Растр

   Я хорошо помню тот день, когда впервые увидел Тайного Советника.
Это случилось в воскресенье, на барахолке.
Барахолка, толчок, блошиный рынок…
 Это десятки людей, вытащивших на продажу нужные и ненужные вещи. Это сотни людей, которые бродят среди этого хлама, глазеют на него и, как правило, ничего не покупают.
Это – жизнь. Жизнь в чистом виде, без прикрас.  Тут можно увидеть собрание сочинений Ленина и бюстик Сталина, пластинки «Битлз» и тяжелые граммофонные «блины» с Лемешевым, тряпье, за которым некогда душились в очередях и кожаный плащ какого-нибудь комдива, старый приемник и раздолбанный кассетник, самогонный аппарат и немецкий штык…
Барахолка осязаемо внедряет в сознание мысли о бренности и тщете, о том, что «все проходит» и о прочем в том же роде. Из обрывков разговоров складывается мозаика жизни, которая тоже когда-нибудь пройдет и осядет в виде такого же хлама, может быть, на этой же самой барахолке.
- Сашка с Люськой-то сошелся…
- Баба Зоя ночью умерла…
- А Витьку в армию забирают…
- Вчера из роддома привезли…
- Абрикосы померзли…
- Милицию вызывали…
- А мой-то опять нажрался…
Меня прибило к какой-то старушке. Если верно, что у каждого явления есть свой дух, то  рекомая бабка и была духом этого сборища. Рядом со старой детской коляской были разложены несколько советских журналов, пожелтевшая книга какого-то Ткаченко, люстра «трехрожковая», гимнастерка, застиранная детская кофтенка и куча других предметов. В глазах старушки – безнадежность, мизерная пенсия, пьющий сын и начинающий попивать внук (оба – питомцы этой самой коляски), стерва-сноха, выгнавшая мужа из квартиры и поглядывающая на бабкин домишко. Сын где-то подрабатывает грузчиком, внук связался с какой-то шпаной и недавно утащил со двора здоровенную алюминиевую флягу…
Ну, примерно так, а если и не так, то что-нибудь в этом роде.
И там-то я впервые встретил Тайного Советника.

ОДНАЖДЫ В ПЯТНИЦУ

   Меня ожидали крупные разборки. Бизнес мой окончательно запутался и контора, которой я задолжал деньги, напомнила мне о себе привычным в те времена способом.
Однажды в пятницу у меня раздался звонок и голос с акцентом произнес:
- Это Олэг? Слюшай, Олэг, ты чиво не платишь деньги?
- Кому?
- Как кому…  (название фирмы).
- Но мы же с ними договорились об отсрочке…
- Договариться тэпэр будиш со мной.
- А кто…вы?
- Узнаешь.
- Но почему с вами?
- Долги я у них купыл. Тэперь твой долг – мой долг. Ти мне должен… Пятьдесят шесть лимонов.
- Откуда?! – завопил я.
- Кароче, подъезжай сюда и разберемся.
Бросив все дела, я помчался к кредиторам.  Оказалось, у них сменился собственник. Меня встретил новый директор, корчивший из себя крутого бизнесмена, холодного, лишенного эмоций, издевательски вежливого.
 Такие способны подставить под пулю ближайшего друга. «Извини, это – деньги» - произносилось в подобных  случаях. Босс был в кабинете со своим партнером, зловещего облика генацвале, тем самым, который мне звонил. Они беседовали об автомобилях. Меня не замечали. Не замечали долго. Придя к окончательному выводу, что «Жигули», как их не тюнингуй – дерьмо, наконец, умолкли. Мне показалось, что хозяин кабинета и сам побаивается «коллегу»,  а тот относится к нему с плохо скрываемым презрением. Директор холодно обратился ко мне.
- Господин Панкратов? Познакомьтесь – господин Барамидзе.
Барамидзе небрежно кивнул.
 - Мы ему переуступили ваш долг, и теперь вы будете иметь дело с ним.
- Но мы же договаривались… И потом, какие пятьдесят шесть миллионов?
Директор вызвал бухгалтера и та, испуганно косясь на Барамидзе, сказала, что я должен пять миллионов шестьсот тысяч.
- Я ошибся, Гиви… - заявил директор, с деланной развязностью обращаясь к Барамидзе. – На нулик.
- На крэстык! – с неожиданной яростью выхаркнул Гиви. Ти что мне из-за вшивых копэек голову морочишь. Пасматри – человек белый совсем.
Он вскочил и тут же, поморщившись, снова опустился на стул.
- Пуля… Застряла.
Не стесняясь пожилой бухгалтерши, которая в своих больших затемненных очках разительно напоминала изумленного енота, он задрал рубаху и внимательно оглядел жирный бок, на котором выделялась некая шишка в ярком окаймлении зеленки.
- Пащупай, - обратился Барамидзе к директору, - Там…
 Лощеный господин директор, брезгливо морщась, был вынужден пощупать шишку.
- Поехал на парацидуры… - заявил Барамидзе. Уходя, он обернулся.
- Это нэ считается, - показал он на меня волосатым пальцем. – разбирайся сам с человеком. Если меньше двадцати лямов – нэ звони. Обижусь!
За бандюком робко вышла бухгалтерша.
Директор встал, и глядя на меня с понятной злостью, отчеканил:
- Долг вернуть в течение завтрашнего дня.
- Завтра же суббота…
- В общем, если в понедельник долг не будет возвращен, то во вторник я подаю иск в арбитражный суд.
- Но…
Я хотел было рассказать, про всякие обстоятельства, что долг – спорный, что прежний директор обещал его пересмотреть, но вдруг понял: бесполезно. Во-первых, потому что передо мной сидела законченная гнида, переживающая унижение, свидетелем которого был я, а во-вторых…
Во-вторых, самому надоело унижаться и клянчить.
- Это - деньги! – провозгласил  директор.
Я встал. Внимательно посмотрел на него. Возможно, дольше, чем следовало, потому что директор тоже поднялся.
- Да, это - деньги. За деньги ты у Гиви не только шишку пощупаешь.
Выпалив неожиданно для самого себя эту тираду, я повернулся и вышел.
На душе полегчало. Исчез страшный долг, остались «вшивые копэйки». Исчез ужасный Гиви. Но и пять «лямов» были большой для меня суммой. И хотя дело было еще до деноминации, но за эту сумму в то время можно было купить подержанный «Жигуленок». Со временем я бы конечно расплатился: пришли бы деньги по старым договорам, самому бы вернули долги…
Но вот времени-то и не было. Ну что я мог сделать за субботу и воскресенье!
Полночи я не мог заснуть. Только-только овладеет спасительная дремота, как тут же в памяти возникали то Барамидзе с его шишкой, то директор. Сон уходил. Пришлось принять таблетку димедрола. Около трех часов я наконец-то забылся.

«ОРЕОЛ» И «ТАЙНЫЙ СОВЕТНИК»

Суббота была колготная и бестолковая. Всю ее я провел в поисках денег. Съездил к тетке и все утро просидел, выслушивая ее нотации, поучения и воспоминания, но полтора миллиона на пару месяцев выпросил.
Потом прозвонил всех состоятельных знакомых. С трудом удалось наскрести еще миллион и сто тысяч.
В звонках, поездках, хлопотах пролетел день. Под вечер я возвратился домой. Обитал я в старом домишке, доставшемся мне от родителей. То есть вначале своей «бизнес-карьеры» я проживал в большой квартире с женой и сынишкой. Но в начале девяностых, подхваченный потоком, решил создать свое дело. Но не зря, ох не зря говаривал мне мой приятель фотограф Петров: «Бизнесмен из тебя, Олежка, как из дерьма пуля…»
Для бизнеса нужны были другие качества. Надо было научиться воспринимать магическую фразу «Это – деньги!», как девиз, как символ веры, а я, дурачок полагал, что можно преуспевать, не закладывая душу дьяволу. Впрочем, вначале дело пошло успешно. Я открыл рекламное агентство и занимался в общем-то тем же, что и раньше – был агентом. Только раньше я работал на государство, а теперь на себя. Беда в том, что я был неисправимым романтиком. Зарегистрировал предприятие с красивым названием «Ореол». Правда, тут же выяснилось, что подобных «ореолов» уже несколько и мне предложили добавить к этому названию букву или номер. Подумав, я обозвал свое детище «Ореол-Z». Но, как оказалось, имела место быть парикмахерская с подобным названием. И тогда я как-то непроизвольно выпалил девице, сидящей за компьютером:
- А «Тайный советник» есть?
«Тайных советников» не оказалось и фирму благополучно зарегистрировали под этим названием. Потом были роскошные бланки и визитки, потом офис (комнатенка с крысиной норой в полуподвале хрущевки), потом…
Потом я с удивлением обнаружил, что все свои сделки надо правильно оформлять и каждый квартал отчитываться в налоговой. Чуть позднее обнаружилась масса органов, которым крайне важно было зафиксировать мои операции в статистике, оценить мое влияние на окружающую среду, обмерить мой офис вместе с крысиной дырой за шкафом…
Пришлось нанять бухгалтершу, толстую равнодушную тетку, у которой, по-моему, было еще несколько таких клиентов.
Помню, день первой зарплаты, когда моя бухгалтерша привезла из банка деньги. Меня переполняли планы и надежды. Мерещились грандиозные стенды и табло, своя газета, свой телеканал…
 Мечтательность - отрыжка социализма. Дура-бухгалтерша, безнадежно запутала все мои дела, и когда пришла пора налоговой проверки, мне выписали огромный штраф.
А эта особь бросила на стол заявление об уходе и исчезла.
Счет в банке был арестован. Договора-то я все-таки заключал. В то время еще можно было получать деньги наличкой, но все уходило на покрытие долга. Я на всякий случай переписал квартиру на жену, чем она и воспользовалась. Но это отдельная и довольно обычная история.
В итоге мне пришлось поселиться в пригороде, в домике, который я в свое время чудом не продал.
А тут еще контора, перечислившая мне приличный аванс, вдруг расторгла договор и потребовала деньги назад. Директора уговорили на это какие-то приятели, у которых было свое рекламное агентство. Чувствуя свою вину, он  разрешил мне не торопиться с возвратом денег. Но и сам он недолго сидел в своем кресле. Новый босс решил обратиться к Гиви Барамидзе.
Итак, где взять еще три лимона?
Впереди было воскресенье, было время до обеда в понедельник, и я решил временно забыть про все.
Мой домик встретил меня прохладой садика. Я направился в душ. В тысячный раз отметил на знакомой с детства бочке  выдавленную надпись «Люфтваффе». Какими судьбами занесло сюда с немецкого военного аэродрома, Бог весть… Но добротная крупповская оцинковка вот уже несколько десятилетий служила нам емкостью. Рядом с бочкой на досках безмятежно спал мой кот Сема. Вода за день сильно нагрелась на солнце. С наслаждением поплескавшись под горячими струями, я зашел в домик.
Я физически ощущал, как в благодати долгого летнего вечера с меня слоями сходит усталость и напряжение дня, заполненного пылью и жарой, переговорами, лицами, гудками автомобилей и ядовито-вонючими выхлопами автобусов.
Дом, любимый дом!
Мимо кустов с распустившимися пионами я неторопливо прошествовал к калитке, заглянул в почтовый ящик. Там лежала свежая «Литературка», которую я выписывал лет уже десять. Ну что еще надо человеку для счастья! Всеми порами ощущая уют и покой этого уголка, я устроился на диване и стал просматривать газету.
И незаметно уснул.

СОН

   Сон тоже пришел незаметно, и отличить его от яви было невозможно.
Сначала появился запах, сложный и приятный запах каких-то духов, свежести и еще чего-то, чем пахнут дорогие подарки.
В комнату вошел человек.
- Здравствуйте, - сказал он.
- Как вы вошли! – удивленно спросил я. Причем удивлялся я, как это бывает во сне именно тому, как появился этот странный человек, а не ему самому и не его костюму.
- Было не заперто, - пояснил гость. – Я немного постоял у вас во дворе – как у вас хорошо! Парадиз! Особенно мне понравились золотые рыбки.
  Похвала была приятной. Я любил возиться со своим садиком. Рядом с беседкой был прудик, который я сделал на месте ямы, оставленной рабочими-таджиками, строившими мне гараж. Им понадобился грунт и эти таджики, ничтоже сумнящеся, стали брать его посреди двора. Я ругался, обзывал их баранами, укорял за безобразие, на что они согласно кивали и говорили одно: «Хорошо, хозяина… Да, хозяина…».
Плюнув, я решил завезти грунт и засыпать яму, а потом пришла хорошая идея. Я застелил дно толстой пленкой, и залил водой. Края обложил камнями, для чего пришлось немало помотаться по свалкам. Вокруг росли пионы, а на дно я погрузил старую кастрюлю, в которую посадил рогоз. Я думал, что он погибнет за зиму, но какова же была моя радость, когда рогоз весной зазеленел и пустил вверх свои стрелы. Прудик стал напоминать настоящий маленький омуток и я очень любил посиживать около него с чашкой кофе. В отсутствие Семы к нему на водопой повадились окрестные коты и кошки и аккуратно лакали воду, косясь на проплывающих рыбок.
С этими рыбками вышло вот что. Однажды в отделе, где продавали аквариумы, я в мае как-то неожиданно купил нескольких маленьких золотых рыбок (на тот момент они были серебристо-черными) и выпустил их в пруд. Рыбки – исчезли. Только через неделю, когда я решил сменить воду и полдня вычерпывал ведрами свой водоемчик, я обнаружил их на дне, все таких же черных, толстеньких и очень похожих на больших головастиков.
- Слушай, ты, Кусто, - обратился я к продавцу, случайно оказавшись в том самом отдельчике, - рыбки-то все еще черные.
- Они будут золотыми. Не сразу… - заверил меня продавец.
И действительно, однажды я вместо головастиков-уродцев  увидел красно-золотых рыбок, стайкой плавающих по прудику!
Очень даже возможно, у прудика появилась своя маленькая наяда.
- У меня тоже есть пруд, правда он настоящий, - сказал посетитель.
Я осмотрел его. Он был одет в камзол, роскошный камзол из какой-то блестящей парчи и короткие штаны белого атласа. Голени его обтягивали чулки, а на ногах были тупоносые башмаки, украшенные блестящими застежками. Я с поразительной ясностью видел ткань его камзола, толстые нити ее фактуры, но все это менялось, как в калейдоскопе, оставляя лишь постоянное ощущение чего-то очень ценного, устоявшегося, как старое дорогое вино.
- Кто вы?
- Я – тайный советник!
- «Тайный советник» - это моя фирма.
- Ваша фирма… - усмехнулся он. – Нет, я настоящий тайный советник и дам вам хороший тайный совет.
И тут началась какая-то тягомотина, какие-то витиеватые сложные умопостроения, причем я все-время сводил разговор к трем лимонам, в тайный советник, отвечал, совсем как торговец рыбками:
- Не сразу… Это еще станет золотом!
Речь шла о покупке прав на какие-то мультфильмы, но в то же время это были не мультфильмы, а какие-то живые картинки, вроде райка. Появился ящик красного дерева, надо было смотреть в отверстие, но картинки почему-то возникали в разных местах…
Вся эта нелепость представлялась мне удивительно стройной и логичной.
А еще я сразу ощутил симпатию и доверие к странному посетителю. Он казался мне старшим родственником, опытным и уважаемым. Он был благороден. Вот подходящее, хотя и старомодное слово: благороден.
Я с готовностью внимал его рассуждениям, и удивительно: из его советов вырисовывалось что-то очень важное и ценное.
Странное существо - человек… Чувства мои были искренни, как только это может быть во сне, но тут же рядом плясала мыслишка, как бы подзанять у Тайного Советника вожделенные три лимона.
А потом и впрямь появились деньги. Я по разным углам находил все новые и новые большие пачки разноцветных купюр, а Тайный Советник. улыбаясь следил за мной, сидя в кресле, как сидят на троне.
- Здесь же намного больше трех миллионов… - подумал я и тут в окошко постучали. Чудесный сон растаял.
На подоконнике на задних лапах стоял мой кот Сема, он же Семен Васильевич, он же Симон-волхв, он же Сволочь. Такими прозвищами я его нарекал в зависимости от настроения. Кот был очень сообразительным. Когда ему надоедало шастать на улице, он начинал скрестись в окно, безошибочно выбирая то самое, рядом с которым я был.
Вот и сейчас, расставив лапы в широченных пушистых галифе, он требовательно орал и сотрясал раму.
- Сволочь, ты Сема! – пробормотал я и поплелся открывать животному дверь. Сема бросился в свой угол и на весь дом захрустел кормом.
А я, уже понимая, что Тайный Советник – всего лишь чудесное видение, тем не менее, так ясно вспоминал нашу встречу, как не вспоминают иное реальное событие. Кто знает, не разбуди меня кот, сон мой затерялся бы среди других снов, а вот теперь я, уставившись в окно, где сочился ранний летний рассвет, переживал все детали этого странного посещения так, как будто оно случилось на самом деле.

НЕРВЫ, НЕРВЫ…

Понимая, что уже не заснуть, я сварил кофе и долго-долго по глоточку пил его, размышляя о своем положении.
Ясно, что три «ляма» мне не найти. Новый директор непременно подаст в суд, особенно после моих последних слов.
- Ну, суд… Ну и что… Да пошел он… Что-нибудь придумаю. Отвезу то что есть. Хотелось бы конечно вернуть все деньги. Вот бы и впрямь явились, бы те пачки купюр, которые были во сне!
Но в душе вдруг появилось некое предчувствие чего-то необычного, что вскоре произойдет со мной.
Я без аппетита позавтракал, и чтобы не оставаться наедине со своими мыслями, отправился на рынок.
Добирался я до него долго. Просто шел себе, куда глаза глядят, рассчитывая, что всегда успею попасть туда. Я вообще любил бродить по улицам моего поселка, где прошло детство, где каждая улочка знакома и памятна.
Вот тут мы играли с друзьями в футбол, а тут была мазанка, где квартировала одна девочка, которая очень мне нравилась, а здесь я впервые закурил… А это пересохший пруд. Тридцать лет назад он был довольно глубоким. Вся окрестная детвора сходилась сюда и плескалась в грязной мутной воде. Тут я научился плавать и как сейчас помню сумасшедшую радость, когда удалось впервые переплыть его.
Справа старое кладбище. Здесь похоронены мои дед с бабкой. А родителей пришлось хоронить на новом дальнем кладбище, километрах в шести от города…
Между тем становилось жарко. Сделав приличный крюк я приближался к рынку. А перед рынком шумел и гомонил знаменитый «толчок».
Мне вдруг снова предельно ярко вспомнился сон. Что все-таки  пытался объяснить Тайный Советник?
Внезапно сзади громко засигналили. Я отскочил в сторону.
Мимо меня, обдав облаком пыли,  проехала черная «Волга» с номерами администрации. Проверяющие… Из окна торчала наглая рожа шофера, который в перерывах между сигналами, хрипло орал: «С дороги! С дороги! Ну куда ты, бабка лезешь!»
Машина остановилась в тени старого клена и из нее вышли двое,  сухопарая девица восточного обличья и плотненький, чистенький молодой еще чиновничек.  Был он коротко стрижен, так что просвечивала розовая кожица черепа. Аккуратненький светленький бобрик, круглые очечки…
Лицо самодовольное, голос звучный, и чувствуется, что чиновничек любуется своим баритоном.
Натурально, я его возненавидел сильнейшим образом. Идя сзади, я слышал его правильные, какие-то кругленькие фразы.
- Нет, конечно, этот рассадник антисанитарии надо закрывать! Я снова напишу докладную записку в мэрию. Пора!
Девица равнодушно внимала его словам, а я про себя злобно усмехнулся.
На моей памяти эту барахолку закрывали неоднократно, и каждый раз она возникала вновь и вновь. И что удивительно, на том же самом месте.
Мы подошли к старушке, торгующей всякой дребеденью.
- Посмотрите Венера Ахмедовна, чем они торгуют?! – играя голосом, изрек чиновный вьюнош. Он поднял блестящую картонку.
- Календарь времен Советского Союза! Ну, кто его купит у тебя, бабуля!  Это уже относилось к старушке. Та ничего не сказала, испуганно глядя на начальство.
Такие календарики были когда-то в большой моде. Повернешь - меняется изображение. Обычно, на них фигурировали симпатичные японочки, которые при повороте оказывались в чем родила их японская мать. Венера покосилась на календарь и что-то пробормотала. А меня словно ударило током. Я взглянул и увидел… Тайного советника! Как и в моем сне он был в блестящем комзоле. Он сидел в кресле, спокойный и доброжелательный.
А молодого чиновника потянуло к обличениям.
- Нет, только в России возможен подобный идиотизм!
Вьюнош взглянул на меня, приглашая присоединится к обсуждению.
- За 1983 год, - пояснил он. – И вот эта… негоциантка хочет его продать!
Я довольно грубо вырвал у него календарик и обратился к бабуле, подчеркнуто вежливо:
- Сколько, бабушка?
- Да я уж и не знаю, милый человек… Вот он что-то говорит, вроде бы нельзя ими торговать.
Я вытащил тысячу рублей. Сумма даже по тем временам мизерная, но для календарика более чем достаточная. Сунул старушке деньги, и услышал слова чиновника, обращавшегося к своей спутнице:
- Увы, Венера Ахмедовна, я недооценил уровень интеллекта наших соотечественников.
- Посторонись, ты… умник… - прошипел я, чувствуя сильнейшее желание заехать в это кругленькое самодовольное личико. Нет, я не ударил его. Он сам попятился, уступая мне дорогу. Ну, кто же знал, что сзади него пьяненький дедок разложил уже свой товар, в число коего входил и старый унитаз. Вьюнош, наткнувшись на полезное сантехническое изделие, сел на него.
Раздался громкий смех. Даже скорбная старушка, у которой я купил календарик, съежила в улыбке бескровные губы.
Уходя, я обернулся и встретил оживившийся взгляд Венеры. Честное слово, в нем не было осуждения!

ВОСПОМИНАНИЯ


Дома меня встретил Сема.
- Да, несу, несу…
Я достал из сумки купленный по дороге пакет сухого корма и потряс им. Накормив кота, я вытащил календарик и поставил его на стол, прислонив к цветочному горшку.
Словно продолжался сон. Мы с Тайным Советником смотрели друг на друга. Теперь он был неподвижен. Чтобы увидеть изменение в рисунке я немного отошел в сторону. Тайный советник привстал, словно собрался меня приветствовать. Я вернулся назад – он снова уселся.
Когда-то, давным-давно трудился я на ниве просвещения, а еще раньше окончил соответствующий институт. И хотя из всего курса мне почему-то запомнились лишь мнимые числа и корень из минус единицы, но наукой я интересовался. Поэтому и задумался: а как эта открытка устроена?
Вроде бы наносится на картон некое растровое покрытие в виде очень маленьких трубочек, а на ней два изображения, и когда смотришь прямо, то видишь одно, а сменишь угол – и стенки трубочек загораживаю первую картинку, зато через другие трубочки ты видишь второе. Проще говоря - жалюзи.
 - Правильно, - подтвердил Тайный Советник, доброжелательно глядя на меня. Я отошел, и он в который раз вежливо приподнялся.
  Календарик за 1983 год… А что было-то в том году? И тут вновь нахлынули воспоминания.  Воистину, «что пройдет, то будет мило». Для меня это было очень хорошее время. Со своей учительской деятельностью я без сожаления расстался. Устроился «разъездным сборщиком фотопортретов».  Так официально называлась моя должность. Что-то вроде коммивояжера. У людей брались маленькие фотографии, а из них некая артель под крышей конторы с грустной аббревиатурой «Горрембыткомбинат» делала большие, раскрашенные анилином портреты. С этими портретами можно было разогнать полк самураев. Покажешь неожиданно анилиновое чудо-юдо самураю – и бедолагу, воспитанного на изысканной икебане, скорчит от приступа тошноты.
Но их заказывали. Клиенты у меня были среди обитателей бесчисленных в ту пору общаг, куда мне, благодаря официальной «корочке» был беспрепятственный доступ.  На удивление охотно заказывали их негры, а также  арабы, учившиеся в нашем городе. Поскольку семьи у арабов были огромные, то за один заход в общежитие можно было выполнить месячный план. Захаживал я и в женские общежития, особенно к условно осужденным девам, искупавшим грехи на наших индустриальных гигантах. (Признаться, к девам я захаживал не только для заказа портретов).
Кроме того, это давало мне возможность без проблем с ОБХСС фотографировать всех желающих. График работы был свободный. Эта свобода первое время кружила мне голову. После уроков по расписанию, после идиотских педагогических «планов», которые были моим кошмаром, так приятно было, проснувшись, осознать, что не надо составлять никчемные бессмысленные бумажонки, не надо вдалбливать великовозрастным идиотам цели – «воспитывающие, обучающие, развивающие»…
Немного поoглядевшись, я спросил у своего начальника, Александра Петровича, можно ли брать заказы у предприятий.
Милейший Александр Петрович, инвалид, простая душа играл в этот момент в шахматы с нашим фотографом.
- А почему нет? – рассеянно отвечал он, размышляя над позицией. – Только, платить будут перечислением. Надо от них получить гарантийное письмо,  выписать счет, подождать пока деньги придут, получать от них доверенность. Зачем тебе, Панкратов, эта морока?..
- Так ведь все-равно мне пойдет двадцать процентов? – уточнил я.
- Ну да… -  рассеянно подтвердил Александр Петрович. – Иди отсюда, Панкратов! – завопил он вдруг в сердцах, - проиграл из-за тебя! Ты план давай хоть как! Хоть наличкой, хоть перечислением! Ты куда?! (это уже ухмыляющемуся фотографу). Стой! А реванш!
Вот тогда и началась для меня интересная жизнь. Я в тот же день живо смотался в наш «Горрембыткомбинат»,  взял образец гарантийного письма, бланки счетов и уже следующим утром развил бурную деятельность.
Я всегда был немного авантюристом, поэтому начал с… обкома КПСС. - Мне заведующего отделом пропаганды и агитации, - спросил я в огромном вестибюле у дежурного милиционера.
- Зачем?
- По поводу пропаганды и агитации – резонно объяснил я.
- В большом темном кабинете после раскаленной улицы было прохладно. Бормотал  и всхлипывал кондиционер. Чин довольно холодно вопросительно взглянул на меня.
- Слушаю.
Я бодро забарабанил заготовленную речь:
- Решения очередного съезда нацеливают нас…  Важным звеном является наглядная агитация… Но не все предприятия имеют возможность…  Мы хотели бы помочь, тем кто… Портреты передовиков производства….
Чин внимал и что-то соображал.
- Вот…  - вытащил я заранее заготовленную бумагу. – Мы с товарищами (черта с два допущу я до этой негоции товарищей!) хотели бы получить что-то вроде письма-инструктажа для парторгов предприятий, чтобы охват агитацией…
  - Тут цитаты из выступления… - торопился я, глядя на непроницаемое лицо чина.
Тот пробежал текст, позвонил и просто сказал мгновенно возникшей секретарше, передавая ей мой листок: «Зина, отпечатать, мне на подпись, один экземпляр товарищу».
- У вас все? Спасибо за интересную инициативу.
Вышколенная Зина продела все очень быстро и спустя минут двадцать я вынес под яркое солнце вожделенную бумагу с роскошной подписью и серьезной печатью.
Пока был кураж, пока запас удачи, сопутствующей этому дню не иссяк, я тут же помчался на ликеро-водочный завод.
Вышел я оттуда с месячным планом, гарантийным письмом и двумя бутылками «Рябины на коньяке» - крепкого напитка, бывшего в те времена  в большом дефиците. «Рябину» презентовал мне впечатленный обкомовской индульгенцией парторг этого славного завода.
«Ликерка» же через месяц обогатилась тремя десятками анилиновых передовиков «размером 18х24, на голубом фоне».

ЕЩЕ ВОСПОМИНАНИЯ

Заводы и заводики, колхозы и совхозы, конторы и фабрики… Несть им числа!
Я всегда любил путешествовать.  А в то время любое мое бродяжничество становилось еще и весьма прибыльным делом. И вот, когда одолевала охота к перемене мест, я утром за кофе доставал атлас СССР и просматривал его. «Ага… Вот сюда бы неплохо заглянуть! А как проехать? Так сюда на попутках, а там… А там видно будет!».
Побросав в походную сумку необходимые вещи, в числе коих присутствовал маленький кипятильничек и банка растворимого кофе, я выходил на улицу, садился на автобус, и выезжал на окраину города. Чаще всего я ловил попутную машину. К середине дня я прибывал в какой-нибудь райцентр, обходил местные заводы.
Встречали меня настороженно.
- Портреты передовиков? Да неплохо бы… Но как оплачивать?
- Разумеется, (я делал театральную паузу) перечислением! Мы, (солидно) – государственная организация. Для пущей важности извлекалась обкомовская бумага…
Начальник облегченно вздыхал, ибо в те времена безналичные деньги как бы и за деньги не считались, и мы принимались обсуждать детали.
Потом я шел в гостиницу, обедал, гулял по городку, узнавая попутно, о других предприятиях.
Утром, я покидал это место и направлялся дальше, взяв гарантийное письмо, оставив счет, а иногда и заранее, выпросив доверенность на получение уже якобы изготовленных портретов.
Вот тут-то и крылась главная интрига.
- Понимаете, - внушал я начальнику, - нам надо отчитываться, а сбор фотографий вами может затянуться. Вы дайте мне доверенность, а остальные портреты мы вам доделаем уже после.
Доверенность давалась. А вот фотографии частенько не присылались. Не нашли, либо отказались, либо планируемый на доску почета мускулистый комбайнер или слесарь-ударник с кем-нибудь подрались по пьяни, безнадежно замарав моральный облик.
Иногда фотографии не присылались вообще. Но по документам все было «в ажуре», как говаривал святой человек Александр Петрович, работавший некогда счетоводом.
Вместо неприсланных фотографий я давал в работу свои. Сначала старался подсовывать родные скифские рожи, а потом, видя, что никому до этого нет дела, стал отдавать все, что ни подвернется под руку.
И бывало, слышу возмущенный крик Александра Петровича, потрясающего фотографией эфиопа неопределенного пола.
- Панкратов! Почему у тебя вместо передовой швеи негритоска какая-то!
- Почернела, Александр Петрович, от забот о своей передовитости.
- Панкратов! А это еще кто!
На свет божий являлся портрет голенького младенца с соской, который по документам был каким-нибудь ударно трудящимся слесарем-ремонтником N- ской табачной фабрики. Табачники этого славного тихого городка от широты души снабдили меня большим картонным ящиком своей «Примы». Сигареты я, будучи некурящим, блоками по десять пачек отдавал Александру Петровичу, который очень любил именно эту марку.
- Ошибся, наверное, Александр Петрович… Давайте, в шахматы сыграем.
- Ох, Панкратов, Панкратов…  Ну, расставляй.
Я искренне любил и уважал славного старика, он это чувствовал, и несмотря на младенцев и негров, мы с ним ладили.
Неплохое было время.
И такой бывало, восторг охватывал душу, когда где-нибудь в глухой степи, стоишь под Божьим солнышком, не зная, куда еще занесет тебя судьба. Я странным чувством полюбил эти заброшенные уголки, заросшие диким бурьяном полустанки,  степные выжженные пространства. Свободный, как ветер, подчиняясь малейшему наитию, я колесил, куда глаза глядят.
При этом удавалось очень даже неплохо по тем меркам зарабатывать.
Вот так однажды я сел в проходящий поезд, лишь потому, что за билетами на него не было очереди, и утром уже озирал пустынные степи Казахстана.
В купе со мной ехал добродушнейший дед с двумя исчадиями ада. Одно исчадие звали Яной, а ее братца – Стасиком.
Дед поминутно увещевал внучат: «Янь, прекрати! Стасик, не балуйся!», на что те не обращали никакого внимания.
Про себя я перекрестил заводилу Стасика в Иня и называл бедовую парочку -  Янь и Инь. Они то дрались на верхней полке из-за  бутылки «Фанты» и  дело кончилось тем, что «Фанта» пролилась оранжевой пеной на лысину деда, то поминутно соскакивали вниз, прямо мне на ноги.
Я уже подумывал либо перейти в другой вагон, либо, вообще,  сойти к чертям с поезда на ближайшей станции, но дед с Инем и Янем вдруг неожиданно сошли сами.
Был полдень. Я сидел в пустом купе. Поезд медленно потащился вдоль элеватора, каких-то складов… Потом пошли кучи больших труб, сложенных одна на другую.
Я обратил внимание на то, что когда мой взгляд находился напротив этих  куч и трубы обращались торцами ко мне, они как бы исчезали, и сквозь них можно было видеть убогие домишки станционного поселка. Потом следующая куча и такое же исчезновение. Труб было много. Тогда велось огромное строительство всяких ирригационных сооружений, все время что-то осушали и обводняли и я почти полчаса наблюдал эту картину.
Огромная ржавая масса надвигается, жерла труб поворачиваются прямо ко мне и на какие-то доли секунды вся эта масса становится прозрачной, потом вновь все заслоняется…
Странное чувство овладело мной. Видно, не видно… Зачем я тут? Зачем я вообще? Миг был растянут до предела, его насыщенность некой таинственной странностью была такова, что вот-вот - и пропадет наваждение с тихим серебряным звоном.
Оно и пропало. Где-то далеко прозвучали сигналы «Маяка», дверь купе с шумом распахнулась и зашли новые попутчики. По окну набиравшего ход поезда замелькали знойные сполохи. Жизнь потекла дальше…


И ВОТ ОНА – ИДЕЯ!

Да, было что вспомнить… Но потом все круто изменилось. Исчез, растащенный  большими и маленькими начальниками «Горрембыткомбинат», да и страна, по которой я столько помотался, тоже в одночасье исчезла…

  Утро понедельника началось как обычно. Кофе у пруда, рыбки и размышление о том странном миге, что я пережил некогда на дальней станции. Мною овладели странные предчувствия, что все это не случайно, что вот-вот произойдет нечто такое, что в корне изменит мою жизнь. Какая-то сладкая щемящая тоска ожидания чуда…
Почему мне все это вспомнилось? Да еще с такой болезненной яркостью. Ах, да, я вчера размышлял о календарике, о растре, о том, почему движется Тайный Советник…
И вот, словно в сложном пасьянсе, наметилась неожиданная и красивая комбинация, все вдруг сложилось, срослось и соединилось в новую и неожиданную мысль.
- Так… А если поместить такие изображения в ряд и ехать мимо них… Тогда ряд последовательных картинок оживут, станут «мультиком», который можно будет увидеть из окна, ну допустим, трамвая. Ведь, в сущности, что такое мультик? Ряд достаточно быстро сменяемых картинок. Только там картинки движутся перед зрителем, а у меня зритель движется перед картинками. Но с точки зрения физики – разницы никакой.
Стоп, стоп… Надо посчитать…
Подсчеты меня несколько отрезвили. Чтобы увидеть минутный «мультик», надо разместить стенды с растровыми изображениями на расстоянии не менее километра.
- Ну, а зачем тебе минутный «мультик»?! – билась лихорадочная мысль. – Ты же рекламист! Пять-шесть секунд яркой рекламы, внезапно возникшей перед пассажиром достаточно! И – все! Тридцати стендов по ходу движения того же трамвая хватит!
Я так загорелся своей идеей, что схватив расчеты, побежал было в техническую библиотеку. Но тут вспомнился проклятый долг.
- Ах, черт!...
Я достал деньги и поехал в столь памятную мне контору, где пережил два дня назад неприятные минуты. Впрочем, я так был захвачен своей идеей, странным сном и чудесным появлением Тайного Советника, что, наоборот, сном казались и гнида – юный директор, и страшный Гиви Барамидзе, и даже бухгалтерша с ее громадными очками. Казалось, все это было не в прошлую пятницу, а очень давно.
 Енотовидная бухгалтерша развеяла это ощущение. В это утро она была чем-то взволнована и странно улыбалась.
- Сдайте деньги в кассу, пусть на ордере поставят печать, а потом зайдите к директору, - сказала мне она. Слово «к директору» она произнесла с некой скрытой усмешкой, но я тогда не обратил на это внимания, приписав странную интонацию общему свойству всех бухгалтерш – стервозности, вызванной жизнью среди цифр и русских начальников.
Сдав деньги, я вошел в приемную. Секретарши, похожей на изумленную сельдь молодой сучки, которая завелась при новом боссе, не было. Я глубоко вздохнул и постучал в обитую черным дерматином дверь. Но в кабинете меня ожидал сюрприз. Вместо молодого «раскрепощенного менеджера» сидел старый директор.
- А, привет! Заходи! – сказал он, выходя из-за стола. – Слышал, слышал, как тебя тут прессовали.
- А где же этот?... - поинтересовался я судьбой своего неумолимого кредитора.
- Исчез… - с неким нажимом на это слово ответил новый старый директор. Утром звонят мне и говорят: «Срочно приезжай, занимай должность!»
- Что случилось-то?
- Точно не знаю… «Приборзел» вроде бы молодой человек, хозяева его и сняли. Говорят, (директор понизил голос) вообще… Исчез.
А ты часть долга привез. Ладно, не парься! Отдашь остальное до конца года.
Или еще лучше мы вот что сделаем. Ты там ролик нам хотел запустить дополнительно. Зайди через недельку, покумекаем. На остаток и сделаешь.
Обещания тайного советника сбывались.
Я вышел на улицу и облегченно вздохнул. Может быть, в другое время я бы, грешный человек, позлорадствовал бы над судьбой незадачливого юного козлика, но сейчас все мое существо было захвачено утренним открытием.
Теперь в библиотеку!
Ехать туда пришлось на трамвае, который у нас почему-то именовали «скоростным». Мелькали столбы, деревья… А у меня все преломлялось через призму моей идеи.
- Поставить стенды, на них раскадровки. Постоянная надпись – слоган… А картинка – яркая, короткая, запоминающаяся.
Мелькнула вывеска «Чемоданы и сумки. Салон «Кристи»».  Любят, ох, любят наши галантерейщики все красивое и заграничное. Я ведь как-то делал владельцу этого «салона» рекламу. Фамилия его – Сапегин, и физиономия его распрорусская – круглая, нос картошкой, а поди ж ты, - «Кристи»… 
Ну а как бы это выглядело в моем варианте? Значит, сначала короткий энергичный слоган, ну к примеру: «Сумки от «Кристи»: Поместится все!».
А рисунок такой: фото сумки, а в нее сыпятся стилизованные дома, яхты, автомобили…
Едут пассажиры, и вдруг… Сумка… И как бы кино… Все прилипли к окну… Какой-нибудь малыш звонко завопит: «Мам, мультики показывают!»
Я так увлекся, что едва не проехал свою остановку. За это утро идея выкристаллизовалась и обрела определение: «Способ передачи анимационного изображения пассажирам движущегося транспортного средства».

ЗАЯВКА

Библиотека встретила прохладой и покоем. Людей почти не было.
Я не знал с чего начать и обратился к полной даме средних лет с вопросом: «Как запатентовать изобретение?» Дама, вздернув полную верхнюю губу с полоской явственно различимых усиков, участливо поинтересовалась:
- А в чем таки суть вашего открытия?
- Я сказал, что суть в том, что я хочу застолбить одну мысль, но вот сама эта мысль для меня пока «нечто и туманна даль», а интересует меня лишь сам процесс, так сказать алгоритм, с помощью которого я свою мысль, глупую и пустяковую, могу облечь в форму изобретения.
- Но таки чито же за мысль? – настойчиво интересовалась дама.
- Ах, Софья Моисеевна, - сказал я, рассмотрев на бейджике имя дамы. – Ну, чито это может быть за мысль… Таки пара пустяков, которые не стоят внимания такой милой и красивой женщины. Ну, кое-что из рекламы…
Софья Моисеевна внимательно посмотрела на меня. Я, изобразил преданность и по возможности умильность. По-моему, переборщил.
- Ах, Софья Моисеевна, скажем так, мне и самому пока неясно. Перед вами обыкновенный маниак, изобретатель вечного двигателя.
- Обратитесь вон к тому товарищу, - сказала полная Софья. Участливости у нее несколько поубавилось…
Я направился к товарищу. Это был респектабельный хорошо сохранившийся старик. Некая неизменная брюзгливая складка и толстая нижняя губа заставляли предположить, что «товарищ» - дальний родственник Софьи Моисеевны.
- Здравствуйте, я хотел бы оформить заявку
- На что?
- На изобретение.
- В чем суть?
- Суть в том, что я хочу подать заявку. (Сговорились они что ли: суть, суть… Щас,  прям, я вам суть раскрою!)
- А вы знаете сколько всего форм заявок.
- Нет. Потому я к вам и обращаюсь.
- Бумашкин Борис Зиновьевич. Не Бумаж-ж –ж - кин, а Бумаш-ш- ш-кин.
- Приму к сведению, Борис Зиновьевич. Панкратов. Олег. Мне просто форму заявки.
Последовала получасовая лекция патентного поверенного Бумашкина, страдавшего страшной старческой болтливостью, о разных формах интеллектуальной собственности, о том, как не ценят в России ни труд патентных поверенных, ни саму интеллектуальную собственность. Но в итоге я записал на дискету форму заявки, взял реквизиты для перечисления патентной пошлины и, уточнив под каким индексом проходят изобретения в области рекламного дела, выписал несколько заявок.
Софья принесла папки и холодно предупредила, что через час они закрываются на обед. Подскочил Бумашкин и стал снова выспрашивать меня, что же я такое изобрел. Я пересел от него к окошку, откуда открывался прекрасный вид на город. И вперился в лежащие передо мной заявки.
Как ни странно, мысль была не нова. Одна заявка из Франции предполагала тоже ряд стендов, но они освещались в нужный момент для создания стробоскопического эффекта по сложной и дорогой схеме.
Нет, у меня все принципиально иначе!
Я списал номер этой заявки, решив взять ее за прототип. Потом снял ксерокопию с другой, совершенно не по теме. Мне просто нужен был пример для правильного оформления.
Вернув заявки и расплатившись, я направился к выходу. Лифта долго не было. Я зачем-то решил посмотреть, что делают Софья с Бумашкиным.
Осторожно приоткрыв дверь я увидел две головы – черную и седую, склонившиеся над папкой с заявкой. Это была та самая папка, содержимое корой я ксерокопировал. Я запомнил ее по разлохмаченным завязкам.
М-да… Творческие люди – эти патентоведы…


ОЖИДАНИЕ

Прямо из библиотеки я направился в редакцию к знакомому фотокору Петрову. Тогда я еще не имел собственного компьютера, а отдавать кому-то набирать мне вовсе не хотелось.
- Володя! Нужен комп на часок.
В редакции этой меня знали. Я частенько размещал у них материалы от своей фирмы, имея с этого некий процент. Поэтому Петров без проволочек завел меня в чей-то кабинет и посадил за компьютер. Молодая девушка –корреспондент, ушла на обед.
Заявку я набрал быстро. Идея так четко вырисовывалась у меня в голове, что я просто записал все, выношенное и продуманное за это утро.
- Так… Формула изобретения… Все!
Распечатав заявку в нескольких экземплярах, я записал текст на дискету, не сохраняя его в чужом компьютере.
Потом долго искал Петрова, вознамерившись отблагодарить его парой кружечек пива, но беднягу успели уже услать на задание в администрацию.
Уже ближе к вечеру, я заплатил в Сбербанке пошлину, получил квитанцию, и успел отправить на Бережковскую набережную свое изобретение.
Помнится, я тщательно сложил все бумаги в большой конверт, еще раз все проверил и отдал равнодушной почтовой работнице. Ей, видимо, за день так осточертели всевозможные посылки, бандероли и пакеты, что мой конверт, который я протягивал не без некоторого трепета, она просто вырвала у меня из рук, приклеила открытку-уведомление и с таким остервенением пришлепнула печатью, словно убивала наглого таракана. Потом швырнула в кучу таких же конвертов, и крикнула стоявшему за мной мужику: «Что там у вас!»
Я вышел на улицу.
Ощущение какого-то нового этапа в моей жизни не покидало меня.
Все, что бы я не делал, сопровождалось мыслью о заявке, о ее судьбе. Через неделю я увидел в почтовом ящике открытку-уведомление. Я живо представил, как на неведомой мне Бережковской набережной получили конверт, содрали открытку, вскрыли, достали мои листы…
Я достал календарик с Тайным советником, который стал носить в нагрудном кармане, как талисман. Он все так же доброжелательно смотрел на меня, и так же приподнимался при повороте мне навстречу.
Жизнь продолжалась. Наметились новые сделки. Однажды у меня состоялась встреча с двумя москвичами, которые продавали автомобили «БМВ». У них был свой ролик: стремительный «бумер» мчался под мажорную музыку по дороге вдоль моря мимо ветроустановок, и шли титры «БМВ» - стремителен, как ваша жизнь!». Надо было разместить десять показов на телевидении, предварительно озвучив текст. Взяв кассету с роликом я поехал сначала на радио к знакомому диктору.
Ефрем Лошадкин, с которым я познакомился по работе над какой-то рекламной шабашкой был славным человеком, как написал где-то Бабель, «с раньшего времени». Бархатный голос Ефрема знал весь город, но он оставался все таким же простым доброжелательным мужиком.  В данный момент он увлеченно резался в бильярд со своим коллегой-звукооператором и сделал мне предостерегающий жест: не мешай мол.
Я терпеливо дождался пока Ефрем наконец не спел победную песнь «Кто может сравниться с Ефремом самим!» и не пробил проигравшему шесть щелобанов (пять слабо, для проформы, ну а уж шестой влепил так звонко, что все болельщики заржали и даже поверженный звукооператор, потирая лоб, ухмыльнулся).
- Ну, что у тебя? – обратился ко мне ликующий Ефрем.
- Да вот, фразочку одну…
Ефрем голосом Левитана произнес требуемый текст, звукооператор, поколдовав, записал его так, словно сам Моисей обращался с заповедями с Синайской горы.
- Ефрем… Божественно! – сказал я и мы отправились в соседнее кафе, где я угостил великолепного Ефрема коньячком.
Москвичи тоже были довольны. Мне, правда, фразочка не особенно нравилась: получалась, что жизнь, купившего «бумер», пролетит так же стремительно, как автомобиль в ролике. Но поразмыслив, я решил, что в эти лихие времена «БМВ»  доступны лишь бандитам и бизнесменам, а их жизни порой действительно протекали слишком стремительно, до очередной разборки. К тому же клиент всегда прав, к тому же я получил солидный аванс наличкой, к тому же…
К тому же я решил намекнуть москвичам о моей идее.
Нет, я ни словом не обмолвился о принципе моего изобретения. Я рассказал им о французской заявке. Москвичи, как оказалось, в свое время закончили МАИ и стали увлеченно обсуждать разные технические детали.
Я напряженно внимал. Ход их мыслей полностью повторил мои выводы.
Идея неплоха… Особенно для метро… Но столько всяких заморочек, согласований… Сложная схема… Где гарантия, что все это будет работать…
Проблемы с эксплуатацией… Но сама идея замечательная… Такая огромная масса людей… Это же рекламный Клондайк… Даже если не будут смотреть… Будет воздействовать суггестивно… Но, черт побери, сложно и дорого…
  В общем, вышел я от своих заказчиков окрыленный. Ведь принцип моего изобретения исключал все дорогостоящие схемы. Он был универсален. На земле и под землей. Просто, в тоннелях изображения надо наносить флюоресцирующими красками, чтобы они светились, после того, как их осветят фары головного вагона. Это у меня в заявке есть. Лишь бы получить патент…


ЭКСПЕРТ ПРИДОРОГИН

Дома я первым делом заглянул в почтовый ящик. Есть! Обычный конверт. В нем листок. Лаконичный текст. Некий Придорогин, представившийся экспертом, предлагал мне подъехать и обсудить кое-какие детали моего изобретения. В конце был телефон.
Конечно же, я тут же позвонил.
- Вы можете подъехать? – раздался в трубке мужской голос, когда я представился и объяснил, почему звоню. – Есть некоторые мелочи, которые надо бы уточнить.
- А именно?
- Меня интересует, почему вы на схеме расположили стенды под углом. Это принципиально? В заявке это не отражено.
- Хорошо, я подъеду.
Я тут же вновь помчался в библиотеку, где застал сладкую парочку – Софью и старика Бумашкина мирно пьющими чай. Софья Моисеевна скосила глаза на часики, въевшиеся в пухлую руку. Опять – «У нас скоро обед!»
- На минуточку! – предупредительно заговорил я, отметив, что до обеда еще минут сорок.
Бумашкин, прихлебывая чай, выслушал мой вопрос. Поскольку заявка уже была зарегистрирована, я не опасаясь, вкратце рассказал ему о своей идее и старик завелся. Софья давно ушла в столовую, а он все разглагольствовал об изобретательском деле, о том, что он один из немногих сертифицированных патентных поверенных.
- Альберт Эйнштейн ведь тоже был патентным поверенным, - попытался я польстить Бумашкину, чем вызвал еще одну двадцатиминутную речь. Между болтовней мне все же удалось выудить у поверенного, что в моем случае необходимо уточнение к заявке и вручить эксперту. Почему нельзя этого сделать в письменной форме старик не знал и вновь стал рассыпать гневные филиппики по поводу падения нравов вообще и в патентном деле в частности. Впрочем, уточнение мы составили, а вернувшаяся Софья Моисеевна, увидев, что мы с Бумашкиным так долго и заинтересованно беседуем, стала столь любезной, что сама быстренько набрала текст, распечатала и даже отдала мне дискету.
Я отблагодарил их, на мой взгляд достаточно щедро.
Когда я уже собрался уходить, Бумашкин вдруг остановил меня.
- Молодой человек, - сказал он, - вы уточнение это, направьте сначала все-таки письменно с уведомлением. И покажите этому… Дорожному…
- Придорогину…
- Ну да, Придорожному, квиток об отправке. На всякий случай.
Последнюю фразу он произнес как-то значительно и веско. И все повторял: «На всякий случай, знаете ли…»
Я так и сделал.
В тот же вечер я сел в поезд и махнул в столицу. Получилось это как-то стихийно. Вообще-то, я поехал покупать билеты, планируя утром собраться и выехать. Но у касс стояла огромная очередь. Очередей я выносить не мог. Решив, зайти на следующий день в кассу администрации, где у меня была знакомая кассирша, я пошел прогуляться по перрону.
Я очень любил пройтись иногда через вокзал, потолкаться среди пассажиров, вдохнуть тот особый запах странствий, который в любое время ощущается в вокзальной суете. Я прошел через подземный переход на платформу и неторопливо побрел вдоль вагонов ко входу в другой подземный переход, ведущий к пригородному вокзалу. Там я намеревался сесть на электричку и ехать домой.
Внимание мое привлекла проводница, стоявшая в тамбуре. Этакая дебелая деваха. Пуговицы форменной серо-голубой рубашки на груди не сходятся.
- А куда поезд-то? - спросил я, просто чтобы спросить.
- В Питер.
- Через Москву?
Проводница сверху вниз лениво взглянула на меня.
- Нет, через Париж…
- Слушай! Возьми до Москвы! – вдруг вдохновенно попросил я.
Молчание.
- Я заплачу, сколько надо…
Молчание.
В это время на перроном раздалось: «Дополнительный поезд «… - Санкт-Петербург» отправляется. Счастливого пути!»
Я уже подыскивал какую-нибудь ядовитую фразу в адрес проводницы, как вдруг глаза ее забегали туда-сюда, она наклонилась ко мне и тихо сказала: «Прыгай!..»
Я с готовностью заскочил в вагон. Деваха провела меня в свое купе, и велев сидеть тихо и никуда не выходить, исчезла. Поезд тронулся. Я раскрыл свой дипломат, с которым практически никогда не расставался. Так… Паспорт, деньги, и самое главное, уточнение, а также заявка, письмо Придорогина, все квитанции… Даже бритва и зубная паста с щеткой были. Готовясь к поездке, я купил эти вещи заранее.
Приключение было в стиле моих прежних советских поездок. Сколько раз в те времена навещал я столицу, попадая туда самыми невероятными маршрутами! У меня выработался даже некий ритуал посещения Москвы.
Бывало, покружив по всевозможным Моршанскам и Шацкам въедешь на какой-нибудь вокзал, забросишь сумку в камеру хранения – и в московскую суету. Начинал я почему-то с Новослободской: была там недалеко от метро небольшая уютная булочная, где готовили чудесный кофе. Оттуда я заходил в селезневские бани, смывал с себя дорожную грязь, потом где-нибудь завтракал… Стоило все это в те волшебные времена сущие копейки. Потом я бродил по Москве, заходил в музеи, что-то покупал и к вечеру вновь направлялся на вокзал, чтобы назавтра возвратиться домой.
Воспоминания мои были прерваны появлением проводницы. Она, что-то бормоча и подсчитывая, разбирала билеты, потом перевела взгляд на меня.
Я достал деньги. Быстро оглянувшись,  она сунула их в кармашек рубашки.
- До одиннадцати здесь придется побыть, а потом купе одно полностью освобождается, - сказала она.
Здесь, так здесь… Я купил у проводницы пару пакетиков кофе. Она принесла мне стакан кипятка и вновь ушла к пассажирам. За окном вагона смеркалось. Проплывали родные степи. Хорошо…
Проснулся я уже утром. Напротив сидела проводница.
- В купе надо идти? – спросил я, еще мало чего соображая спросонья.
- Сиди… Ты так сладко спал, что я тебя будить не захотела. Даже улыбался во сне.
Но, по-моему, она просто сама прогуляла где-то всю ночь. Я ощутил слабый запашок хмельного.
- Ну, спасибо.
- Пожалуйста! – насмешливо сказала проводница. - Можешь выходить. Москва через два часа.

Москва встретила обычным гамом и суетой. С вокзала я позвонил Придорогину. Он как - будто ждал моего звонка. Встречу он назначил на одиннадцать часов, почему-то не на Бережковской набережной, а у метро «Автозаводская».
- Там недалеко бывший дом культуры. Вы не ошибетесь.
- А почему не в НИИ?
- Мне тут удобней. Я ведь эксперт по совместительству, а моя основная работа совсем в другом месте. Впрочем, если вам неудобно…
- Нет, нет. Я буду.
Придорогин, в моем воображении представлявшийся мне некой демонической фигурой, оказался в действительности невзрачным человечком, чья внешность сейчас начисто стерлась в моей памяти. Я запомнил лишь его старые пыльные сандалии. Мы некоторое время помолчали. Затем он выжидающе спросил.
- Вы, значит, получили мое письмо.
Дурацкий вопрос, сильно понизивший мое мнение об эксперте и заставивший вспомнить гневные обличения Бумашкина.
- Да. Я, кстати, ответил письменно и отослал уточнение к заявке. С уведомлением.
Придорогин молчал.
  - На всякий случай… - процитировал я старика Бумашкина.
- Ну что же… - уныло сказал наконец эксперт. Значит, мне передадут.
- Я вам и сейчас могу передать копию.
Мой собеседник, развернув листок,  оживился.
- А скажите, вот у вас расположение стендов под углом принципиально?
- Нет. Вы же читали формулу. Но в уточнении я отдаю предпочтение варианту с угловым расположением стендов. Впрочем, все зависит от освещения, от конкретных условий. Но главное – растровое покрытие. Я в уточнении отметил, что это именно это покрытие делает угол расположения стендов несущественным, - отбарабанил я давно заученную фразу.
- Да, да… - Придорогин вновь погрузился в уныние, - я думаю теперь возражений не будет. Ну, до свидания…
-До свидания, - недоумевающее протянул я.
Невзрачный человечек, вздохнув, потянул к метро и вскоре затерялся в толпе. Я смотрел ему вслед, так и не поняв толком, чего он от меня хотел. Может быть, он полагал, что я плохо представляю себе свою мысль и хотел выкроить что-то себе. Иного, более разумного объяснения у меня не находится.


НУ И ЧТО?


Домой я вернулся тоже не совсем обычно. На свой поезд я опоздал. И тогда, я решил устроить себе ностальгическое возвращение. В былые времена я бы попросту добрался бы до нужной трассы и махнул бы на попутных грузовиках.
Но времена были другие. И я взял билет в СВ на саратовский поезд, который тут же и отправился. По пути созрело решение по возможности сесть на теплоход и заодно отдохнуть. Второго пассажира в вагоне не было. Я наслаждался покоем и комфортом, перечитывал двухтомник «Графа Монте-Кристо», купленный в Москве на вокзале у какой-то потрепанной девицы.
И в Саратове все складывалось удачно. На теплоходе пустовала каюта помощника капитана, которую мне охотно предоставили. Вообще, наступали новые времена. В те годы за деньги уже можно было многое, если не все. Материальное, по крайней мере. В коммерческих киосках вовсю продавались дефицитные при Советах продукты, и я запасся разной вкусной снедью. Правда стоило все это достаточно дорого, но я уж решил не скупиться и устроить себе маленький праздник. Почти сутки сладкого безделья, тихо проплывающие берега.
Утро на палубе, рассвет, чашка дымящегося кофе… Я достал календарик с Тайным Советником, и он живо напомнил мне о моем изобретении. Все впереди. Но смутно я уже подозревал, что вот именно те давние минуты скитаний и останутся самыми счастливыми в моей жизни.
Тайный Советник привстал со своего кресла и утвердительно кивнул мне.

Дома меня, как обычно, встречал сердитый Сема. Как смог я без его ведома отправиться куда-то! На такие случаи у нас с соседской бабушкой был уговор, чтобы она его кормила. Я ей специально оставлял коробку с кошачьей едой.
Бабушка очень любила моего кота и даже пыталась переманить его к себе на постоянное место жительства, но верный Сема, исправно посещая ее домик, все-таки возвращался под родную крышу, куда я однажды притащил его маленьким грязным замурзанным котенком.
Вновь потянулись будни. А праздник случился, как всегда неожиданно, когда я уже стал подзабывать про свою идею. Вспоминал, я как правило, про нее лишь тогда, когда, возвращаясь домой, бросал взгляд на календарик с Тайным Советником. Недели через две я обнаружил очередную квитанцию о получении заказного письма. Надо сказать, такие письма приходили мне довольно часто. Из налоговой, из Пенсионного фонда, из банка…
Поэтому, я без особых надежд поехал на почту, но выстояв очередь и получив конверт, я взглянул на обратный адрес и сразу же понял: «Пришло! Оттуда!»  Конечно же я не утерпел и прямо у почтовой стойки разорвал конверт.
На свет божий явилась красивая бумага с голограммным кружочком. В ней черным по белому было написано название моего изобретения. То самое, что я в начале лета сформулировал в трамвае: «Способ передачи анимационных изображений…»
Впрочем, в конверте был еще один точно такой же лист – свидетельство, но уже на конкретное устройство. Я, тогда из советов Бумашкина сделал вывод, что надо патентовать и то, и другое.
Ликующие трубы запели в душе! Чудесный сон, пыльный «толчок», бабка с календариком, а еще раньше – далекая, забытая Богом станция и кучи труб – все это воплотилось в документ, в факт, в реальность.
Но где-то в глубине души уже копошилось скептическое: «Ну и что? Все суета сует и томление духа…» Помнится, некогда я нищим учителишкой работал в далеком селе и мечтал об обычной двухкомнатной квартире. Я рисовал ее план, мысленно обставлял. А лет десять спустя, я остался один в своей просторной четырехкомнатной квартире, где мы первое время теряли друг друга. За окном – лето, Волга, синее Заволжье… (квартира моя в высотке, а сама высотка на горе, поэтому вид из окна был роскошный).
Прохладный ветерок колеблет сирийские шторы и золотые нити в них переливаются, блестит новенькая мебель…
А у меня вдруг снова зашевелилось все то же: «Ну и что?... Ну, вот квартира, вот мебель, а дальше-то что?»
Такова уж видно наша человеческая природа.
Ну да ладно. Дальше будет жизнь. Просто жизнь.

ЭПИЛОГ

Дальше и была – просто жизнь. Я пытался, как тогда выражались, «внедрить» свое изобретение, но никому в новой России до него не было дела. Многие интересовались, одобряли, но  дальше этого не шло. Страну корчило в переменах, в одночасье из воздуха возникали гигантские состояния. Даже настоящие серьезные изобретения либо продавались на Запад, либо пылились в архивах.
А потом появились огромные плоские телеэкраны, и идея стала, как модно было говорить одно время – неактуальной. Но однажды на меня вышла какая-то темная структура и предложила купить права на мое изобретение. Позднее я узнал, что это были хозяева крупного агентства, которое предоставляло под рекламу билборды. Я когда-то встречался с трамвайщиками, предлагая им поучаствовать в проекте. От них они и узнали об изобретении.
Сумма была довольно значительной, поскольку я полностью переуступал все свои права. Квадратный молодой человек принес объемный договор, я подписал, получил в кассе деньги и отправился домой. Все было как в том памятном сне: пачки купюр, лежащие на столе и Тайный советник, внимательно смотрящий на меня.
Реализации своего изобретения я так и не дождался. Впоследствии я узнал, что агентство купило права просто «на всякий случай», чтобы не появился неожиданный конкурент.
Иногда я достаю старый календарик из страны, которой уже нет. Тайный советник все так же доброжелательно приподнимается мне навстречу. Я побывал за границей, много чего повидал и испытал. Но глядя на эту пожелтевшую картонку, я вновь ощущаю сложный сплав чувств, и какую-то сладкую тоску, словно вновь скитаюсь по захолустным уголкам своей страны, и понимаю, что-то такое, что не выразить словами.

Георгий ПОПОВ