Мнимый больной и дырявая шляпа

ПРОЛОГ

Я не знаю, с чего следует начинать подобные истории. Это для меня первый опыт. Я, безусловно, представляю, как это должно выглядеть, потому что прежде прочитал немало книг, несмотря на то, что мне всего пятнадцать лет. Но когда я в руках держу блокнот и ручку – слова не так уж и легко, как мне хотелось бы, приходят на ум.
Я сегодня не пошел в школу, потому что притворился больным. Хотя на самом деле все не так: я не притворялся, а просто сказал отцу, что хочу сегодня остаться дома, но отец, видимо, подумал, что я плохо себя чувствую, потому что сам уже неделю как болеет и никуда не выходит. А остался я для того, чтобы записать те события, которые произошли со мной буквально на днях. Мне кажется, так и становятся писателями, когда не могут больше нести в себе определенный объем информации, а вверяя бумаге ношу из мыслей и идей, идут дальше так, словно у них вырастают крылья – почти не касаясь ногами земли.
У меня есть лучший друг, его зовут Эван. Есть еще подруга, Элизабет, но с ней мы только вчера познакомились. Вообще вчера было все по-другому. Вчера был день великих перемен. Зато теперь у меня все хорошо. Даже лучше, чем я мог себе представить!
Теперь меня не покидает мысль, что может быть все дело действительно было в этой странной шляпе?
Итак, начну с самого начала…

ГЛАВА 1

После уроков мы с Эваном любили шататься по окрестностям и исследовать местные достопримечательности. Одним из наших излюбленных мест была старая часовня, расположенная на возвышенной окраине нашего провинциального городка под названием Эдинбург. Часовня была заброшена, а если быть точнее, от нее вообще остались одни только стены. Несмотря на плачевный вид полуразрушенного сооружения, здесь было красиво и тихо. Рядом с развалинами росло старое дерево, нижние ветки были иссушены и наполовину обломаны таким образом, что из ствола на полметра угрожающе торчали острые как гигантские шипы сучья. Именно они служили для нас импровизированной винтовой лестницей, по которой можно было забраться на самую высокую кромку устоявшей под жестокими ударами времени стены. Сучья на дереве находились так высоко, что необходимо было подпрыгнуть, чтобы ухватиться за одну из них. Только покорив вершину и налюбовавшись пейзажем нашего небольшого городка с высоты, мы расходились по домам.
Я помню тот день, когда Эван впервые побывал у меня в гостях. Дело было ближе к вечеру, мы по обыкновению что-то обсуждали и смеялись, когда послышался знакомый мне щелчок в замочной скважине. Дверь отворилась, и вошел мой отец. Высокий, статный, серьезный, исполненный по истине величественной доблести, он был одет в длинный плащ и на нем была черная широкополая шляпа. Он носил свою шляпу с особой гордостью, словно она была частью его самого, и вероятнее всего снимал ее только тогда, когда возвращался домой. В приветствии он пожал нам руки со свойственной ему твердостью, как взрослым мужчинам, не обращая никакого внимания на скорчившиеся от боли гримасу моего друга. Сколько я себя помнил, он с раннего детства так здоровался, и я мало-помалу привык и перестал проявлять каких бы то ни было эмоций. Даже поначалу, если мне становилось так больно, что хотелось кричать или плакать, я терпел до самого конца, пока отец не отпускал мою ладонь, а я как ни в чем не бывало скрывался с его поля видимости, чтобы предаться облегчению и размять свои побелевшие пальцы. Нельзя сказать, что мы с ним не ладили: он никогда меня не ругал, он баловал меня дорогими подарками на дни рождения, – но в то же время между нами сложились довольно прохладные и не доверительные отношения. Хотя я и был убежден, что он все-таки любил меня всем сердцем, однако эту любовь он никогда не проявлял даже в тех редких случаях, когда мы с ним оставались наедине. Но я это знал по тому, как он смотрел на меня: в его глазах можно было разглядеть ту самую искорку, являющуюся полной противоположностью ледяному, бесстрастному взгляду людей, способных на жестокость.
Мой отец произвел на Эвана такое впечатление, какое мог бы произвести рыцарь круглого стола, снизошедший до того, чтобы сойти со своего белого коня и кивнуть головой в знак приветствия незнакомым крестьянским мальчишкам. Эван был явно потрясен, и былой задор, в котором он пребывал до тех пор, сменился послушливой кротостью. Некоторое время мы сидели молча, не говоря ни слова. Затем шепотом стали обмениваться короткими и незначительными фразами, пока в конечном итоге мой друг не ушел к себе домой.

ГЛАВА 2

Незадолго после этого случая, будучи на уроке истории, между мной и Эваном возник некоторый спор. Мы сидели за последней партой и имели возможность тихо разговаривать, без опасений быть замеченными.
- А я тебе говорю, что земля круглая, - утверждал он со всей страстью своего вспыльчивого характера.
- Да нет же – она точно овальная, - не сдавался я, потому как был уверен, что прав.
- Ты бы еще сказал, что она квадратная! Или плоская, и стоит - как там раньше думали? - на трех китах и черепахе!
- А разве не на трех слонах?
- Да хоть на гиппопотамах или носорогах – час от часу то все равно не легче! – Эван, как сумел, нарисовал в тетради окружность и продолжил с важным видом, - круг – это идеальная форма, которую приобретает тело, когда на него не действуют никакие силы. Пятый класс физики, Эйнштейн! Вспомни, как выглядит капля воды в открытом космосе!
- Ага, сейчас, дай вспомню: когда там я последний раз был в открытом космосе… – я надел маску задумчивости.
- Очень смешно. Ты давай не остри, а говори по делу! Специально для тех, кто последние пятнадцать лет прожил на луне, сообщаю, что телевизор изобрели уже давно, и через него можно посмотреть на мир, не выходя из дома.
- Неужели? Я бы так и не узнал, если бы ты мне не сообщил. Но мы, правда, отклонились от темы. – Я нарисовал в его тетради рядом с его окружностью еще одну, но немного больше и с импровизированными лучиками, исходящими от центра. - Надеюсь, ты в курсе, что земля вращается вокруг солнца и на нее уже действует сила притяжения. Поэтому ни о каких идеальных условиях в открытом космосе и речи быть не может. А если условия не идеальны – значит и форма не может быть идеальной.
- О, да - если говорить о такой податливой субстанции, как капля воды, то, пожалуй, я мог бы с тобой согласиться. Но ведь земля – это не огромная капля чего-то вязкого и текучего. Земля твердая – она состоит из каменных пород… Да что мне тебе объяснять! Давай спросим у учителя, когда урок закончится!
- У учителя истории?! Ты бы еще у учителя химии предложил спросить! Он вообще наверно думает, что земля выглядит как ковер-самолет и в подтверждение своим словам укажет на карту мира, которая висит на стене.
- Мне кажется, ты его недооцениваешь. Взрослые всеми вопросами должны владеть лучше, чем мы, - сказал Эван и, немного поразмыслив, добавил, – Не всегда, конечно, но ведь и вопрос «какую геометрическую фигуру представляет собой наша планета» – не самый сложный, согласись!
- Может ты и прав. Уже все давно знают, что земля овальная, а не круглая!
- Ну, вот и посмотрим! Только давай, если я окажусь прав, – Эван сделал паузу, глядя в потолок и думая о том, что бы такое каверзное загадать, - то ты завтра придешь в школу в шляпе, которую носит твой отец!
Нет, Эван! – наотрез отказался я. – Придумай что-нибудь другое – я не могу взять шляпу своего…
- Отказы не принимаются! – перебил он, - тем более, если ты уверен, что прав, то почему тогда боишься проиграть? Земля все-таки круглая, ведь так?! – Эван торжествующе усмехнулся. – Не будь занудой! Чем выше ставки, тем интересней спор. Огласи свои условия на случай, если вдруг по чистой случайности я проиграю, и заключим пари.
Я сказал, что он тогда должен будет принести в школу букет цветов, подарить однокласснице – той, что никогда не была популярна в мальчишеских кругах – и пригласить ее в кино на вечерний сеанс. И я убедил его, что взять священную шляпу у отца без спроса (а попроси я его, он бы меня и слушать не стал!) и прийти в ней в школу – это было несоизмеримо труд-нее, нежели провернуть безобидную шалость с толстушкой Энжел. Эван сначала замешкался, но движимый азартом и неспособный в силу своего упрямого норова идти на попятную, в конце концов согласился.
Прозвенел звонок. Мы подошли к учителю и задали свой вопрос. После высказанного негодования ввиду того, что вопрос не был связан с предметом его компетенции, он с важным видом человека более или менее просвещенного, поправил очки и сказал следующее:
- Если бы вы, молодые люди, хоть иногда бывали на уроках географии, то увидели бы на учительском столе глобус – наглядную модель нашей земли. Конечно, форма земли не является идеальной: она имеет выпуклости в виде гор и впадины в виде озер, морей и океанов, - но в целом можно сказать, что она круглая…
Среди ясного неба послышался раскат грома: я проиграл, и ничего нельзя было изменить. Даже если учитель истории был не прав – а он был не прав, потому что земля, как выяснилось позже, представляет собой геоид или хотя бы эллипсоид, полярно сжатый примерно на 20 км с каждой стороны, – он сказал, что земля круглая, и поэтому на следующий день я должен был принести в школу шляпу своего отца.

ГЛАВА 3

Если бы у меня не было плана, как взять шляпу и при этом остаться незамеченным, я бы, наверное, все-таки не стал спорить с Эваном. Но так как отец уже третий день находился дома и большую часть времени лежал с простудой в постели, у меня был шанс выйти сухим из воды. Я проснулся пораньше, поел, собрался и вышел из дома, когда отец еще спал, прихватив с собой его любимую неразлучную шляпу.
Я сдержал слово, и был встречен Эваном с похвалой и уважением, не-смотря на то, что отцовская шляпа была мне немного великовата, но смотрелась, в общем и целом, весьма достойно. Все утро я не мог сосредоточиться ни на предмете учебы, ни на теме разговора с Эваном (как я уже говорил ранее, он был моим соседом по парте), считая часы и минуты до конца учебного дня и мечтая о том, как бы поскорее вернуться домой и положить на место украденную шляпу. Я убеждал себя в том, что ничего страшного я не сделал – всего лишь взял шляпу без спроса, – но в то же время передо мной ясно вычерчивался строгий взгляд отца, и я этого боялся. Этот взгляд мог меня уничтожить, он был страшнее сотни, тысячи слов, пророненных сгоряча. Отец мог ничего не говорить, но в его глазах можно было бы прочитать укор, разочарование, неоправданные ожидания, печаль и даже боль. И меньше всего на свете я бы хотел огорчать его, но дело было уже сделано, и с этим ничего нельзя было поделать. Так или иначе, я уже его обманул, заметит он этого в итоге или нет. Мне приходилось терпеть и ждать, не в силах ускорить время, тянущееся в тот день, как резиновый жгут на рогатке.
Прозвенел звонок – это закончился только первый урок и все как по команде ринулись сломя голову на перемену.
- Все-таки это была плохая идея, - начал я жаловаться Эвану. - Пожалуй, я вернусь домой и положу шляпу на место, пока отец, надеюсь, ничего не заподозрил.
- Ты только не паникуй! Ничего он не заметит – ты же сам говорил, что он болеет и днями напролет лежит тюленем в кровати.
- А если ему приспичит, например, сходить в магазин или прогуляться, подышать свежим воздухом – да что угодно! Он со своей шляпой вне стен дома не расстается никогда!
- Ну а что тогда ты ему скажешь, когда он увидит, что ты вернулся?
- Придумаю что-нибудь. Скажу, что забыл сменную обувь и меня без нее не пропустили в школу – это уже незначительные нюансы, Эван!
- Прекрати! Вот если бы я проиграл пари, я мне бы пришлось пригласить Энжел в кинотеатр. Меня только от одной этой мысли передергивает. Как ты думаешь, сколько она весит? Такое чувство, что она живет на мясокомбинате – мне бы пришлось купить ей два больших ведерка с поп-корном, чтобы она меня живьем не сожрала во время сеанса! Нет, брат – я бы рисковал своей жизнью и репутацией, а ты хочешь так просто соскочить? Так не пойдет. Лучше надень шляпу и держи свое слово, как настоящий мужчина! - Эван выхватил из моих рук шляпу и нацепил мне на голову, – Так-то лучше.
Потом отвел взгляд и, едва шевеля губами, тихо произнес:
- Только не оборачивайся, но на горизонте Элизабет. И, друг мой, она смотрит в нашу сторону. Я бы не упускал такой чудесный шанс, – и с этими словами Эван, как ни в чем не бывало, отошел в сторону, чтобы дать мне возможность действовать на свое усмотрение.
От одного упоминания ее имени – имени Элизабет – сердце у меня забилось чаще. Я стал судорожно искать слова, чтобы заговорить с ней и в тот самый момент, когда я как бы случайно увидел ее, к моему удивлению она заговорила первая:
- Привет! Классная шляпа, – произнесла она, проходя мимо меня.
- Правда? – оживился я.
- Да – тебе очень идет! - она бы неминуемо скрылась за углом, если бы я вовремя ее не остановил.
- Постой! – я приблизился к ней, сделав несколько шагов навстречу, но от волнения дышал так, словно только что пробежал стометровку.
– А хочешь, я провожу тебя сегодня до дома? – если честно, то я сам от себя не ожидал такого поворота. - Мне бы очень этого хотелось. В смысле проводить тебя до дома, очень хотелось бы…
Стоит ли говорить, что я выглядел полным идиотом и уже проклинал себя за свои необдуманные слова. Вот чудак, подумал я про себя, она была моей ровесницей, а все девчонки всегда общаются с мальчиками постарше. У меня не было ни единого шанса, кроме возможности доказать себе, как впрочем и всему миру, что никто ее не достоин. Я готов был провалиться на месте и все же держался - как мне потом рассказывал Эван, наблюдавший за шоу со стороны – молодцом, когда Элизабет в свою очередь улыбнулась своей лучезарной улыбкой, ради которой можно было продать душу дьяволу и ни разу об этом не пожалеть, и произнесла:
- Почему бы и нет.
- Правда? – неожиданно вырвалось из моих уст, - в смысле, я хотел сказать, что… – я на секунду замолчал, чтобы собраться и в очередной раз все не испортить, – встретимся тогда после уроков. Можно прямо на этом же месте, если хочешь.
- Договорились, на этом же месте после уроков.
- Договорились! – черт возьми, я уже не мог контролировать застывшую на моем лице глупую и довольную как у удава физиономию.
- Тогда до встречи?
- До встречи!

ГЛАВА 4

Остаток учебного дня пролетел на удивление быстро. Я уже не думал об отце и возможных последствиях моего поступка. По большому счету я был отчасти рад, что пришел в отцовской шляпе, поскольку если бы не она – разговор с Элизабет так бы и не состоялся. Я даже стал думать, что шляпа обладает какими-то магическими свойствами, что человек, надевший ее, становится уверенней в себе и симпатичнее для окружающих. Потому отец так и дорожил ей, и именно потому он произвел на Эвана такое сильное впечатление – все дело было в волшебной шляпе!
Элизабет училась в параллельном классе, и мы, будучи знакомы только визуально, могли пересекаться только на перемене. Иногда я здоровался с ней, и она отвечала взаимностью, но дальше приветствий наш разговор никогда не заходил. Кто бы мог подумать, что я ей нравился – ведь она же не отказалась от моего предложения проводить ее! Я уже воображал, как мы идем друг с другом за руку и беседуем о природе и о звездах.
Хотя, она могла согласиться и в силу своего правильного воспитания или доброго нрава. Позволить молодому человеку – такому как я – ухаживать за собой могло быть всего лишь обязательством перед правилами этикета, с которыми я был мало знаком, или – чего уж там - даже вовсе не знаком!
Все эти мысли роем кружились в моей голове до тех самых пор, пока не закончились уроки. Я быстро собрался, надел волшебную шляпу и отправился к условленному месту, где должна была состояться наша встреча. Прошло не более минуты, за время которой у меня успела промелькнуть мысль о том, что Элизабет может и вовсе не прийти. Но она не заставила себя долго ждать.
- Ты уже здесь! – воскликнула она, виновато взглянув на часы.
- Сам только что пришел. Ты позволишь?
Я взял ее сумку с учебниками и тетрадями, и мы отправились к выходу. По пути Элизабет учтиво прощалась со сверстниками – даже теми, которые были не из ее класса – в том числе и с толстушкой Энжел.
- Ты знакома с Энжел? – удивился я.
- Я даже иногда бываю у нее в гостях, - с нотками гордости в голосе произнесла она.
- Ну, надо же…
- А знаешь, она весьма и весьма неплохо рисует. Стены ее комнаты увешаны множеством картин и рисунков. Они удивительны и прекрасны - у Энжел большой талант! Жаль, что мало кто об этом знает. Большинство людей предвзято судят о ней по внешности и не хотят дружить. Я считаю, что это неправильно…
В один момент я переменил свое мнение об Энжел, как, впрочем, и обо всех тех, к кому не испытывал определенных симпатий из-за каких-либо внешних особенностей. Элизабет продолжала говорить, а мне было стыдно, что Энжел стала предметом нашего с Эваном глупого пари – как же хорошо, что проиграл именно я!
Мы шли, никуда не торопясь и рассказывая друг другу разные истории из жизни. Она говорила, что хочет стать врачом или может быть даже хирургом, чтобы помогать людям, но боится, что не справится. Я же ее уверил, что у нее все получится, если она этого сильно захочет и рассказал ей, что сам  мечтаю стать писателем (который ни одной книги, ни одного рассказа за свою жизнь еще не написал). На полпути к дому я, набравшись смелости, предложил прогуляться к старой часовне, уверяя, что оттуда открывается потрясающий вид на город. Она опять согласилась, и я снова приписал эту заслугу отцовской шляпе, которая способна творить чудеса!
За время нашего пути я полностью раскрепостился и, окончательно уверовав в свои силы, стал склонять Элизабет забраться вместе со мной по старому дереву на кромку стены, где город Эдинбург можно было рассмотреть во всем его великолепии. Чтобы показать, как на самом деле все просто, я ловко стал вскарабкиваться по дереву, и за считанные секунды достиг вершины. Элизабет вежливо отказалась последовать моему примеру, как я ее ни уговаривал. Расстроенный прежде всего своему холостому воодушевлению, – как мне вообще могла прийти в голову подобная идея! – я начал спускаться. И, то ли я поторопился, то ли внезапный порыв ветра посодействовал, но отцовская шляпа соскочила с моей головы и, описав дугообразную траекторию, зацепилась за сук в нескольких метрах от земли. Пытаясь схватить ее рукой, я чуть не полетел за ней следом, но в последний момент ухватился за ветку и удержался на дереве. Спустившись на землю, я понял, что шляпу ни с земли, ни с дерева достать одному мне не удастся – только потеряю время и ценные баллы престижа в глазах Элизабет. Я надел маску безразличия и предложил отправиться домой, разрабатывая в уме план дальнейших действий.
Элизабет, уловив перемену в моем настроении, стала меня успокаивать, но я ее заверил, что у меня дома этих шляп, как блох на шимпанзе: одной больше, одной меньше – без разницы. И предложил сменить тему разговора, стараясь при этом сдерживать шаги. Я пытался отвлечь свои мысли посторонней беседой с Элизабет, но перед глазами видел укоризненный взгляд отца. Когда мы дошли до ее дома, она предложила мне вернуться и посмотреть, не скинул ли шляпу на землю случайный порыв ветра, на что я попросил ее не беспокоиться. Мы любезно простились друг с другом, обещая пересечься на следующий день в школе, и, как только дверь захлопнулась, я помчался к своему другу Эвану с мыслями, хоть бы тот оказался дома.

ГЛАВА 5

Мне повезло – никаких дел у Эвана запланировано не было, и он, выслушав меня, охотно согласился мне помочь. До старой часовни мы бежали бегом, т.к. оставалась маленькая надежда, что отец все еще ничего не заметил, хотя прогулка с Элизабет значительно уменьшила мои шансы выйти сухим из воды. Хотя в глубине души я был уже готов к серьезному разговору с отцом, и уже придумал историю о том, что воспользовался его шляпой для достижения своих целей. Да – без спроса. Да – с корыстным умыслом. Но я никак не мог вернуться домой без шляпы вовсе, сказав, что оставил ее на дереве.
А что если шляпы уже нет на дереве! С этими мыслями я бежал быстрей и подгонял Эвана, который следовал за мной с замученным лицом, стараясь не отставать. Скоро мы были на месте, и шляпа к счастью никуда не исчезла.
- Ну, ты даешь – и как ты ее туда повесить умудрился? – почесывая затылок, заговорил Эван.
- Давай лучше подумаем, как ее оттуда снять, - предложил я.
- Все очень просто!
Эван нашел кусок кирпича. Мне эта идея сразу не понравилась, но не успел я ничего возразить, как кирпич полетел в дерево, разбившись на мелкие осколки и, благо, мимо цели.
- Черт возьми, Эван! Ты повредишь ее! Уж лучше оставить как есть, чем все испортить.
- А что ты предлагаешь? Видишь, как плотно она сидит! Сдуть ее не удастся – тут необходимы более жесткие меры.
- Давай поищем палку подлиннее и с ее помощью попробуем снять шляпу.
Мы разделились и стали искать что-то похожее на длинную палку, но кроме кирпичей и прочего строительного мусора нам найти так ничего и не удалось.
- А давай я встану на твои плечи и попробую дотянуться, - предложил я, зная заранее, что Эван воспримет идею без энтузиазма.
Однако, к моему изумлению, уговаривать его пришлось недолго. Он в конце концов присел, опираясь руками о ствол дерева, а потом, когда я забрался на него и встал ногами на его плечи, выпрямился. Я же в свою очередь стал тянуться рукой к шляпе, опираясь другой рукой о ствол. Но по факту мне не хватало каких-то считанных сантиметров, чтобы достать. Для этого нужно было оторвать другую руку от дерева и вытянуться еще больше. Так я и сделал. Но как только я лишился дополнительной точки опоры, тут же потерял равновесие и стал падать. Однако, руководствуясь врожденным чувством самосохранения, я судорожно стал размахивать руками, стараясь ухватиться за все, до чего мог в тот момент дотянуться, чтобы не упасть. И моя реакция меня не подвела. Я не упал. Но когда прозвучал характерный звук рвущейся ткани, я понял, что повис на отцовской шляпе и что острый сук проткнул ее насквозь.
Следующие несколько минут я не стану описывать в подробностях, чтобы уберечь посторонние уши слушателя от первоклассного фейерверка бранных выражений и фраз, посыпавшихся из меня помимо моей воли, как будто развязался мешок с мартышками. Я не помню точно, но скорее всего потом я подтянулся и сумел ее снять, как рыбу с крючка, потому что более или менее пришел в себя, когда мы шли обратно домой, и я нес в руках уже дырявую шляпу.
Теперь можно было ни на что не надеяться. Необходимо было придумывать новую легенду оправдания перед отцом. Дырка находилась ровно по центру лба, и шляпу можно было в принципе отнести на помойку.
- Может быть, не стоит ее показывать отцу, - словно прочитав мои мысли, предложил Эван.
- Это не вариант, - промолвил я обреченно. – Шляпу нужно вернуть в каком бы состоянии она не была.
- Хм, тогда скажи, что подрался с ребятами, отстаивая честь какой-нибудь девушки, например.
- Но это не объясняет, почему я вообще взял шляпу без согласия отца.
- Может и не объясняет, но будет считаться облегчающим обстоятельством при вынесении вердикта.
- Да уж, - безнадежно вздохнул я и поднял валявшийся в стороне камень размером с кулак. – Судя по отверстию на шляпе удар должен прийтись ровно по центру лба – держи. – И протянул камень Эвану.
- Ты с ума сошел – даже не думай! По старой дружбе я бы мог сломать тебе руку или ногу, но голова твоя слишком ценна для меня, Эйнштейн!
- Тогда я сам, - и стал прицеливаться, чтобы нанести удар по голове самому себе.
- Стой! Да ты с ума сошел, друг мой! Что я без тебя делать то буду – сейчас убьешь себя и все!
- Я, черт возьми, тихонечко!
- Тихонечко я тебе лучше подзатыльника влеплю, чтобы хоть немного образумить.
- Господи, Эван – что же мне делать?! – взмолился я.
- А ты скажи, что как только ты стал примерять шляпу – злые силы прокляли тебя и у тебя вырос на лбу огромный рог, как у пегаса!
Тут я не выдержал и захохотал так громко, что при желании меня можно было услышать с орбиты спутника земли. Но это была уже скорее истерика, нежели смех.
- Так и пришлось идти в школу, ну а что оставалось делать то! А после школы весь остаток дня спиливали рог ножовкой…
Я продолжал смеяться до слез, так отчаянно и жадно, как хватает глубокими глотками воздух утопающий, прежде чем пойти ко дну.

ГЛАВА 6

Эван поддержал меня, проводив до самого порога дома и придумывая на ходу самые нелепые истории, которые могли прийти в его щедрую на фантазии голову. Хотя я и продолжал смеяться над его шутками, но чувствовал себя при этом опустошенно, измученно и болезненно.
Пришла пора прощаться. Он пожелал мне удачи, и я, печально вздохнув, поместил ключ в замочную скважину и неуверенно повернул его два раза против часовой стрелки.
Отец был дома и готовил ужин, но меня, по всей видимости, он не услышал. Я воспользовался моментом и положил шляпу на место так, чтобы прореху не было заметно. Этим я мог отсрочить свою гибель, если отец все еще пребывал в неведении. Потом тихонько прошел в свою комнату, переоделся и открыл тетрадь, чтобы выполнить домашнее задание. Или скорее создать видимость умственной деятельности, поскольку заниматься я был не в состоянии. Все это время отец находился на кухне и, как мне показалось, не знал, что я уже вернулся со школы. Однако, когда он позвал меня ужинать, я понял, что отец все прекрасно слышал – с того самого момента, как я отворил дверь и вошел. Но это было уже не важно. Я сидел за своим письменным столом не в силах подняться со своего места. Но нужно было идти. Вставать и идти. Через силу. Даже если я не хотел или не мог.
- Почему ты не поздоровался со мной, когда пришел? – поинтересовался отец, стараясь предать своему лицу выражение равнодушия.
- Я… - я должен был предвидеть подобный вопрос, но не подготовился, - Просто я…
- Испытываешь чувство вины, вероятно?
Теперь все было ясно, и тянуть кота за хвост больше не имело смысла. Не нужно было уметь читать мысли, чтобы понять, что отец обо всем уже знал заранее.
- Да, - неожиданно для самого себя выпалил я. – Да, я виноват…
И я все ему рассказал. Рассказал, как мы с Эваном поспорили. На что поспорили. Рассказал, что взял его шляпу без разрешения и пошел в ней в школу, выполняя обязательства условий пари. Рассказал, как познакомился с Элизабет. Рассказал, что давно испытываю к ней симпатию и мне впервые выдался случай узнать ее поближе. Рассказал, каким образом шляпа оказалась на дереве и как мы с Эваном ее потом доставали. Движимый какой-то неведомой силой – быть может, это была сама госпожа Совесть - я даже рассказал, о нашем разговоре с Эваном по пути назад: как я хотел ударить себя камнем и как Эван меня отговорил. Вот только историю с единорогом не стал озвучивать, чтобы отец не подумал, что я окончательно рехнулся. А так изложил все, как было, каждую мелочь, каждый нюанс – все!
Отец слушал меня, не говоря ни слова и пристально глядя мне прямо в глаза. Этого я боялся больше всего – его испепеляющего взгляда, под пламенем которого можно было на моих щеках пожарить яичницу. Именно таким я его себе и представлял. Потом он произнес то, чего я от него совершенно не ожидал, и эти слова оставили глубокий отпечаток в моей памяти.
 - Я горжусь тобой, сын, - он сделал паузу, чтобы я мог переварить услышанное, а потом продолжил. – Ты мог придумать совершенно невероятную небылицу, но предпочел рассказать мне правду. И поэтому я тебя ни в чем не виню. Ты бы признался даже в том случае, если бы я ничего не заметил – я это знаю. Потому что ты мой сын. А мой сын, я больше чем уверен, знаком с понятиями правды, морали и достоинства. Ты мог отказаться от условий пари, боясь навлечь на себя гнев нерадивого отца, но предпочел идти до конца и сдержать свое слово. Ты мог апеллировать, потому что всем на свете уже давно известно, что земля представляет собой геоид. По сути – это более сложная разновидность эллипсоида. Так что ты был прав и прекрасно знал об этом, но все-таки не отказался выполнить условия пари. Вот почему я горжусь тобой, сын. А шляпа – да Бог с ней с этой шляпой! Честно говоря, она мне уже порядком надоела, и я давно уже хотел от нее избавиться. Дай мне ее сюда.
На автопилоте я принес шляпу и передал отцу в руки.
– Да уж, выглядит, как будто стреляли в упор, - усмехнулся отец. - Знаешь, что я с ней сделаю?
- Нет… - все еще не понимая, что вообще происходит, произнес я.
- А вот что, - отец открыл окно и запустил шляпу как летающую тарел-ку. – Гляди, как далеко полетела! Старая вещь, как отголосок из прошлого, который можно бережно хранить в своей памяти, но нельзя цепляться как за спасательный круг…
Отец замолчал, а я потерялся в догадках, что он этим хотел сказать.
- Твоя мама тоже бы гордилась тобой, сын. Жаль, что она сейчас не здесь. Но она всегда будет оставаться с нами, в нашем сердце, в нашей памяти. Она была, как огонек. Маленький огонек уюта, тепла и счастья, без которого жизнь теряет всякий смысл. И когда ее не стало, - отец тяжело вздохнул, - я потерялся в этом мире. Это все равно, как если бы моряк потерял путеводную звезду в ночном небе, и слепо продолжал бы верить, что когда-нибудь пристанет к берегу. Но берега не было видно на горизонте, и моряк просто продолжал плыть. Все это время моряк был не один: он нес ответственность еще за одного человека. Моряку было нелегко, но он не сдавался и продолжал упрямо держать штурвал ради спасения своей команды. Моряк был строг и требователен, но все это делалось ради того, чтобы выжить. Чтобы продолжать плыть, во что бы то ни стало…
Отец раскашлялся. Он все еще выглядел больным, и ему следовало лежать в постели. Я на самом деле чувствовал себя не лучше и был уверен, что на следующий день заболею, как и он.
- На самом деле, я хочу в корне изменить свой подход. Я хочу участвовать в твоей жизни, хочу, чтобы ты мне доверял, хочу стать твоим лучшим другом. Знаю, все это время я делал все, чтобы им не быть в твоих глазах, но я изменюсь, обещаю! Главное, чтобы ты поверил в меня. Как я поверил в тебя, сын мой.
- Ты сможешь.
Заверил я его, и мы стали разговаривать так, как никогда не разговаривали до сих пор. Мы разговаривали весь вечер и до поздней ночи. Он буквально на глазах преображался. Из постороннего человека он медленно и верно превращался в своего, родного. Он становился ближе, душевнее, ласковее, с каждым добрым словом, с каждым теплым взглядом. Таким, каким он был вчера, я его никогда не видел. Или, может быть, просто не помнил. Но мой папа был теперь со мной.