Огонь

Де­сять лет слу­жил во­ен­ным лет­чи­ком, а тут на те­бе, от­прав­ляй­ся-ка ты го­луб­чик ту­шить лес­ные по­жары. Сто­ит ад­ская жа­ра, зной та­кой, что Цер­бе­ру здесь са­мое мес­то. Сол­нце прог­не­валось на что-то и те­перь па­лит не­щад­но, от че­го су­хая тра­ва вспы­хива­ет от од­но­го на­мека на ис­кру. И ни об­лачка на не­бе, ни хоть еди­ной ка­пель­ки, сор­вавшей­ся с оби­тели ан­ге­лов. Ни­чего.

Как из­вес­тно, при­казы не об­сужда­ют­ся, и я пос­лушно оро­шаю греш­ную зем­лю, стре­мясь по­тушить все эти мно­гочис­ленные по­жари­ща, что рань­ше бы­ли сос­но­выми ле­сами, пше­нич­ны­ми по­лями и прос­то, ми­лой сер­дцу жух­лой трав­кой. Вы­лет ра­но ут­ром, а в ан­гар воз­вра­ща­юсь поз­дно ночью. Ус­таю, как со­бака, но кто, ес­ли не я? Ху­же все­го, что в на­пар­ни­ки мне да­ли дев­чонку.
Са­мую нас­то­ящую ры­жую дев­чонку двад­ца­ти лет. Звать Ев­де­ша. То бишь она Ев­до­кия, но все на­зыва­ют так. Бол­тушка, хо­хотуш­ка и к то­му же са­мая кра­сивая из всей жен­ской эс­кадрильи. Го­ворят, что жен­щи­на на ко­раб­ле к бе­де, а я еще счи­таю, что и на бор­ту са­моле­та. Ави­ация – это вам не иг­рушки. Я бы мо­жет и рад оши­бить­ся, но, увы. Эта фи­фа так вер­те­лась сза­ди, что наш ко­вер-са­молет сме­нил тра­ек­то­рию с го­ризон­таль­ной на вер­ти­каль­ную.
Да нет, ко­неч­но, Ев­де­ша ни в чем не ви­нова­та, прос­то ап­па­рату­ра до­ис­то­ричес­кая и ды­шала еле-еле, а те­перь вот и от­пра­вилась на по­кой. "Ан­нушка" пы­ла­ет, дев­ки­на ше­велю­ра на сол­нце го­рит, а вни­зу по­лыха­ет лес. Ужас. До­катил­ся – пал смертью храб­рых на по­ле, при чем от­нюдь не бит­вы. Кое-как ка­тапуль­ти­рова­лись на пе­пели­ще. Все чер­ное вок­руг, са­ми чер­ные, толь­ко Ев­де­шины гла­за-блюд­ца, как брыз­ги си­них чер­нил.
- До до­роги ки­ломет­ров шесть­де­сят, там авось под­ве­зет кто. Ес­ли не бу­дешь ре­веть и вес­ти се­бя, как обыч­но, то к ве­черу до­берем­ся.
Я от­це­пил по­серев­ший от пеп­ла па­рашют и ис­ко­са пос­мотрел на Ев­де­шу. Та пы­талась уб­рать с ли­ца вы­бив­ши­еся пря­ди, не за­пач­кав их. За­дача бы­ла неп­ростая, хо­тя пра­виль­нее ска­зать, что в по­доб­ных ус­ло­ви­ях не­реша­емая. Дев­чонка ста­ла нас­толь­ко чу­мазой, что ско­рее на­поми­нала нег­ри­тян­ку, не­жели рус­скую кра­сави­цу.
- Я и не со­бира­лась ре­веть. А что вам не нра­вит­ся в мо­ем обыч­ном по­веде­нии? У вас пре­дубеж­де­ния нас­чет жен­щин? Вы счи­та­ете, что де­вуш­ки ни на что не спо­соб­ны?
Я схва­тил­ся за го­лову. Этот по­ток об­ви­нений мо­жет ни­ког­да не за­кон­чится, и тог­да я сой­ду с ума. И че­го она та­кого пло­хого обо мне мне­ния? Ну да, па­ру раз по­шутил, что ей за­муж по­ра и де­тей ро­жать, а не стро­ить из се­бя не­весть ко­го. Не­чего де­лать ба­бе в ави­ации, уж тем бо­лее во­ен­ной. Н-е-ч-е-г-о.
- Лад­но-лад­но. По­жалей мои бед­ные уши и да­вай то­пай. Здесь уже не­чему го­реть, а от пы­ла­юще­го ле­са нас по­ка от­де­ля­ет ров за­щит­ный с пес­ком. Так что единс­твен­ная опас­ность, ко­торая мо­жет мне уг­ро­жать - это ты.
Я иду впе­реди, а Ев­де­ша, оби­жен­но на­дув гу­бы, пле­тет­ся сле­дом. Са­ма ви­нова­та, что нап­ро­силась в муж­скую эс­кадрилью, ког­да на­пар­ни­ца про­меня­ла ее на дю­жего мо­лод­ца и тол­сто­щеко­го мла­ден­ца, си­дяще­го у ма­мы в жи­воти­ке.
Прик­ла­дыва­юсь к фляж­ке с во­дой. Эх, сей­час бы ок­рошки, да со сме­тан­кой! И в реч­ку ныр­нуть, а по­том ле­жать на зе­леной трав­ке, бла­жен­но под­став­ляя сол­нцу те­ло, а не и без то­го под­жа­рив­ше­еся ли­цо.
- А вы хоть иног­да улы­ба­етесь? Или всег­да хо­дите на­дутой бу­кой?
Ме­ня выр­ва­ли из стра­ны грез, жес­то­ко вер­нув в ре­аль­ность. Ры­жая ведь­ма, слов­но толь­ко что вы­летев­шая на мет­ле че­рез печ­ную тру­бу, ре­шила по­бесе­довать, ви­дите ли. Ей, зна­чит, скуч­но.
- А как ты во­об­ще со стар­шим по зва­нию раз­го­вари­ва­ешь? А? Я те­бя спра­шиваю!
Ев­де­ша вы­тяну­лась по стой­ке смир­но и от­чи­талась:
- Прос­ти­те, то­варищ ко­ман­дир! Не пов­то­рит­ся, то­варищ ко­ман­дир!
- Так-то луч­ше. Воль­но!
Дев­чонка, по­нурив го­лову, даль­ше шла мол­ча. По край­ней ме­ре, я ду­маю, что го­лову она стыд­ли­во опус­ти­ла, пос­коль­ку, идя впе­реди, не мог ви­деть это­го. В кон­це кон­цов, мне ста­ло ее да­же жал­ко – ко­торый час и мол­чит. Для Ев­де­ши это - не­быва­лый под­виг.
- От­ку­да ты, чу­до в перь­ях?
Дев­чонка ра­дос­тно, чуть ли не под­пры­гивая, дог­на­ла ме­ня и бод­ро на­чала свою би­ог­ра­фию. Ро­дилась она под Кур­ском, в семье учи­телей. Стар­ший брат по­шел в мор­ское учи­лище, а она ре­шила, что ни­чуть не ху­же и от­пра­вилась в лет­ную шко­лу. За­кон­чи­ла с ус­пе­хом и вот, ска­чет мо­лодой ко­зоч­кой ря­дом со мной.
- А вы же­наты?
Ох, ви­димо она очень дол­го тер­пе­ла, соб­рав всю во­лю в ку­лак, что­бы не за­дать мне сей воп­рос. Но тер­пе­ние Ев­де­ши бы­ло не ре­зино­вым, а по­тому лоп­ну­ло оно, как гром сре­ди яс­но­го не­ба. Гром, где же ты? Нам так ну­жен дождь.
- Был.
Ры­жую рас­пи­ра­ет от лю­бопытс­тва. Она пря­мо тря­сет­ся вся, шаг на­мерен­но за­мед­ли­ла и, со­щурив­шись, ждет мо­его от­ве­та.
- Не сош­лись ха­рак­те­ром. Де­тей нет.
Ев­де­ша об­легчен­но вздох­ну­ла. Ес­ли бы я ока­зал­ся вдов­цом, то это бы лишь до­бави­ло мне за­гадоч­ности, под­лив мас­ло в огонь. В этом слу­чае ме­ня нуж­но бы­ло бы жа­леть, за­лечи­вать мои ду­шев­ные ра­ны и про­чее, что вы­думы­ва­ют се­бе мо­лодень­кие дев­чонки. А то, что му­жик по­том на­до­ест и ос­та­нет­ся не удел, это их ма­ло вол­ну­ет.
- Ну, а у те­бя же­них-то есть?
- Сплыл.
- Из­ме­нил что ли?
- Же­нат.
Ев­де­ша пог­рус­тне­ла и на­дол­го за­мол­ча­ла. Мне ее жаль ста­ло. Пред­ста­вилось, как юная ду­роч­ка влю­билась в ро­ково­го кра­сав­ца, а он и вос­поль­зо­вал­ся. На­вер­ня­ка еще об­ма­нутая же­нуш­ка по­топ­та­лась на раз­би­тых де­вичь­их меч­тах, срав­няв вся­кое до­верие в бу­дущем с зем­лей.
Сол­нце уже заш­ло, а мы все еще шли по пе­пели­щу. Спра­ва от нас сто­яло ог­ненное за­рево – ос­танки ле­са в клу­бах чер­но­го ды­ма и язы­ках пла­мени. Зре­лище, ко­неч­но, за­вора­жива­ющее, но как-ни­как это смерть жи­вого, всех оби­тате­лей де­ревь­ев, поч­вы, кус­тов. Еще дол­го на этом мес­те ни­чего не бу­дет рас­ти, слов­но дер­жа тра­ур по пав­шим лес­ным жи­телям.
На­конец, мы доб­ре­ли до ре­ки. Ско­рее те­перь уже не ре­ки, а поч­ти пол­ностью пе­ресох­ше­го ручья. Пря­тать­ся друг от дру­га бы­ло нег­де, и мы, от­вернув­шись, кое-как смы­ли с се­бя са­жу и пыль, прос­ти­рали тряп­ки.
Сам не знаю, ка­кой бес ме­ня по­путал пос­мотреть в сто­рону Ев­до­кии. Она сто­яла в од­ной влаж­ной ис­подней ру­баш­ке, с рас­тре­пав­ши­мися ры­жими во­лоса­ми, оку­тыва­ющи­ми ее слов­но плащ. Вы­сокая, бе­лая, слов­но мра­мор, серь­ез­ная, впер­вые на мо­ей па­мяти. И та­кая, черт возь­ми, кра­сивая.
Гла­за, что си­нее мо­ре Одес­сы, где я ро­дил­ся, нап­равле­ны в упор на ме­ня. Тон­кие гу­бы вов­се не кри­вят­ся в улы­боч­ке, как это бы­ва­ет обыч­но, а чуть при­от­кры­ты. Буд­то лес­ная ним­фа спас­лась от по­жара и те­перь сто­ит пе­ред ус­та­лым пут­ни­ком, на что-то на­де­ясь. В ру­ках пе­реби­ра­ет мок­рую гим­настер­ку, с ко­торой ка­па­ет во­да, сте­кая по строй­ным но­гам об­ратно в ру­чей.
Дев­чонка ждет от ме­ня хоть зна­ка, но она его не по­лучит. Я стар­ше чуть не в два ра­за, раз­ве­ден. У ме­ня жут­кий ха­рак­тер, и во­об­ще я оди­ноч­ка по жиз­ни. Ста­рый хо­лос­тяк.
- Да­вай от­жать по­могу, а то так и до ут­ра не вы­сох­нет. Се­год­ня уже не пой­дем ни­куда. Тут пе­рено­чу­ем.
Хо­чу по­тянуть за гим­настер­ку, но вмес­те с тканью приб­ли­жа­ет­ся и де­вуш­ка, креп­ко вце­пив­ша­яся в нее. Я во­об­ще-то вы­сокий, но Ев­де­ша лишь чуть ус­ту­па­ет мне в рос­те. Ес­ли она вста­нет на цы­поч­ки, то на­ши гла­за бу­дут на од­ном уров­не. От ры­жей ве­ет чем-то бес­ко­неч­но род­ным и зна­комым. Све­жес­ко­шен­ной тра­вой, что ли…
Ев­до­кия, прик­рыв свои си­ние ому­ты, ка­са­ет­ся лбом мо­ей ще­ки, при­ят­но ще­коча ме­ня во­лоса­ми. Хо­чу за­пом­нить это мгно­вение, ведь даль­ше ни­чего боль­ше не бу­дет. Я ей жизнь ло­мать не ста­ну. Не я ей ну­жен.
- Не сто­ит, Ев­до­кия. Как мы в гла­за смот­реть друг дру­гу бу­дем?
- Пле­вать.
Ев­де­ша, от­пустив, на­конец, эту прок­ля­тую гим­настер­ку, про­водит паль­чи­ками по мо­ей ще­ке, во­лосам. Так тре­пет­но, так чувс­твен­но, что Аф­ро­дита по­мер­кла бы в мо­их гла­зах, ока­жись она ря­дом.
Я не же­лез­ный. Я пом­ню, как все мои сол­да­тики про­вожа­ли ее взгля­дом, как шла она, еле ка­са­ясь зем­ли в свой пер­вый день у нас, как свет ее улыб­ки оза­рил тог­да еще по-мар­тов­ски хо­лод­ную ар­мей­скую сто­лов­ку. В нее не влю­бил­ся бы лишь сле­пой, да и то, не факт.
Дро­жащей ру­кой уби­раю ее ла­дош­ку со сво­его ли­ца, но я уже в пле­ну. Все те­ря­ет свое зна­чение, рас­тво­ря­ет­ся в этом ды­му и пла­мени, что по­зади нас в ле­су. Или это уже наш огонь? Это мы спа­лили сот­ни ки­ломет­ров, что­бы най­ти друг дру­га, стоя по ко­лено в пе­ресох­шей ре­ке? Это мы раз­би­ли са­молет, пы­та­ясь об­рести се­бя в ру­ках дру­гого? Мы зап­ре­тили дож­дю про­ливать­ся, преж­де чем встре­тим­ся здесь и сей­час?
Пе­реби­раю ог­ненные пря­ди Ев­де­шы, це­лую тон­кую шею, чуть не рву ее мок­рую ру­баш­ку. Не в сос­то­янии да­же дой­ти до бе­рега, па­да­ем в это по­добие ре­ки. Сме­ем­ся над собс­твен­ной не­ук­лю­жестью, но встре­тив­шись взгля­дом за­мол­ка­ем. Бе­ру ее на ру­ки и не­су на опа­лен­ный бе­рег. Вок­руг ру­шат­ся с трес­ком пы­ла­ющие де­ревья, пти­цы с кри­ком раз­ле­та­ют­ся кто ку­да, а нам ка­жет­ся, что есть толь­ко мы. Дым, чад, язы­ки пла­мени – они не здесь, они в дру­гой ре­аль­нос­ти.
А на рас­све­те при­шел дождь. Без мол­ний, гро­зы, вет­ра. Прос­то во­да с не­ба, ко­торую все так жда­ли.
- Ты не за­будешь тот огонь? НАШ огонь?
Она еще спра­шива­ет. Глу­пый воп­рос. Вмес­то от­ве­та ка­са­юсь пе­ресох­ши­ми гу­бами ее лба. Ев­де­ша чуть от­кло­ня­ет­ся на­зад и пов­то­ря­ет воп­рос:
- Не за­будешь?
- Нет, не за­буду.
Сме­ет­ся и кру­жит ме­ня за ру­ки под дож­дем. Как ре­бенок, ей Бо­гу. Сам с удо­воль­стви­ем под­став­ляю ли­цо кап­лям. На­конец-то.
А че­рез год нач­нется вой­на. Мы по­падем на раз­ные фрон­ты, но не­из­менно бу­дем об­ме­нивать­ся пись­ма­ми. Ее всег­да длин­ные, обо всем на све­те. По­черк у Ев­де­ши не­важ­ный, но я бу­ду пе­речи­тывать ее ка­раку­ли мно­го раз, да­же вы­учу на­изусть. Мои пись­ма всег­да ко­рот­кие, я не умею дол­го и кра­сиво го­ворить. Од­на­ко уве­рен, что она хра­нит их под по­душ­кой и ни­кому не по­казы­ва­ет. И не по­кажет.
Ме­ня под­бил "мес­сер", и я чу­дом смог выб­рать­ся из го­ряще­го са­моле­та. Ле­жу, не в сос­то­янии встать, пос­коль­ку но­ги в силь­ней­ших ожо­гах, а со всех сто­рон не­мец­кие тан­ки. Так не пой­дет. Мы, ре­бята, от­пра­вим­ся в ад вмес­те. Сры­ваю че­ку с гра­наты и, ух­мы­ля­ясь, встре­чаю «пан­те­ру». Нет, Ев­де­ша, я не за­был наш огонь.