Без головы

                Без головы.

        Здравствуйте. У меня был муж. Без головы. Ну, т. е. совсем без головы. У Майн Рида – всадник без головы. Только у всадника голова, конечно, в начале была. А у моего мужа не было головы с самого начала. Он мог её снимать и одевать обратно. Он голову снимал. И одевал. Снимал. Одевал обратно. Когда я с ним познакомилась, голову он одел. Утром встаю, он рядом лежит без головы. Я так и обомлела от нервов. Даже кричать не смогла. Рукой по лицу провела. Рот открываю, а кричать не могу. Слова во мне, как застыли. А он встал, голову взял. И говорит:
        - В чём дело?
        Я слова вымолвить не могу. Села. И заплакала. Слёзы во мне скопились. И наружу. А он спокойно так говорит:
        - Ничего не могу с собой сделать. Ты не знаешь, что официальная медицина говорит по этому поводу, когда головы нет? Что в этом случае надо делать.
        Я смотрю, он голову свою повертел в руках. Она у него пострижена под полубокс. Двойка. Почти лысая голова.
        - Хотел, - говорит, - взять и бросить её куда-нибудь. А потом, думаю, найдут. Начнут искать владельца. Ни в чём не повинных людей хватать. Нет, решил. Разобью об асфальт. Тоже не верно. Кровь. Мозги. Что люди скажут? Вот так и мучаюсь с ней. В руках поношу. Надоест, одену. Опять сниму. А без неё и думается как-то легче! Я привык без неё думать. Голова где-то находится рядом. А я думаю. И точно не знаю, кто думает. Я или голова. Наверное, это моя голова думает. Потому что когда я её одену, в тот момент, когда я думаю, чувствую, что мысли откуда-то со всех сторон переползли наверх. В саму эту голову.
        Причитал он так, причитал  битый час. И стало мне его жалко. Я плакать перестала.
        - Пошли, покажу тебя одному моему хорошему другу, хирургу. Может, голову тебе пришьёт. Да и всё.
        Я сама врач. Только микробиолог по профессии. В микроскоп смотрю, что мне дадут. О хирургии имею только самые общие представления. А здесь узнаю, что умер мой хороший друг хирург. Спирта выпил, и умер. Вот так распорядилась судьба. И осталась я совсем одна. Говорю тогда:
        - У тебя-то есть кто-нибудь? Взрослый.
        - Нет у меня никого. Один я. Была у меня мать. Попала в психушку. Спилась и умерла. А отца не было у меня никогда и вовсе. С самого детства я один. И друзей никогда не было.
        Я в первый класс пошёл в тринадцать лет. Два раза на второй год оставался. Вызывали мать в школу. Хотели и в третий раз оставить на второй год. Мать им сказала, хорошо, будет больше знать! Я в школе этой ещё год побыл, да и бросил учиться.  И ещё двоих с собой увёл.
        Прижились мы к цыганам. Те двух моих товарищей в люди вывели. А на меня рукой махнули. Проку, говорят, с тебя, пролётного чувака, никакого. Ну и прибился я тогда к цирковым. На всякую там работу. Так и жил. Пока один фокусник меня этому фокусу не обучил.
        Он меня как-то сразу приметил. Говорит, из тебя выйдет толк. У тебя прирождённый атакующий стиль, как у Бори Спасского, подвижная тактика. В тебе, говорит, переделывать ничего и не надо. Очевидно, у тебя это с раннего детства.
        С ним и начал работать. Голову снимать и одевать. Стали мы большие деньги зарабатывать. Ушли из цирка. Гастролировали вдвоём. Потом как-то, исчез мой фокусник. Вот так вот, и живу пока. Чему он меня обучил. А больше я ничего и делать-то не умею.

        Так я его и поняла. Приняла я его исповедь, как свою собственную. И стали мы с ним жить душа в душу. Утром я на работу. С работы – он уже дома. И денег полные карманы. Ну, думаю, счастье то какое! Привалило.
        А тут как-то я спросила его. Интересно, как твой дружок, фокусник, испарился вдруг?! И он ответил:
        - Ты знаешь, было это так. Мы прибыли на гастроли по договорённости в Гомель. Там гостиница. Мы в номер. Поздно ночью уже дело было. Входим в номер, оплачено всё там и всякое такое. А в номере том какие-то мужики пьют водку. И закусывают. Нас увидели, и в рассыпную. Как будто мы их накрыли.
        И говорят, мы, де, сейчас уйдём отсюда. И уходят. А мы, откуда знаем, кто они, номер то их. Может, и вернутся обратно. Ждём их тогда. Спать уже легли. Завтра ж, ведь, уже и представление. А мужики эти пропали, как будто нам они вообще и померещились.
        День, другой проходит, этих мужиков нет и в помине. Мы уже дали представление - на одном заводе, на втором. Неделя проходит. Мужиками этими уже и не пахнет даже. А рядом с гостиницей – парк. И река. Я в этом парке любил гулять. Осень уже. Но красиво.
        И как то я разминулся с ним. Должен был билеты купить обратно. Стою в очереди за билетами. А его всё нет и нет. Я уже и билеты купил. И кассы закрылись. А он так больше и не появился.

        Ладно, говорю. Ты теперь голову одень, пожалуйста. Нам денег хватит. Главное, я есть у тебя. А ты есть у меня. Как-нибудь, проживём. И потом, ты её не снимай больше. Так мы с ним прожили ещё двадцать пять лет. И он помер. Деток мы с ним нарожали. И внуков тоже.
        Многих я повидала на своём веку. Но чтоб голову кто-то снимал и одевал – что-то подобное я встречала лишь в знаменитом японском фильме – Легенда о Снежной женщине. Вообще…