Полноправный член семьи

Ранним утром я шла на работу. Морозец, а была только первая декада ноября, щипал основательно. Прохожие прятали лицо в шарфы, втягивали головы в поднятые меховые воротники, украшенные изморозью от дыхания.
У входа в здание под руку меня подхватил коллега, основательно продрогший.
– Что же вы так медленно идете? Холодно же!
И тут я увидела маленького чёрного, с белыми пятнами, пса. «Дворянин», но ухоженный и раскормленный, со свежей стрижкой. Он  сидел у стены здания,  его трясло от холода, мордочка покрылась  инеем.
– Видимо, ночевал на морозе, а пёсик-то домашний, – поделилась я с коллегой.
– Вот и я замерз, как собака, – и мой попутчик нырнул в двери.
А я всю жизнь – собачница. С детства люблю собак и, как мне кажется, понимаю их. Когда-то собака спасла жизнь моему отцу, и я этот долг не верну, наверное, им и за всю свою жизнь.
Вот и сейчас, все пробегали мимо, а он с надеждой на человеческую любовь и доброту, к которой привык, заглядывал в глаза.  И весь его вид говорил:
– Помогите, люди добрые, ради Христа, папы-мамы нет, сирота, отстал от поезда…
Ну, а если серьезно, то он, привыкший к домашнему теплу, просто погибал, замерзая. Оглядел и меня, но в глазах у него надежда уже погасла. Он попеременно поднимал то одну лапку, то другую, спасаясь от обморожения. Рядом валялось полпирожка, но он не обращал на это никакого внимания. Он был сильно напуган.
– Что, маленький, потерялся? – я прикрыла его полой своей длинной шубы, он сразу прижался к моим ногам. Его сильно трясло, просто колотило всего. Оставить на морозе я его, конечно, не могла.
 – Пойдём со мной, – позвала я его и тихонько двинулась, не снимая с него полы шубы. Но он прижимался к ледяной стенке и не шел.
 – Смотрите,  какой заевшийся! Домашний! Пирожок не берет, вредничает! – Услышала я сзади женский голос. – Да вы шубу-то подберите, измажете. Неизвестно, может, больного выбросили, ещё заразитесь чем-нибудь.
– Сама вы больная, – огрызнулась я. – Сами же говорите «домашний». Видите, какой толстенький, видимо, дома любимый. Кто-то сейчас ищет его, страдает...
Пёсик жался к моим ногам и дрожал. Все-таки тепло человеческого отношения убедило его, он неуверенно двинулся за мной, потом как-то тоскливо заскулил и опять переместился к  стене, у которой  видимо, просидел всю ночь.
Я сняла шарф и, легонько накинув его песику на шею,  повела его в сторону двери. Он шел, немного упираясь, хвостик совсем спрятался между задними лапками, загибаясь кончиком к голому животику. Когда мы вошли в здание, он оглянулся безнадёжно на дверь, но было видно, что из тепла его уже не выманишь.
– Ваш? Потерялся? - спросил  знакомый милиционер на входе. – Я его вчера видел, бегал здесь у двери ночью, скулил. Знал бы, что  это ваш пёс,  запустил бы.
– Нет, Володя, это не мой, но не дать же ему замёрзнуть… Не бойся, всё будет хорошо,  маму  будем искать, – успокаивала я песика. И он, не  отставая от меня уже без шарфа-поводка, шёл рядом по коридору. При слове «мама» посмотрел понимающе мне в глаза  и слабо махнул хвостом. Именно  это лишний раз меня убедило, что «родители» любят его.
В кабинете все, что было у нас в холодильнике, мы предложили гостю. Сначала он ничего не брал, забился под мой рабочий стол и дрожал. А из соседних кабинетов, когда узнали, что мы привели в кабинет совсем замерзшую собаку, все несли, кто что мог.
Так и прошел день. Наш гость поел и большую часть времени проспал под моим столом. Впереди было два выходных, я попросила водителя служебной машины довезти нас до дома.  Песик спокойно пошел за мной к машине, правда,  в дверях, когда его охватило холодом, он со страхом попятился и боялся выходить на мороз, подумал, что его гонят,  и с надеждой жалобно смотрел на меня.  Мой голос и слова: «Не бойся. Домой! Место!» успокоили его.
Водитель Толя оглянулся на нового пассажира:
– Конечно же,  домашний он. Вон как в машину привычно запрыгнул и на заднее сиденье лег. Домашний…
Мы подъехали к дому. Пёс выскочил и, не раздумывая, пошёл со мной в подъезд. Без опаски зашел в квартиру, тут же обежал ее всю, а потом укоризненно уставился мне в глаза, словно говоря:
– Куда ты меня привела? Где моя «мама»? Обещала же… Эх ты!
 – Ничего, потерпи, мы обязательно найдём «маму», – я прижала его к себе. А потом налила в ванну тёплую воду, решила его и вымыть и лишний раз погреть. Купание, как оказалось, ему нравится. На мордочке у него расползалось блаженство. После того, как я вытерла его полотенцем, он упал на ковер у горячей батареи и всю ночь проспал.
Назавтра проснулся рано, сидел у моей кровати и тихонько поскуливал. Я уже не спала, но глаза не открывала, ожидая, что он ещё предпримет. Вот придвинулся поближе, дотронувшись мокрым носом до моей руки, потом обнюхал мне лицо и чуть-чуть лизнул своим шероховатым  языком по  щеке. Тут мне пришлось открыть глаза. Ох, как он радовался, что у него всё так хорошо получилось. Пока я одевалась и  собиралась вести его гулять, он прыгал вокруг меня, виляя хвостом. Но, когда мы вышли на улицу, он быстро побегал у деревьев, вернулся ко мне и поднял голову: в глазах его была такая безысходность и тоска.
– Хорошо, сейчас поедим, потом будем искать твою «маму».
И опять при слове «мама» он запрыгал и завилял хвостом.
После завтрака мы долго ходили по площади, прошли вверх по улицам в разные стороны. По поведению собаки было видно: дом свой найти не может. Он снова продрог, его начало мелко трясти, и мы вернулись домой.
Я дала объявление, что найдена собака, описала все возможные приметы. А потом мы с домочадцами пытались отгадать кличку нашего найдёныша. За неделю мы уже к нему привыкли.  А я особенно, он от меня не отходил ни на шаг.
– Бим, Черный, Блэк, Шарик?
Он, высунув язык, равнодушно дышал, только искоса посматривал на меня, когда я называла очередную кличку.
– Дик?
Он вскочил и завилял хвостом, лизнул мне руки.
– Ну, вот, если тебя не найдут так и будем называть. Дик, идём, я тебе дам что-то вкусное.
А через несколько дней вечером зазвонил телефон, в трубке – взволнованный женский голос:
– Вы нашли собаку? Расскажите,  как она выглядит, пожалуйста.
Я стала рассказывать. Дик сидел у моих ног и, глядя мне прямо в глаза, стараясь понять, прислушивался к разговору, наклоняя голову то влево, то вправо.
– Господи,  наверное,  это он?
– А какая  у вашего потерявшегося щенка  кличка?
– Димка.
– Давайте, я поднесу ему к уху трубку телефона, а вы позовите его так.
Как только он услышал в трубке её голос и свою кличку!... Что тут началось! Вскочил на кровать, начал на меня лаять, потом кинулся к дверям.
Когда я снова начала говорить по телефону, рассказывая про реакцию Димки, то услышала, что женщина плачет.
– Умоляю вас, не отпускайте его на улицу. Я сейчас за ним приду,  скажите,  пожалуйста, адрес.
Продиктовав адрес, я положила трубку. Но когда Димка увидел, что я положила трубку телефона,  он буквально обезумел. Он лаял с такой обидой на меня, словно готов был укусить. Он бегал от двери к телефону и обратно, весь вид его говорил: «Что же ты сделала такая-сякая! Это же была  моя «мама».
Позвонили по домофону. Это была хозяйка Димки. Я открыла двери подъезда и квартиры. Димка стоял у моих ног и прислушивался, заглядывая вниз вдоль лестницы. Женщина поднималась, приговаривая:
– Неужели нашелся мой хороший…
Как только Димка услышал голос женщины, он так рванулся по лестнице, что, казалось, лапы не касаются ступеней. Я не видела их встречу, просто не успела за ним так же быстро спуститься,  только услышала, как они  бурно встретились: визг, лай, всхлипы. Когда я спустилась, то женщина сидела на ступеньке, а Димка, боясь ещё раз её потерять, ни на секунду не останавливаясь, вылизывал ей руки, лицо, слёзы, не давая подняться.
– Димочка, подожди, сейчас, сейчас пойдём домой. Там все тебя потеряли… Сейчас пойдём,  только вот тёте спасибо скажем...
Мы поднялись в квартиру, и Димкина хозяйка рассказала, как он потерялся. Гуляли на улице, внезапно раздались залпы фейерверка… И перепуганный Димка рванул, куда глаза глядят...
– Спасибо вам, – в который раз говорила женщина, – ведь он у нас как ребёнок,  полноправный член семьи.
С балкона я долго смотрела, как они, счастливые, шли домой. Димка постоянно подпрыгивал и старался лизнуть ей руку. И так у меня на сердце было хорошо, что в то холодное утро беды не случилось, что Димку нашла его «мама».