Ты сильная. Ты справишься!

Это было время великих перемен, на которые так богата наша страна. В лучших традициях великих перемен: голод и разруха. А как иначе? А никто не знает… Раз свобода слова – значит, надо не работать, а митинговать. Раз свобода действия – сдавать в цветмет бюсты недавних героев и медную обмотку из тормозных «башмаков» трамвая… И, не понимая, что простаивающие заводы не могут принести никакой продукции, ругать стоящего у власти: он развалил… Один, наверное. Ходил по всем фабрикам и останавливал станки, появлялся на вокзалах – и не давал разгружать вагоны, крал лекарства из больниц и провода с контактных сетей. Кого-то же надо винить? Надо! Вот и пусть: если в кране нет воды – значит, выпили жиды, Если нам никто не рад – это Сталин виноват, Если пусто в магазинах – всё взял Горбачёв, скотина, Если денег нам не платят – виноват у власти дядя… Но я не о том: кто тогда был взрослым – и так всё помнит. А кто ещё не вырос, а тем паче – не родился, тому и рассказывать бесполезно: у него есть своя сказка о потерянном времени.

В это голодное время великих перемен, когда хозяйки делили одну сосиску на всю семью, а из чудом добытой свиной головы готовили не менее пяти разных блюд, когда получившая непонятную свободу слова, разума и воли страна попала в прямую зависимость от «карточек» на хлеб, мясо, масло, табак, мыло, сахар («Ах, вы с мылом руки мыли?! Тогда будете чай пить без сахара!»), её дитя появилось на свет. Здоровая девочка, хоть и тоненькая, худенькая, бледнокожая. Ах, как хотелось её матери быть хорошей мамой: нежной, заботливой, ласковой… И в мечтах она и была такой. А наяву всё было гораздо хуже: на дворе – «лихие девяностые», муж, видимо, испугавшись ответственности, сбежал от новорожденной дочери практически сразу (кстати, позже провернул такой же трюк ещё с одной дамой: «Ты мне нужна! Мы будем растить нашего ребёнка!» - и через пару недель после родов: «Прощай!»… А может, таких дам было и больше, мне не ведомо. Но не о нём речь), счастливой бабушке платят всё реже, а кушать хочется всегда. И всем. И вот тут, видимо, и было решено: ты же, дорогая, сильная, ты выдержишь – ребёнку надо. Ребёнку надо всё. А тебе, дорогая, ничего… Ей хотелось быть хорошей мамой –но сначала надо было искать продукты по талонам («С ребёнком посидит бабушка»), чуть позже – зарабатывать денег («Бабушка на пенсии, мне не платят, я тебя растила, ты мне должна! – и, как главный аргумент: - Ребёнку надо!»). А ей, юной маме, тоже было надо: и тепло своей матери, и поддержка… Но – ты сильная, ты сможешь!

Замечали, кому обычно говорят эти слова? Высоким, крупным девушкам. Не задаваясь вопросом, а действительно ли она сильная. Если размер твоей одежды превысил сорок шестой, а ростом ты не уступаешь мужчине – ты сильная априори. И не важно, что в душе ты маленькая и растерянная девочка-подросток: не поверят. Маленькую, худенькую даму будут оберегать, носить на руках: она же такая слабенькая. И никто не поверит, что всё наоборот: это вот та маленькая, худенькая дама сделана из прочного металла, она хладнокровно пойдёт к своей цели и легко справится со всеми проблемами. А вот эта, здоровая на вид, крупная деваха – она не то что к цели своей дойти не может, ей просыпаться-то страшно: там ждёт большой мир, большие проблемы, и их надо решать. Ей решать. А ей больше всего на свете хочется сидеть в уютном домике, заниматься хозяйством и не думать ни о каких проблемах! И каждое вот это «ты сильная!» только добавляет неуверенности. Это я-то сильная? Я справлюсь? Я никогда…

«Я сильная, я справлюсь!» - шептала она себе, глядя, как её дочь всё более и более оказывается бабушкиным ребёнком. В постоянной борьбе за выживание бороться ещё и за ребёнка было свыше её сил. В конце концов, бабушка – не чужой человек… А бороться приходилось постоянно: семье нужны деньги, для денег надо работать, работать по образованию – негде, там не платят. Значит, сменить специальность: пока ещё платили в сфере обслуживания. В выходные – рабочий день. В праздники – рабочий день. Постоянно вокруг тысячи людей, которым от неё что-то надо… И хочется крикнуть им всем: «А идите вы лесом!» - но нельзя… Надо улыбаться и на самые идиотские вопросы отвечать спокойно. Сфера, блин, обслуживания. «Клиент всегда прав». А усталость копится: на работе – на одного нормального клиента с десяток таких, кто пришёл выплеснуть негатив, дома – постоянные упрёки («Ты плохая мать! Видишь, ребёнок меня любит больше!» - конечно, больше, он маму и не видит почти…), а ещё сколько ни работай – денег всё равно нет. И мечты, такие яркие недавно, начинают терять свои краски: серая краска сильнее других.

Постоянная усталость и ощущение никомуненужности быстро сделали своё дело: юной маме стало необходимо бежать от реальности. Сначала хватало лайт-версий: стихи и философские трактаты, теософские беседы до утра или просто песни под гитару… Но вскоре этого оказалось мало: сколько бы народу ни было рядом, она всегда – одна. Множество знакомых – и ни одного друга. Множество приятелей, с которыми можно провести неплохую ночь – и ни одного надёжного возлюбленного. И никакой поддержки дома: в лучшем случае – глухое равнодушие. В худшем – упрёки и оскорбления. И в какой-то момент она сдалась: будь что будет. Жить днём сегодняшним, не думать о том, что будет после! Веселиться, танцевать, петь и пить! Вы считаете меня сильной дрянью? Отлично! Я буду такой! Вы, дорогие родственники, уверены, что я переспала со всем знакомыми? Да, я сделаю это! Я не уверена, что я смогу быть сильной – но я смогу соответствовать самым плохим вашим ожиданиям. Я научусь не верить людям, я научусь не доверять родственникам, я научусь никого не любить…

Да, возможно, это было ошибкой. И, скорее всего, этой ошибки не было бы, если бы у неё была возможность не пытаться быть сильной. И не быть всегда на виду, иметь хотя бы пару метров личного пространства, где можно всё обустроить так, как ей хотелось, куда можно было бы прятаться, словно в скорлупку, чтобы побыть наедине со своими мыслями. Но не было ни своей комнаты, ни понимания в семье… да, по сути, и семьи-то не было: все обитатели дома просто судорожно пытались выжить. «Не дай вам Бог жить в эпоху перемен!».

Ребёнок рос. Росли ее запросы. И на этом фоне было всё равно, что мама купила себе куртку – драненькую – в секонд-хэнде. Зато ребёнку – ещё одни сапожки. «Девочке надо». – «Да, надо, никто не спорит, но у неё одни есть, а мои разваливаются!» – «И что? Ты взрослая и сильная, ты справишься!». Справлюсь… Вот доеду в гости, налью портвейну – и справлюсь… Мы будем снова пить и петь до утра: в этой компании никого не волнует, какие на тебе сапожки и куртка, они и сами такие же нищеброды… «А зато мы духовно богаты…»

Не обременённые детьми подруги заканчивали институты и заводили семьи. Девочка подросла ещё и пошла в школу. Денег стало необходимо ещё больше: школьные поборы, ручки-тетради, - а желание их зарабатывать становилось всё меньше. И мир всё более и более окрашивался в серый цвет. Перестали радовать книги: за очень редким исключением. Перестали приходить рифмы. Перестали притягивать выставки и театры. Всё всегда упиралось в одно: денег надо больше, больше, больше, а денег нет. Попытки искренних, исповедальных разговоров с матерью, и без того редкие, были сведены к полному отсутствию: в минуты ссор всё некогда сказанное летело в лицо с весьма нелестными эпитетами. И это было больно…
Немного легче было за городом, но нельзя же жить в лесу всегда! Хочешь-не хочешь, а город с его проблемами ждёт. И чем больше проблем, чем чаще звучит это «ну ты же сильная», тем больше хочется просто не жить… «Дорогие мои покойники! – молила она ночами. – Заберите меня к себе!». Не забирали: рано.
В какой-то миг она придумала себе: меня прокляли. Стало жить немного легче. Но совершенно не веселее. И самое главное – совершенно не объясняло, как быть. Позже она решила: мне так плохо потому, что я должна очистить кармический круг нашего семейства. Раз мне так плохо, у дочери всё будет хорошо. Что ж, какое-никакое, а утешение. Тем более, что прочитано и выучено столько красивых слов: кармический круг, венец безбрачия, проклятие одиночеством… Все брамфатуры и стихиали этого мира сплелись в яростном танце для того, чтобы не дать мне быть счастливой… И чем больше думала про отсутствие счастья, тем меньше его становилось.

Страна тем временем сменила пару правителей, выкарабкалась из великих перемен и зажила совершенно иной жизнью. Жизнью, в которой рефрен «ты сильная, ты справишься» не умолкал никогда. Вдруг выяснилось, что правы были те, кто получал высшее образование: в хороших конторах даже в уборщицы без «вышки» не берут. «Я работала», - оправдывала она себя, боясь допустить другой мысли: я все эти годы просто не жила.
Знаете, что самое страшное в такой вот не-жизни? Апатия. Полная апатия ко всему, что недавно ещё волновало. Потому что пустота требует заполнения. Кто-то заполняет её работой, кто-то – блудом и пьянством. Второе – зачастую прибежище тех, кто оказался под слишком тяжёлой ношей.

Иногда ей ещё бывало больно. Например, когда она слышала обращённое к дочери «Иди, там твоя мать пришла!»… Это «мать» - хлёсткое, как удар, - было больнее всего. Да, не получилось у неё быть такой мамой, как мечталось, но не по своей же воле! Когда уходишь на работу, а ребёнок ещё спит, приходишь – уже спит, очень тяжко «соответствовать». Когда нет отца, и все его негативные функции сложены на твои плечи (сделать выговор, наказать, например), очень сложно быть доброй мамочкой. Когда тебе – при ребёнке – говорят «Ты плохая мать!»… что ж, ребёнок привыкает к тому, что у него плохая мать…
«У меня ещё всё будет хорошо…» - шептала она в темноте, глотая слёзы. Но надежда была всё более и более призрачной. И старый способ эскапизма уже не помогал: алкоголь приносил забытьё, но не приносил облегчения.

Ей повезло: каким-то неимоверным усилием воли удалось выскользнуть из многолетней депрессии самой. Без помощи психологов. Без антидепрессантов. Потребовалось много месяцев самокопания, много ночей без сна, много длительных диалогов с самой собой для того, чтобы осознать простую истину: ты, дорогая, просто пару десятков лет назад взяла на себя слишком тяжёлый груз. И не справилась: надорвалась. Что тебе нужно для нормальной жизни? Не пытаться отвечать за всё-всё-всё? Не отвечай! Не быть мужиком в доме? Не будь! Ты не хочешь ничего решать? Сшей себе платье…

Ей повезло: осознание того, что вся её жизнь сложилась не так, как хотелось, перестало вызывать слишком сильную боль. Боль, которую хочется залить крепким алкоголем. Она смирилась. Научилась делать вид, что всё хорошо. Научилась снова радоваться не бокалу пива, а интересной книге. Мечтать и думать… А ведь был такой момент, когда думать не то что не хотелось – не получалось. Чтобы занять досуг, она тогда часами разгадывала сканворды: любая мысль могла привести к осознанию того, что суицид – не так и плохо…

Ей повезло… Но осталось одно: реакцией на любую боль моментально наступает апатия. Ещё не депрессия, но уже близко. А окружающие (нет, уже не близкие – она сознательно отстранилась от всех и не подпускает к себе почти никого) всё равно считают, что она сильная. Она справится…

Нет.