Встречай. 16

                16.

- Нет! – вдруг громко прошептал Орко. – Ты неправ! Он хороший. Хороший! Хороший! – как будто он с кем-то спорил.

- Орко! – Ромес перевесился через спинку сиденья и потряс демона за плечо.

Безрезультатно. Орко продолжал в своём сне доказывать кому-то что-то:

- Не предавай его. Нет, это не он предал тебя, это ты предаёшь его. Ему суждено пережить ещё столько обид, боли и неправды…  Хоть ты пожалей его! Он тебя не жалел? Он тебя любил, любит и всегда будет любить! Не веришь? Это уже твои проблемы. Я его не знаю? Я его видел, и этого достаточно для того, чтоб я понял, что он собой представляет.  Да, он всё сделает ради тебя…  Это ревность? Передать ему? Нет. Скажешь ему сам. Выслушает, не беспокойся. Всё, прощай. Я не останусь с тобой. Не хочу. И всё-таки, мне жаль, что ты так ошибаешься и не хочешь признать свои ошибки, Ник. – Орко задрожал, напрягся, и его взгляду вернулось осмысленное выражение. Но пока парень находился на грани бытия и грёз, он произнёс:

- Ты должен удержать Ника от той бездны, в которую он уже прыгнул в будущем.

Потом он окончательно пришёл в себя и удивлённо оглянулся:

- Почему мы стоим? – Взгляд его упал на коробочку, валяющуюся у него на коленях, и он вроде бы всё понял.

- Кто такой Ник? – спросил Ромес, у которого в предчувствии плохого забилось птицей в клетке сердце.

- Младший…  - Орко затряс головой и пробормотал:  - Не помню.

Но Ромес знал, что Орко помнит.

Рэли молча пристально разглядывал обоих парней. Затем он сказал, растворив окурок в воздухе:

- Орко, можно тебя на минутку?

Линда распахнула дверцы, и Рэли с Орко вышли. Отошли, остановились в нескольких метрах от машины и повели тихую беседу. Ромес не слышал, что они обсуждают, да и не стремился услышать. Гораздо больше его волновал другой вопрос. Ник… Он был готов поспорить на миллион против одного, что Ник – это его брат, который остался где-то там, в родном доме с родителями и сестрой, далёком, как лёгкий утренний сон. Потому что совпадений, особенно в Мирах, не бывает. Каждая нить, сплетаясь с миллионом других, создаёт ткань бытия. От всего этого слишком явно попахивало бедой.

Ромес глубоко вздохнул, чтоб успокоиться. Он точно чувствовал, почти знал – Ник в опасности. Он плюнул на себя, на свою будущую жизнь и решил действовать.

Раньше Ромес и представить себе не мог, что решится на такое, что уподобится тем, кто вызывал у него лишь недоумение, непонимание и жалость. Он никогда не думал, что чаша сия не минует и его и что он сам падёт так низко, как все эти слабые жалкие существа – он, он, такой особенный и неповторимый – он окажется таким же слабым и обычным, как все. Ромес знал, что потом будет чувствовать себя, как ребёнок, сознательно совершивший очень, очень, очень плохой поступок и уличённый в этом, и которому очень, очень, очень стыдно. Но ничего изменить, предотвратить или подобрать другой вариант Ромес уже не мог.

Из кармана он извлёк старательно упакованные синие кристаллы, которые постоянно носил с собой. О них он почему-то не сказал даже Рэли. Те самые кристаллы, полученные несколько загадочным путём в мире, где навсегда остался Джейк, племянник Рэли. Ромес положил кристаллы на ладонь, следя за игрой света на их гранях. Теперь-то он знал, что это такое. Грозный, ужасный гал-1. Два синих кристалла, один крупный, другой поменьше. Какой выбрать? Ромес взял тот, что поменьше. Второй спрятал – может, ещё пригодится. Затем решительно, быстро, чтоб не передумать, бросил кристалл в рот и закрыл глаза. Ничего не произошло, только показалось, что всё его существо наполнилось свежей студёной мятной горечью, аж дух захватило. Ромес осторожно выдохнул сквозь зубы зимнюю мяту и когда решился посмотреть, изменилось ли что-то вокруг, вдруг наступила тьма, как сон смертельно уставшего человека – чёрный колодец без сновидений. Затем…  Кажется, было нечто вроде зала ожидания астропорта, а потом – в космической пустоте часть планеты, окружённой кольцами золотой пыли. Ещё был подвал с потайным ходом и коричневая собака-вампир, молча гнавшаяся за автобусом…

А потом Ромес  очутился в большой полупустой недавно отштукатуренной комнате сидящим на скамеечке для ног, а на приставленном к стенке столе, как раз напротив Ромеса, оперевшись об эту самую стену, небрежно развалился парень лет этак двадцати, одетый во всё чёрное, кожаное, изрезанное сверкающими застёжками-«молниями». Его тёмно-каштановые волосы над ушами были высоко выбриты, а сверху оставлена широкая полоса длинных волос. В левом ухе сияли несколько серебряных  серёг-колец; одно такое же виднелось в проколотой левой брови, а ещё одно – на нижней губе, ближе к правому углу рта. Глаза парня в тёмных кругах наркотической бессонницы оказались закрытыми. Парень не спал, но и не бодрствовал в полном смысле этого слова. Он как бы зыбко покачивался на грани между двумя такими состояниями.

Он открыл глаза. Зрачки – во всю радужку; взгляд – бездонный, или, скорее, беспредельный, далёкий, холодный, равнодушный.

- О… - хрипло произнёс он, облизав пересохшие губы. – Ты уже здесь?

- Ник? – пугаясь собственного предположения, тихо спросил Ромес.

- Да, ты здесь, - парень криво усмехнулся. – Всё тот же блистательный, великолепный, загадочный, идеальный, всеми любимый братишка Ром. Что ж, очень приятно видеть тебя снова. К сожалению – живым… Тем не менее, идеальный сын и брат, добрый и любящий, нежный и ласковый, если тигру всё рыжее закрасить белым, зеброй он от этого не станет. Спасибо, что научил меня смотреть на жизнь правильно, - парень оторвался от стены, чтоб изобразить иронический полупоклон, а затем придал телу прежнее положение.

- Что ты имеешь против меня? – недоумевал Ромес.

- О нет, идеальное создание, ровным счётом ничего! – в голосе парня сквозило презрение. – Я всего лишь  хочу поблагодарить тебя за то, что помог мне понять одну простую истину: чем дольше живёшь, тем больше понимаешь, что всё хорошее уже осталось позади.

Оба помолчали, а потом собеседник Ромеса добавил:

- Мудрая истина. Только вряд ли она меня осчастливила в мои девятнадцать.

Снова молчание.

- Ник, но каким образом ты попал сюда? – наконец нарушил его Ромес.

- Опять же благодаря тебе. Я тебя ненавижу, Ромес. Ненавижу, - спокойно сообщил Ник. – Я слишком слаб для того, чтоб заставить себя умереть, хотя смерти уже не боюсь. Я нашёл дорогу в Место Снов. Сегодня, к сожалению, мне приснился ты. И я тебя ненавижу.

- Что я сделал тебе? – негромко спросил Ромес. – Чем я тебя обидел?

- Ты…  Всегда ты, - Ник улыбался жуткой безжизненной улыбкой. – Всю жизнь ты, с самого начала. Ах, ах, это любимые книжки Ромеса!.. А вот эти цветы Ром посадил!.. А в этом кресле Ромес любил сидеть!.. Покорми бродячую собачку, потому что Ромес любит животных!.. Посмотри, какой дивный закат – Рому обязательно понравился бы!.. Всегда ты, всюду ты! С момента нашего с Микой рождения ни дня не прошло без упоминания твоего имени! Да, мы любили тебя всегда – и когда считали тебя погибшим, и когда ты вернулся…  Лучше бы ты на самом деле умер давным-давно! Постепенно твой образ размылся бы, вошёл в привычку. Ты был бы мифом, легендой, светлой сказкой. Знаешь, есть сказки, которые не должны находить подтверждение в жизни. Ты – одна из них. Ты ушёл из дома во второй раз – мы погоревали бы, поплакали бы, и всё же пережили б твой уход. Но зачем тебе понадобилось доказывать, что твоя смерть – всего лишь уход, переезд в другое место? Тебя любили все. И я горячо любил, даже гордился, что у меня есть такой старший брат. А ты… Ты всегда оставался первым и самым любимым ребёнком. Ты оказался настолько хорош, что матери и отцу вполне хватало тебя одного…

«Хорошая у меня всё-таки мама, - с теплотой некстати подумал Ромес. – Ник, оказывается, до сих пор не знает, что она мне неродная».

- Тебя вознесли на пьедестал под самые облака, - продолжал между тем Ник. – Куда ни ткнись – всё напоминает о тебе. Неужели ты родился таким хорошим, а, Ромес? Скажи мне честно.

- Нет, - честно выдал Ромес. – Я был диким, замкнутым, гордым, слегка чокнутым, самолюбивым ребёнком, придумавшим свою игру и правила к ней, живущим по своим законам и не замечающим никого вокруг. Да, ещё в меру эгоистичным царьком своего маленького мира, в который не было доступа другим людям.

- За что же любили тебя? – не отступал Ник.

- А за что ты любил меня? – задал встречный вопрос Ромес.

Ник пожал плечами:

- Ты был хороший.