Родня

- Давно это было, - вздохнул дед Федор, и подкинул в костёр несколько веток засохшей вербы. - Я парнем был, когда гражданская и до наших мест докатилась. Сначала в Сибири лютовал Колчак, потом откуда-то чехи понаехали.
Тятя  мой, Гаврила, на сибирские земли пацаном с самой Вятки пришёл, ещё до революции. Он вместе с братьями Еремой и Ермилом  отстроили себе каждому по дому, женились на местных девках, обзавелись хозяйством, и нарожали себе ребятишек. Среди этих ребятишек рос я.

Дед Федор замолчал, что-то обдумывая, потом повернулся к Алексею и спросил:
- Тебе, наверное, неинтересно, что я сейчас рассказываю. Поди ждёшь не дождёшься от меня разговоров про мои подвиги? Но я тебе расскажу, чтобы ты знал про нашу родню.
 
Вот я, к примеру, - загорелся он, - знаю, что мой дед и прадед были мастеровыми, а дед моего прадеда воевал с французами. Во как! С самим Наполеоном, значит воевал! И всё это я удерживаю в голове, а не записываю, как сейчас все грамотные…, - похвастался дед.

Он снял с головы кепку, разгладил остатки седых волос на лысине, и снова прикрыл голову.
- Так надёжнее всё держать в своей голове, - заметил он и хлопнул по кепке. - Сам знаешь, что я малограмотный, всего два года в школу  и ходил. Да и бумажку можно случайно  искурить, - объяснил он.

Дед достал кисет с самосадом, оторвал под размер папироски часть газеты и, шурша, насыпал в неё табак. Послюнявил губами, и ловко перебирая негнущимися пальцами, быстро свернул самокрутку.
 - Оно и понятно, -  сказал он, прикуривая от горящей ветки. - Если бы я  был, слаб на голову, ничего бы  ты о своих родственниках  и не узнал. А  раз у меня с головой всё в полном порядке, я тебе расскажу всё, что помню про своих родных, - и он усиленно стал раскуривать папироску.

Наконец, папироска задымила, и Алексей почувствовал запах махорки. Дед это заметил и подмигнул Алексею:
- Может, хочешь потянуть? Попробуй, - и он протянул цигарку.

Алексей машинально принял её и курнул. Дыхание перехватило сразу, да так, что он  бросил цигарку в траву и судорожно закашлялся, хватая ртом воздух и выкатив глаза, полные слёз.
 
- Ты терпи, - успокоил дед, когда внук откашлялся. - Нака вот запей чайком, горечь и пройдёт. Я когда, мальчонкой, первый раз попробовал табачку, меня тоже перевернуло, но потом ничего, привык. И вот уже целых семьдесят лет имею эту вредную привычку. Я с ранних лет покуривал Лёха, - признался он, - Сначала отца, матери крадучись, а когда попался, они меня за это даже не поругали. С того момента я курил  открыто.

Дед  поискал глазами по земле:
- Подай-ка папироску с земли, нечего добру пропадать, - попросил он, заметив цигарку. - Вон от тебя справа дымок идёт.
Алексей нашёл дымящийся окурок и подал деду.

- Так вот, я и говорю, - старик взял окурок, почмокал губами, пуская дым через нос, продолжил: - Родитель мой - твой прадед, крепкий мужик был, подкову мог спокойно разогнуть. Только никак он не мог привыкнуть к крестьянской жизни, так и маялся, пока не надоумил его один ссыльный открыть в деревне кузницу. Ссыльный тот из политических был, всё время в очках ходил, такой серьёзный и грамотный был мужик. Больше про него ничего не знаю, да и не любопытным я был тогда. Вот они и сдружились. Ссыльный помог отцу написать прошение, отец съездил в город и ему выправили бумагу, то есть разрешили  заниматься кузнечным ремеслом. Через год, другой заработала наша кузница в полную силу.

Вот с этой кузницы всё и началось. Со всей округе стали приезжать к отцу крестьянские люди. Кому лошадь подковать, кому колёса на телеге в железо заковать, а кому и борону сделать. Работы было надорвись, особенно  весной и осенью. И я часами пропадал в кузнице. Помогал отцу воду таскать, крутил меха, раздувая огонь.
 
Знаешь про меха? – спрашивал дед и рассказывал: - Это устройство, внучек, вроде гармошки, только из бычьей кожи и без клавишей. Вот я и качал воздух из тех мехов на угли. Железо аж добела разогревалось и было мягким, как масло. Однажды мне захотелось потрогать его руками, но отец вовремя остановил меня, показав, как раскалённое железо без труда прожгло толстую доску в столе. С той поры я и дружу с железом.

Из-за этой кузницы мне пришлось бросить школу. Кроме меня в семье было ещё три брата, я меж них средний. Два старших после пятнадцати годков от роду уехали в Канск, да так там и остались. Вот я и бегал помогать отцу за всех. Потом отец взял к себе помощника, а меня отправил на лето пасти коров. Пас я коров подпаском, с младшим братом Иваном по очереди, а бывало и вместе. Один раз у пастуха корова ушла, ну и мы с братом целый день её разыскивали. Нашли её под вечер с выеденным боком в березняке. Деревенские подумали, что волки. Мужики около заеденной коровы устроили засаду, но волки так и не появились. Вместо волков  за коровой приехал хозяин, и забрал её останки. После этого случая мать категорически запретила нам пасти коров, боялась, что волки могут загрызть и нас. Так я снова вернулся к отцу в кузницу. А волков вскоре истребили, нашли их около соляных пещер, да и было их всего один выводок, двое взрослых волков и три щенка. Только нам с братом жалко  было  волчат, что пожить они толком не успели на свете, - дед Федор вздохнул, вспоминая далёкое время, и подытожил,  - Вот такие серьезные были у нас охотники, в живых зверя не оставляли. Да...

Дед Федор привстал с берёзового пня, и повертел в углях палкой, разыскивая запеченную картошку. Выкатив несколько готовых картофелин, положил их на траву.
-  Пусть остынут, а то язык обожжём, - объяснил он, дуя на картошку. - Подай-ка, внучок  сумку, а сам бери, наливай молоко из туеса,  а то уморил я тебя своими разговорами, - суетился дед. - Вон, где солнце..., - показал он рукой, и  достал из тряпичной сумки хлеб и большой кусок сала. Всё положил рядом с картошкой, здесь же красовались головки чеснока и лука, и несколько варёных яиц.
-  Тебе молоко чаем разбавить?- спросил он, показывая на алюминиевый чайник.
Алексей  послушно встал, взял чайник и налил в кружку травяного отвара и развёл его молоком,  и стал  помогать деду, накрывать нехитрый обед.

***

…Внук гостил у деда, и помогал ему на покосе третье лето подряд. За два года Алексей научился прилично косить, и дед с нетерпением ждал внука на каникулы.
Покос у деда был в получасе ходьбы от деревни. Участок казался небольшим, но с него старик умудрялся накосить пару добрых возов сена, которых с лихвой хватало на корм скоту на зиму и весну. Косить ему всегда помогали сыновья и невестки, приезжая на выходные из соседних деревень, а готовое сено завозили к месту по первому снегу.

Несколько копён дед придерживал на огороде, чтобы продать их весной, чтобы вырученные деньги положить к себе на сберегательную книжку. Так было заведено в те времена. Он объяснял это не стяжательством или своим скупердяйством, а  бережливостью,  с дальним расчётом на то, что деньги могут понадобиться на похороны в случае его смерти, и чтобы после смерти остальную часть разделить между своими детьми.
 
Выработанная  годами привычка, ни от кого не зависеть! и сама тяжёлая жизнь на селе, вынуждала стариков работать до самого конца жизни, надеясь только на свои силы. И пенсию, которую дед получал, он тоже клал себе на книжку. То же самое делала бабушка.
- Знаешь, сколько у меня денег на книжке?- спрашивал он внука и с гордостью отвечал: - Почти пятьсот рублей. Вот проживу ещё несколько лет, накоплю с тысячу. Хватит и на похороны, и твоей матери с её братьями. Всё поделю поровну…

В третьем году на покосе дед с внуком работали с самого начала только вдвоём. Погода была сухая и тёплая. Травостой  в том году выдался богатым.
- Управимся за неделю, - твёрдо говорил дед Федор. - До обеда косим, после обеда подгребаем, а на выходные Тамара с Митькой приедут по грибы и помогут копна сметать, - планировал он наперёд. - Будь я чуть помоложе, мы бы с тобой и без них управились, точно, внучок? – спрашивал он Алексея.

...С раннего утра, по росе, приступали косить. Сначала выкашивали открытые места на полянах, после обеда косили в затенённых березняках. И к концу недели большая часть покоса была выкошена и прибрана в копнах.

Алексей долго присматривался, как дед складывает копну. И однажды, глядя, как дед ухарски орудовал деревянными вилами, не выдержал, и пока он перекуривал, взял вилы и пошёл складывать копну. Работа была непривычной, и поначалу вымотала парня, но со временем он приспособился к вилам, и пока дед выкуривал свою очередную самокрутку, сложил целую копну. Копна оказалась в полтора раза больше чем у деда.
 
Закончив с перекуром, дед Федор подошёл забрать вилы, увидел работу и сдержанно похвалил:
-  В нашу родову ты Леха пошёл. Даже походишь чем-то на меня в молодости. Я тоже, за что не брался, всё у меня получалось с первого разу, - хвастался дед. - Даже не думал, что ты так быстро поймёшь, как надо складывать копну, - и опять хвалил: - Молодец! Теперь точно мы с тобой обойдёмся без помощников, вот только бы погода не подвела.

Дед смотрел на небо, приложив ладонь ко лбу, пряча глаза от солнца и всматриваясь в горизонт. Не находя на небе ни облачка, уверенно говорил:
-  Ещё неделю постоит. Точно! По приметам на небе даже хмари нет, - и добавлял: - Вот, когда на горизонте появятся курчавые облака, тогда…
-  Перистые облака, - поправлял внук.
- Вот-вот перистые. Но это по-научному, а по-нашему это курчавые облака, - настаивал дед. - И тогда быть обязательно грозе.
Алексей не спорил..., брал в руки грабли и шёл подгребать высохшее сено, а дед, бормоча что-то себе под нос, копнил очередную копёшку. Так они дружно проработали несколько дней.

Возвращались в деревню под вечер... Внук шёл впереди, дед за ним, медленно передвигая ноги. Иногда он останавливался, приседал на корточки отдохнуть, а заодно перекурить. Алексей терпеливо ждал деда и, дождавшись, снова уходил от него вперёд.
-  Куда ты торопишься? Лучше понаблюдай за лесом. Утром он свеж, как и мы, а к вечеру устаёт, - поучал дед. - Вон, гляди, листья на берёзе блеск потеряли, и птицы не поют, разве в городе  увидишь такую благодать? Ни в жисть!
Или  останавливался у березняка, рассматривая молодую берёзу.
-  Надо, Леха, веников наломать к бане, - говорил он и показывал Алексею, как правильно выбирать дерево и как ломать ветки.

Однажды после обеда внук прилёг в тень и задремал. А когда проснулся, деда нигде не было. Алексей встал и прошёлся по покосу. Дед исчез.
«Может, с ним что-то случилось?» - мелькнула тревожная мысль.
Внук не на шутку испугался, а когда увидел на поляне не доложенную копну и вилы в ней, поспешил к месту.

Дед лежал около копны на сене, прикрыв от мух лицо кепкой и не шевелился. Алексей дотронулся до старика и тот, вздрогнув, сразу проснулся, удивлённо уставившись на внука одним глазом.
-  Фу..., - с облегчением сказал Алексей. - А я  подумал,  бог знает что, - и улыбнулся деду.
- Так я, глядя на тебя, внучок, с устатку, прилёг..., ну и заснул. Что ж здесь плохого? Отдохнул, и теперь с новыми силами возьмусь за копну, - старик заулыбался и спросил:- А ты подумал, что я помер?
Алексей замахал руками...
- Чего выдумал...эх деда, деда, - сказал он и отвернулся с глазами полными слёз.

-  Хотел бы я такую смерть принять перед богом, прямо на природе...но видно не время ещё. И с покосом мы с тобой ещё не справились. Верно Лёха? Ты не растраивайся, я ещё поживу...
Потом приобняв внука, спросил:
- Может на сегодня хватит косить? Да и в баньке охота погреться, - предложил дед Фёдор. - Пора кости старые распарить, а то гнуться перестали. Ты как?
Алексей согласился, понимая, что деда будет не переубедить.

И они проделывали обратный путь в деревню по старой схеме: внук впереди, дед чуть сзади, останавливаясь на перекур, или, чтобы нарвать березовых веток на веник к бани.

Всё время сенокоса было похоже на один длинный, предлинный день. Подъём с восходом солнца, косьба и сбор высохшего сена, обильный обед с отдыхом в два часа, снова сбор  сена, короткий отдых, и возвращение  в деревню, чтобы успеть встретить своих кормильцев: корову Зорьку с годовалой тёлкой, и дюжину овечек во главе с бараном. И так всё лето и осень - каждый день без выходных.

После бани и ужина со ста граммами самогонки, дед поучал внука:
-  Лето год кормит, - назидательно говорил он. - Запомни эту поговорку, и старайся летом, хоть немного, но поработать в огороде или поле. Крестьянами мы родились, и всегда ими останемся. Ты тоже, Леха, крестьянин, хоть и в городе живёшь. Попомни мои слова! Ничего на свете полезней и краше нет, как наша землица. На неё всех тянет. Она даёт нам работу, поэтому и живём, она же и нас хоронит. От прогресса в городах люди устают и болеют чаще, а в деревни, хоть и трудиться много приходится, но зато это во благо, и для здоровья и для души. Я вон до восьмидесяти лет дожил и ничего, сам видишь, что не сильно от тебя отстаю на покосе, а в работе по хозяйству я у старухи главный. Всё на мне и покос и картошка, и скотину, какую зарезать, всё могу, - под конец разошёлся дед Федор. - В деревнях, хоть и грязь, и навоз, но всё равно  здесь чище, чем в городе.
Потом деда забирала баба Маня, помочь по хозяйству, а Алексей шёл на свидание с  деревенской девчонкой Галиной…

***

После обеда Алексей собрал остатки сала и хлеба и положил в сумку, а оставшийся мусор с подстилки вытряхнул в костёр. Скорлупа от яиц и кожура от печёной картошки растворилась, шкурки от сала загорелись, и от костра пошёл дым с запахом жареного сала.
-  Ты чего там жечь удумал? - спросил старик, уловив запах от костра. - Лучше залей костёр водой, а кружки сполосни в ручье, - скомандовал он.

Алексей беспрекословно спустился к ручью, помыл в нём кружки и наполнил в чайник воды для костра. От воды в ручье исходила свежая прохлада, и юноша наслаждался ей минуту-другую.

- Ты там случайно не утонул? – окликнул дед, похихикивая, а когда Алексей вернулся, предложил:
- Приляг рядом, отдохни, а я тебе про свою юность боевую расскажу. Как первый раз женился, как белочехи в гражданскую войну меня розгами побаловали. А то в деревне про меня разные слухи ходят, так ты им не верь. И глаз я не в войну потерял…
Дед Федор встал, вернулся на берёзовый пень и свернул козью ножку. Подкурив  и затянувшись несколько раз, он начал свой рассказ.

- Перед самой гражданской, попросил меня отец поработать в кузнице. Надо было подготовить подковы для  лошадей, - заговорил он привычным говором. - Взялись мы за дело с самого утра, а к вечеру наделали столько подков, что их хватило бы на целый эскадрон. Я так уработался, что нечаянно сбросил с себя защитные очки, и в это время отец, после удара молотком, не удержал клещами раскалённый кусок железа, и тот, подпрыгнув высоко над наковальней, полосонул меня, как нож, по правому глазу. Я от дикой боли сразу упал на земляной пол. Когда отец подскочил ко мне, глаз сильно кровоточил и почти весь вытек. Так я стал инвалидом. Увезли, меня в уездную больницу. Рану залечили, а на место выжженного глаза сделали протез. С протезом тоже пришлось помучиться, пока он не нашёл своё место. Но всё обошлось, и через месяц я вернулся домой. К тому времени одногодков моих мобилизовали на службу к Колчаку, а меня по причине отсутствия глаза, даже не взяли в обоз. Так я остался в деревне, и скоро вернулся на работу в кузницу.
Пока шла война, я  работал в кузнице. Потом на войну забрали отца, следом брата Ивана. Так я остался главным мужчиной в доме. Были у меня ещё две сестры, но они жили своими семьями под Абаканом.
Скоро с войны вернулся контуженый брат Иван. Его во время строительства переправы, где он воевал сапёром, по мосту, стрельнули из гранаты, не то свои не то партизаны, и Ивана ранило, выдавив ему в одном ухе перепонку. После госпиталя брата демобилизовали, и он вернулся в деревню глухим на одно ухо, а вскоре женился на вдовой соседке и уехал вместе с ней к сестрам в Черногорку.

Шло время, Колчака стали поджимать красные и партизаны, и он со своим штабом обосновался в Омске. На место Колчака пришли белочехи. Откуда их чёрт принёс, я до сих пор догадываюсь. Зачем  было в Сибирь приезжать, чтобы найти себе здесь погибель? Могли бы спокойно и у себя на родине разборки с властью устроить, у них там своих буржуев хватает, а они наших защищать приехали. Я к тому времени совсем поправился и был первым парнем на деревне. Росту я был высокого и на лицо не урод, хоть и без глаза. Спокойно разгибал подкову, вот этими руками, -  и дед Федор растопырил огрубевшие пальцы на вытянутых руках. - А когда по пьянке дрался с обидчиком, всегда выходил победителем. В деревне меня боялись и уважали. Я тебе, Леха, это рассказываю, чтобы ты знал, что твой дед был не из робкого десятка, хоть и на войне не был, и в большевики и в белые не записывался, а за свою честь знал, как постоять.

Так вот, дело к лету шло, - продолжал дед, немного сбавив пыл. - Ещё не отсеялись и огороды не посадили. А чехи тут как тут. Появилась у нас в деревне какая-то военная часть, меж собой говорящая на непонятном нам языке. Потом староста собрал собрание и переводчик нам обсказал, что к чему, и попросил принять этих иностранцев на постой по домам. Народ возмущаться не стал, и по возможности чехов разместили по домам.
Пристроился в нашем доме и их офицер, по-ихнему не то капрал, не то вахмистр, с ординарцем. Жили чехи в деревне сначала тихо, потом  обвыклись, и стали на наших баб поглядывать. Я в то время женихался с нашей деревенской красавицей Варварой.
Через неделю стал я замечать, что чешский офицер знаки внимания моей Варваре оказывает. То он встретит её у колодца, то конфетами угостит. А та дура только посмеивается ему в ответ.
Однажды перед самым их уходом из деревни, прибегает в кузницу брат Варвары и рассказывает мне, что чужак силой хочет увести мою Варвару к себе в Чехию.

После этого известия я сделался не своим. Злость на меня нашла не человеческая. Взял я с собой выкованный для кабана палаш и пошёл к своему дому. Офицера дома не было и я понял, что могу не успеть. Кинулся я к дому Варвары, смотрю, телега навстречу едет, а в телеге Варвара с офицером милуются. Увидела она меня и спряталась за офицера, а я как коршун налетел на них ну и тюкнул разок, другой офицера по голове железкой, тот и обмяк, а Варвару я сдернул с телеги и оттащил в сторону. В это время стрельба началась, я подумал, что стреляют в меня, и перепугу убежал в соляные пещеры. Там и просидел два дня, пока Варькин брат не пришёл и не рассказал, что  отряд белочехов в деревне партизаны ночью перебили.

Даже и не знаю, убил я того офицера или нет? Только я его среди убитых потом не нашёл. А с Варварой с тех пор я расстался, а вскоре женился на другой девке. А историю с розгами придумал Варькин брат. Зачем ему было меня поднимать в глазах у красных? он так мне и не рассказал, потому что в скорости погиб в партизанах.
Толи он в знак благодарности за сестру придумал всё это, толи ещё почему? Не могу сказать! С тех пор и прицепилась ко мне эта история про розги. Нашлись в деревне свидетели, которые подтвердили о моём унижении. После этого я чуть не стал героем, отбившего девушку у иноземцев. На каждом собрании председатель ставил меня в пример молодёжи.
 
Хоть и в этой истории не всё было правдой, но я со временем и сам стал думать, что так было. Не знаю почему, но правду я так и некому не рассказал. Варвара через два месяца уехала из деревни куда-то на Восток. Потом прошёл слух, что у неё родился сын. По времени рождения совпадало, что парень был от меня.
 
Знаешь, как узнал? – дед привстал с берёзового пня, достал кисет и ловко свернул самокрутку. Раскурил её, сделал несколько затяжек, и продолжил:
- Через много-много лет получил я повестку из сельсовета. Председатель рассказал мне, что меня разыскивает мой сын, который живёт на Дальнем Востоке в городе под названием Советская Гавань. И зовут его так же как меня, Федор. Я сначала не поверил, но потом подумал, а вдруг это тот парень, которого родила Варвара. Так и оказалось. Мой сынок приезжал повидаться со мной, и всё обстоятельно мне рассказал, а от Варвары передал привет. Бабка моя так и ахнула, когда он приехал, уж больно он был похож на меня в молодости. Погостил он у нас несколько дней и уехал.
Помнишь, мать твоя зимой к нам приезжала?- неожиданно спросил Федор внука, - Так это она на встречу со своим братом Федором примчалась.

Да было время…, - вздохнул дед. - Что тут скажешь, если судьба у меня такая. Потом немного поохал, жалуясь на старость, но всё же продолжил воспоминания.

- Был у меня, Лёха, ещё один сын Федор, от твоей родной бабки Кати, но и этого судьба не уберегла. Самостоятельный парень был. Знаешь, как он стремился учиться? Школа от деревни была за десять вёрст, так он весной и осенью каждый день бегал в Бородино и обратно домой. Бывало, станет мне его жалко, я и говорю ему, брось ты эту школу, Федька, займись кузнечным делом, а он, на своём! Переругаемся с ним, он неделю не приходит в деревню, пока я пар не выпущу. Настырный был твой дядька.
 
После семилетки в ФЗУ поступил на тракториста. Выучился начал работать в соседнем колхозе, а тут война. Он добровольцем записался. Федька высокий и красивый парень был, к тому же образованный. По тем временам семилетка о - го-го была! – воскликнул дед Фёдор. - Мы его с матерью толком и проводить не успели. Забежал ко мне в кузницу попрощаться, сказал, что на войну уходит. А я старый дурак зашумел на него, что не по-людски уходит, без проводов. Говорю ему плохая это примета, Федька, а он мне в ответ, что записался матросом, и что его команда сегодня отправляется к фронту, и что в приметы он не верит.
В это время и мать в кузницу прибежала с ребятишками. Так Федька и ушёл на фронт прямо из кузницы.

Провоевал он на войне недолго, через полгода похоронка пришла... погиб наш парень в бою под Феодосией смертью храбрых. Потом после войны заезжал к нам в деревню сослуживец сына. Привёз неотправленное письмо и фото. На фотографии Федор сфотографирован в военной форме, статный такой и красивый. Ты видел, карточка  с матросом в рамке на стене  в доме висит. Сослуживец рассказал, что в том бою за Феодосию, Федора ранили в живот, и он, промаявшись в полевом лазарете два дня, умер. Похоронили его в братской могиле в самой Феодосии.
 
Не пожил Федор толком на свете, не понянчил детей и внуков, всё спешил везде успеть. Не успел, - с горечью сказал дед, и добавил: - А про остальных моих сорванцов ты знаешь: Толька с Мишкой шоферят, Тамарка рядом со мной живёт, а Таська в Назарово с вами…

И ещё об одном родственнике, о твоём прадеде и о моём тесте хочу тебе рассказать, но позже. Сейчас пора, Леха, браться за работу, нечего тары бары разводить.
Дед встал с пня и застегнул рубашку. Всем своим видом он показывал внуку, что готов к очередному рывку.

- Давай ты копни, а я пойду скошенную траву поворошу, - скомандовал он. - Видишь, как палит, - и показал на солнце. - Ты, парень, полотенцем голову-то обвяжи, а то, не ровен час, шибанёт тебя по голове солнечный удар.
Он взял грабли и, обсуждая про меж себя, что-то про редкую для этих мест жару, скрылся в перелеске. Алексей, обмотав полотенцем голову, как советовал дед, скинув с себя майку и ушёл на поляну копнить сено.

***

Заканчивалась длинная июльская неделя, а за ней приближался конец сенокоса. К середине июля на селе откашивались немногие, большая часть, кто не работал в совхозе и пенсионеры.  Среди них был и дед Федор. Остальные сельчане косили урывками, рано утром или после работы, аж до самого августа. К тому времени уже начинались дожди, и часть сена у некоторых сельчан, так и не просохнув, пропадала. У деда Федора сено всегда было отменным, и он не скрывал этого, хвастался в разговоре меж стариками.

От этих разговоров иногда возникали споры, а порой и недовольства. Однажды придя к себе на покос, дед Федор недосчитал несколько копён. Воры крадучись, ночью, вывезли сено в неизвестном направлении. Дед Федор после воровства очень страдал, и при встрече с завистниками откровенно говорил им, что у него есть тайный покос, про который никто не знает, и с которого он и восполнит украденное сено, а часть его продаст желающим. И дед неврал, а говорил чистую правду.

О  тайном покосе деда Алексей узнал на следующий день.
Рано утром, попив чай с шаньгами, на легке, отправились на покос. Отойдя от деревни на три километра, дед Федор свернул в сторону и  углубился в заросший травой лес. Дороги, как таковой не было. И здесь порядок передвижения изменился: дед шёл впереди, а за ним едва поспевал внук. Высокий травостой, состоящий в основном из папоротника, затруднял их движенье и, пройдя несколько сотен метров, Алексей запросил воды. Дед подал внуку сумку с провизией,  но в сумке из жидкости была одна лишь бутылка с молоком.
-   Я молоко не буду, а то вдруг что с животом, - отказался Алексей.
-  Обожди ещё немного, и мы отсюда выберемся, - посмеивался над внуком дед, - Вот подымимся на пригорок, а там до места рукой подать. Там из родника и напьёшься.

Когда вышли на опушку леса, на обратном склоне, вниз к ложбине, простирался большой косогор, усеянный гроздями лесной клубники. Когда остановились отдохнуть, Алексей признался деду, что с дядькой, два года назад в этом месте собирал клубнику.
- Если так, то вон в том леске должен быть родник, - сказал он, показывая рукой.
- Тебя Михаил за ягодой сюда водил?- удивлённо спросил дед Федор. - Вот стервенец! Значит, он мне тогда соврал, что к Великжаниной горе за ягодой тебя повёл. А ягоды здесь нынче полно…
Дед Федор нагнулся и сорвал ветку, и объел плоды вместе с плодоножкой.
-  Надо Тамарке с Митькой сказать, чтобы на мотоцикле вас сюда со старухой завезли, ягода как раз спелость набрала, - жевал он клубнику.
Дед отмахнулся кепкой от приставшей к нему мухи, и стал подниматься с земли.
- Пойдём, Леха, к роднику, там и отдохнём перед работой. Вон, видишь, между деревьев поляна просвечивает, - и старик показал в сторону от родника. - Там и есть мой тайный покос. Его мы с моим тестем, значит твоим прадедом, давно облюбовали. С тех пор он и считается нашенским.  Всякий год, накосим там с небольшой зарод, и по первому снегу перетащим его на лошадях на  свой законный покос, а оттуда, уже в ноябре, на тракторе мой Анатолий перевозил воз в деревню.
 
Никто из наших деревенских людей, долгое время про этот покос не знал, и всегда мне завидовали: как это я умудрялся накосить со своего покоса столько сена? А когда я в горячке, проговорился им про свой тайный покос, мне не поверили.  Говорят, что уж больно я стар, чтобы тянуть на два покоса. Они так и не уяснили в жизни, что своя ноша никогда не тянет. Благодетели…, - и дед выругался.

Стали спускаться вниз, обходя залежи спелой ягоды. Алексей останавливался, срывал несколько стеблей с ягодой и ел лакомство на ходу. Дед Федор, смешно притормаживая ногами, зигзагами спускался по косагору.
- У меня тормоза уже не те, Леха, - кричал он внуку. - И чтобы меня не понесло вниз, я иду зигзагами.
-  Дед, тебя зараз можно записать в горнолыжники, - посмеивался Алексей. - Они как раз по такому методу катаются на лыжах с крутых гор.
-  Вот-вот, всегда ты с умыслом меня подковыриваешь, - с обидой в голосе говорил дед Федор, и тормозил: - Доживёшь до моих лет, так же будешь тормозить, горнолыжник...

Через некоторое время они преодолели склон и зашли в прохладный лесок, где и был родник. Расположившись на камнях недалеко от родника, и попив воды, дед Федор продолжил разговор:
-  Я тебя сюда, внучок, привёл для того, чтобы ты сам убедился, что я не вру про покос, а говорю, как оно есть на самом деле. Сейчас отдохнём у родника, а после покосим до жары. Литовки у меня здесь схоронены с самого лета, в барсучьей норе. Знаешь, как я выгнал барсука?
На лице деда появилась легкая улыбка.
-  Я пересыпал нору махоркой, и барсук  освободил мне её, как миленький, а сам новую нору вырыл. Здесь недалеко и живёт. Но я про барсука никому, ни слова. Так и живём мирно вместе, охраняя покос. Он меня не трогает, а я его. И про ягоду, что на склоне растёт, кроме нас с ним никто и не знает.
- Так уж?- не поверил Алексей, - Здесь от самой деревне совсем недалеко.

- Недалеко-то оно недалеко, - согласился дед. - Только это место считается заговорённым, вот и боятся сюда посторонние захаживать. Несколько случаев было в грозу, как люди в этом месте пропадали. Исчезали, даже следов своих не оставляли. Кто с собакой пропал, кто с коровой исчез, -  всерьёз рассказывал дед Федор.

Дед таинственно посмотрел по сторонам и, нагнувшись к внуку, тихо сказал:
- В нашей округе меж собой люди болтают, что это место инопланетяне облюбовали, вот они и ловят всех, кто туда забредёт, - пояснил он.
-  А как же это тебя до сих пор не забрали, эти инопланетяне? – хихикнул Алексей.       
-  А ты не хихикай, может, кого и забирали, только отпустили, - не моргнув единственным глазом, ответил  дед  Федор.

-  Уж не сторожем они тебя на охрану этих мест наняли?- подначивал внук.
-  Ты поржи, поржи над стариком, - рассердился дед. - Я ему всё, как на духу, а он не верит. Вот дурень! Эти инопланетяне не меня, а прадеда твоего к себе забирали, но отпустили, наказав ему, в летнее время поглядывать за этим местом. А потом это место от тестя ко мне перешло. Дальше оно должно к Анатолию перейти, а ещё дальше не знаю, кому достанется. Можно было тебе это место завещать, - задумчиво сказал дед. - Но ты в городе живёшь и в деревне жить не собираешься. Может, подумаешь на досуге? – и добавил: - Я бы тебя инопланетянам рекомендовал.
-  Инопланетянам?- снова хихикнул Алексей, - Ты, что это серьёзно говоришь, деда?

Дед Федор промолчал, придумывая что сказать дальше.
Алексей налил в кружку родниковой воды, и, не останавливаясь, выпил.
-  Ты вон воды из родника, сколько пьёшь? Напиться не можешь, - опять заговорил дед. - Нигде таких родников я не встречал, чтобы вода ледяней была..., и зубы не ломило, и горло не простужалось. Факт! проверенный годами. А ты умойся этой водой, сразу силу и бодрость почувствуешь, и усталость с тебя долой, - разошёлся дед. - И всё из-за инопланетян.

Потом он замолчал, попивая мелкими глотками родниковую воду, и выплеснув остатки на траву,  сказал:
-  Ты, как-никак Лёха, самая настоящая моя родня и есть, вот я и решил ввести тебя в курс  наших дел, и привёл на это место. Запомни его..., здесь для жизни самая настоящая благодать! И родник и лес и поля, вон как сохранились! – восторженно продолжал дед, - А сено здесь такое, что от него молоко, жирней, чем у нас в деревне, ни у кого нет. Сам знаешь, какая у нас сметана, ложка стоит, а сама сметана не плеснеет хоть месяц. А  масло, какое?- снова расхвастался дед Федор.

-  А ты не пробовал деда из пахты самогонку гнать? - неожиданно спросил внук.
Дед Федор от этого спроса замолчал, обдумывая ответ, но так и не найдя его, схитрил:
- Про самогонку не знаю, а вот окрошка на пахте получается отменная. Придём с покоса, попросим бабу Маню окрошку сварганить. Как раз по жаре продукт, - подметил он внуку.

И немного покумекав, добавил:
- Хотя твоё предположение надо обдумать..., ведь делают из кобыльего молока наши калмыки кумыс, - припомнил он. - Хотя..., - он замешкался. - В кумысе градусы маленькие, - заключил дед Федор на полном серьёзе.
Поймав выражение еа лице внука, готового засмеяться понял, что это  очередной подвох Алексея:
- Опять ты, Леха, меня разыгрываешь? И, что это за напасть, вопросы с подковыркой задавать? Я в твоём возрасте намного  серьезней был, на кузне отцу помогал.

Дед Федор бодро поднялся на ноги:
-  Всё отдых закончился, пошли косить, - приказал он.
-  А, как же инопланетяне? – не отставал Алексей.
-  Как, как? - передразнил внука дед. - Как появятся, я сразу тебе дам знать. Непременно позвоню по телефону, - взъерошился старик.
- Дед, ты мне про прадеда обещал еще сегодня рассказать, - напомнил Алексей, чтобы перевести тему разговора в привычное русло.
-  Вот на обратном пути и расскажу. Выкосим деляну, глядишь юмор из тебя, и выйдет, - и дед лукаво взглянул на внука и предупредил: - Торопись, внучок, а то инопланетяне тебя за издевательские вопросы ко мне, заберут к себе.

Сказав внуку очередную страшилку, примирительно заговорил:
-  Говорил я твоей матери, что ты наших кровей, а она мне  своё, про институт. А как бы хорошо было, чтобы ты в деревне жить остался, к тебе бы всё и перешло и родник и покос и поляна, а так пропадёт всё, - и дед с досады сплюнул на землю и проворчал: - И кто эти города понастроил? Жили бы с природой в согласии, без всяких войн и зависти. Ан нет! подавай им города. Эх, люди, люди… Заберут вас к себе когда-нибудь инопланетяне…

Алексей расслышал, как после очередной затяжки закашлялся дед, негодуя на махорку:
- Пол пачки пыли табачной вместо табака насыпали, вот он и першит в горле. Самосад он не так горит, и он без пыли, потому что натуральный продукт надёжнее. Пошли, что ли работать…

Алексею было радостно, что у него такой затейливый дед: в меру смешон, и в меру строг, а его природный юмор, больше походил на правду.
Алексей шёл следом..., и в какой-то момент, ему вдруг захотелось навсегда остаться здесь в деревне, бросить всё в городе и заняться крестьянским делом, к которому он стал привыкать, будучи взрослым парнем.
 
-  Ты где там отстал, - услышал он окрик деда. - Бери литовку и вставай за мной. Оселки у тебя?
Алексей подошёл к деду и подал оселок. Дед привычно взял в руки оселок, и играючи, ловко заточил косу...

Участок, который Алексею отмерил дед, зарос густой травой, на которой вместе с яркими красными головками клевера созревал иван-чай, красивый лесной цветок с малиновыми цветами. Трава была высотой по пояс, и Алексею за проход приходилось несколько раз поправлять лезвие литовки оселком. Скошенная трава ложилась в ряд, и из неё тучами вылетали потревоженные насекомые, залетая в нос, рот и глаза. Алексей сначала отмахивался от них, но когда на теле образовался пот, он перестал чувствовать насекомых, отмахиваясь литовкой.
Так они прокосили часа два.

Скоро подошёл дед Федор и похвалил внука.
-  Широко берёшь, - сказал он, посмотрев на прокос. - Я так уже не могу, - признался дед и похлопал внука по плечу. - Заканчивай, Леха, косить и приходи к роднику, пообедаем в холодке, а потом я расскажу тебе про прадеда. Раз обещал, значит расскажу. А насчёт инопланетян ты подумай, -  и он примирительно подмигнул единственным глазом.

Алексей докосил деляну, вытер пучком травы лезвие косы, и, забросив литовку на плечо, побрёл к роднику. Около родника у камней уже дымился дымок, а над костром стоял небольшой котелок, наполненный водой. Дед сидел на пне и раскладывал еду.
-  Попьем чая, с травкой иван-чая, - ласково назвал траву дед Федор, и добавил: - Из этой травы во время гражданской бабушка делала нам травяные котлеты, по вкусу похожие на драники, - объяснил он внуку, - а заваренный кипятком чай, давал мужскую силу. Понимаешь какую?-  дед поднял голову и посмотрел на внука.
Алексей показал ему на свои бицепсы.
-  И такую силу тоже, - лукаво улыбнулся дед Федор, но объяснять внуку, что имел в виду,  не стал.

Вскоре закипела вода, и дед бросил в кипящую воду несколько малиновых цветков Иван чая, следом лесной мяты. От травянного взвара через минуту пошёл тонкий аромат, напоминающий с ничем не сравнивый запах  леса.

На покосе ели одну и ту же крестьянскую еду, заедая сало лук и яйца хлебом, и запивая чаем всё сразу. Молоко на этот раз оказалось нетронутым.
-  Скиснет, пока донесём до дома, - заключил дед Федор. - Может, допьёшь? – обратился он к Алексею.
Но тот замотал головой, показывая на котелок с чаем.
-  Ну, тогда послушай, что расскажу о твоём прадеде, родители твоей родной бабки Кати.

Алексей примостился в тени у берёзы у пня, прикрыл голое тело рубахой, от назойливых мух, и приготовился слушать.
Старик с любовью посмотрел на внука и сел рядом на пень, подстелив под себя полотенце.

-  Мой родитель, - начал он. - Как я тебе рассказывал, был в округе лучшим кузнецом, но, попав в армию, спутался там с какой-то казачкой и уехал в центральную Россию. Мы к тому времени повыросли и разбрелись кто куда. Скоро я женился. Девка оказалась из богатой семьи. Отец её был середняком и держал много скота и несколько помощников. Жили они отсюда недалеко в Ирбеи, сейчас там районный центр. Прадед твой был работящим мужиком, и у него в семье все работали не меньше батраков. Так вот, после гражданской, стали большевики на селе разные артели и коммуны организовывать. Из них потом колхозы образовались, - объяснил он.
Потом вспомнив, что внук учится в институте, сказал:
-  Чего я это тебе рассказываю, ты эту историю по книжкам лучше меня знаешь. Так! - дед снял кепку и почесал затылок и вернулся к рассказу.

- Так вот отец моей невесты наотрез отказался вступать в ту коммуну. Тогда ему уполномоченный от центральной власти ультиматум: или, говорит, иди в колхоз всей семьёй, или сдавай в коммуну весь скот, а в придачу дом со всем имуществом, а сам езжай в соседнюю деревню.

Дом у твоего прадеда, был здоровущий - пятистенник, сейчас такие дома обзывают усадьбой, или по иностранному - коттеджем, - уточнил дед Фёдор. - Прадед подумал, посоветовался с родными и решил в коммуну не вступать! Смелый был скупердяй!

Отделила ему новая власть старую лошадь с телегой, чтобы переехать, ну там еды какой и старых тряпок и отпустили с богом. Словом в одночасье твой прадед сделался нищим, и без дома.
Вот как бы ты, Алексей  поступил сейчас, если бы с тобой проделали такое?- обратился дед к внуку.
-  Я бы всё сжег, а скот зарезал, -  не подумав, выпалил Алексей.

-  А прадед твой умней оказался! Он, о чём ты говоришь, не сделал, а молча забрал всё, что ему оставили власти, поблагодарил их, что не посадили и перебрался в соседнюю деревню, где я жил со своей матерью.
 
Были, конечно, среди зажиточных крестьян несогласные, кто не только думал, как ты, но и делал, - продолжал дед. - Но их  в деревне я больше не видел. Где они? Что с ними стало? Всех подчистую, вместе с семьями, отправляли в среднюю Азию  строить канал, а других посадили в тюрьмы или расстреляли. Из наших сельчан никто не вернулся в свою деревню. Короче, гражданская война у нас в Сибири продолжилась до самой Отечественной, пока всех бывших активистов и не согласных не пересадили и не перебили.
 
А прадед твой уцелел. Мало того его вскоре избрали председателем колхоза, сделав ему амнистию. Подумай, какой умный мужик был! Думаешь, ему не жалко было нажитое отдавать? Конечно, жалко! Но жальче всего ему было своих родных, вот он, поразмыслив, выбрал их.

Он как рассуждал? Скотину и другую живность можно поднять за два, три года, дом построить, тоже на это уйдёт год, другой, барахлом обзавестись, тоже много времени не надо. А вот потерять родных, и самому сгинуть? - это у него в голове  не укладывалось. Вот прадед твой и выбрал - продолжение рода. Все в семье остались живы и здоровы и власть на них не застрожилась. И  внуков ему довелось понянчить, а вот правнуков нет. Прожил он долго. Умер уже после войны. У него и советская медаль была за коллективизацию.

Я вот, что ещё хочу сказать тебе внучок,запомни! - продолжал дед. - Среди твоей родни  никогда не было предателей и божьих отступников. Все твои старшие предки были работящими и верующими людьми, и милостыню никогда не просили! Бывали, правда, горькие пьяницы, вроде моего Михаила, но чужого они никогда не брали, и под забором не валялись. И весь наш род, что я помню, был  крестьянского сословия, хотя и не брезговал другим ремеслом, как, например, мой дед и отец. Вот и я наполовину считался мастеровой, а наполовину крестьянин. В кузнице я проработал до самой пенсии, а потом занялся крестьянским делом. Работал заготовителем, возил в город разные продукты, которые власть забирала, как налог с личного подворья.

За каждую лишнюю скотину и курицу, тогда полагалось отдавать мясом и яйцами, молоком и сметаной. Вот как было. Во все времена из крестьян выжимали последнее, боялись видно, что они лучше, чем городские заживут. Потому и наша деревня  с тех пор не сильно изменилась, сам видишь дорог нет, материалов на новое строительство тоже, школы и медпункты закрываются, а мелкие хозяйства объединяют  в  крупные. Молодёжь поразъехалась в города, поближе к тёплым туалетам. Скоро в деревне старики одни останутся. Вот я и зову тебя вернуться в деревню, чтобы ты не утратил связь с предками. Кто наше дело продолжать будет? В этом и есть наша национальная идея внучок! - дед Федор замолчал, понимая, что изменить то, что мешает сейчас возродить деревню, ему не по силам.

Алексей слушал деда, и у него возникало двойственное чувство. С одной стороны он понимал, о чём беспокоился дед, приглашая его вернуться в село, с другой, он давно считал себя городским человеком, и не представлял свою жизнь в деревне. В городе он учился, занимался спортом. Здесь у него были друзья и товарищи, и самые родные, мать с братом. Он даже не сожалел, что его судьба, когда-то предрешённая ремеслом  своей родни, так и не сделала из него крестьянина.
 
-  Я, конечно, понимаю, что тебе надо учиться, - сказал дед, уловив мысли внука. - Но без молодёжи не вернуть деревню к жизни, без этого нет будущего, - заключил он. - Выучился бы на агронома и к нам в район, глядишь, всё и образовалось. 

Хотя, и в наше время, некоторые из моих сверстников тоже рвались в город, но без паспортов, куда пойдёшь? Так и оставались в деревне. А  кто сбежал без паспорта, в городе так не смог устроиться, и вскоре вернулся обратно. И чего их потянуло в город? На земле оно спокойнее.
 
Не знаю, как в деревне молодёжь сохранить?- рассуждал дед Федор. - Паспорта что ли отбирать, но это тоже не выход. Одна надежда на умную власть.

-  И я не знаю, дед, - согласился внук. - Только ты не думай, что я тебя не понимаю. Понимаю, но сделать ничего не могу. Вся моя крестьянская сущность, никуда от меня не денется, хоть и буду я городским.  Можешь быть уверен! - пообещал он деду. - Вон мать держит огород в городе, на всё лето работы хватает.

- Пора кончать эти разговоры! Кроме, как бередить душу, толку от них нет, Лёха. И никак не переубедить тебя... Пойдём потихоньку домой, что-то я устал от этих воспоминаний, - с досадой сказал дед Федор. Он встал, и стал собирать остатки еды.

- Пойду барсуку хлеба отнесу. Заждался земляк, - ласково сказал он и добавил: - Я его всегда подкармливаю хлебушком, любит. А насчёт инопланетян, Лёха, истинная, правда, не сомневайся. Прилетают они к нам в самые тяжёлые времена. Сейчас, как раз такие времена. Вот я и жду, может, они, что мне подскажут, как жить дальше? - и дед Федор ушёл к барсучьей норе, и долго не приходил, пока его не позвал Алексей.

Когда дед Фёдор вернулся, на лице его сияла улыбка:
-  Хлеб мой махом в нору утащил. Видно не один живёт? Глядишь, скоро выводок барсучий появиться, а значит и родни у меня в этих местах  прибавится.

На небе появились первые тучки, и скоро горизонт стал темнеть, дед заметил это и засобирался.
-  Вот и дождались грозы. И то правда! суховато... и пшеница от сухости рост не возьмёт, - говорил он, - А покос ничего, два дня подождёт, ничего с ним не случится. Давай свою литовку, отнесу в нору, а нам пора идти, пока гроза  здесь не застала, а то мало ли чего?

Дед взял литовки в обе руки  и трусцой скрылся в лесочке, а когда вернулся,  внук уже был готов к переходу.

Когда подходили к огородам, с неба закапали первыё крупные капли дождя. Над лесом то слева, то справа, слышались приближающиеся раскаты грома, похожего на артиллерийскую канонаду. Неожиданно подул прохладный  ветерок, и закружил волнами по траве, срывая лепестки цветов и красивых бабочек. Нет-нет, росыпями взблескивали на потемневшем небе молнии, а через секунду, другую в небе  грохотало.

-  Давай, Леха быстрей, нагоняет, - крикнул внуку дед, но последнее слово деда утонуло в раскате грома, и Алексею послышалось «роняет».
Он оглянулся..., но дед уже перебрался через забор и спряьался под навес, и махал ему оттуда рукой. Алексей рванул, что было сил, следом сверкнула молния и ударил гром, с такой силой, что в Лёхиных ушах зазвенело, а следом  хлынул летний дождь, переходящий в сильный ливень. Гроза набирала обороты.

-  Всегда вспоминаю детство во время грозы, и не знаю почему? –  заговорил дед Федор, вытирая мокрое от дождя лицо. - Наверное, детям лучше запоминаются вот такие проявление стихии, чем взрослым. Бабушка нам рассказывала, что во время грозы Бог посещает нашу землю на своей колеснице. Колесница гремит колёсами по небу громом, высекая  молнии и осыпая землю дождём с градом, питая тем самым  всё живое водой.  А мы, маленькие, верили в эти чудеса и боялись оказаться под той колесницей, потому что знали, что молнии убивают грешных людей. С этим и жили, потому что верили. Я и сейчас верю про колесницу, - признался дед.
- Дед, ну какой Бог, какая колесница? Это, что ни есть, самое настоящее явление природы, а никакой не Бог, - возразил Алексей. - Об этом в учебниках естествознания хорошо описывается.
-  Написать по учёному всё можно,- согласился дед Федор. - Только вот, кто эти выкрутасы на земле и в небе устраивает с природой? Должен же быть главный. Опять же откуда инопланетяне?
-  Чего ты с этими инопланетянами себе голову забиваешь?
-  Так тесть сам рассказывал, что бывал у них.
-   Может, ему это во сне приснилось? Вот он и подумал, что наяву. Ты-то, сам, видел хоть одного инопланетянина?

В это время  ударила молния и, одиноко стоящая на краю огорода сухая берёза, загорелась.
- Видишь, Леха, от наших разговоров с неба нам кто-то знак посылает, - тут же включился дед Федор. - А никакое твоё естествознание, - и старик трижды перекрестился. - Спаси нас Иисусе, грешных, и внука моего, - произнёс он заклинание несколько раз.

После его незатейливой молитвы дождь стал затихать, а гроза стало уходить в сторону. Выглянуло солнышко, и в его лучах над лесом, высоко в небе, возникла радуга.

-  А ты говоришь, Бога нет. Все наши предки, Лёха, на нас смотрят с неба, и радуются, что мы живы и здоровы. Вот и гроза стихла. Вся прошлая родня за нас, - уверенно сказал дед, а внук задумался.

-  Старик, это вы там с Алексеем, - послышался женский голос. - А я смотрю, уж не чужие забрались к нам в огород?
-  Ага, инопланетяне. Вишь, и берёзу подожгли, - подколол жену дед Федор. -Ты сама подумай, будут они в нашем огороде без нас такое творить? Конечно, это мы, а кто ещё старуха? Что ни есть самые родные, в целости и сохранности. Вот стою, Лехе, наказываю, чтобы верил в Бога, а он мне про естествознание здесь толкует.
-  Чего на дожде толковать, идите в дом, - позвала баба Маня. - Я и окрошки к вашему приходу сготовила.
-  На пахте? – спросил Алексей.
-   Кто сказал, что на пахте? На сыворотке, - ответила баба Маня.
Алексей  и дед Федор переглянулись, но ничего не сказали друг другу,а пошли в дом вслед за бабой Маней…