Дядя Анзор и Бобби

Лимузин медленно едет по Береговой улице. Улица освещена земляничными фонарями.
Фонари похожи на шары, наполненные изнутри бриллиантовым светом.
Вокруг фонарей вспыхивают крошечные огоньки и осыпаются на землю призрачные мотыльки.

Автомобиль выезжает на набережную и движется вдоль чугунных оград.
Дерзкие бронзовые истуканы демонстрируют боеготовность, граничащую с героизмом. В руках они держат не копья, гладиусы и скутумы, но телескопические удилища — с буквой "М" в начале.

Внизу — тяжёлая, как расплавленный свинец, вода.
Вечерний город тонет в реке и отражается в стёклах домов.
Отдыхающие в льняных одеждах прогуливаются по набережной, сидят в кафе, пьют, курят, играют в любовь, позёвывают, глядя на воду…

Водитель включает музыку. Из радиоприёмника льётся «Лунная река» в исполнении Фрэнка Синатры. Глаза гиббона наполняются мерцающим светом реки. При свете осыпающихся на город звёзд кажется, что это слёзы счастья.

Вдруг в ярком свете фар, карающим мечом правосудия сверкает полосатый жезл...

— Простите, вы выходите?

— Нэт. И вам нэ советуем, — отвечает за всех дядя Анзор.

Милиционер берётся за рацию. С правой стороны уже спешит помощь.

— Руки... руки! — кричит дядя Анзор, которого силой тянут из машины.

Дядю Анзора доставляют в спецприёмник, который по иронии судьбы именуется «обезьянником».

Дядю сажают в клетку, а гиббона возвращают в зоопарк, восстанавливая тем самым статус-кво и уравнивая их общественный статус…

— Руки...руки! — Кричит дядя Анзор, которого силой тянут из машины. —

Дядю Анзора доставляют в спецприемник, который по иронии судьбы именуется обезьянником.

Дядю сажают в клетку, а гиббона  возвращают в зоопарк, восстанавливая  тем самым Статус–Кво и уровнивая их общественный статус...