тоже и сам скандалил почти еженощно. Гнусное поведение моё довело меня до самоубийства. Одиннадцатого марта я повесился, не исповедавшись и прокляв весь мир лицемеров и сластолюбцев за греховность его.
        Зная, что Кармен, как и я, не находит успокоения совести своей, я однажды предложил ей покаяться публично и потребовать на суде от новичка нашего подтверждения. Она попыталась, наверное, именно поэтому и упекли её в сумасшедший дом окончательно и бесповоротно. Конечно, я слишком уж опрометчиво поступил, придя к ней, но и у меня не было другого выхода никакого. Её изнурённый разум ринулся в безумие. Сумасшедший дом она почитала теперь уже за публичный и нашла возможность отдаваться всем и каждому, кто мимоходом заинтересовался её женской плотью, тем более не увядшей, поскольку она была юна, прекрасна по-прежнему и по-прежнему идеально следила за собой, считая проституцию — теперь! — своей профессией. Бесстыдство санитаров, зарабатывавших больше на ней, чем оклады свои жалкие, и животно-наивное, и вполне свинское самодовольство умалишённых — вот что видел я, посещая больную.
        Наконец я уговорил её записать с моих слов всю нашу подлую и пошлую романтическую историю от моего лица. В тот же день, явившись открыто ночью в тюрьму и мимоходом напугав до полусмерти охранников, я уговорил и его сделать то же самое, скрыв от него только одно — нынешнее её состояние. Он согласился не только лишь потому, что не верил в реальность моего нынешнего существования, скорее оттого, что моё с ней счастье, ради которого, именно, он пошёл на свой безумный поступок, не состоялось всё-таки, к его великому огорчению. Так он сказал.
        Суд рассмотрел две странно появившиеся исповеди не существующего уже человека, написанные в разных, совершенно изолированных не только друг от друга, но и от всего остального мира, местах. При этом присяжным были так же предъявлены свидетельские показания охранников тюрьмы и санитаров дома сумасшедших о моих визитах не только в ночь написания исповедей, даты были означены в них, но и в другие ночи и вечера. Следствие неожиданно для себя зашло в тупик, в чём и призналось вполне виновато в работавших тогда ещё газетах. Главный вопрос, на который не смогли ответить присяжные, — это, возможен ли какой-то странный политический заговор с целью, предъявив столь странные документы, запутать честный суд и переложить вину с убийцы, вполне доказуемого (его) на уже не живущего (меня) человека.
        Пригласили экспертов: психиатра — для обвиняемого, санитаров и охранников; священника — в качестве независимого консультанта; юриста; следователя, весьма крутого, между прочим, и уважаемого, прославившегося когда-то недавно расследованиями двух или трёх весьма таинственных столичных мистификаций; и спиритуалиста даже, опытов которого не смогли некогда опровергнуть самые светлые академические (умы?!) круги. Но и с некоторыми из них мои переговоры так и не дали никакого положительного результата.
        В нашу, кажущуюся с точки зрения вселенских масштабов, маленькую, совсем уж почти детскую, историю, тем временем, самым трагическим образом вползла История Всемирная. В Ягодицы Свято-Вешние вошли белые. А в Бирюшинск наш пришли красные. Они выпустили всех без разбору из тюрьмы, всех же — и из жёлтого дома. Расстреляли: священника и психиатра — за насаждение среди масс народонаселения религиозных и псевдонаучных суеверий о душе; юриста и следователя — просто как крупнейших представителей предыдущего антинародного правого режима. Спиритуалиста им пришлось приговорить к смертной казни лишь заочно (забавный малый, мы с ним поговорили, и он мне, как ни странно, нехреново понравился), так как он исчез бесследно прямо с показательного выступления для большевистского командования.
        Кармен, встретившись с гимназистом-заступником своим, почему-то совсем окончательно сошла с ума, и он не нашёл ничего лучшего, чем окончательно застрелиться, узнав о том, из того же, ….., револьвера, из которого мною был убит гимназист Игнатьевский. Но с ним мне встретиться уже не довелось, видимо, Господь простил ему грех самоубийства.
        Записано бывшей гимназисткой Кармен со слов Ивана Дмитровского, бывшего гимназиста Объединённой Бирюшинской гимназии мая 15 числа в 1919 году от Рождества Христова. Прости мне, Господи, красоту мою, принесшую в мир лишь страдания и печали. Непосильно мне ниспосланное Тобой испытание, Господи. Невыносимо больше жить сумасшедшей проституткой, убившей троих достойных счастья юношей. Позволь мне встретиться с ними, прошу Тебя, дай надежду испросить прощения у них!

продолжение следует: http://www.proza.ru/2014/11/26/740
начало здесь: http://www.proza.ru/2014/10/25/176