Только один вечер

Он курил. Чуть горьковатый дым серебряный шлейфом вытягивался в окно. Ещё не стемнело, и косые лучи солнца золотили верхушки деревьев. Ветерок шелестел по-осеннему разноцветной листвой. Тёплый вечер наполнялся ароматом засыпающих цветов. Тихий дворик, окружённый серыми пятиэтажками и вытянувшимися тополями. Казалось, они заглядывали в стёкла, любуясь своим отражением в зашторенных окнах. Один звонок, неожиданный для них обоих.
Они сидели в небольшой светлой кухне. Апельсиновый сок для неё, хорошая водка для него. Искусственный "Декабрист" над столом, приоткрытое окно, одинокая вкусно пахнущая сковорода на плите. "Мой медвежий угол", как он назвал квартиру, приглашая её войти. Свет из кухни косым потоком лился в коридор, на пастельные обои стен, тёмный линолеум пола, маленькую полочку прихожей. Рассыпанная мелочь, ключи, расчёска. Рядом на вешалке его ветровка. Затенённая и потому похожая на застывшее чудовище, пышная лиана в углу. Неброско, по-домашнему. Во всём чувствовалась заботливая рука хозяйки. "Мама всё лето проводит на даче, немного тут прибрался." Идиллию аккуратности портили только беспорядочные пёстрые отблески включённого телевизора. И такая же скромная незатейливая простота десятиметровой комнаты: небольшой диван напротив телевизора, шкаф слева от прикрытого тюлем окна, тумбочка около дивана. И ни одного "живого" цветка в горшке.

Он курил, вспоминая прошлое, рассказывал ей эпизоды из своей жизни. Как было хорошо в детстве! Тополя под окном, ещё не закрывшие листвой небо. Пруд. Маленький, заросший камышом пруд, в котором прошло почти всё босоногое детство. А какие окуньки там ловились!
Мягкая рука прошлась по стриженой шевелюре. Ещё вчера это были спутавшиеся кудряшки детских волос. Теперь же колючий ёжик неприятно щекотал руку. Зато можно не причёсываться. Рука нежно коснулась плеча. "Вставай, сынок. Мне пора на работу." "Мамочка, так хочется поспать! Ещё чуть-чуть, ещё капельку!" Но рука уже исчезла, мама ушла. Её звал гулкий цеховой гудок, звал к станку, к горячим свёрлам и мелкой стружке. Разнолико голосил завод, дымили трубы. Где-то рядом заурчал экскаватор и, верно, повернул длинную стрелу бесшумный кран. Началось обычное рабочее утро. Как и многие другие.
Наскоро одевшись и перекусив, мальчишка убежал во двор. Опять прибираться в доме придётся сестре. А его уже поджидала ватага таких же весёлых сорванцов, как и он. И опять буйство фантазии и беззаботности, опять прятки и казаки-разбойники, неизменно оканчивающиеся в заброшенных садах. Когда-то это были частные дома, когда-нибудь потом будут новые улицы. Сейчас же эти владения принадлежали любителям полазить по деревьям и обстрелять друг друга мелкими яблоками.
А какие это были вечера! Детвора, как выводок утят, потянулась к самому крупному котловану стройки. Там, спрятавшись за огромными валунами, можно было поиграть в войнушку, представляя застывшие экскаваторы вражескими танками. Только бы сторож не заметил.
"Ах, вы, неслухи!" И стайка ребятишек бросилась врассыпную, мелькая стрижеными головами среди рытвин будущего дома.
Но время летело, вечность детства уместилась в нескольких коротких годах. Уже позади школьная пора. Сейчас всего и не расскажешь. Поблекшие от времени фотографии и долгие часы воспоминаний. Вот парнишка, что сидел за соседней партой. Умный парень, схватывал всё на лету. Но уже тогда не гнушался шарить по чужим карманам. А вот соседка товарища. Насколько неожиданно и нелепо оборвалась её жизнь! Выпускной экзамен, самый главный, самый трудный. А после него больница и… всё.
Кого-то уже нет в живых. А ведь прошло не больше тридцати лет. Кто-то спился, кто-то погиб, кто-то окончил свою жизнь под колёсами автомобиля.
Но беспечная юность! Как много чудес дарит это прекрасное время! Первые в жизни серьёзные шаги, первые самостоятельно принятые решения, первая любовь…

Вечер вступал в свои права. Стихала листва, уступая эфир гомону гуляющей молодёжи. Из окна веяло прохладой. Он предложил вино. Мягкое, без привкуса алкоголя, оно больше напоминало морс из свежих ягод. Его голос, спокойный, с искрами юмора и юношеского задора, пленили её. как тогда, два года назад.
Она ждала. В назначенный час, в назначенном месте. Вот она, красивая машина на широком проспекте. Первый выезд в город. Неуверенность, робость, даже в чём-то страх. И его первые слова, подбадривающие, успокаивающие. Мягкий звук его голоса. Всё остальное казалось уже нереальным, далёким, несуществующим. Руки едва слушались, в голове хаос, мысли стаей птиц уносились куда угодно, но только не на дорогу. Он спрашивал, отвлекал, стремясь оживить стеклянный взгляд испуганного ученика. Она старалась. Не успевая всё сразу увидеть и оценить. Отвечая невпопад. И слушая его голос…

Почти сразу после школы он сел за руль своей мечты. Конечно, это была не собственная машина, а всего лишь конвейер, сборочная линия автомобильного завода: повернуть ключ, отогнать новенькую легковушку на пятьдесят метров и выключить. А хотелось быть владыкой того табуна скакунов, что рвался из-под блестящего капота. Ныне это достижение техники встречаешь ухмылкой: это называлось машиной? Да, тогда это было машиной – желанной, но так трудно досягаемой. Хотелось мчаться по просторам, обгонять соперников и приходить первым, неизменно первым. Или стать испытателем? Вот оно, новое чудо! Только что вышедший из-под пера инженера опытный автомобиль! Но прямые слова: "Ты поработай пока здесь, скоро кто-нибудь разобьётся, пойдёшь на его место," – отбили всю охоту становиться "автомобильным мясом". Даже юношеское "авось" не смогло заглушить желание жить.
А жизнь кипела, бурлила, напоминая о своей науке похвалами и затрещинами. Кажется, ещё вчера начальник по кухне гонял молодого вихрастого поварёнка за нерасторопность, а сегодня уже разъезжаешь на большой "Волге", развозишь "больших" начальников направо и налево.

Потом повестка в армию. Родина сказала "Надо", и он приехал на видавшем виды водовозе, помечая свой путь струйками воды и каплями масла. И как раз вовремя: начальнику нужно перевезти доски. А после вердикт: "Нам нужен водитель в центральный штаб, ты подходишь. Будешь служить здесь," – и ткнул пальцем в значок метро Беговая на карте Москвы. К большой радости матери, не желавшей расставаться с сыном. Но не всё так гладко, следом новое распределение – на Дальний Восток. С богатым запасом хлеба и тушёнки он явился на сбор. И как появление ангела – сердитый начальник: "Ах, ты, такой-сякой, мы его в штабе ждём, а он на Камчатку норовит удрать!" И за руку, как маленького мальчика, повёл в кабинет врача. Вышел оттуда призывник со вздохом облегчения: ненароком чуть в десант не заслали, – а перед лавкой с его одеждой пёс сидит. Здоровая немецкая овчарка. Протянул руку – Гав! Придётся стоять перед собакой, ждать хозяина – не голым же идти! Влетел сердитый начальник: "Опять ты, такой-сякой, время тянешь, обед уже на столе, а до части ещё ехать и ехать!" И тоже руку к одежде – Гав! "Да где этот пограничник ходит?!" Так не пообедавши и остались.
Говорят, тяжело в учении, легко в бою. А учения были, и непростые. Служба есть служба: сначала на дежурство, потом марш-бросок куда-нибудь далеко-далеко, а потом садишься за руль и едешь, едешь. Хочется спать, но спать нельзя. Едешь почти машинально, по огням впереди идущего. Вот чья-то машина поползла из колонны в сторону: не выдержал, уснул. Начинаешь сигналить: проснись, не засыпай, только не сейчас! Бесполезно. Грузовик лениво, почти нехотя сполз на обочину и, круто накренившись, скользнул в канаву. Заглох двигатель: наверно, проснулся. Теперь надо впрягаться и вытягивать попавшего в беду товарища.
Но не только бесконечной муштрой "баловала" служба. Уже не сосчитать, сколько музеев и выставок посетил молодой солдат, сколько экскурсий для гостей штаба сопровождал.
Рисунки и фотографии в красивом дембельском альбоме, пожелания друзей-сослуживцев и добрая память о годах службы. Почему товарищ называл его Буратино? За его ли заводной, неугомонный характер и любопытный нос?

Зачем он всё это говорит? Разве ей интересно? Ответом были широко открытые глаза, как у ребёнка, читающего новую захватывающую книгу. Ей было интересно. И он рассказывал…

Родной город потихоньку отстраивался. Как грибы, появлялись новые панельные дома, радуя кого-то долгожданной отдельной квартирой. Хорошели улицы, росли предприятия. Город расцветал. Наверно, приятно чувствовать себя причастным к рождению города.
Когда-то на месте нового корпуса ЦУПа был пустырь, паслись козочки, красовались ромашки. Но началась новая программа: полёт "Бурана". Козочек разогнали, а на месте ромашек выкопали большой котлован. С тридцатиметровой глубины он вывозил на самосвале тяжёлые пласты земли. Сколько лет прошло с тех пор?
Потом устроился инструктором, учить ребят и девчонок вождению. Скоро уж юбилей на этой работе, десятилетие!

"Дальше дорога будет спокойней, но расслабляться нельзя." Девчонка аккуратно вела машину, стараясь побороть свою неуверенность. Дорога немного плавала перед капотом. "Вроде ничего, справляется, быстро освоилась." Вдали показались серебристые купола церкви. Образцово. Когда-то, почти четверть века назад, он крестил здесь сына. Как бежит время! А церковь стоит, похорошела за последние годы.
Сын сейчас уже большой, работает. Почему же не сложилась жизнь в семье? То ли он в чём виноват. То ли она.
"Куда же ты так летишь? А если за поворотом кто-то лежит на дороге? Не видно же за забором." Девчонка осмелела, почувствовала свою уверенность.
Сколько раз он уже проезжал по этой дороге? Кажется, помнишь каждый поворот, каждую кочку, каждую трещинку серого асфальта. И в то же время каждый раз дорога кажется разной: с разыми учениками, с разными встречными машинами, в разную погоду.
Прерывистое позвякивание отвлекло от раздумий. Девчонка заметалась взглядом по салону: что это за звон? На неровной, в кочках и выбоинах дороге машина тряслась сильнее, и подвешенный к зеркалу колокольчик был неутешен. Да он специально подвешен как напоминание ученику сбавить скорость, если дорога плохая!

Она перевернула следующий лист альбома. Фотография всего класса. "Попробуй найти меня здесь. Если не найдёшь, наверно, крестик поставлю." Конечно, она нашла, почти сразу. Он был здесь самый вихрастый среди коротко стриженых голов.
Беседа приобрела оттенок печали. Сколько прожито, сколько поломано. Можно ли было прожить по-другому?
"Милая девочка! Почему же недовольны твои глаза? Ты не одобряешь меня? Да я и сам себя не одобряю. Но так сложилась жизнь, мне ли судить себя и других?"
Он смотрел в окно. Скорее отвернулся, уставившись в эту чёрную дыру светлой уютной кухни. Жёлтая Луна показалась на небосклоне. На неё можно долго смотреть, лишь бы не в эти погрустневшие глаза.

Месяц, проведённый на тёплом морском пляже. Ласковые волны лижут пушистый песок. Мелкие ракушки, ставшие неизменным украшением побережья, разноцветными бусами вечного лета. Сколько их привезём домой? А потом будем перекладывать с места на место, пока эти сувениры не станут казаться мусором. И море запомнит ныряльщика-неудачника, подарившего подводному царству золотой перстень. Красивый перстень-печатку. Весёлые барашки внизу, под ногами зыбкие досточки трамплина. Вдох и… полёт. Долгий как вечность и короткий как миг одновременно. Мягкая гладь воды превращается в твердь, удар… и опять мягкая тёплая вода. Мелькнуло что-то золотистое. "Это же перстень, соскочивший с руки! Помаю ли? Да ещё эти плавки, так невовремя соскользнувшие. За что же хвататься? А как потом выходить на берег? Позору не оберёшься. Да бог с ним, с перстнем, не судьба значит…" Жена стояла у кромки воды с ярким махровым полотенцем. "Может, стоило всё-таки ловить перстень?"

Осень жёлтыми листьями и промозглым дождём вернула к реальности. Пора вспомнить о работе. Череда учеников, бегущая дорога…
"Теперь, сидя в теплой уютной комнате, я думаю: как ты работаешь? Утром выезжаешь на машине в город и возвращаешься с наступлением сумерек. И так каждый день: в дождь, снег, туман…
В ясную солнечную погоду такие поездки как прогулка, можно открыть окно и ощущать ветер. Но сейчас осень, хмурая дождливая осень. О чем ты думаешь, глядя на расползающиеся капли дождя на стекле? О чем мечтаешь?
Я понимаю, мечтать некогда. Надо следить за дорогой, за учеником слева от тебя, предугадывать его действия в дорожной суете. Успеваешь ли ты увидеть, как красив мир вокруг тебя, как изо дня в день меняется город? Вчера было солнышко, и город сиял желтой листвой, стеклами домов и разноцветьем машин. А сегодня дождь – и город померк. Всё кажется серым: мокрые дома, покрытые лужами улицы, опустившие свои ветки деревья. Только яркие машины освежили свой цвет. Но этот контраст навевает еще больше грусти.
Вот машина пролетает по луже, поднимая фонтан воды. Брызги разлетаются веером и падают на пожухлую траву у дороги. Но капельки воды не переливаются цветами радуги, не играют в солнечных лучах разноцветным бисером. Они падают бесцветной серой массой."

Сумерки превратились в ночь. Луна надкусанным сыром показалась в окне, непривычно яркая, почти слепящая.
Он смотрел на её губы. Что же она сказала? Какой-то вопрос, ведь надо что-то ответить. Лишь её губы, да чуть покрасневшие от вина щёки, блестящий взгляд. Девчонка, влюбившаяся в инструктора. Возможно, не первая и не последняя в его жизни.
Был ли он счастлив в своей новой семье? Встречала ли жена мягкой улыбкой влюблённой женщины? Или всё больше времени проводила в окружении своих забот и подруг? Спешит ли он теперь к той ласковой и нежной красавице, которую встретил несколько лет назад? Не улетела ли опять обманувшая Жар-птица?
Маленькая дочурка потянулась своими крохотными ручонками. "Светик, смогу ли я стать твоей опорой?" Ручонки были настойчивы и, дотянувшись до колючей щеки, ухватились за ухо. Радовали ли его эти ласки? Хотел ли он их?
Завтра опять трудовой день. Опять дорога побежит серой лентой, петляя по городу. Опять затейливым узором отпечатаются в памяти выбоины и трещины асфальта. Шесть учеников. Или семь. Скоро экзамены. Надо побольше погонять их по площадке. И почему у парня не получается змейка? Что может быть проще?
Девчонка уже ушла. Так сильно задержалась. Надо будет позвонить ей, узнать, как доехала. Необычный вечер. Зачем же столько всего рассказал?
За окном уже затихла местная орда, молодёжь разошлась по домам. Из открытого окна веяло ночной прохладой. Луна, похожая на сыр, переползла на другую сторону дома и уже не слепила своим холодным светом. Пора ложиться спать.
4 сентября 2004 года