Зимовать

- Ну, счастливо, - и я захлопнула дверь перед самым его носом. «Пожелания счастья – один из признаков воспитанного человека» - учила меня бабуля, и я бы не хотела, чтобы там, откуда она  на меня смотрит вот уже 15 лет, посчитали меня тщетным итогом её трудов.
- К счастью, - изобрела я новую примету, оставляя на полу в парикмахерской львиную долю своих волос.
- На счастье, - попыталась подумать я, узрев глянцевую подкладку кошелька. И легла спать на жестких сидениях спортплощадки.
Депрессия – это сон. Попытайте знакомого доктора на предмет медицинских объяснений этого утверждения. Моя депрессия уснула, исходив полгорода на неудобных сидениях, приспособленных под спортивные попы, и снились ей городские сны.
В одном из них я проснулась, а рядом со мной сидел незнакомец. Он улыбался и протягивал мне руку, а над городом в это время восходило летнее дымчатое солнце.  Бабушка мне не объясняла, зачем нам снятся такие сны, после которых не хочется просыпаться. И  куда деваться, когда ты открываешь глаза в обычный мир?
Я проснулась. Рядом мяукал облезлый котенок, а небо заволокло тучами. Казалось бы: такой насыщенный день, а я как остановилась вчера на жестоком понимании, что идти мне некуда и не к кому, так на нем и осталась.  И зачем просыпалась?
***
Даша проснулась в своей кровати и резко села. Это был сон? Сон… И зачем я проснулась? Во сне она коротко подстриглась, ушла от мужа  и ушла вообще от всего. И даже во сне  видела сон. Сон перемен. Несбывшихся перемен.
Телефон мужа  в другой комнате  заиграл мелодию будильника.  - Даш, 5 минут и я встаю.
А Даша, сидя в кровати, отчетливо понимала, что ей хочется только  одного: хлопнуть дверью, резануть «Ну, счастливо!» и пойти стричься.
Спросите у знакомого доктора: когда ты в депрессии, то вся жизнь становится сном. Как она пила кофе, привычно хлопала мужа по заднице и выбирала наряд, Даша не помнила.  По пути на работу начался дождь (погода во сне все же была верной) и Даша провожала взглядом капли на стекле автомобиля. По радио что-то бодрое вещали ведущие, Олег посмеивался их шуткам, матерился на других водителей… Катясь вниз, капли  тянутся друг к другу. Они переплетаются, то сливаясь, то разъединяясь, но никогда не текут каждая сама по себе.
Олег поспешил высадить Дашу у её работы, чтобы добраться по пробкам на свою.  Дежурный поцелуй – не поцелуй вообще. Этому Дашу не учила бабушка, этому Даша решила научить своих внуков.
Есть хорошая штука: авторежим.  Отключил голову и работаешь руками-ногами по привычному кругу.  Поэтому садятся пьяными за руль:  голова в управлении автомобилем не участвует, все делается на автомате, с закрытыми глазами. Авторежим – редкостное зло.
Даша пила кофе, лазила в интернете, за волосы тянула себя посчитать  очередную цифру в очередном отчете, а потом одернула на себе юбку (розовую – заметила!) и вышла из офиса. Дошла до ближайшего скверика, села на лавочку.  Отметила про себя, что лавочка эта, пожалуй, поудобнее для сна, чем сидения, на которых она спала во сне, разве что мокрая. Мокрая? Да что уже теперь, юбка намокла.  На плитке перед лавочкой  валялась шелуха от семечек. Черные туфли, черные семечки, черное небо над головой. И лишь юбка отчаянно розового цвета.
Возвращаясь с обеда, Даша оставляла на каждой оставленной позади лавочке саму себя. В мокрой розовой юбке, с шелухой от семечек под ногами  и взглядом. Диким взглядом подстриженной, одинокой, плавающей во сне женщины.
***
Собрав волосы в хвост, Даша вышла из офиса и села в машину к мужу. Зарядивший с утра дождь все плакал  по ушедшему лету, а  мелькавшие сквозь дождевые капли витрины обещали новый яркий мир. Нырнуть в них, утонуть с головой… Красный лак на Дашиных ногтях облупился, и она отковыривала его застывшую пленку, бросая красные частички себе на грязную розовую юбку.
 Я не люблю его. Ошеломляющее открытие поразило своей четкостью. Я не люблю его, не люблю.
Даша повторяла про себя эти  слова снова и снова. Они звучали мрачным звоном в голове, подпевались песней дождя и странно  соответствовали  веселому щебету радиоведущих. Олег говорил про … Про что же он говорил? Любовь – это когда тебе интересно слушать про 95-й бензин, - отметила про себя Даша, вспомнив цитату из интернета. А он что, все-таки про бензин говорил? - пыталась она понять, засыпая одна в большой кровати.
Олег спал на диване перед телевизором. Вряд ли он задавался медицинским объяснением своей привычки засыпать под фильмы.  Долгие месяцы  вахты он засыпал именно так. Долгие месяцы после вахты он не меняет привычки.
***
Вам  не говорили знакомы доктора,  что самое счастливое время это несколько секунд после пробуждения?  Пока еще не обрезалась пуповина с нашим внутренним космосом и на голову не опустилось  тяжелое яблоко реальности, мы пребываем в счастливейшем  состоянии, быстро, впрочем, забывающимся.
Сегодня Даша поймала эти несколько секунд после пробуждения, посмаковала их, попыталась удержать…
- Дусь, кофе поставь.
Олег кричал из душа, Даша ставила чайник на кухне, в утреннем небе хозяйничали серые тучи.
***
- Дашка, вы не первый раз ссоритесь, все будет пучком, - Аглая фыркнула сигаретным дымом в Дашину сторону и приобняла её за плечи. – Вас как качели в разные стороны мотает: то любовь, то морковь.
Официант унес пустые стаканы, Даша скребла ложкой по растаявшему мороженому  и усмехалась про себя Аглаиной простоте. Ей бы, Даше, так. 
- Так что случилось? – Аглая  потушила сигарету и уставилась на Дашу  прямым взором красивых глаз.
Как объяснишь ей просто и доступно, что пять лет вместе оказались ошибкой, что она всегда знала, что так и будет, но гасила, гнала. Что старалась любить, а зачем? Что хочет любить, но… не может? Что  вчера вечером возвращаясь из магазина, до боли смотрела на машины, в которых звучала музыка, раздавался смех, и нервно сглатывала, вспоминая поездки с мужем. Что она потухла рядом с ним, что она тонет, что, черт возьми, ей больно спавть одной! Как это объяснишь словами, если чувствуешь кончиками пальцев? Все чувствуешь. Но сказать лишь можешь: не любовь. И точка. С любовью такого не происходит.
Даша плакала, Аглая поглаживала её по спине.
- Глашка, я не могу объяснить. – И Глашка поняла.
***
Даша с болью смотрела на себя в зеркало. Вчера на корпоративе все обсуждали Ирку, на которую вечно клюют мужики высокого полета. Вот и в этот вечер к Ирочке прилип московский бизнесмен  и закончилось все вполне предсказуемо невесело. Он рвался провести остаток вечера с ней,  у неё этого и в планах не было. Засидевшиеся  в ресторане коллеги, наблюдавшие эти пертурбации, разделились на два лагеря. Одни выгораживали Ирочку, дескать она и в мыслях не имела ничего такого. Другие жалели мужика, вполне конкретно проявившего свои намерения и игравшего по всем правилам. Даша понимала, что Ирочка просто еще не умеет выключать кнопочку мужского клева. Даша научилась, поняв, что в определенных ситуациях безопаснее и беспроблемнее  быть обычной. Выключила кнопочку – и все, такая же как все, включила – и сияешь.
Намазывая лицо кремом,  Даша неотрывно смотрела в зеркало, пытаясь разглядеть «докнопочную» себя. И не могла. Глаза не блестели, живость лица ушла. Кнопчка больше не включалась. Так тебе и надо! – бросила Даша зеркалу.
Странная в этом году осень. Дождь, серость, дождь. Листья, так и не успев попасть  в объективы свадебных фотографов,  сгнили. Постоянная сырость и промерзшие насквозь ноги лишали сил. Проснувшись  как-то утром. Даша выключила будильник, отключила на телефоне звук  и снова уснула.
***
- У меня всю жизнь была короткая стрижка, не длиннее четырех сантиметров, -  парикмахер ловко щелкнула ножницами и на пол полетели каштаново-рыжие Дашины пряди. – А потом я захотела длинные волосы. Отрастила. Чувствую себя теперь такой женственной.
Вот с чем-чем, а с женственностью у Даши в этом сезоне точно не задалось. Даша смотрела,  как  блиставшая отлично уложенными волосами парикмахерша сметала то, что еще недавно было ею, Дашей, в мусор.
Убейте знакомых докторов! Почему, почему медики еще не научились  противостоять ударам, обрушивающимся прямо на голову? Почему не придумали лекарства, приняв которое можно отключить чувства и внять доводам разума? Почему Даше сейчас так больно, хотя она знала и готовилась к этой боли? Почему так болит?
Что там творилось в бесконечных командировках и кто такая Аня, Даша узнала  от Олега. Выйдя на балкон, Олег с Ромой курили и даже не думали говорить потише, когда в комнате гремела музыка и смеялись гости. А Даша как раз  заносила на кухню грязную посуду, помогая хозяйке – Ромкиной жене.  Кухня традиционно была предоставлена под женскую курилку, и через  распахнутое окно было слышно все. Застыв с объедками в руках, Даша тупо слушала свой приговор.
По газам на всю мощь! Дальше! Дальше! Прочь от боли! Куда она летела? Подгоняемая диким адреналином, Даша, отсечка за отсечкой,  гнала Хонду  в ночь. Яростно всматриваясь вдаль,  пропитываясь басами ночного эфира. Дальше! Туда, где не будет слез и этой невыносимой, давящей боли.
Спина еще хранила в мышечной памяти ощущение теплых бабушкиных рук. Подростковые нервы и истерики у Даши никогда не выливались слезами. Тахикардией, головной и сердечной болью, но только не слезами. «Поплачь, детка, легче будет» - и бабушкины руки на Дашиной спине.  Уткнувшись носом в стенку,  чувствуя нежные поглаживания, Даша неизменно успокаивалась. Плакать тогда так и не научилась, твердо вбив себе в голову, что это ей не к лицу.
Открывая глаза, Даша не могла понять, почему бабушка её гладит по спине так больно? Почему так тянет, почему она не может улечься поудобнее, пошевелить ногами? Открывая глаза, она с ужасом пропустила блаженные секунды пробуждения и с головой окунулась в кошмар реальности. Она в больнице. После аварии. Надо было, как же надо было тогда поплакать! Выпустить все из себя, уснуть, напившись, как делают нормальные люди.
***
Теперь она плакала. Когда поздно, оказывается, плачется так легко.  Ей повезло. Думая об этом, Даша неизменно хмыкала. Повезло, как же. Но все же удача, провидение, силы небесные – назовите как угодно – были в ту ночь с ней.  Она при 150 км/час протаранив рэнджровер, не только выжила, но  обошлась без серьезных последствий. Припаркованный у загородного кафе внедорожник  восстановлению не подлежит, как и Дашина Хонда, получившая удар справа, но все живы.  Вернее, она одна жива, ведь джип пустовал, ожидая гуляющих в кафе хозяев.
Вытирая слезы, сморкаясь  в край простыни, Даша отчаянно жалела об этом везении. Как было бы легко, поставь она такую точку. А теперь боль и унижение навалились таким комом, придавили к больничной койке, размазали  на той картине, которую она так бесполезно всю свою жизнь рисовала.  И это называется повезло?
Аглая  раздобыла какие-то новомодные средства,  чтобы помочь Дашиной спине и дальше нести Дашу по жизни. Тупо уставившись в окно, Даша терпела Аглаю, её апельсины, новогоднюю елочку, которую та притащила в палату, цветы.  И понимала, что все-таки ей повезло: разгребать бардак, заполнивший её жизнь доверху, она будет потом. А сейчас – лежать, спать. Спросите у знакомого доктора  про сон и услышите в ответ, что он – лучшее лекарство.
Когда грязная посуда грохнула об пол, Олег с Ромой как раз смеялись  над своими командировочными приключениями. Они  и внимания на это не обратили. И никто не обратил. Никто не заметил, как Даша выбежала из квартиры. Когда начали искать и звонить, она уже  лежала в отключке, повиснув на руле.  Недолго длился её адреналиновый вираж.
Объясняться ни с кем Даша не хотела. Олег, каким бы козлом он не был признан, понял все. Пришел с цветами и виноватой мордой. Мордой! Даша передернулась, вспомнив похабные шуточки и  смачные подробности, звучавшие не для её ушей.
- Пошел на ….!
Бабуль, закрой уши. Я больше так не буду.
***
Окруженная больницей снаружи, напичканная больницей изнутри, Даша  на правах больничного человека сама ответила на вопрос, который надо было задать знакомым докторам. За четыре месяца на больничной койке она твердо уверилась  в том, что депрессия – это душевный герпес.  Не выводится. Но жить можно.
Сработал душевный иммунитет – инстинкт самосохранения. Даша улыбнулась хмурому серому дню, проникавшему через хмурое серое окно палаты и отчаянно захотела музыки. И поняла, отсюда надо выбираться. Этот миг стал переломным. У Даши ёкнуло сердце и в невыносимости этой  сердечной боли она свернулась калачиком на жалкой больничной постели. Внутри набатом громыхало: а  если бы я оказалась неизлечимой?  Захотела бы выйти из больницы, но понадобились бы бешеные деньги на операции,  а они не дали бы эффекта? А если бы я стала овощем и даже не знала бы, что со мной происходит? А если бы я  стала невольной  убийцей на дороге…. Захотела бы выйти из больницы, врубить любимую музыку в наушники и слиться с толпой, но не смогла бы! Раздавленная этим открытием, Даша почувствовала настоящую свободу! Она жива! Она может хотеть! И она добьется.
Феномен: если человек чего-то хочет, то ему это дается. Даша четко хотела в первые теплые апрельские дни уже быть на ходу. Хотела в свою постель, в свою кухню и в свою музыку. День космонавтики она встречала дома. Феномен  желаний не срабатывает только в одном случае: с погодой. 12 апреля за окном бушевал снегопад.
Квартира, оставленная Даше бабушкой, встретила хозяйку пустотой.  Олега здесь давно уже нет. И Даша, закрыв за собой входную дверь, зло заплакала, орошая слезами время, потраченное на него.
***
В серебряном веке поэтессы вопрошали «Откуда такая нежность?». В загазованном свинцовом  сеголдня Даша не могла понять, откуда в ней такая злость. Бессильная злость опустошала её ночами. Сон за сном её преследовал дичайший кошмар: она, Олег и эта Аня. Она все знает и ей больно. Но ничего, ничего сделать не может. Злая, бессильная ярость наливала Дашу слезами – бесполезными и жгучими.  Уже не исправишь.
Но все же почему ей так не повезло? Почему?  Как-то они  с Аглаей возили на соревнования по гимнастике Аглаину племянницу Лику. Тренер Лики – красивая ухоженная женщина возилась со своими подопечными, а её супруг – солидный мужчина, чьей солидности не мешал даже спортивный костюм олимпийской расцветки,   фотографировал соревнования. Дашу тогда так поразила эта иддилическая картина. Она удивилась, неужели вот так может быть, чтобы двум людям было так спокойно друг с другом? Она занята своим делом, он рядом и тоже занят своим. В этот момент ей позвонил Олег  и  словно ушат помоев, выплеснул на неё свое негодование  тем, что она не брала трубку. «Я звоню тебе целый час! Посмотри, сколько у тебя пропущенных!» и добавил тираду крепких словечек в её адрес. Даша отключилась.  На ковре выступала Лика, щелкал затвор фотоаппарата, тренерша улыбалась,  предвидя хорошие оценки судей. Как ему объяснишь, что она была за рулем, потом они с Аглаей  помогали переодевать Лику и накладывать ей макияж, что на трибунах, хоть и полупустых, все жен было шумно… Вспышка за вспышкой в Дашину жизнь вколачивались гвозди, а она даже не знала об этом.
Сейчас, в освободившемся от Олега времени и пространстве  Дашина боль разрослась густо и ярко. Вбитые гвозди, слишком острые, слишком ядовитые, проникали все глубже.
***
Вы никогда не спрашивали у знакомых докторов правда ли, что время лечит? Наверняка ответ был отрицательным. Время не лечит, оно лишь промывает раны. Как фронтовая медсестра, любовно бинтует их и тащит на носилках дальше. И вопрос в том, выдержат ли хрупкие девичьи плечи эту ношу.
Дашиной медсестрой стала работа. Одна сотрудница ушла в декрет, другая – в отпуск, третья – на повышение. И Даша, взвалив себя на носилки, сама потянула и свои раны, и свои обязанности, и всю пустоту своих будней.
Перед одиноким человеком закрыты все двери. Об этом не пишут глянцевые журналы, но доктора подтвердят. Куда ни ткнись, двери не открываются. Даша пыталась ходить в кино, в кафе, просто гулять по улицам.  Полный ноль. Вселенная оставила её за запертой дверью и упорно не замечала неистового стука. Ляг на лавочку в своей розовой юбке и усни  навсегда – кто заметит?
Подкралась еще одна осень – тягучая и серая. Пусть листопад, пусть солнышко играет  в витринах. Даша застряла в той, прошлой,  осени, и сквозь её серость не видела красок нынешней.  Оставляя на каждой лавочке серую себя, она шла сквозь сквер на обед и по её опущенным плечам, по сутулой спине  и сапогах без каблука струилась тягучая серость.
***
Цифры, всюду бестолковые цифры. Даша твердо знала, что пришлось бы ей вместо одного метра квадратного земли вскопать два, она бы справилась. А с удвоением груза цифр нет. Фронтовая медсестра вышла из неё никудышная.
Больно не из-за людей. Что там людишки из плоти и крови, боль причиняет время. Потрачено – Даша прикрепила к последним годам своей жизни этот ужасающий своей правдивостью ярлык. И не вернешь ведь, не перепишешь заново, не пропустишь через фотошоп. Но она с отчаянной решимостью  новоиспеченной медсестры перебинтовывала раны прошлого, тем самым не давая им зажить.
***
Проспала! Когда с вечера отключаешь будильник, так обычно и случается. Проснувшись и взглянув на пробивающееся сквозь туманную дымку солнце, Даша еще сонным голосом позвонила на работу и объявила себя заболевшей. Осень, все болеют. Потом заварила кофе и завернувшись в уютную мягкость пледа,  размешивала ложкой молочную пену, рисуя  облака и… море.
Море! Ну как же, я хочу на море! Даше так остро захотелось, впервые за последний год, позвонить кому-нибудь и рассказать, что она хочет, хочет(!) на море! Но Аглая на другом конце страны и её новый номер Даша так и не записала в телефонную книжку. Она уехала со своим моряком на новый фронт, а Даша осталась окровавленная на поле брани, с которого ушли все армии. О чем  вести телефонные разговоры?
Но сейчас, срывая бинты, смывая следы зеленки, Даше так хотелось смотреть  кому-то другому в глаза, делиться своими лекарствами, предложить место на носилках.
Даша засмеялась. Она, дурра зареванная, изломанная, серая, захотела любви. Пришлось схватиться руками за стул: так быстро её понесло  в самое сердце  водоворота.  Целовать, закрывая глаза касаться мужской щеки своею, обнять за сильные плечи, животом, бедрами чувствовать его живот и бедра, совпасть с ним всеми изгибами…
Даша, хохоча и обливаясь слезами посылала к черту весь мир! Ну, счастливо, товарищи по клубу анонимных одиночников, дальше я сама. Я, Даша, серая и изломанная, познала истину,  впитала её в себя и стала истиной во плоти. И я говорю: ищите и обретайте истину в супружестве.
Истерить, это вам не картошку копать: спина не устает. Метр за метром, ряд за рядом, Даша вскапывала свой огород, мечтала, бредила по ночам. Урожая – полны закрома. Но отдаваясь новой мечте, Даша, краем сознания, не занятым сбором урожая, понимала, ей не сбыться. Придумала встречу – ставь на ней крест. И лишь одна реалия осталась  - море. Там она ничего не придумывала. Она хотела дышать соленым воздухом и слушать прибой.
- Даш, признавайся, ты – якутка? Что делать на море  в декабре?
Даша, повинуясь недавно познанной истине, делилась своими бинтами и зеленкой со всеми, с кем могла. Светка из соседнего кабинета, размешивая в чашке кофе сахар, мечтательно протянула:
- Нет, ты точно якутка. Кто еще захочет зимовать на море?
Наверное, доктора объяснили бы Дашин побег на море  весомыми  причинами. Но Даше было наплевать на докторов с их диагнозами. Декабрь, холодный и ветреный, простуженный до костей, Даша  пробежала, играючи. Получив новогоднюю премию,  в последний день старого года, она села в автобус, едущий к морю.
Пока не уснула, Даша все думала, что она сейчас испытывает? Радостное возбуждение, предвкушение?  Тогда почему ей так спокойно,  так… на своем месте? Как будто она возвращается домой, и все её раны уже давно залечены с помощью пыльного, прослюнявленного подорожника.
В новогоднюю ночь на юг страны обрушились яростные снегопады. Море встречало Дашу всеми возможными ненастьями: ветер, мороз, снег.  Их автобус с тысячами других автомобилей застрял в снежном плену дороги.  Пока вокруг суетились  люди, устраивая пассажиров на ночлег, обеспечивая их теплыми пледами, горячим чаем, бутербродами, Даша улыбалась, скрывая улыбку в надвинутом по самый нос шарфе: «Здесь я буду зимовать».