Живой цветок

Николай пришёл домой в «жестоком», как он сам выражался, подпитии. Напился он в одиночестве в подвальной рюмочной напротив дома. Водка была противная, дешёвая, перелитая заранее в дорогие бутылки, но напивался Николай целеустремлённо, осознанно до бессознания, которое прерывалось секундами, рвущего болью, просветления.
Главное, он не понимал себя. Не мог объяснить своей, говорят, не глупой голове, полной кипящего серого вещества и замысловатых извилин, способных выдавать заковыристые идеи, выдумывать новые компьютерные программы… так вот, не мог он объяснить этому вместилищу интеллекта, почему жизнь его катится в пропасть. Всё: и машины, и растения, и люди --- всё ему не мило, надоело, опостылело, обрыдло, осто… Всё. И только она, не очень, как считают, красивая, сдержанно-скромная, старше его на пять лет, что было видно сразу из-за его, идущей в ногу с модой, моложавости, только она могла заполнить всё пустое, оживить всё увядшее, наполнить смыслом надоевшее и заставить полюбить опротивевшее… Но почему? Неужели так неуправляема эта таинственная субстанция, называемая душой? Её, мифически бессмертную, ни один хирург на вскрытиях не нашёл, даже местечка, где бы ей, пусть бесплотной, надлежало угнездиться в теле… Нет её, а она болит, ноет, мучает… Николай боролся яростно, безжалостно, долго. Он ругал себя, высмеивал, уговаривал… Он бросал тело в компании, развлечения, случайные постели. Уезжал во всевозможные командировки, лёг в больницу, удалять мешавшую родинку на спине… Чем хуже, тем больше осознавал, чувствовал, горько испытывал невозможность что-то изменить.
Наконец, смирившись с потерей гордыни (уж больно стыдно перед друзьями – ну и выбор!), набравшись храбрости, он, тридцатилетний многоискушённый холостяк, решился признаться Ей. Она пришла на работу в сером трикотажном платье с тёмно-розовым цветком-брошью у плеча (он всегда замечал любую мелочь в её наряде). Она улыбнулась тихо, покивала всем в отделе и, надев свои простенькие очки, углубилась в работу.
Николай, отложив всё, просто смотрел на неё, не подозревавшую ни о чьём внимании, смотрел, как она то и дело поправляет сползающие очки, задумывается на мгновенье, проверяет что-то в документе, снова снуёт пальцами по клавиатуре…
Он ждал перерыва. Когда она встала, подошёл к ней, почти не глядя ей в лицо, отвёл к дальнему окну в быстро опустевшем кабинете, буркнув --- «на минутку», сначала глянув глубоко вниз с двенадцатого этажа, в эту бездну, мелькающую автомобильчиками и букашками-людьми, Николай, жадно схватив её лицо взглядом, проговорил хрипло и прерывисто:
---     Я… уже год… я люблю Вас. Не могу… больше не могу молчать. Вы… как захотите, так и будет. Я всецело -- Ваш.
Она посмотрела на него изумлённо и нежно, тень металась по её лицу, словно часть невидимой души её невесомым крылышком помахала, чтобы утихомирить волнение. Это волнение прорвалось и в голосе, тихом, задушливом.
---     Я… Спасибо Вам, Николай Васильевич! Спасибо. Мне очень дорого Ваше внимание, эти слова. Вы прекрасный молодой человек! Один из лучших, кого я знаю. Но…
---     Нет? – прервал он резко и отвёл глаза.
---     Нет. У меня семья. Всё определено. Нет.
---     «Уж я другому отдана и буду век ему верна»? – ядовито процитировал Николай.
---     Да, --- просто ответила она, а он полюбил её ещё больше.
Всё время – эту минуту жизни, не более, показавшуюся растянутой, как резинка, и вдруг ударившую хлёстко и больно по лицу, по мозгу, по сердцу, --- всё это время Николай смотрел не в лицо ей, а на железный крашеный цветок, приколотый к платью. Цветок этот вспорхнул, как бабочка, проплыл мимо и скрылся из виду.
Как прошёл день? Обычно. Николай всё делал правильно, даже внешне увлечённо, больше ни разу не взглянув в её лицо, лишь изредка скользя взглядом по розовой железке у её плеча, куда ж денешься – вот она, в двух метрах от него.
Напившись в рюмочной после работы, он пришёл домой на свой девятый этаж зачем-то пешком, что ослабило действие, и так мало бравшего ум и боль, зелья. Только тело шатало и болтало из стороны в сторону. Он побродил по квартире, постоял на балконе, умылся в ванной, и всё равно в глазах стоял этот розовый железный цветок. И впервые в жизни через мысли Николая прошли какие-то, похожие на стихи, строчки. Он тут же набрал их на компьютере. На экране монитора высветилось:
«Люблю тебя, цветок железный,
Ты не живой, ты бесполезный».
Он полежал на диване, помаялся… Снова прочёл на экране двустишие и набрал по-другому:
«Зачем любить цветок железный?
Он не живой, он бесполезный!»
Потом Николай снова вышел на балкон. Солнце ушло за дома, ещё румяня края облаков оранжевой каймой, пахло зеленью, весенней сыростью, влажным асфальтом, что ли?.. Николай встал на табурет, прислонённый к стенке балкона, затем, держась за боковое ограждение, наступил на невысокие перила и посмотрел вниз. Страшно не было. Хотелось только оторваться от боли, наполнившей весь этот сущий мир. Осталось только разжать пальцы, держащие проволочное ограждение, и чуть оттолкнуться ногами. Он набрал воздуха в лёгкие, как перед прыжком в воду, повёл глазами по сторонам, чтобы не видеть дно, и вдруг прямо перед собой увидел розовый цветок. На, слитом с его балконом соседнем ограждении с кружками-гнёздами для горшков, стояла цветущая герань, вынесенная на весенний теплеющий воздух. Цветок был у самых глаз, один на не расцветшей ещё розетке, розовый в тон тому, железному, но живой, живой!
Пальцы Николая судорожно сжали железо, на слабых дрожащих ногах он слез с перил и пришёл в   комнату. Прочитав оба двустишия, набрал ещё одно.
«Ты оживёшь, цветок железный!
Цвети! Ты спас меня от бездны!»
Потом, проскользнув взглядом по поэтическим томикам на полке (коллекция незабвенной тёти, обеспечившей его этим жильём), Николай взял Тютчева, открыл, где пожелалось самой книге, и прочёл:
«Я очи знал, -- о, эти очи!
Как я любил их, -- знает Бог!
От их волшебной, страстной ночи
Я душу оторвать не мог».
Николай перелистал весь небольшой томик, выбирая стихи о любви, вчитываясь в строки и находя в них то живое, трепетное, что билось в нём, как птица о стекло… Потом, снова выйдя на балкон, увидел в небе первую звезду, блистающую не золотом или серебром, а отливающую тёмно-розовым, как цветок на соседнем балконе.
Он присел к компьютеру и, почти не задумываясь, набрал своё первое стихотворение.
«А я тебя не знаю. Но в пространстве                И стало ласковей на белом свете,
Пересеклись две жизни --- два пути.                И путь открылся ---- впереди года!
Стою на перекрёстке: пусто, странно…                Вот, я иду. Иду, пока мне светит
Забыл, в какую сторону идти.                Любви неугасимая звезда!
А ночь спускает тёмные завесы,
В душе --- одна печаль, одна беда!
Но в вышине, средь облаков белесых,
Как розовый цветок, зажглась звезда.   
                (журнал "Берега"№6 (октябрь 2014 г.) г. Калининград)