Девять встреч с убийцей-мусорщиком

               
               
               
       ИНТЕРВЬЮ С ПЕТЛЕЙ НА ШЕЕ
           (ВСТРЕЧА ПЕРВАЯ)
               
Предвосхищая вопросы, хочу сразу сказать, - история  эта имела место быть со мной в реальной жизни. Есть ли в ней доля вымысла? Безусловно! Случилась она не вчера,  поэтому с годами в памяти что-то стерлось, перепуталось, добавилось. Почему в свое время не обратился  за помощью в соответствующие органы? Страшно было за родных и близких, а главное -  у меня не было, и нет, какой-либо улики, которая подтверждала бы, что все написанное  не плод моего воображения.
               

Я колдовал над яичницей, когда кто-то позвонил в дверь. Громко крикнув: «Открыто!»,- я отключил газ, вышел в прихожую, где столкнулся с парнишкой, лет тринадцати, который протянул мне конверт:
-Вот, вам просили передать!
Я протянул руку, но парнишка спрятал конверт за спину:
-Мне сказали, что вы дадите мне сто рублей!
-Еще чего! А вдруг там для меня ничего нет? Давай глянем, а там решим насчет денег.
Парнишка насупился, но  конверт отдал. В нем оказался листок с машинописным текстом, суть которого сводилась к следующему. Мужчина запутался в каких-то судьбоносных для него решениях. Ему нужен совет. Он хотел бы излить свою душу, поделиться наболевшим с опытным журналистом. Если я готов его выслушать, он ждет меня в среду в двенадцать часов у магазина «Юбилейный».
-Моя тема! – одобрительно произнес я, отдал парнишке сто рублей и пошел разбираться с яичницей.
Возле магазина в назначенное  время ко мне подошел мужчина, лет тридцати, в черных очках, ростом, как говорится, метр с кепкой. Не люблю черные очки, поэтому, когда познакомились, намекнул Вадиму (так он попросил его называть), что приятнее разговаривать, глядя, друг другу в глаза. Он проигнорировал мой намек. Заговорили о погоде, о пиве, о каких-то незначительных житейских проблемах.
-А что нам здесь на ветру сохнуть, - сказал Вадим, часто переступая с ноги на ногу. - Пойдемте ко мне, я тут недалеко хату снимаю. Кофеек у меня славный, нутро согреем, привыкнем, так сказать, малость  друг к дружке, а то как-то разговор дальше кадыка не проталкивается.
Я равнодушно дернул плечом, на хату, так на хату. Шли долго. До его - «рядом» - версты три шкандыляли  переулками, да закоулками. Вошли в калитку. Старенький дом.  Вадим открыл амбарного вида замок. Пройдя по скрипучим половицам прихожей, очутились в большой комнате с высоким  потолком и добротной мебелью.
Я устроился в кресле, Вадим присел на диван.
Беседа не клеилась. Трепаться о городских проблемах и политике – настроения не было. Я зевнул, раз, другой, признак наваливающейся на мозги скуки. Но, Вадим неожиданно заговорил о литературе и беседа сдвинулась с мертвой точки.  Литература – мой конек! О ней  готов рассуждать сутками напролет. Долго спорили о смерти Сергея Есенина, о роковом выстреле Владимира Маяковского, о предательстве Александра Фадеева.  После третьей чашечки кофе, я взглянул на часы и помрачнел.  Через час у меня встреча с читателями, поклонниками моих стихов, в городской библиотеке. Показав на часы, я попросил Вадима перейти ближе к делу.
-Я помню, помню! –  вжался он в кресло. – Просто не знаю, с чего начать.
-Начните с сути! – назидательно посоветовал я ему.
-Ну, хорошо! – как-то тяжело вздохнул он. – Понимаете, я – Мусорщик!
-Вы хотите сказать – дворник! – поправил я его.
-Нет, вы не ослышались, я – Мусорщик! Дворник улицу от мусора убирает, а я – человечество от разного рода нелюдей.
-У-у-у! Это серьезно! – улыбнулся я, хотя внутри начала закипать злость. Тоже мне нашелся спаситель человечества! Чихни, и где тебя искать. Недоносок! Окрестил я его про себя. Натерпелся, поди, обид и унижений в детстве, вот и решил пофантазировать, привлечь к себе внимание, в газету попасть.  Нет, сказки – это не  моя тема.
-Извините, Вадим, но мне пора. Знаете,  дел, как говорится, по самый воротничок! – произнес я тихо, решив вежливо откланяться. – У меня через полчаса важная встреча.  Давайте в другой раз поговорим о мусоре!
-Не верите! – ухмыльнулся Вадим – Думаете, подвиги только Гераклам по плечу. А если ростом не вышел, так достоин только вздохов, да ахов!
Я умилительно вздохнул, дав  понять, что он читает мои мысли. Большому – большое, маленькому – маленькое! Такова жизнь, а с ней не поспоришь.
-Ваше право, ваше право. Хозяин, как говорится, барин! – развел Вадим руками. – Но еще чашечку кофе на посошок, надеюсь, не откажете. А я вам  журнальчик дам почитать, там последняя версия гибели Николая Рубцова. Интересно пишут, скажу вам. Прочтете и простите меня за доставленное беспокойство, зря убитое, так сказать, время.
 Вадим вышел из комнаты. Вернулся минуты через две с двумя  чашечками кофе. Одну протянул мне, другую поставил на тумбочку. Подошел к этажерке и стал  перелистывать журналы.
 Я не стал возражать. Минутой раньше уйду, минутой – позже! Хотелось, действительно, хоть как-то компенсировать потерянное время. Информации о Николае  Рубцове меня бы в этом смысле устроила.
Сделав два  глотка кофе из чашечки, стал проваливаться в какую-то темноту, чашечка выпала из рук, я потерял сознание. Не знаю, сколько времени пробыл в забытьи. Когда очнулся и открыл глаза, чуть не задохнулся от ярости. И было от чего. Обнаружил себя сидящим в кресле - абсолютно голым, руки туго связаны за спиной тонкой веревкой. Что за шуточки? Внутри все у меня кипело!  Попробовал освободиться от пут, но только хуже сделал: веревка впилась в кожу.
-Зря суетишься, Борода! Я все делаю профессионально и на совесть.
Пыхтя над веревкой, я не заметил, как вошел Вадим. В одной руке он держал яблоко, в другой – огромный кухонный нож.
-Сейчас же развяжите меня! – закричал я, давясь  слюной. – Что это за дикие выходки? Вы хоть понимаете, чем для вас может это безобразие  закончиться?
-Ох, ох, ох! Какие мы грозные! Геракл – не меньше! – надкусив яблоко, хохотнул Вадим. -  Побереги голос! -  сузил он глаза. – Глотка тебе сегодня, возможно, еще пригодиться!
Вадим подошел ко мне, присел на спинку кресла и стал водить ножом по моей груди. 
-Обозлил ты меня, Борода! – цокнул он языком. - Ох, обозлил! В душу нахаркал! А еще - поэт! Статьи нравоучительные пишешь! Читал, прямо-таки, слезу вышибают. Так сказать, чужую боль через свое сердце пропускаешь! А как же я? Выходит, если ростом не вышел, так на меня и плюнуть можно? Не хорошо, Борода! Ох, не хорошо! Не по совести, не по-людски!
-Ладно, ладно! – перебил я его. – Давай поговорим, побеседуем! Перегнул, признаю! С кем не бывает! Встреча у меня, - вот и засуетился. Раз так, черт с ней, со встречей. Буду слушать тебя, хоть до утра,  только верни мне брюки!
-Нет, Борода, так не пойдет! Задним умом мы, конечно же, все головастые, все хорошисты. Но, сам  знаешь, слово – не воробей! Давай-ка, глянем, чего ты стоишь. Росток-то у тебя – о-го-го!  Пишешь ты красиво, а так  ли ты хорош внутри! Возможно, двуличничаешь в статьях. Как это там у тебя о бандитах: «К чему ползать в ногах мерзавца, если знаешь, что он все одно тебя убьет. Не лучше ли встретить смерть достойно, с поднятой головой!». Плакатно! Сочно, я бы сказал! Можно сказать, круто! Сейчас проверим, так ли оно на самом деле!
Вадим вышел. Вернулся с табуреткой, завязав мне глаза, и заставил встать на табуретку. 
-Ну, вот Борода, под табуреткой  взрывное устройство, стоит мне чиркнуть спичкой, и  был Геракл, и нет - Геракла!
-Подноси, чего же ты ждешь? – спокойно произнес я. Страха в тот момент во мне не было. Я твердо  еще верил, что Вадим просто блефует, набивает себе цену. Во мне клокотала  злость, хотелось скорее освободиться от веревки и врезать, как следует, этому зарвавшемуся искателю приключений.
-Похвально, Борода, похвально! – хлопнул в ладоши Вадим. - Но ты меня не дослушал. Под табуреткой не бомба, как ты подумал, а махонькая  бомбушечка. Так себе, пустячок. Не смертельная, скажем, доза. Ногу  там оторвет, или евнухом сделает. Но, это же, следуя твоей философии,  ерунда. Главное – высоко держать голову, почувствовать себе героем! Ну, что, давай, геройствуй. Хотя, есть у тебя и другие варианты. Используй их,  и бомбушечка  не бабахнет.  Поднапрягись, опорожни мочевой пузырь, порох около табуретки намокнет, и бабаха не будет. Или еще лучше, спрыгни и ползи ко мне, лизни мне туфелек, а лучше – два!  Итак, Борода, на все про все тебе – минута. Хоп, время пошло!
Я стоял, как вкопанный. Боялся ли? Нет, страх не накинул на меня смирительную рубашку. Просто не верил я, что Вадим сможет пойти, на какие-либо крайние меры. Попужает, думал я, успокоится, извинится, и разбежимся. Хотелось, конечно, подстраховаться, но от волнения и негодования меня знобило, поэтому с лужей ничего не получилось.
Чиркнула спичка. Холодок пробежал у меня между лопаток. Стало проявляться осознание того, что от этого выродка можно всего ожидать. Может у него и справка есть из психушки. Вот влип! Я стиснул зубы. Под табуреткой что-то щелкнуло. Ноги подкосились. Едва устоял на табуретке.
-Ты что, - больной? – хотел выкрикнуть я, но слова застряли на губах.
-Да ты, я гляжу, молодец, Борода! – Вадим снял с меня повязку и похлопал по голому заду. – Предварительный тур за тобой.  А я, грешным делом, думал, что, как миленький, спрыгнешь с табуретки. Нервишки у тебя, надо заметить!  Это хорошо! Люблю достойных игроков! Но, увы, Борода, это были лишь цветочки, ягодки нам еще  предстоит попробовать!  Итак, продолжим!
-Что продолжим? – тихо спросил я. До меня стало доходить, что имею дело, если не с маньяком, то с больным человеком, наверняка. Злить такого – себе дороже!
-Сейчас все поймешь! – буркнул Вадим. Подталкивая меня в спину ножом, он повел меня в другую комнату, где  посредине стояла другая  табуретка, над которой с потолка свисала веревка с петлей на конце. Вадим загнал меня на  табуретку, накинул на шею петлю.
-Проверим теперь,  твою  профессиональную сноровку! Интеллект, вернее сказать!
Вадим сел на диван, закурил.
 – Что такое интервью, объяснять тебе, думаю, нет необходимости. - Почесал он переносицу. - Вот с него и начнем. Задашь мне тринадцать вопросов, на которые я соглашусь ответить, и гуляй себе с миром. Но, дашь слово, что про меня, никому и полсловечка не скажешь. Узнаю – до седьмого колена один на свете останешься! Хотя, на сей момент все это пока лирика! До всего этого – дожить тебе надо! Итак, начнем.  Хотя, стоп, - главное забыл. Условия у нас такие: задашь три вопроса к ряду, противные моему слуху, на которые мне не захочется отвечать – пинаю стул. И сгинешь не героем, а без вести пропавшим.
И только тут до меня стало доходить – в какую жуткую историю я вляпался. Сознание прояснялось. Вадим на полном серьезе собрался играть со мной не  на шалбаны, а в прятки со смертью.  Меня сковал страх. Мозг разжижился В голове появился какой-то звон. Как в каком-то забытьи я произнес:
-Как вас зовут?
-Э, Борода, очнись! – дернул меня Вадим за двадцать первый палец. – А то чиркну ножичком по этому недоразумению. Ей Богу, чиркну!
Я попытался сосредоточиться.
-Как вы поняли, что профессия Мусорщик - ваше призвание? – промямлил я из себя одеревеневшим губами.
-Во! Это – вопрос! Всем вопросам – вопрос! – цокнул языком Вадим. – Прекрасный вопрос. Плюсую в твой актив два очка. Только брось выкать. Не люблю. Мы, ведь, с тобой, вроде, как партнеры по игре, товарищи! Отвечаю на вопрос. Мусорщиком стал случайно. Случилось это года  три назад. Один мерзавец, наделенный властью, изнасиловал тринадцатилетнюю дочку моей хорошей знакомой. Его оправдали, а девочка попала в психушку. Я решил, что это не по совести. Для меня стало делом чести – наказать подонка,  восстановить справедливость. Я  его выкинул с балкона девятого этажа. Он  разбился. Все сошло за несчастный случай. Каким же было мое удивление, когда узнал, что через месяц после этого случая, девочка абсолютно выздоровела. Тогда-то я и решил: Мусорщик – мое призвание, мое предназначение на земле.
-И в Бога веришь?
-В Бога – да, но не в Иисуса Христа! Новый Завет – это бедствие для человечества. Как можно именем Христа, так называемого Бога, призывать к милосердию и в то же время убивать! Как можно говорить: «Не убий!», и тут же восклицать: «Кто не с нами, тот против нас!». Не буду много об этом. Пишу свою «Библию!». Скоро Мир узнает Новое, Истинное Учение о Боге, Человеке, о Вере.
-И в церковь ходишь?
-Издеваешься! Между Богом и человеком не должно быть посредников. Религия стала посредницей, тем самым отдалила человека от Бога. А церковь? Она - своего рода таможенное управление, которому – не до духовности и веры. Главный принцип – кто больше денег отстегнет, тот и в Раю лучшее место займет. Большая часть паствы с хлеба на воду перебиваются,  а попы – золотыми крестами  позвякивают. Разве Бог этому учит? Надо не только словом, но и делом доказывать, что ты – помазанник Божий.
-Выходит, ты – идейный Мусорщик?
-Идеи нет только у беспредельщиков. А у меня все по совести. Я сразу не убиваю нелюдей. Я их переделываю в человечков, а уж потом отправляю на перевоспитание к Богу. Сам понимать должен, что нелюдей, с их биографией, к Богу не пропустят, дорога им прямехонько в ад. Моя задача – вовремя перехватить их и переделать Богу.
-Как это «переделать»?
-Нелюдями не рождаются, Борода, ими становятся. Они годами впитывают в себя мерзопакостный негатив. Моя задача – за короткий промежуток времени очистить нелюдей от этого негатива. Как? Он должен за это время столько страданий и боли перенести, сколько из-за него перенесли другие.
-Что, пытаешь?
-К сожалению, другого способа у меня пока нет.
-Чтобы не кричал – кляп в рот?
-Что ты! Именно через крик и выходит из нелюдей негатив! Чем громче кричит, - тем для него лучше: быстрее в человека превратится!
-А если он  превратится в человека, - зачем к Богу посылать?
-Ты, Борода, не строй из себя просточка, а то игру прекратим. Если убийца на суде раскается, - так что, его из-под стражи освобождать?!  То-то же!
-И где же их «переделываешь»?
-Подвальчик у меня имеется. С двойным, так сказать, дном. В нем хоть из пушки стреляй, никто не услышит.
-А как «клиентов» выбираешь?
-В основном газеты читаю, там про нелюдей масса информации.
-И многих ты уже к Богу отправил?
-Пока еще, к сожалению, пальцев на конечностях хватает, но думаю перейти на работу в две смены.
-А закон как же? Общество?
-Плохой вопрос!
-А если ошибешься?
-Пустой вопрос!
-А, не сходить ли тебе к врачу? – сорвалось у меня с языка. Вадим привстал с дивана, но, погрозив мне пальцем, плавно опустился. Медленно произнес:
-Пошлый вопрос, Борода! Итак, ты задал три скверных вопроса подряд. Жаль, конечно, но игра закончена. Но ты – смелый человек, поэтому обещаю: лет, эдак, через пяток  шепну твоим родственникам, где тебя можно откопать, чтобы дети могли  на могилу цветы приносить.
Мне стало страшно, но боялся я не смерти, которой уже доводилось смотреть в глаза. Больно было за родных, которые будут страдать, на что-то надеяться, и рана от горя от этого долго не будет у них затягиваться.
От обиды и отчаяния по щекам потекли слезы. Я стал умолять Вадима простить меня, и если он не сделает моим родным и близким больно, готов валяться у него в ногах, сделать все, что он пожелает.
-Нет, Борода! – отрицательно покачал головой Вадим. – Во-первых, просишь не за себя, а, во-вторых, игра есть игра… Короче, минута пошла.
Говорят, что в последние мгновения перед смертью у человека вся жизнь проходит перед глазами, он вспоминает что-то самое родное. Ничего этого со мной не произошло. Под веревкой кожа сильно зуделась, на этом и было сосредоточено все мое внимание.
Вадим подошел, я замер и стал про себя повторять: «Господи! Господи! Господи!». Не знаю, это ли помогло или что другое, но Вадим вдруг ударил меня по ягодице и весело произнес:
-Поживи еще, Борода! У тебя же в запасе два мной тебе подаренных очка. Давай, соберись, не порти игру!
Я, как в тумане, произнес:
-Семья есть?
-Конечно, жена и дочь!
-Родители живы?
-Слава Богу, здравствуют! Но ты давай, Борода, по делу задавай вопросы! А то снова разозлюсь. И Богом  клянусь, пну табуретку. Гадом буду, пну!
-Ты сказал: тринадцать! Я их задал, ты ответил. Дальше будет перебор.
Мне стало как-то все безразлично. Я едва держался на ногах. Пнет ли Вадим табуретку или нет, но через минуту- другую я с нее свалюсь сам.
-Вот как? – удивился Вадим. – А ведь точно – тринадцать! Заболтал ты меня, Борода! Молодец! В горле, поди, пересохло? Ну-ка, хлебни кофейку.
Я отпил два глотка и провалился в пропасть темноты.
…Открыл глаза. Сидел на лавочке у подъезда незнакомой девятиэтажки. В голове,  как с глубокого похмелья. С трудом добрался до дома. Жена стала меня журить, мол, звонили из библиотеки, стыдили. Рассказывать о случившемся ей не стал, сослался на очень важный звонок и неотложную встречу. Ночью раздался телефонный звонок. Жена взяла трубку. Звонили мне. Не успел я открыть рот, как услышал голос Вадима:
-Не расслабляйся, Борода, не расслабляйся. Главные игры еще впереди. До встречи! Привет семье!
 Я  хотел что-то возразить! В трубке пикали  гудки.
                (Продолжение следует)